Текст книги "Том 2. Новая анатомия"
Автор книги: Даниил Хармс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Не знаю, почему все думают, что я гений; а по-моему, я не гений. Вчера я говорю им: Послушайте! Какой же я гений? А они мне говорят: Такой! А я им говорю: Ну какой же такой? А они не говорят, какой, и только и говорят, что гений и гений. А по-моему, я всё же не гений.
Куда не покажусь, сейчас же все начинают шептаться и на меня пальцами показывают. «Ну что это в самом деле!» – говорю я. А они мне и слова не дают сказать, того и гляди схватят и понесут на руках.
<1934–1936>
«Нина – Вы знаете! А? Вы знаете? Нет, вы слышали?..»Нина: Вы знаете! А? Вы знаете? Нет, вы слышали? А?
Вар. Мих.: Что такое? А? Что такое?
Нина: Нет, вы только подумайте! Варвара Михайловна! Вы только подумайте!
Вар. Мих.: Что такое? А? Что такое?
Нина: Да вы представьте себе. Варвара Михайловна! Вы представьте себе!
Вар. Мих.: Да что такое, в конце концов! Что такое?
Нина: Нет, вы послушайте, Варвара Михайловна! Ха-ха-ха.
Вар. Мих.: Да я слушаю, слушаю! Что такое?
Нина: Ха-ха-ха! Ну и королева!
Вар. Мих.: Глупость какую-то несешь!
Нина: Действительно королева!
Вар. Мих.: Глупость какую-то несешь!
Нина: Наш-то! Столбовой! Старый хрен! Тоже туда!
Вар. Мих.Куда туда?
Нина: Да, всё туда же! За Елизаветой поволокся!
Вар. Мих.: Как поволокся?
Нина: Да влюбился!
Вар. Мих.: Да кто влюбился?
Нина: Да наш столбовой дворянин! Старый хрыч Обернибесов!
Вар. Мих.: Обернибесов?!
Нина: В том-то и шутка, что Обернибесов!
Вар. Мих.: Аполлон Васильевич!
Нина: Ну да! Ведь вы подумайте!
Вар. Мих.: Просто не понимаю, что в ней хорошего! Почему все мужчины с ума сошли?
Нина: Вы смотрите: Володя Кнутиков с ума сошел! Сергей Иванович с ума сошел!..
Вар. Мих.: Ничего в ней нет интересного!
Нина: Елдыгин с ума сошел!..
Вар. Мих.: Ничего в ней нет интересного!
Нина: В том-то и шутка! Ничего в ней нет интересного!
Вар. Мих.: Просто не понимаю, почему все мужчины с ума сошли!
Нина: Не такая уж она красавица!
Вар. Мих.: По-моему, просто некрасива!
Нина: Ничего в ней нет интересного!
Вар. Мих.: Совершенно не интересна!
<1934–1936>
Личное пережевание одного музыкантаМеня назвали извергом.
А разве это не так?
Нет, это не так. Доказательств я приводить не буду.
* * *
Я слышал, как моя жена говорила в телефонную трубку какому-то Михюсе, что я глуп.
Я сидел в это время под кроватью и меня не было видно.
О! что я испытывал в этот момент!
Я хотел выскочить и крикнуть: «Нет, я не глуп!»
Воображаю, что бы тут было!
* * *
Я опять сидел под кроватью и не был виден.
Но зато мне-то было видно, что этот самый Михюся проделал с моей женой.
* * *
Сегодня моя жена опять принимала этого Михюсю.
Я начинаю думать, что я, в глазах жены, перехожу на задний план.
Михюся даже лазал в ящиках моего письменного стола.
Я сам сидел под кроватью и не был виден.
* * *
Я сидел опять под кроватью и не был виден.
Жена и Михюся говорили обо мне в самых неприятных выражениях.
Я не вытерпел и крикнул им, что они всё врут.
* * *
Вот уже пятый день, как меня избили, а кости всё ещё ноют.
<1935–1936>
«Однажды Марина сказала мне, что к ней в кровать…»Однажды Марина сказала мне, что к ней в кровать приходил Шарик. Кто такой этот Шарик, или что это такое, мне это выяснить не удалось.
* * *
Несколько дней спустя этот Шарик приходил опять. Потом он стал приходить довольно часто, примерно раз в три дня.
* * *
Меня не было дома. Когда я пришел домой, Марина сказала мне, что звонил по телефону Синдерюшкин и спрашивал меня. Я, видите ли, был нужен какому-то Синдерюшкину!
* * *
Марина купила яблок. Мы съели после обеда несколько штук и, кажется, два яблока оставили на вечер. Но когда вечером я захотел получить свое яблоко, то яблока не оказалось. Марина сказала, что приходил Миша-официант и унес яблоки для салата. Сердцевины яблок ему были не нужны, и он вычистил яблоки в нашей же комнате, а сердцевины выбросил в корзинку для ненужной бумаги.
* * *
Я выяснил, что Шарик, Синдерюшкин и Миша живут, обыкновенно, у нас в печке. Мне это мало понятно, – как они там устроились.
* * *
Я расспрашивал Марину о Шарике, Синдерюшкине и Мише. Марина увиливала от прямых ответов. Когда я высказывал свои опасения, что компания эта, может быть, не совсем добропорядочная, Марина уверила меня, что это, во всяком случае, «Золотые сердца». Больше я ничего не мог добиться от Марины.
* * *
Со временем я узнал, что «Золотые сердца» получили неодинаковое образование. Вернее, Шарик получил среднее образование, а Синдерюшкин и Миша не получили никакого. У Шарика есть даже свои ученые труды. И поэтому он несколько свысока относится к остальным «Золотым сердцам».
Меня очень интересовало, какие это у Шарика ученые труды. Но это так и осталось неизвестным. Марина говорит, что он родился с пером в руках, но больше никаких подробностей об его ученой деятельности не сообщает. Я стал допытываться и, наконец, узнал, что он больше по сапожной части. Но имеет ли это отношение к ученой деятельности, мне узнать не удалось.
* * *
Однажды я узнал, что у «Золотых сердец» была вечеринка. Они сложились и купили маринованного угря. А Миша даже принес баночку с водкой. Вообще, Миша – любитель выпить.
* * *
У Шарика сапоги сделаны из пробочки.
* * *
Как-то вечером Марина сказала мне, что Синдерюшкмн обругал меня хулиганом за то, что я наступил ему на ногу. Я тоже обозлился и просил Марину передать Синдерюшкину, чтобы он не болтался под ногами.
18 февраля 1936
Смерть старичкаУ одного старичка из носа выскочил маленький шарик и упал на землю. Старичок нагнулся, чтобы поднять этот шарик, и тут у него из глаза выскочила маленькая палочка и тоже упала на землю. Старичок испугался и, не зная, что делать, пошевелил губами. В это время у старичка изо рта выскочил маленький квадратик. Старичок схватил рот рукой, но тут у старичка из рукава выскочила маленькая мышка. Старичку от страха сделалось нехорошо, и он, чтобы не упасть, сел на корточки. Но тут в старичке что-то хрустнуло, и он, как мягкая плюшевая шуба, повалился на землю. Тут у старичка из прорешки выскочил длинненький прутик, и на самом конце этого прутика сидела тоненькая птичка. Старичок хотел крикнуть, но у него одна челюсть зашла за другую, и он вместо того, чтобы крикнуть, только слабо икнул и закрыл один глаз. Другой глаз у старичка остался открытым и, перестав двигаться и блестеть, стал неподвижным и мутным, как у мертвого человека. Так настигла коварная смерть старичка, не знавшего своего часа.
«В одном большом городе на главной улице…»В одном большом городе на главной улице стояла интересная дама, в длинном котиковом манто с голыми руками. На голове у этой дамы была маленькая шапочка, сделанная из меха, имеющего очень короткий ворс. В зубах эта дама держала папироску, но папироска давно уже потухла и дым её давно уже разлетелся. Дама была очень красива: нос у неё был прямой, с маленькой горбинкой внизу и с изящным поворотом наверху. Глаза у дамы были голубые, но такие глубокие, что казались не то чёрными, не то не чёрными, а карими. Ноздри у дамы были большие, но так устроены, что каждый прохожий мог заглянуть в них, не замедляя шага, и, оставшись довольным содержимым носа красавицы, продолжать свой путь.
Красивая дама, как видно, ждала трамвая или автобуса. Она вынула изо рта папироску, бросила её на землю и затоптала ногой.
Вдруг к этой даме подошёл интересный молодой человек, одетый во всё клетчатое. Видно было, что он только что из парикмахерской, где его побрили, но нечаянно полоснули бритвой по щеке, потому что поперёк лица молодого человека шёл свежий ещё пластырь. Подойдя к даме, молодой человек, в знак приветствия, поднял обе руки, причём от этого движения справа под мышкой у него лопнул пиджак и оттуда выглянуло что-то фиолетовое.
– А, это вы, – радостно сказала дама, облизывая губы.
– А я думал, что это не вы, – сказал молодой человек и наклонил голову на бок, при этом он шаркнул ножкой, но, как видно, неудачно, потому что от сапога той ноги, которой шаркнул молодой человек, отлетел каблук.
– Фу, какая досада! – сказал молодой человек, поднимая каблук и вертя его в руке.
– Бывает, – сказала дама, пожимая плечами. – Я вот жду трамвая или автобуса.
– Ну? – сказал молодой человек, ещё раз посмотрев на каблук и отбрасывая его в сторону, – Пойдемте в Европейку.
– В Европейку? – спросила дама. – Ну ладно. Идёт. В Европейку так в Европейку!
Дама тряхнула головой и взяла молодого человека под руку.
– Как я вас неожиданно встретил. – сказал молодой человек, идя прихрамывая рядом с красивой дамой.
<1935–1936>
«Петя входит в ресторан и присаживается к столику…»Петя входит в ресторан и присаживается к столику. Официант приносит карточку и кладёт её перед Петей. Петя выбирает «бёф-буи» и говорит официанту:
Петя: Дайте мне, если можно, бёф-буи.
Официант: Чего изволите?
Петя: Если можно, бёф-буи.
Официант: Как вы сказали?
Петя( краснея): Я говорю, мне бёф-буи.
Официант( выпрямляясь): Что прикажете?
Петя( испуганно): Дайте мне бёф…
( Официант выпрямляется, Петя вздрагивает и замолкает. Некоторое время – молчание.)
Официант: Что прикажете подать?
Петя: Я бы хотел, если можно…
Официант: Чего изволите?
Петя: Бёф-буи, бёф-буи.
Официант: Как?
Петя: Бёф…
Официант: Бёф?
Петя( радостно): Буи!
Официант( с удивлением): Буи?
Петя( кивая головой): Бёф-буи. Бёф-буи.
Официант( задумчиво): Бёф-буи?
Петя: Если можно.
(Официант стоит задумавшись некоторое время, потом уходит. Петя придвигает стул к столу и собирается ждать. Через некоторое время появляется второй официант, подходит к Пете и кладёт перед ним карточку. Петя с удивлением смотрит на официанта.)
<1935–1936>
Евстигнеев смеётсяВодевиль о трех головах
Действующие лица:
Евстигнеев
I-ый Володя
II-й Володя
Евдокия – жена Евстигнеева
Вера Александровна Сулипанова – двоюродная сестра Евдокии
Дворник Петр Перец
Дворничиха
Амуры, зебры и античные девушки.
Действие первое
Евстигнеев стоит посередине комнаты и старается издать звук на флейте.
Жена Евстигнеева Евдокия стоит перед ним на коленях.
ЕВДОКИЯ: Евстигнеев! Дорогой муж мой! Супруг мой! Любимый человек и друг! Евстигнеев! Ну молю тебя, не дуй в флейту! Евстигнеев!
ЕВСТИГНЕЕВ смеётся: Хы-хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Евстигнеев! Четыре с половиной года ты дуешь в эту флейту и, все равно, ни звука издать не можешь! Брось! На коленях прошу тебя! Вот видишь? Я целую твои ноги. Неужели ты меня не слышишь? Ты злой, нехороший человек, Евстигнеев! Я тружусь дни и ночи, чтобы мы не голодали с тобой. Я служу, бегаю по лавкам, готовлю обед, мою посуду, убираю комнату, стираю твоё бельё… Ты видишь на что стали похожи мои руки? Я больная и несчастная делаю непосильную для себя работу. А ты? Знай дуешь в свою флейту! И ведь хоть бы прок был какой! А то не только сыграть чего-нибудь, а даже звука издать не можешь! Опомнись! Опомнись Евстигнеев!
ЕВСТИГНЕЕВ смеётся: Хы-хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Нет, больше не могу! Это не человек, а зверь какой-то! (Поднимаясь с колен). Слушай Евстигнеев! Я делала все, чтобы образумить тебя. Ничего не помогает. Я слабая и не могу сама отнять у тебя флейту. Ты меня просто поколотишь. Поэтому я решила прибегнуть к крайнему средству. Ты слышишь, что я тебе говорю, Евстигнеев! Ты слышишь?
ЕВСТИГНЕЕВ дует в флейту: фю-фю-фю!
ЕВДОКИЯ: Да ты слышишь, что я тебе говорю? Ах, так! И слушать не желаешь! Ну ладно: сейчас прибегну к тому крайнему средству, о котором я тебе говорила. Не слушаешь? Ладно! Сейчас пойду и позову дворника!
ЕВСТИГНЕЕВ перестаёт дуть в флейту.
ЕВДОКИЯ: Ты слышал? Сейчас позову дворника.
ЕВСТИГНЕЕВ: Зачем?
ЕВДОКИЯ: А затем, что мы с дворником отнимем у тебя флейту, сломаем ее и выбросим на помойку.
ЕВСТИГНЕЕВ: Нет? Хы-хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Не нет, а именно да!
ЕВСТИГНЕЕВ: Как же так? ( рассматривает флейту и пробует в неё дунуть).
ЕВДОКИЯ: Ах, ты опять! Ну, ладно…
(Стук в дверь)
Евстигнеев и Евдокия молча стоят и слушают. Стук повторяется.
ЕВДОКИЯ: Кто там?
ГОЛОС ЗА ДВЕРЬЮ: Дорочка! Это я! Открой, силь-ву-пле!
ЕВДОКИЯ; Ах, это ты, Вера! Сейчас, одну минуту. ( Евстигнееву). Спрячь флейту!
ЕВСТИГНЕЕВсмеётся: Хы-хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Дай сюда флейту! Сию же минуту дай сюда флейту!
ЕВСТИГНЕЕВ( пряча флейту за спину): Хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Сейчас Верочка! ( Евстигнееву): Ты дашь мне флейту? Ах так!.. ( подходит к двери и открывает её.) Входи Верочка!
(Входит Вера Александровна Сулипанова)
ЕВДОКИЯ: Вот познакомься: Евстигнеев, мой муж. А это Вера Александровна Сулипанова – моя двоюродная сестра.
СУЛИПАНОВА(подходя к Евстигнееву): Очень рада с вами познакомиться!
ЕВСТИГНЕЕВ: Хы-хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Садись, Вера, вот сюда и рассказывай как ты живешь?
(Сулипанова садится с ногами на стул)
СУЛИПАНОВА: О, душа моя, столько новостей! Я брежу театрами и светской жизнью. Да, милочка, я вся для общества! Грегуар подарил мне тончайший заграничный чулок, но к сожалению только один. Так что его нельзя носить. Но я, когда ко мне приходят гости, бросаю этот чулок на диван, будто забыла его убрать, и все, конечно, думают, что у меня их пара. Борман увидал этот чулок и сказал: «Такими чулками кидаться нельзя!» А я ему сказала: «О! У меня их целая куча! А вот туфель нет!..» Ах, да, милочка, же сюи малад, у меня болит под мышкой. Это Зайцев лез ко мне рукой за шиворот, но я его дальше подмышки не пустила. Не дам же я Зайцеву хватать себя!
ЕВСТИГНЕЕВ: Хы-хы!
СУЛИПАНОВА: Ой! Я говорю такие вещи в присутствии мужчины. Но вы все-таки муж моей сестры и потом, мы, люди высшего общества, можем позволить себе некоторые фривольности.
ЕВСТИГНЕЕВ: Хы-хы! ( дует в флейту).
СУЛИПАНОВА: Что это?
ЕВДОКИЯ: Да это мой муж хочет на флейте играть.
СУЛИПАНОВА: Господи! Зачем же это?
ЕВДОКИЯ: Ах Вера! Он целые дни изводит меня этой флейтой. Вот видишь? Так он с утра до вечера.
СУЛИПАНОВА: Да ты спрячь от него эту трубку,
ЕВДОКИЯ:
<1935–1936>
1937
«– Н-да-а! – сказал я ещё раз…»– Н-да-а! – сказал я ещё раз дрожащим голосом. Крыса наклонила голову в другую сторону и всё так же продолжала смотреть на меня.
– Ну что тебе нужно? – сказал я в отчаянье.
– Ничего! – сказала вдруг крыса громко и отчётливо. Это было так неожиданно, что у меня прошел даже всякий страх. А крыса отошла в сторону и села на пол около самой печки.
– Я люблю тепло. – сказала крыса, – а у нас в подвале ужасно холодно.
<До января 1937>
«У одной маленькой девочки начал гнить…»У одной маленькой девочки начал гнить молочный зуб. Решили эту девочку отвести к зубному врачу, чтобы он выдернул ей её молочный зуб.
Вот однажды стояла эта маленькая девочка в редакции, стояла она около шкапа и была вся скрюченная.
Тогда одна редакторша спросила эту девочку, почему она стоит вся скрюченная, и девочка ответила, что она стоит так потому, что боится рвать свой молочный зуб, так как должно быть, будет очень больно. А редакторша спрашивает:
– Ты очень боишься, если тебя уколют булавкой в руку?
Девочка говорит:
– Нет.
Редакторша уколола девочку булавкой в руку и говорит, что рвать молочный зуб не больнее этого укола. Девочка поверила и вырвала свой нездоровый молочный зуб.
Можно только отметить находчивость этой редакторши.
6 января 1937
«Один человек, не желая более питаться…»Один человек, не желая более питаться сушёным горошком, отправился в большой гастрономический магазин, чтобы высмотреть себе чего-нибудь иное, что-нибудь рыбное, колбасное или даже молочное.
В колбасном отделе было много интересного, самое интересное была конечно ветчина. Но ветчина стоила 18 рублей, а это было слишком дорого. По цене доступна была колбаса, красного цвета, с тёмно-серыми точками. Но колбаса эта пахла почему-то сыром, и даже сам приказчик сказал, что покупать её он не советует.
В рыбном отделе ничего не было, потому что рыбный отдел переехал временно туда, где раньше был винный, а винный отдел переехал в кондитерский, а кондитерский в молочный, а в молочном отделе стоял приказчик с таким огромным носом, что покупатели толпились под аркой и к прилавку ближе подойти боялись.
И вот наш человек, о котором идёт речь, потолкался в магазине и вышел на улицу.
Человек, о котором я начал эту повесть, не отличался никакими особенными качествами, достойными отдельного описания. Он был в меру худ, в меру беден и в меру ленив. Я даже не могу вспомнить, как он был одет. Я только помню, что на нём было что-то коричневое, может быть брюки, может быть пиджак, а может быть только галстук. Звали его кажется Иван Яковлевич.
Иван Яковлевич вышел из Гастрономического магазина и пошёл домой. Вернувшись домой, Иван Яковлевич снял шапку, сел на диван, свернул себе папироску из махорки, вставил её в мундштук, зажёг её спичкой, выкурил, свернул вторую папироску, закурил её, встал, надел шапку и вышел на улицу.
Ему надоела его мелкая, безобразная жизнь, и он направился к Эрмитажу.
Дойдя до Фонтанки, Иван Яковлевич остановился и хотел было повернуть обратно, но вдруг ему стало стыдно перед прохожими: ещё начнут на него смотреть и оглядываться, потому что шёл-шёл человек, а потом вдруг повернулся и обратно пошёл. Прохожие всегда на таких смотрят.
Иван Яковлевич стоял на углу, против аптеки. И вот, чтобы объяснить прохожим свою остановку, Иван Яковлевич сделал вид, что ищет номер дома.
Он, не переставая глядеть на дом, сделал несколько шагов вдоль по Фонтанке, потом вернулся обратно и, сам не зная зачем, вошёл в аптеку.
В аптеке было много народу. Иван Яковлевич попробовал протиснуться к прилавку, но его оттеснили. Тогда он посмотрел на стеклянный шкапчик, в котором в различных позах стояли различные флаконы различных духов и одеколонов.
Не стоит описывать, что ещё делал Иван Яковлевич, потому что все его дела были слишком мелки и ничтожны. Важно только то, что в Эрмитаж он не попал и к шести часам вернулся домой.
Дома он выкурил подряд четыре махорочных папиросы, потом лег на диван, повернулся к стене и попробовал заснуть.
Но должно быть, Иван Яковлевич перекурился, потому что его сердце билось очень громко, а сон убегал.
Иван Яковлевич сел на диване и спустил ноги на пол.
Так просидел Иван Яковлевич до половины девятого.
– Вот если бы мне влюбиться в молодую красивую даму, – сказал Иван Яковлевич, но сейчас же зажал себе рот рукой и вытаращил глаза.
– В молодую брюнетку, – сказал Иван Яковлевич, отводя руку ото рта. – В ту, которую я видел сегодня на улице.
Иван Яковлевич свернул папиросу и закурил. В коридоре раздалось три звонка.
– Это ко мне, – сказал Иван Яковлевич, продолжая сидеть на диване и курить.
13 января 1937
Всестороннее исследованиеЕрмолаев: Я был у Блинова, он показал мне свою силу. Ничего подобного я никогда не видел. Это сила зверя! Мне стало страшно. Блинов поднял письменный стол, раскачал его и отбросил от себя метра на четыре.
Доктор: Интересно было бы исследовать это явление. Науке известны такие факты, но причины их непонятны. Откуда такая мышечная сила, ученые ещё сказать не могут. Познакомьте меня с Блиновым: я дам ему исследовательскую пилюлю.
Ермолаев: А что это за пилюля, которую вы собираетесь дать Блинову?
Доктор: Какая пилюля? Я не собираюсь давать ему пилюлю.
Ермолаев: Но вы же сами только только что сказали, что собираетесь дать ему пилюлю.
Доктор: Нет, нет, вы ошибаетесь. Про пилюлю я не говорил.
Ермолаев: Ну уж извините, я-то слышал, как вы сказали про пилюлю.
Доктор: Нет.
Ермолаев: Что нет?
Доктор: Не говорил!
Ермолаев: Кто не говорил?
Доктор: Вы не говорили.
Ермолаев: Чего я не говорил?
Доктор: Вы, по-моему, чего-то недоговариваете.
Ермолаев: Я ничего не понимаю. Чего я недоговариваю?
Доктор: Ваша речь очень типична. Вы проглатываете слова, недоговариваете начатой мысли, торопитесь и заикаетесь.
Ермолаев: Когда же я заикался? Я говорю довольно гладко.
Доктор: Вот в этом-то и есть ваша ошибка. Видите? Вы даже от напряжения начинаете покрываться красными пятнами. У вас ещё не похолодели руки?
Ермолаев: Нет. А что?
Доктор: Так. Это мое предположение. Мне кажется, вам уже тяжело дышать. Лучше сядьте, а то вы можете упасть. Ну вот. Теперь вы отдохните.
Ермолаев: Да зачем же это?
Доктор: Тсс. Не напрягайте голосовых связок. Сейчас я вам постараюсь облегчить вашу участь.
Ермолаев: Доктор! Вы меня пугаете.
Доктор: Дружочек милый! Я хочу вам помочь. Вот возьмите это. Глотайте.
Ермолаев: Ой! Фу! Какой сладкий отвратительный вкус! Что это вы мне дали?
Доктор: Ничего, ничего. Успокойтесь. Это средство верное.
Ермолаев: Мне жарко и все кажется зеленого цвета.
Доктор: Да, да, да, дружочек милый, сейчас вы умрете.
Ермолаев: Что вы говорите? Доктор! Ой, не могу! Доктор! Что вы мне дали? Ой, доктор!
Доктор: Вы проглотили исследовательскую пилюлю.
Ермолаев: Спасите. Ой. Спасите. Ой. Дайте дышать. Ой. Спас… Ой. Дышать…
Доктор: Замолчал. И не дышит. Значит, уже умер. Умер, не найдя на земле ответов на свои вопросы. Да, мы, врачи, должны всесторонне исследовать явление смерти.
<21 июня 1937>
