Текст книги "Желание или сказка о когнитивном диссонансе (СИ)"
Автор книги: Даниэль Ро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Annotation
Грань между психическим отклонением и страстью тонка, как и между реальностью и мистикой. Может ли страсть и вожделение привести к истинной любви? Что победит, профессионализм или любовь? И кому, на самом деле, нужна помощь психотерапевту или его очаровательной клиентке? И так ли уж нереальны волшебные сказки и древние легенды? И могут ли взрослые поверить в чудо? Ответов нет, но есть возможность поразмышлять.
Желание или сказка о когнитивном диссонансе
Тест
Лекция
Беседа
Сказкотерапия
Исследование
Практикум
Итог
Желание или сказка о когнитивном диссонансе
Daniel Catriona Ro
Тест
Холодным надгробием из чёрного камня (а может, и не камня вовсе) возвышалась, вырастала из вечной пустоты и непроглядной тьмы башня. С начала времён с трагично-горделивой осанкой заброшенного маяка слепым циклопьим оком вглядывалось в пустоту каменное создание. Вглядывалось до лопнувших от напряжения прожилок, до слепоты, единственным окном, забранным проржавевшими прутьями решётки.
И словно зрачок, виднелся за мутной слюдой стекла силуэт девочки. Светловолосая малышка – узница ли, хозяйка ли, замерла у окна, тоже вглядываясь вдаль. Будто ждала кого–то. Простенькое белое платьице, напоминавшее саван, вышитый серебром тонкой лунной нити, казалось серым по сравнению с фарфорово-мёртвой белизной личика, застывшего перед темнотой, разорванной на слюдяные лоскутки холодным металлом ржавой решётки. Перед окном, которое могло распахнуться только раз…
«…тьфу, ну и мысли лезут в голову… М-да, коньяк и бессонница постарались, – Лев снял очки и на секунду прикрыл глаза. – Ну и одиночество, конечно. Одиночество и безысходность. Сработавшаяся квадрига. Могла бы посоревноваться и с более известной… Так, собраться, собраться! А то – хорош психолог!»
Лев снова нацепил очки на нос и взглянул на девочку, сидящую перед ним, затем искоса на маму, а потом на рисунок. Страшный. Тут и без анализа ясно. Тьма, тоска, одиночество... да что ж такое! И сюда мучившие его всадники добрались… Лев представил, что всё–таки скажет маме. Не вылепишь же в лоб: «Виолетте нужна помощь специалиста. А я всего лишь школьный психолог. Понимаете, Светлана… как вас там, бишь…» – почему-то Лев никак не мог запомнить её отчество. Ну не вязалось оно никак с ней. Молодая, красивая какой-то вызывающей, остервенелой красотой блондинка, в карих глазах которой, похоже, сотни полторы чертенят отливают золото. Так и пыхает огонь в бесовской кузне, – даже взгляд задержать страшно, приходится опускать, а там… – в общем, называется – глаз не отвести. В прямом смысле. Если она рядом, больше смотреть никуда не можешь. Неудивительно. Известно, что даже новорожденные, которым предлагали рассматривать разные лица, дольше задерживали взгляд на красивых. От Светланы они бы его вообще не отводили.
В общем, срабатывает стереотип физической привлекательности. И никуда не деться. Лев ненавидел себя за слабость. За непрофессионализм. Должен с ребёнком работать, а не на ноги матери пялиться. Мерзко это. А ещё хуже то, что проблемы явно есть. Девочка всё глубже погружается в воображаемый мир, уходит от реальности, а мама помочь не может. Или не хочет? Интересно, ей вообще есть дело до дочери? Может ли женщина выглядеть так, как Светлана, и уделять хоть толику внимания ещё чему-то? Будто шагнула с обложки журнала. Сама по себе чьё-то воплощённое желание. И мужа нет… Значит есть... кто-то ещё. Под сердцем шевельнулся склизкий червяк – смесь зависти и самоуничижения. Какого-то необъяснимого желания получить недостижимое. Сколько лет Лев его травил! Может быть, и психологом стал поэтому. Даже неплохим. А что толку? Всё понял, а изменить ничего не смог. Загадывай – не загадывай, желай – не желай, итог банален: одиночество, тоска, коньяк, бессонница…
Скрипнул старенький диванчик. Скользнул по линолеуму острый каблук. Светлана перекинула ногу на ногу. «Основной инстинкт», блин – горько усмехнулся про себя Лев, – а ведь похожа на молоденькую Шэрон Стоун! Те же правильные черты лица. Та же внутренняя сила. Пока её дочка Виолетта рисовала, Светлана сидела тихо, как прилежная школьница. На краешке дивана, напряжённая. Ноги вместе, руки на коленях. А теперь вот не выдержала. Торопит. Даёт понять, что устала. Чтоб не тянул. Так, ну а что всё–таки сказать–то?
«Понимаете, Светлана Николаевна… Детский рисунок – один из видов аналитико-синтетического мышления. Проще говоря, когда ребёнок начинает рисовать себя в неблагоприятных ситуациях, это свидетельствует о неблагополучном эмоциональном состоянии. А ситуация, как мы видим, крайне неблагоприятна». – Господи, до чего же напыщенно звучит, что, он хочет поразить её своей учёностью? Вроде как женщины любят умных, так вот я умный. Берите… Можно прямо здесь и сейчас. Лев был противен самому себе. Умение понимать – кара, а не награда. Жалкий аналитик, захлёбывающийся в море фрустрации… «Три мудреца в одном тазу…» Но тех было хотя бы трое... Втроём можно что-то сообразить. Во всяком случае, на троих. Он же – один. Всегда один.
– Света, ( можно я буду называть вас так), ибо Вы – единственный свет, который ещё существует в этой комнате, а может, и мире. Я имею в виду мир Вашей дочери после потери отца. Взгляните на самые общие моменты. Эта страшная башня в верхнем углу листа – такое расположение говорит о депрессии, сам рисунок выходит за пределы бумаги. А это – импульсивность, острая тревога…
Окно – символ контактов – одно единственное, маленькое и забранное решёткой. Дверь – признак открытости, достижимости. Её нет вообще. Вокруг тьма или клубы дыма – значительное внутреннее напряжение. Ну, а самое главное и тревожащее – это чёрный цвет, и никакого другого. Только белое пятно лица ребёнка. – Да и меня очень тревожит подруга Виолетты, которая живёт на небе. Даже при самом невинном раскладе, если мы не будем касаться альтер эго, это говорит о недостатке физического общения… о глубине отчуждённости И ещё… простите меня, я хотел бы… в смысле не хотел, а должен спросить… вынужден… о вашей интимной жизни. Вы…часто меняете…хм… партнёров?
***
Не любила Вета рисовать. Но она очень любила маму. А мама попросила. Чтоб она нарисовала то, что скажет дядечка в очках. Вета было заупрямилась. Глупо рисовать не то, что хочешь. А что тебе говорят, но потом поняла, что сейчас с мамой лучше не спорить, потому что происходит что-то важное. Мама была серьёзная. Она не улыбалась как обычно. И брови были сдвинуты и ногти впиваются в ладошку. Вета не хотела расстраивать маму ещё больше. Ей и так очень тяжело. Без папы. Вете тоже было тяжело, то маме хуже, у неё нет Кирюши и Нежки. Их-то сейчас Вета и рисовала. Она хотела нарисовать и папу, но в самом начале дядечка сказал, что рисовать надо только тех, кто сейчас рядом, кого она часто видит. Папу Вета не видела уже три года, но всё равно не поняла, почему его не надо рисовать. Она очень скучала без папы и, хоть рядом его не было, но он ведь – семья. Потому что семья, как знала Вета, это самые близкие люди, и она, когда вырастет, то обязательно женится на Кирюшке. И никогда никуда его не отпустит. Вот мама однажды отпустила папу в одну дальнюю-предальнюю волшебную страну Этернию, кажется, и папа не смог вернуться. Ведь из волшебных стран вернуться очень трудно.
Мама больше жениться не стала, поэтому и проводит всё время с ней, даже из садика забирает намного раньше. Это здорово, на самом деле. Потому что с мамой интересно, она столько сказок знает. А Вета очень любила сказки. Почти так же, как маму, Кирюшу и Нежку.
Нежка – это была подруга Веты. Но приходила она почему-то только ночами, во сне. Вот и получалось так, что Вета очень любила ещё и спать. И это очень сильно тревожило маму. И вот теперь они пришли к этому странному дяде. Вернее, пришли они не к нему. Пришли они в школу. Но этот дядя здесь работал, и сюда Вета должна была пойти на следующий год учиться. А дядя решал, позволить ей это или нет. Почему это решал какой-то дядя, Вета не понимала. На самом-то деле должна была решать Вета – идти в школу или нет. Вета бы пошла. Она не хотела, но пошла бы. Во-первых, потому что маме будет приятно, во-вторых, тут уже целый год учится Киря. Хотя он и так очень умный, а в этом году закончил первый класс и чему он может ещё научиться, неясно. Ну а в–третьих... В школу не могла пойти Нежка, и Вета пообещала ей, что будет учиться за двоих, будет возвращаться и рассказывать всё-всё, что было на уроке.
Девочка старалась, а дядечка в очках то и дело поглядывал то на рисунок, то на маму, наверное, сравнивал, похоже ли. Судя по всему – не очень, потому что дядечка всё время хмурился и крутил в пальцах ручку. Дядечка Вете очень нравился: он был чуть-чуть похож на её Кирюшу. Вета чувствовала, что ему, почему-то, очень одиноко и грустно. Наверное, он понравился бы и Нежке. Она тоже была одинокой. Жаль, что он не видел Нежку. Не знал, где она живёт. А именно её дом Вета и рисовала. А вообще дядя был весёлый. Вернее, старался таким быть. Показывал разные забавные картинки. Спрашивал, что на них нарисовано, будто сам не видел. Просил разложить цветные карточки, а потом вот, предложил порисовать.
Эх, как же изобразить то, что Нежка живёт на небе в большом-большом доме, а в комнате её – одно окно, которое нельзя открывать, и у неё нет никого: ни папы, ни мамы? Как такое может быть, Вете было даже страшно представить, хотя иногда… во сне... Она сама росла без папы, потому что мама не захотела жениться, но, когда СОВСЕМ никого… это жутко. Очень. А вот у Нежки не было совсем никого, только Вета, которую Нежка считала совсем ненастоящей. Смешная…
Нежку Вета нарисовала у окна её комнаты, а вот с мамой всё оказалось намного сложнее. Как нарисовать мамину работу, Вета не знала. Мама читала сказки, а потом долго-долгоо говорила о них с другими взрослыми дядями и тётями. Вета задумчиво погрызла карандаш, а потом улыбнулась…
Кроме работы и сказок, мама очень любила танцевать. Раз в месяц она ходила на занятия, в клуб к своей подуге тёте Зи и всегда брала Вету с собой. Это и вправду было красиво. Мама кружила по гладкому полу иногда в паре с каким–нибудь дядечкой или тётенькой, иногда одна, а иногда даже с ней, с Ветой, но всегда так, что захватывало дух. Как в сказке, как на балу. Как Золушка. Как эльфийка на лесной поляне. Такой сказочной феей Вета и решила изобразить маму. Тут и работа и танцы.
Вот и всё – девочка, положила карандаш на стол. Закончила, но… нет, дядечка сказал нарисовать всех, кто рядом… Девочка задумалась, а потом вдруг довольно хрюкнула, и, бросая из– под ресниц взгляды на дядечку в очках, снова взялась за карандаш. Пусть и дядечке не будет одиноко! Мама говорила, что танец – это сказка, в которую пускают всех. А вот дядечке за столом надо обязательно попасть в сказку. Вета это чувствовала.
Но как нарисовать сказку? Вета думала не долго. Сразу же вспомнилась любимая книга «Лев, Колдунья и платяной шкаф» Её Вета знала почти наизусть. И, конечно же, помнила, что сказочная страна начинается с Фонаря…
– Ну как, Виолетта, успела, что планировала?
– Да, – кивнула Вета, разворачивая рисунок, – успела. Правда, я волновалась немножко. Дома бы лучше вышло. Вы приходите к нам, я покажу… мама покажет…
Дядечка внезапно закашлялся.
… покажет, как танцует. У нас видео есть.
– Спасибо, – прохрипел дяденька, покраснел, видимо от кашля, бросил взгляд на маму, которая как раз вставала с дивана. Затем взглянул на рисунок почему–то побледнел и снял очки. Потом снова надел. И опять снял.
– Виолетта, это твоя семья?
– Да, конечно!
– Ага.
– А это – мама?
– Да. Мама. Красивенькая?
– Очень. Прости, а с ней кто?
– Вы.
– Я? – дядечка почему-то запнулся… – Угу. А он на вас не похож? Я старалась. Вы красивый. Другие хуже были.
– Д-другие? Дяденька как-то странно сглотнул, смешно дёрнулся шарик на шее, – а много… других?
Вета поняла, что спрашивает он про тех, с кем мама танцевала. Вопрос был не совсем лёгкий. Танцы раз в месяц за вечер мама танцует с двумя или тремя знакомыми, но чаще одна… Вета принялась загибать пальчики, – Я не всех помню. А те, кто маме не понравился? Ну, с кем она попыталась, а потом не захотела, они считаются?
– Не считаются… Раз уж не захотела, то, конечно, не считаются,– дядечка как–то странно взглянул на маму, застывшую в углу, – Прости меня, пожалуйста, Виолетта, – наконец, проговорил он, – я немножко поговорю с твоей мамой, ладно? Побудь тут, а мы на минутку выйдем в коридор…
***
– Алён! Этот… психонавт… За кого он меня принял? За какую-то мартышку у шеста? Мармозетку с задранным хвостом? – мама разошлась не на шутку. – Столбовую дворянку? Нет, Лен, ты представляешь, он спросил меня… спросил меня… – мама что-то горячо зашептала на ухо подруге. Представляешь? Поинтересовался, чем я зарабатываю себе на жизнь? Он спросил, не нужна ли мне помощь!!! МНЕ!!! Представляешь?! – Вета давно не видела маму такой злой. Её глаза сверкали точь в точь как у Белой Колдуньи.
Тётя Лёна, мама Кирилла, не испугалась, а лишь чуть заметно улыбнулась:
– Ну, он хоть и большеват… местами, но всё ж симпатичный. Так что от помощи-то так сразу не отказывайся.
– Алёнка! Ещё слово – я тебе в волосы вцеплюсь, ты меня знаешь! И вообще, я на работу опаздываю, у меня лекция через 20 минут. Ты за Веткой присмотришь? Нет, ну вот же психолог девиантный! Всё настроение испоганил!!! На целый день, а может и больше.
– Да не бери в голову, Свет, ты же видела творение своей маленькой художницы? И столб там и ты в прозрачном неглиже. Между прочим, усыпанном блёстками
– Это не… не…глиже ,-возмутилась Вета, – Это платье феи из волшебной травки и никакие это не блёстки, а камушки и росинки, – Она насупила брови, вспоминая и прочитала:
Топнув ножкой, молвит Фея,
К себе вызвав паучка:
«Мне сплети наряд скорее
Из волшебного пучка
Трын-травы, что на рассвете
Можно только собирать…»
…вот и всё, ложитесь, дети.
Вам пора уже в кровать.
– Ого! – Тётя Лёна прищурилась и недоверчиво взглянула на маму,– Бальмонт что ли? Ты совсем зверь, Светка? Подготовишку заставляешь такое учить?
– Стыдно, Ленка, Бальмонта с шестилетней девочкой путать, –засмеялась мама, – Это Виолетта Гостемирова, тихому часу в детском садике посвящается…. А Бальмонт другой. Совсем. Мой любимый:
У Феи глазки изумрудные
Всё на траву она глядит
У ней наряды дивно-чудные
Опал, топаз и хризолит
Мама на секунду замолчала, словно пытаясь разглядеть что-то в необразимой дали, потом тряхнула головой и улыбнулась:
– Как говорится, Лён, почувствуй разницу. Вета не любит учить или читать, она любит слушать и сочинять, немилосердно коверкая услышанное, – Мама обернулась, – Может вернуться, и объяснить, что она гуманитарий? А то я выскочила как ошпаренная. Только визитку на стол швырнула, ну чтоб знал, чем зарабатываю.
– О! Молодец, Светка, так держать! Хоть и в блондинку покрасилась, а башка-то доцента осталась. И про визитку не забыла и повод вернуться уже нашла! Ага, вернись. И стихи прочитай… с выражением,– тётя Алёна подмигнула маме. Та, ни слова не говоря, сильно дёрнула Кирюшкину маму за волосы.
– Ой! – вскрикнула тётя Лёна отшатнувшись,– ты что?! Больно же! Светка, ты совсем отмороженная! Чуть целую прядь не выдрала! Шизанутая! Правильно психолог тебе помощь предложил! Хоть и толстый, но в своём–то деле шарит. С ходу определил, кому она нужна.
– Во-первых, я не красилась. А во-вторых, не поможет он, – горько произнесла мама, – пытались уже. Да и не предлагал он свою помощь. Предлагал специалиста. Глупый он, смотрит и не видит.
– Тебя что ли не видит? Как же… не заметишь такую. Ноги от ушей. Вместо пояса ожерелье нацепить можешь.
– То-то и оно, что только ноги и видит. И вообще, если они от ушей, то голова в… – замолчав, мама вздохнула.
– Светка! Опять захандрила что ли?– глаза тёти Алёны сузились, – Отпусти ты Вадима, Свет. Нет его. Три гогда как нет. Влюбиться тебе надо. Вернее нет! Не полюбишь ты никого. Мужа тебе надо! А не любви. Ты совсем одичала да одурела одна. Ветка, заставляй маму, пусть тебе папу ищет. Свет, давай берись за ум, есть же в вашем университете мужики неженатые? А если нет, давай к нам в медицину… Ромке скажу, он те быстро пару сыщет. У них в хирургическом одиноких – уйма. Выпивают, правда... Но ты давай, решайся…
– Да иди ты…
– Ой…
Лекция
Лев стоял у зеркала, потирая покрасневшую щёку. Лучше бы ударила. А краснеть от стыда тридцатитрёхлетнему мужику… Чёрт, стыдно-то как! Зачем он её обидел! Принял за стриптизёршу? Выразиться погалантнее хотел. Мог бы и прямо спросить – вы шлюха? Эффект бы один был! Как взглянула! Бедные чертенята, заморозило ваши котлы. Но самое страшное – слёзы. Она отвернулась, но Лев-то успел увидеть. Идиот! Ну почему вот так всегда выходит, когда он говорит с человеком, который ему нравится? С любым другим всё прекрасно. На работе считают душкой. Застенчивым, но милым. Острый ум, хорошая реакция, великолепная речь. Маска, которая никак не хочет налезать на лицо, когда особенно нужна. Лев покрутил в пальцах оставленную визитку. Слова никак не собирались в единое целое… университет… кафедра культурологии… доцент… кандидат философских наук. С её-то ногами… тьфу, то есть с её самопрезентацией, будь она неладна. «Простите, а каким способом вы зарабатываете деньги?» Дегенерат! Сколько раз сам писал и говорил о стереотипизации, о шаблонном восприятии. Об эффекте ореола. Об опасности попасть в плен общего впечатления. Кажется, Цицерон предупреждал: мудрецы, не пленяйтесь наружностью! Но ему-то просто предупреждать было. Не видел он Светлану Николаевну. М-да, никто не застрохован от ошибок, но как же погано на душе. Лев тяжело опустился в кресло. Сердце щемило. Сработавший стереотип физической привлекательности мелким камешком застрял в пульсирующей мякоти насоса-кровокачалки. На душе становилось всё хуже. Мама–мамой. Танцы-танцами, а девочке помощь, тем не менее, нужна. Долгий сон в её возрасте и подруга-небожительница Нежка – симптомы тревожные. Хорошо, что Виолетта будет учиться здесь. Лев тряхнул головой, отгоняя лишние мысли. Потянулся к телефону.
– Доброе утро, простите, не подскажете, Светлану Николаевну я могу услышать? Да, именно её, Гостемирову… Нет? Сейчас нет. Лекция в 11… Спасибо вам большое, хорошего рабочего дня и ещё лучших выходных! До свидания.
Так вот почему торопилась, а ведь не сказала, не хотела мешать. Лев взглянул на часы. Минут 15 ходу до университета. Пара. Полтора часа. Ещё успею. Надо извиниться. Должен. А то расстались совсем не по-людски. Нашарив ключи в кармане, Лев вышел из кабинета. Только б начальство не хватилось.
***
С чего бы начать? «…Желательно с начала!» – порекомендовал Король Белому Кролику и был, безусловно, прав!
Лев слушал… Вернее старался понять, но смысл всё время ускользал. Голос Светланы красивый, успокаивающий и волнующий одновременно как шелест ночного леса, скрывающего тайну, угрозу и обещание неведанного приключения, почёму-то убаюкивал. Вернее уносил в страну грёз. Хоть и не было в нём даже намёка на монотонность…
Начало – это темнота! Миллиарды лет тьмы и пустоты. Вечность. А потом – Вздох и Слово. Так появился Мир, всё сущее,– дыхание и мысль Творца. Его Слово облекло плотью всё, что должно было стать осязаемым. Его Вздох наделил жизнью всё, что должно было ожить.
И был создан Человек. По образу и подобию Творца своего. То есть, был он наделён толикой Его силы.
Тут-то и начинается, собственно, наша сказка. Или история? Ибо зачастую понятия эти неразделимы. Не ведает, что творит человек при каждом своём шаге. Если чувствует, что есть сила отнять – отнимает. Может сломать – ломает. В силах убить – убивает. И давно бы прекратил существовать первозданный мир, если бы не одно «но» – при каждом шаге, вздохе, мысли, какими бы они ни были, создаёт человек новый, ранее никому неведомый мир. И уходит всё дальше и дальше. Нет, не мир, конечно, он создаёт. Только иллюзорную копию того мира, что его окружает. Почти копию. Отличающуюся лишь на мысль, шаг, вздох. И в этом новом мире – кому-то больно, а кому-то радостно. Кто-то улыбается, кто-то плачет. Кто-то рождается или… наоборот.
… взгляд Светланы упёрся в психолога, и словно мороз коснулся кожи. Лев виновато пожал плечами и чуть заметно кивнул. Он устроился на самой задней парте на этом студенческом пристанище для вознёсшихся и падших рядом с отъявленными «нежелателями» слушать, но от взгляда преподавательницы так и не ускользнул. Что не удивительно. С его-то ростом и остальными габаритами. В университет Лев проник без проблем, помогло лицейское удостоверение и фамилия Светланы. Аудиторию тоже нашёл без труда. Немного озадачило название спецкурса: «Сказка как способ формирования миров». Это потом уже дошло, что просто слово «мировоззрения» в расписание полностью не влезло. Ну и ладно… от полноты слов смысл не меняется… а вот от полноты человека… Лев тяжело вздохнул и покосился на соседей-студентов, которые могли бы позировать Микеланджело. «И если бы он потом сделал с ними то, что делал, если верить легендам, было бы тоже неплохо», – зло подумал Лев. – Физруки они, что ли? С такими-то бицепсами! Физруки-»неслушатели» – это страшно! Он помнил по годам преподавания в ВУЗе. Собственно, из-за них и пришлось уйти. Дал как-то волю…чувствам. И рукам… Странное дело, но на лекции Светланы была тишина. Парни сидели, как гамельнские крысы, уставившиеся на флейту. Только вот вместо флейты в руках крысолова сейчас была шариковая ручка. А впрочем, дело как всегда, в самом крысолове. Вспомнилось из Библии: «отныне будешь ловить человеков» Эффект ореола, напомнил он себе, эффект ореола… да ну его к лешему! И Лев присоединился к крысам…
И, казалось бы, понятно, что делающий шаг человек должен нести ответственность за тот мир, который создаёт. Но, увы… Люди забыли, какой силой они наделены. Что значит быть сотворённым по образу и подобию Создателя.
Бездумно творят бессчетное количество мирков – злых, пустых, скучных, глупых. Да других и не могут, потому что сами таковы. Лишь на тысячу выпадает один – цветной, искрящийся и счастливый.
И все эти сотворённые мирки накладываются друг на друга, сталкиваются, перемешиваются. И уже не отличить, где какой и где чей. В своём ли ты мире или рядом кто-то вздохнул, сделал шаг, и ты оказался в чужом и меняешь уже его, как только что изменили твой. И всё дальше и дальше с каждым мгновением своего существования извилистыми закоулками собственных миров уходят люди от того единственного Первозданного Мира, сотворённого Всевышним.
Именно поэтому во все времена существовали отшельники, люди, познавшие силу и ответственность. Люди, ищущие путь назад, в Первый Мир. Мир Создателя. Но возможно ли это? Вряд ли. Ведь для этого нужно отказаться от человеческой сущности. От способности творить. Отказаться от того, чем тебя одарил Бог. И, если дорога всё же будет найдена, нужно будет раствориться в Первозданном Мире, не привнося в него ничего своего. Не привнося в него себя!
Но я отвлеклась, простите.
«Почему же мы не видим всех этих миров?»– спросите вы.
Мы видим. И путешествуем. Порой по сотне раз на дню. Но беда в том, что человек не может помыслить то, чего не ведает. Не может и сотворить. Потому-то один мир так похож на другой. И чтобы почувствовать отличие, нужно пройти сквозь миллиарды миллиардов миров или… сделать шаг в сторону, а не вперёд. Некоторые могут и так. Но вот добром это, как правило, не заканчивается.
Да, миры все похожи, как снежинки в снегопаде. Но, как и снежинки, они никогда не бывают абсолютно одинаковыми. Но вы ведь не смотрите на них. Вы видите только снегопад. И поэтому-то и кажется вам, что живёте вы в одном «вашем» мире. Но это ещё полбеды. Самое страшное в том, что в этом «вашем» мире с вами вынуждены жить и другие. И умирать. Потому что созданы они иначе, не так как вы. Но они как и вы, чувствуют, боль, страх, Они как и вы – живые. И такими же хотят остаться. Но в отличие от вас, не могут ничего изменить. У них нет свободы выбора. Животные, растения и…иные. Те, кто когда-то жил с вами рядом, были соседями, зачастую опасными, теперь почти исчезли из «вашего» мира. Стёрты, «застираны», как раздражающее пятнышко на новом платье. 250 миллионов лет на побережье Средиземного моря жили черепахи. В прошлом веке их осталось всего 5 тысяч. Сегодня 200 штук. Ваша «Красная книга» – красивый многотомный некролог. Подписанный приговор. И одновременно обвинительный акт против вас же самих. Да, кому-то повезло. И, может быть, в далёких– далёких, забытых, недостижимых мирах, ныне мёртвые, вычеркнутые вами существа нашли себе пристанище, и лишь изредка ветер странствий заносит их в привычную вам реальность. В ваш снежный ком. И тогда моряки видят исчезнувшую столетия назад стеллерову корову или, быть может, это морская дева машет им хвостом с гребня морской волны?..
И вот тут Лев понял, что попал… в один из этих миров. Мир парадоксов. Мир небывальщины. Он влюбился. Это было волшебство, в которое он не верил в принципе. И что ещё хуже, влюбился в ходячий секс-символ. В то, что презирал всегда. Во внешность.
В море фрустрации начался прилив. Вечный. Даже наводнение, а может и потом… всемерный. Видать, стали таять ледники. Большего отчаяния быть не могло. Лев ловил её взгляд. Никакой надежды даже на то, что выслушает. Глаза звериные. Пугающие. Когда-то давно он читал скандинавские саги об инеистых великанах и всё никак не мог их себе представить. Теперь смог. Во всяком случае взгляд у них, наверное, такой же. Холодный и мёртвый, как у замороженного смилодона, и сама она – как хищница, дикая и сексуальная. Будто не понимает, что за кафедрой стоит. Сильный глубокий голос продолжал зачаровывать…
Вернёмся к нашей истории или сказке. Давно это было. Или далеко. За много столетий, ну или миров отсюда. Тогда ещё в сказках было гораздо больше чувств и эмоций, чем в людях. А люди эти ещё помнили, что не одиноки, верили в волшебство и худо-бедно, но уживались с соседями. Ведомо им было, что не стоит работать в поле в послеполуденный зной, а то не избежать встречи с хозяйкой нивы Полуденницей, как не стоит и заходить в баню, после того как стемнеет, а то ещё обварит кипятком потревоженная Обдериха. Много чего знали люди. А теперь позабыли и стали всё придумывать заново. Ведь, если не помнишь, так, может, ничего и не было? Так ведь? Но остались сказки. И порой их бывает достаточно, чтоб где-то глубоко внутри вдруг что-то встрепенулось. Поэтому пусть будет сказка. О прекрасной ли Королеве, злом чародее или благородном рыцаре не важно. Ведь она всегда о любви. Только вот начинается она необычно. Да и заканчивается тоже. Хотя… Может и не заканчивается? Кто знает? Нам неведомо.
Бывает ли у сказки конец? И что такое – конец сказки? Может быть, реальность? Тот шаг, что отделяет один мир от другого? Когда добро вдруг незаметно оборачивается злом, правда – ложью, и в итоге хорошее становится плохим и наоборот. Да, наверное, тогда и заканчивается сказка. И будет ли в ней поставлена финальная точка, зависит не от рассказчика. От вас! От того, что вы сделаете завтра, послезавтра, послепослезавтра, когда пойдёте в садик, в школу, на работу. Отберёте ли игрушку, обманите, украдёте… Убьёте ли вы сказку, перечеркнув написанные кем-то страницы или продолжите этот труд? Добавите ли крошечный, но яркий, переливающийся добротой и радостью, дарующий тепло и свет шарик– мир. Вашу собственную сказку!
Вы достаточно смелы, умны, добры? Сделаете шаг? Поверите в сказку? Слышите? Скрипнула дверца… манит темнота норы. Не в неё ли протиснулась когда-то маленькая Алиса. А вы? Шагнёте? Нарисуете новый мир?
Может быть… Но не сейчас. Сейчас звонок, перемена, и вы побежите курить. Убивать себя и близких вам людей. В этом и есть прелесть выбора. Но помните, что тот, кто не верит в волшебство, никогда его не найдёт. Да вам оно и не нужно. Бегите. Вы свободны…
Беседа
– …Светлана Николаевна…
– Бросьте! Вы правы. Той, кого Вы видите, отчество не полагается. Пришли проверить, не соврала ли? Могли просто позвонить и спросить у кого-нибудь
– Так я и позвонил… спросил… ой, простите, я имел в виду…
– Вы пришли надо мной издеваться? Мне некогда, уж не таите зла, меня замкнуто-депрессивно-тревожная дочь ждёт.
– Светлана Николаевна, зачем вы так?
– Просто Светлана, мы договорились. Ну, или как Вы там меня зовёте в ваших психопатических мыслеобразах. Ой, извините, оговорилась. Психотерапевтических. Ну я-то на шпильках и с ожерельем вместо пояса, так что мне можно.
– П… простите, что?
– Говорю, блондинко я, мне ошибаться позволено. Если и дальше намерены доставать, идёмте. Это и на ходу делать можно.
– Светлана Ник… Светлана, я не хотел вас обидеть, а сюда пришёл только, чтоб извиниться и сказать….
– Если не хотели, зачем обидели?
– Я не обижал…
– Если не обижали, за что хотите извиниться?
– Но вы же обиделись! На то, что я принял вас за…
– Проститутку?
– Нет!!! Что вы! Даже в мыслях не было. Просто Вы были настолько красивы, ухожены, что я подумал, что вы…
– Потаскуха? Лярва? Бл…ь? Правильно, что решили употребить более подходящий термин. Что ж, извинения приняты. Именно таких я от вас и ждала. До свидания.
– Чёрт! Вы – садистка! Вы знаете это?
– Не Вы первый мне это говорите. Да-да! Хорошо, что достали свой айфончик. Можете записать это в свой ежедневничек. Вы же его ведёте? Всё, мне на верхний этаж, спасибо за компанию, дальше не провожайте. Кстати, на лестнице мои ноги ещё красивее, чем в кресле. Тоже можете записать… в ежедневничек, чтоб потом по… порефлексировать на досуге.
– …
– Вот только не надо вам употреблять то определение, которое озвучила я. Вам не идёт. А я культуролог, мне можно. До свидания.
– Вы – красивая, Вам всё можно. А я просто хотел дать вам номер…
– Это вы как психолог говорите?
– Скорее как мужчина. Простите меня, Светлана. Я неуклюжий, я знаю. А как психолог, я хотел дать вам номер хорошего детского специалиста… Я прошу вас не пускать всё на самотёк. Провести хотя бы несколько тестов. Я про Виолетту.
– Нам с ней хватило и одного…
– Света… простите, Светлана, я понимаю, что вам очень неприятен. Но это не повод подвергать риску девочку. Она очень одарённая именно творчески. С ярко выраженным дивергентным мышлением. История с феей это показала. Я потом только понял, что был неправ. Попросите, пожалуйста, у Веты прощения от моего имени…
– Вот ещё! Попросите сами! Конечно, вы не мастак это делать, я убедилась, но думаю, с шестилетней девочкой справитесь. Если что, буду рядом, кричите… Вы сейчас свободны? Подождите меня пять минут. Забегу на кафедру.
