Текст книги "Торговец Иллюзиями (СИ)"
Автор книги: Даниил Всеволодский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Наугад свернув в первый попавшийся переулок, путник из Шанвьери оказался в грязной, темной клоаке, где под ногами хлюпала грязь. Вдруг до его слуха донесся громкий писк. Обернувшись, на звук, мужчина чуть не взвизгнул от неожиданности.
В темном углу, согнувшись в три погибели, стояло некое подобие человека, которое держало своими когтистыми лапами за хвост огромную, жирную крысу.
– Фу, как это омерзительно... – прищурив один глаз, заметил путник. – Что вы намерены сделать с этой крысой?
Существо обернулось и смерило незнакомца прищуренным взглядом хищных глазок. Жирная крыса по-прежнему болталась в воздухе, отчаянно раскачиваясь из стороны в сторону и пронзительно пища. Несчастная жертва пыталась укусить своего мучителя за палец, но не тут-то было.
– Я крысолов, сударь. Я посажу эту крысу в клетку, снесу к своему нанимателю, он заплатит мне, а после я её утоплю в реке под мостом Мулен, – сказало существо, оказавшееся тощим, сгорбленным стариком, закутанным в засаленный суконный сюртук.
– Превосходно, господин крысолов. И сколько же заплатит наниматель вам за эту крысу? – поинтересовался путник.
– Не меньше двух су, – ответил крысолов, запихивая крысу в клетку.
Крыса не желала сдаваться без боя и изо всех сил цеплялась когтями за железные, покрытые ржавчиной прутья клетки, но крысолов был сильнее.
– За такую жирную он обязан был бы дать вам не меньше трех! – воскликнул в негодовании путник и взглянул на своего ворона, мирно сидящего на плече. – Жаль, мой друг, что ты не ловишь крыс. От тебя могла бы быть хоть какая-то польза, – он обернулся к крысолову, шебуршащему в углу. – Удачи, господин крысолов! Поймайте крысу ещё жирнее этой!..
– Благодарю, сударь, – кивнул крысолов.
С отвращением перешагивая через лужи, от которых несло кислым запахом человеческих испражнений, путник двинулся дальше, к белевшей невдалеке арке. Выйдя на свет, он оглянулся и тут же ужаснулся. Он оказался на небольшой площадке, с трех сторон огороженной высокими серыми домами и заканчивавшейся глухой стеной, к которой лепился убогий, разваливавшийся сарай. Весь грязный закуток был завален мусором: полусгнившими досками и расколотыми булыжниками, сломанными ящиками и старой, развалившейся мебелью. Здесь воняло отбросами с кухни, особенно явственно тухлой капустой, ночными горшками, затхлой сырой землей и плесенью.
Оглянувшись, человек из Шанвьери вдруг заметил восседавшего на старом кресле, державшемся на трех ножках, человека. Злобное выражение острой, крысиной морды, мало напоминавшей человеческое лицо, придавало этому человеку вид замышляющего массовую казнь среди подданных монарха-тирана, восседавшего на своем троне.
"А вот и крыса на четыре су! Черт побери, клянусь, что это один из дворов чудес, которые я встречал в Париже. А тот старик на троне – здешний крысиный король!" – подумал мужчина и, подозрительно покосившись на пристально следящего за каждым его движением старика, пошел прочь.
Заметив на углу противоположного дома ещё одну арку, путник нырнул под неё и через мгновение, пройдя через мрак, пропитанный скверной вонью и хлюпаньем грязи – а, может, и не только грязи, – оказался на людной улице.
Это была вторая из улиц, которые, соединяясь вместе, образовывали рыночную площадь. И звалась она улицей Рокайаль, потому что не заканчивалась мостом, подобно улице Мулен, а, достигнув реки, делала петлю, похожую на раковину.
Ориентируясь на запах еды и конского навоза, путник повернул налево, и вскоре оказался на заполненной шумной, жужжащей толпой площади. Чего тут только не было!
Справа себя, прямо посередине улицы Рокайаль, путник увидел выступающих на квадратном красном ковре акробатов. Чумазая девчонка лет девяти от роду показывала немногочисленным зрителям чудеса гибкости, пока её поднимал высоко над головой пятнадцатилетний юноша, очевидно, её брат. Девчонка улыбалась и с легкостью кошки дотягивалась пятками до затылка. Зрители смеялись, хлопали в ладоши и бросали мелкие медные монетки в стоящую на углу ковра шляпу.
Рядом прямо на земле сидел темнокожий араб с огромным тюрбаном на бритой голове. Перед ним стояла большая плетеная корзина с чуть приоткрытой крышкой. С плавностью и мягкостью, присущей лишь жителям востока, он поднес к губам длинную деревянную флейту и заиграл. Гнусавая мелодия за мгновение расплавленной карамелью растеклась по площади и зрители, привлеченные необычным мотивом, были настолько зачарованы, что не сразу заметили черную гладкую голову змеи, показавшейся из корзинки.
– Подходите! Подходите! Поглядите, как умеет отплясывать этот медведь! – вопил длинноволосый цыган в яркой рубахе, широким жестом обводя всю площадь.
Стоя на высокой бочке он, точно вестовой на корабле, вглядывался в наводненную людьми даль и звонким голосом зазывал посетителей.
– Проходите в мой шатер, господа! Не стесняйтесь! Всего за три су я покажу вам совершенно ручного медведя! Самый смелые из вас могут даже попытать счастье и потрепать его по шее! – продолжал вопить цыган.
Отвернувшись от цыгана, путник из Шанвьери прошел и мимо заклинателя змей. Заглядевшись на яркий шелковые платки, блестящие под солнечным светом, и роскошных лошадей, собранных в небольшой загон рядом с шатром цыгана, мужчина сделал было шаг вперед, но грубый оклик тут же заставил его остановиться.
– Смотри, куда ступаешь, слепой дурак!
Путник посмотрел под ноги и тут же увидел перед собой обнаженного до пояса мужчину, лежащего на доске, утыканной гвоздями. Развернув свой возок, путник обошел лежащего и двинулся дальше.
– Травы! Пряности! – долетел до его слуха глухой женский голос.
– Свежая рыба!
– Медок, цветочный медок! От болезней в холодок! – кричал кто-то слева.
– Холодненький квасок! Только из погреба!
– Чашки, миски, кружки, кринки, горшки и горшочечки!
– Платочки тончайшие шелковые! Золотом вышитые!
– Лучок-чесночок-горошек-моркошечка!
Прибывшего из Шанвьери мужчину забавляла пестрая игра лиц и товаров, как в калейдоскопе сменявшихся и мельтешивших перед его глазами, но от какофонии сотен голосов начинало уже звенеть в ушах. Отправив ворона в небо, чтобы не мешался, мужчина двинулся вперед, расчищая себе локтем дорогу. Вскоре ему удалось пробиться через толпу, заполнившую площадь, и путник оказался на другом конце рынка, где народу было чуть поменьше и виднелись даже свободные места, которые могли занять вновь прибывшие торговцы.
Прошмыгнув мимо нескольких палаток, мужчина оказался в небольшом закутке, ограниченном двумя желто-серыми стенами, поставленными углом. Поставив у стены свою тележку, он упер руки в боки и внимательно огляделся. Место было весьма удачно. Мужчина уже видел, куда поставит свой шатер, в где соорудит прилавок, да при том так, чтобы никакой воришка не сумел прошмыгнуть у него за спиной и позариться на товар или заработанные гроши.
Увидев ворона, приземлившегося на невысокую, чуть выше человеческого роста, стену, мужчина тяжело вздохнул и обернулся к тележке.
– Что ж, за работу!
Закуток, в котором устроился мужчина, пришедший из Шанвьери, помимо выгодного месторасположения имел ряд других немаловажных преимуществ.
Одной из выгод, в мгновение ока притянувшей к себе всё внимание и все мысли путника, была огромная куча строительного мусора: длинных горбатых досок, огромных булыжников и мелко расколотой щебенки, покрытой известковой пылью. Эта куча лежала в закутке на окраине рыночной площади уже с десяток лет – ровно с той поры, как задний фасад городской ратуши, вытянутого в длину серого прямоугольника с высокой часовой башней, пришлось ремонтировать.
Серый камень, из которого было построено здание ратуши, начал крошиться и потихоньку осыпаться добрых три десятка лет тому назад, но на это мало кто обращал внимание, потому как задний фасад выходил на глухой переулок, к тому же засаженный каштанами, верхушки которых дотягивались почти до третьего этажа здания. Ратуша продолжала бы трещать по швам и дальше, если б не один примечательный случай, произошедший с могильщиком старого кладбища Сент-Мишель.
Этот человек, которого звали Жеан Мотье, имел привычку возвращаться в свою лачугу через рыночную площадь и обходя кругом здание ратуши. До того, как переулок Мальоро перегородили высокой стеной, путь могильщика лежал именно через него. Со временем, когда появилась необходимость обезопасить тыл ратуши и прекратить сквозное движение за спиной городского центра, старик был вынужден изменить свой маршрут, но порой забывал о каменной стене, сделавшей Мальоро глухим переулком и сворачивал туда. Так было и в тот достопамятный вечер.
Старик Жеан возвращался с похорон настоятельницы обители Святого Антуана, сетуя на то, что кладбище Сент-Мишель и без того переполнено и давно следовало бы пересмотреть древние традиции и перестать хоронить там монахинь, которые мерли одна за другой от того невыносимого образа жизни, который вели. Мотье со скорбью размышлял о том, что бедным девственницам обители Святого Антуана приходилось умерщвлять свою плоть, молясь за спасение душ жителей городка, а потому как жители городка вели жизнь далеко не праведную, тела монахинь и истлевали слишком быстро под невыносимым гнетом чужих пороков.
Задумавшись о тяжелых буднях монастырской жизни и о том, что несчастные женщины молились и за него, Жеана Мотье, главным грехом которого было посещение воскресных похорон с целью как следует пообедать, старик по оставшейся с прошлых лет привычке завернул в переулок Мальоро.
Этот переулок, ограниченный с одной стороны балюстрадой старых каштанов, в с другой стороны – серой стеной городской ратуши, был настолько узок, что по нему едва ли могли разойтись два человека. Именно поэтому для того, чтобы разминуться с прохожим, вдруг попавшимся навстречу Жеану в глухом переулке, старику пришлось придвинуться к самой стене ратуши. В это самое мгновение, почти касаясь руками осклизлой стены, старик услышал оглушительный грохот. Молитвами девственниц обители Святого Антуана, Господь Бог взял жизнь старика-могильщика в свои руки и заставил его шагнуть не назад, как делают все люди, испугавшись резкого звука, а вперед. Как только Жеан Мотье сделал шаг вперед, за его спиной обрушилась на мостовую каменная громада, окатив старика с ног до головы едкой серой пылью. Не жив, не мертв, Жеан Мотье обернулся. И что же он увидел?
На земле в шаге за его спиной лежала груда камней и сломанных досок. Поверх этой кучи старик увидал поломанные мраморные колонны и богатый ковер, пронзенный в нескольких местах острыми щепками, а довершением картине были обломленные зеленые ветви каштанов. Жеану Мотье не составило труда поднять голову вверх, чтобы убедиться в справедливости свой догадки: мгновение назад на него чуть было не рухнул балкон, каким-то известным только Господу образом отломившийся от фасада здания.
На следующее утро старик, воспользовавшись отсутствием заказов на рытье могил и помощью живущего по соседству студента, приехавшего навестить умирающую мать, написал письмо мэру. В этом письме кратко и содержательно он изложил события прошедшей ночи, во всех красках описав, как ему на голову чуть было не рухнул балкон, но молитвы монахинь Святого Антуана спасли его. Закончив свое послание тем, что кучу камня, образовавшуюся на мостовой, необходимо убрать, Жеан Мотье скромно предположил, что господину мэру неплохо было бы иногда навещать обитательниц монастыря Святого Антуана и поощрять их усердие в молитвах чем-нибудь небольшим, блестящим, отдающим на солнце желтизной и имеющим круглую форму, чтобы хоть немного уменьшить пыл по умерщвлению плоти несчастных женщин. В тайне надеясь, что столь искреннему и доброму человеку, едва ли не пострадавшему от несчастного случая с балконом, полагается небольшая компенсация в виде чего-нибудь "небольшого, блестящего, отдающего на солнце желтизной и имеющего круглую форму", Жеан Мотье согнул пополам три исписанных мелким почерком студента листа и, запечатав их в конверт, отнес господину мэру.
К величайшей скорби Жеана Мотье, господин мэр не удостоил его даже ответом, но зато на следующий же день доктора архитектурных дел провели тщательный осмотр заднего фасада ратуши и вынесли вердикт – больной нуждается в срочном лечении, так как вся стена была испещрена маленькими трещинами. Серый камень, из которого было построено здание, крошился, и именно по этой причине обрушился балкон.
После этого были наняты рабочие, которые день и ночь трудились над возвращением к жизни заднего фасада ратуши, но как бы это ни было прискорбно, не все рабочие добросовестно выполняют свое дело. Вместо того, чтобы вывести груды камней от обвалившегося балкона за пределы Порта Д`Омбр, рабочие вывезли его за пределы переулка Мальоро и свалили в кучу в небольшом закутке рядом с рынком. Так и появилась та куча, на которую обратил внимание путник из Шанвьери.
Стоит заметить, что добряк Мотье, детально излагая проблему господину мэру, упустил из вида один факт: встреченного в переулке незнакомца, не задумавшись о том, что этот человек мог так или иначе быть связан со случившейся трагедией.
В любом случае, брошенный горе рабочими хлам так и остался на своем месте. За этот хлам и принялся путник, пришедший из Шанвьери.
Не спуская глаз со своего возка, господин с выбритым виском принялся разгребать доски. Выбрав несколько длинный горбатых балок, он оттащил их в сторону, прислонил к стене, после чего, порывшись среди камней, выбрал несколько огромных булыжников. Судя по той легкости, с которой этот мужчина ворочал камни, можно было сказать, что его руки обладали недюжинной силой.
Сложив прямоугольные булыжники по два на углах большого квадрата, путник принялся укреплять стоймя между ними горбатые доски. Когда столбы были готовы, человек из Шанвьери с проворностью опытного строителя положил поверх них поперечные перекладины и накрепко примотал их обрывками истлевшего от времени корабельного каната. Связав вместе четыре коротких доски, он устроил из них невысокую крышу, которую попер по центру длинной жердью.
Когда первые приготовления были завершены, мужчина отошел на несколько шагов от каркаса, на изготовление которого понадобилось около четверти часа, и внимательно оглядел его, стараясь отыскать какие-либо изъяны. Но, к великому его счастью, работа была выполнена великолепно. Тогда, порывшись в деревянном брюхе своей телеги, путник вытащил тюк крашеной красно-синей парусины и, старательно размахнувшись, накинул его поверх построенного деревянного скелета. Как следует натянув парусину, мужчина придавил её мелкими камнями.
В результате получился довольно просторный шатер, красно-синей громадой высившийся над открытыми, ничем не защищенными от ветра, солнца и возможного дождя столами. С одной стороны, где не было парусины, между шатром и каменной стеной оставался узкий проход, который путник из Шанвьери намеревался использовать для сообщения с рыночной площадью. Являясь человеком в крайней степени предусмотрительным, путник из Шанвьери разместил прилавок, сложенный из груды кирпичей и нескольких досок, поверх которых была накинута старая, изъеденная молью скатерть, так, чтобы вход в палатку был от него по левую руку. Причем прилавок был устроен так, что в любой момент его можно было закрыть, точно ставнями, кусками свисавшей с поперечных перекладин парусины.
– Вот и все готово, – объявил мужчина, скрестив руки на груди, когда на его плечо осторожно опустился старый ворон. – Хотя нет! Я поторопился!
Перевесившись через прилавок, он дотянулся до стоящей посреди шатра телеги и вытащил из неё небольшую деревянную табличку, которую установил на одной из поперечных перекладин шатра со стороны рыночной площади.
На табличке крупными, неровными буквами было выведено: "Лавка Торговца Иллюзиями".
Удовлетворенно кивнув, мужчина ловко перепрыгнул через прилавок и принялся раскладывать на нем свой товар. Он орудовал руками ловко, точно фокусник или же картежный шулер, и уже через минуту на выцветшей скатерти оказалось величайшее множество безделушек, от которых рябило в глазах. Здесь были несколько зеркал, цветные шкатулки, деревянные игрушки, яркие стеклянные шарики, блестки, хлопушки, веера, расписные гребни...
Перевернув свою тележку кверху дном, путник из Шанвьери уселся на неё верхом и, высунув свою косматую голову из окошка над прилавком, принялся ждать.
– Платки цветные тончайшего шелка! Золотое шитье!
– Сапожки сафьяновые с серебряными подковками!
– Ушаты! Кадки! Бочонки! Кубышки! Дупленки! Ведра! Ковшички!
– Травы! Травы пряные, целебные! От любой хвори-болезни! Лаванда, шалфей, шафран, душица!..
– Жемчуг! Бусы из жемчуга!
Заметив внушительную женщину, обвешанную нитками с нанизанными на них крупными бусинами, торговец из Шанвьери на мгновение прищурил свои серые глаза и тут же с ухмылкой злобного торжества поднялся на ноги и высунулся из своего шатра.
– Да какой это жемчуг? Это же стекло! – громко крикнул он и тут же вернулся на свое место.
Торговка жемчугом вздрогнула, обернулась и заквохтала, как наседка, потерявшая из виду своих цыплят.
– Какое ещё стекло? Жемчуг! Чистый жемчуг! Своими руками из перловиц вынимала, на нитки нанизывала! Не знаю я никакого стекла!
– Брешешь, старая! Вы с муженьком-то, небось, отлично научились жемчуга выплавлять! Даром что ли он у тебя на стекольном заводе господина Бомона растопщиком печей работал! Все подглядел! – крикнула старуха, которая сидела за столом, заваленным связанными в небольшие веники травами.
– А ты мне торговлю не порть, старая, раз у самой дела плохи! Мой товар – не то, что твои веники, плесенью покрытые!
– Да сама ты плесенью покрытая! – взвизгнула старуха.
– Это я-то? Я-то?! – закудахтала торговка жемчугом и подскочила к прилавку своей соперницы.
Сидя на краю прилавка и созерцая образовавшуюся склоку, торговец из Шанвьери с ухмылкой вслушивался в резкие бабьи визги, раздававшиеся на фоне сдавленного гогота и гудения толпы.
– Доброе утро, мадмуазель! Скажите, что завело вас так рано в такую скверную клоаку? Если вы ищете свежую рыбу, то на этом рынке вы её не найдете, я вас уверяю, – с лучезарной улыбкой обратился мужчина к проходящей мимо девушке.
По серому платью с закатанными до локтя рукавами, белому переднику, со следами сажи и аккуратному чепцу, из-под которого выбивались роскошные белые локоны, торговец безошибочно определил в этой девушке молодую кухарку.
– А вы почем знаете, что здесь нет свежей рыбы? – вдруг спросила кухарка, остановившись и уперев руки в боки.
– Я все знаю, мадмуазель, – с выражением холодного достоинства пояснил мужчина.
– Прямо-таки все? – с недоверием покачала головой кухарка.
– Вы мне не верите? – удивленно поднял брови торговец, облокотившись на прилавок. – Пойдите-ка сюда...
Кухарка сделала несколько шагов в сторону странного шатра, приближаясь к сидящему на краю прилавка мужчине, с первого взгляда напомнившего ей рабочего завода, но тут же смутившего сходством с разбойником.
– Да не бойтесь вы, я не кусаюсь. Разве я похож на человека, который может укусить такую прелестную мадмуазель, как вы? Я что, разбойник что ли? – всплеснул руками мужчина. – Подойдите-подойдите.
– Почем мне знать, что вы там замышляете, сударь? – буркнула кухарка, подкатываясь к прилавку боком, как рак.
– Садитесь сюда, – сказал торговец, похлопав рукой по столу рядом с собой.
– Это ещё зачем? – спросила кухарка.
– Садитесь-садитесь! – скомандовал мужчина.
Пожав плечами, кухарка присела на краешек прилавка, держа перед собой плетеную корзинку, в которой уже лежал хлеб и свежая зелень.
– Гляньте туда, сударыня, – сказал торговец из Шанвьери.
Широким жестом, от которого собеседница чуть не свалилась с прилавка, торговец указал в сторону, где на деревянных подмостках черноволосый юноша, обмотанный белой простыней с прорезанными в ней дырами, размахивал над головой мечом из фанеры и сотрясал воздух пафосными восклицаниями.
– Это, сударыня, Геракл. Один из величайших героев древности, который прославился тем, что совершил двенадцать подвигов. Знаете ли вы его, сударыня? – спросил торговец, взглянув на свою собеседницу.
– Нет, – честно призналась кухарка.
– Да убирайся же ты прочь со своими жемчугами фальшивыми! – не переставала визжать торговка пряностями.
– Гм... Ну что ж... В любом случае, взгляните на его ноги, сударыня, – сказал торговец из Шанвьери. – Вы часто видали героев в стоптанных сапогах?
– Ну... – начала было кухарка.
– Сударыня, ведь я на самом деле философ, и я, в силу моего титула, который надел терновым венцом себе на главу, не могу упустить такую важную деталь, как сапоги Геракла. Думаю, если бы я был античным героем, я бы не стал бродить в сапогах, – с улыбкой сказал мужчина и, поманив кухарку пальцем, наклонился к самому её уху. – Я не герой, мадмуазель. Я всего лишь принц городских улиц. Я любимец народа. Знаете ли, как боготворят мою скромную особу всяческие торговки, бродяги и... Знаете ли, вы не смотрите, что я не одет в мантию, подбитую горностаевым мехом. Идут года, а я остаюсь последователем учения Сенеки и посему стойко переношу все лишения, на которые обрекает меня судьба...
– Фальшивые твои жемчуга! – послышался вопль со стороны лавки травницы.
– А душица беленой пахнет! – вдруг гаркнул торговец из Шанвьери. – Долой фальшивую душицу!
– Сумасшедший! – взвизгнула кухарка и, прижав к груди свою корзинку, бросилась прочь, осыпая уличного философа сотнями проклятий.
Глядя вслед убегающей кухарке, путник из Шанвьери задумчиво обратился к сидящему на плече ворону.
– Клянусь, друг мой, женщина – это величайшая загадка, которую не разгадать и таким превосходным философам, как мы с тобой. Вот скажи мне, Гроверен, как эта милая женщина могла прийти к заключению, что я безумен? Я, может быть, и сумасшедший, но я никак не безумнее тех господ, которые украшают кареты золотом и напомаживают голову. А кажется, я догадываюсь, почему эта женщина ни слова не поняла из того, что я пытался сказать ей. Она – горожанка и, хоть не богатая, но живет в семье каких-нибудь богачей. А эта атмосфера богатства, как проказа, поражает людей... Её переносят чумные крысы... Но не об этом, мой друг. Сожалею, но эта прекрасная мадмуазель погибла в моих глазах с первым "нет". Увы, внешность бывает обманчива!.. Тебе чего, малыш?
Увлекшись беседой со своим молчаливым другом, мужчина не сразу заметил ребенка, уже добрую четверть часа стоящего у прилавка. С первого взгляда невозможно было понять, был это мальчик или же девочка: тонкая детская фигурка была спрятана под серым, грязным рубищем, из-под бахромы которого выглядывали босые ноги и голые коленки. Ребенок завороженно рассматривал огромную обезьяну, вырезанную из дерева, которая сидела на прилавке рядом с разукрашенным золотистой бахромой ларцом.
– Тебе чего, малыш? – повторил свой вопрос торговец, стараясь придать голову как можно больше философского достоинства.
Ребенок вдруг услышал голос и, вздрогнув, обернулся. На мгновение в его глазах мелькнул испуг затравленного зайца, но тут же сменился клокочущей злостью голодного волчонка.
– Сами вы малыш!-прозвенел детский голос.
– Сожалею, мой юный друг, но я давно не в том возрасте, когда звезды манят своим мерцанием и любое море по колено. Я стар, друг мой, и все, что мне остается – торговать иллюзиями, – сказал человек из Шанвьери, едва сдерживая улыбку.
– А вы торгуете иллюзиями? – с недоверчивостью спросил ребенок, повернув к собеседнику свое остренькое личико.
– А как же? Я величайший мастер иллюзий, – подмигнул мужчина и склонился над ребенком, пытаясь понять, что привлекло его на прилавке. – Тебе понравилась эта обезьянка?
– Да, – кивнул ребенок. – Но ведь это просто кукла из дерева. В ней нет никаких иллюзий.
– То есть, сударь, вы отрицаете всяческие иллюзии? – спросил торговец, понизив голос почти до шепота, и поднял обезьянку с прилавка.
– Точно так, – выпятив нижнюю губу ответил парнишка.
– А если прямо сейчас я заставлю эту игрушку ожить? Эта обезьянка будет бить в барабаны, которые держит на коленях. Этого будет достаточно для того, чтобы переубедить тебя, малыш? – спросил торговец, и в его светло-серых глазах загорелись таинственные огоньки.
– Попробуйте, – хмыкнул ребенок и скрестил руки на груди. – И пошевелитесь, не то ваши фокусы не стоят и монеты в два су.
Отодвинув локтем в сторону груду цветной мишуры и мелких побрякушек, торговец усадил обезьянку обратно на стол и, заговорщически подмигнув своему скептически настроенному собеседнику, принялся колдовать над игрушкой. Что-то бормоча себе под нос, мужчина расправил длинные обезьяньи руки с тонкими барабанными палочками, заломил набок красный колпак с колокольчиком, потом сунул пальцы под тонкий суконный сюртук, надетый на игрушке.
Послышался глухой щелчок, заставивший вздрогнуть ребенка, в оба глаза наблюдавшего за своим старшим товарищем, а после раздался металлический треск, какой бывает слышен, когда длинная минутная стрелка на старом циферблате городской ратуши переваливает через отметку двенадцать.
– А теперь... – проговорил мужчина, убирая руку и напряженно глядя на деревянную игрушку.
– Ничего не случилось... – со вздохом безразличия заметил ребенок, и в его глазах погасло прежнее любопытство.
Вдруг послышалась частая, звонкая дробь, как будто идущая по высокой деревянной лестнице женщина случайно выронила из рук горшок с сушеным горохом, и желтые горошины покатились вниз по лестнице, громко отстукивая по не покрытым ковром ступенькам.
– Да ведь он настоящий барабанщик! Вот мамка бы вытаращилась, черт меня дери! – в восторге воскликнул парнишка, хлопнув ладонями по худощавым бедрам. – Барабанит, как легавые на марше!
Деревянные руки обезьянки едва заметно вздрагивали, на мгновение поднимались вверх и тут же опускались с сухим треском. Тонкие деревянные палочки касались плоских пластинок игрушечных барабанов и издавали звук гороховой дроби.
– Как? Как вы это сделали? Зуб даю, скряга Пасквиль с Рыбной улицы бы так не смог! А он тоже делает игрушки. Но как вы это, черт возьми, сделали?! – восклицал ребенок, крутясь перед прилавком.
– Я? – удивленно поднял брови торговец.
– Вы-вы. Или здесь есть ещё какой-то бездельник, назвавшийся торговцем иллюзиями? – спросил парнишка, сунув руки в драные карманы.
– Гм... – лицо мужчины, мгновение назад светившееся восторгом и детской радостью, сделалось задумчивым. – Если я расскажу, как я это сделал, то это перестанет быть моей тайной.
– Ну, не хотите, и не говорите, – фыркнул ребенок.
Вдруг из дырявого кармана выпала внушительная рогатка, смастеренная из сухой ветки и широкого кожаного ремешка. Испуганно оглянувшись по сторонам, парнишка быстро поднял свое оружие и спрятал его под рубище.
– Вы этого не видели, – внушительно сказал он, поглядев на торговца.
– Стреляешь каштанами по окнам старух? – осведомился мужчина.
Мальчишка с мгновение смотрел на него пристальным, пронзительным взглядом, потом вдруг вздрогнул и звонко расхохотался.
– Ну и чудной вы, сударь! Я обстреливаю камнями окна почтовых дилижансов и крыши кабриолетов, в которых ездят легавые, – сказал парнишка, и вдруг его веселое выражение лица сменилось серьезным. – Слушайте, сударь, а почему бы вам не подарить мне эту обезьянку?
– Мой юный друг, я пыхтел над ней больше двух недель. У меня ни гроша в кармане, а ты предлагаешь мне отдать тебе игрушку, которая уйдет не меньше, чем за восемь су? – удивленно спросил торговец.
– Так и думал... Все вы, торгаши, одинаковые... – пробурчал мальчишка и развернулся, чтобы уйти.
– Погоди! Я же не сказал, что не хочу подарить эту игрушку тебе, – поспешил исправиться мужчина. – Но я предлагаю тебе сделку.
– Сделку? Хм... – нахмурился мальчишка. – Ну, валяйте.
– Если через полчаса у моего прилавка будет толпа покупателей с полными кошельками, то ты получишь свою обезьянку, – сказал торговец, скрестив руки на груди и присев на прилавок.
– Идет! – ни на мгновение не задумываясь, ответил парнишка и протянул руку торговцу. – По рукам.
– По рукам, – ответил мужчина, пожимая хрупкую, почти прозрачную ладонь, испачканную в грязи и саже. – И у меня для тебя есть ещё кое-что...
Пошарив рукой по столу, он нащупал тонкую дудочку и протянул её мальчишке.
– Это что? – удивленно поднял брови ребенок.
– Смотри, – сказал торговец.
Пошарив в кармане, он вытащил сухую горошину, запустил её в тонкую тростинку, полую изнутри и, склонившись вперед, прицелился и дунул.
В это же мгновение у соседнего прилавка раздался пронзительный бабий визг. Огромная, как груженая углем баржа, женщина обернулась, схватив с прилавка свою корзинку и потирая свободной рукой зад, и медленно обвела взглядом ближайшие столы. Глаза её сверкали злобой, а из-под белого чепчика угрожающе выбилась черно-серебряная прядь волос.
Глянув на торговца иллюзиями, мальчишка заметил, что этот чудной человек непринужденно оперся спиной на прилавок, заложив одну руку – ту самую, в которой находилась заветная дудочка – за спину, и что он внимательно смотрит в сторону травницы, упорно внушающей покупателям свои затхлые пряности.
Оскорбленная дерзкой выходкой женщина, ища глазами если не виноватого, то хотя бы того, на ком можно сорвать злобу, заметила одетого в рубище босяка, который терся рядом с красно-синим шатром. Рядом она увидела высокого мужчину, который своим костюмом рабочего почему-то сразу внушил ей доверие.
– Сударь! – громко позвала женщина, отходя от прилавка с овощами.
Торговец иллюзиями продолжал смотреть вдаль, сверкая выбритым виском.
– Сударь! – ещё раз позвала женщина.
На этот раз торговец вздрогнул и потеряно обернулся, будто оказался внезапно выдернут из серьезных раздумий.
– Чем могу помочь, мадам? – вежливо кивнул он.
– Скажите, сударь, вы не видели, чтобы этот маленький хулиган стрелял из рогатки? – спросила женщина, шаря в своей корзине в поисках бечевки, чтобы отстегнуть мальчишке пару ударов по спине.
– Нет, сударыня, этот маленький хулиган не стрелял из рогатки. Он помогал мне поставить шатер, – ответил мужчина с лучезарной улыбкой.
– Что ж... Видимо, здесь был другой такой же хулиган! Всех этих босяков нужно отправлять на галеры! – фыркнула женщина и поплелась дальше, продолжая потирать ушиб рукой.
– Да, хулиганов нынче развелось порядочно! – подтвердил торговец.
Мальчишка, за все время короткого разговора успевший раз побледнеть и два раза покраснеть от смеха, теперь смотрел на старшего товарища с уважением, граничившим с благоговейным трепетом.
– Держи. Теперь она твоя. Горох можешь найти у торговки в угловой лавке. Под её огромной юбкой мешка два укрылось! – сказал торговец, отдавая волшебную дудочку мальчишке.
