Текст книги "Перекресток"

Автор книги: Дана Посадская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

14
Вилка

Анна, ступая пугливо, словно неопытный вор, подошла к двери детской и заглянула внутрь.

Джиневра с хохотом ползала по полу за девочкой. Настигнув её, она сжала ребёнка в объятиях, и обе забарахтались на ковре, издавая нечленораздельные восторженные звуки.

– Джиневра! – хрипло окликнула Анна.

Та перекатилась на спину и удивлённо взглянула на Анну снизу вверх. Её волосы огненным веером разметались по полу.

– Что?

– Джиневра, ты не хочешь поехать с Эдгаром и… нашей гостьей покататься? – Анна не узнала свой собственный голос – так скрипуче он прозвучал.

– Но…

– Они приглашали меня, но… ты ведь знаешь… я не люблю лошадей. А ты поезжай.

– Но девочка…

– Я с ней посижу.

– Ты?!

– А почему бы нет? – Анна попыталась улыбнуться. – Ведь она… в некотором роде… моя дочь.

Искушение верховой прогулкой было слишком велико. Джиневра встала и отряхнулась.

– Ну ладно… Ты, правда, за ней присмотришь?.. Будь умницей, детка…

И она удалилась.

Несколько минут Анна стояла, сжав до хруста помертвевшие ладони и стараясь не смотреть в сторону ребёнка.

Наконец, до неё донёсся мягкий топот копыт. Всё дальше… и дальше… и – тишина.

Пора!

Сердце шершавым комом забилось где-то в горле, наполнив голову гулом и звоном. По всему телу растеклась тошнотворная щекочущая слабость. Казалось, Анна вот-вот потеряет сознание.

Её рука скользнула под корсаж.

«Что я делаю?» – мелькнуло в её голове. Что происходит? Зачем?

Но она ощущала, что сделает это. Какая-то сила, истерично возбуждавшая, вселилась в неё и бежала по жилам, сворачивая кровь и отравляя разум.

Она достала из-за корсажа серебряную вилку.

Затем в первый раз посмотрела в лицо ребёнка.

– Ну, что… кто ты там такая? Видишь, что у меня? – Её голос едва не сорвался на визг. – Смотри… видишь? Ты боишься, да? Не бойся… Я только хочу… проверить.

Девочка смотрела прямо на неё. В её глазах не было страха. Она лишь слегка напряглась – точно котёнок, впервые увидевший рычащую собаку.

Анна осторожно замахнулась. На этот раз оцепенения не возникло. Её рука была абсолютно свободна. Вилка не коснулась плеча ребёнка. Но девочка вздрогнула, словно её укололи.

– Значит, старуха была права… – прошептала Анна. – Это действует!

Ярость поднялась в ней потревоженной гадюкой. Ощущение силы, доселе незнакомое, вскружило голову. Всё тело задёргалось, как в лихорадке.

– Так получай!

Она замахнулась снова. Она хотела… хотела чтобы острые зубья вонзились в упругую мякоть детского тела. Хотела увидеть кровь… или что там у них, у этой поганой нечисти.

Вилка вырвалась из занесённой руки. Пролетела через всю комнату и, дребезжа, воткнулась в стену.

Анна оглянулась.

Это сон, это кошмарный сон.

Только бы не закричать – не надо кричать – я не буду кричать.

За спиной у неё стояла Белинда.

– Это могла бы быть твоя нога… или рука… или твоё сердце, – произнесла она своим обворожительным голосом. – Скажи спасибо, что это не в моих правилах. Я не мщу, – она окинула Анну презрительным взглядом, – тем, кто слабее меня.

– Но вы… вы же уехали… кататься… – Анне казалось, что пол уходит у неё из-под ног, и её затягивает в серую воронку. Я не хочу. Я не хочу. Господи, пусть её здесь не будет. Ни её, ни ребёнка.

– О, это несложно. Я вполне могу быть в двух местах одновременно, – Белинда улыбнулась, обнажая острые белые зубы.

– Ведьма! – прошептала Анна.

– Верно, – Белинда звонко рассмеялась. – Угадала, я – ведьма. Мы неплохо знаем друг друга, Анна. Ты знаешь, кто я. А я знаю тебя. Ты – ничто, Анна. Ничтожество. Тебя не существует. Твоя жизнь – пустота. Ты ни на что не способна, только ненавидеть. Но ты даже сказать вслух о своей ненависти не можешь. Ты задыхаешься от собственного яда.

– Но я смогла… смогла…

– Ударить вилкой беззащитного ребёнка, который ничего тебе не сделал? Фи, Анна! – Белинда брезгливо поморщилась. – Жалкий жест жалкого создания, не более того. А теперь убирайся отсюда. Вон!

15
Тени

На следующее утро Эдгар уехал на несколько дней. Белинда была только рада – его неловкое слепое обожание начинало её утомлять.

Вообще же Белинда томилась. Не скучала – для этого ситуация была слишком напряжённой; а именно томилась. Этот мир начинал её тяготить. Прежде, когда она жила, любила и горела в мире людей, он был как-то ярче, грубее, осязаемей.

Теперь… хотя, что же здесь странного? Для неё этот мир не был реален. Это было прошлое, отделённое от её времени толщей двух столетий. И люди, окружавшие Белинду, были лишь тени… тени тех, кто давно уже истлел, стал прахом, исчез без следа… Лишь она, Белинда, и розовый ребёнок в плетёной колыбельке принадлежали к бездне безвременья.

Впрочем… Другие тоже – в какой-то степени. Например, Джиневра – костёр её огненно-рыжих волос явновзвивался к зареву вечности. Эдгар… Эдгар просто хороший человек, и это Белинду совсем не привлекало. Ей никогда не нравились хорошие.

А вот Анна… Представив её лицо, Белинда скривилась, точно от горечи. М-да… Анна. Надо признать, увы, что серость и заурядность тоже вечны… в некотором роде.

От этих философских рассуждений Белинду оторвало явление Джиневры. Та появилась на пороге её комнаты, как обычно, не затруднив себя стуком.

Карающий ангел, грозно воздевший вместо меча серебряную вилку с погнутыми зубьями.

– Что это? – недоумённо спросила Белинда.

– Это, – зловещим голосом ответила Джиневра, – я хочу у вас спросить.

– Тогда, надеюсь, я смогу вам помочь, – ласково промолвила Белинда. – Это вилка.

– Я знаю, что это вилка, – ещё более мрачно отозвалась Джиневра. – Я хочу знать другое: как она оказалась в стене детской?

– Вот тут извините, – Белинда удручённо развела руками. – Не имею об этом ни малейшего понятия!

– А я полагаю, имеете!

– И почему же вы так решили?

– С тех пор, как вы здесь, в доме творятся странные вещи. – Джиневра выдержала многозначительную паузу.

– Очень жаль, если это вас огорчает, – Белинда вздохнула, затем зевнула. – Послушайте, вы меня утомили.

– Но вы же знаете! – вдруг закричала Джиневра с бессильной полудетской яростью. – Я же вижу, что вы знаете! И не только это!

– Может быть, – протянула Белинда. – Но, Джиневра, я не могу вам сказать. Никто ничего не может узнать, пока не наступит время.

– Но…

– Нет, Джиневра. – Белинда возвела очи ввысь, – вы действительно очень меня утомили.

Джиневра была права – Белинда, действительно всё знала. Знала – и молчала. Ведь она лишь наблюдала, по большей части, скучая, за марионетками театра теней в глубине веков. И, хотя главной героиней в пьесе была её сестра, она не собиралась ничего менять.

Она знала, что, когда в этот вечер Анна вернулась домой, в глазах её был абсолютно безумный блеск, а в кармане плаща – пузырёк из тёмно-синего стекла.

Она знала, что, когда служанка окликнула Джиневру, нёсшую девочке кружку с молоком, и та поставила кружку и отошла, Анна была рядом…

Она всё знала… и ждала.

16
Яд

Белинда не спала в эту ночь. Она даже не легла в постель. Покрывало с чёрными драконами было нетронуто.

Она сидела в кресле, неподвижно – далёкая, точно сосна на скале; и только ресницы её чуть заметно дрожали, отмеряя секунды вместе со стрелкой часов.

Наконец она подняла глаза на окно – и увидела, как в призрачно-серой пропасти неба выпадает кровавая роса зари. Начинался рассвет.

Рассвет её последнего дня в этом доме… этом времени… этом мире.

Дверь распахнулась. Белинда слегка повернула голову. Это, конечно, была Джиневра. Но на сей раз её было трудно узнать. Лицо побледнело до голубизны; из груди вырывался какой-то свист, как будто лёгкие были разорваны; губы беспомощно плясали, а глаза…

– Я не знаю, кто вы и зачем вы здесь, – прохрипела Джиневра. – Но – если вы – хоть что-то – можете сделать…

– Что случилось? – ровно спросила Белинда, хотя она прекрасно знала – что.

– Девочка… – Джиневра зажмурилась. – Она… она, кажется… – её посиневшие губы никак не могли выговорить это слово. – Она … мертва…

Белинда встала.

– Пойдём, – бросила она.

Джиневра кинулась к двери, но Белинда, слегка покачав головой, сжала её ладонь, – обмякшую, словно перчатка, – и они оказались в детской.

Девочка лежала в кроватке… мёртвая. Её личико было гладким, спокойным, – она умерла во сне.

Они услышали смех.

В дверях детской стояла Анна. Она точно собралась на воскресное богослужение, – идеально гладкие волосы, строгое платье глухо застёгнуто до подбородка. Воплощение приличий и целомудрия.

Только смех её был сумасшедшим.

– Это я… я убила её! – произнесла она срывающимся голосом. – Я… я её отравила! Я сделала это! Сделала!

В её глазах горело ликование. Она ощущала себя обновлённой, великой. Это был час расплаты за всё её серое, бессмысленное прозябание. Теперь она знала, зачем появилась на свет, зачем жила, зачем молча сносила, скорчившись в тёмном углу, все страдания и унижения. Её целью было убийство этого ребёнка – воплощения зла, бездушной, проклятой нечисти. И она сделала это. Сделала. Святая Анна, не убоявшаяся зла.

– Это уже не жалкий поступок, не так ли?!

Прозвучал оглушительный вой смертельно раненой медведицы. Джиневра бросилась на Анну и повалила на пол, подмяла под себя, молотя головой о стену.

Белинда следила за экзекуцией Анны с плохо скрываемой улыбкой. Сама бы она конечно, никогда не дошла до такого; но смотреть, как это делает Джиневра было… скажем так, довольно забавно.

Правда, Анна, разорванная на кусочки или даже без сознания, не входила в её планы. Поэтому Белинда не без сожаления щёлкнула пальцами – и Анна с Джиневрой разлетелись по разным углам.

Анна с трудом поднялась; один глаз у неё заплыл, из разбитой губ сочилась кровь.

– Делайте со мной, что хотите… ведьмы… – пробормотала она. – Мне теперь всё равно. Я сделала то, что должна была сделать.

– Всё, что хотим? – повторила Белинда. – Соблазнительное предложение. Правда, у Джиневры возможности довольно ограничены – а вот я действительно могу с тобой сделать всё, что захочу. Надо подумать…

– Ты – само зло! – прошипела Анна.

– Возможно, – усмехнулась Белинда. – Только, знаешь ли, это ведь так относительно… Для тебя – я само зло, для меня – ты. Но, знаешь, в чём разница? Сколько столетий я не живу, ни разу не травила маленьких детей.

– Да, я её отравила… – Анна вновь рассмеялась. – Я…

– Должна тебя огорчить… – с притворным сожалением вздохнула Белинда. – Полно, Анна… Неужели ты думаешь, что человек, тем более такое ничтожество, как ты, может вот так просто взять и убить кого-то из Чёрного рода?

– Я убила её, – тупо повторила Анна.

– Да, – согласилась Белинда, – но надолго ли? Да вот уже… смотри.

И она небрежно кивнула в сторону детской кроватки.

Девочка открыла глаза.

Джиневра, смеясь и плача, бросилась к ней. Анна забилась в угол и стала медленно сползать по стене. Потом её тело разом обмякло, и она соскользнула на пол, как марионетка с обрубленными нитями.

Джиневра, не веря своим глазам, протягивала руки к ожившей девочке. И вдруг…

Девочка таяла в воздухе. Сперва она засветилась – бледным неровным светом, точно медуза на дне океана. Кожа стала полупрозрачной. Глаза потемнели, превращаясь в густые зелёные омуты тайны. Волосы чуть задрожали, как нити плюща, которых касается ветер.

В детской запахло пряными травами, сладкой смолой, дубовой корой, нагретой лучами горячего солнца…

Занавески вздохнули, впуская янтарный свет.

Тёплый шёпот, затихая, пробежал по комнате.

Кроватка была пуста.

Белинда провела рукой по глазам.

– Так… – произнесла она. – Я должна была догадаться…

– Где она? – одними губами спросила Джиневра.

– Там, где её место. Дух леса вернулся в лес. Возродившись, она вновь стала эльфом.

– Эльф… – эхом повторила Джиневра.

– Я знала… – Она говорила то ли с Джиневрой, то ли с самой собой. – Я знала, что Анна её убьёт. И я знала, что она возродится – ведь двести лет спустя она будет жива. Но я не знала, что будет с ней после второго рождения. Теперь я знаю. И я знаю, где её искать. Больше мне нечего здесь делать.

– Анна… – Джиневра вяло кивнула на неподвижное тело в углу. Не человек – половая пыльная тряпка.

– Мертва, – спокойно сказала Белинда.

– Это вы убили её?

– Я? Нет. – Белинда почти оскорбилась. – Стала бы я марать руки. И потом, я ведь всего лишь зритель. Убить её – значило хоть что-то изменить. Нет, я ни при чём. Просто возрождение – это магия. Тёмные силы выходят наружу, когда происходит такое. Анна была слишком слаба и жалка. Сила Чёрного рода, возродившая дитя, убила её. Вот и всё. – Она равнодушно пожала плечами, давая понять, что этот вопрос не стоит столь подробных комментариев.

– Что я скажу Эдгару? – спросила Джиневра.

– Ну, полагаю, смерть Анны не слишком его огорчит. А что до ребёнка – вы же оба ощущали, что это не ваше дитя… что он дано вам лишь на время. Верно?

– Да…

– Знаешь что, Джиневра? – Белинда, лукаво прищурилась. – Тебе нужно выйти замуж.

– Что?! – С Джиневры вмиг слетело почти всё оцепенение. – И вы туда же?!

– Нет, конечно, это абсолютно не обязательно. Но в вашем мире так намного проще. Думаю, что очень скоро ты выйдешь замуж за Эдгара.

– За Эдгара?!

– Я понимаю, – Белинда состроила скорбную мину, – он для тебя скучноват. Но вы с ним уже так вжились с роль родителей. Так что лучше всего вам завести своего ребёнка… или даже несколько. – С этими словами она улыбнулась Джиневре, уже не скрывая нечеловечески острых зубов, и прошла через стену, окружённая огненным заревом.

Это было, конечно, очень некрасиво по отношению к Джиневре, – бедняжка и так пережила в это утро немало. Но Белинда всегда была эгоисткой. Ей так захотелось покинуть этот мир эффектно!

17
Пифия

По пещере, как призрачный зверь на пушистых лапах, бродил полумрак. Лишь сквозь отверстие, ведущее наружу и наполовину затканное диким плющом, струились лучи восходящего солнца. Розовые с серыми и лиловыми прожилками, несущие золу сгоревших звёзд… Чем-то они были похожи на дорогу … Правда, теперь дорога утратила для Анабель былую притягательность. Как будто она выполнила своё предназначение, явив Анабель в тот вечер чёрную карету без кучера и ту… ту, что вышла из этой кареты.

Поэтому с тех пор Анабель уже не смотрела на дорогу, – от неё ей нечего было ждать. Всё своё время она проводила здесь, в пещере пифии. Но и тут всё переменилось. Она уже не слушала, как прежде, все рассказы пифии подряд. Каждый раз, приходя в пещеру, Анабель просила её об одном: «Расскажи мне о Белинде, принцессе Тьмы!»

И пифия рассказывала… Её морщинистое тёмное лицо было неподвижно, и порой невозможно было сказать – лицо это, или причудливая вязь на дубовой коре. Она говорила о Белинде снова и снова, и Анабель слушала, как слушает ребёнок любимую сказку, наслаждаясь повторением.

Она слушала, как родилась Белинда – во тьме веков, из чрева Энедины, жрицы подземных тайн. Эти тайны неведомы ни духам воздуха – эльфам, ни духам огня, ни духам воды… Даже гномам, духам земли, открыта лишь малая толика. И лишь Энедина, чёрная жрица, знает всё. В её сердце раскалённая подземная лава обращается в вечный могильный холод.

Из этой пещеры запретного вышла Белинда на бескрайние луга миров и созвездий. Она родилась, чтобы любить. И она полюбила… Кого – об этом пифия всегда молчала; лишь тень на её лице становилась темнее и гуще, а голос – глуше.

А затем она говорила Анабель про огонь. Лицо у неё начинало дрожать, словно по нему пробегали багровые всполохи. Огонь – это солнце, а солнце – это огонь, – так бормотала она чуть слышно, застилая ссохшейся веткой руки потухшие белёсые глаза. Белинда стала огнём и из огня возродилась снова. И этот огонь остался в ней; он лизал изнутри её тело, словно стекло негаснущей лампы. И на этот свет слетались все тени, все духи, все призраки из всех миров…

Впитав в себя огонь, вплетя его нити в своё естество, Белинда связала собой два мира. Мир солнечный и мир ночной, мир тьмы и мир света… Ей принадлежали они оба; она принадлежала лишь себе. Она стала горящим солнцем в ночи и тенью среди белого дня.

Анабель слушала это, – в который раз! – и ей до боли хотелось поймать слова, слетающие с губ старой пифии; сжать их пальцами, как мотыльков, вдохнуть отравляющий запах пыльцы.

Но сегодня пифия была не в духе. Она как будто и не замечала Анабель, потеряно бродившую вокруг неё, и сидела без движения, то и дело заливаясь безумным скрежещущим смехом. Анабель вздрагивала, – но не уходила.

– Расскажи мне о Белинде! – жалобно просила она; но пифия в ответ лишь трясла головой. Глаза её смотрели куда-то вдаль; изредка губы слегка размыкались и что-то шептали на древнеэльфийском.

– Ну, пожалуйста! – твердила Анабель в отчаянии, уже теряя всякую надежду. – Ну, расскажи мне о Белинде! Ну, расскажи! Ну, хоть чуть-чуть!

– Так-так! – внезапно послышался голос. При звуке его у Анабель похолодело всё внутри, и закружилась голова, – как будто она смотрела на дорогу с самой высокой сосны в лесу. – Дитя жаждет услышать сплетни обо мне. Интересно, свежие, или те, что уже обросли легендами?

Анабель оглянулась, точно змея при звуках флейты заклинателя. У входа в пещеру стояла Белинда.

Она была ещё прекрасней, чем в воспоминаниях Анабель. Огонь, о котором твердила пифия, обвивал её рыжей змей, отражался золотыми огнями в глазах, красным ореолом очерчивал волосы.

Она, как ни странно, узнала Анабель и даже удостоила её улыбки.

– Снова ты, эльфийское дитя! Право же, это судьба. Второй раз я в вашем лесу – и оба раза встречаю тебя. Интересно. Так всё-таки – ты мальчик или девочка?

– Вас опять проводить к королю? – пропищала Анабель, ощущая, что произносит вопиющую глупость.

– Ну, нет! – отозвалась Белинда. – Ни в коем случае! Второй такой аудиенции я определённо не вынесу. Если я снова увижу эту мокрицу, то, пожалуй, высушу все ваши болота, или даже устрою лесной пожар… а этого я совсем не хочу. Я, между прочим, люблю животных. Нет, на сей раз я пришла к пифии. Полагаю, именно она может мне помочь.

– Да… но она… – Анабель с сомнением кивнула в сторону пифии. Та слегка качалась и тихо, но весьма раздражающе хихикала.

– Вижу. Не в лучшей форме, – согласилась Белинда, закатив глаза. – Ну, а как же. Обычное моё везение. Впрочем, раз уж я здесь, я добьюсь от неё того, что мне нужно.

Она подошла к пифии вплотную.

– Пифия, – строго спросила она, – Ты меня слышишь?

Никакого ответа. Только всё то же слабоумное хихиканье.

– Вот что, пифия, – нахмурилась Белинда. – Ты прекрасно знаешь, кто я; и знаешь, что я твои фокусы вижу насквозь. Не заставляй меня применять свою силу. Учти, я даже матушку могу вывести из транса… если это необходимо. Так что лучше скажи мне то, что меня интересует, и покончим с этим.

Пифия по-прежнему молчала.

– Итак, – Белинда, не спеша, скрестила руки на груди, – вот что я хочу знать. Кто из эльфов – двести лет назад – родился второй раз, из духа леса? Такое случается не каждый день, верно? Ты должна это помнить, эльфийская пифия.

Тишина. Даже слышен звон молоточков гномов в лесных подземельях.

– Я слышу тебя, принцесса Тьмы, – сказала вдруг пифия чистым и звучным голосом, так не похожим на её обычное дремотное бормотание. – Я знаю, кого ты ищешь…

– Ну! – Белинда в нетерпении сощурила тёмные иглы ресниц.

Пифия вдруг подняла тяжёлые веки; её глаза остановились на Анабель.

– Это она… – произнесла она чётко и властно. – Это Анабель… Она дважды рожденная… Только она одна… одна из всех… Я знала… знала… особый дар… сила… судьба… Духи леса, земли и воздуха… – Её речь постепенно снова стала невнятной.

– Анабель? Вот она? – повторила Белинда, не веря своим ушам. Но пифия вновь погрузилась в забытьё.

– Я… что? – прошептала Анабель. Она ещё ничего не понимала; но ей вдруг показалось, что её дорога среди лета покрылась сверкающим льдом; и она несётся по ней на санях, взлетая куда-то всё выше… и выше… и выше…

Белинда резко схватила Анабель за подбородок и заглянула в её глаза. Зелень листвы, зыбкость болотных огней в глубине и хрустальный холод речной воды. Глаза Энедины, глаза короля… глаза Анабель.

Глаза, двести лет назад смотревшие на неё из детской кроватки в час, когда люди спят, уступая свой тесный убогий мирок пришельцам из мира теней и света.

Это была она. Анабель. Она снова нашла её… и на этот раз навсегда.

Белинда прижала Анабель к себе и расхохоталась – так, что на глаза навернулись горячие слёзы.

– Подумать только! – еле-еле сквозь смех проговорила она. – Нет, ну это просто… Ах ты, сестрёнка… Всё это время… столько мороки, противно вспомнить! А ведь ты, Анабель, ты была первой, кого я встретила – в самом начале поисков.

Отсмеявшись, она сжала плечи Анабель и ещё раз взглянула в её глаза.

– Идём, – решительно сказала она, – Идём, сестрёнка. Род тебя ждёт. И наша мать – тоже, – добавила она, хотя вовсе не была в этом уверена. Скорее всего, Энедина давно путешествует в трансе, и думать забыла про своё дитя.

Но это уже не имело значения. Белинда сделала то, что должна… нет, не должна, – то, что хотела сделать.

Она вновь рассмеялась, упиваясь торжеством. Её смех огненной птицей взмыл над лесом и устремился ввысь, к горизонту. И лес услышал, лес задрожал, лес откликнулся. Гномы в пещерах, освещённых светом изумрудов и рубинов; русалки, дремавшие в мятной зелёной прохладе среди камней и влажного песка; быстрокрылые эльфы и саламандры, – все они замерли, слушая этот ликующий смех. Огненный смех принцессы Огня и Тьмы…

И вдруг послышался новый звук. Точно дождь зазвенел по глади воды; точно ветер поднялся до самых звёзд. Нежный, почти беззвучный смех, – тень от костра смеха Белинды.

Анабель смеялась – впервые в жизни. Смеялась вместе со своей сестрой.