Текст книги "Когда взорвется газ?"

Автор книги: Данил Корецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

В общем, Андрей в полной мере ощущал прелести неожиданно наступившей «семейной жизни». Особенно нравилось то, что все устроилось само собой: и по работе, и в быту. В нюансы он не вдавался и если бы в один прекрасный день обнаружил в «скандинавской» квартире ребенка, который называет его «папой», то воспринял бы это как должное. И даже порадовался бы, что ребенок тоже появился без особых хлопот.

Надо сказать, что все полученные удобства и преимущества Губарев отрабатывал сполна. Электромагнитный сепаратор был уже сконструирован, изготовлен «в металле» и проходил лабораторные испытания. Работа над радиационным фильтром продвигалась полным ходом. Главный конструктор лично возглавил экспедицию на законсервированное Зеленолукское радоновое месторождение, и умершая разработка начала быстро возрождаться к жизни. Закончили расчеты параметров прокачки двойного газового потока. Подходил к завершению технологический проект изготовления радонового топлива. И это была только половина его работы.

Вторая половина проходила в Польше. Восьмисоткилометровое расстояние между Киевом и Варшавой преодолевалось Андреем Васильевичем и Маргаритой как минимум раз в неделю, а то и чаще. Их стали узнавать стюардессы салонов первого класса и служащие VIP-зон международных аэропортов, а таможенники приветливо интересовались самочувствием симпатичной пары. Во многом этому способствовало то, что важных пассажиров встречали и провожали солидные, хорошо известные в сопредельных странах люди. Например, в Варшаве первым обнимал дорогих гостей пан Казимир Халецкий – национальная легенда, которую почти все знали в лицо. Сейчас он возглавлял концерн «Польгазтранс».

Для Главного конструктора в польской столице был постоянно забронирован трехкомнатный «люкс» в «Хилтоне», а в ста пятидесяти километрах на юго-восток, в живописном сосновом лесу под Купавами, в жилом поселке руководства будущего химического комбината для него строился двухэтажный коттедж, крытый зеленой металлочерепицей. Неподалеку рычали бульдозеры, с хрустом валились наземь тонкие березки, и над изумрудной травой стелился сизый дым – здесь уже приступили к планировке территории под грандиозное строительство. Когда оно начнется, каким будет и когда завершится, зависело от двух человек – от Главного конструктора Андрея Губарева и Главного инвестора Билла Фингли.

Они встретились в ресторане на открытой веранде «Хилтона», откуда открывался прекрасный вид на старый город.

Мужчина, сидящий за угловым столиком, был оригиналом – большим оригиналом, очень большим, можно сказать, охрененным, и это бросалось в глаза с первого взгляда. Дело даже не в одежде: в конце концов, каждый чудак может надеть желтую клетчатую жилетку поверх белой сорочки, повязать такой же шейный платок и нахлобучить на черные, с редкой проседью, волосы светлую шляпу, хотя обедать в головном уборе позволяют себе только хасиды, казаки, мусульмане, сикхи и некоторые другие, которых вынуждают к тому национальные или религиозные обычаи и к которым человек в жилетке не относился с такой же заведомостью, с какой относился к оригиналам. Но дело, вопреки известной поговорке, не в шляпе.

Конечно, у него были удивительные очки. Оправу с узкими ромбовидными «глазницами», в которые вставлены кругляши увеличительных стекол, ни в одной нормальной «Оптике» не купишь, но вполне можно откопать в старинном бабушкином сундуке на пыльном чердаке родового имения, в антикварной лавке в Танжере, где смешиваются пряные ветры из всех портов мира, или, в крайнем случае, изготовить на заказ у какого-нибудь экстравагантного умельца… Тем более что дело было и не в очках.

Необычность облику псевдохасида придавала обильная растительность на лице: усы и то, что после долгого незаметного рассматривания можно было с известной натяжкой назвать бородой. Закавыка состояла в том, что борода всегда растет вниз, а в данном случае пышные седые волосы начинались с обеих сторон узкого подбородка, стелились по щекам вверх, как плющ по фасаду дома, и сливались с линией усов. Очевидно, что добиться такого насилия над природой было непросто – не обошлось без гелей, муссов, укладочных пенок, пропаривания влажными горячими полотенцами и, конечно, ежедневного спанья в сетчатом или каком-то другом наморднике…

Зато теперь результат был налицо – седая растительность закрывала всю нижнюю половину лица и ритмично двигалась в унисон с нижней челюстью, а ее обладатель просовывал каждый кусочек пищи вначале в вертикальную щель невиданной бороды, а потом в горизонтальную щель рта, как инопланетный монстр в голливудском блокбастере «Хищник». Стоил ли этот результат затраченных усилий, приятно ли постоянно видеть шевелящуюся под глазами белую волосяную массу, которая вдобавок старит тебя лет на двадцать, насколько удобно с ней спать и целоваться – это другой вопрос. Судя по тому, что оригинал обедал с симпатичной девушкой лет тридцати, а за десертом по-хозяйски обнял ее за узкие плечи, особых проблем в личной жизни уникальная растительность ему не создавала. Хотя и помогала вряд ли… Впрочем, личное состояние Фингли оценивалось в пятьдесят миллиардов долларов, и нельзя было наверняка сказать, что именно помогло его сколотить – не исключено, что и экстравагантные привычки сыграли в этом не последнюю роль.

– Пойдемте, пан Анжей, я вас познакомлю! – сказал сопровождавший его Казимир Халецкий, и Губарев, вслед за ним, направился к эксцентричному джентльмену. В левой руке он держал черный кейс с конструкторско-технологическим проектом комбината, основными чертежами и расчетами. За ним, вымуштрованно отставая на шаг, шла Маргарита.

Мистер Фингли поднялся навстречу и протянул руку. Возможно, он приветливо улыбался, как требовала обстановка и протокол деловых встреч, но из-за диковинной бороды этого видно не было. Зато ладони Главного конструктора и Главного инвестора сошлись в крепком, поистине историческом рукопожатии.

Глава 5
Дичь и охотники

Наши дни. Украина

Черепахин выбежал из оврага и оказался на берегу реки. Вытоптанная трава была усеяна коровьими лепешками. Сердце колотилось где-то под горлом, изо рта вырывалось сиплое дыхание. Его никто не преследовал. Неужели еще не хватились? Да, головотяпство и похеризм – не всегда зло! Надо пользоваться случаем и быстрей уносить ноги куда подальше… Он осмотрелся.

Ниже по течению, метрах в пятистах, несколько мужиков ловили «пауками» то ли раков, то ли рыбу. Вдали слева одинокая бабушка пасла белую козу. Если объявятся конвоиры, мужики будут представлять большую опасность. Сил уже не было, и он вяло побежал налево. В небольшом поселке есть остановка рейсового автобуса…

– Что с тобой, милок? – всплеснула руками старушка, когда он пробегал мимо. – С пожара, что ли? Так пожар давно был. А глянь на себя, вся рожа черная, как у негра…

Черепахин провел рукой по лицу – на ладони осталась жирная копоть. Одежда изодрана в клочья и перепачкана сажей, руки исцарапаны в кровь… Какой автобус! В таком виде вообще невозможно показаться на людях! А старуха теперь его наверняка запомнит… Впрочем, деваться все равно некуда…

Он выругался. Бывают моменты, когда кажется, что весь мир восстал против тебя. Но что плохого он сделал этой старушке в бесформенной кофте и застиранном платке? Ничего. Чем обидел рыболовов, у которых даже лиц не разглядел? Ничем. Но почему тогда он их боится? А если не кажется и действительно весь мир объявил ему войну? Но почему? Должна же быть какая-то причина!

– С пожарища, бабуля, – хрипло произнес Черепахин. – Это моя дача сгорела. Хотел украшения найти, вот и извозился, как черт. У вас какой-нибудь одежды не найдется? Я заплачу.

Старушка пожевала губами. Лицо ее напоминало печеное яблоко. Востренький взгляд внимательно корябал Черепахина. Неужели запоминает? А может…

От внезапно пришедшей мысли он вздрогнул. Может быть, это подставные? И «рыбаки», и старушка, и коза… Тогда понятно, почему за ним никто не гонится… Тайная слежка – вот как это называется! Значит, внутри какого-то тайного и непонятного враждебного плана скрывается второй, еще более тайный и непонятный план!

– От мужа покойного костюм остался… Висит в шкафу, ждет неизвестно чего, – сказала старушка и, как ему показалось, со значением указала сухонькой ладошкой в сторону вросшего в землю домика с белеными стенами.

Она дернула козу за веревку.

– Вертаемся домой, Муська, хватит гулять!

И снова внимательно посмотрела на погорельца.

– Пойдем, глянешь одежку. Може, сгодится.

Неужели заманивает в засаду?

Но в крохотном, пропахшем бедностью домишке никакой засады не было. Хозяйка достала из древнего шифоньера коричневый, звенящий орденами и медалями, допотопного покроя костюм. Судя по невыношенному шевиоту, надевали его очень редко.

Старушка приложила костюм к Черепахину, одобрительно кивнула.

– В самый раз. Пятьсот гривен найдешь? За электричество платить нечем, хотела Муську продавать, да жалко…

– Заплачу, заплачу…

Черепахин осторожно отстегнул награды, выкупался под слабыми холодными струйками щелястого дворового душа, вытерся больше похожим на простыню полотенцем и переоделся. Брюки оказались коротковаты, а пиджак узок в плечах, зато теперь Иван Сергеевич не привлекал внимания. Правда отмытые от сажи туфли были мокрыми, но это не бросалось в глаза.

В пятьсот гривен неожиданно оказалось включенным и угощение: жаренная на сале картошка и штоф крепкого хлебного самогона, который для перемерзшего и перенервничавшего Черепахина оказался очень кстати. Семидесятиградусный мутноватый напиток быстро согрел, расслабил и растворил тревогу, не оставлявшую его несколько дней.

Старушка уже не казалась соглядатаем, и рыбаки не были врагами, да и весь окружающий мир заметно подобрел. Жизнь постепенно налаживалась. Даже то, что его не преследовали, уже не казалось странным: за что его преследовать? Не за что. Вот потому и не преследуют!

Если следовать логике детективных фильмов, то Черепахин должен был заночевать у доброй старушки, на следующий день познакомиться с ее красавицей-внучкой, закрутить с ней роман, найти справедливость и разбогатеть. Но ночевать было негде: в маленькой спальне с трудом помещалась одна кровать, а в сенях спала Муська, которая хотя и была молодой и симпатичной, но вряд ли подходила для романтической связи. Да и запах от нее исходил довольно специфический…

Поэтому Черепахин распрощался с хозяйкой, вышел на улицу и отправился на остановку автобуса. Его попрежнему никто не преследовал.

На изрезанной перочинными ножами и отполированной сотнями задниц скамейке томились шесть женщин с ведрами и корзинами, наполненными яблоками, банками с консервированными огурцами, завернутыми в марлю шматками сала. Бойкая молодуха в цветастом платке везла двух живых уток. В сторонке лениво курили несколько мужиков. Иван Сергеевич незаметно осмотрелся, ища настороженный или хотя бы заинтересованный взгляд. Но другие пассажиры имели такой же замызганный вид и потому не обращали на него никакого внимания. Минут через сорок подкатил раздолбанный, скрипучий ЛАЗ.

Забившись в угол на заднее сиденье, он благополучно доехал до Лугани, потом, «проверяясь», как опытный шпион, из первого же телефона-автомата позвонил домой.

Жена сразу же сняла трубку.

– Алло! Алло! – нервно закричала она.

– Привет, Оля! Говори коротко. Меня не искали?

– Как не искали?! Обыск делали, весь дом перевернули! Два часа про какую-то пленку допрашивали! Что это за пленка такая?

– Когда это было? – перебил Черепахин.

– Да сразу, как ты в командировку уехал! – Ольга почти кричала.

– А сегодня? Сегодня меня искали?

– Нет… Сегодня нет. А что? Ты в командировке? Точно в командировке? – переспрашивала она. – Может, пока не стоит возвращаться?

– У меня все в порядке, – с трудом выговаривая слова, успокоил жену Черепахин. – Тебе лучше уехать. К кому-нибудь из братьев или к маме. Скоро все утрясется!

– Что у тебя с голосом? – вдруг закричала Ольга. – Ты что, пьяный?!

Черепахин положил трубку. Кто-то из знакомых оперативников как-то рассказал, что звонок из автомата отслеживается за полторы минуты разговора. И хотя Иван не думал, что домашний телефон прослушивается, лучше было не рисковать, объясняя бдительной супруге, что он не пьяный, точнее, пьяный, но не это сейчас главное…

Пропустив на всякий случай два автомата, из третьего он позвонил на работу. В офисе никто не отвечал. Тогда он набрал номер оператора Комова – ближайшего друга Пашки Савина.

– Расскажи, что происходит, Олег, только быстро!

– Ой, Иван Сергеевич! Вас выпустили? – изумился Комов. – Тут такие дела творятся! Савина убили, у нас обыск делали, всех допрашивали, офис опечатали!

– Кто убил, за что?

– Говорят – хулиганы. Но я думаю, это из-за денег. Он же как раз машину хотел покупать – «бэху» подержанную…

– Подожди, а откуда у него деньги?

– Сам не знаю! Мне долг отдал, костюм прикупил. Спрашиваю, а он все шуточками отделывался, говорил – уметь надо камерой зарабатывать! А вы где?

– Далеко. Уехал я, Олег. Сегодня меня не искали?

– Да нет…

– Будь здоров. Ребятам привет!

– А когда…

Но Черепахин уже положил трубку.

* * *

– Что на тебе за костюм?! – ужаснулась Вероника, открыв дверь. – И почему ты такой грязный?

– Сейчас я чистый, – с трудом ворочая языком, ответил Иван Сергеевич, тяжело вваливаясь в квартиру. – А недавно был как поросенок… Ты бы сознание потеряла…

Прямо в прихожей он сел на пол и принялся раздеваться. Каждое движение давалось с трудом. Стресс помогал ему держаться в форме, но сейчас, когда он почувствовал себя в безопасности и расслабился, семидесятиградусный самогон конкретно долбил мозги.

– Меня никто не спрашивал?

– Да нет… Эту квартиру ведь никто не знает…

Будущая телезвезда Вероника Подтыко была растеряна. Она никогда не видела своего наставника в таком виде.

– А где ты был?

– Потом… Беги, набирай ванну!

Значит, не спрашивали… А дома и на работе очень даже спрашивали… Выходит, до конспиративного уютного гнездышка пока не добрались… Но это только вопрос времени…

– Все готово, Иван Сергеевич! – перекрывая шум льющейся воды, крикнула старательная ученица. – Иди, я тебя вымою!

– Не надо! – строго осадил ее учитель. – Сейчас не до глупостей!

Запершись, он лежал в горячей ванне с плотной высокой пеной, постепенно приходил в себя и лихорадочно обдумывал ситуацию. Пока ему сказочно везло. Но сколько это может продолжаться? Черепахин не разделял иллюзий Вероники насчет того, что про ее квартиру никто не знает. Водитель Василий Павлович и экспедитор Витек привозили сюда телевизор, ноутбук, журнальный столик, пару раз Василий Павлович завозил продукты… Как говорил Папа Мюллер: «Знают двое – знает свинья!» Если будут искать всерьез, то найдут и здесь… Но, похоже, что его никто не ищет… Может быть, Крайко понял, что перегнул палку, и решил спустить дело на тормозах?

Когда он вышел из ванной, гражданка Подтыко лежала на диване без одежды, в позе, не оставляющей сомнений в низменности ее намерений.

– Не время, Виагра, не время! – снова пресек идущий от души порыв Иван Сергеевич и включил ноутбук. – Есть более важные дела! Где наша учебная карта?

– Опять твой знаменитый фильм?

Поджав губы, Вероника встала, нашла флешку, протянула с недовольным видом.

– Но мы его смотрели сто раз! Сколько можно? Даже Феллини столько не смотрят!

– Не дерзи, Вероника!

Черепахин быстро вставил прямоугольную карту в маленькую прорезь на передней панели.

– Маслом кашу не испортишь, – сквозь зубы процедил он, включая просмотр.

Он много раз видел материал, но сейчас уставился на монитор с жадным интересом, как будто впервые знакомился с очень важной информацией, значимой лично для него. Собственно, так оно и было – Иван Сергеевич надеялся найти отгадку происходящих в последние дни событий.

Но чуда не произошло, все то же самое: большой, огороженный бетонным забором и изрядно захламленный двор, толстая труба, изогнутая буквой «П», чтобы погасить внезапный скачок давления, женский голос за кадром:

– После ремонта вновь вышла на полную мощность Луганская газовая станция, которой сегодня исполняется ровно двадцать пять лет…

Вентили, манометры, насосы, компьютерный монитор, крупным планом лицо пожилого оператора с окладистой бородой на пол-лица…

– Совсем молодым пришел на станцию оператор Скворцов, двадцать пять лет пробежали незаметно, и теперь он старейший сотрудник, щедро передающий свой опыт молодежи, – бодро вещает за кадром дикторша.

– Василий Иванович, расскажите, пожалуйста, зрителям – что самое сложное в вашей работе?

Лицо оператора. Он морщит лоб.

– Поддерживать постоянный уровень рабочего давления…

Камера крупным планом показывает шкалу манометра с подрагивающей черной стрелкой.

– …и своевременно реагировать на нештатные ситуации, чтобы избежать аварий. Динамический удар может порвать трубу и даже вызвать газовый взрыв. А это самое опасное в нашем деле…

Крупно: лицо оператора, его глаза. Крупно: монитор контрольного компьютера с графиками параметров перекачки. Снова глаза. Снова монитор.

– Пожелаем уважаемому Василию Ивановичу перекачать еще не один миллион кубометров газа и следующий юбилей встретить на своем рабочем месте в добром здравии и таком же хорошем настроении! – трещит за кадром дикторша.

Седой и бородатый Василий Иванович с застывшей улыбкой смотрит на свой монитор и щелкает тумблерами. Все. Конец сюжета, титры.

Черепахин запускает материал с начала. Смотрит еще и еще. Но не может ничего понять. Никакой тайны в банальном сюжете нет. Избитые приемы чередования крупных планов, затянутая съемка, смысловые повторы – ничего необычного, довольно сырой материал. Общий вид магистральной трубы и пункта перекачки, бородатая рожа оператора, который, сразу видно, не дурак выпить, его натужное умствование… Чистого времени в готовом, смонтированном виде – три минуты.

Из-за чего же разгорелся весь сыр-бор?! Из-за чего убили Пашку, арестовывали его самого? Непонятно… Но главное, что все закончилось…

– Ну, сколько ты еще будешь смотреть одно и то же? – обиженно спросила Вероника. – Неужели эта ерунда тебе интересней, чем я?

Иван Сергеевич выключил компьютер и опрокинулся на диван. Молодое дарование на этот раз говорило вполне разумные вещи. И делало то, что не могло вызвать возражений. Поэтому нервный тяжелый день завершился расслабляющим приятным вечером и бурной горячей ночью.

* * *

«Все тайное становится явным». В справедливости этой пословицы неоднократно убеждались шаловливые дети и неверные жены, воры и политики, милиционеры и бандиты, разведчики и контрразведчики, государственные мужи и рядовые обыватели, отпетые злодеи и законопослушные граждане. Конечно, это высказывание, как и любое другое, имеет исключения, но они только подтверждают сформулированное выше правило.

Одна загадка разрешилась сама собой, когда Черепахин перед включенным телевизором завтракал вареными яйцами и гренками, которые сам же и приготовил, ибо кулинарные способности не входили в число достоинств Вероники, да от нее и не требовались.

– В поселке «Зеленая Гора» сгорела дача, хозяин которой подозревался в совершении ряда должностных преступлений, – истерической скороговоркой затараторил репортер утренних новостей.

На экране появились останки черепахинской дачи, которые выглядели совсем не так, как накануне. От обгорелых конструкций второго этажа ничего не осталось. Из каменной коробки передвижной кран вычерпывал замызганным ковшом черный мусор пожарища.

– Во время производства следственного эксперимента сгоревшие руины обрушились и завалили подозреваемого, – радостно сообщил репортер и извиняющимся тоном добавил: – По счастью, никто из сотрудников правоохранительных органов не пострадал…

Его «по счастью» прозвучало как «к сожалению», и тут же последовало привычное нагнетание обстановки.

– В этой истории много странного. Отчего сгорела дача? Что искали в развалинах? Случайна ли гибель подозреваемого? В настоящее время Служба спасения ведет раскопки на месте происшествия. Скоро мы получим ответы на все эти волнующие вопросы. Следите за нашими информационными выпусками!

Яйца и кофе сразу утратили вкус. Черепахин отодвинул тарелку. Вот почему его никто не преследовал: Крайко считает, что тело арестованного завалено в подвале… И как только поймет, что тот сбежал, травля тут же возобновится! Причем, может быть, отсутствие трупа уже обнаружено!

Он вскочил, пробежался по комнате, зачем-то выглянул в окно и целенаправленно заглянул в шкаф. Здесь у него хранилось немного одежды, в которую он переодевался, снимая повседневный официальный костюм с галстуком.

– Что случилось? – насторожилась вышедшая из ванной Вероника. Она была завернута в полотенце и вид имела довольный, хотя и немного усталый.

– Мне надо срочно уехать!

Прыгая на одной ноге, Иван натянул джинсы, надел синюю клетчатую шведку и новую кожаную курточку, которую они с Вероникой купили в Турции. Рассовал по многочисленным карманам деньги – доллары отдельно, гривны и рубли отдельно. Расстегнув «молнию», в потайном отделении за подкладкой он с удивлением и радостью обнаружил свой загранпаспорт. Здорово! Обулся в легкие кроссовки, побросал в дорожную сумку белье, несколько рубашек, джемпер, новые турецкие туфли, спрятал рядом с паспортом злополучную флэш-карту.

– В командировку? – спросила догадливая Виагра.

– Да, что-то вроде того… Тебе лучше тоже уехать домой на какое-то время…

– Домой?! – У девушки был такой вид, будто он с маху ударил ее в солнечное сплетение. – Как домой?!

– На время… У меня проблемы… Потом я тебя заберу…

Вероника заплакала.

– Так я и знала! Ты меня бросаешь! Мне даже сон приснился про разбитую кринку…

Черепахин вспылил.

– Да не бросаю я никого! Просто из-за меня у тебя могут быть неприятности!

– Никуда я не поеду! Я буду здесь жить! – агрессивно кричала девушка. – Ты же обещал!

– Смотри, как хочешь, – махнул рукой Иван. – Квартира оплачена на три месяца вперед. Только будь осторожна. А если будут расспрашивать, то ты меня неделю не видела и ничего не знаешь. Поняла?

– Поняла, – кивнула несколько повеселевшая девушка. – Я и взаправду ничего не знаю!

Непроизвольно хлопнув дверью, Черепахин выскочил из квартиры, сбежал по лестнице и выбежал во двор. Прохладный ветерок заставил поежиться. Что делать? Куда идти?

На всякий случай он отошел от подъезда подальше и сел на скамейку, чтобы собраться с мыслями. Но мысли не хотели собираться – крутились в бессмысленном хороводе вокруг всего, на что падал нервно бегающий взгляд. По небу плыли кучерявые облачка, похожие на готовых к стрижке баранов. В песочнице возились три малыша, похожие на взъерошенных воробьев. На вытоптанном газоне наскакивали друг на друга взъерошенные воробьи, похожие на неразумных малышей. А на кого сейчас похож преуспевающий журналист Черепахин? На бомжа – вот на кого! На кого похожа молодая женщина, устало толкающая по разбитому тротуару неновую детскую коляску? На задрюченную жизнью мать-одиночку… На кого похож вон тот парень, выскочивший из неприметной замызганной машиненки и проворно нырнувший в первый подъезд?

Черепахина будто молнией ударило: да это один из его конвоиров, только коричневую куртку сменил на короткий светлый плащ! Волна животного страха снесла его со скамейки, пронесла по пыльным улицам, забросила в автобус… Он медленно покатился от остановки к остановке.

– «Изобильный», приехали, конечная! – недоброжелательно прокаркал водитель, и Иван очнулся.

Он оказался в шахтерском поселке пригорода, который после банкротства шахты «Глубокая» медленно умирал. Впрочем, даже в свои лучшие времена поселок не жил, а агонизировал и никогда не оправдывал своего официального названия: местные жители более обоснованно именовали его «Шанхаем». Скученный шлакоблочный самозастрой, перекошенные, как рты дебилов, окна, латаные крыши, выгребные ямы у прогнивших заборов, водоразборная колонка в конце квартала, печное отопление с бесплатным когда-то углем, ветхое белье на веревках, магнитофоны и салат «оливье» в получки да праздники, заземленные электросчетчики, силикозный кашель, беспробудное пьянство, поножовщины, бытовые самоподрывы вынесенным из забоя аммоналом…

Сейчас шахта остановилась, праздники кончились, уголь не завозили, электричество отключили, остались нищета, безысходность, разложение и тлен… Дома рушились и сгорали, не потерявшие себя жильцы перебирались – кто куда мог, но большинству деваться было некуда, и они доживали свои дни здесь, продавая нехитрый скарб, оставшийся от лучших времен аммонал, а когда совсем припечет – и копеечное жилье…

По узкой кривой улочке Иван шел куда глаза глядят, впереди мрачно чернели два террикона, на склонах которых несколько женщин выбирали из пустой породы куски антрацита. Дело это было столь же малопродуктивным, сколь и опасным, ибо внутри гигантских черных конусов тут и там происходят самовозгорания – иногда проступающие красным пятном или едва заметным дымком, а иногда ничем себя не выдающие, но готовые в любой момент заглотнуть в огненное чрево неосторожно ступившего человека.

Справа располагался покосившийся спортивно-оздоровительный комплекс, в который, как оказалось, и вели Черепахина то ли ноги, то ли спинной мозг, то ли подсознательные воспоминания.

У входа стояли три «убитых» иномарки. За скрипучей дверью, в гулком, выложенном кафелем сыром вестибюле играли в карты два азартных типа явно неблагородного происхождения. Они выжидающе уставились на вошедшего.

– Мне Семиног нужен, – сказал Черепахин.

– А ты кто? – поинтересовался тот, что постарше.

– Журналист, – ответил Иван. И, преодолевая неловкость, добавил: – Черепок. Я про него телевизионный сюжет снимал…

Игроки оживились.

– А-а, кинуху с дня рожденья! Клево! Давай, проходи, попарься… Он скоро нарисуется!

Услужливый востроносый банщик, получив пятьсот гривен, провел его в «номер». Иван прогрелся в жаркой парной с сухим дровяным паром, но лезть в бассейн с явно несвежей водой побрезговал, ограничившись прохладным душем.

За это время в примыкающем помещении банщик накрыл немудреный стол. Собственно, здесь все было просто и примитивно. Махровый халат знал и лучшие времена, простыни не хрустели от крахмала и чистоты, а стены покрывала растрескавшаяся плитка советской поры; шкаф для одежды или хотя бы вешалку заменяли несколько больших строительных гвоздей, вбитых в выкрошившиеся швы. Но крепкий «первач» и подкопченное сало с квашеной капустой и черным хлебом быстро сделали свое дело: Иван опять расслабился и приободрился.

В конце концов, Семиног сам предложил обращаться в случае необходимости. Он был в восторге, когда пьянка по случаю его дня рождения в сильно отредактированном виде была показана в новостях, как элемент светской жизни города.

– Классно показал, Черепок, уважительно! – высказался он. – Братва в отпаде! Если чо надо будет – подваливай без вопросов!

Вот он и подвалил. Уж кто-кто, а Семиног знает, как разрешить его проблемы!

В дверь осторожно постучали.

– Кто?

– Та не усирайся, Черепок, раз топорами дверь не вынесли, значит, свои! – раздался знакомый блатной баритон.

С чувством человека, осознающего, что допустил ошибку, Иван отодвинул задвижку. На пороге, засунув руки в карманы, покачивался с пятки на носок «король Шанхая» Слава Семиног. Круглое лицо с обвисшими щеками, круглые бесцветные глазки, нос картошкой, редкие светлые волосы, – вид у него был плебейский, и «крутой», с обязательными лейблами «прикид» не мог этого исправить. Слава был заметно пьян и широко улыбался. За спиной маячили фигуры то ли дружбанов, то ли телохранителей.

– Здоров, Черепок!

Дыша перегаром, Семиног обнял его, прижал, похлопал по спине, послюнявил щеку.

– Скоро у моего шефа праздник, как раз хотел тебя искать! Можно ему такое же кино сделать?

– Можно… – Черепахин пожал плечами. – Только у меня проблемы…

Семиног больно хлопнул его по плечу и гаркнул во всю глотку:

– Какие проблемы, братан? Ты же мой кент! Значит, никаких проблем у тебя нету!

Черепахин скривился и потер ушибленное место.

– Как нету… Ищут меня по всему городу…

– Та то фигня! – Семиног махнул рукой. – Щас выпьем, телок пощекотим, отдохнем, а завтра все твои проблемы порешаем…

Он вошел в «номер», привычно повесил куртку на гвоздь, оставшись в синей рубахе, черных джинсах и плечевой кобуре, из которой торчала пистолетная рукоятка.

– Чо зыришь? – довольно рассмеялся он, перехватив настороженный взгляд Ивана. – Хочешь, ствол подгоню? За штуку баков – «ТТ», любой бронежилет пробивает! Или пару гранат. Да что хочешь… Рынок, бля!

– А разрешение? – спросил Иван и понял, что сморозил глупость.

Семиног оскалился:

– Я все сам себе разрешаю. И ты разрешай, не бзди. Напишешь заяву: так, мол, и так, нашел пушку, хочу сдать… Хлопнут тебя, а ты им бумагу – вот, мол, шел в милицию…

Черепахин вздохнул.

– Не все так просто…

Семиног плеснул себе самогона, выпил, аппетитно закусил салом.

– Эт-точно… Смотря на кого нарвешься. Патрульные или участковый схавают, а опера или «беркутовцы» бумагу порвут да рожу начистят… Беспредельщики… Так чо там у тебя за вопросы?

Опуская второстепенные подробности, Черепахин рассказал о событиях последних дней. Семиног слушал внимательно и даже не прикасался к наполненному стакану.

– Так ты из-под конвоя сбежал, Черепок? – захохотал наконец он. – Значит, ты наш, блатной! Ну ладно, звякну сейчас одному человечку, пробью твой вопрос! Только давай выпьем вначале!

Они выпили. Точнее, выпил только бандит, а журналист помочил губы, изображая, что пьет.

Отрыгнув и достав телефон, Семиног татуированными пальцами принялся набирать номер.

– Здорово, Вован! Дело есть. У моего знакомца непонятки возникли. В прокуратуру вызвали, арестовали, дело шьют, а он не при делах совсем. Когда на выводку повели, он и сделал ноги… Да вроде того… Точно, журналист… Ага…

Семиног перестал улыбаться и бросил быстрый взгляд на Черепахина.

– А с чего его объявлять? Мы разве на мусоров работаем? Кто сказал? Да ты что?! Точно? Тогда другое дело. Ну, да… Здесь он у меня. Где, где… В Караганде! В бане у меня…

«Король Шанхая» нахмурился и, стараясь не встречаться взглядом с Черепахиным, допил остатки самогона. Молчание затягивалось.

– Попал ты в блудную, братан, – наконец проговорил Семиног. – Кому-то дорогу перешел по-серьезному…

Иван почувствовал, что дело приобретает плохой оборот.

– Да я вообще ничего не делал! – Для убедительности он прижал руки к груди. – Какая-то съемка, какая-то пленка…

Семиног махнул рукой.

– Это все херня. Главное то, что тебя наши ищут. Такую команду дал большой босс. Скоро он всю эту слободку скупит вместе с шахтой… С ним никто не может ссориться. Потому я тебя объявил.