Текст книги "Берег надежды"
Автор книги: Далия Трускиновская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Далия Трускиновская
Берег надежды
Я обнаружила его в парке, который вырос вокруг городского канала. Он сидел и глядел, как медленно проплывают кленовые листья. Лицо показалось знакомым, окликнула. Да, мы действительно пересекались лет десять назад. Говорить в общем-то было не о чем. Он сильно постарел. Удивительно постарел – сразу из молодости провалился в старость. Привычки остались прежние – ходил без шапки, но в длинном пальто, таскал е собой трубку в замшевом футляре, не стригся. Имя осталось прежним – Игорь Николаевич. Волосы стали редкими, легкими и серебряными, откликались на каждый всплеск ветра. Пальто имело жалкий вид. Я полагала, что встретила классического неудачника. Но он, к большому моему удивлению, ни на что не жаловался. Было в нем умиротворение и ощущение какого-то тихого удовольствия от жизни.
Обстоятельства сложились так, что мне довольна часто приходилось, спрямляя дорогу, утром или вечером бежать через парк на берегу канала. Примерно раз в неделю я видела там его – он менял места в соответствии с временем года. Осенью сидел ближе к воде, зимой – повыше и у тех аллей, где регулярно разгребали снег. Весной перебрался на декоративный каменный бастион, врезавшийся в воду, как кораблик. Иногда мы здоровались.
Однажды я шла через этот парк в сквернейшем состоянии духа. Такое бывает, когда напарываешься на безнаказанную скотину. Эта скотина села на шею моей лучшей подруге, и лояльность не позволяла мне говорить правду в глаза. А скотина почуяла во мне врага, и образовалось противостояние, чреватое взрывом.
Странно, что сперва именно он опознал во мне врага, только потом и я – в нем, но дело житейское, и я даже до таких мыслей возвысилась, что подруге проще один раз оплатить его похороны, чем ежемесячно вкалывать на двух работах, чтобы милое сокровище могло неделями сидеть дома и смотреть телевизор в ожидании, пока его режиссерская голова родит гениальную мысль. Меж тем оно перебивалось в театре на второстепенных ролях и было убеждено, что завистники его гнобят.
А она его любила и переживала его безделье – ей казалось, будто это вынужденное безделье! – куда острее, чем он сам.
Так что взрыв созрел, огонек уже бежал по бикфордову шнурку. До хороших же времен мы дожили: не так просто назвать дармоеда и бездельника дармоедом и бездельником! Это – целое событие, сопровождаемое громами и молниями.
У меня было немного лишнего времени, я спустилась к бастиону, села на скамейку и стала глядеть на проплывающие мелкие льдинки. Канал был на самом деле крепостным рвом, окружавшим самую старую часть города, он соединялся с рекой выше и ниже ее по течению, и его собственное течение было очень медленным. Я смотрела на эти льдинки и вдруг вспомнила старую даосскую мудрость: если у тебя завелся враг, ничего ему во вред делать не надо, а просто сесть на берегу реки и ждать – в один прекрасный день мимо тебя проплывет его труп.
Рядом опустился на скамью Игорь Николаевич, тихо поздоровался.
– У вас, я вижу, завелся враг, – уверенно сказал он.
Я пожала плечами – враг не враг, однако что-то очень неприятное.
– Враг, – повторил он. – Не смертельный, но достаточно… обременительный.
Я не ждала от Игоря Николаевича такой четкой формулировки и повернулась к нему, не в силах скрыть удивления.
– Как вы догадались?
– Я увидел, как вы смотрите на текущую воду. Я уже научился определять у людей этот взгляд. Видите ли, у меня тоже был враг, – продолжал он. – Но, в отличие от вас, я думал о нем постоянно. И вот в один прекрасный день…
* * *
Его враг был, не в пример моему, довольно агрессивен. Подружкин несостоявшийся режиссер пока никому сознательно зла не причинял – кишка тонка, а мое враждебное отношение вызывал не сам по себе, как физическое тело со скверным характером, а как набор качеств, вместе дающих нечто отвратительное: мания величия плюс патологическая лень плюс вечно ущемленное самолюбие – плюс еще нежелание признаться себе самому в полном отсутствии таланта. Меня он невзлюбил именно за то, что я видела отсутствие таланта. Такой зоркости мужчины не прощают.
Враг Игоря Николаевича был сварлив, криклив, обладал острыми локтями, распихивал ими всех по дороге ввысь, и быть его подчиненным долее месяца уже означало диагноз «мазохизм».
Садисты с возрастом учатся находить жертвы длительного использования. Такой жертвой стал мой собеседник. Бывают ситуации, когда в ответ на оскорбление нужно просто сразу, без паузы, закатить хорошую оплеуху. Одну. Этого хватает. Садист – сам себе не враг.
Игорь Николаевич полагал, что начальнику отдела оплеухи давать нехорошо, и с работы вылетишь, и хулиганом прослывешь. Он по характеру был тих и кроток, склонен идти на поводу у приятеля, или у женщины, или у судьбы. В итоге он несколько лет прослужил козлом отпущения за минимальную зарплату. Ему даже не приходило в голову хлопнуть дверью и поискать себе другую работу. Бывают такие пассивные граждане, что их даже землетрясением не раскачаешь.
К тому же он этой работой дорожил. После разгильдяйской молодости выяснилось, что бывший мальчик из хорошей семьи, подававший грандиозные надежды, не имеет вообще никакой профессии, имеет только красивые привычки. Естественно, искать более подходящее для себя место под солнцем он просто не умел. И не нашлось женщины, которая сделала бы это вместо него.
Со стороны глядя – ему повезло. Он угодил в современный офис – огромное помещение со стеклянными загородками. Он даже мог чувствовать себя на равных со всеми этими деловитыми молодыми женщинами и озабоченными мужчинами средних лет, которые носятся взад-вперед с пластиковыми папками, стопками буклетов, дискетами и мобильниками. Игорю Николаевичу даже казалось, что они движутся чуть быстрее, чем полагалось бы по человеческой физиологии, но лишь самую чуточку.
Игорь Николаевич числился менеджером непонятно чего и почти безвылазно сидел в своем закутке перед компьютером. Обычно на той стопке документов, что справа, стояла чашка хорошего кофе. Три вещи в мире он очень ценил, знал в них толк – это были кофе, чай и трубочный табак.
Как у многих тихих офисных мужчин, у него завелась мелкая страстишка – компьютерные гонялки и стрелялки. Нет, он, Боже упаси, не валял дурака круглосуточно, не впал в зависимость, однако ему было приятно полчаса или даже час в день посидеть за воображаемым рулем «Формулы-один» или полетать по каменным лабиринтам, полностью воплотившись в пистолетное дуло посреди экрана. Он праздновал маленькие победы, переходя с уровня на уровень – и ему в общем-то для душевного комфорта этих побед было достаточно.
Несколько раз он, увлеченный игрой, откладывал на потом какие-то служебные дела – проще говоря, подставлялся и получал за это по полной программе.
В итоге Игорь Николаевич копил и копил обиду. После очередного скандала он сперва раз двадцать расстреливал шефа в каменных тупиках виртуального мужского мира, потом до утра мечтал, как явится к начальнику в сопровождении вышколенных спецназовцев и как покажет пальцем, даже не отдавая команды – и так все ясно. Он всегда был отчаянным фантазером.
Мечта жестоко проучить своего садиста зреет в человеке, не способном к сопротивлению, годами, десятилетиями и, пожалуй, может даже материализоваться. Вот это и произошло с Игорем Николаевичем – на улице к нему подошел молодой человек, бесплатно раздававший какие-то брошюрки, в аккуратном черном костюмчике и с белой повязкой на лбу, из-под которой торчали жесткие черные волосы. По ткани были напечатаны два иероглифа – по композиции китайские, но в качестве составных элементов в каждом имелось по звериной фигурке в древнеегипетском стиле.
– Я знаю, какая у вас проблема, сказал этот тонкий и чуть раскосый восточный юноша. Пойдемте, я постараюсь вам помочь.
Это были банальные слова, но сказанные с неподдельным сочувствием. Игорь Николаевич вдруг поверил молодому человеку и пошел с ним.
Они шли, и шли, и шли, и говорили почему-то о японской архитектуре, в которой Игорь Николаевич ровным счетом ни шиша не понимал, и забрели на улицу, название которой он сейчас почему-то не мог откопать в памяти, и вошли в дом… дом, кстати, вызвал в нем какие-то воспоминания, во-первых, к входной двери с улицы вела лестница, а дверь эта оказалась чуть ли не на уровне второго этажа, и Игорь Николаевич почему-то вспомнил красивого человека в голубом плаще, который бежал по этой лестнице к открытой галерее, опоясывавшей дом, но в реальной жизни или в кино… впрочем, неважно. Когда у человека такая реальная жизнь, как у него, куда спасительнее помнить красивые кинокадры и монтировать из них квазипамять.
Игорь Николаевич и юноша поднялись наверх и оказались в галерее, которая была жилой: на полу татами и подушки, невысокие ширмы с восточными рисунками, курильница, низкий столик.
– Сюда, прошу вас, – пригласил юноша.
Он указал на стену, состоящую из крупных белых квадратов, коснулся ее – и кусок стены отъехал в сторону.
Юноша и Игорь Николаевич вошли в помещение, где стояли вешалки с одеждой. Время года было не холодное, однако там имелись и шубы, и дубленки, а внизу стояли теплые сапоги, мужские и женские. Игорю Николаевичу тоже пришлось раздеться и разуться. Ему дали сандалии восточного образца и ситцевый халатик с простеньким узором – синие ромбы на коричневом поле. Халатик этот имел довольно широкие рукава, прорехи под мышками и назывался юката. Юноша научил, как класть кошелек в зашитый край рукава. Сам он тоже снял костюмчик, обувь, тоже переоделся в юкату, переобулся в сандалии.
Потом Игорь Николаевич заплатил за входной билет.
Почему он вдруг согласился отдать деньги за какой-то загадочный билет, я не поняла. Как-то его, видать, уболтали. А он, затюканный и заклеванный своим садистом, не посмел сопротивляться.
Деньги за билет принял и бумажку с вертикальными рядами иероглифов вручил какой-то дедок, сидевший на полу, поджав ноги.
Потом Игоря Николаевича вели по каким-то коридорам, и ему казалось, будто ведут в баню. Я заподозрила было во всем атом логику сна: пока спишь, все связно и понятно, проснешься – связи исчезают и остается быстро тающее недоумение. Игорь Николаевич сказал на это, что дома у него хранится тот самый билет и завтра может быть предъявлен.
Потом через подкову, как в аэропорту, и раздвижную дверь они вышли во двор, который непостижимым образом был на уровне второго этажа – то есть спускаться не пришлось. Пересекли его по выложенной плитками узкой дорожке. Сопровождавший Игоря Николаевича юноша открыл калитку, и они оказались на улице. Улица опять же была знакома.
Город, где мы живем, имеет странную особенность – он только притворяется городом. Он отрастил себе три десятка широких и красивых улиц, пересекающихся строго под прямым углом, покрыл их асфальтом и обтыкал получившиеся кварталы но периметру пятиэтажными и шестиэтажными зданиями, которые явно прикупил по дешевке на каком-то межгородском благотворительном аукционе – они, невзирая на лепнину и балкончики, имеют очень уж трухлявый вид. Но в середке каждого квартала сохранились нетронутые деревенские пейзажи. И в двух шагах от асфальта есть улицы, где ходишь просто по убитой земле. Красивые, кстати, улицы – там сквозь заборы и ограды лезет наружу дикая и мощная зелень; там сирень безумствует пудовыми гроздьями; там осенью вспыхивают кисти красных ягод, о которых даже старики не могут сказать точно, съедобные или нет; там есть прекрасные каменные лесенки в три-четыре ступеньки, ведущие к узорным чугунными калиткам под округлыми каменными арками; там растут фантастической яркости клены. По такой улице юноша повел Игоря Николаевича, й тому не казалось странным, что вот он, взрослый человек, шлепает среди бела дня по городу в восточных сандалиях и едва прикрывающей голые коленки юкате.
Прохожие, впрочем, совершенно не обращали на них внимания. Да и было их немного, человека три в юкатах и двое – в европейской одежде, да женщина, сидящая у лотка с лакомствами.
Потом они свернули в переулок, оказавшийся умеренно крутым спуском к реке.
Вот тут Игоря Николаевича охватило сомнение – по его расчету выходило, что юноша привел к городскому каналу, однако это никак не мог быть канал. Именно реку он увидел, а в чем заключается мгновенно установленное различие – объяснить не смог.
Вернее, так – увидел, но не сразу. Сперва, поскольку они спускались к берегу, он обратил внимание, что на той стороне уж больно много людей. Сперва решил – рыболовы. Потом обнаружил отсутствие удочек и спиннингов. А когда спустился к воде, понял: и на этом берегу точно так же сидят люди, и не просто сидят а на театральных креслах, которые кто-то выкорчевал из зала прямо рядами и расставил цепочкой вдоль реки.
Все эти зрители были, как и он сам, в сандалиях и юкатах. Мужчины и женщины, все сидели молча или очень тихо переговариваясь с соседом, все глядели на ровную, как полированный металл, воду. Кое-кто держал в руках цветные журналы, которые пролистывал, то и дело вскидывая глаза на реку или на большой, в восемь квадратных метров, экран сбоку от кресел. На экране сменялись заставки и клипы какой-то неведомой Игорю Николаевичу рекламы: туалетная вода «Встречай меня» для джентльменов и дам, пицца «Жданка» с ветчиной и грибами, шесть компактов с сериалом «Жди меня»…
Меж рядов прохаживались тихие разносчики прессы, мороженого, прохладительных напитков, чипсов.
Юноша отыскал свободное кресло и шепотом предложил садиться.
– Очень хорошее место, отсюда как раз виден поворот, из-за которого он появится, – сказал юноша. – Там, выше по течению, заводь, они теряют скорость и потому выплывают довольно медленно. Потом вон там их уже подхватывает течение. Но вы успеете как следует разглядеть своего.
– Кого – своего?
– Врага. Это гарантировано.
– Что гарантировано? – никак не понимал Игорь Николаевич.
– Что рано или поздно мимо вас проплывет труп вашего врага.
– Вон оно что… Но!..
– Тише. Вы мешаете другим ждать.
Игорь Николаевич отвел юношу повыше и заговорил. Он хотел понять – всякий человек ест, спит и ходит в туалет, и какая может быть гарантия, что труп не проплывет в то самое время, когда он, Игорь Николаевич, будет оторван от созерцания.
– Я же сказал – там, выше, есть заводь, работают профессионалы. У них стоит электронное табло, и они знают, кто из ожидающих на месте, а кто временно отсутствует. Если появится ваш, его подцепят багром и загонят в камыши. А когда вы придете, вытащат и пустят по течению. Хотите – пойдем посмотрим. У нас секретов нет.
Они поднялись по реке (тут Игорь Николаевич окончательно убедился, что это не городской канал, заводей он у нас не имеет) и увидели все, что было обещано благовоспитанным юношей. И табло на двух железных ногах, представляющее собой план обоих берегов с местами занятыми и свободными, с фамилиями в колоночку, и босоногих мужчин в соломенных шляпах и с длинными баграми, то и дело забредающих в воду, и уточек, проплывающих попарно, и камыши, из которых торчали чьи-то печальные лиловые пятки.
– Вам повезло – не придется долго ждать процедуры прощания. Вот, вот, смотрите, – юноша показал на медленно плывущего вверх лицом и мирно скрестившего руки покойника. Плыл он, как полагается, ногами вперед, в черном костюме, а на груди имел маленькую табличку, приколотую к лацкану, самый натуральный бейджик. Мужик с багром подтянул его поближе, прочитал имя-фамилию, сверился с электронным блокнотом, который в кожаном футляре висел у него на шее, и подтолкнул тело. Оно, как показалось Игорю Николаевичу, кивнуло и поплыло дальше.
– Пойдемте, сейчас будет самое интересное, – предложил юноша. Игорь уставился на плывущее тело и наконец ужаснулся.
– Но это же… это – святотатство! – воскликнул он. – Настоящий покойник… его что, украли в морге?..
Во взгляде юноши стояла печальная мудрость двадцати столетий.
– Вы пропустите прощание с врагом, – укоризненно сказал он.
– Нет, это какой-то кошмарный сон… – пробормотал Игорь и, разумеется, пошел вслед за юношей.
Не отставая от покойника, но и не обгоняя его, они шагали вниз по течению. Начались ряды кресел. Зрители заволновались, стали приподнимать зады, вглядываться, кто-то приложил к лицу морской бинокль.
Экран, по которому скакали девицы в пестрых юкатах, рекламируя надувные подушечки для кресел, погас и тут же снова выдал изображение. Сперва Игорь Николаевич не понял, что там такое. Потом догадался – кусок реки, абсолютно ровный, с неживым полированным блеском.
Уже при первом взгляде на ряды кресел он обратил внимание на красивую светловолосую женщину, сидевшую рядом с представительным мужчиной. Теперь этот мужчина резко встал, встала и она. Игорь Николаевич невольно сделал несколько шагов вперед, юноша его не удерживал.
Тело плыло одновременно посередине неширокой реки и, увеличенное раза в два, – по экрану. Течением его четко сносило к берегу, к креслам.
– Бывает, что человек не узнает врага, – сказал юноша. – Это случается, если он не видел врага десять или двадцать лет. Мы относимся с пониманием. В таких случаях наши сотрудники подсказывают. Вот, обратите внимание.
Игорь Николаевич, повинуясь жесту своего гида, обратил внимание на хорошенькую девушку в нарядной юкате, которая стояла на ступенях беседки, прижимая к уху мобильник, и следила за той самой парой.
– Спокойно, Саша, спокойно! – сказала, заметно волнуясь, женщина. – Не теряй лица!
Но ее мужчина уже преобразился.
– Мой! Мой, сволочь, мой, мой! – раздался крик. Дождавшийся врага мужчина кинулся в воду. Он настолько ошалел, что, стоя по пояс в реке, вцепился покойнику в плечи и стал его трясти.
– Теперь понимаете, почему сандалии и юката? – спросил юноша. – Мы заботимся о клиентах. Мы понимаем – состояние аффекта… Не волнуйтесь, на обоих берегах дежурят врачи.
Он мог бы этого не говорить – двое в белых юкатах, заткнув полы за пояс, полезли в воду, держа наготове пластмассовый стаканчик с лекарством и шприц.
Очевидно, где-то посреди реки имелись микрофоны: то, что негромко и яростно говорил мужчина врагу, разносилось вдаль и вширь километра на полтора.
– Ты помер, а я жив! – твердил он. – Ты, сука, помер, а я – жив! И тряс врага все сильнее.
Это тут же показывали на большом экране.
Его подруга не выдержала и пошла за ним, остановившись уже по колено в воде.
– Саша, Саша, нельзя же так!.. Саша!.. Отпускай его! – требовала она. – Саша, все, хватит! Отпускай!
А мужчина никак не хотел отпускать труп долгожданного врага, отмахивался, ругался, но ему всадили в бедро инъекцию и сразу после этого влили в рот лекарство. Лишь тогда он позволил вывести себя на берег.
Женщина устремилась к нему с возгласом: «Сашенька!».
Он словно бы не заметил подруги. Подбежали две прехорошенькие девушки в нарядных юкатах трогательного персикового цвета с вышивкой, что-то нашептали ему на ухо и увели. Блондинка осталась растерянно стоять на берегу.
На освободившееся место тут же села женщина.
– Некоторым приходится немного ждать, – словно бы извиняясь, сказал юноша. – Там, повыше, есть красивая беседка, называется «Приют умиротворенного созерцания». Реки из нее не видно, есть настольные игры и журналы. И электронное табло, разумеется.
– Что же вы больше кресел не поставите? – спросил Игорь Николаевич.
– Нельзя, договор об аренде у нас строгий. Мы арендуем эту реку с учетом ее пропускной способности.
– Ясно…
– А теперь самое красивое, – и юноша показал на большой экран. Там опять сменилась картинка. Уже не берег реки, а уголок ухоженного парка, и лицо мужчины, малость закаменевшее, и людей в цивильных костюмах, с белыми повязками, и ведущую – очень модную и элегантную даму, которую Игорь Николаевич уже года два не встречал в телепередачах и все гадал, куда же она подевалась.
– Мы поздравляем нашего клиента господина Сидорчука с осуществлением его самой горячей мечты! – маразматически жизнерадостно сообщила ведущая. – Господин Сидорчук всегда был образцом обаяния, элегантности и хороших манер. Его ожидание было образцовым! Он является нештатным автором нашего любимого журнала «Свет ожидания». И сегодня, когда мечта господина Сидорчука сбылась, всем нам немного грустно оттого, что мы больше не увидимся с ним на этом замечательном берегу! Не забывайте нас, господин Сидорчук!
Хорошенькие девушки вручили Сидорчуку цветы – подозрительную икебану, из которой на увитой зеленью палке торчал какой-то овальный мохнатый предмет, наводящий на странные мысли.
– Особый приз – от редакции журнала «Свет ожидания»! Внести приз в студию! – приказала ведущая.
Стройные юноши внесли большую картонную коробку с черными иероглифами на боках.
Сидорчук, видимо, плохо понимал смысл происходящего, и красавица подсказала ему вскрыть коробку. Но он молчал и не двигался.
– Ребята, помогите… – попросила тогда ведущая.
Помощники открыли коробку и добыли оттуда огромный керамический чайник в восточном стиле. Его вложили в руки Сидорчуку. На экране замельтешили люди с фотоаппаратами, Сидорчуку вручили еще какие-то цветы. Он стоял, словно монумент.
– Дальше уже неинтересно, – сказал юноша Игорю Николаевичу. – У него возьмут большое интервью, а потом за счет фирмы на машине отвезут домой.
– Боже мой, при чем тут чайник… – пробормотал Игорь Николаевич.
Юноша улыбнулся и пригласил следовать дальше.
Они пришли в заведение вроде чайной под открытым небом, где на плетеных полках была размещена посуда из восточной керамики, залезли на помост и подсели к низкому столику. Официант в черной юкате и белой повязке принес набор посуды для восточного чаепития и начал священнодействовать, переливая кипяток из чашки в чашку и бамбуковым веничком взбивая заварку.
Юноша велел принести журналы. Один назывался «Берег надежды», другой – «Свет ожидания». Оба предлагали истории, написанные, казалось, одним человеком: как некто N в тяжкую минуту готов был лезть в петлю от обиды, как соседка (прохожий, родственник, продавец в магазине) рассказала о Центре восточной мудрости (тут Игорь Николаевич смутно вспомнил, что действительно у двери имелась вывеска с этими словами на русском и на восточном языках), как этот N купил сперва месячный, потом годовой абонемент, сидел на берегу часами, днями, месяцами, и когда совсем было отчаялся, по реке проплыл труп врага – изуродованный в автомобильной катастрофе, так что аромат справедливого воздаяния овеял всю реку. Игоря Николаевича очень обрадовало полиграфическое исполнение – тут были цветные снимки N в детстве, отрочестве, юности, зрелости, депрессии, на берегу в кресле, по колено в воде, в восторге и в просветленном спокойствии.
В ожидании чая он вычитал также ценные советы: как вести себя при встрече с врагом, чего не рекомендуется делать (громко кричать, плакать, бить врага, выражаться нецензурно), что, напротив, обострит удовольствие (можно заранее заказать подходящую музыку, скажем, Грига, «Пещеру горного короля»). Были очень точные психологические рекомендации: например, входить в воду медленнее, чтобы растянуть удовольствие и при этом еще дышать особым образом, вводя себя посредством счета вдохов и выдохов в легкий возвышенный транс.
Имелись в журналах и письма читателей – как правило, женские. В них раскрывался полный спектр мужской подлости – к счастью, без портретов – и приводились горячие слова благодарности Центру восточной мудрости (а вот тут воспоминание о вывеске оказалось куда более отчетливым). Игорь Николаевич получил полдюжины экземпляров в подарок, и его внимание было обращено на последнюю страничку с прейскурантом. Он вчитался и задумался.
Получалось, что ему ожидание трупа врага просто не по карману. Правда, в утренние часы предоставлялась скидка, самым дорогим оказался вечер. Юноша объяснил, что многие приезжают сюда после работы часиков на пять-шесть, иные берут термосы и бутерброды, это не возбраняется, хотя можно приобрести легкие закуски прямо тут, на месте, вон стоит круглосуточный киоск.
Игорь Николаевич стал задавать наивные вопросы, надеясь, что юноша проболтается и выдаст возможность ждать труп врага на халяву. Оказалось – все не так просто. Если человек купил абонемент и стал клиентом, его враг где-то наверху вносится в списки и после смерти направляется именно в данную реку, которая является рукавом другой, большой реки. А если покойника в списках нет – то его по большой реке куда-то там и сплавляют. И кресел на берегах большая река не имеет.
Получалось, нужно искать деньги.
Игорь Николаевич крепко задумался. Мысль, что он может увидеть труп своего садиста, грела душу. Он спросил, сколько стоит разовое посещение, и получил ответ: полчаса ожидания входят в стоимость его билета.
Юноша достал смартфон, вышел в локальную сеть, вывел на экран схему того, что условно можно было назвать зрительным залом, и указал стилосом на свободное кресло. Затем он провел туда Игоря Николаевича, усадил и пожелал приятно провести время.
Был в этом какой-то подвох судьбы – соседкой Игоря Николаевича оказалась та самая блондинка, подруга Сидорчука.
Она была в меру грустна, глядела не на реку, а сквозь реку, и во взгляде, осанке, поникших кистях рук была печаль неизбежной разлуки. Все правильно, подумал Игорь Николаевич, и здесь – как всюду, кто-то из двух, первым встречает врага и уходит…
По другую сторону от блондинки сидела пожилая женщина, чьи тяжелые драгоценности и вычурная прическа плохо гармонировали с ситцевой юкатой. Женщина смотрела на реку в театральный бинокль. На коленях у нее стоял большой, почти до подбородка, пакет чипсов «Вражки».
Игорь сел в кресло и долго возился, натягивая юкату на колени.
– Вы не стесняйтесь, – меланхолично сказала блондинка. – Здесь все очень просто…
– А вы… вы – давно?.. – спросил Игорь.
– Уже пять лет. Как постоянный клиент имею скидку.
– Что значит постоянный?
– Это у меня уже второй враг, – сказала блондинка и посмотрела на часы.
– Спешите?
– Да, я сегодня уйду пораньше. Мне завтра в семь утра ехать в аэропорт, встречать делегацию.
– Может, познакомимся? Я – Игорь.
– Ева.
В мире за пределами Центра восточной мудрости такие женщины Игорю Николаевичу могли только сниться. В ней чувствовалась порода, ее озаряло то легкое высокомерие, которое свойственно женщинам, не привыкшим оставаться без мужского внимания. И она шла на контакт спокойно, без суеты и пошлости, ради одного этого стоило прийти сюда.
Игорь Николаевич вспомнил, как такие дела делаются: взял узкую белую руку, обремененную двумя дорогими перстнями, и поцеловал.
– Не надо, – тихо сказала Ева. – Мне сейчас лучше побыть одной.
– Да, конечно… – смутившись, пробормотал Игорь Николаевич. И оба как бы не заметили, что ее рука еще ненадолго осталась в его руке.
К ним подошел продавец закусок с. лотком. На лотке пестрели пакетики.
– Пожалуйста, «Ожиданчики» с маком, «Ожиданчики» с тмином. Шоколад «Встречайка» – с орехами, с изюмом, – благовоспитанным полушепотом предложил продавец.
Игорь Николаевич первыми увидел шоколадки в трогательной обертке – хорошенькая девочка с бантиками по колено в воде.
– Мне с орехами, большую, – попросил он. Цена оказалась приемлемой. Игорь Николаевич расплатился, вскрыл шоколадку, разломал ее сквозь фольгу, протянул Еве:
– Угощайтесь.
– Спасибо, – она взяла один квадратик.
– Вы берите, берите… В шоколаде есть вещество серотонин, против плохого настроения…
– Спасибо.
Она взяла еще квадратик.
Игорь Николаевич устроился в кресле поудобнее, отгрыз кусочек шоколада и мечтательно уставился на реку. Река была прекрасна.
Нельзя сказать, что Игорь Николаевич был таким уж патологическим бездельником. Свою небольшую зарплату он отрабатывал честно. Однако – в суете. Он и сам не знал, насколько истосковался по обыкновенному покою, по сладостному бездействию, по простой и непритязательной тишине. Мудрая мысль посетила голову: всякий человек имеет право на покой и тишину, почему бы не воспользоваться И не насладиться? Почему бы не впустить в себя ощущение умиротворенного ожидания, от которого думается как-то мягко, плавно, без резких срывов и перескоков? Почему бы не насладиться красотой, проявившейся в изысканных и точных деталях: зависшая над водой стрекозка, оттенок облака, стильные линии восточной керамики, профиль красивой женщины, на который можно скосить глаза и от избытка чувств вздохнуть всей грудью?
Понемногу Игорь Николаевич и Ева разговорились. Ева знала многих клиентов Центра восточной мудрости, и знала хорошо – в журналах о зрителях писалось довольно подробно.
– А вон тот дяденька взял годовой круглосуточный абонемент, – показывала Ева. – Он тут живет, чтобы не пропустить труп.
– А что, такое бывает? – удивился Игорь Николаевич.
– Как еще бывает. Они, конечно, никогда не признаются, но я знаю несколько человек, которые сидели тут годами, а потом случайно выяснялось, что враг давно умер и похоронен. Эта компьютерная система учета врагов – она, знаете ли, тоже дает сбои. Или что он проплыл, пока ты бегал за чипсами. Там мужики в заводи – они тоже могут проворонить и вовремя не спрятать в камышах. А потом его уже из моря не вернешь.
– Они плывут в море?
– Ну да… куда же еще?.. – тут уж удивилась Ева. – Так что дяденька правильно делает, ему тут дали хорошую скидку на питание и отель. Вы не видели наш отель? Если понимаешь, что уже поздно, и хочешь еще пару часиков посидеть утром, до работы, можно остаться. Номера двухместные, душ, чай и кофе бесплатно. Вон он, обернитесь, еще левее…
Игорь Иванович увидел за деревьями верхние края окон и крышу.
– Значит, отсюда можно не выходить месяцами? – понял он. – Классно!
– Ага – если деньги есть.
– А… а погода, зима, лето? Она задумалась.
– Это надо в «Береге надежды» посмотреть, там часто бывают теоретические статьи. Вы закажите номера за последние два года, обязательно что-нибудь найдете.
Сзади его плеча коснулись рукой.
– Ваши полчаса истекли, – сказал вежливый юноша. Игорь Николаевич засуетился, стал прощаться.
– Не так громко, люди ждут и сосредоточились, а вы мешаете, – сделала прощальный выговор Ева и тут же улыбнулась, что могло означать: до встречи.
Юноша вывел Игоря Николаевича в Центр восточной мудрости и сопроводил в канцелярию. Там сидела очередная хорошенькая девушка, в деловом костюмчике и обязательной повязке; Она тут же снабдила будущего клиента большой картонной папкой с проспектами, журналами и чистыми бланками. Игорь Николаевич засмущался – он еще ничего для себя не решил, и прейскурант на шестнадцатой странице журнала тоже его несколько озадачил.
– А мы не настаиваем, – сказал юноша. – Возможно, ваш враг даже не стоит такого ожидания. Иногда обиженному человеку кажется, будто он готов хоть сто лет сидеть на берегу реки и ждать, пока по течению проплывет труп врага. А начинает – и выясняется, что обида была пустяковая.
