Текст книги "Удар молнии"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 5
На следующий день Алекс проснулась в шесть утра и некоторое время бесцельно бродила по дому. Она поставила вариться кофе для Сэма, сделала какие-то приготовления к завтраку и пошла проведать мирно спящую Аннабел. Сэм тоже еще спал, и смотреть на них обоих было очень странно. Через полчаса она уйдет из дома – на несколько часов или несколько дней – чтобы выиграть или проиграть битву, которая может стоить ей жизни. Это просто не укладывается в голове, думала она, стоя в дверях детской. Как же она расстанется со своей маленькой девочкой? Что с ними будет? Только сейчас до нее начало доходить, что же произойдет с ней этим утром.
Алекс не стала ничего есть и пить, хотя ей очень хотелось кофе. Стоя в ванной с зубной щеткой в руках, она внезапно почувствовала, как к глазам подступают слезы. Больше всего на свете ей сейчас хотелось убежать, спрятаться от всего этого, но от предавшего ее собственного тела скрыться было невозможно. Так и стояла она, глядя в зеркало, и слезы, которые уже не было сил сдерживать, свободно бежали по ее щекам.
Отложив щетку, она опустила бретельки своей ночной рубашки. Шелковая сорочка беззвучно упала на пол, и Алекс увидела в зеркале свои небольшие плотные груди, которыми она всегда гордилась. Левая грудь была немного больше правой.
Алекс вспомнила с улыбкой, что Аннабел всегда предпочитала большую грудь меньшей, когда Алекс ее кормила. Смотреть на свое симметричное и изящное тело было приятно – Алекс была длинноногая, с тонкой талией и хорошей фигурой, и никогда не предпринимала никаких особых усилий, чтобы все это сохранить. Но что будет сегодня? Что, если ей через несколько часов отрежут одну грудь? Изменится ли она? Может ли случиться так, что Сэм больше никогда не захочет ее изуродованное тело? Ей хотелось поговорить с ним об этом, услышать от него, что ему совершенно не важно, сколько у нее будет грудей. Она нуждалась в этих словах утешения, но ее муж был не в состоянии даже разделить ее тревогу, постоянно твердя, что у нее все в порядке и что она просто мнительна.
Внезапно Алекс зарыдала – она осознала, что с ней может произойти. Раньше она не могла вообразить этого в полной мере. Потеря груди была вполне приемлемой ценой за жизнь, если уж она встала перед таким выбором, но ей все равно не хотелось ее терять. Трудно было свыкнуться с мыслью, что ее тело будет деформировано, что она станет похожа на мужчину и вынуждена будет прибегать к услугам пластической хирургии. Ничего этого ей не хотелось. И больше всего ей не хотелось терять грудь и болеть раком.
– Доброе утро, – сонно сказал Сэм, залезая под душ за ее спиной. Он вошел в ванную незаметно, не увидев, что Алекс плачет. Она неловко отвернулась от него, словно уже стеснялась своего тела, и завернулась в полотенце.
– Что-то ты сегодня рано встала, – продолжал Сэм.
Просто удивительно! И что это она, действительно, вскочила ни свет ни заря? Алекс почувствовала, что ей хочется его ударить. Все то понимание, с которым он всегда относился к ее проблемам, за последние две недели, казалось, полностью исчезло.
– У меня сегодня операция, – напомнила она; ему сдавленным голосом.
– У тебя биопсия. Не преувеличивай, – ответил Сэм, поворачивая кран.
– Когда ты, черт побери, проснешься? – не выдержала Алекс. – Когда ты поймешь, что, в конце концов, происходит?
Только после того, как я останусь без груди? Неужели тебя это так пугает, что ты даже не можешь посочувствовать мне?
Сэм давно уже ждал от нее этих слов, давно хотел знать, действительно ли она в таком ужасном состоянии, но он не мог справиться с собственным ужасом. Стоя под душем, он невнятно пробормотал что-то в ответ. Алекс не расслышала и посмотрела на него с немым удивлением. Откинув пластиковую занавеску так, что капли воды стали попадать и на нее, Алекс яростно вскинула голову.
– Что ты сказал?
– Я сказал, что ты склонна к мелодраматизму. – Сэм был смущен и раздражен одновременно. Его жена стояла перед ним, мокрая и прекрасная, и его тело немедленно отреагировало на ее красоту. Но любовью они не занимались со дня получения результатов маммограммы. В последний раз это было в «голубой» день. Потом у нее начался процесс, а теперь она не могла справиться со своими чувствами по поводу возможного рака.
И Сэм не пытался предложить ей секс. Он словно избегал этого.
– "А я тебе говорю, что ты сукин сын, Сэм Паркер. Мне плевать, что тебе так же трудно справиться с происходящим, как и мне. Потому что это происходит со мной, а не с тобой.
Ты мог бы все это время просто быть со мною рядом. Неужели это так трудно? Да, для вас это оказалось трудным, мистер Важная Персона, мистер Инвестиционный Капитал, мистер Наложивший в Штаны От Испуга!
Алекс едва сдержалась, чтобы не ударить его, но Сэм не стал ей возражать, а просто отвернулся от нее, закрывшись занавеской, и продолжал мыться.
– Полегче, Ал, полегче. Сегодня днем все кончится, и ты будешь чувствовать себя гораздо лучше.
Оба они знали, что серофен, который она принимала месяц назад, мог оказать отрицательное влияние на ее способность справляться с трудностями и настроение, но на этот раз дело было не в гормонах. Речь шла о жизни и смерти, о выживании и жизни. Под угрозой оказалось все существо Алекс, ее здоровье, внешность, женственность, способность иметь детей, в конце концов. Что могло быть важнее всего этого?
Может быть, многое, но на эту тему она еще не успела подумать. И Сэм не успел. Он сунул голову в песок и ничего не видел.
Когда Аннабел проснулась, пришла Кармен. Алекс сидела в детской, пока девочка одевалась, и Кармен заметила, что ее хозяйка нервничает. Алекс сказала ей то же самое, что и дочери, – что уезжает в командировку на несколько дней и хочет, чтобы Кармен с ними пожила.
– У вас все в порядке, миссис Паркер? – обеспокоенно спросила Кармен. Она никогда не видела маму Аннабел в таком напряженном состоянии. Алекс вдруг захотелось все ей рассказать, но она почувствовала, что, если признается в этом, предстоящие ей события станут слишком реальными. Гораздо легче было врать, что она уезжает по делам.
– Все отлично, Кармен, спасибо.
Но Провести няню было не так-то легко. Алекс надела джинсы и белый свитер, сунув босые ноги в мокасины. Она даже не накрасилась, чего никогда не бывало, когда она шла на работу. Кармен посмотрела на нее, нахмурившись, а потом перевела взгляд на одетого в деловой костюм Сэма, который пил кофе, ел яичницу и читал утреннюю газету. Когда он наконец отложил ее в сторону, Кармен заметила, что он непривычно добродушен. Правда, своей жене Сэм ничего не сказал, но с Аннабел и Кармен долго и весело шутил.
И хотя она не могла понять, что именно происходит, что-то подсказывало ей, что дела плохи. Аннабел, впрочем, ни о чем не подозревала.
В семь пятнадцать Алекс напомнила мужу, что им пора.
Он взял свой кейс и сумку Алекс и пообещал Аннабел вернуться домой к обеду. Поцеловав девочку и взбив ее кудряшки, он пошел к лифту, а Алекс обняла дочурку.
– Я буду очень по тебе скучать, – поспешно сказала Алекс, чувствуя, что ее начинает бить дрожь. Ей не хотелось растягивать сцену прощания, но она все бы отдала за то, чтобы вечно стоять вот так и держать, девочку в своих объятиях. Но лифт уже пришел, и Сэм ждал ее. – Я тебя люблю, детка, и мы скоро увидимся… Я очень тебя люблю…
Последние слова Алекс сказала уже через плечо, вытирая на ходу слезы. Кармен проследила за ней взглядом и покачала головой. Когда она вернулась в кухню, Аннабел уже смотрела мультики. Няня была поражена выражением лица своей хозяйки. Моя посуду, из которой ел Сэм, она вспомнила, что Алекс даже ничего не поела, не выпила сока или кофе. Случилось что-то очень серьезное – догадаться об этом было нетрудно.
В такси по дороге в больницу Сэм вел светскую беседу, а Алекс чувствовала, что у нее даже нет сил отвечать. Это было еще хуже, чем разговор о том, что ей предстояло. Алекс могла думать только о личике стоявшей в дверях Аннабел, о ее объятиях и прощальном поцелуе. Вынести все это было просто невозможно.
– Сегодня приезжают еще одна группа арабов и какие-то люди из Нидерландов. Я должен признаться, что у Саймона исключительные связи. Я ошибался насчет него.
Разговор в таком духе происходил по пути к городской больнице Нью-Йорка, где они должны были встретиться с доктором Питером Германом.
– Я рада слышать, – огрызнулась Алекс, которой было совершенно неинтересно слушать ни про достоинства Саймона, ни про потенциальных клиентов Сэма. – Ты побудешь со мной или поедешь в офис?
Ее не удивил бы любой ответ, но она знала, что его присутствие было бы ей приятно.
– Я же говорил тебе, что останусь, так что не волнуйся. Я попросил Дженет позвонить врачу, и он сказал, что вместе с анестезией вся процедура займет полчаса, самое большее сорок пять минут, если они задержатся. Потом ты будешь спать примерно до полудня. Я думаю, что пробуду здесь до половины одиннадцатого или до одиннадцати. Тебя как раз перевезут в палату. А днем я тебя заберу.
В машине повисло долгое молчание. Алекс кивнула и отвернулась к окну.
– Хотела бы я разделять твой оптимизм.
Алекс уже говорила ему, что выбрала «одношаговую» процедуру. Она собиралась подписать бумагу, подтверждающую ее согласие на любые действия, которые врач сочтет нужным предпринять в зависимости от результатов биопсии. Так что если результаты будут плохими, операцию сделают сегодня же. Ей не хотелось снова возвращаться в больницу после мучительного ожидания, зная, что она потеряет грудь. Что бы ни должно было произойти, пусть это произойдет сегодня – биопсия, мастэктомия или лампэктомия, если у нее не обнаружат ничего серьезного и смогут просто вырезать опухоль. Но ей уже были известны соображения доктора Германа на этот счет. Пока она не проснется, она не будет знать, что он с ней сделал. Но зато ей не придется дважды переживать ужас неизвестности и ожидания. Сэм по-прежнему считал, что она не в своем уме.
– Ты действительно так веришь этому типу? – снова спросил он, когда они пересекли Йорк-авеню и увидели впереди больницу, похожую на готового пожрать ее динозавра.
– У него великолепная репутация. Я навела о нем справки. И я была еще у одного врача, – ответила Алекс. Об этом она еще мужу не говорила. – И она полностью согласилась с его словами, Сэм, Все предельно ясно и очень неприятно.
– Я на твоем месте не давал бы ему такой свободы действий. Почему бы не провести обе процедуры – если вторая понадобится – отдельно?
Но Алекс с ним не согласилась. Она советовалась с Джоном Андерсоном, и он сказал, что она поступает правильно и что Питеру Герману можно довериться целиком и полностью.
Такси остановилось у ворот больницы. Сэм расплатился и забрал небольшую дорожную сумку Алекс. Она взяла с собой очень немного на случай, если Сэм окажется прав и ей не нужно будет оставаться здесь надолго. Если понадобится, он привезет ей остальное. Укладывая вещи, она вспомнила, как собиралась в роддом перед появлением Аннабел. Какое это было счастливое время! Алекс казалось, что это было так давно, хотя прошло всего около четырех лет.
В приемном покое они пробыли совсем недолго – Алекс уже была зарегистрирована накануне, потому что сдавала кровь и делала рентген груди. Ей дали карту и назвали номер палаты на шестом этаже. Кроме того, медсестра вручила ей пластиковый пакетик с зубной щеткой, кружкой, мылом и зубной пастой. Взяв его в руки, Алекс совсем расстроилась и почувствовала себя узницей в тюрьме.
Они медленно поднялись по лестнице до лифта, минуя больничную суету. Сэму было явно неуютно, он побледнел, а Алекс просто охватил ужас, когда они, выйдя из лифта, увидели двух пациентов, мирно спящих под капельницей. Дежурная сестра показала ей нужное направление, и они в конце концов вошли в небольшую унылую комнату с бледно-голубыми стенами. На одной из них висел плакат, а больничная койка, казалось, занимала все пространство. В комнате не было абсолютно ничего привлекательного. По крайней мере она была одна, и ей не надо было ни с кем говорить, кроме Сэма, болтавшего какую-то чепуху про вид из окна, чрезмерную дороговизну больничного обслуживания и отсутствие системы социальной медицины в Канаде или Великобритании. Алекс хотелось накричать на него, но она знала, что он предпринимает искренние усилия, чтобы принять происходящее, хотя и не может помочь. Он слишком нервничал сам, чтобы даже попытаться сделать это.
В палату быстрым шагом вошла медсестра, чтобы удостовериться в том, что Алекс ничего не ела и не пила с полуночи, привезла капельницу, положила на кровать рубашку и сказала, что вернется через минуту. Все это заставило Алекс заплакать от беспомощности. Это было ужасно. Сэм крепко обнял ее, изо всех сил пытаясь дать ей понять, насколько ему ее жалко.
– Все скоро кончится. Попытайся забыть. Подумай об Аннабел, о том, как мы летом поедем на море… о Хэллоуине… и ты не успеешь оглянуться, как все кончится.
Алекс грустно рассмеялась его словам, но даже мысли об Аннабел и Хэллоуине было недостаточно, чтобы избавить ее от этого кошмара.
– Мне так страшно, – прошептала она.
– Я знаю… но у тебя все будет хорошо, я тебе обещаю. Но он не мог ничего обещать, и никто не мог. Все было в руках Бога. И никто не знал, какую судьбу Он ей уготовил.
Сейчас она была смертельно напугана и смертельно бледна.
– Как дико… Мы оба – влиятельные люди в том, что касается нашей работы. Мы сильные, мы занимаемся своим делом, мы общаемся со множеством людей, принимаем кучу решений, связанных с деньгами, судьбами людей и целых корпораций… А потом тебя бьет по голове что-нибудь подобное, и ты становишься бессильным и вынужден зависеть от людей, которых никогда раньше не видел, от судьбы, от собственного тела.
Алекс казалось, что она превратилась в ребенка, совершенно беспомощного перед навалившимся на него кошмаром.
В дверях снова появилась медсестра и попросила ее переодеться в рубашку. Скоро ей должны были поставить капельницу. Все это было сказано быстро, без всякой симпатии и интереса.
– Наверное, врач придет с каким-нибудь приятным сюрпризом, – неудачно пошутил Сэм. – Например, с завтраком из четырех блюд.
– Никаких приятных сюрпризов не будет, – ответила Алекс, вытирая глаза. Если бы она могла плюнуть на эту проклятую тень на маммограмме и сбежать отсюда… Но она знала, что не может этого сделать. Может быть, Сэм и прав. Может быть, врачи просто страхуют себя. Дай Бог, если так.
Когда Алекс переоделась, медсестра опять вернулась в комнату и велела ей лечь. Пока в капельнице был только солевой раствор, чтобы избежать обезвоживания организма.
– А потом через этот же катетер мы сможем ввести вам любой другой препарат, если понадобится. Сегодня вам предстоит общая анестезия, – сказала сестра, как стюардесса, объявляющая, что самолет совершает рейс до Сент-Луиса.
– Я знаю, – ответила Алекс самым твердым голосом, на который была способна, пытаясь сделать вид, что она контролирует себя и ситуацию, что она активно участвует в процессе, что она сама приняла решение. Но сестру все эти тонкости не интересовали. Ей было все равно, кто что решил и почему. Это была фабрика тел, мастерская по ремонту вышедших из строя организмов, и она должна была заботиться о том, чтобы ремонт прошел как можно быстрее, чтобы поскорее освободилось место для следующих пациентов.
От укола жгло руку, но сестра сказала, что через несколько минут это пройдет. Измерив Алекс давление и послушав сердце, она сделала какие-то записи в карте и повернула выключатель, отчего в коридоре над дверью палаты зажглась лампочка.
– Теперь врач узнает, что вы готовы. Я позвоню наверх.
Через несколько минут вас отвезут в операционную.
Было уже половина девятого, а биопсия была назначена на девять. В больницу же Алекс приехала в семь тридцать.
– Мне позвонить куда-нибудь, пока я тебя здесь жду? – спросил Сэм, подавленно глядя на свою распростертую под капельницей жену. Медсестра снова вошла в комнату с планшетом.
– Нет, спасибо. По-моему, я обо всем позаботилась, – ответила Алекс, глядя на бумагу, которую ей протягивала сестра. Всю предыдущую неделю Алекс готовилась к предстоящему отсутствию, и сейчас все ее дела были в безупречном состоянии. Что же до бумаги – это было согласие, которое она уже обсудила с доктором Германом. Алекс прочитала только первые несколько строк, гласившие, что может быть сделано все, вплоть до радикальной мастэктомии, хотя врач объяснял ей ранее, что в подобных случаях, как правило, делается только умеренная мастэктомия. Это означало, что в самом худшем случае Алекс отнимут грудь и удалят ткани из верхней части руки, малые грудные, а не большие мышцы. Удаление больших грудных мышц делало пластическую операцию по восстановлению внешнего вида груди невозможной. Если же удалялись только малые пекторальные мышцы, то впоследствии можно было имплантировать протез. Алекс не смогла читать дальше. Подписав бумагу и отдав планшет медсестре, она подняла на Сэма полные слез глаза, пытаясь не думать о том, что может с ней произойти.
– Не забудь позвонить Аннабел во время ленча, если я все еще буду под наркозом.
Или, не приведи Господи, в операционной, мысленно закончила она, вытирая слезы дрожащими пальцами. Сэм взял ее за руку:
– Я позвоню ей. У меня сегодня ленч в «Ла Гренуе» с арабами Саймона и его помощницей из Лондона, которая получила степень экономиста в Оксфорде. Он говорит, что ребята из нашего Гарварда в подметки не годятся тем, кто окончил Оксфорд. – Сэм улыбнулся, пытаясь отвлечь жену.
Подобные двум черным ангелам, в дверях появились два санитара с каталкой, приехавшие за Алекс. На них были зеленые штаны, голубые рубахи, шапочки и матерчатые тапки.
– Александра Паркер?
Ей хотелось сказать «нет», но она знала, что это не поможет, и кивнула. Алекс была в слишком тяжелом состоянии, чтобы разговаривать. После того как ее переложили на каталку, она снова начала плакать. Почему, ну почему с ней все это случилось?
– Держись, детка. Я буду здесь. А сегодня вечером мы кое-что отпразднуем. Не бойся.
Сэм наклонился и поцеловал ее, а Алекс проговорила сдавленным шепотом сквозь слезы:
– Я ничего не хочу – только быть дома с тобой и Аннабел и смотреть телевизор.
– Как захочешь. А теперь давай-ка покончим со всем этим, чтобы поскорее забыть.
Сэм легонько сжал ее грудь, и Алекс засмеялась. Ей отчаянно хотелось, чтобы все это закончилось сегодня же. Она от всей души хотела бы разделить оптимизм Сэма, но для нее это было невозможно. И кроме того, Алекс пыталась не думать о том, что он ни разу не пообещал ей любить ее всегда – даже без одной груди.
Они безжалостно покатили ее по коридору к большому лифту. Люди расступались на их пути, провожая недоуменными взглядами эту красивую женщину, с которой, казалось бы, не может произойти ничего плохого. В смущении они отводили глаза – рыжая Алекс с разметавшимися по подушке роскошными волосами, беспомощно лежащая на каталке, выглядела нелепо.
Этаж, где располагались операционные, был пропитан резким запахом антисептиков. Электрические двери открылись и захлопнулись, и Алекс внезапно обнаружила, что находится в небольшой комнате, полной хромированного оборудования, какой-то аппаратуры и ярких ламп. Среди всего этого она увидела Питера Германа.
– Доброе утро, миссис Паркер.
Он не стал спрашивать, как у нее дела – ему это было прекрасно известно. Коснувшись ее руки, доктор попытался успокоить свою подопечную.
– Очень скоро вы уснете, миссис Паркер, – ласково сказал он, заставив Алекс удивиться. Сейчас, среди этой сложной техники, он был царь и бог – и при этом он обращался с ней добрее, чем когда-либо. Может быть, это потому, что он добился того, чего хотел? Неужели Сэм прав? А она, наоборот, ошибается? А вдруг они все сумасшедшие? И только врут ей?
Неужели она умрет? Где Сэм? И Аннабел… В ее вену вошла вторая игла, и голова Алекс пошла кругом. Во рту внезапно появился вкус чеснока и арахиса, и кто-то велел ей досчитать от ста до одного. Не досчитав и до девяноста восьми, Алекс провалилась в беспамятство.
Глава 6
Сэм целый час ходил взад-вперед по маленькой голубой палате. В половине десятого он позвонил своей секретарше, ответил на несколько звонков и подтвердил, что придет на ленч с Саймоном. Сегодня днем они должны были встретиться с адвокатами. Саймон присоединялся к ним в качестве партнера, принося с собой все свои важные связи и очень небольшое количество денег. На первых порах это партнерство должно было быть ограниченным, а его процент в имуществе фирмы значительно меньшим, чем у Сэма, Тома или Ларри. Но пока он был этим явно удовлетворен. Саймон говорил, что позднее, когда он докажет свою состоятельность и их дело будет развиваться в результате его связей, он внесет деньги за более солидную часть имущества.
После этого Сэм спустился в холл и выпил два глотка больше он не смог – отвратительного кофе из автомата. Все эти больничные запахи, все эти люди, передвигавшиеся на каталках или креслах на колесиках, заставляли его самого чувствовать себя больным. Последний раз он был в больнице, когда родилась Аннабел, и с тех пор у Сэма сохранился ужас перед этим местом. Тогда Алекс нуждалась в его присутствии, а сейчас он чувствовал себя лишним и беспомощным. Его жену увезли от него неведомо куда, она была под наркозом и не знала, находится он рядом или нет. Он мог быть в любом другом месте. И к половине одиннадцатого он понял, что имеет на это право. По его расчетам, она уже должна быть в палате. По крайней мере можно узнать, когда она там окажется. Сэм не хотел уезжать, не увидев ее или хотя бы не поговорив с ее врачом. Но к одиннадцати он должен был оказаться в офисе. А его сидение здесь было абсолютно бесполезным занятием – он это знал. В этой крохотной голубой комнате он чувствовал себя совершенно заброшенным.
Позвонив в офис еще раз, Сэм решительно направился к стойке дежурной медсестры.
– Я хотел бы узнать о состоянии здоровья миссис Александры Паркер, – отрывисто сказал он. – В девять ей должны были сделать биопсию. Врач обещал, что в десять процедура закончится. Сейчас уже почти одиннадцать. Пожалуйста, узнайте, почему происходит эта задержка. Я не могу ждать ее вечно.
Медсестра подняла бровь, но ничего не сказала. Стоявший перед ней хорошо одетый и красивый мужчина выглядел очень респектабельно. Вокруг него словно была аура начальника, на которую поддалась даже она, не знавшая, ни кто он такой, ни почему он не может ждать, подобно любому другому посетителю.
Медсестра позвонила наверх, где ей сказали, что все задерживается. В конце концов, сегодня был понедельник. Сегодня надо было сделать все, что накопилось за выходные, – прооперировать все руки, ноги и бедра, которые ждали этого со вчерашнего вечера. А ведь оставались еще и срочные случаи – аппендициты, например.
Сэм снова вспомнил про бессмысленное ожидание в аэропорту. Однажды он должен был встретиться с Алекс в Вашингтоне для какой-то вечеринки. В Нью-Йорке шел снег, и Сэм прождал ее прилета шесть часов. Сейчас он начинал чувствовать примерно то же самое, что и тогда. К половине двенадцатого он понял, что его терпение иссякло.
– Это смешно, – снова обратился он к девушке за стойкой. – За это время ей уже могли бы сделать операцию на сердце. Ее увезли три часа назад. По крайней мере могу ли я узнать, в чем дело?
– Извините, сэр. Возможно, привезли какого-нибудь срочного больного. К сожалению, такие случаи нельзя предвидеть.
– Узнайте, пожалуйста, где она и что происходит.
– Может быть, она в послеоперационном покое, если только действительно не случилось что-то непредвиденное. Я сейчас позвоню. Подождите в комнате, можете выпить кофе. Как только я что-нибудь узнаю, я к вам зайду.
– Большое спасибо, – улыбнулся Сэм, и медсестра подумала, что он явно несносный человек, но имеет на это полное право. Она снова позвонила в хирургическое отделение, но практически ничего не узнала, за исключением того, что Александра Паркер по-прежнему находится в операционной. Операция началась поздно, и дежурная сестра отделения понятия не имела, когда она закончится.
Найдя Сэма, девушка передала ему эту информацию. Он позвонил в офис еще раз, чтобы извиниться перед теми, кому была назначена встреча на одиннадцать. К часу он пообещал подъехать в «Ла Гренуй». Он просто не мог себе позволить уехать, не узнав, что с его женой.
Только в половине первого ему сказали, что Алекс в послеоперационной – через четыре часа после того, как они расстались. Выслушав его возмущения по поводу бессмысленной задержки, медсестра сообщила ему, что доктор Герман через несколько минут спустится, чтобы встретиться с ним.
Он пришел без десяти час и застал Сэма расхаживающим по палате, подобно разъяренному льву. Унылый больничный интерьер, запах антисептиков и бесконечное ожидание, которому могли предаваться разве что люди, ничем более в жизни не занятые, окончательно доконали его. У Сэма стояла работа, и он не мог себе позволить целый день впустую дожидаться какого-то проклятого врача.
– Мистер Паркер? – Доктор Герман вошел в палату прямо в операционной рубахе и с маской на шее. На ногах у него было нечто вроде носков. Пожав Сэму руку, он окинул его почти ничего не выражавшим взглядом.
– Как моя жена? – Сэм не желал терять времени на всякие прелюдии, поскольку был уверен, что все в полном порядке. Он уже почти опоздал на ленч с Саймоном, его помощницей и новыми клиентами, прождавшими его целое утро.
– Сейчас все уже хорошо. Она потеряла очень мало крови, и нам не потребовалось делать переливание.
В последнее время этот вопрос стал самым насущным, и Герман был уверен, что Сэм это оценит, Но на того это не произвело никакого впечатления – казалось, он слегка смутился, услышав о переливании.
– Переливание при биопсии? – В комнате повисло долгое молчание. – По-моему, это несколько необычно.
– Мистер Паркер, как я и подозревал, мы обнаружили у вашей жены обширную опухоль глубоко в груди. Помимо протоков, она затронула и окружающие ткани, хотя края опухоли чистые. Через два или три дня я смогу сообщить вам о состоянии лимфатических узлов. Но у меня нет никаких сомнений по поводу того, что опухоль злокачественна; я думаю, что это рак второй стадии.
Сэм почувствовал, как у него начинает кружиться голова.
Это было похоже на то, что происходило с Алекс, когда она услышала про тень на маммограмме. Все, что ей говорили после этого, было лишь смешением звуков и шумов.
– Мы надеемся, что нам удалось удалить очаг, – продолжал Герман, – но я уже говорил вашей жене об опасности рецидива. Чаще всего рак груди не имеет летального исхода – разумеется, при правильном и своевременном лечении, включающем в себя удаление опухоли на стадии зарождения, когда она еще не распространилась на весь организм. Поэтому мы пытаемся придерживаться крайне решительных методов. Если нам повезет и если не затронуты лимфатические узлы, то я думаю, что в целом мы справились с ее недугом.
– Скажите, что это означает? – спросил Сэм, чувствуя, как у него подкашиваются колени. – Вы вырезали опухоль?
– Конечно. И разумеется, мы удалили грудь. Это единственный способ застраховать ее от возможных рецидивов. Не может быть рецидива в груди, которой нет. Разумеется, рак может возникнуть снова в грудной клетке или в других местах; могут также появиться и метастазы, но это зависит от величины опухоли и от того, затронуты ли лимфатические узлы. Но удаление груди решает массу проблем.
Алекс-то это понимала.
– А может, лучше сразу ее убить, чем так издеваться над человеком? Разве это не решит все проблемы одним махом? Что это за варварство – отрезать женщине грудь, «чтобы опухоль не распространялась»? Что у вас, черт побери, за медицина?
Сэм был в ярости и не постарался даже понизить голос.
– «Медицина осторожности», мистер Паркер. Мы придерживаемся активного подхода к лечению рака, потому что не хотим, чтобы наши пациенты умирали. И, как вы, наверное, уже поняли, мы произвели рассечение подмышечной впадины и взяли на анализ кусок подмышечной ткани. Впрочем, я надеюсь, что она не слишком сильно затронута;
Патолог подтвердит это в течение ближайших нескольких дней, а через две недели мы получим результаты гормональных анализов. Тогда у меня сложится окончательная картина, и станет ясно, как лечить ее дальше.
– Как лечить ее дальше?! Что еще вы собираетесь делать?
Сэм был в неистовстве. Одним идиотским движением они навсегда обезобразили бедную Алекс.
– В зависимости от степени поражения лимфатических узлов мы, возможно, проведем курс достаточно сильной химиотерапии просто для того, чтобы исключить возможные рецидивы. Кроме того, может встать вопрос и о гормональной терапии, но на этот счет я пока ничего определенного сказать не могу. Женщинам ее возраста гормоны назначают редко. Поскольку грудь удалена, необходимость в облучении отпадает.
Начало курса химиотерапии мы отложим на несколько недель.
Ей нужно время, чтобы встать на ноги, а нам – чтобы оценить ситуацию. Я созову консилиум онкологов, и мы обсудим ее случай – разумеется, после того, как мы получим полную патологическую картину. Я могу заверить вас в том, что все меры по лечению вашей жены будут тщательно взвешены.
– Так же тщательно, как вы ей грудь отрезали? – Как они могли? Сэм не в состоянии был в это поверить.
– Поверьте мне, мистер Паркер, у нас не было другого выхода, – тихо сказал Питер Герман.
Ему уже не раз приходилось иметь дело с самыми разными мужьями онкологических больных – с разъяренными, испуганными или теми, кто просто отказывался поверить в реальность происходящего. Мужья мало отличались от самих: пациенток. Но у доктора сложилось ощущение, что сама Алекс Паркер оценила всю опасность положения гораздо лучше, чем ее супруг.
– Проведенная нами операция называется умеренной радикальной мастэктомией, – продолжал он. – Это означает, что мы отняли не только всю грудь, но и грудные ткани, в том числе и те, которые окружают грудную кость, ключицу и ребра, а также малые грудные мышцы. Через несколько месяцев она сможет сделать восстановительную пластическую операцию, если пожелает и если к тому времени курс химиотерапии закончится. А потом она сможет носить протез.
В его устах все это звучало очень просто, но даже Сэм понимал, что простота эта обманчива. Одним взмахом скальпеля доктор Питер Герман изменил все. Слушая ее, Сэм поймал себя на мысли, что его любимую жену заменили каким-то мутантом.
– Я не могу понять, как вы могли это сделать, – с нескрываемым ужасом выдавил он, и врач понял, что Сэму просто требовалось время, чтобы все это осознать.
