Текст книги "Философия цвета. Феномен цвета в мышлении и творчестве"

Автор книги: Д. Теплых

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

И здесь проявляется основная позиция аристотелизма. Подобно тому как Аристотель не находит возможным говорить об идеях в качестве самостоятельного бытия, а говорит о формах, вполне имманентных материи, точно так же он не находит нужным в определении цвета выдвигать на первый план начало, представляющееся ему чисто идеальным и невидимым. Он предпочитает говорить не о самом свете, но об его функциях в материальной среде, о прозрачности, которая благодаря ему впервые делается возможной. Эта прозрачность берется у него, как обычно, в виде энтелехийно выраженного бытия, которое и есть свет. Аристотель называет свет "энтелехией" (реализацией) прозрачного, как бы противопоставляя роль прозрачного в явлении света – его же роли в отношении к цвету: "Свет есть его реализация (осуществление), реализация прозрачного как прозрачного. Там же, где прозрачное имеется лишь в возможности, там тьма"[36]36
  Аристотель. Физика // Сочинения: в 4 т. – Т. 3. – М., 1981. – С. 119.


[Закрыть]. «Ведь реализация прозрачной среды и есть свет»[37]37
  Там же. – С. 121.


[Закрыть]. Таким образом, цвет, по Аристотелю, есть энтелехия (реализация) бесконечного света в своем конечном инобытии, когда, проходя сквозь прозрачную среду невидимый свет (прозрачное как прозрачное) становится видимым, материальным, непрозрачным светом.

Своего расцвета метафизическая парадигма познания цвета достигает в трудах религиозных мыслителей Средневековья в рамках так называемой "метафизики света" – совокупности учений о внеземном происхождении света и о его значении для человека.

Согласно христианской мистической традиции (Дионисий Ареопагит, Э. Бенц, Я. Линдбланд, Е. Трубецкой, П. Флоренский, Ф. Этингер), цвета занимают подобающее им место в метафизической онтологии: "земные", видимые физическим зрением цвета не имеют самодовлеющего значения, как, в прочем, и любые иные вещи или явления этого мира. Они онтологически вторичны, являются следствиями, божественных, "духовно видимых" цветов, формами проявления неких духовных потенциальностей, стремящихся воплотиться в образах и вещах видимой реальности. Согласно утверждению Э. Бенца, "…благодаря необычайной интенсивности экстатических переживаний, небесные цвета, очевидно, привлекли человека раньше, чем цвета земные: в этой области провидцы на столетия опередили историков искусства. <…> Божественные цвета проявляют более высокие характеристики яркости и света – они пылают подобно расплавленному металлу, они сияют и лучатся, они обладают изменчивыми фазами интенсивности яркости, которая может увеличиваться до степени непереносимости"[38]38
  Бенц Э. Цвет в христианских видениях // Психология цвета. – М.-Киев, 1996. -С. 80, 83.


[Закрыть]. «Небесные», «духовно зримые цвета» доступны наблюдению только единицам и только в особых состояниях сознания. В религиозной литературе эти состояния обозначаются терминами «восхищение», «бытие в духе». «Когда внутренний взор человека, который является взором его духа, открыт, становятся видны вещи, которые совершенно невозможно увидеть телесным зрением (Сведенборг)»[39]39
  Там же.-С. 112.


[Закрыть]. «Духовно видимые» цвета являются «фракциями» божественного света, т. е. появляются как самостоятельные качественности «до» физического проявления. Вместе с тем они же, как неотъемлемая часть процесса воплощения Бога в природе, становятся и неотъемлемой частью физического мира, а не только физически видимого света: цвета – «праматерия», метафизическая субстанция материальных тел.

Онтологически цвет – как "духовный", так и "земной" – не имеет самостоятельного значения: "последним" онтологическим

источником всех цветов является Бог или Божественный (метафизический, невидимый) Свет. Этот Свет – единственная истинная реальность, но недоступная нашему физическому зрению. "Основная идея теологии света, – говорит Э. Бенц, – заключается в том, что никто не может взглянуть на сам первоначальный божественный свет. Бог "обитает в неприступном свете, который никто из человеков не видел и видеть не может" (1 Тим. 6, 16)"[40]40
  Бенц Э. Цвет в христианских видениях // Психология цвета. – М.-Киев, 1996. -С. 98.


[Закрыть]. По определению П. Флоренского, «все, что является или иначе говоря, содержание всякого опыта, значит всякое бытие, есть свет. В его лоне „живем и движемся и существуем“, это он есть пространство подлинной реальности. <…> Все сущее имеет энергию действования, каковою и самосвидетельствуется его реальность; а что неспособно действовать, то и не реально. <…> Итак, плод дел света есть искушение, или исследование воли Божьей, т. е. онтологической нормы сущего. Это есть изобличение всего, т. е. познание несоответствия дольнего мира его духовному устою – его идее, его Божественному лику, – и изобличение это делается светом (Еф. 5,13) <…> Свет же этот – не освещение земным источником, а все пронизывающий и формы полагающий океан сияющей энергии»[41]41
  Точное изложение православной веры. Творчество Св. Иоанна Дамаскина. – СПб., 1894.-С. 144, 150.


[Закрыть].

Для человека "духовные цвета" – это высшие символы Божественного сверхбытия. Главный каббалистический трактат Зогар ("Книга сияния") подробно осуждает разные формы света и символику цветов. "Приди, взгляни. Это четыре свечения. Три из них сокрыты, и одно – открывается. Свет светящий [белый]. Свет сияющий [красный]. И они светят, словно сияние незамутненных небес. Свечение пурпура, вбирающего в себя все свечения [голубой]. Свечение, которое не светит [черное, зеркало], вглядывается в них и воспринимает их и они, эти свечения, проявляются в нем – словно лампада против солнца. И три сокрыты, как уже говорилось, и пребывают над тем, которое открывается, и тайна этого – глаз. Закрой глаз свой и поверни зрачок свой, и откроются те светящиеся цвета, что сияют. И лишь закрытым глазам дана власть видеть их, ибо цвета высшие сокрытые существуют над теми, которые видны и не сияют"[42]42
  Раби Шимон. Фрагменты из книги Зогар. – М., 1994. – С. 123.


[Закрыть].

Таким образом, цвет есть творение Бога, а Бог – это "красильщик", который создает все цвета, смешивая их друг с другом. Как сказано в Библии: "Бог – красильщик. Как хорошие краски, которые называют истинными, умирают вместе с тем, что окрашено ими, так и то, что окрасил Бог. Ибо бессмертны краски его, они становятся бессмертными благодаря его цветам. <…> Господь вошел в красильню Левия. Он взял семьдесят две краски, он бросил их в чан. Он вынул их все белыми и сказал: Подобно этому, воистину Сын человека пришел как красильщик"[43]43
  Библия. Евангелие от Филиппа, 43:54.


[Закрыть].

Согласно базовому принципу христианской мистической традиции "Бог есть Свет, и нет в Нем никакой тьмы"[44]44
  Библия. 1-е Иоанна, 1:5.


[Закрыть] решается вопрос о соотношении Света и тьмы: Свет есть абсолютное «да» (бытие), тьма – абсолютное «нет» (небытие), в смысле отсутствия чего бы то ни было. В Библии читаем: «Все же обнаруживаемое делается явным от света, ибо все, делающееся явным, свет есть»[45]45
  Библия. К Ефсянам, 5:13.


[Закрыть]. По определению П. Флоренского, «… что не есть свет, то не является, и значит не есть реальность. Тьма бесплодна, и потому „дела тьмы“ называются у Апостола „неплодными“ (Еф. 5,11). <…> Это тьма кромешная, кроме, т. е. вне Бога расположенная. Но в Боге – все бытие, вся полнота реальности, а простирающееся вне Бога – это адская тьма, есть ничто, небытие»[46]46
  Точное изложение православной веры. Творчество Св. Иоанна Дамаскина. – СПб., 1894. – С. 144.


[Закрыть]. Именно поэтому, отмечает П. Флоренский, «тьма» вообще не представлена на православной иконе, в которой отсутствует тень как изобразительное средство, как то, что не должно быть изображаемо как не имеющее самостоятельного смысла. Символ тьмы – штрих на гравюре в католической, и особенно – в протестантской изобразительной традиции. Этот штрих (символ абсолютного небытия, «тьмы») противопоставляется Флоренским не белой краске иконы, а именно золоту фона и ассистки (золотой штриховки).

Соответственно решению вопроса о метафизике света и тьмы, трактуется и природа цвета в становлении всего сущего: цвета рассматриваются не как смесь света и тьмы, они – проявления трансцендентного божественного Света, своеобразный "уплотненный", "ослабленный", воплощенный в материю Свет; доступные зрению формообразующие качества, результат действия формообразующей энергии все того же изначального Света. Так П. Флоренский,

описывая изобразительные приемы, реконструирует онтологию и метафизические законы сотворения мира, или воплощение Духа в материальные формы. Согласно концепции иконописи как процесса "метафизического онтогенезиса" П. Флоренского, "… иконописец идет от темного к светлому, от тьмы к свету… Отвлеченная схема: окружающий свет, дающий силуэт – потенцию изображения и его цвета; затем постепенное проявление образа; его формовка; его расчленение; лепка его объемов через просветление…Все они (этапы) создают во тьме небытия образ, и этот образ из света. <…>…Для иконописца нет реальности, помимо реальности самого света и того, что он произведет"[47]47
  Точное изложение православной веры. Творчество Св. Иоанна Дамаскина. – СПб., 1894. – С. 136.


[Закрыть]. Следовательно, цвета – это мимолетные и ослабленные проявления трансцендентного света, первые признаки проявления бытия, потенции, качества; они – тоже свет, но в меньшей степени: «…Но меньший, он все же свет, а не тьма: полная тьма, полная тень абсолютно невоспринимаема, ибо не существует, есть отвлеченность»[48]48
  Там же. – С. 137.


[Закрыть].

Вместе с тем, существует и некоторая дилемма, связанная с вопросом о происхождении цвета. Одни христианские метафизики, считают, что цвета изначально содержатся в Свете, являясь изначальными сущностями, относятся к таинству Божественной сущности. Якоб Бёме связывал учение о цвете с представлениями о семи духах божьих, с участием цвета в процессе "самооткровения Бога", материализации, или реализации Бога в "вечной природе" мироздания[49]49
  Бёме Я. Истинная психология, или Сорок вопросов о душе. – М., 2004.


[Закрыть]. Э. Бенц следующим образом резюмирует представления о цветах Якоба Бёме: «Цвета относятся к первоначальным формам божественного бытия и представляют определенные первоначальные качества. <…> Цвета обладают способностью к некоторому откровению, что имеет величайшее значение в интерпретации природы земных и небесных вещей… Наши земные цвета являются лишь бледным отражением, мертвыми земными прообразами радуги небесных цветов… С другой стороны, на всех уровнях бытия и жизни – даже на самых низких – цвета вещей снова и снова раскрывают те же первоначальные силы, что приняли участие в сотворении телесности этой вещи»[50]50
  Бенц Э. Цвет в христианских видениях // Психология цвета. – М.-Киев, 1996. -С. 110–111.


[Закрыть]. По Фридриху Этингеру, «в святых откровениях все полно красок, и они имеют сущность, а не являются просто химерами. <…> В своем чистом, бьющем ключом движении верхние воды дают начало цветам, а также основным субстанциям всего сущего; но слава Господня, которая несет все цвета, излучает последние»[51]51
  Там же. – С. 119.


[Закрыть]. Другие религиозные метафизики указывают на то, что цвета есть единственная форма проявления Света в низших «слоях» бытия, своеобразная «завеса божественного света»; тогда цвета трактуются как «ослабленный», «затемненный», «оматериаленный» свет. Согласно Дионисию Ареопагиту, «цвета являются завесами первоначального божественного света в его нисхождении и сиянии в низших мирах. Продвигаясь вниз, божественный свет на различных уровнях разделяется на отдельные цвета в соответствии со способностью восприятия тех, кто относится к этим уровням»[52]52
  Дионисий Ареопагит. Сочинения. Максим Исповедник. Толкования. – СПб., 2003.-С. 99.


[Закрыть]. Эта дилемма средневековой метафизики не антонимична, поскольку обоих случаях цвета не являются «химерами», лишь «субъективными образами» в голове человека, а указывают на нечто им вне положенное, т. е. могут служить знаками, или символами Высшей реальности, Бога; физические цвета, обладают «символической потенцией», указующей на связь «земного» (естественного) и «небесного» (сверхъестественного) миров.

Начиная с XVII–XVIII вв. метафизическая парадигма познания цвета уступает место естественнонаучной парадигме (о чем ниже). Однако это вовсе не значит, что она исчезла вовсе.

Метафизические мотивы в трактовке сущности цвета мы обнаруживаем в учении о цвете великого немецкого поэта и мыслителя И.В. Гёте, который разрабатывал его как альтернативу ньютоновской естественнонаучной трактовке (о ней речь пойдет позже). "Цвета, – пишет И. В. Гёте, – деяния света, деяния и страдательные состояния… Цвет и свет стоят, правда, в самом точном отношении друг к другу, однако мы должны представлять их себе как свойственные всей природе: через них природа целиком раскрывается чувству зрения… Цвет есть закономерная природа в отношении к чувству зрения"[53]53
  Гёте И. В. Учение о цветах // ЛихтенштадтВ. О. Гёте. – Петербург, 1920. -С. 203–211.


[Закрыть]. При этом сама природа у Гёте имеет два плана бытия: метафизический, духовный (Свет) и физический, материальный (Тьма). «Свет Гёте есть единство: не множество „светочей“ (имеется в виду механистическая теория света И. Ньютона. – авт.), и единство это духовно: таков постулат», – говорит А. Белый, вдумчивый исследователь и приверженец учения Гёте[54]54
  Белый А. Рудольф Штейнер и Гёте в мировоззрении современности. – М., 1917. -С. 51.


[Закрыть]. Природа (Свет и Тьма) рождает гамму цветов. Цвет – это следствие взаимодействия Света (духа) и Тьмы (материи), «прохождение света на тьме» или сквозь тьму. Цвета – «деяния и страдательные состояния» света, встречающего на своем пути «не свет», т. е. материю: «Свет и тьма – это не цвета, это две крайности, меж коих цвета существуют благодаря модификации того и другого», – поясняет Гёте[55]55
  ЭккерманИ. П. Разговоры с Гёте.-М., 1981.-С. 190.


[Закрыть]. Можно сказать, что по Гёте цвет – это результат диалектического синтеза духа и материи, совершенно самостоятельная качественность; цвет – не есть Свет (дух), но повествует о нем; он не есть Тьма (вещество), но несет в себе его «отпечаток»: «Собственно цвет есть модифицированный свет, а тьма при этом играет активнейшую роль причины модификации»[56]56
  Там же.-С. 187.


[Закрыть]. Следовательно, если представить Цвет в виде простой формулы: «Цвет = f (Свет, Материя)», становится понятным, что как третий член диалектической триады он несет в себе «в снятом виде» качества остальных двух «образующих», не являясь ни тем, ни другим. Именно поэтому, цвет не есть только лишь физическая реальность, он несводим к колебаниям электромагнитных волн: «…цвет, хотя и подчиняется тем же законам <электричества и магнетизма>, поднимается, можно сказать, гораздо выше»[57]57
  Гёте И. В. Учение о цветах // ЛихтенштадтВ. О. Гёте. – Петербург, 1920. -С. 218.


[Закрыть].

Своеобразное продолжение метафизической трактовки цвета мы находим у Гегеля, который возрождает метафизическую традицию понимания света, критикуя естественнонаучные представления как ограниченные: "Ньютоновская теория, согласно которой свет распространяется по прямым линиям, или теория волн… – та и другая являются материальными представлениями, которые ничего не дают для познания света… никакая из этих двух теорий не может найти себе здесь (в объяснении распространения света. – авт.) места, потому что эмпирическое определение не имеет здесь никакой ценности"[58]58
  Гегель Г. Наука логики: в 3 т. – Т. 2. – М., 1971,– С. 125–126.


[Закрыть]. Оценив подобным образом физические теории, Гегель предлагает свое «абстрактное» объяснение: «Как абстрактная самость материи свет является абсолютно легким… Материя тяжела, поскольку она лишь ищет единства как места; свет же есть материя, которая нашла себя»[59]59
  Там же. – С. 122.


[Закрыть]. Для метафизики Гегеля[60]60
  Еще раз следует обратить внимание, что мы используем термин «метафизика» в его первоначальном, онтологическом смысле как «первой философии», наиболее абстрактной, умозрительной системы онтологических построений, а не в гносеологическом смысле как общефилософского метода познания, противоположного диалектике (по методу, сам Гегель назвал свою систему диалектической).


[Закрыть] в его системе спекулятивного мышления, под которым он подразумевал развитое им диалектическое мышление, цвет есть порождение диалектического соотнесения света и тьмы, которые порождены процессом саморазвития единого абсолютного начала – Абсолютной Идеи: «…свет становится тусклым от темноты, и помимо этого чисто количественного изменения он претерпевает и качественное изменение: благодаря соотношению с тьмой он определяется как цвет»[61]61
  Гегель Г. Наука логики: в 3 т. – Т. 2. – М., 1971-С. 123.


[Закрыть]. При этом первичным (потенциальным) источником цвета является все же свет, поскольку именно «свет есть обнаружение самого себя и своего другого, темного, и может сам себя обнаружить лишь посредством обнаружения этого другого»[62]62
  Гегель Г. Феноменология духа // Сочинения: в 14 т. – Т. 4. – М., 1959,– С. 210.


[Закрыть]. Однако сам цвет появляется (актуализируется) только в «живительном свете», когда тот соотносится с тьмой: «Свет живителен лишь, поскольку он относится к чему-либо другому, действует на него и способствует его развитию. Он противоположен тьме: благодаря этому проявляется принцип деятельности и жизни»[63]63
  Там же. – С. 210.


[Закрыть]. Гегель обращает внимание на распространенное заблуждение «рефлексии неподвижной противоположности», согласно которому свет считается вообще только положительным, а тьма – только отрицательным бытием. Гегель отмечает, что «свет в своем бесконечном распространении и в силе своей развертывающей и животворящей действенности обладает по своему существу природой абсолютной отрицательности»[64]64
  Гегель Г. Наука логики: в 3 т. – Т. 2. – М., 1971. – С. 211.


[Закрыть]. Напротив, тьма, как лишенное многообразия или как лоно порождения, само себя не различающее внутри себя, есть простое тождественное с собой, положительное. Ее принимают за чисто отрицательное в том смысле, что как простое отсутствие света она совершенно не существует для света, так что «свет, соотносясь с ней, соотносится не с чем-то иным, а единственно лишь с самим собой, следовательно, тьма лишь исчезает перед ним» (Internet, "Наука логики, там же). Свет как источник жизни цвета, по Гегелю, имеет не материальную, а идеальную сущность – он есть «имматериальная материя»: «…B себе самом он (свет) есть абстрактное тождество с собой, есть выступающая в пределах самой природы противоположность внеположности природы, следовательно, имматериальная материя. <… > Только с этой идеальной стихией и с ее омрачением посредством тьмы, т. е. посредством цвета, и имеет дело зрение. Цвет есть увиденное, свет же – средство видения»[65]65
  Гегель Г. Энциклопедия философских наук: в 3 т. – Т. 3. – М., 1977. – С. 110–111.


[Закрыть].

Метафизические мотивы понимания цвета можно обнаружить у некоторых современных исследователей. Так, известный искусствовед И. Иттен пишет: "Цвета, являются изначальными понятиями, детьми первородного бесцветного света и его противоположности – бесцветной тьмы. Как пламя порождает свет, так свет порождает цвет. Цвет – это дитя света, и свет – его мать. Свет, как первый шаг в создании мира, открывает нам через цвет его живую душу… Слово и его звук, форма и ее цвет – это носители трансцендентной сущности, только еще смутно нами прозреваемой. Так же как звук придает сказанному слову сияние, так и цвет придает форме особую одухотворенность. Первоначальная сущность цвета представляет собой сказочное звучание, музыку, рожденную светом"[66]66
  Иттен И. Искусство цвета. – М., 2001. – С. 10.


[Закрыть]. «Черный с его глубокой темнотой необходим, чтобы полихромное сияние света могло определиться в своих границах. Светлая же лучистость белого – чтобы цвет мог обрести материальную силу. Между черным и белым пульсирует живой мир хроматических явлений. Пока цвет связан с предметным миром, мы можем воспринимать его и изучать его закономерности. И все же сущность цвета остается скрытой от нашего понимания и может быть осознана только интуитивным путем»[67]67
  Там же. – С. 94.


[Закрыть].

Нельзя не сказать о достоинстве метафизической парадигмы познания цвета, которое заключается в том, что феномен цвета обретает свое атрибутивное место в системе всего сущего как одна из необходимых составляющих единой, гармоничной картины мироздания. Вместе с тем, метафизическая парадигма имела и существенный недостаток, который предопределил возникновение следующей исторической парадигмы познания цвета – естественнонаучной. Методологическая ориентация на умозрительно-спекулятивный метод познания сущности "цвета вообще" и аксиологическая установка на поиск абстрактной "истины ради истины", обусловливали пренебрежительное отношение к эмпирическим исследованиям конкретного многообразия цветов, закономерных механизмов их возникновения. Показательно, в этом отношении, агностическое мнение Платона, который, прослеживая возникновение всех цветов из смешения трех основных (белизны, черноты и красноты), говорил, что неразумно будет поступать тот человек, который попытался бы понять количественные пропорции смешения этих основных цветов в многообразно-конкретных цветах: "… тот, кто попытался бы строго проверить все это на деле, доказал бы, что не разумеет различия между человеческой и божественной природой, ведь если у бога достанет и знания, и мощи, дабы смесить множество в единство и сызнова разрешить единство во множество, то нет и никогда не будет такого человека, которому обе эти задачи оказались бы по силам"[68]68
  Платон. Тимей // Собр. соч.: в 4 т. – М., 1994. – Т. 3. – С. 120.


[Закрыть].

Если бы Платон дожил до Нового времени, то обнаружил бы, что новый тип исследователя – естествоиспытатель (в первую очередь, мы имеем в виду И. Ньютона) – оказался именно тем "невозможно-неразумным человеком", который посягнул на прерогативу Бога (хотя, следует отметить, что сам И. Ньютон верил в существование Бога) и вознамерился узнать законы, механизмы образования конкретных цветов, разложив единство (луч света) на множество (цвета, полученные с помощью призмы).

1.2. Естественнонаучная парадигма познания цвета

Традиционно цвет на протяжении последних столетий был объектом научного познания со стороны естествознания. Хотя предпосылки возникновения естественнонаучной парадигмы познания цвета можно обнаружить в трудах еще античных философов-материалистов (прежде всего Демокрита), все же формирование этой парадигмы познания цвета как осознанной методологической программы следует отнести к эпохе Нового времени (XVII–XVIII вв.), когда происходит переосмысление содержания, роли и места науки в общественной жизни.

Основы естественнонаучной парадигмы познания цвета были заложены в теории цвета Исаака Ньютона (1642–1727), которому принадлежит первая (из современных), наиболее известная, формулировка понятия "цвет" в рамках естественнонаучной парадигмы, данная им более 300 лет назад в его "Оптике". Вот примеры первых строк из глав, посвященных цвету, в весьма авторитетных учебниках: "Природа цвета впервые была объяснена Исааком Ньютоном"[69]69
  Пэдхем Ч. Восприятие Света и Цвета. – М., 1978. – С. 92.


[Закрыть]; «В основе современных теорий цветового зрения лежит наблюдение Исаака Ньютона, что белый солнечный свет, проходя через призму, расщепляется на спектр цветов»[70]70
  Там же. – С. 190.


[Закрыть]; «Лишь Исаак Ньютон положил конец донаучному периоду в истории развития учения о цвете и создал фундамент для этого учения, основанный на законах естествознания»[71]71
  Цойгнер Г. Учение о цвете (популярный очерк). – М., 1971. – С. 10.


[Закрыть].

Сегодня естественнонаучная парадигма познания цвета представлена в исследованиях по физике (физической оптике), физиологии и психофизиологии цветового зрения, биологии (эволюция цветового анализатора), колометрии.

Главной особенностью естественнонаучной парадигмы познания цвета становится изменение в методологических предпосылках познания цвета: происходит переход от умозрительно-спекулятивного метода построения теоретических учений о цвете, к использованию экспериментальных методов исследования природы света и цвета и применению математических (количественных) методов обработки полученных эмпирических данных. В качестве "программного" идеала естественнонаучной парадигмы познания цвета можно привести отрывок из произведения одного из идейных вдохновителей экспериментального метода в естествознании Ф. Бэкона "Новая Атлантида" (1627), в котором он подробно описывает научно-технический центр утопического государства Бенсалем в виде так называемого "Дома Соломона" (своего рода прообраза современных научных сообществ, типа академии наук): "Есть у нас дома света, где производятся опыты со всякого рода светом и излучением и со всевозможными цветами, и где из тел бесцветных и прозрачных мы извлекаем различные цвета (не в виде радуги, как мы это видим в драгоценных камнях и призмах), но по отдельности… Здесь же производим мы опыты с окрашиванием света, со всевозможными обманами зрения в отношении формы, величины, движения и цвета, со всякого рода теневыми изображениями"[72]72
  Бэкон Ф. Сочинения: в 2 т. – Т. 2. – М., 1978. – С. 245.


[Закрыть].

В своих онтологических допущениях познания цвета формирующееся естествознание XVII–XVIII вв. (как, впрочем, и все последующая наука, вплоть до конца XX в.) отказывается от мета-физически-идеалистической ориентации в учении о свете и цвете, и в фундамент своих построений кладет материалистически-ориентированные концепции понимания природы света и цвета. Стоит отметить, что в Новое время речь не идет о прямом отрицании нематериальной природы света, а скорее о некотором "смещении" онтологических аспектов его познания – своеобразном "умалчивании" метафизической проблематики касательно цвета. Ученые Нового времени прямо не отрицали существования Бога или другого идеального первопринципа бытия света как источника цветов – просто они оставляли в стороне этот вопрос, рассматривая в качестве объекта познания и последнего объяснительного принципа существования цвета не какое-либо метафизическое (трансцендентальное) начало бытия (субстанцию), а вполне "земное", материальное – физический свет как субстрат цвета. Свет перестает быть субстанцией, первоосновой и первоначалом всего сущего (или первым, единосущным проявлением субстанции), а рассматривается в качестве субстрата (от лат. substratum – букв, "подстилка") – материального "носителя" цвета. Историк науки А. Койре считает, что в своих предположениях Ньютон выдвинул гипотезу-допущение о материальности света: "Свет также может быть телом, хотя Ньютон… не утверждает этого явно. Он, несомненно верит, что свет является таковым, но думает, что не доказал этого… Следовательно…, в своем сообщении Королевскому обществу Ньютон действительно предложил гипотезу, а именно гипотезу о материальности света"[73]73
  Койре А. Гипотеза и эксперимент у Ньютона // Очерки истории философской мысли. О влиянии философских концепций на развитие научных теорий. – М., 1985. – С. 185–188.


[Закрыть].

Аксиологической установкой естественнонаучной парадигмы познания цвета является прагматизм. В сравнении с античной и средневековой метафизической традицией формирующееся естествознание XVII–XVIII вв., начертав на своих знаменах девиз Ф. Бэкона «Знание – сила!», в идеал научного познания включает особую ценность – «использующий (инженерный) принцип», т. е. такое представление о науке и объектах ее изучения, которое позволяет использовать знания и теории в инженерных целях. Естественнонаучная парадигма познания цвета задает ориентирована на определенный тип практики (инженерной), позволяющей посредством знания закономерных механизмов существования цвета полностью овладеть процессами возникновения цвета как природного явления, организовать их нужным для практической деятельности образом, управлять цветом в данной практике. Формула естественнонаучно-инженерной парадигмы: «Знать, чтобы предвидеть; предвидеть, чтобы действовать со знанием дела».

Основные положения теории цвета И. Ньютона определили дальнейшее развитие естественнонаучных представлений о цвете. Согласно естественнонаучной концепции Ньютона, цвета содержатся в свете как самостоятельные сущности. "[Свет] состоит из лучей, отличающихся друг от друга такими возможными характеристиками как величина, форма и сила подобно тому, как отличаются друг от друга песчинки на берегу, морские волны, человеческие лица и прочие природные вещи одного рода"[74]74
  Койре А. Гипотеза и эксперимент у Ньютона // Очерки истории философской мысли. О влиянии философских концепций на развитие научных теорий. – М., 1985.-С. 191.


[Закрыть]. Согласно ньютоновской трактовке цвета не есть результат взаимодействия света с природными объектами: «Ниспровергая… наиболее прочные основы оптики, Ньютон доказывает, что цвета принадлежат не окрашенным телам, а лучам света, что они не являются модификациями последнего, а суть его изначальные свойства…»[75]75
  Там же. – С. 185.


[Закрыть]. Цвет, таким образом, благодаря Ньютону, рассматривается не как часть видимого мира, а как элементарная составляющая света: по Ньютону, свет состоит из лучей различных цветов. Сам Ньютон предложил теорию света, согласно которой свет состоит из мельчайших частиц – корпускул; попав в глаз, они и вызывают ощущение. Каждому цвету соответствуют свои корпускулы, и различаются скорее всего, тем, что имеют разные массы. В настоящее время в физике стало общепризнанным так называемый корпускулярно-волновой дуализм в теории света[76]76
  Справедливости ради, следует отметить, что Ньютон колебался между корпускулярными и волновыми воззрениями на природу света, но все же больше склонялся к корпускулярным представлениям.


[Закрыть]: свет является с одной стороны потоком частиц (корпускул), а с другой – электромагнитной волной (в основе этой теории – явления дифракции света в экспериментах Гримальди). Современные теории цвета основываются на волновых свойствах света, рассматривая свет как смесь (спектр) световых волн с разными длинами. Согласно волновой теории света, цвет – это световая волна с определенной длиной[77]77
  Под волной понимают имеющую поступательное движение (чаще всего постоянной величины) часть колебания (периодические волны). Расстояние между гребнями волн называется длиной волны (к), размер которой определяется как расстояние в направлении распространения периодической волны между двумя последовательными точками. Оно измеримо, но чрезвычайно мало – единицей измерения здесь является нанометр (нм), который равен 1 миллимикрону, т. е. миллиардной части метра.


[Закрыть]. Так, по определению физика В. Шредингера, «цвет есть свойство спектральных составов излучений, неразличимых человеком визуально»[78]78
  Шредингер Э. Лекции по физике. – Ижевск, 2001. – С. 86.


[Закрыть]. Этот взгляд вполне справедливо обозначить как механистический, т. к. им постулируется составная природа света, способного разлагаться на цветные лучи. Подобные физические определения цвета наделяют цвет лишь объективным бытием, абстрагируюясь от его существования в человеческом сознании: цвет, с позиций физики, существует объективно, т. е. независимо от сознания человека, и есть ни что иное как электромагнитная волна определенной длины. Такая физическая трактовка цвета, взятая сама по себе, оказывается парадоксальной: получается, что цвет – это не только

то, что мы видим, но и то, что мы не видим, не различаем визуально, т. е. цвет может быть в принципе "невидимым".

Поэтому в естественнонаучной парадигме физические основы учения о цвете дополняются физиологическими определениями: цвет – это одно из свойств объектов материального мира, воспринимаемое как сознательное зрительное ощущение. Одним из первых, такое понимание цвета высказал сам Ньютон, который отмечал, что световые лучи сами по себе не являются цветными: "В них нет ничего, кроме определенной способности и предрасположения вызывать у нас ощущение того или иного цвета"[79]79
  Джад Д. Цвет в науке и технике. – М., 1978. – С. 127.


[Закрыть]. В современном учебнике это определение отображено следующим образом: «Сам свет окрашен не больше, чем радиоволны или рентгеновские лучи, но несет сведения, или информацию, способную вызвать ощущение цвета»[80]80
  Пэдхем Ч. Восприятие Света и Цвета. – М., 1978. – С. 95.


[Закрыть]. Следовательно, более подробный ответ на вопрос «что такое цвет?» в рамках естественнонаучной парадигмы формулируется не только в изучении природы света (свет и его спектральный состав всего лишь физические раздражители рецепторов, возбуждение которых вызывает у нас ощущение цвета), но и в строении и функционировании зрительной системы. Вот яркий пример такой позиции: «Говоря таким образом [»яблоко красное", «лист зеленый» и т. п.], мы создаем впечатление, будто цвет есть свойство самих предметов… Мы не осознаем, что цвет – не объективная категория, а элемент наших ощущений, восприятий и переживаний"[81]81
  Цоллингер Г. Биологические аспекты цветовой лексики // Красота и мозг. Биологические аспекты эстетики. – М., 1995. – С. 156.


[Закрыть].

Физиологические учения о природе цвета (нейрофизиология, психофизика, психофизиология, колориметрия, естественнонаучная психология ощущений) делают предметом познания не вопрос "откуда берутся цвета" (вопрос о причине), а вопрос "как человек различает цвета?" (вопрос о механизмах цветового зрения).

Трактовка цвета как зрительного ощущения основана на материалистической теории отражения, согласно которой ощущение

– это отражение объективного мира, единственный источник познания окружающей действительности. "Ощущение, – писал основоположник теории отражения В. И. Ленин, – есть действительно непосредственная связь сознания с внешним миром, есть превращение энергии внешнего раздражения в факт сознания"[82]82
  Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм // Поли. собр. соч.: в 55 т. – Т. 18.-М., 1973. -С. 317.


[Закрыть]. «Лучи света, – писал также В. И. Ленин, – попадая на сетчатку, производят ощущение цвета. Значит, вне нас, независимо от нас и от нашего сознания существует движение материи, скажем, волны эфира определенной длины и определенной быстроты, которые, действуя на сетчатку, производят в человеке ощущение того или иного цвета»[83]83
  Там же.-С. 321.


[Закрыть]. Материалистически-естественнонаучное определение природы цветового зрения указывает на необходимость рассматривать ощущение цвета как явление, обусловленное, с одной стороны, воздействием на наш зрительный орган объективно, вне нас существующей материи, с другой – способностью сетчатки нашего глаза реагировать на это воздействие, вызывать цветовые ощущения.