Текст книги "Анархизм: от теории к практике"

Автор книги: Даниэль Герен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Предисловие к русскому изданию

Редко кто отчетливо представляет себе, в чем состоят основные принципы анархизма – доктрины, отрицающей государство и власть. Но анархизм является уже относительно немолодой социальной философией, основные принципы которой были сформулированы Уильямом Годвином, Пьером-Жозефом Прудоном и Михаилом Бакуниным к середине XIX века. Свою родословную он ведет от Лао-Цзы на Востоке и греческих киников на Западе.

Анархизм остается для многих непонятной, курьезной теорией, отчасти в силу последовательного противопоставления себя всем авторитарным институтам и господствующим доктринам, но в не меньшей степени и в силу невежества большинства. Даже довольно образованные и эрудированные люди, скорее всего, удивят вас степенью своего незнания того, что такое анархизм. Они будут прыскать в кулак и поминать какую-то непонятную «Анархию – мать порядка», пресловутого «Цыпленка жареного» вкупе с «бомбистами» и «бандитом батькой Махно» (крепко засела в головах советская кинопропаганда, не правда ли?)

Эта ситуация не нова и преследует анархическое движение практически с момента его возникновения. Поэтому всякий раз, когда анархизм в силу тех или иных обстоятельств оказывался в центре общественного внимания – будь то в связи с индивидуальными актами протеста против существующего порядка или массовыми социальными движениями, вдохновлявшимися анархическими идеями, – анархисты осознавали необходимость последовательного и неизвращенного невежеством и стереотипами изложения своего жизненного кредо. Из этих обстоятельств вышли как краткие пламенные филиппики (зачастую речи на суде или письма из тюрьмы), так и более пространные сочинения в виде книг. Популярное изложение того, «что такое анархизм», стало особым жанром анархической пропагандистской литературы. Замечательные образцы этого жанра довольно многочисленны, хотя по-прежнему зачастую недоступны для тех, кто читает по-русски.

Так, после поражения Российской революции 1917–1921 гг. американский анархист российского происхождения Александр Беркман написал свою «Азбуку коммунистического анархизма» (1929), излагая основы анархического учения и критически анализируя опыт «коммунистического» социального эксперимента в России, осуществленного большевиками. Когда в ходе Испанской революции 1936–1939 гг. анархизм громко заявил о себе и о своей конструктивной программе социализации и самоуправления, немецкий анархист Рудольф Роккер написал свою работу «Анархо-синдикализм» (1938), в которой дал столь необходимое краткое изложение принципов анархической социальной философии и истории движения. Позже, в начале 1960-х гг., канадский писатель-анархист Джордж Вудкок снова взялся за популярное изложение анархической доктрины и рассказ об историческом опыте анархического движения в разных странах в своей книге «Анархизм: история либертарных идей и движений» (1962). К тому времени анархизм, так и не оправившись от ударов, нанесенных ему авторитарными режимами в России и Испании, а также правительствами других стран, казалось, сошел с исторической арены, уступив место более «успешным» доктринам либерализма и государственного социализма. Неудивительно поэтому, что Вудкок был довольно пессимистичен в своих комментариях.

Но анархические идеи и принципы оказались живучими. Как угли костра, сохраняющиеся под слоем пепла, они снова разгорелись с новой силой, как только подул свежий ветер.

Предлагаемая читателям книга Даниэля Герена «Анархизм: от теории к практике» была впервые опубликована в 1965 г. во Франции. Собственно, она и была одной из попыток сохранить те угли, которые, казалось, надолго затухли к тому времени. Но всего два – три года спустя, анархические идеи распространились по западному миру с замечательной быстротой, попав на благодатный горючий материал молодежного протеста против капитализма, правительства и – в неменьшей степени – государственно-социалистического бюрократизма. Именно с конца шестидесятых годов ведет отсчет своей новейшей истории анархическое движение.

С тех пор книга Даниэля Герена была переведена на многие языки и выдержала бессчетное количество изданий; регулярно переиздается она во Франции и до сих пор. Она содержит емкое и объективное изложение идей основных теоретиков анархизма – Прудона, Бакунина, Штирнера, отчасти Кропоткина и Малатесты, а также описание глубоко конструктивной практики анархизма и самоуправления в ходе Испанской и других европейских революций ХХ века, пусть они и окончились исторической неудачей. Труд Герена остается по-прежнему актуальным и сегодня, когда границы «исторического» анархического движения, сфера его интересов и география значительно расширились.

Как и все сочинения, книга Герена «Анархизм», безусловно, несет на себе отпечаток ее создателя. Активист французского левосоциалистического движения на протяжении нескольких десятилетий ХХ века, с середины двадцатых до конца восьмидесятых, Даниэль Герен сам проделал определенную эволюцию взглядов, участвовал в различных движениях и группировках слева от социалистического и коммунистического мейнстрима. Начав с увлечения марксизмом, но еще в молодости познакомившись с критическими замечаниями Михаила Бакунина в адрес «государственного социализма», Герен на всю жизнь получил, говоря его собственными словами, прививку от авторитаризма. На протяжении всей своей долгой политической биографии он пытался пройти по тонкой грани между марксизмом и анархизмом и сформулировать соответствующую теорию «либертарного социализма» (или «либертарного коммунизма»[1]1
  Объяснение этого и других терминов вы найдете в тексте книги и примечаниях.


[Закрыть]). Попытки подобного синтеза предпринимались неоднократно, с различной степенью успеха, и, видимо, будут иметь место и в будущем. Следы этих попыток, как можно легко будет заметить, наличествуют и в этой книге. Если говорить об успешности усилий самого Герена, как на теоретическом, так и на организационном поприще, то они не были вполне удачны. Но, как говорится, не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Судить же о степени либертарности или, наоборот, авторитарности марксизма, равно как и о его жизнеспособности, мы предоставляем самому читателю (при этом указывая на богатую и плодотворную анархическую критику марксизма). В этой книге также нашли отражение другие характерные черты эпохи 1960-ых и интересы самого Герена – увлечение национально-освободительными движения в странах «третьего мира» (и их идеализация), дискуссии о возможности трансформации государственно-социалистических режимов Восточного блока через развитие в них народной демократии и самоуправления. Но с тех пор, как говорится, много воды утекло…

Как бы то ни было, предлагаемая читателям книга – пожалуй, одно из лучших введений в теорию и практику социального анархизма, написанное со знанием предмета и очевидным литературным мастерством. Надеемся, что знакомство с этой книгой и этими идеями будет полезным и интересным для читателей.

Путь этой книги к российской аудитории был непрост. Первая попытка ее перевода на русский язык была сделана еще в начале девяностых годов; впрочем, она была не очень удачной, и текст не был опубликован. Затем в «Антологии анархизма и левого радикализма» (М., «Ультракультура», 2003) появился перевод части этой книги. Теперь у вас есть, наконец, возможность прочесть всю книгу целиком.

Мы снабдили текст необходимыми ссылками на источники и пояснениями, описывающими различные моменты анархической теории и истории. Авторские сноски обозначены соответствующим образом, большинство же комментариев сделаны специально для русского издания книги. Список литературы, рекомендуемой для более углубленного знакомства с анархическими идеями и историей различных социально-революционных движений, сделан нами на основе того, что содержится во французском издании книги Герена, но с поправкой на значимость текстов и их доступность для российских читателей.

Михаил Цовма

Предисловие

С недавних пор происходит возрождение интереса к анархизму. Ему посвящают книги, монографии, антологии. Сложно сказать, всегда ли такое «литературное» усилие действительно эффективно. Очертить контуры анархизма сложно. Главные представители этого течения не всегда сжато излагали свою мысль в систематических трудах. Когда иные все же пытались это сделать, то в основном в небольших брошюрах, задуманных для пропаганды и популяризации, в которых можно найти лишь фрагменты этих идей. К тому же существуют различные разновидности анархизма, а сколько вариаций в мыслях каждого из выдающихся либертариев! [2]2
  В этой книге постоянно встречаются термины «либертарий» и «либертарный». В общем смысле они являются синонимами русских слов «анархист» и «анархический», «вольный», «свободный». (В свое время прилагательное «либертарный» также пытались перевести на русский язык с помощью немного неуклюжего слова «свободнический».) Противоположностью определения «либертарный» является «авторитарный», то есть основанный на принципе власти, жесткий и властный по своему характеру. Соответственно, если «либертарий» – синоним анархиста, свободомыслящего человека, то его противоположностью выступает «авторитарий» – поборник власти, носитель властнической психологии. Анархисты рассматривают и социалистическую, левую традицию как разделенную на две, зачастую непримиримые части, – сторонников анархического, вольного, либертарного общества (сюда относят собственно анархистов и некоторые родственные течения, в основе которых лежат принципы свободного объединения, самоуправления, федерализма, уважения к свободе личности) и сторонников социализма авторитарного или государственного, строящегося на принципах централизма, иерархии, государственной власти и принуждения.


[Закрыть]

Отрицание власти и акцент на приоритете индивидуального суждения особенно побуждают либертариев «исповедовать антидогматизм». «Не будем же становиться вождями новой религии, – писал Прудон[3]3
  Прудон, Пьер-Жозеф (1809–1865) – французский общественный деятель и мыслитель социалистического направления, сформулировавший основные положения современного анархизма и впервые открыто провозгласивший себя анархистом. Антигосударственные, федералистские идеи Прудона оказали большое влияние на социалистическую мысль и рабочее движение XIX–XX вв.


[Закрыть] Марксу, – даже если это религия логики, религия разума». К тому же взгляды анархистов более многообразны, текучи и сложны для понимания, чем взгляды «авторитарных» социалистов, соперничающие церкви которых пытаются, более или менее, навязать своим приверженцам каноны веры.

В письме директору парижской тюрьмы Консьержери, незадолго до того, как он был казнен на гильотине, террорист Эмиль Анри[4]4
   Анри, Эмиль (1872–1894) – французский анархист, сторонник «пропаганды действием». Приговорен к смертной казни на гильотине за организацию взрыва в кафе около парижского вокзала Сен-Лазар в знак протеста против казни анархиста Огюста Вайяна. Последними словами Анри были: «Смелее, товарищи! Да здравствует Анархия!»


[Закрыть] писал: «Но ни в коем случае не думайте, что Анархия есть догма, непререкаемая, необсуждаемая доктрина, боготворимая ее приверженцами подобно тому, как мусульмане почитают Коран. Нет! Абсолютная свобода, которой мы требуем, постоянно развивает наши идеи и открывает для них новые горизонты (в зависимости от направления мыслей разных людей), выводит их за узкие рамки правил и норм. Мы не “верующие”». И приговоренный к смерти отбрасывает «слепую веру» французских марксистов той эпохи, «которые веруют во что-то лишь потому, что Гед[5]5
  Гед, Жюль (1845–1922) – французский социалист, основатель Рабочей партии и один из вождей социал-демократического Второго Интернационала.


[Закрыть] сказал, что в это надо веровать, и у которых есть катехизис, оспаривать любой из параграфов коего является святотатством».

На самом деле, несмотря на разнообразие и богатство анархической мысли, несмотря на ее противоречия, несмотря на доктринальные споры, которые, кстати, слишком часто фокусировались на ложных проблемах, анархизм представляет собой достаточно однородный комплекс идей. На первый взгляд может показаться огромной разница между индивидуалистическим анархизмом Штирнера[6]6
  Штирнер, Макс (1806–1856, наст. имя Шмидт, Иоганн Каспар) – немецкий философ-младогегельянец, сформулировавший идеи индивидуалистического анархизма в своей книге «Единственный и его собственность»


[Закрыть] и социальным анархизмом. Но если заглянуть глубже, то, несмотря ни на что, поборники тотальной свободы и сторонники социальной организации оказываются не так уж далеки друг от друга, как им самим представляется или как может показаться на первый взгляд. Социальный анархист является также и индивидуалистом, а анархист-индивидуалист, со своей стороны, вполне может быть по сути своей социальным анархистом, хотя и боится себе в этом признаться.

Относительное единство социального анархизма объясняется тем, что он разрабатывался практически в одну эпоху двумя учителями, каждый из которых был одновременно учеником и последователем другого – французом Пьером-Жозефом Прудоном и русским изгнанником Михаилом Бакуниным[7]7
  Бакунин, Михаил Александрович (1814–1876) – анархист, деятель российского и международного революционного движения, участник Первого Интернационала, в котором он противостоял государственническому направлению, представленному социал-демократами и марксистами, выступал за безгосударственный федеративный социализм. Идеи и деятельность Бакунина оказали большое влияние на революционно-освободительное и народническое движение в России, привели к появлению в Европе организованного анархического движения в 1860–1870-е гг.


[Закрыть]. Бакунин дал определение анархизма, как «широко развитого и доведенного до крайних пределов прудонизма». Этот анархизм объявил себя «коллективистским».

Однако его эпигоны отвергли это определение и провозгласили себя коммунистами («вольными» или «либертарными» коммунистами, разумеется). Один из них, Петр Кропоткин[8]8
  Кропоткин, Петр Алексеевич (1842–1921) – деятель российского и международного революционного движения, ученый. Анархо-коммунистические идеи Кропоткина оказали большое влияние на анархическое и социалистическое движение. С 1876 г. по 1917 г. – в эмиграции, вернулся в Россию после Февральской революции.


[Закрыть], также вынужденный покинуть Россию, склонялся к теории в более утопическом и оптимистическом духе, «научность» которой плохо скрывала ее слабые места. Итальянец Эррико Малатеста[9]9
  Малатеста, Эррико (1853–1932) – итальянский анархист, ученик и соратник М. Бакунина.


[Закрыть], в свою очередь, исповедовал бескомпромиссный, порой ребяческий, активизм, хотя и обогатил анархистскую мысль своей непримиримой и часто здравой полемикой. Позднее опыт Российской революции породил одно из наиболее замечательных анархистских произведений – труд Волина[10]10
  Волин, Всеволод Михайлович (1882–1945, наст. фамилия Эйхенбаум) – деятель российского и международного анархического движения, участник махновского движения. Его работа «Неизвестная революция» (1946, на русском языке – 2005) представляет собой критический анализ революционного движения в России и рассказ о революции 1917–1921 гг. и участии в ней анархистов.


[Закрыть].

* * *

Анархистскому терроризму конца XIX века были присущи драматические и анекдотические черты, а также запах крови, столь дразнящий вкусы широкой публики. Но если в свое время он явился школой личной энергии и мужества, что вызывало уважение, если его заслугой явилось привлечение общественного внимания к проблемам социальной несправедливости, то сегодня он предстает, скорее, как эпизодическое и бесплодное отклонение в истории анархизма. Он представляется фигурой прошлого. Сосредоточение внимания, как предлагает обложка одного недавнего издания, на «котелке Равашоля»[11]11
  Равашоль, Франсуа Клавдий (1859–1892) – французский анархист, прославившийся актами индивидуального террора. Казнен на гильотине. Имя Равашоля стало символом анархического терроризма конца XIX в.


[Закрыть] ведет к игнорированию или недооценке фундаментальных черт концепции социального переустройства, которая вовсе не является исключительно разрушительной, как утверждают ее противники, но при ближайшем рассмотрении оказывается в высшей степени конструктивной. Именно к этому анархизму мы и хотим привлечь внимание читателя. По какому праву и на каком основании? Просто-напросто потому, что идеи, о которых идет речь, отнюдь не устарели, но являются исключительно жизненными, и потому, что поставленные проблемы актуальны как никогда. Если яростный вызов обществу, бомбы и взрывы принадлежат допотопной эпохе и более не могут устрашить, то, в свою очередь, анархические предвосхищения наталкивают на размышления. Можно заметить, что они в значительной мере отвечают потребностям нашего времени и могут внести свой вклад в строительство нашего будущего.

В отличие от предшествующих работ эта небольшая книга не претендует на то, чтобы стать историей или библиографией анархизма. Эрудитов, посвящавших свои труды анархизму, заботило прежде всего то, как не пропустить ни одного имени в составленных ими картотеках. Очарованные внешним сходством, они, как им казалось, находили множество предтеч анархизма. Они придавали практически равный вес гению и его менее значительным последователям, предоставляли чрезмерное количество зачастую поверхностных биографических деталей гораздо охотнее, чем занимались действительно глубоким исследованием идей. Их ученые тома оставляют у читателя ощущение расплывчатости, относительной бессвязности, и в то же время не дают ответа на вопрос, что же такое анархизм на самом деле.

Метод, который я попытался применить, иной. Предполагается, что биографии представителей анархической мысли уже известны. В любом случае они иногда проливают значительно меньше света на наш сюжет, чем полагают некоторые исследователи. И действительно, учителя анархизма не были в равной степени анархистами на протяжении всей своей жизни; многие страницы их полных собраний сочинений не имеют никакого отношения к анархизму.

Так, например, мысль Прудона во второй половине его деятельности становится все более консервативной. Его пространная и монументальная работа «О справедливости в революции и церкви» (1858) посвящена главным образом проблеме религии. Ее заключение малоанархично, поскольку, несмотря на неистовый антиклерикализм, Прудон в конечном счете принимает все положения католицизма, не интерпретируя их, и заявляет, что дело образования и нравственного воспитания народа выиграло бы от сохранения христианской символики. К концу книги уже кажется, что, отложив перо, он сам готов произнести проповедь. Из уважения к его памяти мы лишь вскользь упомянем о его «приветствии войне», нападках на женщин и приступах расизма.

Прямо противоположное произошло с Бакуниным. Как раз первая половина его бурной карьеры революционера-конспиратора не имеет отношения к анархизму. Он обращается к анархическим идеям лишь начиная с 1864 г., после подавления польского восстания, в котором он участвовал[12]12
  Речь идет о польском восстании 1863–1864 гг. Бакунин участвовал в нем неудачно – зафрахтованный польскими повстанцами корабль, на котором они плыли через Балтийское море, не дошел до места назначения.


[Закрыть]. Его произведения предшествующего периода не очень подходят для анархистской антологии.

Что касается Кропоткина, то его чисто научные работы, благодаря которым он известен в СССР как один из выдающихся деятелей российской географии,[13]13
  На могиле Кропоткина на Новодевичьем кладбище в Москве выбита надпись, говорящая о том, что там лежит выдающийся географ. Политический режим в СССР трактовал кропоткинский анархизм (и анархизм вообще) как мелкобуржуазное, сугубо утопическое течение, враждебное марксизму-ленинизму.


[Закрыть] не имеют прямого отношения к анархизму, точно так же, как и его оборонческая позиция во время Первой мировой войны[14]14
  Во время Первой мировой войны Кропоткин выступил в поддержку стран Антанты (включая Россию) против Австрии и Германии. Эта позиция была осуждена большинством анархистов, придерживавшихся последовательных антимилитаристских и интернационалистских позиций.


[Закрыть].

Итак, мы предпочли здесь историческому и хронологическому исследованию другой метод, необычный: читателю поочередно представляются не персоналии, а основные конструктивные темы анархизма. Умышленно были опущены лишь те из них, которые не являются специфически анархическими (например, критика капитализма, атеизм, антимилитаризм, свободная любовь и т. д.). Вместо сухого пересказа чужих идей из вторых рук, опресненного и бездоказательного, я как можно более часто прибегал к цитатам. Это дает читателю возможность воспринять идеи различных авторов в их непосредственной форме, в том виде, как они вышли из-под их пера, со всем пылом и горячностью.

Затем доктрина рассматривается под другим углом зрения: анархизм показан в основные исторические моменты, когда он был подвергнут практическому испытанию (Российская революция 1917 г., Италия после 1918 г., Испанская революция 1936 г.). В последней главе представлено рабочее самоуправление, являющееся, без сомнения, наиболее оригинальным детищем анархизма, в противопоставлении с современной действительностью.

Итак, на страницах этой книги беспрестанно сталкиваются, а иногда пересекаются, две концепции социализма: одна «авторитарная», другая либертарная. Какой из них принадлежит будущее, пусть, проанализировав, решит сам читатель.

Даниэль Герен

Часть 1. Движущие идеи анархизма

Немного о словаре

Слово «анархия» старо как мир. Оно происходит от древнегреческих слов «ан» (αν) и «архе» (αρχή) и означает отсутствие власти или правительства. Тысячелетиями, однако же, царило предвзятое мнение, что человеку обязательно требуется либо одно, либо другое, а синонимом «анархии» в чисто отрицательном смысле были беспорядок, хаос и дезорганизация.

Автор остроумнейших каламбуров (к примеру, «собственность – это кража») Пьер-Жозеф Прудон попытался переприсвоить слово «анархия». Как будто задавшись целью возможно сильнее шокировать обывателя, он завязал с ним, начиная с 1840 г., такой провокационный диалог:

– Вы – республиканец.

– Да, республиканец, ну и что? Это слово ничего конкретного не означает. Res publica означает нечто публичное[15]15
  Дословно – «общее дело».


[Закрыть]… Но, таким образом, выходит, что и короли – республиканцы!

– А, так вы – демократ?

– Нет.

– Как! Может, вы монархист?

– Нет.

– Конституционалист?

– Упаси бог!

– Тогда вы – аристократ?

– Вовсе нет!

– Значит, вы выступаете за смешанную форму правления?

– Это еще дальше от истины.

– Тогда кто же вы?

– Я – анархист.

Под «анархией», которую он иногда в виде орфографической уступки писал «ан-архия», дабы еще сильнее сбить с толку толпы своих идейных противников, Прудон, бывший больше созидателем, нежели разрушителем, несмотря на создаваемую им видимость, понимал совершенно обратное беспорядку, как мы и увидим далее. Он полагал, что ответственность за разлад и беспорядок несет правительство, и что только в обществе, лишенном правительства, можно восстановить естественный порядок вещей и достичь социальной гармонии. Для обозначения этой панацеи и ссылаясь на то, что в языке нет другого подходящего термина, он лукаво вернул древнему слову «анархия» его строгий этимологический смысл.

Удивительно, впрочем, что в пылу полемики он упрямо и настойчиво – как, позднее, и его последователь Михаил Бакунин – использовал слово «анархия» вдобавок еще и в уничижительном смысле, для обозначения беспорядка, как если бы карты уже не были достаточно спутаны.

Сознательно не делая явных различий между двумя ипостасями этого термина, Прудон и Бакунин извлекали извращенное удовольствие из этой игры с определениями. Для них анархия означала как высшую степень беспорядка, колоссальную общественную дезорганизацию, так и гигантское революционное переустройство, построение нового стабильного и разумного порядка, основанного на принципах свободы и солидарности.

Однако непосредственные последователи обоих отцов анархизма несколько колебались употреблять настолько растяжимый термин, ведь для непосвященных он нес лишь отрицательный заряд, а это само по себе способствовало бы возникновению раздражающей терминологической путаницы на пустом месте. Остепенившийся Прудон сам именовал себя в конце своей недолгой карьеры «федералистом». Его мелкобуржуазные последователи предпочли слову «анархизм» термин «мютюэлизм»[16]16
  От французского слова mutuel – «взаимный».


[Закрыть], а последователи социалистического толка – «коллективизм», вскоре замененный «коммунизмом». Позднее, во Франции в конце XIX века, Себастьен Фор[17]17
  Фор, Себастьен (1858–1942) – французский анархист, либертарный педагог. С 1920-х гг. совместно с Волиным выступал с идеей «синтеза» – объединения анархистов различных направлений в рамках общих федераций – в противовес выдвинутой Аршиновым и Махно идее «Платформы», фактически выступавшей за создание централизованной анархической партии.


[Закрыть] вытащил на свет слово, выдуманное еще в 1858 г. неким Жозефом Дежаком, и сделал из него название своей газеты: «Le Libertаire». В наши дни оба термина, «анархический» и «либертарный», стали равнозначными и взаимозаменяемыми[18]18
  Путаница, однако, на этом не закончилась, потому что кроме анархистов и либертариев есть еще и либертарианцы – сторонники крайней версии либерализма, резко выступающие против государства. В США и некоторых других странах они представлены либертарианскими партиями, часть представителей этого направления называют себя «анархо-капиталистами». Для их описания корректнее использовать прилагательное «либертарианский», оставив термин «либертарный» за анархистами и некоторыми другими родственными социалистическими течениями.


[Закрыть].

Однако большинство этих терминов страдает вполне серьезным недостатком: они не выражают фундаментального аспекта тех доктрин, которые они призваны характеризовать. Слово «анархия» на самом деле синонимично слову «социализм», ведь анархист – это социалист, чьей приоритетной задачей является устранение эксплуатации человека человеком. Анархизм – не что иное, как одно из течений социалистической мысли, в котором главным является стремление к свободе и желание упразднить государство. Один из чикагских мучеников,[19]19
  День международной солидарности трудящихся Первое мая отмечается в память казненных чикагских рабочих-анархистов. 1 мая 1886 г. рабочие организации Чикаго, в которых было сильно влияние анархистов, проводили забастовку и манифестацию за введение 8-часового рабочего дня, в ходе которой неизвестным лицом была брошена бомба в полицию, после чего та открыла огонь по демонстрантам, убив и ранив несколько десятков человек. По этому делу были арестованы восемь анархистов и, несмотря на то, что вина ни одного из них в том, что он бросил бомбу, не была доказана, четверо из них были казнены в ноябре 1887 г., еще один покончил жизнь самоубийством в тюрьме, а трое получили тюремные сроки. В память о казненных и погибших анархистах – Альберте Парсонсе, Адольфе Фишере, Георге Энгеле, Августе Шписе и Луисе Линге – международное рабочее движение начиная с 1890 г. отмечает Первое мая ежегодными манифестациями.


[Закрыть] Адольф Фишер, утверждал, что «каждый анархист – непременно социалист, но не каждый социалист обязательно анархист».

Некоторые анархисты полагают, что именно они являются наиболее подлинными и наиболее последовательными социалистами. Но ярлык, который они на себя добровольно навесили (или дали навесить), и который они, кроме прочего, делят с террористами, слишком часто и абсолютно несправедливо выделяет их как некое «инородное тело» из семейства социалистов. Из этого и возникают в большинстве случаев беспочвенные и бесполезные словесные баталии и длинная череда недопониманий. Некоторые современные анархисты попытались развеять двусмысленность путем использования более четкой терминологии: они именуют себя приверженцами либертарного социализма или либертарного коммунизма.