Текст книги "Порочный доктор (СИ)"
Автор книги: Дана Стар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Глава 28.
Люба
Я не знаю, как дальше себя вести. У меня пытались увести мужа, причём коварно и не по-честному. И теперь я злюсь. Самая добрая в мире я готова прикончить гадину Киру, причем как-нибудь особо жестоко. Жутко боюсь, что Юра был в отключке не всё время, попробовал, оценил, вспомнил и теперь захочет вернуться к бывшей. Я не привыкла сражаться за внимание парней. Что уж там, я их вниманием была не избалована, если мне кто и нравился, я тихонько вздыхала по нему, но частенько стеснялась просто подойти и заговорить.
Но Юра мне не просто нравится. Я его, кажется, люблю. Прокручиваю эту мысль в голове ещё раз и вздыхаю, смиряясь с открытием. Да. Точно. Люблю, ещё как. А ещё он мой муж, а не какой-то там приятель с паралельного потока, поэтому я готова сражаться за своё счастье руками и выгрызать его зубами. Но как? Я не знаю, не умею... я вообще не понимаю, что в таких ситуациях делать!
Поэтому начинаю с банального – с готовки. Ничего сверхъестественного, просто любимая Юркина каша на завтрак.
Впрочем, оказывается, секс на завтрак он любит больше. Я стою в душе, смываю молочные разводы со спины и мне хочется улыбаться. Определённо, мой муж не планирует со мной расставаться!
В клинике работа поглощает с головой. Как простодушно заявляет баба Нюра – на толчок отойти некогда. Конец месяца, инвентаризация медикаментов, внезапная и непонятная аллергия сразу у троих пациентов. Как выясняется позже – на духи Семёновой. Та хвасталась, что французские, дорогущие, но по факту так воняющие, что удивительно, как это только тремя пострадавшими обошлось.
Сижу, заполняю ведомости, слышу шум от двери. В кровь как адреналина впрыснули, сразу понимаю – муженёк явился пожелать мне хорошего рабочего дня. Отрываюсь от экрана, улыбаюсь. Любимый мамонт улыбается в ответ, подрывается ко мне, стискивает в объятиях. Всё быстро, стремительно, но я успеваю увидеть в его глазах грусть с виной. Стопроцентно Геннадьич всё рассказал!
Жмусь к широкой мамонтовой груди в ответ, купаюсь в его запахе. Он заставляет меня задрать голову вверх, осыпает лицо какими-то безумными поцелуями. Сердце обволакивает теплой волной понимания – да ведь он тоже боится меня потерять!
Обнимаю за шею, для чего приходится встать на цыпочки. Трусь носом о заросли на подбородке (ну, куда достаю). Ловлю взгляд виноватых карих глаз и тараторю, быстро, взахлёб, словно боясь не успеть до того, как меня прервут.
– Юр, ну ты же понимаешь, что не виноват? Я не сержусь, смотри, совсем не капельки! Нет твоей вины, что тебя опоили, делали что-то против твоей воли. Ты не стал от этого хуже, я тебя любить не перстала, не считаю грязным изменником или развратником...
Говорю, говорю и чувствую, что слёзы сами текут по щекам. Всё верно. Всё до последнего слова. Только это я не про Юру, это я про себя. Это себя я винила во всём случившемся с Арсением, это я чувствовала себя грязной и использованной. И сейчас, вроде утешая Юру, я на самом деле утешаю себя. Это я себя наконец убедила, что нет, я не стала хуже, я всё так же заслуживаю любви. Понимаю это – и со спины словно падает тяжеленный камень, на душе становится легко-легко. Размазываю слёзы по щекам, смотрю глаза в глаза, улыбаюсь, криво, самыми уголками рта, но искренне. Жаль, не могу описать всего того, что творится сейчас в моей душе, всей этой эйфории, чувства освобождения. Этого слишком много, не опишешь в двух словах. Поэтому я могу только притянуть голову Юры к себе и поцеловать, вкладывая всю себя в этот поцелуй.
– Люблю тебя.
Выдыхаю это ему в губы, замираю, ожидая ответ. Первой признаваться страшнее, но держать с себе эту правду больше не могу.
Юра замирает. Таращит на меня глаза, кажется, даже дышать перестаёт. Я его пристукну, если сейчас он скажет что-то типа "я тебе ничего не обещал, мне чувства не нужны и вообще это ты страсть с любовью перепутала".
А Юра стискивает свои объятия до хруста, так, что я вся распластана по нему. Утыкается носом мне в макушку и я слышу рядом с ухом горячий вздох.
– Я тебя тоже, кнопка. Пиздец как люблю.
Дальше он подхватывает меня под попу, сажает на стол. Целуемся. Расстёгиваем в четыре руки мой халат, снова целуемся. Жадно, ненасытно, до головокружения. Мне кажется, меня всю трясёт от нетерпения, да и Юра как с цепи сорвался. Нами владеет необходимость обновить нашу связь, подтвердить, что мы – это всё ещё МЫ, друг для друга, одно целое, которое никому не разделить на две половинки. От напряжения ещё немного и заискрит воздух. Юбка оказывается задрана к талии, трусики болтаются на щиколотке. Юра вытаскивает свой член из штанов и вгоняет его в меня одним махом.
Ох! Влетел, как по маслу, только ноги вздрогнули и туфелька на пол шмякнулась.
Дальше был секс. Бурный, неистовый, заставляющий кровь кипеть. Со всеми полагающимися стонами и поцелуями везде, куда дотянешься. Стол поскрипывал, но держался. Как хорошо, что по календарю у меня безопасные дни... Как я теперь остаток дня работать буду, такая... залюбленная?
Глава 29.
На следующий день сияющий, как новогодняя ёлка, Геннадьич отозвал меня в сторонку и сказал:
– Готовьтесь, Тихонова!
– К чему?
Он подмигнул и сообщил на ухо, как великую тайну:
– «Офтальмайерс» закончили настройку лазера. С завтрашнего дня начинают приём пациентов, и вы у них в первых списках, как я и обещал. Я уже распорядился, чтобы вас в четверг прооперировали, сегодня сдадите нужные анализы, к четвергу как раз будут готовы. И будем избавлять эти прелестные глазки от стеклянных оков.
И он легонько щёлкнул меня по дужке очков.
До дня операции я тряслась осиновым листочком. Отвлекалась на работу, на мужа. Ох, как сладко я отвлекалась на мужа! Но вот позади операция, два дня восстановления. Мне ещё целый месяц нельзя ходить в бассейн и на море и уйма всяких других ограничений, но главное – больше никаких очков! Мне кажется, я засмотрела зеркала в доме до дыр. Не могу собой налюбоваться. Красотка с пышными формами мало похожа на толстенькую очкастую мышку с грустным взглядом, которой я была месяца три назад. Вот что с нами, девушками, любовь делает! Хотя, конечно, Женуарию, парикмахеру Оле и тренеру по калланетику тоже спасибо. Но вот этот блеск в глазах, главное моё украшение – за него спасибо Юре. В его руках я чувствую себя настолько счастливой, что, как говорится, цвету и пахну.
Сегодня первый день, как я вышла такая на работу. Девчонки ахали и поздравляли, Рита с Машей затискали и наснимали кучу фоток со мной и меня отдельно. Геннадьич при всех расцеловал, в обе щёки, без губ. Семёнова только зубами скрипнула.
Делаю обход палат. Сегодня у нас двое новеньких – девушка с аппендицитом и пожарник. На набережной детское кафе загорелось, он почти всех перетаскал на улицу, когда спасал последнего мальчишку, получил удар упавшим на него шкафом. Папа ребенка оказался богатым и крутым и устроил пожарника-героя к нам, велев ни на чём не экономить. Та-ак, смотрим что у нас там в истории болезни. Ярцев Максим Викторович, двадцать девять лет. Вывих плеча, глубокий порез на бедре с наложением швов, несколько ссадин, лёгкое отравление угарным газом. Ну, в целом легко герой отделался.
Захожу в палату, узнать, не надо ли чего, и поставить капельницу с детоксом и физраствором. А там. Ох, мамочки! На больничной койке лежит такой красавчик, какими актеры бывают, но никак не пожарные. Если, конечно, они родом не из Австралии. Прикидываю рост – Юрке не уступит, но мой мамонт здоровяк-крепыш, а этот скорее тигр. Мускулистый, но довольно стройный. И по глазам видно, тот ещё кошак. Ух, чувствую, устроят наши девчонки паломничество в эту палату! Даже я, глубоко замужняя девушка, не могу не признать, что герой дня неприлично хорош собой.
– Какого ангела занесло в мою унылую обитель, – красавчик улыбается мне как мартовский кот. – Девушка, вы реальная, или у меня начались видения после наркоза?
Я краснею и смущаюсь. Дико не привыкла к комплиментам, если они не от Юры.
– У вас наркоз местный, после него глюков не бывает, – буркаю куда-то в пол. – Давайте лучше руку, будем вашу кровь чистить.
– Какие девушки нынче шустрые пошли, – продолжает скалится этот Казанова, – даже имени не назвали, а руку уже требуют.
Я снова краснею. Мне кажется, ещё немного – и на мне волосы загорятся.
– Я вообще-то уже замужем, – кое-как выталкиваю непослушным языком и сосредотачиваюсь на капельнице.
– Вот беда, всех красоток уже разобрали, – Ярцев театрально прикладывает свободную руку к сердцу и тут же морщится – вывихнутое плечо даёт о себе знать.
– Вы бы той стороной поменьше шевелили, быстрее заживёт. – включаю я строгого врача. – Всё, я пошла, приду через час, проверю как всё прокапалось, не скучайте. Держите, это пульт от телевизора, кнопка вызова персонала рядом с койкой.
– Погодите, ну не уходите так сразу, – красавчик поигрывает бровями. – Назовите хотя бы своё имя, надо же знать, о ком я буду вздыхать, лежа тут совсем один.
– Люба, – тычу пальцем в бейджик на груди. – У вас рана на бедре, пару дней вставать нельзя. Если захотите в туалет, вызовите меня, поставлю катетер.
– Позор на мою голову, – Ярцев закатывает глаза к потолку. – Такая шикарная красоточка под боком, а повод для обнажения такой неромантичный.
На моём лице можно жарить блинчики. Проверяю капельницу, что всё сделала правильно, и пулей вылетаю из сто восьмой палаты. Не привыкла я к такому откровенному мужскому вниманию, если честно, оно меня скорее пугает, чем радует!
Глава 30.
Вечером сидим с мужем на кухне.
– Кноп, ты где вообще витаешь? – голос мужа выдергивает меня из размышлений. Сидим на кухне, ужинаем. Юрина лапища под столом наглаживает мои коленки – у него на них слабость. Постоянно гладит, целует. Иногда мне кажется, даже моя грудь притягивает мужа с меньшей силой. Подвисаю, чувствуя, как большая жёсткая ладонь перебирается с колен на внутреннюю сторону бедра. Все внутренние мышцы сжимаются в сладком предвкушении.
– Прости... ты что-то спросил? – судорожно собираю мысли в кучку, но они разбегаются в разные стороны от каждого нежного поглаживания.
– Спросил, кто тебя сегодня так на работе допек, что ты всю дорогу фырчала? – указательный палец скользит по краю кружева, иногда с намеком чуть оттягивая его в сторону. Сладкая мучительная пытка, потому что я уже хочу большего. Доктор сказал, постараться обойтись без физических нагрузок, но секс раз или два в день, это же ведь не нагрузка? Приглашающе раздвигаю ноги чуть пошире и издаю тихий стон, когда два пальца сдвигают трусики в стороны и погружаются в меня. Юрина ножища прижимается к моей, потирается, пока его пальцы неспешно движутся вверх-вниз.
– Так что? – хмурится супруг, а я тщательно напрягаю извилины, чтобы сообразить, о чем был вопрос. Соображаю и краснею. Не рассказывать же, как ко мне этот пожарник весь день клеился? Вроде шутливо, но иногда я чувствовала – на мою грудь он пялится безо всяких шуток.
Пальцы выскальзывают наружу, Юра подносит их ко рту. Мокрые, блестящие от моей смазки. Слизывает влагу языком, глядя мне в глаза. Нереально порочная картина, между ног всё пульсирует и требует продолжения. Нервно облизываюсь, отвечая взглядом на взгляд.
– Итак? – Юра приподнимает одну бровь.
– Да пациент один, замотал сегодня, – выразительно рубаю ладонью по шее. Не вру ни капли, потому что этот Ярцев вообще берегов не видит! Будет так же донимать, пожалуюсь Геннадьичу, пусть меня с кем-то поменяет. Алла или Семёнова с удовольствием выдадут ему полный сервис.
А потом я как-то забываю и про пожарника, и про всё на свете.
– Что ж, будем снимать стресс бедной уставшей девочке, – подмигивает мне мой мамонт и лезет под стол. Я ахаю, когда горячее дыхание касается моего чувствительного местечка. И всё, дальше я могла только ахать и стонать, запуская пальцы в мамонтовскую шевелюру. Юрины губы и язык творят со мной настоящее безумие. Под конец я уже кричу, вжимая его голову в себя, пока ноги подрагивают от полученного оргазма.
Продолжаем в спальне. Определённо, муж знает толк в снятии стресса!
На следующий день Ярцев продолжает сыпать комплиментами и такими пошлыми намёками, что я хожу с красными ушами всю смену. Вот ведь засранец! Блин, да если Юра узнает, мы же без пациента останемся!
На третий день я узнаю, что первые два дня была разминка. Ярцев продолжает меня доставать, но уже совсем иначе. Не даёт нормально делать уколы, отказывается есть. Вместо комплиментов – постоянно огрызается. Подозреваю, такому активному товарищу просто осточертело лежать в кровати без дела. Но если вдуматься – какого черта я крайняя?
Моим спасением становится Маша. Уж не знаю, что она сделала, но Ярцев переключился на неё. Настолько, что потребовал у Геннадьича сменить ему медсестру. И всё бы ничего, но мы же помним, что Маша у нас медсестра липовая. Так что я помогаю ей делать уколы, благо, капельницы бравому пожарному мы уже все откапали.
На пятый день пребывания Ярцева в клинике стою на посту, тихо-мирно фасую таблетки по назначениям. Алла отпросилась отойти на десять минут, я вместо неё, считаю минуты до перерыва на поздний обед. Проголодалась что-то. Пациенты-то как раз недавно пообедали, сейчас даже самые буйные либо дремлют, либо торчат в планшетах и смартфонах. Тишь да гладь, умиротворяющее спокойствие вокруг.
И тут со стороны лифта слышатся шаги. Ко мне направляется хмурый Юра, стучит кулаком по стойке и рявкает:
– Я всё знаю!
– Юра! – рявкаю шёпотом в ответ. – У нас тихий час, какого черта орёшь?
Он хмурится ещё сильнее и рявкает не так громко, но ощутимо сердито.
– Я всё знаю!!!
Судорожно перебираю в памяти, где успела накосячить. Разве что футболку заляпала, когда завтрак готовила.
– Если ты про футболку, то я уже отправила её в стирмашинку, – пожимаю плечами и улыбаюсь. Было бы из-за чего так орать. – Вечером вернёмся, будет уже чистая.
– Да при чём здесь футболка?! – стойка жалобно скрипит от очередного удара кулаком. – Я про Ярцева, пожарника вашего!
Ахаю, бледнею. Неужели Машка не уследила?
– Боже, что ещё он натворил?
– К жене моей подкатывает, этого достаточно?! – добрый и ласковый мамонт на глазах превращается в мамонта на тропе войны. – О вас уже вся клиника шепчется! Многие считают, что вы уже не просто языками цепляетесь, но и до койки добрались!
Эээ? Серьёзно? Да я Ярцева вижу, только когда по утрам уколы колю, и то, преимущественно сзади. Это единственный вариант, где участвуем сразу я, он и койка.
– Где ты нахватался этих глупостей?
– Да вот, сидел сейчас в столовой, обедал, а за соседним столиком наши главные сплетницы языками чешут, ну и наслушался.
– Это ты о Семёновой? Да у неё у самой недотрах, вот и вешает на других разные связи.
– Семёновой сегодня не было, на неё я бы даже внимание не обратил. Но тут же даже Аллка, с которой ты постоянно в одну смену, уверенно говорила, что вы того этого.
– Так прям и говорила? Любка Тихонова спит с Максимом Ярцевым?
Если это так, лично выдеру Аллке все волосы. И фигушки ещё она попросит меня её вот так вот на посту подменить.
Юра отводит взгляд, пыхтит, бурчит.
– Ну не прям слово в слово. Сказала, что Ярцев из сто восьмой палаты не успокоится, пока свою медсестру не чпокнет, если уже это не делает.
А, ну всё понятно. Официально за сто восьмой палатой закреплена я, и Юра это знает. Вот и решил, что это тигрелло мурчанское уже у меня под юбкой побывало. А на деле-то речь не обо мне, а об Маше, у нас на этаже все знают, что меня ею подменили.
– Юр, да ты не так всё понял, – от такой глупости смеяться хочется. – Ярцев уже три дня как попросил ему медсестру поменять, это к ней он клеиться, не ко мне. Можешь кого хочешь на этаже спросить, хоть Геннадьича.
– Да? – муж ещё напряжён, но морщинка на лбу уже разгладилась. Поднимаюсь на цыпочки, перевешиваюсь через стойку, целую его в поджатые губы.
– Да. Честно-честно. Зачем мне какие-то пожарники, когда у меня под боком такой замечательный, хоть и ревнивый, хирург, ещё и с мотоциклом?
– Блин, затупил, походу, – Юра наконец улыбается и целует меня в ответ. Фух. Кажется, гроза миновала.
Глава 31.
Но зря я расслабилась. На следующий же день поймала Ярцева в коридоре. Ковылял к лифту, хотел прогуляться и воздухом свежим подышать. Ага, и это с его бедром заштопанным! Наорала, чуть ли не волоком тащу в палату.
– Ярцев! Ещё раз такую самодеятельность устроите – нажалуюсь Никанору Геннадьевичу! Зафиксируем вас, как буйного, ремнями к койке, будет вас Маша опять с ложечки кормить.
– Умеете вы напугать, Любаша!
– Ещё и не начинала! И вообще, если уж так охота прогуляться – попросите, вам привезут кресло-каталку, на нём и погуляете. С вашей раной – только так и никак иначе.
Гордый пожарник морщится. Ну понятно, такие герои на каталку не садятся, этот скорее предпочтет до самой выписки в палате пролежать. Ну и дурак.
Насколько дурак – становится ясно, когда доходим наконец до палаты. Ярцев вдруг морщится, хватается за бедро. Упрямо делает ещё несколько шагов, подволакивая ногу. Я пытаюсь как-то помочь, поддержать, но меня отстраняют. Сам он, видите ли! Под конец я едва успеваю подхватить упрямца сбоку и на своих плечах и чистом энтузиазме дотаскиваю его до койки. Падаем в неё вместе, потому что иначе я никак весь этот огромный вес не дотащу.
Ярцев невесело смеётся.
– Ну вот, Любаша, а говорили – со мной в одну койку, да ни за какие коврижки...
Приподнимается на локтях, отодвигается в сторону. Что-то тянет меня за грудь и я по инерции тянусь следом.
– Оу, Люба, вы решили теперь побыть сверху? Неожиданно, но безумно льстит.
– Помолчите уже, Ярцев! Лежите смирно, у меня пуговица в перевязке на плече запуталась.
– Помочь? Поддержать? Расстегнуть?
– Ай, просто лежите и молчите, ваши пошлости меня отвлекают.
– Любочка, поверьте, пошлостей вы ещё и не слышали!
Стиснув зубы, воюю с пуговицей. Ничего этому клоуну озабоченному не скажу, достал уже!
– Всё, свобода!
С облегчением разгибаюсь, потягиваюсь с довольным стоном. Вся спина с этой пуговицей затекла.
– Мамма миа, Люба, вы решили спровоцировать меня на сердечный приступ? У меня от такой красоты глаза ослепнут!
Недоуменно смотрю туда же, куда устремлён подернутый дымкой взгляд пожарника. Великий Гиппократ! Халат расстегнут почти до пояса (гадская пуговица!), платье слегка сбилось и моя грудь маячит перед носом Ярцева в самом выгодном ракурсе на грани приличия.
– Ярцев!!! – я склоняюсь к нему практически лицом к лицу, почти что рычу. Жаль, что на нём нет футболки или верха от пижамы – с удовольствием вцепилась бы и потрясла, несмотря на поврежденное плечо. – Ещё раз хоть один, хоть самый малюсенький намёк в мою сторону – и живым вас отсюда не выпишут, я позабочусь!!!
И только собираюсь разогнуться, слезть на пол и оскорбленно удалиться, как мне под попу прилетает странный шлепок.
И вот прям чую, что сейчас будет что-то неприятное. Холодок какой-то по спине пробежал. Поворачиваюсь, смотрю – и холодок пробирается под ребра, где всё смораживается в болючий ком, не дающий сделать ни вздоха.
В двери палаты стоит Юра. Руки на груди, на лице убийственное презрение, взгляд вообще жесть. С таким взглядом в древности мамонты вытаптывали людские деревни, покусившиеся на их стадо. Вот и Тихонов меня взглядом втаптывает в землю. Насмерть. И я могу его понять, я сама бы себе не поверила в такой ситуации – сижу верхом на красавчике-пожарном, вся нараспашку, а со стороны, наверное, казалось, что и поцеловать наклонялась...
– Юр, погоди, всё совсем не так! – в панике пытаюсь вскочить, объяснить... Запутываюсь ногами в одеяле, в итоге больно падаю на пол. Коленкой саданулась от души, болит, аж слёзы из глаз. Но бог с ней, с коленкой! Юра развернулся и ушёл, даже слушать не захотел объяснений, вот отчего по-настоящему больно!
Выпутываюсь из одеяла, вскакиваю на ноги. Хватаю полотенце, висящее на спинке койки.
– Это всё из-за тебя! Лезешь постоянно со своими намёками!
У Ярцева на лице – недоумение и как будто бы огорчение.
– Любаш, простите, я не думал, что так выйдет, – в растерянном голосе вроде и правда слышится раскаяние. – Я ведь ничего ж такого не имел в виду, так, лёгкий флирт в общении для поднятия настроения. Честно, безо всяких поползновений дальше! Я с замужними не встречаюсь, даже одноразово, честно. Ну... ну хотите я его догоню и всё объясню?
– Ярцев, вашу мать, лежите уже!!! – рявкаю так, что у самой душа в пятки. – Зря я вас, что ли, на своих плечах волокла? Так что лежите и соблюдайте наконец рекомендации врача!!!
Перед уходом кидаю взгляд на разлохмаченную кровать. В ногах Ярцева сиротливо лежит букетик маргариток. Мои любимые цветы. Наверное, Юра приходил извиняться за вчерашнюю вспышку ревности, а в итоге нарвался на некрасивую сцену. Глаза противно щиплет, чувствую, сейчас позорно разревусь. Забираю букет с собой и кусаю губы, чтобы не разреветься. Ну как же оно всё так обидно сложилось!
Глава 32.
Домой мы ехали по отдельности! Наверное, впервые с того момента, как Тихонов впервые усадил меня на своего двухколёсного монстра. У нас даже смены всегда совпадали! А тут... Только к выходу подошла, смотрю – мне Рита навстречу.
– Люб, там это... Твой тебе такси вызвал, послал меня сказать, чтобы поторопилась.
Такси! Да мы его вызывали, только если дождь был на улице. Садились на заднее сиденье вдвоём и целовались всю дорогу. А сейчас? Что угодно, лишь бы не катать меня на своем задрипаном мотике.
Ехала домой, представляя план мести. Пусть Юра имел полное право злиться, но даже не дать слова сказать... Я вот в гораздо более компрометирующей ситуации всё равно была на его стороне, а он... он... Лапки кверху и такси вызвал! Вот приеду и весь ужин так пересолю, что в рот будет нельзя взять! И лука, лука побольше, Юра его не любит! И... И...
Что ещё "и", я придумать не могла. Вообще мне не очень-то и хотелось воевать с собственным мужем, но он же сам, он первый начал!...
Еле сдержалась, чтобы не начать реветь при таксисте. Хотя очень хотелось. Но не люблю на людях плакать, вот домой доеду, запрусь в спальне и там целый пруд нареву, как Царевна-несмеяна.
А дома меня ждал облом. Мстя с ужином не удалась, потому что благоверный уже поужинал. Фаст-фудом из Макдональдса! Знакомые упаковки лежали в мусорке на самом верху, не заметить невозможно.
Если честно, я и сама люблю Мак-дак с его картошкой-фри и вишнёвыми пирожками. Так что не мне выдвигать мужу претензии, но чёрт возьми! Столько жирности на ночь! Это же вредно, будет полночи животом страдать. Ну и что кому доказал? Упёртый несговорчивый мамонтище.
Не просто несговорчивый, а вообще скала гранитная. Нацепил наушники, воткнулся в ноутбук – и даже в мою сторону не смотрит... Мы впервые – впервые! – так серьезно поссорились. И я не знала, что делать, как всё объяснить. Юра ещё и спать лег на диване. Нормально, да?
Всю ночь я ворочалась в такой большой и одинокой кровати. Мне было в ней слишком пусто. Надеюсь, Юра тоже спал плохо, диван для его мамонтовой туши получался впритык, не так повернешься – свалишься. Пока ворочалась, решила продолжать обижаться. Как минимум до тех пор, пока сам не спросит, в чём дело или не потребует объяснений за утреннюю сцену. В груди кольнуло страхом – а если он вообще хоботом упрется и так же молча, не желая услышать правду, подаст на развод? Даже при мысли об этом по коже пробегал мороз. Но ведь после предательства Киры он вполне может так и поступить! Чтобы сохранить лицо и всё такое. Пофлиртует с той же Семёновой, чтобы все видели, как у него всё замечательно, выставит меня из квартиры, или наоборот, сам поедет к родителям "погостить".
Нет, обижаться не вариант. А что тогда?
Так в размышлениях я и заснула. И снилась мне сплошная порнушка со мной и Юрой в главных ролях. Проснулась вся такая возбуждённая, что, будь я побойчее характером, пошла бы в гостиную и стребовала с драгоценного муженька весь супружеский долг. С процентами! А так... посопела-посопела, и решила. Буду бороться, раз кое-кто весь такая обиженная цаца!
И очень здорово, что Тихонов так и не видел тот комплект, который я надевала на нашу мини-годовщину. Да-да, который с чулками. Надеюсь, в этот раз надеваю его не зря. И сверху, для прикрытия красоты – миленькое спортивное платьице на молнии. То есть вжу-ух, и оно нараспашку.
Оделась. Накрасилась. Волосы в красивый пучок заколола, меня такому Ольга научила.
Конечно, Юра уехал ещё пока я в душе плескалась. Вредина. Пришлось опять вызывать такси.
Клиника встретила полным хаосом. На складе перепутали две коробки с лекарствами, одно дорогое рецептурное, второе простое общеукрепляющее. Названия у них немного похожи. Перерыли весь склад, старшая сестра уже капала себе валерьянки и прикидывала размер штрафа, травматология, лишившаяся обезболивающего, рвала и метала, потрясая коробкой с ненужной витаминкой. Все думали, что лекарство профукали, назревал скандал... И тут баба Нюра, тихонько намывая полы, добралась до терапии и краем глаза обнаружила искомое обезболивающее, на нижней полочке в шкафу в перевязочной, среди трёх коробок укрепляющего. Там просто никто не догадался посмотреть. Бабе Нюре выписали премию за бдительность и зоркий глаз, старшая сестра и работники склада получили-таки штраф, но по сравнению с тем, что им грозило, вышло так, копеечно.
Только успокоились, как к нам забежала собака с улицы, ловили всем отделом. Потом успокаивали пациентов, потому что лохматый пёс размером с волкодава погромыхал так, что впору заподозрить ограбление или землетрясение. Троим пациентам пришлось колоть успокоительное.
Вроде немного передохнули, как меня ловит Алла.
– Тихонова, сгоняй в хирургию. Никак не дождусь от них рентгенов Чуркина и Беляевой, и ещё вчерашние анализы Федосьева тоже где-то у них осели, скажи, пусть покопаются! Безобразие какое-то! Двадцать первый век на дворе, компьютеры в каждом кабинете, а какой-то ленивой курице не судьба результаты в историю болезни вписать! Давай, Любаш, мне через час отчёт нашему нести, чтобы он Федосьеву план лечения составил.
И делает мне глазки, жалобные-жалобные.
– Ладно, давай сбегаю, – кивнула я, стараясь не прыгать от радости. Отличный повод заглянуть к моему ревнивцу на обратном пути!
Видно, наверху решили пойти навстречу нашему примирению. Только я закончила разбираться с анализами, смотрю – идёт мой Тихонов Юрий Дмитриевич прямым ходом к лифту. Прекрасно! Метнулась зайчиком, чуть не сбив двух коллег, но успела-таки влететь в лифт за несколько мгновений до закрытия дверей.
– Мне вниз, – сухо сообщил мне упрямый упрямец, старательно смотря в сторону.
– Мне тоже, – довольно улыбнулась я. Поправила халат. Расстегнула верхнюю пуговку, чтоб уж наверняка.
И вот, по закону подлости, накатила на меня лютая паника. Я ведь ни разу ещё с Юрой в роли соблазнительницы не выступала. Казалось бы, что проще – подойти, поцеловать? Или сразу халат с платьем на распашку? Или на ушко томно промурлыкать: "Тихонов, нам надо поговорить." Не, не могу. Язык, треклятый, как одеревенел, коленки трясутся, как будто мне снова пять лет и первый раз на утреннике стишок читать собираюсь. Ну же, Люба, давай! Пока этот упёртый мамонт опять от тебя не сбежал отмалчиватся!
А Юру явно всего корежило от моего присутствия. Взгляд старательно отводит, но я видела, как тот снова и снова возвращался к расстегнутой пуговке. Я ещё одну расстегнула, стало видно платье. Муж сжал кулаки посильнее и отвернулся уже весь. О, отлично! Со спины оно не так страшно! Решительно шагнула вперёд, и вдруг ревнивец мой ка-ак развернётся, чуть по носу мне не заехал.
– Всё, блядь, не могу больше, – простонал он и впечатал меня в стенку лифта. Накинулся на мои губы совершенно варварским поцелуем, своими ручищами уверенно схватил меня за задницу. – Ничего знать не хочу, поняла? Ты моя жена, так что обломится твоему пожарнику, пусть даже не вздыхает в эту сторону. Не могу без тебя, кнопка, вообще подыхаю, как привороженный!
И дальше залпом множество быстрых, горячечных поцелуев. Губы, шею, ключицы – везде отметился. И задница уже смята-перемята, и спереди здоровенный бугор всё сильнее на живот давит.
– Кнопка, кнопочка, лапушка моя, девочка моя ненаглядная... Никому не отдам, не отпущу... моя, вся моя!
Я от столь агрессивного напора даже растерялась. И чувства такие двойственные: с одной стороны, обидно, что мне не верят, с другой стороны до чёртиков приятно, что за меня собираются побороться.
А от этого "моя" вообще кончить можно, с такой интонацией произносится.
А потом, как по заказу, лифт вдруг дёрнулся и завис между третьим и вторым этажом.
– Мы что, застряли? – охрипшим голосом выдаёт супруг. И мне кажется, радости в этом вопросе куда больше, чем паники или удивления. Склоняет ко мне голову, упирается лбом в лоб. Смотрю, его глаза потемнели чуть ли не до черноты, и весь вид такой, немножко маньячный. Не будь Юра моим мужем, я бы, наверное, от такого вида запаниковала.
– Застряли, – он обжигает губы своим дыханием и ухмыляется, так порочно, что у меня всё в животе сладко сжимается. – Удачно, правда?
Добирается одной рукой до трусиков, лезет под них, а там... а там потоп уже, не скроешь.
– Охренеть, – у Юры сбивается дыхание, – Любаш, это ты для меня такая мокренькая? Охренеть... Хочешь меня, жёнушка?
Он с ошалевшим видом размазывает влагу по каждой складочке. Гладит, трёт, перебирает. Я слышу, как всё хлюпает и чмокает от каждого движения. Звучит развратно и возбуждающе.
– Хочу, – признаю полную капитуляцию и на несколько минут выпадаю из реальности, поглощённая поцелуями. В чувство приводит только шуршание одежды – хобот вырывается на свободу. Он, в отличие от дурака-хозяина, всегда рад меня видеть и стремится к тесному общению.
Каких усилий мне стоило отпихнуть от себя разгоряченного и на всё готового мамонта – не передать словами. Наверное, весь годовой запас за минуту потратила.
– Люб? – Юра смотрит на отстранившуюся меня, как Таня на мячик в речке не смотрела. С выражением космической по масштабам потери.
– Так, стоп, – пытаюсь перевести дыхание, но это офигительно трудно сделать, когда организм уже настроился на бурное примирение. Нет, я не намерена обламывать мужа в наказание за недоверие. Просто, чёрт возьми, ещё немного, и меня трахнут, не снимая одежды. И мой комплект останется непоказанным! Я что, зря готовилась, одевалась, в чулках весь день зря страдаю?
– Стой и смотри, – не даю Юрке приблизиться. Расстегиваю халат. Снимаю, вешаю на перильце у одной из стенок. Приподнимаю край платья, показываю резинку чулок, опускаю обратно. Юра смотрит на мои ноги и сглатывает. Часто дышит, исполинская грудь ходит ходуном. Я вожу пальчиком по вырезу на груди, пару раз опускаю бегунок молнии на несколько сантиметров и быстро возвращаю обратно.
