Текст книги "Любовь по требованию и без... (СИ)"
Автор книги: Далиша Рэй
Соавторы: Дарина Ромм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 14
«Девочка моя… маленькая...». – не знаю, откуда мог взяться этот шепот, но я его слышала.
И руки, – жесткие, уверенные, идеальные, – смяли мою спину, стиснули ягодицы и снова пошли по спине гладя, придавливая и трогая ровно так, как мне надо.
Поднялись к шее, ведя по коже кончиками шершавых пальцев, занырнули в волосы. Потянули, погладив затылок, и снова спустились по шее вниз, к крыльям лопаток, которые он накрыл ладонью.
И в следующий миг я уже лежала под тяжелым телом Эрика, постанывая и запрокидывая голову, а его рот оставлял влажные дорожки на моем подбородке и шее.
Жадный рот пошел вниз, к выступающим ключицам, прикусывая их зубами и тут же проглаживая языком. И ниже, к моим мгновенно сжавшимся соскам, трогая их сначала губами, затем языком. Резко втянул один в рот, заставив меня дернуться от болезненного, сладкого удовольствия…
Двинулся ниже, лаская дрожащий в нетерпении живот, и дальше. Туда, где я вся корчилась от дикого, почти неконтролируемого желания.
И когда я, задыхаясь и поскуливая от нетерпения, выгнулась, вцепилась в каменные плечи и, широко разведя ноги, со стоном потянула Эрика на себя, он остановился.
Прижался губами к моему рту:
– Скажи мне это…
– Скажи... – требовал хрипло, кусая мои губы и почти рыча от нетерпения.
– Попроси меня... – прошептал, прижимая своей горячей, сладкой, неподъемной тяжестью, выдавливая из меня воздух, мысли, все чувства, кроме одной: хочу, хочу тебя…
Заставляя меня хныкать и задыхаться от нетерпения. От узнавания и острого желания его тела, его рук, запаха, движений. Всего того, что я отчаянно пыталась и не смогла забыть, бессонными ночами ворочаясь и изнывая от воспоминаний.
И я хриплю, мычу, извиваюсь под ним. Вцепляюсь в него и тяну к себе – мой, мой… Наконец, снова мой.
– Скажи, Снежа. – на краю сознания его голос, тяжелый и хриплый. И рваное дыхание, обнимающее меня даже крепче его рук.
– Эрик, пожалуйста. – сиплю искривленным ртом. Царапаю его спину и с силой кусаю плечо, маячащее рядом с моим ртом.
– С-сука. – сдавленно шипит он и впивается в мой рот. Жадно, жестко, требовательно, не жалея меня, и не думая о моих чувствах.
Но мне и не надо, чтобы о моих, если я с тобой. Мне не нужны мои чувства, их давно нет. А может и не было никогда, я уже не помню... Это с тобой я живая, настоящая, реальная… Без тебя – нет…
– Эрик... – жалко скулю, потому что еще миг и меня опять не станет.
И чтобы выжить, подаюсь к нему бедрами, кусаю заросший щетиной подбородок, трусь, толкаюсь в его тело.
Он рычит и глухо матерится, и на миг отстранившись, входит в меня. Наконец во мне, со мной, вокруг меня. И теперь я живая, настоящая, снова чувствую.
Чувствую, как он начинает двигаться – во мне и вокруг меня. Длинно, остро и сильно. Так что я тоже рычу и хватаю воздух иссохшим горлом. Стискиваю его спину и скребу по ней скрюченными пальцами, оставляя красные полосы.
Развожу ноги еще шире, сгибаю в коленях, открываюсь для него – возьми, возьми, не щади меня…
Он берет все, что я даю. Жадно, ненасытно, взахлеб.
Влажно вколачивается в мое тело, заставляя мои ступни подскакивать вверх с каждым его толчком, вскрикивать с каждым его движением, растягивающим меня до невозможности. Заполняющим собой до предела, до боли.
До грани, за которой я больше не могу терпеть и разлетаюсь, взорвавшись фейерверком огненных конвульсий, разорвавших мое тело на части.
И его рычание и низкий стон вперемешку с бранью, когда он содрогается и догоняет меня на той вершине, куда взобраться могут только боги…
После мы долго лежали рядом, легко касаясь плечами, не думая, уже не чувствуя, просто существуя. Я таращилась в потолок и глупо улыбалась, зная, что живая. Просто, обыкновенно, волшебно живая.
И даже когда этот придурок повернул ко мне лицо и, насмешливо прищурившись, протянул:
– Снежо-ок, сваришь мне кофе? – я только хихикнула и, греясь под его ласковым взглядом, известила наглого небритыша:
– Признаешься, что секс был хорошим, – сварю.
Он странно посмотрел на меня. Помолчал, и подтянув к себе на плечо, крепко обнял. Потерся заросшим подбородком о мою макушку и негромко спросил:
– Думаешь это был секс?
Глава 15
– Снежанка, а чего у него глаза закрыты? Ты его что, того… замочила? – расстроенно прогудела Маря в трубку. – Жалко мужичка. Так-то он ничего, брутальненький такой. Опять же, щетина вон какая сексуальная… И плечи широкие.
Несколько минут назад я отправила подруге фото небритыша, и сейчас она, сопя и хмыкая, делилась со мной впечатлениями от увиденного.
Я насыпала кофе в турку, взгромоздила ее на плиту, и зашептала, косясь на плотно прикрытую дверь кухни:
– Маря, он просто спит. Зачем мне его… того?
– Ну-у, вдруг он начал до тебя грязно домогаться. – философским тоном предположила подруга. – А ты у нас дама высокой морали и непокобелимой нравственности, вот и пришила охальника.
Вспомнив, что этот охальник проделывал со мной сегодня утром, потом еще раз утром, и снова, но уже после завтрака, я покрылась стыдливым румянцем, и в ужасе вскричала:
– Маря, да как ты можешь такое говорить? Неужели бы я стала труп фотографировать? Я его… живого.
Подруга на том конце трубки зловеще замолкла. Видимо подсчитывала вероятность того, что я соврала, и все-таки прислала ей посмертное фото небритыша.
Потом тяжко вздохнула, так что даже до меня долетел шелест занавесок в ее спальне, раздуваемых движением могучих Мариных легких:
– Ладно, закину его фотку своим мальчикам, пусть по базе пошарят, может где проходил по криминалу.
– Маря, а просто, без криминала, ты узнала про него что-то? – зашептала я совсем тихо, потому что мне послышалось какое-то шевеление за дверью.
– Узнала, но не много. – пропыхтела подруга недовольно.
Маря терпеть не могла, когда у нее не складывался какой-то паззл. Мне кажется, она и бухгалтером стала, чтобы всегда иметь четкую картинку. Потому что бухгалтерский баланс, без вариантов, должен только сойтись. А если не сошелся до ноля копеек, значит паззл не сложился, начинай сначала.
Но, насколько я знаю, у Марьяны Эдвардовны не сойтись не может в принципе. Поэтому мне понятно, отчего сейчас в голосе подруги звучит такая маета и неуспокоенность.
– Мутная там история, с этим новым хозяином. – наконец выдавила она из себя. – И Лерка божится-клянется, что ничего не знает, и мои мальчики ничего особо не накопали. Ясно только, что домик этот совсем недавно сменил хозяина.
Причем старый пердун, владевший им до этого, приходится твоему спящему бруталу родственником. Вроде как двоюродным дедулей по маминой линии.
Зовут твоего красавца Эрик Игоревич Раевский. Лет ему тридцать семь. Имеет двойное гражданство – наше и швейцарское. Про детей и жен информации нет, и вообще почти ничего нет.
Единственное, мелькнула мутная история с отмывом денег несколько лет назад. Но там ничего не доказали, или не захотели копать слишком активно.
Выдав информацию, Маря надолго замолчала. Зная, что в такие моменты подругу лучше не сбивать с мысли, я тоже помалкивала.
Осторожно помешивала поспевающий кофе, косясь в окно, где с самого утра сыпал снег, укрывая белой ватой хмурые елки и стоящие ровной шеренгой голые рябины.
– А вы с ним, как вообще, контачите? – наконец отмерла Марьяна и шмыгнула носом – верный признак, что она чем-то расстроена. – Он тебя не того, не разоблачил?
Я сняла турку с плиты, отошла к окну и прижалась к стеклу лбом, наблюдая за кружащими в воздухе белыми хлопьями.
Новый год скоро, а праздника и радости ни в каком месте не ощущается.
– Раз еще не выгнал из дома, значит все нормально. – оптимистично возвестила я. – В доме чисто, курицу ему вчера приготовила, чего еще мужику надо.
А том конце повисло тяжелое молчание. Наконец голос Мари недоуменно, с расстановкой протянул:
– Что ты сделала, подруга? Ты приготовила…?
– Курицу. – подтвердила я. – В духовке. Катя вчера принесла…
– Фух! Так это Катя постаралась. – облегченно выдохнула Марьяна. – А то я уже перепугалась, что ты там в своей глуши в Иное превращаться начала.
– Зря ты, Маря, не веришь в меня, – обиделась я. – Между прочим, я сама вчера духовку выключила. И продукты в холодильнике красиво разложила.
– Умница моя, – ласково протянула подруга. Так что я сразу растаяла и решила ее за все простить – на друзей ведь не обижаются.
– Снежан, – осторожна позвала Марьяна. – У твоих сегодня годовщина, может мне съездить к ним?
– Зачем? – спросила гораздо резче, чем хотелось.
– Ну как, родители твои все-таки. – протянула Маря жалобно. – Мне они тоже не чужими были. Прибраться может на могилках, цветочки от тебя привезти, вообще помянуть... Пять лет ведь прошло.
Я отложила телефон в сторону, уперлась ладонями в подоконник и широко открыв рот, начала с силой втягивать в себя воздух.
Набрала полную грудь и долго держала, пока не начала задыхаться, и только после этого с шумом выдохнула.
Снова взяла телефон и ответила тревожно алёкающей Маре:
– Съезди, если хочешь, только от меня ничего им не привози.
Я как раз налила себе кофе и размышляла, добавить в него молока или нет, когда дверь распахнулась, и в кухню ввалился довольный по самое немогу Эрик.
Отобрал у меня чашку, и устроившись напротив, отхлебнул ароматной жидкости. Довольно прищурился, и осчастливил меня:
– Все-таки ты не безнадежна, Снежок. Кофе – высший класс. Теперь давай-ка, рассказывай, что ты делаешь в моем доме. От кого прячешься. И даже не думай врать…
Глава 16
Где-то в Подмосковье... Эрик Раевский
Я сделал еще глоток отличного кофе, который Снежа умеет варить лучше любого бариста самых модных ресторанов, и принялся рассматривать ее задумчивую мордаху.
Интересно, что ты в этот раз придумаешь, мастерица художественного вранья?
Она встала, взяла еще одну чашку из шкафчика и вылила в нее остатки кофе из турки. Села, и грея о кружку ладони, принялась бродить взглядом по кухне, словно до этого ни разу не видела.
– Удивительно, – наконец вынесла вердикт, – весь интерьер дома такой нафталиновый, как из позапрошлого века, а кухня – высший класс. Будто вообще не от этого места. Ты давно им владеешь? Домом?
Я молчал, пил кофе и разглядывал ее, не собираясь отвечать.
Интересная она, просто глаз не оторвать. И не в красоте дело, хотя да, хорошенькая, как кукла. И не в фигурке статуэточной.
Что-то в глазах есть такое, что хочется смотреть и смотреть, пока голова не закружится.
Что-то в движениях мягких, летящих, словно все время танцует под музыку, которую слышит только она одна. В плечиках, гордо расправленных…
Или вовсе не в этом дело… В чем тогда?
– Я здесь работаю, как ты мог заметить. – выдала, наконец. – А что комнату твою заняла – мне никто не сказал, где можно жить, где нельзя.
– Даже о продуктах для меня никто не позаботился, – добавила с обидой.
– Да?! – тут уже я удивился.
– Вообще-то Славик, что за тобой на станцию ездил, должен был приезжать и возить тебя за продуктами, или куда там тебе надо.
Она пожала плечами и умолкла, все также шаря взглядом по кухонным шкафам и изо всех сил избегая смотреть на меня.
– Снежок, – позвал негромко. – Рассказывай. Не вынуждай меня наводить о тебе справки.
На пол мига полыхнула тревогой в глазах, и тут же опустила их, наклеив на лицо улыбку. Беспечным голоском протянула:
– Хочешь сказать, что ничего обо мне не знаешь? Неужели ты не изучаешь документы тех, кто на тебя работает?
– Неужели ты по своим документам сюда устроилась? – я ухмыльнулся. – Что за беда у тебя приключилась, Снежа, если ты в горничную нарядилась, и в эту глухомань забралась?
Она встала и понесла свою чашку к раковине. Забрала мою:
– Если выпил, давай уберу.
Прошла, обдав тонким ароматом полевых цветов, лета и малины, и принялась мыть посуду. А у меня от ее секундной близости снова бахнула в голову кровь. И не только в голову.
– Иди ко мне, – позвал негромко, даже не думая, что за шумом льющейся воды услышит.
Услышала. Замерла, застыв спиной и медленно повернулась.
– Иди ко мне, – снова позвал и протянул руки. Поймал ее, шагнувшую ко мне. Подтянул, обнял и прижался лбом к худому, вздрогнувшему животу.
– Снежа, – шепнул, не зная, что еще сказать, просто вдыхая ее запах и стискивая ладонями попку. Одним движением поднялся, подхватывая ее.
Прямо перед моими губами оказались ее удивленно приоткрытые, розовые, гладкие, одуряюще-сладкие губы. Глаза, удивленно распахнутые, но уже затянутые поволокой страсти.
– Эрик..., – ее шепот возле виска, и мне окончательно снесло крышу. Впился в нее, слыша низкий звук. Ее стон? Или мое последнее дыхание?
Длинные ноги оплели мои бедра, скрещиваясь за спиной. Тонкие пальцы вцепились в волосы. С силой потянули, заставляя меня зарычать и срывая остатки самоконтроля.
Толкнул ее на столешницу. Подцепил серую юбку и потянул вверх, открывая бледные ноги и полоску простых трусиков с узкой лентой белых кружев.
От вида этой наивной, какой-то детской ажурной полоски на белом хлопке, у меня помутилось в голове. И единственное, что еще мог чувствовать, это дикое желание, разрывающее тело, и странную нежность, заливающую сердце.
Нежность, и нестерпимую, сводящую с ума потребность отодвинуть эту белую полоску, чтобы, наконец, прикоснуться к тому, что под ней.
Единственное, что чувствовать, то, как она вздрогнет под моими пальцами, под касанием губ и влажностью языка. Как задышит – часто, прерывисто, – и выгнется мне навстречу. Разведет ноги и потянет меня к себе, как она делает всегда, когда сама уже не может ждать, и чувствует, что я стремительно падаю в звездное никуда.
Я делаю это, – сдвигаю тонкую ткань, глядя на открывшийся нежный треугольник с блестящими каплями ее желания. Трогаю подушечками пальцев. Сначала едва касаясь, обводя по кругу, чуть надавливая и легко углубляясь между влажных, распухших, ждущих меня складочек.
Она опускается спиной на столешницу, приподнимает бедра, и я стягиваю с нее этот хлопок, и это кружево. Потому что больше не могу на них смотреть – мне уже плохо от их наивности, разрывающей мою душу, и до боли раскаляющей тело.
– Эрик, – ее шепот похож на жалобный стон, на последний выдох. И глядя в затуманенные глаза и до крови закушенную губу, я подтягиваю ее дрожащие бедра, широко развожу и вхожу в долгожданное, алчное, лихорадочно ждущее только меня тело.
И где-то на краю своей, готовой взорваться вселенной, слышу ее беззвучный, как дрожание звезд, шепот:
– Ты мой…
Глава 17
Настоящее время... Снежана ДеминаЭрик уехал.Из окна я смотрела, как он вышел к своему внедорожнику, который вчера бросил посреди двора, достал из багажника щетку и принялся неторопливо счищать с машины выросший за ночь сугроб.
Закончив, потопал ногами, отбивая налипший на высокие ботинки снег и, бросив равнодушный взгляд в мою сторону, забрался в машину. Громыхнули, закрываясь за машиной, ворота, и я осталась одна.
Поглазела на рассыпающееся белыми хлопьями хмурое небо. Позвонила Славику, чтобы приехал почистить двор от снега, и побрела на второй этаж собирать вещи.
Я как раз тащила чемодан с одеждой в сторону той самой розовой спальни, которую присмотрела в качестве запасного места обитания, когда позвонила Маря.
– Привет, мать. Чем живешь, как дышишь? – вопросила она оптимистичным басом.
– Норм, – пропыхтела я.
– А чего голос утомленный?
– Переезжаю в другую комнату, – призналась я. – Хозяин редкостный зануда, велел освободить спальню, в которой я до этого жила. Вот и перетаскиваю вещички.
– Да? – в голосе подруги мелькнуло сомнение. – Что-то не похоже на тебя, – ты отродясь свое без боя не отдавала.
– Это не мое, Маря. И конфликтовать с ним я не буду, – мне здесь еще жить и жить, – коротко проинформировала подругу, стараясь не вспоминать слова, что сказал мне Эрик на кухне. Сразу после того, как помог подняться со стола, на котором занимался со мной любовью.
Вернее, это я, романтичная идиотка, этим словом назвала то, что между нами произошло. Но не Эрик…
– Какие новости, Марьяш? – выдернула я себя из дурацких мыслей.
– Приходил ко мне товарищ, назвавшийся твоим пасынком, – торжественно объявила подруга, а я аж чемодан от неожиданности из рук выпустила. – Тебя ищет.
– И?! – слегка взбледнула я, представив, как этот бандит угрожает моей Маре.
– И с ходу начал пугать, что закопает меня, если не скажу ему, где ты прячешься, – хмыкнула подруга. – Прикинь, решил, что это так легко, мою слоновью тушку закопать.
– Маря, это не шутки, – я занервничала. – Гарик рассказывал что-то нехорошее про сына. Только не помню, что именно. Он тебе ничего не сделал?
Маря хихикнула:
– Снежан, он, похоже, идиот, раз притащился угрожать ко мне на работу. Я тревожную кнопочку под столом нажала и уже через тридцать секунд мои мальчики твоего пасынка приняли, на полу разложили, и очень доходчиво объяснили, почему нельзя так себя вести. Заодно пробили парнишу по базе. Так вот, это не он!
– В каком смысле "не он"? – не поняла я.
– Это не сын Гарика. Вернее… – подруга замолкла. А потом торжественно сообщила: – Оказывается, у вас в наличии имеется два пасынка, Снежана Анатольевна.
– Ничего не понимаю, – я села на чемодан, сгорбилась, уперевшись локтями в колени, и свободной от телефона рукой вцепилась себе в волосы:
– Гарик всегда говорил только про одного сына, который где-то за границей живет и на родину носа не кажет из-за криминального прошлого.
– Ой, мать, я уже тоже запуталась! – вдруг жалобно взвыла Марьяна. – Ты сама знаешь, что де-юре у твоего почившего супруга вообще нет детей. А де-факто их оказалось аж двое – это мне этот типчик рассказал, и привел доказательства. И звонил тебе именно этот сын, который второй. Причем, как я поняла, о существовании этого сына тот сын, которого ты знаешь, ничего не знает, – не совсем складно завершила свою эмоциональную речь подруга.
Я слушала ее, чувствуя, как с каждым мгновение растет мое недоумение: оказывается, Гарик был не так уж откровенен со мной. Не то что бы я удивилась этому факту, все-таки четыре года прожила с этим мужчиной бок о бок и кое-что о нем знала. Но тот факт, что он скрывал от меня еще одного сына несколько озадачивал.
Попрощавшись с подругой, я еще посидела на чемодане, усиленно шевеля извилинами, сортируя полученную информацию и прикидывая, чем появление еще одного наследника грозит лично мне. Затем завершила переезд в новую комнату. Встретила Славика, поболтала с ним, пока он заводил снегоуборочный агрегат, и вернулась в свою новую комнату, все так же ломая голову над рассказом Мари.
В комнате достала лежащий на дне большой косметички старенький кнопочный телефон и по памяти набрала номер.
– Что? – ответил знакомый высокий голос.
– Мне нужна информация…
Вечером Эрик не приехал. За окнами давным-давно царила ночь, постукивая в окна начавшейся метелью, а его все не было.
Я поужинала остатками курицы и салатом, который смастерила из привезенных Эриком овощей. Побродила по дому. Почитала, поскучала, и, плюнув на придурка, который на ночь глядя шляется неизвестно где, пошла спать.
Кровать была очень удобной, постельное белье тонко пахло лавандой, а за окном уютно пела свою песню метель. Так что уже через десять минут я сладко спала, решив оставить все нелегкие мысли на утро.
… Меня трогали подрагивающие руки. Ползли, как влажные, холодные медузы по ногам. Двигались по спине рваными нервными движениями. К уху крался шепот, от которого мое тело цепенело и превращалось в кусок шершавого льда. Я не так боялась его касаний, как этого шепота, затекающего в мой немеющий от ужаса затылок.
– Скучала по мне? Расскажи скорее папочке, как ты скучала… Я ведь немного от тебя требую, моя прекрасная Снежиночка…Только, чтобы ты любила меня...
Я подтянула колени к груди, пытаясь отодвинуться от холодных пальцев. Сжалась, затыкая уши ладонями, чтобы не слышать. Но его руки продолжали ползти, а голос все звучал и звучал…
И я закричала, задергалась, отбиваясь от них. Отталкивая от себя этот шепот, эти руки, и худое тело, пытающееся прижаться.
– Нет… Нет…Нет… Нет…
– Снежа, девочка. Тише, тише, маленькая.
Это совсем другой голос. Я его знаю, и он мне нравится.
Меня обнимают горячие, словно раскаленная печка, руки. Успокаивают, стряхивают с моей кожи влажных медуз, прогоняют шепот…
– Тише, малышка. Все хорошо…
И я успокаиваюсь. Расслабляюсь, словно из меня разом вышел холодный сырой воздух, от которого я стыла…
– Утром ты сказал, чтобы я не привязывалась к тебе, – шепчу я обиженно, цепляясь за него пальцами и тыкаясь носом ему в плечо. – Ты велел не влюбляться в тебя, Эрик.
Над макушкой раздался тихий смех:
– Я соврал. Спи, маленькая, все хорошо…
Я улыбнулась. Поцеловала его в горячее плечо, и заснула, почти веря, что теперь, действительно, все хорошо…
