Текст книги "Слишком живые звёзды"
Автор книги: Даниил Реснянский
Жанр:
Прочая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Но они успели застать то, за что ещё долго будет стыдно Виктору Степановичу, хотя его вины в случившемся было столько же, сколько вины космонавта в плохо смазанном презервативе. Проходя мимо участка быков, огороженного невысоким, но крепким забором, дядя Витя решил погладить одного из них, даже не подозревая, что за этим последует. Да и что могло случиться, когда так хотелось пожалеть бедное животное? Виктор Степанович, через минуту превратившийся в Быколюба, считал, что ничего.
Он подошёл к заборчику, широкие створки которого позволяли разглядеть всё туловище подошедшего к ним быка. Приблизившись к нему, Вика шепнула Егору на ухо: «Вот это у него прибор!». Он усмехнулся и сказал ей, что у него самого будет побольше. Они оба улыбнулись и перевели взгляды на робко тянущего к бычку руки Виктора Степановича.
Достав до морды, он начал её поглаживать – сначала чуть боязливо, медлительно, но вскоре его движения обрели уверенность, и теперь Виктор Степанович, улыбающийся и относительно счастливый в этот момент, смеясь, гладил довольного бычка.
Эта картина могла показаться очень даже милой и где-то греющей душу, если бы не одна маленькая деталь. Точнее, совсем не маленькая. Вся группа, наблюдающая за этой парой, устремила взгляды на поднимающийся член быка, пока Виктор Степанович продолжал гладить шёрстку на его большой морде. Улыбки одна за другой стали появляться на лицах, и лишь Вика зажала рот рукой, блокируя взрыв смеха. Вознёсшийся к вершинам аппарат быка достиг своего апогея, и только здесь дядя Витя заметил что-то неладное, но было уже поздно. Бычок встал на задние лапы и просунул в створки забора свой шланг, пролетевший в сантиметре от ошеломлённого лица Виктора Степановича. Он начал отходить от нацеленной чуть повыше него пушки и вскоре побежал, как услышал всеобщий смех, раздававшийся в его ушах даже тогда, когда дрожащими руками проворачивал ключ в замке своей квартиры. Пардон, съёмной квартиры.
Этот случай стал темой дня, ещё долго обсуждаемой всей группой. Каждый из них, в том числе Егор и Вика, улыбались и хихикали, вспоминая брачные игры бычка, а один из официантов и вовсе умудрился придумать ошеломляющую кричалку. Но ни одному из них не пришла в голову мысль, что в те моменты, пока их смех переливался в общем хоре, лезвие бритвы плавно скользило по выпуклым венам Виктора Степановича, но всё же не решалось сделать хоть один порез.
Но при них – людях, к которым судьба, несомненно, была более благосклонна – он всегда улыбался и показывал, что тот случай стал для него ещё одним забавным моментом из жизни. Таким забавным, что аж заставил связать петлю из грязных простыней.
Виктор Степанович натянул слабую улыбку и повторил свою фразу:
– Вам сейчас выступать, ребят. Вы готовы?
Егор с Викой уже успокоились и вроде как могли контролировать свои эмоции. Они подошли к зашедшему гостю, и Егор протянул руку:
– Здравствуйте. – Они пожали друг другу руки, и Егора приятно удивила твёрдая хватка Виктора Степановича. – Вы простите нас, мы просто навеселе.
– Я понимаю. – Он улыбнулся, и от этой улыбки сердце тут же наполнилось жалостью к этому человеку и, конечно же, стыдом. Стыдом за своё инфантильное, наглое поведение. – Вы готовы?
– Да, – ответила Вика, прицепив к себе взгляд дяди Вити. Она сжала свои кулачки и взметнула их в воздух. – Мы просто взорвём зал!
Её широкая улыбка, полная азарта и молодой энергии, заставила улыбнуться обоих мужчин. Егор видел, КАК Виктор Степанович смотрел на Вику и ЧТО отражалось в его глазах. Так смотрит любой мужчина в возрасте, одинокий и бездетный, на молодую красавицу, что хорошо к нему относится. Егор понимал это, но всё равно прижал к себе свою любимую, обняв её за талию. Этот жест не укрылся от дяди Вити, и он тут же увёл взгляд, уставившись в пол. «Всё-таки мужик-то он умный, – подумал Егор. – Вот только уж очень сильно он любит себя жалеть».
Но вместо этого он спросил:
– Когда наш выход?
– Через пять минут.
Синий планшет взлетел вверх, и смуглые пальцы стали неуклюже перебирать страницы в поисках нужной. Его руки слабо тряслись. Егор поджал губы, продолжая терпеливо ждать. Наконец нужная страница нашлась, и гнусавенький голос спросил:
– Вы поёте… – Он замолчал, полностью сконцентрировавшись на незнакомом слове. – «Хироу». – Небольшая пауза. – Скелет?
– «Скилет», – подсказала Вика. – А так, да, всё правильно. Песня «Hero» группы Skillet. Мы же поём под минус, да?
– Ага, под него. Главное, чтобы запись была нормальной, и колонки не были забиты дерьмом.
– Егор! – Она резко дёрнула его за рукав.
– Да ничего, – Виктор Степанович лениво махнул рукой и, пересилив себя, посмотрел в глаза Егору. – Ну, раз всё по плану, я тогда пойду. Хорошо?
Вопрос был странным, потому что самым главным из всей этой троицы был именно он, но Егор, хоть и после небольшой паузы, ответил:
– Конечно. Только проследите, пожалуйста, чтобы всё не пошло наперекосяк. Как это обычно бывает.
Он кивнул и тут же покинул комнатку. Звук его шагов – слегка медлительных, со своим странным темпом – всё удалялся и потом вовсе исчез в конце гримёрки.
Егор повернулся к Вике и, всё ещё держа её за талию, спросил:
– Тебе он не кажется странным?
– Слегка. Он кажется забавным, хотя ему это, похоже, не нравится. – Изумруды зелени в её глазах отражали проникающий со сцены свет, и взгляд её, полностью обращённый к Егору, мгновенно вспыхнул ярким пламенем. – Зато я точно знаю, что МНЕ нравится.
– Вик. – Он положил руку её на плечо и нежно его сжал, медленно и любя. Так, как умеет делать только он. – Сейчас на сцене будет выступать лучшая в мире пара, и я уверен, даже певцы большой эстрады кончат, услышав, как мы поём. Но я не очень-то хочу, чтобы у главного солиста из-под джинсов выступала сырокопчёная колбаска. Я тебя с радостью оприходую после концерта, будь уверена, но сейчас не надо будить моего дружка.
– Да он и не засыпал. – Она обхватила его чуть напрягшийся член и почувствовала, как он мгновенно стал твёрже под её рукой.
Егор накрыл её ладонь своей и с явной неохотой убрал подальше от пробудившегося вулкана.
– Не надо, Вик. А то вместо концерта я буду требовать грёбаные салфетки.
Она рассмеялась, как он и ожидал. Вика в первую очередь цепляла тем, что была легка на подъём и имела просто отличное чувство юмора. Внешность, характер, интеллект, привычки – всё это, несомненно, важно, но что производит хорошее первое впечатление и нередко помогает в обычной повседневной жизни, так это умение хорошо шутить и замечать что-то забавное в, казалось бы, обыденных вещах. И нет лучшего бальзама, чем тот, что наносится на сердце мужчины, когда он слышит смех и видит улыбку девушки после своей шутки.
Кто-то скажет: «Мужское самолюбие?» Я отвечу, что, возможно, это оно. Но если кто-то спросит: «Чувство юмора у девушки?», я отвечу: «Обязательно!»
Весь ресторан заполнил мелодичный голос мужчины, объявляющего горе-исполнителей и те песни, что они будут петь (или пытаться петь). Без всякого интереса, но с ласкающим уши тембром и тоном голоса, мужчина произнёс в микрофон:
– Дамы и господа, собравшиеся этим вечером в нашем любимом ресторане «У Жоры». Да, какой раз я уже говорю, что можно было бы выбрать название и получше, но теперь, когда основатель этого заведения уже давно покоится на небесах, мы без зазрения совести можем сказать, что вы здесь заказываете только райскую еду! – Мужчина широко улыбнулся, демонстрируя всем посетителям идеальные белые зубы. – Но помимо райской еды у нас ещё есть юные таланты, которые – кто знает? – в будущем могут стать…
– Долго он будет трещать? – спросила Вика, наполовину стоящая в полутьме за кулисами.
– Да хрен его знает. Он обычно любит языком поработать.
Она посмотрела Егору в глаза и не смогла сдержать улыбки, образовавшей небольшие ямочки на её щёчках.
– Прямо как ты.
Он заулыбался и легонько шлёпнул её по ягодице, скрывавшейся под подолом платья. Склонил голову, чтобы сказать ей на ухо, что её язык с его просто не сравнится, но тут мощный голос сотряс их барабанные перепонки:
– …на этих ребят, эту пару! Встречайте! Егор Верёвкин и его верная спутница – Виктория Краева!
– Погнали. – Юный кавалер обнял свою даму за талию, и они вместе направились навстречу свету, выходя из мрака; навстречу слабым аплодисментам, быстро затухающим на фоне бешеных ударов сердец; навстречу крохотной сцене и Великим мечтам, что начинаются с маленьких шажков.
Они ещё секунду пробыли в тени и вышли на свет.
Глава 2
Герои
I’ve got a hero living in me
“Hero”, Skillet
Они уже не первый раз выступали на этой сцене. Те же поскрипывающие досочки, та же неработающая разбитая лампа одного из прожекторов и те же незаинтересованные лица, изредка отрывающиеся от своих тарелок. Все поглощены своими проблемами. У молодой девушки, сидящей за самым неприметным столом, неделю назад случился выкидыш. А ещё за неделю до этого её молодой любовник поимел совесть смыться, предварительно поимев её ещё раз.
Зрелый мужчина, прислонившийся лбом к недопитой кружке пива и в волосах которого слишком рано стала просвечиваться седина, вновь и вновь прокручивал в голове тот момент, когда к нему в кабинет без стука зашла секретарша и сказала, что его сын умер. Сбила чёртова машина.
Смеющиеся за большим столом женщины, которые в кое-то веки смогли оставить детишек с их отцами и теперь могут отдохнуть в кругу своих школьных подруг. Каждая из них сейчас счастлива, и улыбки сияют на их лицах. Но и на их пути – на пути каждой индивидуально – встанут такие трудности, которые покажутся самыми страшным, самым ужасным испытанием в их жизни, что лучше и не пытаться преодолеть. Но если они пересилят ту боль и найдут в себе силы идти вперёд, то дальше – насколько дальше, никто не знает – их обязательно, да, обязательно! – встретит сияние, освещающее их дальнейший путь. И как они будут счастливы, чувствуя, как этот яркий свет счастья своими лучами согревает их кожу. Как они – люди, преодолевшие тьму на пути к свету – будут улыбаться, понимая, что заслужили отдых после столь тяжёлой работы. Физической, моральной, интеллектуальной или душевной – неважно. Важно то, что эти люди смогли найти в себе силы и стать героями для самих себя.
Героями…
Ни Егор, ни Вика не знали о проблемах посетителей ресторана; они сохранялись в головах своих хозяев, будучи прочно запертыми за стальными дверями разума. Но сейчас, когда их силуэты появляются на крохотной сцене, они, сами того не подозревая, скоро станут колоссальным источником вдохновения для каждого, сидящего сейчас в зале ресторана. Когда голоса Егора и Вики слились в унисон, а фраза «Iнакрыла сознание всех посетителей, у каждого из них что-то мелькнуло в голове – какой-то образ, расплывчатый и непонятный, но почему-то безумно знакомый. Это был образ их героя. И лишь единицы, выйдя из ресторана в поток ночи, поняли, что этот образ – это они сами.
Каждый человек является героем для самого себя и своей жизни.
Пока микрофоны усиливали голоса поющих – этой прекрасной пары, символизирующей вечную юность и влюблённость, – сердца всех слушающих вспыхнули ярким пламенем и загорелись надеждой; воспылали желанием действовать и ввели силу в их кровь, что разносила её по всему телу. Энергетика, исходящая от молодой пары, заставила волной пробежать мурашки по телам посетителей, помогла им найти в себе очаг их сил и подсказать, как разжечь его ещё больше, суя под руку банку с керосином. И только сам человек решал, что делать с этой банкой: кинуть её в центр огня и почувствовать, как расправляются плечи под приливом сил, или просто поставить её на пол и убежать прочь, обманывая себя, что ты никогда и не находил этот чёртов источник, этот грёбаный очаг.
Мы нуждаемся в героях. Каждый из нас. Нуждаемся в тех, кто будет дарить нам веру в самих себя и вдохновлять нас – людей, потерявшихся в сером потоке течения жизни – поднять голову и увидеть то, что может ослепить многих. Прочувствовать это недосягаемое, почувствовать твёрдость стержня внутри себя и начать прорываться сквозь давящую толпу, пока ты один идёшь в совсем другую сторону. Туда, откуда бегут они.
Герой для каждого может быть свой – индивидуальный образ, к которому мы стремимся и чьими качествами мы восхищаемся. Именно герои любых произведений – фильмов, книг, видеоигр или реальные личности, – в которых мы влюбляемся, делают нас лучше, заставляя расти, работать над собой. И лишь немногие люди способны найти героя в себе – казалось бы, самом обычном человеке, который даже не подозревает, что способен перевернуть мир.
Но пока над Санкт-Петербургом сияли звёзды, а ночной воздух влюблял в себя гуляющие пары, в маленьком ресторане на отшибе города голоса Егора и Вики сливались в сердцах слушающих, показывая им, что герои их жизни – они сами.
И некоторым это подарило надежду.
Глава 3
Пиво с молоком
There’s no given how we all
Should live our lives
“Higher”, Smash Into Pieces
Чайник достиг предела кипячения воды и издал характерный звук, после чего стал утихать. Его шум продолжал доноситься, когда на кухне – точнее, жалком подобии кухни, которую они еле-еле смогли обставить – включился свет, послышались шаги босых ног по дешёвому линолеуму, и через секунду открылась дверца жужжащего холодильника.
Владислав Боркуев стоял на кухне в одних семейных трусах, тупо пялясь в содержимое холодильника. Уже начавшийся зарождаться пивной живот был чуть выпучен вперёд, явно давая понять своему владельцу, что недалёк тот час, когда только ремень будет способен сдерживать нависшее пузо. Его широкие плечи и хорошие мышцы на руках напоминали о тренировках в молодости, хоть ему и было всего тридцать три. Вены, обволакивающие его руки, ясно говорили, что тело всё ещё в тонусе, но, продолжи он соревнования по количеству выпитого пива, мало что останется от его мышц и атлетического телосложения, восхищавшего всех девчонок в школе, когда он снимал с себя футболку.
Сейчас же его взгляд упёрся в орду различных йогуртов, расположившихся на средней полке – прямо напротив его усталых зелёных глаз, под которыми начали пролегать слабые тени недосыпа. Его тёмно-русые волосы плавно перетекали в густую бороду, в последнее время достававшую всё больше и больше. Таким взлохмаченным и неопрятным, как сейчас, он никогда в жизни не осмелился бы показаться перед своими учениками – подростками, твёрдо уверенными в том, что всё они знают и всё они контролируют.
На деле ни хрена никто ничего не контролирует. По крайней мере, Влад в это не верил.
Он закрыл холодильник, так ничего и не взяв. Вместо этого открыл верхнюю дверцу шкафчика, достал молотый кофе и небольшую сахарницу. Проявив навыки кулинарии, он насыпал в кружку смесь сахара и молотого кофе, залил это кипячёной водой, размешал всё добро, стараясь не греметь ложкой о стенки кружки, чтобы не разбудить спящую жену, и добавил холодное молоко, после чего вновь размешал полученное зелье. Кофе это назвать было тяжело, так как этот порошок, что он залил кипятком, мог сойти разве что за прах погибшего.
Эта мысль ужаснула его, но лишь на мгновение. Зная, что он здесь один, позволил себе улыбнуться, найдя эту мысль забавной и по-своему привлекательной.
Влад взял кружку с нарисованным на ней весёлым зайчонком и поставил её на скатерть стола, после чего вышел из кухни. Спустя некоторое время вернулся с небольшой стопкой тетрадей тех учеников, что соизволили сдать сочинения сразу, а не доносить их неделями, придумывая нелепые отговорки, как только он начинал на них давить. Положив стопку на другой край стола – как можно дальше от кружки, – Влад взял верхнюю тетрадь и, вооружившись красной ручкой, стал их проверять.
Пока он подвергал своей оценке работы учеников, он наливал кофе ещё два раза, успокаивая себя тем, что нашёл достойную замену пиву. С каждой проверенной тетрадью он всё больше разочаровывался в своих учениках и всё больше удостоверялся в примитивности содержания их сочинений. Оставив пару непроверенных тетрадей, встал из-за стола, сделал себе бутерброд с колбасой (мысленно наказав себе обязательно помыть руки), заварил чай с двумя пакетиками и добавил ложечку сахара. Размешав его и не вынимая пакетиков, Влад подошёл к окну – с бутербродом в одной руке, с кружкой чая – в другой, одетый лишь в одни семейные трусы.
Он смотрел на простирающееся внизу шоссе и уходящие вдаль жёлтые огни. Чем дальше располагались освещающие дорогу фонари, тем меньше становился интервал между маленькими жёлтыми огоньками. Они слились в одну солнечную линию, ползущую вдоль дороги, скрываясь вместе с ней за горизонтом. Влад откусил четверть бутерброда и, прожёвывая деяние своих кулинарных способностей, посмотрел на звёзды, сияние которых сегодня было не тусклым, как это бывает всегда, а невероятно ярким, манящим и сладостным. Блеск свободы и независимости был в этих звёздах, и, казалось, Влад влюбился в них . Влюбился и полюбил. Так, как не любил ни жену, ни мать, никого на свете. Лишь звёздам полностью открылось его сердце. И, сам того не замечая, он заулыбался. Заулыбался искренней, излучающей простую, ничем не прикрытую радость улыбкой счастливого человека.
Прикончив бутерброд и запив всё чаем, Влад последний раз взглянул на звёзды – такие близкие и далёкие одновременно, – помыл руки и, хорошенько вытерев их, снова сел за стол. Ему осталось проверить две тетради. Всего две тетради, а сон уже утаскивал его в свою кроватку и напевал убаюкивающую колыбельную, хоть он и выпил три чашки кофе. Читать и уж тем более анализировать ту чушь, что ученики написали в сочинениях (точнее, что их заставили написать), никак не представлялось возможным. У него уже просто не оставалось сил. И Влад уже решил отложить проверку этих двух тетрадей на завтра, когда взглянул на одну из них и прочитал на ней имя владельца: «Егор Верёвкин». Что-то (что конкретно, Влад так и не понял) заставило повременить его со своим решением и заглянуть в тетрадь.
Он открыл её.
Она была исписана вся, от корки до корки. В спешке записать свои мысли парень перешёл на обложку, сокращая интервал между словами. Почерк его, по мере заполнения страниц, становился всё хуже и неразборчивее, уступая место скорости, нежели красоте и эстетике. Сочинение было огромным, и любой другой проверяющий, лишь взглянув на бесконечные потоки синих чернил, не задумываясь, поставил бы «два». Но Влад не был обычным проверяющим. Он многим отличался от таких, хоть и преподавал детям русский язык наравне с коллегами. В отличие от всех них (за исключением разве что старика Степана Арсеньевича) у Влада имелись мозги. И разум его не смогли промыть и запрограммировать, как сделали это со многими учителями, которые сейчас сами программируют мозги новому поколению.
И это выводило его из себя.
Он терпеть не мог систему образования своей страны – отупляющую, создающую глупых роботов, выполняющих одну и ту же работу и неспособных мыслить. И Влад даже не подозревал, как схожи его мысли с мыслями Егора Верёвкина, чью тетрадь он сейчас держал в руках.
Расходились их мнения лишь в одном, но всё равно продолжали течь в одном русле общих мыслей: Егор оценивал ситуацию со стороны ученика, Влад же – со стороны преподавателя.
Он взглянул на крупный заголовок сочинения и тихо засмеялся. Жирные, несколько раз обведённые буквы кричали со страницы: «ГРЁБАНОЕ СОЧИНЕНИЕ». Влад отложил тетрадь, подошёл к холодильнику и, так уж и быть, разрешил себе достать одну баночку пива. Открыв её и услышав приятное шипение, он удобно устроился на стуле и, предвкушая приятные минуты за чтением сочинения мыслящего ученика – а Влад давно заметил, что Егор относится к меньшинству тех людей, что ещё не разучились пользоваться своими мозгами, – взял его тетрадку. Он сделал небольшой глоток и ощутил приятную горечь во рту. По стенкам горла волной пробежал приятный холодок только что вынутого из холодильника напитка, и после долгого перерыва от алкоголя первый глоток подарил ему слабые помехи в голове и приятное, чуть расслабляющее состояние.
Он снова взглянул на исписанную тетрадь, снял оковы, сдерживающие его бушующие мысли, и позволил им встретиться с мыслями молодого парнишки, образовать некий симбиоз общего видения.
Влад выпил ещё немного пива и начал читать.
ГРЁБАНОЕ СОЧИНЕНИЕ
Сразу хочу попросить у Вас прощения, Владислав Викторович. За то, что я планирую изложить в этом сочинении, и за то, каким – если можно так выразиться – тоном я буду рассказывать Вам всё то, что накопилось во мне, перенеся все свои суждения – верные или нет (скорее всего, верные) – чернилами на бумагу.
И ещё хочу попросить прощения за то, что – я более чем в этом уверен – займу своим «творением» у Вас довольно много времени. Хотя, кто знает, быть может, мой поток слов иссякнет так же быстро, как и начался.
Сам не люблю подобные прелюдии, но перед тем как я перейду к главному, должен попросить Вас о кое-чём важном. Я не хочу, чтобы моё сочинение попало в руки кого-то другого, кроме Вас. Я в Бога не верю, но для красоты словца скажу: Слава Всевышнему, что именно Вы – мой преподаватель русского языка и литературы. И я говорю серьёзно. Вы, в отличие от многих учителей – да чёрт! практически всех! – не лишены чувства понимания. Но что самое главное – Вы учите детей, а не подводите их под уже придуманный кем-то алгоритм. Ну, или пытаетесь учить. Потому что, к великому сожалению, помимо Вас нас обучают (пардон – делают вид, что обучают) другие учителя, выполняющие свою работу исключительно ради денег. Поэтому, раз уж Вы задали сочинение на свободную тему, я решил написать его про наше образование. И написать его именно Вам. Да, своему преподу по русскому. Любой посчитает меня сумасшедшим, но я уверен в правоте своих действий, как и в том, что пишу я это человеку, способному меня понять.
Что ж, пожалуй, начну.
Не хочу показаться лицемерным, но и для Вас не является секретом, что моё поколение в большинстве своём – отупевшие ослы, видящие радость в таких примитивных вещах, как встретиться вместе и бухнуть до полусмерти, повтирать в дёсна новенький порошочек, курить всякое дерьмо, убивая свои лёгкие, и, мать его, гордиться всем этим! И раз я принялся говорить искренно, то признаюсь, что пробовал покурить сигарету, но только единожды и то лишь из любопытства.
Все ж мы люди.
Так вот, о подростках нашего дивного нового мира. Точнее, о большинстве из них; всё же остались драгоценные рубины юных талантов в плавно текучей серой массе, на плечах которых и будет держаться этот мир.
Ставлю ва-банк на то, что моя тетрадь уже провоняла цинизмом, да? С неприязнью я начинаю замечать, что циники во многом бывают правы. Это бросается в глаза, но я отказываюсь верить в их правоту. Слишком уж она отвратительна.
Многие юноши и девушки, ещё не достигшие психологической зрелости, пускают свой организм по весёлому аттракциону, проходящему через тоннели пьянства, мёртвые петли ломок, карусели сексуальных оргий и разбросанных вокруг них порванных презервативов. И делают они это не по собственному желанию, хотя им именно так и кажется. Они считают это правильным. Но вся соль в том, что их заставили считать это правильным, хоть сами полны уверенности в том, что это их личная воля, их осознанный выбор. Но угадайте, откуда у них такая уверенность в выборе собственного пути и самое главное – почему многие соскальзывают именно на эту дорожку, ведущую, казалось бы, через одни лишь наслаждения?
Вопрос достаточно сложный и уж тем более не предназначен для моего семнадцатилетнего мозга. Такими вопросами должны заниматься профессиональные психологи, но всё же я попробую на него ответить.
Я считаю, что главной причиной всего является страх, который порождает глупые, но оказывающие огромное влияние на молодёжь стереотипы. Косвенный это страх или прямой – неважно. Важно то, что мозг подростка подобен пластилину, способному принимать любые формы, и губке, впитывающей в себя всё, что только может впитать.
И вот здесь я хочу плавно перейти к теме воспитания, прежде чем начать обсуждать образование. Ведь именно из воспитания личности со временем появляется образование, что, несомненно, необходимо нашему обществу, но не в том виде, в котором его преподносят в нашей стране.
В современном мире огромное влияние на воспитание детей оказывают теперь не только родители, но и всё окружение их детишек. В это число входят сверстники, преподаватели, обычные прохожие и, конечно же, СМИ. И под СМИ я имею в виду не телевидение или прессу, а различные видеохостинги, наполненные каналами всяких придурков, которые становятся кумирами подростков и даже детей благодаря своим поступкам. И весь ужас в том, что поступки эти отвратительны.
Но основное влияние на мировоззрение подростков после родителей (всё же они оказывают самое большое влияние) находится у сверстников – их основного круга общения. И здесь я хочу напомнить, что человек – существо социальное, поэтому старается быть «своим» (зачастую именно в юношеском возрасте) в том обществе, в котором больше всего проводит времени. В нашем случае – в школе. А там, как мы знаем, нет особых критериев поступления, поэтому не редкостью являются ослы, шатающиеся по школьным коридорам.
Страх. Снова возвратимся к нему.
Первым, на мой взгляд, является страх быть непринятым обществом, окружающим тебя каждый день. То есть сверстниками. И если кому-то вдруг в голову ударила какая-то идея – как правило, не самая лучшая, – её подхватывают все, если она соблазнительна и пахнет запретом, бунтарством, неповиновением прописанным правилам. И что делает тот подросток – парень или девчонка, – когда видит, что его начинают признавать вне круга сверстников, потому что его мнение противоречит мнению общества, окружающего его или её? Конечно, поддаётся общему потоку и, по его мнению, вливается в социум и становится «своим». И вот поэтому, чтобы не потерять себя, следует научиться говорить «НЕТ» и не бояться быть непонятым. По-моему, подростку нужно ответить самому себе на очень интересный вопрос. Точнее, даже два: «Кем я хочу стать» и «Чего я по-настоящему хочу». И уже отталкиваясь от своих ответов, следует смело говорить «НЕТ» тому, что будет мешать тебе становиться тем, кем ты хочешь стать, кем ты хочешь видеть себя в будущем.
Как сказал Элайджа Камски: «Идеи – это вирусы, поражающие общество». И если чувствуешь, что идеи эти способны навредить тебе и не принести абсолютно никакой пользы, то тогда нужно научиться отказываться от них, даже если это развернёт тебя в потоке общества.
Если поинтересоваться биографией знаменитых людей – и здесь я говорю о людях, достигших славы своим трудом, – то можно с удивлением заметить, что все из них в разной степени шли против общества или против системы, ломая любые стереотипы и не боясь говорить «НЕТ» соблазнам. Именно на таких людях и держится мир. На тех людях, что не боятся разжечь яркий огонь в своей голове, пока головы всех остальных окутаны во тьму и никогда не увидят ослепляющей искры бушующего внутри пламени. Огонь всё разрастается в твоей груди, голове и глазах, пока остальные, поглощённые чернотой, начинают критиковать твою отличность от всех, твою излишнюю яркость, и критика их, неконструктивная и глупая, порождена страхом твоего успеха и завистью, вкупе с презрением к себе, к собственной лени и трусости. Они хотят гореть так же, как горят те, что начали идти к своей мечте, но боятся, что не смогут преодолеть это без общества; что будут слишком отличаться. Они попросту боятся зажечь свой фитиль. Но некоторые, увидев это яркое пламя решительности в идущих вверх людях, вдохновляются ими, ловят пролетающую рядом искру и поджигают себя ей, усиливая силу огня свои сердцем. Они идут – люди, горящие ярким пламенем мечты, окутанные контуром огня, пока все остальные – критикующие их и говорящие, что каждый из них делает что-то неправильно – отходят, отступают во мглу, спотыкаются и падают вниз, а в это время пылающие силуэты поднимаются вверх. К свету. Мечтам. Успеху. И Славе.
Поэтому и следует обращать внимание на своё окружение и проводить время с теми людьми, что не будут тянуть тебя вниз и мешать расти, а с теми, что имеют подобный огонь в своих глазах; людьми, поддерживающими тебя, которые способны искренне радоваться твоему успеху.
Вот это меня занесло, да? Я же даже не перешёл к образованию. Бывает у меня такое: начну развивать мысль и по ходу её развития подхватываю ещё парочку, по полвека рассматривая каждую. Поэтому у меня было всё хреново с краткими сочинениями и изложениями. О Господи, последние – вообще чудища, рождённые Министерством образования.
Как раз об образовании – этой больной теме нашей страны. Полагаю…
– Чего не спишь?
Влад подпрыгнул, чуть не расплескав оставшееся пиво на страницы тетради. Он поднял глаза и увидел стоящую у входа в кухню жену. Прислонившуюся к дверному косяку, с чуть опухшим ото сна лицом, щурящимися глазами, взлохмаченными светлыми волосами, доходившими ей до плеч, пухлыми красными губами и полностью голая, одетая лишь в тапочки. Её упругие груди выпирали вперёд, а бёдра, по-женски округлые, свободно дышали, освободившиеся от постоянно прикрывающей их одежды. Её ноги, не модельно стройные и не созданные для обложек журнала, всё равно привлекали Влада своим видом и каждый раз заводили в постели.
Он отложил тетрадь и поставил наполовину выпитую банку пива на стол, но не отпустил её, а продолжал держать. Улыбнувшись, спросил:
– Это ты чего не спишь, Оль? Мне можно – я сочинения проверяю.
– Да я молочка выпью и лягу. – Оля подошла к холодильнику и открыла его, поёжившись от веющего из него холода. Её соски набухли, а кожа покрылась мурашками. Нетронутой ими она осталась лишь на левом плече, чуть повыше ключицы, где был неровный, с отрастающими ветками шрам. Чуть выпуклый, обведённый контуром алого по краям, он принял форму той части осколка, что прорвала плоть Оли в том месте при аварии.
Влад встал и подошёл к ней, положив руки на её бёдра и прильнув губами к шраму, сильно выделяющемуся на таком бледном теле.
– Как он?
– Почти не болит. Проходит потихоньку, с ним всё хорошо. А вот холодильник сейчас начнёт трещать, если я не возьму молоко. Отойди-ка.
Но Влад не успел отойти, как Оля перегнулась через него и выхватила из холодильника почти пустую бутылку молока. Подошла к столу и, театрально вздохнув, повернулась к Владу:
– Вот скажи мне, красавчик, сколько раз я просила тебя ставить грязную посуду в раковину, а не оставлять где попало? – Она взяла кружку с нарисованным на ней весёлым зайчонком и налила туда молока. – Но тебе повезло. Я буду из неё пить.