Текст книги "Удар молнии"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 7
Проснувшись на следующее утро, Алекс обнаружила рядом с кроватью женщину, которая явно ожидала ее пробуждения. Медсестра суетилась около капельницы. Как и предупреждал доктор Герман, Алекс чувствовала лишь незначительную боль, но та душевная тоска, которая навалилась ей на сердце, как только она вспомнила все, что произошло вчера, была неизмеримо тяжелее.
Женщина в цветастом платье и с седыми волосами улыбнулась ей. Алекс воззрилась на нее с удивлением – она видела эту даму впервые в жизни.
– Здравствуйте, я Элис Эйрес. Я хотела узнать, как вы себя чувствуете.
У Элис были добрая улыбка и живые голубые глаза. Она вполне годилась Алекс в матери. Алекс попыталась сесть, но не смогла; тогда сиделка переложила подушки так, чтобы две женщины могли нормально разговаривать.
– Вы медсестра?
– Нет, просто подруга. Я доброволец. Я знаю, что вам только что пришлось пережить, миссис Паркер. Или можно звать вас Александрой?
– Просто Алекс. – Она смотрела на свою собеседницу, не в состоянии понять, какого черта она здесь делает. Привезли завтрак, но Алекс отказалась от него, хотя после операции ей полагалась щадящая диета. Ей хотелось только кофе.
– На вашем месте я бы поела, – сказала миссис Эйрес. – Вам необходимы силы и хорошее питание. Хотите овсянку?
Она была похожа на добрую фею из «Золушки».
– Я терпеть не могу горячую кашу, – враждебным тоном ответила Алекс, разглядывая пожилую, женщину. – Кто вы и что вы здесь делаете?
Все это напоминало какой-то сюрреалистический фильм.
– Я нахожусь здесь потому, что в свое время перенесла аналогичную операцию. Я знаю, что это такое и что вы сейчас должны испытывать, – знаю лучше, чем другие люди, даже ваш муж. Я знаю, как вы сейчас озлоблены и испуганы, какой ужас охватывает ваше сердце и как страшно вам взглянуть на свое изменившееся тело. Я сделала себе пластическую операцию, – продолжала она, протягивая Алекс чашку кофе. – Если хотите, я вам покажу. Это выглядит очень естественно и даже красиво. Я думаю, что никто не догадывается о том, что у меня была удалена грудь. Хотите посмотреть?
Алекс подумала, что все это выглядит отвратительно.
– Нет, спасибо.
Доктор Герман уже объяснил ей, что она может поставить себе имплантант с вытатуированным соском. Все это казалось ей ужасным и ненужным. Она уже искалечена – так почему бы не оставить все так, как есть?
– Почему вы сюда пришли? Кто вас попросил об этом?
– Ваш хирург вписал ваше имя в список тех, кого должны посетить члены нашей группы поддержки. Со временем вы, возможно, пожелаете вступить в группу или поговорить с другими женщинами о пережитом вами. Это может оказаться очень полезным.
– Я так не думаю, – ответила Алекс, от всей души желая, чтобы ее собеседница ушла, но не решаясь прогнать ее. – Я не привыкла обсуждать свои проблемы с посторонними людьми.
– Я понимаю, – ответила Элис Эйрес с мягкой улыбкой, вставая. – Вам сейчас нелегко. Я уверена, что вы беспокоитесь по поводу химиотерапии. На некоторые из связанных с этим вопросов мы тоже можем ответить, почти так же компетентно, как ваш врач. У нас есть и мужская группа. Может быть, это заинтересует вашего мужа.
Элис положила на кровать Алекс маленький буклет, но Алекс даже не взглянула на него. Чтобы Сэм вступил в группу мужей, чьи жены перенесли онкологическую операцию? Да ни за что!
– Я не думаю, что моего мужа это заинтересует. В любом случае спасибо.
– Не унывайте, Алекс. Я буду думать о вас, – "ласково сказала Элис, прикоснувшись к накрытой одеялом ноге Алекс, и вышла из комнаты. Сестрам она сказала, что это был классический первый визит. Как и следовало ожидать, Александра Паркер была в состоянии депрессии и озлобленности на весь мир. Они решили посещать ее регулярно, и Элис Эйрес отметила, что в следующий раз нужно прислать кого-нибудь помоложе. Ей казалось, что ровесница Алекс сможет принести гораздо больше пользы. Самой младшей участнице их группы было Двадцать пять, и к большинству молодых женщин ходила именно она. Кроме того, множество женщин в группе были примерно такого же возраста, как Алекс.
– Что это была за дура? – рявкнула Алекс, когда в комнату вошла новая сиделка, сменившая ночную.
– Напрасно вы так, это хорошее дело. Они добрые люди и помогают многим женщинам, – объяснила сестра, в то время как Алекс выбросила разноцветный буклет в мусорное ведро. – Давайте я оботру вас губкой.
Алекс посмотрела на нее исподлобья, но потом поняла, что у нее нет иного выбора, кроме как подчиняться больничным правилам. После того как ее «вымыли» и она почистила зубы, Алекс лежала и тупо смотрела в окно. Потом подали ленч – еще одну порцию пюреобразной пищи, к которой Алекс даже не прикоснулась. Потом пришел лечащий врач, чтобы сделать перевязку.
Смотреть на себя Алекс не решалась, поэтому во время этой процедуры она глядела в потолок. Ей хотелось закричать во все горло. Сразу же после этого позвонил Сэм. Он был уже на работе и собирался прийти ближе к вечеру – он думал, что она должна как следует отдохнуть и выспаться. Аннабел была здорова. Сэм сказал, что очень соскучился по Алекс, но она ему не поверила.
Если он ждет не дождется встречи с ней, то почему он не пришел утром или во время ленча? Сэм ответил, что пошел в ресторан «Времена года» с одним из своих старейших клиентов – теперь ему хотелось познакомить Саймона и его помощницу со своими клиентами. Но на пути домой он пообещал заехать к ней.
Алекс хотелось бросить трубку во время разговора с ним, но она этого не сделала. Вместо этого она позвонила Аннабел, и они прекрасно поболтали о ее садике и о «путешествии» Алекс.
Она пообещала своей дочери вернуться домой на выходные.
После этого ей сделали обезболивающий укол, в котором она не чувствовала особой необходимости. Однако она понимала, что лучше уж пребывать в вызванной наркотиками полудреме, чем размышлять о своем будущем и об отсутствии мужа. Проснувшись, она позвонила на работу. Мэтта Биллингса не было, но Брок был на месте. Элизабет Хэзкомб сообщила ей, что все дела в полном порядке. Никаких экстренных случаев за время ее отсутствия не произошло. Лиз сказала, что все они очень скучают.
– У вас все в порядке? – обеспокоенно спросила она, но голос Алекс был вполне уверенным и сильным и звучал куда лучше, чем даже утром.
– Да, все нормально. Я вернусь на работу, как только смогу.
– Мы будем ждать.
Днем доктор Герман сказал ей, что она может есть нормальную пищу и либо выписаться уже завтра, либо подождать, пока организм окрепнет. Однако разрез заживал превосходно.
– Я лучше останусь, – тихо ответила Алекс, к удивлению врача. Он считал, что она принадлежит к тем пациенткам, которые стремятся вырваться из больничной рутины как можно раньше. Ей вполне можно было позволить выписаться на третий – четвертый день, хотя он всегда советовал полежать в больнице подольше.
– Я-то думал, что вы только и мечтаете с нами расстаться, – улыбнулся он, прекрасно понимая, что она пережила.
– Дома меня ждет трехлетний ребенок. Я хочу вернуться к ней, когда я буду в лучшей форме и мне не придется ей все объяснять.
– К выходным вы будете в прекрасной форме. Я думаю, что мы уже уберем дренаж, оставив только перевязку. У вас была серьезная операция, поэтому вы будете утомляться, но боль вряд ли возникнет. В любом случае мы дадим вам обезболивающие лекарства. Вам останется только одно – попытаться восстановить силы. А через три-четыре недели, в зависимости от результатов остальных тестов, мы начнем лечение.
«Лечение». Слишком мягкое слово для обозначения химиотерапии. Одна мысль об этом вызывала у нее сердечную боль.
– А работа?
– Я бы сказал, что с работой надо подождать еще неделю, пока не снимут бинты и вы не восстановите силы. А когда начнется курс химиотерапии, вы сами поймете, способны ли вы совмещать лечение с работой. Если мы будем точно дозировать препараты и лечить вас в щадящем режиме, вы сможете позволить себе умеренный объем работы.
Интересно, когда в последний раз объем ее работы был «умеренным»? Может быть, в тот день, когда родилась Аннабел, но не раньше и не позже. По крайней мере он не говорит, что она вообще не сможет работать. Он считает, что она должна попытаться. Это уже что-то.
После того как доктор ушел, Алекс молча сидела на стуле, глядя в окно. Потом она прогулялась по коридору и поняла, что чувствует слабость, сонливость и с трудом сохраняет равновесие. Бинты стесняли свободу ее движений, и пошевелить левой рукой она не могла. Хорошо, что она не левша.
Когда в пять часов приехал Сэм с огромным букетом красных роз, Алекс была одна. Увидев лицо своей жены, он застыл в дверном проеме. На нем было написано такое отчаяние, что Сэм просто не знал, что ей сказать. Алекс обдумывала свою судьбу и свое будущее. И на мгновение Сэм вспомнил изможденное лицо его умирающей матери. Ему захотелось бежать отсюда прочь, со всех ног, и он еле-еле подавил крик ужаса.
– Привет, как ты себя чувствуешь? – пытаясь казаться непринужденным, спросил Сэм. Цветы он поставил в вазу.
Алекс только пожала плечами и не ответила. А он как бы себя чувствовал? Впрочем, она не видела, что его трясет.
– Хорошо, – все-таки произнесла она в ответ, но как-то неубедительно. Грудь немного ныла, а дренажная трубка стесняла ее, но этого вполне можно было ожидать. – Спасибо за цветы, – продолжала она, делая вид, что она в восторге, но не слишком успешно. – Доктор Герман говорит, что я смогу вернуться к работе через полторы недели.
Ну что же, не так плохо. Услышав это, Сэм улыбнулся и почувствовал некоторое облегчение.
– Тебя это не может не радовать. Когда ты возвращаешься домой?
– Может быть, в пятницу, – ответила она неуверенно. Ее беспокоило, сможет ли она ухаживать за Аннабел и что она скажет дочери про свои бинты. – Попроси Кармен пожить у нас в выходные. Я знаю, что ей самой нужен выходной, но я без нее не справлюсь.
– Конечно. А с Аниабел могу возиться я. С ней же нет никаких проблем.
Алекс кивнула, ощутив, как она соскучилась по своей дочурке, а потом вдруг вопросительно посмотрела на Сэма. Интересно, во что теперь превратится их жизнь? Они потратили столько времени и энергии на то, чтобы завести второго ребенка, занимаясь любовью по расписанию, что она не могла себе представить, как они будут жить без этого. Будет ли она возбуждать его без одной груди? Как он сможет на нее смотреть? Чтобы подготовить свою пациентку, доктор Герман показывал ей фотографии, и она пришла в ужас. На месте груди были плоскость без всякого соска и диагональный рубец. Алекс даже не могла вообразить, как отреагирует на это Сэм, когда бинты наконец снимут. Доктор сказал, что после удаления дренажной трубки она сможет принимать душ.
Нити, которыми ее зашили, будут рассасываться довольно долго, а после этого она останется с той же плоской грудью со шрамом посередине, которую она видела на фотографиях.
– А что мы будем делать в выходные? – непринужденно спросил Сэм, и Алекс воззрилась на него с удивлением. Он вел себя так, как будто ничего не произошло. – Давай позовем кого-нибудь и пообедаем с друзьями или пойдем в кино, если дома будет Кармен.
Алекс смотрела на мужа, не веря собственным ушам. Как он может?
– Я не хочу никого видеть. Что я им скажу? Привет, мне только что удалили грудь, и мы решили, что устроим обед в честь этого события, пока не началась химиотерапия? Ради Бога, Сэм, где вся твоя тактичность? Все это не так просто.
– Я это прекрасно понимаю, но я не хочу, чтобы ты сидела на одном месте и жалела себя. Ты же знаешь, что жизнь должна продолжаться. В конце концов, твоя грудь не была слишком большой, так что подумаешь, большое дело!
Сэм пытался шутить, но для Алекс это действительно было большое дело. Она утратила часть своего облика и самоощущения, а жизнь ее в каком-то смысле висела на волоске. Да, это была очень большая травма, несмотря на то, что грудь ее была маленькой. Она бы многое отдала за то, чтобы ее не потерять.
– Как ты теперь будешь меня воспринимать? – в лоб спросила она, глядя Сэму прямо в лицо. Ей хотелось услышать от него правду, потому что до операции он не утруждал себя тем, чтобы заверить ее в своей любви. Сэм считал, что его присутствие здесь говорит само за себя. Для Алекс этого было недостаточно. Он просто заходил на часик каждый день, между работой, домом и остальной своей жизнью. Казалось, он воспринимал все это слишком легко.
– Что ты имеешь в виду? – переспросил он с некоторым раздражением.
– Я спрашиваю, не вызовет ли у тебя отвращения мой нынешний вид?
Сама себя она еще не видела, поэтому не была уверена в том, о чем спрашивает, но ей отчаянно хотелось услышать от Сэма слова поддержки.
– Откуда я могу знать, что я буду чувствовать? Я не думаю, что для меня это имеет такое большое значение. Давай попробуем пересечь этот мост, раз уж мы к нему подошли.
– Когда? На следующей неделе? Завтра? Сейчас?
В глазах Алекс появились слезы – снова она услышала от него не то, что хотела, не то, что ей было нужно. Что до Сэма, то ее вопросы, казалось, приводят его в ужас.
– Хочешь, я тебе покажу? – продолжала она. – Или ты желаешь сначала увидеть фотографии, чтобы знать, к чему тебе готовиться? У доктора Германа есть несколько отличных экземпляров, очень четких и красочных. Это выглядит, как плоский кусок мяса без всякого соска.
Алекс увидела, что Сэм побледнел и разозлился.
– Зачем ты это делаешь? Ты хочешь напугать меня или заставить меня в ужасе бежать, прежде чем мы научимся с этим жить? В чем дело. Ал? Ты сердишься на меня или просто обижена на судьбу? Попробуй как-то изменить свое отношение к этому вопросу, пока перед тобой еще не встала проблема восстановления груди.
– Кто тебе сказал, что я собираюсь восстанавливать грудь? – удивленно спросила Алекс.
– Доктор Герман говорил мне, что через несколько месяцев ты при желании сможешь сделать пластическую операцию.
Мне кажется, что игра стоит свеч.
– А до этого времени я, по-твоему, должна сидеть взаперти? – ядовито откликнулась Алекс, и Сэм воздел к небу руки в явном раздражении.
– Слушай, по-моему, у тебя просто крыша поехала из-за всего этого. Мне очень жаль, что тебе удалили грудь. Мне очень жаль, что ты, как ты говоришь, «изуродована». Я не знаю, что я испытаю, когда это увижу. Понятно? Я тебе сообщу. Договорились?
– Обязательно сообщи.
Нет, он опять не говорил ей того, что надо было сказать.
Он не попытался убедить ее в том, что для него это все совершенно не важно, что она по-прежнему остается для него красавицей. Сэм хотел, чтобы их жизнь текла, как и прежде, как будто ничего не произошло. Обед и поход в кинотеатр казались ему совершенно естественным делом. Он отказывался понять, насколько обескуражена она была всем случившимся. Тем не менее она пыталась как-то выкарабкаться из своей депрессии, а он ей явно не помогал.
– Алекс, попробуй сконцентрироваться на том, чтобы побыстрее восстановить свои силы и вернуться домой. Когда ты увидишь Аннабел, ты почувствуешь себя гораздо лучше. Ты снова начнешь работать, и жизнь постепенно войдет в норму.
– О какой норме ты говоришь, если я буду сидеть на химии, Сэм? – грубо спросила она.
– О той, какую ты сама для себя определишь, – жестко ответил Сэм, не понимая, однако, до конца, что такое химиотерапия. – Ты не должна раздувать все это в трагедию и наказывать нас. Если ты будешь такая злая, как сегодня, Аннабел будет трудно это понять. Тебе придется смириться с тем, что произошло. Я теперь вообще не уверен в том, что в состоянии тебе помочь.
В конце концов, прошел только один день. Может быть, в этом все дело?
– Явно не в состоянии, – жалобно проговорила Алекс, – потому что ты, как мне кажется, слишком занят своей собственной жизнью, чтобы обременять себя всем, что происходит со мной. Сейчас, например, тебя ничего, кроме Саймона и новых клиентов, не интересует.
– У меня такая же напряженная работа, как и у тебя. Если бы что-то подобное происходило со мной, я не думаю, что ты бы отменяла процессы или встречи с клиентами. Попытайся реально смотреть на вещи. Ведь из-за того, что произошло вчера, весь мир не остановился.
– Да, это звучит весьма утешительно.
– Прости меня, – грустно произнес Сэм. – Что бы я ни сказал, это только больше тебя бесит.
– Ты мог бы сказать, что для тебя это вообще не имеет значения и что ты все равно будешь любить меня, с одной грудью или с двумя. Но раз ты говоришь совсем другое, это означает, что ты действительно так думаешь. Может быть, в этом все дело.
– Откуда я могу знать, что я буду чувствовать? Откуда ты можешь это знать? Может быть, это ты не захочешь больше заниматься со мной любовью после всего этого. Как я могу быть в чем-то уверен?
Его патологическая честность больно ранила Алекс – она была к ней не готова. Ее врач, или любой другой терапевт, или сама Алекс могли бы объяснить ему, как ему себя вести, но Сэм никогда бы не стал никого слушать. Он говорил ей правду и прекрасно это знал. А она не хотела воспринимать эту правду.
– А я уверена в том, что буду любить тебя, что бы с тобой ни случилось, как бы тебя ни изуродовали. Даже если бы ты был обезображен, облысел, остался бы без яиц или провел остаток жизни в инвалидной коляске!
– Очень благородно с твоей стороны, – холодно сказал Сэм, – но, по-моему, ты просто не понимаешь, что говоришь.
Как ты можешь знать, что бы ты чувствовала, если бы со мной произошло что-либо подобное? Пока не попадешь в переделку, бесполезно что-либо предсказывать. Легко говорить, что на твое отношение ко мне это все никак не повлияло бы, но знать наверняка ты этого не можешь. Может быть, тебе стало бы трудно со мной общаться, даже если бы ты чувствовала, что для меня это будет очень больно.
– То есть ты хочешь сказать, что тебе со мной становится трудно?
– Я говорю, что я не знаю, и я тебе не лгу. Я не могу тебе обещать, что это меня не напугает или не заставит в первое время чувствовать себя неловко. Конечно, черт возьми, это огромное изменение в жизни. Но по крайней мере мы можем попытаться сделать так, чтобы это не испортило наших отношений. Нельзя раздувать случившееся так, как это делаешь ты.
И потом, жизнь не сводится к одним грудям, сексу и телу. Мы же с тобой еще и друзья, а не просто любовники.
– Но я не хочу, чтобы мы были просто друзьями, – с горечью сказала Алекс, снова начиная плакать. Сэм из последних сил пытался скрыть свое раздражение.
– Я тоже этого не хочу, поэтому пусть все идет как идет, Ал. Пусть все как-то утрясется. Мы оба должны к этому привыкнуть и подождать, что будет дальше.
Почему он не может ей солгать? Почему он не может сказать, что все равно ее любит? Потому что тогда он не был бы Сэмом. Алекс всегда любила его честность и прямоту, даже когда они причиняли ей боль. И особенно больно ей было сейчас.
– И чего я совершенно не могу понять, – продолжал Сэм, – это как ты смогла уместить всю свою личность в одну не слишком большую грудь? Я хочу сказать, что ты не фотомодель и не девочка из кордебалета. Ты адвокат. Для того чтобы ты состоялась как человек, тебе не нужны сиськи. Ты умная женщина, которая потеряла грудь – грудь, понимаешь? – а не мозги, так что же ты сходишь с ума?
Он не понимал, что она могла потерять жизнь, что она утратила неотъемлемую часть себя и, не исключено, возможность заниматься сексом. Алекс чувствовала себя совершенно другим человеком.
– Да, я осталась без груди, и какой бы маленькой она ни была, я достаточно тщеславна для того, чтобы не хотеть ходить с рубцом на теле до конца своих дней. Я могу остаться без волос… окончательно стать бесплодной… Все изменилось, Сэм, а ты говоришь, что не уверен в том, как ты будешь воспринимать мое тело. Разве ты не понимаешь, что я все теперь чувствую по-другому?
– Может быть, я действительно чего-то не понимаю. Если бы на следующей неделе мне сказали, что я бесплоден, я бы очень расстроился, но меня бы радовало то, что у нас есть Аннабел. Перестань придавать всему этому такое огромное значение. Ты – это твой разум, твоя жизнь и твоя карьера, все то, что ты делаешь и что ты представляешь, а вовсе не количество твоих грудей. Кому какое дело, сколько их у тебя?
– Может быть, тебе, – честно ответила Алекс.
– Да. Может быть. И что дальше? Единственное, что нам остается, – это попробовать удержаться вместе. Научись жить с тем, с чем ты теперь вынуждена жить, тогда и я, может быть, буду относиться к тебе с нежностью и любовью. Но я не собираюсь всю оставшуюся жизнь сидеть рядом с тобой и сокрушаться – мы от этого оба очумеем, только и всего.
– Так что же ты мне в итоге хочешь сказать?
– Я хочу сказать, чтобы ты перестала себя жалеть и постаралась забыть то, что с тобой произошло.
Его слова, безусловно, не были лишены разумного зерна, но отчасти он все равно оставался совершенно бесчувственным к тому, что она испытывала.
– Понимаешь, я не хочу постоянно помнить о том, что у тебя рак. Я просто не могу, – подытожил Сэм.
Это было честно – честнее некуда.
– Что значит «постоянно»? – Алекс смотрела на него с недоумением. – Это произошло только вчера, и с тех пор я видела тебя дважды, каждый раз – в течение часа. Так что я не могу сказать, что мы потратили на мою проблему много времени.
– А я не могу сказать, что здесь уместно слово «мы». Понимаешь, это именно ты должна справиться с тем, что произошло, и научиться с этим жить.
– Спасибо за помощь.
– Я не могу помочь тебе, Алекс. Только ты можешь себе помочь.
– Я это запомню.
– Мне очень жаль, что ты на меня так злишься, – сказал Сэм с убийственным спокойствием, которое взбесило ее еще больше.
– Мне тоже очень жаль.
Несколько минут они молчали, а потом Сэм встал, не смотря Алекс в глаза:
– Наверное, я пойду. Дома Аннабел ждет. Уже поздно, а я пообещал ей прийти к обеду.
Алекс чувствовала, что он ускользает из ее рук, и это привело ее в ужас. Все, что она ему сказала, никак не могло вызвать его сочувствия, но и от него она не услышала того, что хотела услышать. Алекс была обижена на своего мужа за то, что его не было рядом с ней. Он отсутствовал, когда она очнулась после операции, когда доктор сказал ей, что у нее рак и что ей удалили грудь; и сегодня его целый день не было. Сэм жил своей жизнью – Саймон, клиенты, рестораны, сделки и важные дела. Ей казалось, что он совсем не понимает, что она чувствует, какой силы внутренняя дрожь сотрясает все ее существо, как ей страшно, какая неуверенность в себе и в его любви охватила ее неожиданно для нее самой. Ему легко было говорить, что совершенно не важно, сколько у тебя грудей – одна или две. Но для Алекс это было очень важно. Она придавала огромное значение тому, привлекательна ли она в глазах своего мужа, любит ли он ее по-прежнему. А Сэм не сказал ей ни единого слова, которое убедило бы ее в том, что он будет любить ее, что бы ни произошло. Он как бы откладывал свое решение на тот момент, когда он увидит, как выглядит ее изуродованное тело. После его ухода Алекс все еще была в ярости.
Кроме того, он, как и вчера, поцеловал ее в лоб, а не в губы – как будто он боялся прикоснуться к ней.
Этим вечером она снова долго и молча плакала.
О™ Даже не стала гулять по коридору или звонить Аннабел или Сэму. Ей хотелось одного – побыть одной. Алекс сидела спиной к двери, когда услышала, что кто-то вошел, но не повернулась – она была уверена, что это сиделка.
Внезапно на ее плечо легла чья-то рука, и на какое-то сумасшедшее мгновение она подумала, что это Сэм. Но, подняв заплаканные глаза, она встретилась взглядом с Элизабет Хэзкомб.
– Вы пришли ко мне? – спросила пораженная Алекс.
– Да, – объяснила посетительница, – но до сегодняшнего вечера я не знала, что это вы…
Лиз понимала, что вторгается в жизнь Алекс, но не могла не чувствовать, как остро ее начальница сейчас нуждается в чьей-то помощи.
– Два раза в неделю я прихожу сюда, потому что я член группы поддержки женщин, перенесших операцию по удалению груди, – продолжала Лиз. – Ваше имя стояло в списке – А. Паркер… Я не могла в это поверить. Я попросилась к вам, чтобы удостовериться, вы ли это. Я надеюсь, что вы простите меня, Алекс. – С этими словами Лиз по-матерински обняла ее, и слезы снова появились на глазах Алекс. – Милая моя… мне так жаль…
Алекс не могла даже вымолвить ни слова – она просто безмолвно рыдала в объятиях своей секретарши. Держать это в себе она уже была не в состоянии – слишком много страхов, опасений и разочарований навалилось на нее в последнее время.
– Я знаю… я знаю… поплачьте, и вам станет лучше, – успокаивающе говорила Лиз.
– Мне уже никогда не станет лучше, – жалобно вымолвила Алекс, глядя на нее сквозь слезы, и Лиз улыбнулась:
– Вы ошибаетесь. В это сейчас трудно поверить, но вы поправитесь. Все мы через это прошли.
– И вы тоже? – Алекс была удивлена, она не знала, что и Лиз пережила этот кошмар.
– У меня удалены обе груди, – сказала Лиз. – Это было много лет назад. Я ношу протезы. Но сейчас можно сделать великолепную пластическую операцию. В вашем возрасте это вполне стоит усилий и денег. Но, конечно, еще рано, – ласково добавила она.
Лиз вела себя так мудро и заботливо, что Алекс почувствовала большое облегчение.
– Мне предстоит химиотерапия, – сквозь новый приступ рыданий проговорила она.
Лиз держала ее за руку, благодаря судьбу за то, что та привела ее к Алекс в палату. Она и не подозревала, через что придется пройти ее начальнице, хотя давно почувствовала, что что-то в ее жизни разладилось.
– Я прошла курс химии. И гормональной терапии тоже.
Это было семнадцать лет назад, и теперь я совершенно оправилась. У вас тоже будет все в порядке, если вы будете доверять врачам. У вас замечательный доктор.
Помолчав, Лиз посмотрела на Алекс более пристально. Та была в плохой форме, и это было слишком заметно.
, . – А как Сэм все это воспринял?
– Сначала он даже не хотел признавать, что со мной что-то случилось, и все время говорил мне, что врачи ничего не найдут. А теперь он обозлен из-за того, что у меня плохое настроение. Он считает, что я делаю из мухи слона, что удаление груди – это пустяковое дело, но в то же время говорит, что ему это может надоесть и что он не знает, что он будет чувствовать, когда увидит мое тело.
– Он напуган, Алекс. Ему тоже очень непросто. Конечно, для вас это плохое утешение, но многие мужья просто не могут свыкнуться с мыслью, что у их жен рак.
– Когда он был ребенком, его мать умерла от рака, и я думаю, что его просто мучают воспоминания о ней. Или он просто подонок.
– Может быть, и то, и другое. Вам нужно сейчас сконцентрироваться на себе. Не думайте о нем. Пусть Сэм сам справляется со своими проблемами, особенно если он не собирается помогать вам решать ваши. А вы должны попытаться стать как можно сильнее и оставаться в строю. Вам нужно победить болезнь. Обо всем остальном вы успеете поволноваться позже.
– Но если я буду вызывать у него отвращение, если мое тело его испугает?
Одна мысль об этом приводила Алекс в ужас, но Лиз смотрела на нее совершенно спокойно. Она сочувствовала Алекс, а не Сэму. Ей это все было прекрасно известно. Она сама через это прошла, и ей тоже в свое время было нелегко.
Поначалу ее муж тоже отказывался поверить в происходящее, но постепенно он справился со своим страхом и очень поддержал Лиз. И сейчас она хотела внушить своей собеседнице мысль, что Алекс должна пережить это – с Сэмом или без него.
– Он ведь должен вырасти, правда? Он взрослый человек и рано или поздно все поймет. Понимаете, он прекрасно знает, что вам сейчас нужно, но просто не может этого обеспечить, а это означает, что вы должны получить поддержку от других – друзей, родственников или таких, как я. Мы работаем для вас. Я готова прийти к вам по первому вашему зову.
Алекс снова начала плакать, и Лиз крепко обняла ее. Потом она показала ей несколько упражнений, рассказала несколько полезных вещей, но не стала оставлять никаких буклетов. Она слишком хорошо знала свою начальницу. У Алекс никогда не хватало терпения на брошюры и поверхностную информацию. Она стремилась проникнуть в самое сердце вещей. И сейчас этим сердцем вещей для нее стало обыкновенное выживание.
– Когда вы возвращаетесь домой?
– Скорее всего в пятницу.
– Отлично. Набирайтесь сил, побольше спите, принимайте лекарства, если будете испытывать боль. Ешьте регулярно и постарайтесь до начала курса химиотерапии как следует окрепнуть. Для химии вам понадобится вся ваша энергия, – мудро сказала Лиз.
– Я возвращаюсь на работу через полторы недели, – неуверенно, словно спрашивая мнения Лиз, произнесла Алекс.
Ей вдруг стало очень уютно от мысли, что теперь она может с кем-то поговорить – с кем-то, кто через все это уже прошел.
– Множество женщин работают, даже несмотря на химиотерапию. Вам просто нужно будет выработать для себя самый оптимальный режим – когда отдыхать, когда оставаться дома, когда наиболее выгодно использовать свою энергию. Это немножко похоже на ведение войны. У вас должно быть единственное желание – выиграть. Не забывайте об этом никогда.
Химия – отвратительная вещь, но она действительно поможет вам победить болезнь.
– Я бы очень хотела в это верить.
– Не слушайте все эти ужасные истории, а просто постарайтесь сконцентрироваться на цели. Выигрывайте, выигрывайте, выигрывайте. Не позволяйте никому отвлекать вас от цели – даже Сэму. Если он не может вам помочь, забудьте о нем.
Алекс рассмешила страстность, с которой были сказаны эти слова.
– Вы меня утешили, – сказала Алекс, глядя на свою секретаршу с некоторой застенчивостью.
То, что у нее была другая жизнь, о которой Алекс ничего не знала, потрясло ее. Невероятно, но у каждого человека, оказывается, есть скрытая и очень важная тайна, о которой никто ничего не знает. Точно так же, как никто на работе не знал о предстоящей Алекс биопсии и о возможной операции.
– Знаете, сегодня утром я, по-моему, нагрубила одной женщине из вашей группы поддержки. Элис… не помню, как дальше, – извиняющимся тоном продолжала Алекс, заставив Лиз улыбнуться.
– Эйрес. Она к этому привыкла. Может быть, и вы когда-нибудь будете делать что-нибудь подобное. Многим людям это очень нужно.
– Спасибо вам, Лиз, – сказала Алекс, делая ударение на каждом слове.
– Можно мне прийти завтра? Может быть, во время ленча?
– Конечно, я буду очень рада. Только не говорите никому на работе. Я не хочу, чтобы кто-либо знал об этом. Правда, со временем мне придется сказать Мэттью – может быть, после того, как начнется химиотерапия.
– Это ваше дело. Я никому ничего не скажу. – Обнявшись еще раз, они расстались. Когда Алекс ложилась спать, она чувствовала себя намного лучше и гораздо спокойнее. Лежа в постели и размышляя обо всем, что произошло, она решила позвонить Сэму и сказать ему, как она его любит.
