Текст книги "Псевдоним(б). В поисках Шекспира"

Автор книги: Даниэль де Труа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Декабрь 2010

– Что, Алекс, решили дать мне урок терпения? – Эдуард бросил на соседа косой взгляд, чтобы посмотреть, какое впечатление произведет его русская речь. – За то время, пока вы решали, стоит ли говорить со мной, мы успели пролететь всю континентальную Европу и уже более получаса летим над Россией.

– А Белоруссию вы относите к континентальной Европе или к России?

– Как это по-русски лучше сказать? Срезал?

– Ого! Читали Шукшина! Вот это подготовка!

– Да, правда. Для домашнего чтения мне советовали Василия Шукшина. Те, кто разбирался в советской жизни…

– И вас научили в ней разбираться. Только вам не повезло: едва успели в ней разобраться, как она кончилась.

– Да, Алекс, вы правы.

– А что теперь, ностальгия по русскому? Проверяете профессиональные навыки? Вы русист?

– Зря иронизируете, Алекс. Я правда сожалею, что у вас так получилось.

– Черта мне в вашем сожалении! Нельзя ли пожалеть о чем-нибудь другом?

– О, это тоже что-то знакомое. Стихи? Постойте, попробую угадать. Похоже на Лермонтова. Но строчка не из поэмы. Скорее драма… «Маскарад»?

– Не угадали, но, в общем, близко. Скажите, как вы с такими филологическими познаниями попали к африканскому диктатору?

– Видите ли, в настоящее время филолог может найти поддержку только у диктатора.

– Что за бред вы несете, Эдуард? Объясните все-таки, что все это значит. Все эти ваши «вместе жить или умереть». Ведь это блеф! Теперь вы переходите от блефа к бреду.

– Ну зачем вы так? Почему вы мне не доверяете?

– Доверять профессиональному антисоветскому агенту?

– Но теперь нет советских агентов. Вся Россия – страна антисоветских агентов.

– Это уже просто демагогия. Я понял, вы мне ничего не объясните.

– А что именно вы хотите, чтобы я вам объяснил? То, что вам нужно было срочно улететь?

– Хотя бы.

– Разве вы сами не поняли?

– Я-то понял, это ясно, иначе бы я не летел. Но вы же хотите, чтобы я доверял вам, а не только себе.

– Вы не верите, что ваша жизнь была в опасности?

– Не верю. Обыкновенный развод. Попугать решили.

– Верить или не верить – ваше дело.

– Ладно вам, я и так уже вижу, что русский вы учили хорошо. И в России были.

– И в России был.

– Какого черта вы мне пудрите мозги, что вы работаете на африканского диктатора? Это же просто какая-то детская легенда.

– Эх, Алекс, Алекс! Вы думаете, что с концом Советской империи безработица началась только в России? Армия бойцов невидимого фронта почти одновременно потеряла свой смысл с обеих сторон вашей западной границы. Сокращение штатов произошло почти на порядок. Тут наймешься хоть к черному диктатору, хоть к черту лысому!

– Но я-то здесь при чем? Какого черта лысого я понадобился африканскому диктатору? Это же курам на смех.

– Не верите?… Жаль. Значит, в Африку вы со мной не собираетесь…

– Честно? Что я там забыл?

– В любом случае, мой телефон у вас есть. – Александр усмехнулся и достал из кармана новенький телефон, который Эдуард вручил ему в Хитроу. – Вот-вот. Номер безлимитный, как я вам уже сказал. Я буду ждать вашего звонка. Все равно без вас мне там делать нечего.

– Где там?

– Не в России.

– А если я никогда с вами туда не поеду?

– Никогда – это довольно долго. Но я подожду.

– Не стану говорить, что я о вас думаю.

– Да будет вам, признайтесь, вы и сами не знаете, что думать.

Февраль 1580

Весь день Уильям не мог думать ни о чем другом, как о деле Катерины Гамлет. Он вообще уже был не рад, что во все это ввязался. Чем больше размышлял, тем меньше в нем оставалось надежд на благоприятный исход. Потому что все косвенные улики указывали на отца.

Во-первых, именно вчера отец уходил из дома вместе с Патрисией, а это уже само по себе не предвещало ничего хорошего. Чем они занимались, Уилл примерно догадывался. Плохо, если кто-то попадался им под руку в этих занятиях.

Во-вторых, разговор отца с неизвестным сегодня на рассвете на месте, где нашли утопленницу. О чем они еще могли говорить?

В-третьих. А что в-третьих? Ничего в третьих. Достаточно и этих двух пунктов, чтобы пожалеть о том, что тебе известно… Но говорят, что Бог любит троицу… И вдруг Уилл понял, что в-третьих. Похожую белую шелковую ленту он видел у Патрисии. Точно, это та же лента, ну может быть, немного покороче. «Патрисия на длинном поводке, а твой короче, Кэт», – подумал Уилл. Дай бог, чтобы все это было лишь случайным совпадением. Дай бог, чтобы эта шелковая лента никак не связывала между собой Катерину, Патрисию и отца.

В таких размышлениях и обращениях к Господу и закончился для Уильяма урок Закона Божьего. Не знал Уилл, что у Бога не бывает ничего случайного – или, вернее, любая случайность, с точки зрения Бога, не случайна. Но едва ли об этом говорил в тот день учитель. А значит, этот закон Уиллу предстояло постичь самостоятельно, на собственной шкуре, и началось все сразу же после урока.

Едва учитель разрешил отпустил класс, как Уильям забыл все свои опасения и почти бегом бросился к реке. При свете дня пейзаж с ивой выглядел совсем по-другому – ничего загадочного. И никакого венка Уилл не нашел, хотя обшарил весь берег очень внимательно. Скорее всего, венок упал в воду и был унесен течением, каким бы слабым оно здесь ни было. Или просто рассыпался в воде, и отдельные цветки прибились к берегу. Однако нет, последняя гипотеза не подтвердилась. Сорванных увядших цветков на берег не выбросило.

Впрочем, Уильям немного поразмышлял – и понял, что найти сам венок теперь не так важно. Важно, что он каким-то чудом запомнил те цветы, из которых этот венок был сплетен. Уиллу почему-то самым подозрительным показался цветок с неприличным названием. Теперь, впрочем, он вспомнил и совсем приличное – дикая орхидея. Значит, осталось проверить, нет ли на шелковом шарфике следов этих самых «пальцев мертвых» (зловещая картина вырисовывалась!), маргариток и простого репейника.

Да, конечно, остатки репья явно имелись. Уильям сначала возликовал, но потом вспомнил свой прокол с водой в легких и решил поостеречься: как бы выводы снова не получились скоропалительными. Репья везде предостаточно. Самый распространенный сорняк и к тому же самый приставучий! Не нужно вплетать репей в венок, чтобы он оказался на вашей одежде. Вы его не ищете – он сам вас находит.

Так что, сказал себе Уилл, нужно найти маргаритки и дикие орхидеи и посмотреть, оставляют ли они такой же след на материи. В общем, Уильям Шакспер пошел собирать цветочки. Вблизи той самой ивы не было ни орхидей, ни маргариток. Он медленно пошел по берегу, вверх по течению реки, и стал внимательно высматривать нужные цветы.

И вот на поляне в излучине реки обнаружились и маргаритки, и дикие орхидеи. Репья, конечно, тоже хватало. Уилл наконец поднял взгляд от земли и огляделся. Город давно остался позади, Уилл понял, где он, только тогда, когда заметил старую липу. От нее шла узкая тропинка. Он знал, куда она ведет. Но не сказать, чтобы эта новость обрадовала его. Тропинка вела в рощицу, за которой находился дальний склад Джона Шакспера.

Уилл сорвал несколько маргариток и с корнем вырвал дикую орхидею. Так вот почему этот цветок зовется «пальцы мертвых» или даже погрубее: его клубни очень на них похожи. Да, пальцы мертвых схватили бедняжку Катерину и не отпустили, а на этой поляне она сплела себе венок из этих самых пальцев, вплетя в него маргаритки и репейник. Странный букет!

Он так и сяк тер цветки о шелковую ленточку и в конце концов получил пятно, похожее на то, что уже на этой ленточке имелось. Значит, эта ленточка все-таки принадлежала умершей вчера Катерине Гамлет, раз цветки, которые он видел в венке на ее голове, оставили на ткани такие же пятна.

Вот так молодой Шакспер открыл в себе талант сыщика. Теперь ему было очевидно: то, что привело его к этой старой липе, поведет и дальше – по тропинке через рощицу начинавшегося здесь Арденского леса, к складу отца. На этом складе он раньше, разумеется, бывал по делам и вечно там что-то пересчитывал: то свиные шкуры, а то и тюки с овечьей шерстью, которые там быстро появлялись неизвестно откуда и так же быстро исчезали непонятно куда. Отец вообще велел под страхом жуткого наказания молчать о них. В общем, было ясно, что дела на этом складе творились темные и впутываться в них не стоило.

Чем дольше Уилл сидел под старой липой, тем страшнее ему становилось. Но в любом случае нужно было что-то предпринимать, потому что его могли дома хватиться. Да к тому же страх страхом, расследование расследованием, а уже хотелось есть. «По-быстрому сбегаю домой, а там видно будет», – решил Уилл и, уложив в мешок с книжками вещественные доказательства, пошел вверх по тропинке.

28 декабря 2010

Самолет неожиданно прекратил снижение и резко пошел вверх. Через мгновение раздался вежливый голос стюардессы:

– Дамы и господа, по метеорологическим условиям аэропорта Домодедово нашему самолету отказано в посадке, мы вынуждены следовать в аэропорт Пулково города Санкт-Петербурга, ориентировочное время в полете тридцать минут. Экипаж корабля приносит вам свои извинения. Изменение маршрута произошло по не зависящим от экипажа причинам. Спасибо за внимание. Приятного вам полета.

Тут-то пассажиры бизнес-класса и проснулись. Снова начали беседовать молодые люди в строгих костюмах, причем их беседа не походила на продолжение той, что они вели перед взлетом. Общим было лишь то, что она велась по-английски. Теперь оживленным, даже возбужденным можно было назвать только одного из них, он что-то говорил, наклонившись к другу, и очень выразительно жестикулировал. Второй, казалось, был убит словами бортпроводницы, как-то обмяк в кресле и лишь изредка что-то коротко отвечал своему спутнику.

Седой величественный джентльмен, на взлетной полосе в Лондоне читавший Financial Times, глянул было на какую-то страницу, но тут же раздраженно свернул и совсем уж не по-английски бросил газету на пустое соседнее кресло. Пожилая дама, конечно, не потеряла чувства собственного достоинства, но к нему примешалась и изрядная доля возмущения, которым она охотно делилась с окружающими, не словом, так взглядом. И одна только ее внучка искренне радовалась случив шейся с ними передряге. Она уже успела посмотреть рекламу ночных клубов Санкт-Петербурга в одном из журналов, которые все время листала!

Александр сразу отметил всеобщее оживление. В жизнь людей вторглось одно из тех событий, которых пассажирам этого класса особенно не хватало. С публикой, занимавшей места в эконом-классе, подобные «приключения» случались часто. Неудобства порождают желание с ними бороться, и борьба эта так или иначе задевает окружающих, выбивая искр ы жизни. А вот в жизни пассажиров бизнес-класса не происходило ничего подобного. Всеобщие сытость и довольство убаюкивали их. Тем разительней был контраст, вызванный сообщением о перемене курса.

Александр про себя потешался над всеми. Самой впечатляющей была перемена, произошедшая с Эдуардом. Сосед изо всех сил старался не подавать виду, что изменение курса самолета его как-то задело. Но количество движений, которое он стал производить, так контрастировало с его практически полной неподвижностью во время предыдущих почти трех с половиной часов полета, что всякий случайный наблюдатель понял бы, как сильно произошедшее на него повлияло! А поскольку Александр был наблюдателем не случайным, то он быстро сообразил, что планы его конвоира если не радикально, то серьезно нарушены.

Те, в чьих руках была теперь судьба Александра, казалось, просчитали все до малейших деталей, но предвидеть ледяной дождь в Москве не смогли. Как не смогли предвидеть извечное русское авось, по воле которого технические службы аэропорта также не рассчитывали на ледяной дождь и не запаслись необходимым запасом реагентов. В результате аэропорт Домодедово враз лишился электроснабжения. Что ни говори, трудно быть богом даже в судьбе одного отдельно взятого человека!

С одной стороны, воздушный пируэт их «боинга» Александра огорчил. Ему нужно было как можно скорее добраться до Москвы. Вынужденная посадка в Питере – это лишний день, а то и два неизвестности. Можно, конечно, из Питера рвануть до Москвы на поезде. «Р-200» часов за пять-шесть домчит. Сейчас еще «Сапсан» какой-то запустили. Лишь бы повезло с расписанием. Впрочем, это крайний вариант. Неужели они нас в Питере бросят?

С другой стороны, как раз в Питере легче оторваться от Эдуарда. В Москве их уже наверняка встречает группа поддержки, вернее даже – группа захвата. Если бы Александру еще три дня назад сказали, что он будет применять эти термины по отношению к своей жизни, он бы только рассмеялся. А вот поди ж ты: ни от чего нельзя зарекаться, сума и тюрьма в этом ряду – еще самые предсказуемые вещи.

Александр покосился на Эдуарда. «Вот это да! – подумал он. – Есть чему позавидовать. Учитесь властвовать собой!» От смятения его конвоира и следа не осталось.

Февраль 1580

Уиллу осталось только увидеть все собственными глазами и убедиться в своих подозрениях или их опровергнуть. Молчи и смотри. Этого-то как раз юный Шакспер и боялся. Он вообще с некоторых пор боялся смотреть и видеть. Он предпочитал слушать и слышать. И сейчас он шел через рощу почти зажмурившись. Конечно, это не дикий темный лес. Деревья здесь не такие густые, да и полдень на дворе, хоть и довольно мрачный, но все-таки полдень, а не полночь.

Однако страх вызывается не только внешними обстоятельствами, но и внутренними ожиданиями. Страшно войти в лес. Что там еще встретится? Но больше всего Уилл боялся того, что он может увидеть по ту сторону леса. Он внутренне содрогался от одной мысли, что может получить ответы на свои вопросы, подтверждение своим догадкам и предположениям. Правда, какое именно, он не знал, но от этого было не легче. Он понимал, что семена взойдут: землей их засыпать – напрасный труд.

По рощице идти минут пять, не больше. Но сейчас путь казался Уиллу вечностью. И когда лесок стал редеть, и он увидел впереди просвет, ноги сделались как ватные. Юный Шакспер даже остановился и, переведя дух, легонечко потоптался на месте, чтобы размяться. И в этот момент сзади раздался крик филина. Ночью этого крика Уильям не испугался бы, но среди бела дня! Уилл бросился из лесу, хотя ноги все еще плохо его слушались. Он выскочил из рощи, как будто за ним гнались черти, и бежал без остановки, пока буквально не врезался в стену старого склада, едва успев выставить вперед руки. Уильям прижался к бревнам спиной и лишь после этого осмотрелся вокруг.

Поначалу ничто его внимание не привлекло. Только какая-то особенная тишина. В полдень такая тишина даже за городом казалась не менее странной, чем крик филина. Все как-то противоестественно. Он вслушивался и вслушивался, но вокруг было тихо. Похоже, на складе никого не было. Это немного успокаивало. Никого в полдень – это лучше, чем призраки в полночь. Но не успел Уилл порадоваться, как услышал тихий собачий вой, причем совсем близко, вероятно, с другой стороны сарая, там, где был вход.

Вообще-то собака сама по себе не должна была его напугать. У входа на склад всегда оставляли собаку, если никто из людей Джона Шакспера не сторожил товар. Но с чего она выла среди бела дня? Уилл осторожно обошел здание, прислушиваясь. Нет, из дома по-прежнему не доносилось ни звука. Вот и вход в сарай. Собака узнала его, прекратила выть, слегка завизжала и завиляла хвостом. Затем сразу бросилась к двери, едва не порвав веревку, которой была привязана.

Уиллу было страшно заходить в дом одному, поэтому он отвязал веревку, намотал ее на руку и, открыв дверь, пустил собаку вперед. Та уверенно бросилась в большую дальнюю комнату. Свет сюда почти совсем не проникал. Только под самой крышей между бревен было сделано специальное отверстие, куда в ясные дни пробивались солнечные лучи. Но собаке свет был не нужен. Она ворвалась в комнату и втащила за собой Уильяма, бросилась к дальнему, самому темному углу и начала рыть землю: пол на складе был земляной за исключением маленькой комнатки-конторки.

Уилл зашел с другой стороны и наклонился над тем местом, где рыла собака. Прямо из-под земли раздался глухой стон. Уильям оцепенел. В разрытой яме показалась окровавленная рука.

Уилл тут же оттащил собаку и, хоть это и было нелегко сделать, вывел ее из дома и привязал у входа. Все это время собака, не переставая, лаяла, но сейчас Уилл взял ее двумя руками за морду, зажал ей уши и несколько секунд пристально смотрел между глаз. Собака успокоилась, легла на траву и стала тихонько скулить.

– Вот, выть можешь, но тихо. А вообще сиди и жди. Не бойся, я скоро. – Уилл испытывал острую потребность с кем-то поговорить, но продолжать беседу с собакой не стал, а мужественно пошел в дом. Вооружившись лопатой, он направился в ту самую комнату. Окровавленная кисть по-прежнему торчала из земли, но уже не вертикально. Словно опавший бутон розы, она поникла, склонилась набок. Никаких звуков больше не раздавалось.

Уилл начал осторожно снимать верхние слои земли сперва лопатой, а потом руками. Хотя в какие-то моменты он жалел, что у него руки, а не собачьи лапы, в целом работа шла быстро, потому что земля была довольна мягкая, явно не утрамбованная.

Вскоре он понял, что в землю закопана женщина. И в этот момент снова раздался стон. Теперь уже не было никакого сомнения – женщина была еще жива. Лицо ее было замотано какой-то тряпкой, поэтому земля не забилась в рот и горло, и она не задохнулась, неизвестно сколько времени пролежав под землей. К тому же слой земли был тонким и рыхлым. Очевидно, ее закопали наспех.

Но каково же было изумление Уилла, когда он перетащил тело в светлую комнату и узнал Патрисию! Такого поворота Уилл никак не ожидал. Он не один раз желал ей гибели. И вот ее кто-то закопал заживо, а он спас ее от смерти. Вернее, еще не спас, но может спасти. Противоречивые чувства боролись в душе Уилла. В глазах стояла запоротая Патрисией сестренка Анна.

Однако теперь, когда он выкопал Патрисию из могилы, деваться было некуда. Не бросать же ее здесь. Одежда на ней была разодрана. Уилл с трудом надел на нее халат, который нашел на складе, и надвинул на лоб рабочую шапочку. Затем вообще едва не надорвался, поднимая ее с пола на лавку. Патрисия слабо стонала и по-прежнему была без сознания.

На что решиться? Понятно одно: в школу он все равно опоздал. Но это бы еще ничего. Хуже то, что он не зашел домой, его отсутствие может вызвать подозрение. Однако и этого уже не изменишь. Главное, что делать с нянькой? Если она не придет в сознание, он один никуда ее не донесет, и она умрет прямо здесь. К кому обратиться за помощью? Понятное дело, во все это замешан отец, и, значит, речь идет о его свободе и жизни, а возможно, и о его собственной, Уильяма Шакспера. Значит, ни к коронеру, ни к кому другому в городе обращаться нельзя. Доверять он мог только одному человеку – своей возлюбленной Анне. Она что-нибудь придумает. К тому же Анна сама его просила заняться этим делом – вот и результат…

Всё! Пусть Патрисия остается на складе, а он пока сбегает к Анне. Хорошо еще, что дом Анны был не с противоположной стороны от города, хотя и не совсем близко. Если не сбиться с дороги, то за час можно успеть. В половине пятого Анна поедет в школу за братом. «Сейчас примерно начало третьего, – прикидывал Уильям, – немного времени есть в запасе. Хотя если пойду не кратчайшей дорогой – через лес, – останусь без обеда».

Но страшнее, чем мысль остаться без обеда, было все же опасение заблудиться. Так что, немного поколебавшись, Уилл решил идти сначала к городу, а оттуда уже обычным путем на ферму к Анне. Не до жиру, быть бы живу, утешал он себя.

Уже остались последние двести метров садами и огородами, как Уилл увидел знакомую повозку, отъезжающую от дома по дороге в город. Получалось, что Анна сегодня выехала раньше времени – на полчаса, не меньше. С чего бы это? Впрочем, размышлять было некогда, и Уилл бросился к дороге наперерез повозке, совсем уже ни о чем не думая, даже об обуви и ногах.

Уилл успел в последний момент. Кричать он боялся: могли услышать из дома, и неизвестно к чему бы это привело. Оставалось надеяться, что Анна заметит его. И он уже почти потерял эту надежду, когда, не добежав футов пятьдесят до дороги, увидел повозку прямо перед собой. Всё, план не сработал! Уилл принялся отчаянно махать руками и негромко кричать: «Анна, Анна!» Слава богу, она все-таки заметила его. Или услышала. Но останавливаться не стала, а рукоятью плети указала вперед. Уилл понял, что она дождется его в ближайшей рощице, где повозка уже не будет видна из дома. Пока Шакспер бежал к этому месту, он спрашивал себя, почему это Анна надела не будничное, а выходное платье. Да еще из дома выехала на полчаса раньше обычного.

Анна ждала его у повозки. В левой руке она держала поводья, а правой нетерпеливо поигрывала плетью.

– Что случилось? – еще издали спросила она.

– Да, случилось, но сначала… Анна, я твою просьбу выполнил, теперь твоя очередь.

– Что за глупости? – раздраженно ответила она. – У меня совсем нет времени, что еще за очередь?

Уилл приблизился к ней и попытался поцеловать. Она так резко его оттолкнула, что он чуть не откусил себе язык. Слава богу, обошлось, но прикусил до крови.

– Что с тобой? Больно?

– Ничего… – промямлил он в ответ. – Анна, у меня серьезное дело. Ты же сама просила выяснить все об утопленнице.

– Ладно, садись позади меня в повозку и накройся парусиной, чтоб тебя, неровен час, кто-нибудь не заметил. По пути все расскажешь.

Они поехали, и Уилл, как мог кратко и стараясь не сбиваться, рассказал ей обо всем, что произошло с ним за минувшие сутки. Начиная от подслушанных бесед коронера и собственного с ним разговора и кончая откопанной им на отцовском складе Патрисией. Анна слушала очень внимательно. Едва он закончил, как она приостановила лошадей.

– Сиди в повозке смирно и носа не высовывай из-под парусины. Я найду, куда ее увезти, – подытожила она. – Главное, ты не выглядывай, а то все испортишь. Я все сама устрою.

Уилл знал, что Анне нужно подчиняться беспрекословно. Малейшее неповиновение – и ему не видать ее как своих ушей! Это он усвоил твердо. А теперь, когда от Анны зависела не только его жизнь, но и жизнь и судьба еще нескольких человек, среди которых, скорее всего, был и его отец, Уильям и не помышлял выглядывать или подглядывать сквозь щелку. Но слушать-то ему никто не запрещал! А то, что не запрещено, разрешено, так Уилл, разумеется, не формулировал, но интуитивно этим правилом пользовался.

Он с удовольствием растянулся на соломе. Сначала он слышал лишь гудение своих ног. Сколько же он сегодня промаршировал по бездорожью! Потом услышал скрип колес. Именно скрип, а не стук. Земля в Уорвикшире еще была сырая, и стучать колесам было не обо что. Скрипели же плохо смазанные оси повозки. Стук копыт тоже был приглушенным. Так Уилл и ехал. Гудение ног, скрип колес и стук копыт. Куда все это стучало и скрипело, он толком не знал. Но он был спокоен. Анна разберется в случившемся и сделает все, что нужно. Уилл расслабился и, несмотря на голод, даже задремал.

Во сне он увидел ту самую карету, что забирала Анну после театральных представлений. Но приближавшийся стук копыт вернул его к действительности. Сначала где-то вдали, далеко, совсем далеко, еле слышно. Потом все ближе и ближе, громче и громче. Вот к стуку копыт прибавился скрип чужих колес. Явно это были колеса какой-то другой повозки. Или кареты? Той кареты, что Уилл только что видел во сне? А какой еще? Здесь в округе вообще карет днем с огнем не сыщешь. Этот чужой стук-скрип все усиливался и усиливался, буквально наезжая на Уильяма. Вот, вот! Сейчас раздавит! И тут же все стихло. Даже ноги гудеть перестали. И вскоре легкие удаляющиеся шаги…

Уильям внутренним взором уже видел, как Анна идет к карете, как открывается дверь, как Анне подают руку и она, опираясь на эту руку, поднимается по ступенькам. Хлопнула дверь. Так и есть, теперь они вместе – Шакспер мучительно прислушивался. Но нет, никаких скрипов, только лошади изредка храпят. В карете просто разговаривают… Уилл стер пот со лба. Просто разговаривают. Боже! Зачем я полюбил ее? Разве меня она любит?

Снова хлопнула дверца кареты. Легкие приближающиеся шаги. И вот она снова села на скамейку и хлестнула лошадей. Теперь топот своих и чужих копыт смешался, но это длилось недолго. Чужой скрип-топот стал удаляться-удаляться и вскоре совсем исчез. Но тут повозка остановилась. И вот, наконец, ее голос:

– Уилл, выходи, пока никого нет. Город начинается.

– А что будет с нянькой?

– Ей помогут.

– Кто?

– Тот, кто способен помочь.

– Кто он?

– Придет время – узнаешь. Всё, пора.

– Нет, я не выйду.

– Почему?

– Иди сюда.

– Зачем?

– Не бойся.

– Уилл, ты спятил?! С чего это я буду бояться? И кого? Тебя, что ли?

Молчание.

– Ты чего молчишь?

Анна не выдержала и заглянула в повозку. Уилл стоял на коленях и тихо плакал.

– Ты что, Уилл, ну что ты? Всё, перестань. Давай я тебя быстренько поцелую и беги. Ну иди сюда.

И через пять минут уже веселый Уильям Шакспер бодро шагал к своему дому.