Текст книги "Шестая плоскость (СИ)"

Автор книги: Дафна Киселева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Annotation

Эта история произошла в одном маленьком, но энергоемком измерении, затерянном в каталоге миров. А именно – в стране Дымской Крас, в которой к власти пришли агрегаторы и провозгласили Режим. Они стали вживлять людям контроллеры поведения, реакций и покупок. Но в огромном государстве еще остались города свободных людей, что десятки лет сопротивлялись операциям. Девчонка из такой ретро-коммуны и хозяин полулегального эйфориатриума оказываются на изнанке системы. Им приходится изобрести способ выжить и сохранить рассудок под тоталитарным давлением.

Киселева Дафна

Глава 1

Глава 2

Киселева Дафна

Шестая плоскость

Эта история произошла в одном маленьком, но энергоемком измерении, затерянном в каталоге миров. Если представить нашу реальность у отметки полудня на часах бытия, то пространство, о котором пойдет речь, находится в районе часа. Оно так близко, что иногда просвечивает сквозь полотно здешней действительности. Увидеть его проще всего в новолуние – когда перепонки между вариантами истончаются. Однако эта вселенная развивалась уникальным курсом на протяжении многих эр и циклов. Ее жители издавна имели самобытные взгляды на вещи, о чем следует помнить, вынося суждения об их манерах и поступках.

Глава 1

Атви шагнула в процедурный кабинет. В глаза ударил яркий больничный свет, пахнуло спиртом и жженым пластиком. Канц в белом халате продолжил невозмутимо строчить на голографический клавиатуре. Затем смахнул рукой в воздухе, и страница растворилась.

– Та-а-ак. Раздеваемся, – велел он с профессиональной тоской в голосе.

Атви стянула рубашку через голову. Холод усилил стрессовую дрожь.

Хирург принялся укладывать ее на стол:

– Руки кладем вот сюда. Голову поворачиваем влево.

На запястьях и шее защелкнулись тугие держатели.

– Это еще зачем? – чужим голосом спросила она.

– Предосторожность. Каждый организм по-разному реагирует на вживление, а мы не хотим, чтобы вы себя поранили. Теперь давайте настроим аппаратуру под вас. Возраст?

– Девятнадцать.

– Нейростимуляторы?

– Да.

– Как давно?

– Кругов с тринадцати...

Услышав ответ, канц хмыкнул и подкрутил пару колок на своем оборудовании.

– Эпилепсией не страдаем?

– Н-нет.

– Планирование или импровизация?

– И то, и другое.

– Индивидуальный проект или командная работа?

– Наблюдение за процессом со стороны.

– Пожалуйста, отвечайте в рамках предложенных вариантов. Зеленый или оранжевый?

– Зеленый.

Врач определил ее индекс внушаемости, коэффициент рациональности и уровень тревожности. Задолго до финального двухсотого вопроса она впала в подобие транса и стала отвечать как придется. Под конец абсурдного интервью, которое легко можно было провести и в одежде, канц преувеличенно бодрым тоном воскликнул:

– Поздравляю! Ваш персональный скрин-контроллер настроен! Теперь адаптация пройдет легко и безболезненно, а рекомендации товаров будут наиболее полными. Данные вашей медкарты уже в системе, так что – приступим.

Врач отошел за пульт управления операцией, и над головой Атви зашевелились манипуляторы. Один с маской для наркоза, второй – с длинным и очень тонким сверлом.

Она прокручивала в уме бодрые аффирмации:

'Все идет замечательно, очень-очень хорошо. Весь цивилизованный мир живет со скрепками и чувствует себя прекрасно. Вот и я буду'

Маска прижалась к ее лицу, и хирург приказал сосчитать вслух от десяти до одного.

– Десять, – глухо прозвучало из-под пластиковой насадки.

'Когда мне было десять, вся коммуна твердила, будто они никогда не позволят установить себе контроллеры. Теперь такие слова равносильны билету в Оранжерею в один конец' – пронеслось на ее мыслефоне.

– Девять.

'Девять раз Луц приходил ко мне в отсек после комендантского. Но теперь...'

– Восемь.

'Восемь уточек, кря-кря, сдохнут все до макабря...'

Нырок в густое и топкое марево наркоза. События дня отматывались назад, словно фильм на видеокассете в музее древностей. Вот она стоит в очереди на имплантацию. Вот Луц восторженно разглагольствует об играх дополненной реальности, что откроются ему с установкой скрепки. Вот отец отрешенно пересматривает подшивки научных журналов:

– Мы ретро-коммуна, а не ретрограды, дочь. Без скрин-контроллера тебя не возьмут ни на одну работу за пределами общины. Хочешь на всю жизнь закрыть себя в Старостопольской?

– Топольской – топольской... – звучало эхом.

'Будто у меня есть выбор' – подумала Атви.

Она летела над огромной бурой пропастью с высокой травой и стригла ногами ее зеленые верхушки.

– Хочет выбора, – шептались тени в траве, – пусть выбирает!

В следующую секунду она приземлилась на крыше главного торгцентра города Ровень. Площадка была заставлена прилавками и стеллажами с товарами. Полки уходили так высоко, что терялись в облаках. Карикатурно счастливые покупатели отоваривались, не замечая ничего вокруг. Она ходила меж рядов, и каждый продукт считал своим долгом ей понравиться.

Зубная паста пела:

– Купи меня, купи, прелестная красотка, о, как белы будут зубы твои...

– Всего три толкачета в месяц – и я твоя! – вторила ей электронеяль, гудя струнами.

Дорогу Атви перекрыл двухколесный чозер, двигатель урчал песенку о его непростительно низкой цене. Над головой кружил квадрокоптер, снимая на видео ее реакцию.

Замороженные фрукты, слабенькие детские нейроигрушки на пару вольт, сладости и шматки мяса восставали со своих мест на прилавках и окружали ее, осыпая слоганами:

– Насладись свежестью! Открой насыщенный вкус!

'А не сплю ли я?' – задала себе вопрос Атви и для проверки попробовала прочесть надпись на пачке криспов. Буквы протестовали складываться в текст и червеобразно уползали под кассовый аппарат.

'Точно – сплю!' – обрадовалась она и подпрыгнула, чтобы взлететь. Ей обычно легко удавался контроль над осознанными снами, но в этот раз все было иначе. Невидимая струна тянулась из ее затылка к недрам торгцентра и причиняла боль при попытке ее оборвать.

Вдруг покупатели побросали свои пакеты, коробки и корзины и воззрились на Атви.

– Она не хочет выбирать? Она не хочет покупать?

Рокот их голосов все нарастал:

– Она хочет гнить в Оранжерее! Отправить ее в теплицу!

Кольцо людей стало смыкаться.

– Купи хоть помидорчик, девочка! – проклокотала согбенная старушка. – Глянь, какой вкусный!

Она смачно укусила помидор и расплылась кроваво – томатной улыбкой:

– Ты же не хочешь стать овощем?

– Да она уже овощ, посмотрите на нее! – заголосила мама с коляской.

– Овощ! Овощ! – скандировали покупатели.

Атви посмотрела на свои руки и сказала:

– Сейчас я проснусь.

Но ничего не произошло, потому что это были не ее руки, а коричневые овощные отростки.

'Я долбанный корнеплод. Отличный сон, а теперь – очнуться!' – дала она себе команду. Обхватила свое тело, похожее на гибрид свеклы и корня имбиря. Под кожей назревали черные шишки. Вдруг они стали лопаться, из разрывов посыпались насекомые и гусеницы. Она завизжала от омерзения, а гогочущие покупатели все обступали ее.

– Не покупать – великий грех! Пройди же очищенье...– воспел невесть откуда возникнувший священник с кадилом. – Во имя великих агрегаторов всея Дымского Краса...

Люди зажали ее в тиски и стали отщипывать от ее тела кусочки, вгрызаться в лицо, хрустя и хрумкая. По их лицам тек прозрачный овощной сок, мякоть с чавканьем исчезала в их черных глотках.

Затем Атви осознала себя наблюдающей эту сцену на черно-белом экране гипновизора. В кадре появился ее отец с пучком сельдерея вместо головы.

– А теперь о погоде, – продекламировал он, шевеля листьями. – В Циклотронной плоскости сохранятся дожди до конца декады. В Февральские станцы пришла зима и, судя по всему, надолго! Не зря же они Февральские, хе-хе! И только в Центральной плоскости стоит прекрасная погода, благодаря системе купольного климат-контроля. Слава агрегаторам!

– Режиму слава, – рефлекторно откликнулась Атви в один голос с толпой.

Эти слова сработали как пароль. Декорации растворились. Лишенная опоры, Атви полетела вниз, в стерильную пустоту, где не было даже темноты и пыли. Она шлепнулась об идеально гладкую поверхность гранитного дна, но не почувствовала боли.

Тело снова было на месте, причем одетое в подозрительно знакомую рубашку. Атви никак не могла вспомнить, где видела ее раньше.

Вокруг образовалась серая комната, похожая на высохший аквариум. Кое-где виднелись сливные отверстия.

– Добро пожаловать! Д-добро пожаловать! – задребезжал электронный голос. Серые стены пошли рябью, и на них отобразилась топорно нарисованная панорама зеленого луга с огромными пикселями.

– П-посмотрите вокруг! Как красиво! Многие циклы Режим оберегает природное богатство Дымского Краса. Мы трудимся не покладая рук, чтобы сохранить для наших граждан дары плодородных земель всех пяти плоскостей страны. Мы любим вас и хотим о вас заботиться! Взамен требуя лишь принятия. Сегодня вы стали частью новой разумной реальности, где каждый существует в гармонии с остальными. Благодаря вашему новому скрин-контроллеру, мы всегда сможем вовремя оказать вам медицинскую помощь. Обеспечим вас самыми качественными натуральными продуктами... – голос упал до низких частот и забасил что-то невнятное, – лучшие моменты вашей жизни! Итак, готовы ли вы ступить на путь прекрасных осознанных перемен?

В темноте повисла голубая голограмма с единственной кнопкой 'ОК'.

– Чудесно! – прокомментировала Атви с бессильной иронией. – Что же мне выбрать?

Она подошла к кнопке и коснулась ее рукой. И тут же чуть не ослепла от белого прожектора. Она лежала пристегнутой к хирургическому столу. Запястья свело судорогой и скрючило как при обморожении.

– Самочувствие в норме? – раздался откуда-то сверху голос хирурга.

За правым ухом невыносимо саднила и пульсировала боль.

– Все... в порядке. Я нормально. То есть, я в порядке, все нормально – промямлила Атви.

– Никакого головокружения? Быть может, небольшие визуальные галлюцинации во время наркоза? – настаивал канц.

Атви взглянула на него. Тот, казалось, стал выше ростом. Вокруг него образовалось теплое свечение – он прямо-таки источал заботу.

– У меня свело руки. И еще там был торговый центр... Я видела странный сон. И эта боль...

– Абсолютно нормальные пост-эффекты для такой операции. Особенно в вашем возрасте.

– Я хочу пойти к себе. Мне нужно отдохнуть, – выдавила Атви.

– Напоминаю, что если вы почувствуете что-то необычное или захотите изменить настройки вашего скрин-контроллера, обязательно обратитесь в государственный сервисный центр.

'Всенепременнейше! – подумала Атви. – Чтобы повторить это неземное удовольствие? Может, я поставила слишком высокий вольтаж на утреннем кольце? Надо поменьше играть в нейроигрушки...'

Она взглянула на палец, вокруг которого чернел обугленный след. И заметила на запястье прозрачную полоску браслета.

Отследив ее взгляд, врач пояснил:

– Он соединен с кровеносной системой и будет впрыскивать необходимые препараты, основываясь на анализе ваших показателей.

– Но ни о каком браслете речи не шло! Я подписала только согласие на скрепку!

– Он – единое целое с вашим контроллером. И, пожалуйста, еще раз внимательно прочтите соглашение, – с наигранной любезностью улыбнулся канц и водрузил ей на колени талмуд с документами.

***

Потянулись дни мучительной адаптации. Жители коммуны и раньше просыпались от фанфар государственного гимна. Только отныне те звучали не из репродукторов, а в каждой отдельно взятой голове. В семь утра трубы и барабаны подкрадывались издалека, постепенно наполняя черепа оркестровым гулом. Затем – общий сбор во дворе и спортивная зарядка. Как обычно, глава коммуны проводил перекличку и зачитывал вслух шесть заветов агрегаторов. Правда теперь во время линейки было сложнее отвлечься и думать о своем. Внимание неумолимо обращалось к заветам, и они стучали в голове во время завтрака и по дороге во фруктовый цех.

'Я люблю жизнь во всех ее проявлениях. Моя жизнь – это мой осознанный выбор. Я развиваюсь и тружусь во имя процветания Дымского Краса. Я чту Режим и его законы. Моя сила в смирении и принятии. Мой дух свободен, пока я отдаюсь служению'

Знакомые девицы, с которыми Атви работала на линии синтеза фруктов, стали скучны до оскомины. Они больше не разговаривали – только бездумно сыпали агрегаторскими цитатами из гипновизора. Не шутили и против обыкновения не упоминали секс, словно забыли о его существовании. Без конца обсуждали, какие удивительные гели для душа есть у них в списке рекомендаций.

Ребята, с которыми она любила полюбоваться закатом, наклеив на радужку пару слайдов, перестали приходить к водонапорной башне. Атви залезала по скользкой лесенке к гигантскому баку в одиночку. Небо переливалось миллионами красок, но восторга больше не было – его блокировала скрепка. К десяти вечера контроллер начинал транслировать убаюкивающий эмбиэнт. Музыка наводила сон, мешая сфокусировать взгляд. Затем следовало легкое покалывание под прозрачным браслетом – это впрыскивали витаминный коктейль с успокоительным.

Единственным способом оставаться в тонусе после инъекции были нейростимуляторы. Атви поколдовала над своим кольцом, пытаясь раскрутить его хотя бы до десяти вольт. Эффект был минимальный, зато средний палец обуглился до второй фаланги.

Она никак не могла привыкнуть к рекламным баннерам на периферии взгляда. Те возникали всякий раз, когда поблизости была торговая точка. Рекламу можно было смахнуть рукой, но она всплывала опять, напоминая кошмарный сон о торговом центре.

Чтобы не видеть назойливых картинок, она стала больше времени проводить в лесу у границы ретро-коммуны. А раз спросила отца, беспокоит ли его нечто подобное.

Тот отмахнулся:

– Дорогая, это нормальный процесс привыкания к новому устройству. И потом, я не дипломированный канц, обратись к специалисту, если тебя что-то беспокоит! Ведь так сказано в инструкции! – он благодушно потыкал пухлым пальцем в пространство, очевидно обозначая местоположение врачебного кабинета.

Теперь в закутке медсестры обосновался специалист из Комздрава, которого агрегаторы прикрепили к общине. Атви трижды порывалась попасть на прием, топталась у двери. И трижды убегала, не дождавшись своей очереди. У нее за ухом время от времени пульсировала боль, что мешала спать. Это настораживало, однако мысль о повторении процесса настройки скрепки вселяла настоящий ужас. Какая– то внутренняя неизбывная тревога не пускала ее за порог процедурной.

Хуже того. Раз вечером она забежала в цех, где дорабатывал свою смену Луцек.

– Я так и не отдала тебе рубашку, – попыталась она перекричать стук и скрежет механики.

Парень ловко орудовал манипуляторами, которые собирали за бронированным стеклом белый чозер. Атви залюбовалась гладким эргономичным корпусом.

– Она мне больше не нужна, – улыбнулся тот и продемонстрировал майку с надписью 'Слава агрегаторам!' – Теперь все, кто меня увидит, обязаны сказать 'Режиму слава!'. Я завел столько новых друзей, ты не поверишь!

– Еще бы, раньше тебя к так называемым друзьям было палкой не загнать, – нахмурилась Атви.

– Ответ неверный! Ты должна сказать 'Режиму слава!' – засмеялся он. – Ну же!

– Да-да, Режиму слава, – быстро проговорила она, – зайдешь ко мне в отсек сегодня вечером? Девочки уйдут работать в ночную смену...

– Послушай... Мы не можем вот так безответственно относиться к нашим товарищам по коммуне, – парень уткнулся в приборную панель. – А что если ты, ну, понимаешь... Места для еще одного человека в нашем корпусе нет, и на это нужно разрешение. И потом, эта гормональная программа доступна только с двадцати двух кругов...

Атви отшатнулась от него:

– Ты толкуешь о детях? Что за глупости! Они нам пока точно ни к чему. Да и отсутствие программы тебе раньше не мешало.

– Раньше я творил, что вздумается, спал наяву. Теперь я проснулся и вижу реальное положение дел. Это не значит, что мы не можем дружить эти пару кругов, пока нам не будет разрешено... Стать ближе.

– Тебе нужно чье-то разрешение? Спал наяву? Ты себя послушай. Говоришь, как робот-кассир в гипермаркете.

– Моя жизнь – это мой осознанный выбор. Что плохого я сказал? Мне казалось, мы понимаем друг друга, – он отвернулся к стеклу, за которым механические клешни накачивали шины.

– Я хотела поговорить с тобой, – вздохнула Атви, – но, видимо, нашла не лучшее время.

– Да, мне нужно работать. Конструирую новый двухколесник – это будет просто бомба! – воодушевился парень. – Тестовая модель. С такими дисками он не поедет, а полетит... Прости, если обидел.

Он едва глянул в ее сторону и добавил:

– Кстати, ты неважно выглядишь, зашла бы в санчасть.

Атви молча развернулась и направилась по гулкому коридору прочь из цеха. На выходе притормозила напротив зеркала в туалете.

– Он прав, – сказала она вслух.

За ухом опять появилась настырная боль. Атви собрала на макушке длинный медный хвост и приблизилась к отражению. Ее бросило в жар от увиденного. Кожа вокруг скрепки посерела. Маленькая стальная пластинка с бирюзовым огоньком была окружена вспухшей плотью цвета мертвечины.

– Лябская скрепка... – протянула она и тут же зажала ладонью рот.

Она не ринулась в сервисный центр и не записалась на осмотр в медкабинет. Тем же вечером из сборочного цеха пропала экспериментальная модель чозера. Утром в столовой не досчитались трех стандартных пищевых наборов, а на перекличке – одного человека.

***

Баром потушил горелку, отмыл колбы, внимательно уложил пинцетом десять прозрачных слайдов в альбом. Вытер рабочую поверхность от невидимых капель реагентов. Лаборатория на мансарде, как антипод его логову внизу, была стерильна. С нейроигрушками, что планируешь продавать другим, следовало быть предельно аккуратным. Это его заставили уяснить, когда он только вошел в дело, кругов десять назад.

Он снял наушники с опухших от басов ушей. Еще на входе в лифт почуял пульсацию волнения с первого этажа. К тревоге примешивался запах еды. Настоящей, а не магазинного биокорма.

'Ладно, за это, так и быть, последний раз. Самый последний' – решил он.

Внизу, почесывая бороду, ухватил с любезно предложенной тарелки пару жирных сонгов, плеснул в кружку граппы. Открыл с планшета список должников и стал молча смахивать имена счастливчиков, что успели рассчитаться в срок.

– Ты так и будешь молчать? – прозвучало из-за барной стойки.

– Мне нечего тебе сказать, Вишенка. Могу разве что устроить прощальный трах на твоем чемодане.

– Каком еще чемодане? – девушка с розовыми волосами плюхнулась на диван рядом с Баромом и опрокинула кружку с граппой. Вскочила. Схватилась за тряпку.

– На том, в который ты сложишь свое барахло и отчалишь в Букву, – невозмутимо пояснил Баром.

– Но у меня билет на телебричку через восемь дней... – начала было возражать она, размазывая по полу красную лужу.

– Так купи новый, на сегодня. Вот – за неудобства, – он вытащил из заднего кармана двести толкачетов и шлепнул деньги на стол, – ты вносишь в мой дом хаос. Я смертельно устал.

– Может, ты хоть раз не станешь мне платить, будто мы обычная пара? – безнадежно спросила она.

– Ага.

– Ну и отлично, ты все равно достал меня хуже компрессоров! – надулась розоволосая. – С ними и то было проще. Нянчиться тут еще с тобой, сопли после кошмариков ночных вытирать!

– Захлопнись-ка, – равнодушно бросил Баром. – И давай иди сюда...

Девушка сверкнула глазами и запрыгнула к нему на колени, словно только и ждала этой команды. Баром без предисловий задрал ее юбку, но тут сработал сигнал у входной двери. Он обернулся на экран камеры наблюдения и хрипло сказал:

– Так, родео откладывается.

Спихнул с себя девицу и громко скомандовал, застегивая штаны:

– Центральный вход!

Металлические панели разъехались в стороны. В круглый холл бывшего элеватора ввалилось два здоровенных бугая. Один из них тащил на себе паренька кругов шестнадцати, что визжал как резаный и прижимал ладони к глазам. Из-под пальцев сочилась кровь.

Баром моментально собрался:

– Йорн, неси его в мансарду, я сейчас буду. Кут, введи меня по-быстрому в курс дела.

– Ему подсунули паленые слайды на тестировку...– удрученно пробасил Кут, – какой-то новый клиент в твоем Клубе. Парень прожег себе глаза по самые мозги...

Баром проводил взглядом громилу, вносившего в лифт его человека. Сказал с ледяным спокойствием:

– Я же запретил тестировать в моем заведении товар со стороны.

– Прости, бонч... Я не при делах. Думаю, это таманцы... Их почерк. Кто ж знал, что так выйдет.

Баром обернулся к девушке позади него:

– Неси на третий этаж чистые тряпки, таз кипятка и бутылку граппы. Сейчас.

Она испуганно закивала и метнулась к кухне. Баром быстрым шагом направился к лифту и бросил через плечо:

– Если я не спасу малышу Дорму глаза, то мы вставим ему твои, что скажешь, Кут?

– Лучше возьми глаза того урода, что продавал на твоей территории, бонч, – хмуро ответил тот.

Парень протянул двое суток. Зрения ему было не вернуть, а значит, малец стал бесполезен для предприятия, это Баром понимал с самого начала. Но он мог бы жить.

Экспансия агрегаторов в этой плоскости шла медленно, но в госпитали без скрин-контроллеров уже не принимали. Баром вколол парню анестезию, промыл его глаза горячей граппой. Это пойло лечит лучше иных лекарств – так считали в Лицере еще до прихода Режима. Вопли было слышно по всей округе. Баром в очередной раз похвалил себя за то, что отстроился на пустыре.

Он провел возле парня сорок часов без сна, но некачественные слайды уже успели полностью раствориться на радужке и всосались в кровь. Баром не был врачом. Он умел делать лишь одну операцию, и к глазам она не имела никакого отношения. Однако бросать своих людей за ненадобностью не входило в его привычки.

За долгое время в нейробизнесе он наловчился раскручивать слабые легальные игрушки на космические мощности. Доводилось ему и ликвидировать последствия неудачных экспериментов. Но это была первая смерть на его столе.

Капсула спустила его в холл, где Йорн и Кут задремали под бубнеж гипновизора. Из динамиков сыпались жизнеутверждающие вбросы:

– ...Стабильная динамика роста курса толкачета к иностранным валютам. Рекордное снижение уровня рождаемости. Внедрение передовых проф-программ в систему виртуального образования. Установите на свой контроллер новый патч и будьте в курсе достижений правящей партии...

Баром погасил экран.

– Парни, закопайте его у Синильной топи, – устало сказал он своим ребятам. Те мигом проснулись.

– Мне очень жаль, бонч, – неожиданно высоким голосом проговорил Йорн.

– Так и должно быть. И прекрати уж это, ладно? Вы оба! Называйте меня по имени, пока мы дома. А то я чувствую себя гребаным тираном.

– Как скажешь, – хором ответили близнецы.

– Хорошо, – вздохнул Баром, растер лицо и положил в рот сигарету, – когда закончите, прижмите таманцев. Узнайте, откуда их дерьмовый товар взялся в моем городе, подтяните пару бойцов, если надо.

Кут протянул ему зажигалку:

– Ты в порядке?

– Бывало и хуже, – Баром прикурил и накинул на голову капюшон, – мне нужно проверить обстановку в Клубе. И найти себе нового смотрящего. Этот уже свое отсмотрел.

У выхода из элеватора он обернулся:

– Да, и проследите, чтобы эта... гм, женщина села на телебричку до Буквы. Чтобы к моему возвращению ее здесь не было.

– Ты про Вишенку? – ухмыльнулся Йорн. Но дверные панели уже захлопнулись.

***

Лунце повисло у самого горизонта, стемнело. Баром надел свежее нейрокольцо и немного приободрился. По телу прошла адреналиновая волна, голод притупился и вскоре исчез. Двое суток без сна давали о себе знать, но сейчас ему нужен был не матрас с подогревом, а видение ситуации. Его человек был мертв, и это походило на предупреждение. Таманцы снова активизировались. Придется напомнить им, кто платит компрессорам за их защиту. А первым делом – поставить нового смотрящего в Клуб. От этого зависит репутация заведения.

Баром запрыгнул на свой чозер и поехал через пустырь в сторону центра. За выжженным полем виднелись гипновышки с красными огоньками. На подъезде к Лицеру замелькали окна в чужих домах, голые деревья, толкучка с плакатами у памятника в виде грибницы. Центральная площадь раскинула по сторонам рукава деревянных мостовых. Он свернул у пятицветного светофора, поднял в воздух облако пыли и въехал в арку сквозь зеленую голограмму. На портале значилось 'Эйфориатриум и магазин братьев Ярмс'. Братьев у Барома уже не осталось, но название прижилось, и менять его он не планировал.

Внутри клуба кипело привычное движение. В главном зале посетители расхаживали вдоль стеллажей с лаймовой подсветкой. Разглядывали кольца разного вольтажа, шунты для опытных нейронавтов, выбирали и приценивались. Изучали каталоги слайдов за столиками, потягивали граппу и стаут у стойки. Справа, из Мягкого зала, устроенного как подушечный город, доносилась упоительная музыка с невесомым битом. Там тестировались игрушки с расслабляющим эффектом. В арке, ведущей в левое крыло, то и дело собиралась хохочущая давка из любителей стимуляторов.

– Эхей, бонч, как поживаете? – весело приветствовал Барома бывший хозяин, а теперь кассир заведения. Прозрачная стена за его спиной открывала вид на ночной сад, где в траве и гамаках релаксировали любители поглазеть на небо.

– Прекрасно, Ильман, лучше и быть не может, – мрачно усмехнулся Баром, подходя к седому, но все еще статному мужчине за прилавком, – докладывай, когда ты последний раз видел малыша Дорма?

– С ним случилось что? – упавшим голосом спросил Ильман, – три дня не появляется на работе. Не отвечает на агатон. Пришлось подыскать ему временную замену.

– Он уехал, – мимоходом сообщил Баром, пока открывал кассу и доставал из нее выручку, ?– подробности тебе ни к чему.

Кассир хмуро уставился на Барома:

– Как уехал? Куда?

– В бессрочную командировку, – он пересчитал деньги и спрятал их в рюкзак. – Показывай свою временную замену, проведу с ним собеседование, наставлю на путь истинный. Или прогоню в лябь и найду другого, если окажется, что ты опять подобрал кретина...

– Что ж творится-то, – пробормотал Ильман, поняв смысл метафоры о командировке, – ну, во-первых, не кретина, а кретинку. Но это не тот случай, на редкость смышленый ребенок.

– Девка-смотрящий? – хохотнул Баром, – а что, это могло бы поднять нам прибыль. Сколько кругов?

– Говорит, девятнадцать. Давайте я вас представлю, – предложил Ильман и со звоном захлопнул кассу.

– Я сам представлюсь. Покажи мне ее, хочу взглянуть, как работает.

Ильман сопроводил Барома к Мягкому залу.

– Вот она, болтает с клиентом. Да не эта, вон та, рыжая. С задницей. У башни из подушек. Гость хотел опробовать три кольца – подбирал для себя и жен. Девчонка надела три разом и начала травить ему такие байки, что он взял еще десяток на вынос.

Ильман говорил что-то еще, но Баром уже не слушал. Он увидел Эсму.

'Вот такой она могла бы стать когда-нибудь. Если бы успела подрасти. У нее была точно такая манера хохотать, запрокинув голову. И такая же глупая привычка размахивать руками, рисуя в воздухе то, для чего не хватает слов'. Он быстро стряхнул наваждение. Перед ним была смазливая девчонка, абсолютно непохожая на его дочь.

– Объяви по репродуктору, что в Мягком зале санитарный час, – велел Баром.

– Но, бонч, сейчас ведь пиковое время! – застонал Ильман.

Баром поднял руку, прекращая спор, и направился в сторону рыжей и ее собеседника.

– Как вы находите мое заведение? – обратился он к гостю.

Тот подскочил на мягких подушках и воззрился на Барома, словно на воплощенное божество.

– Вы господин Ярмс? Живая легенда? Ваш Клуб – это чудеснейшее из...

– Да-да, благодарю. Насладитесь другим залом, здесь у нас технический перерыв.

– Конечно-конечно! Такая честь! Вы – просто супер! Можно пожать вам руку? А пригласить с собой смотрящую?

– Два раза нет. Всего хорошего.

– Уважаемые гости, просим вас освободить зал для проведения санитарных работ, – разнесся голос Ильмана из громкоговорителей. Подтверждая его слова, музыка остановилась, и посетители двинулись к выходу.

Когда клиент ушел, Баром, наконец, обратился к девушке:

– Чем ты довела этого несчастного до такого экстаза?

– Вежливостью и обаянием, полагаю. Тем, чего у вас явный дефицит, – улыбнулась она, смело глядя ему в глаза, – это вы приказали устроить технический перерыв? Зачем?

Баром не удостоил вниманием ее вопросы:

– Похоже, твой лимит исчерпан, и на меня обаяния уже не хватило, – снисходительно заметил он. – Сколько игрушек уже тестировала сегодня?

– Восемь колец, четыре слайда с разными настроениями... – начала самодовольно перечислять она.

– Так, можешь не продолжать. Снимай все, хочу посмотреть на тебя.

Девчонка подняла одну бровь.

– Я говорю про игрушки. Снимай, мне надо видеть тебя без эффектов стимуляторов, – бесстрастно приказал он, явно не оценив иронии.

Она нехотя стащила три кольца, отдала их и тут же осела на подушки. Лицо ее осунулось и посерело. Она зевала.

– Сколько сейчас времени? – задал он вопрос. Девчонка покачала головой.

– Половина одиннадцатого. Почему тебе хочется спать так рано?

– Сегодня был насыщенный день, – попыталась улыбнуться она, безуспешно сдерживая нервный тик.

– Оно и видно. Ты что, скрипачка? У тебя в голове колыбельная играет после десяти? Без игрушек совсем мертвая?– напрямик спросил Баром.

– Скрипачка? Я вас не понимаю, – отвела взгляд она.

– Мое время дорого, – резко сказал Баром. – У тебя скрепка вшита?

Рыжая одернула рукав, пряча прозрачный браслет на запястье. Ее движение не укрылось от Барома.

– Я могу сопротивляться этой штуке, честное слово! – голос ее звучал почти умоляюще.

– Исключено, – отрезал Баром, – я не работаю со скрипачами. – Можешь остаться еще на день, пока я не найду нормального тестировщика.

Она с трудом поднялась, упрямо прожигая его взглядом:

– Мне очень нужны деньги. И я, правда, хороший смотрящий, я на игрушках уже шесть кругов!

– Знаешь, зачем я приказал им всем убраться? – осведомился Баром, – думал устроить тебе тестовый марафон. Поглядеть, на что ты способна. Но ты на ногах еле держишься. Возвращайся-ка обратно в свою Центральную плоскость...

– Я не из Центральной, – тихо сказала девчонка, – а из Старостопольской. Попала под обработку в ретро-коммуне.

– А, ретроградка! Я думал, ваша фишка как раз в отказе от контроллеров, – хмыкнул Баром и двинулся к выходу из Мягкого зала.

Ответа рыжей он не расслышал за звоном стекла. Одно из панорамных окон разлетелось в пыль, по полу прокатилась граната, а через секунду прогремел мощный взрыв.

***

Со всех сторон посыпались осколки, народ, не успевший покинуть зал, завизжал. Атви отбросило взрывной волной. Она оказалась в каше из тел и клочков подушечных декораций. В ушах непереносимо звенело. Люди в ужасе карабкались друг на друга, вопили и ломились к выходу.