Текст книги "Лингвистика измененных состояний сознания"
Автор книги: Д. Спивак
Жанр:
Языкознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Большие изменения сознания изучаются на материале сложного труда операторов, характеризующегося высокой степенью ответственности и чередованием периодов крайней напряженности
60
в работе с периодами пассивности. Здесь можно упомянуть как исследования понимания речи, поступающей, например, в наушники диспетчера аэропорта при особой затрудненности восприятия (шум – [88, с. 140—141], многоканальный прием – [87, с. 114– 115]), так и исследования порождения речи оператором в условиях стресса [51]. Возникающие в этих случаях «всплесками» состояния вполне сравнимы с уровнем начала среднего оглушения при диссолюции. Действительно, в неупорядоченных перечнях наблюдавшихся здесь фактов мы можем отчетливо выделить структуры, характерные для начавшейся диссолюции языковой способности. Так, на лексическом уровне регистрируется повышение числа слов-паразитов и «штампов», частиц, эмоционально-значимых слов – то есть лексики, рассматриваемой нами как узкоденотативные знаки. В области морфологии отмечается рост ошибок в согласовании слов, числа незавершенных предложений, а в синтаксисе – неясные перестроения порядка слов и рост числа простых предложений. Правда, одновременно регистрируется и ряд незначащих компонентов речи, разговорная речь оценивается с позиций литературной грамматики, а объяснение полученных фактов весьма непоследовательно. Например, отмечавшийся нами перенос центра предикативности с глагола на обычно не служащие для этого грамматические категории заставляет И. М. Лущихину [87] вводить новые категории типа «действие-процесс» вместо «глагол-сказуемое», что не приводит к прояснению сущности этого явления.
Естественный коррелят состояний, лежащих еще ниже по шкале измененного сознания, представляет собой психологический шок при больших природных катаклизмах, иногда сопровождаемый чувством физической боли различной степени. Здесь мы располагаем немногочисленными наблюдениями нелингвистов, работавших, однако, с вербальными тестами. Углубленный анализ позволяет выделить и здесь повышение числа узкоденотативных знаков, перестройку семантических полей и рост числа синтагматических ассоциаций, переходящих в «штампы» [68, с. 179—189; 134].
Следуя таким образом за углубляющейся диссолюцией языка и сознания, мы постепенно приходим к стадиям сопора и начала комы. На основании изучения гипнологической литературы эти состояния можно считать одновременно как измененным сознанием, так и измененными состояниями сна. Естественным поэтому будет обратиться к исследованиям речи при засыпании и пробуждении как при переходе к естественному сну, так и к его искусственно вызванной разновидности – гипнозу. Материалы последнего следует использовать с осторожностью, ввиду его большой специфичности и недоказанности коррелирования с измененными состояниями сознания [123]. Вместе с тем анализ речи на глубинных стадиях гипноза в некоторых основных чертах соответствует нашим положениям о роли узкоденотативной лексики и изолированных простых предложений [153]. Значительно более кон-
5 Д. Л. Сиивак 61
структивны исследования спонтанной [28, с. 121 122] и грамматически связанной [107] речи при промежуточных между бодрствованием и сном состояниях. В последнем из упомянутых экспериментов испытуемого будили во время быстрого сна и просили передать его содержание. Чем медленнее просыпался испытуемый, тем больше было в его речи простых нераспространенных предложений и лексики, непосредственно описывающей содержание сна. Этот феномен не объясняется авторами, с наших же позиций дело обстоит вполне логично: чем медленнее просыпается испытуемый, тем дольше он задерживается на глубинных стадиях диссолюции. Отсюда и преобладание характерных для них лексико-граммати-ческих структур.
Последней стадией диссолюции является выраженная кома, соответствующая естественному распаду организма. Здесь наука располагает очень немногочисленными, разрозненными наблюдениями за построением речи при естественном, далеко зашедшем старении организма [15] и полном его угасании [160, с. 300—311]. На лексическом уровне отмечается рост встречаемости заместительной и дейктической лексики, наречий и частиц, для синтаксиса же характерен отчетливый распад предикативной связи при тенденции к несколько большей устойчивости группы сказуемого, и т. п. Последовательный анализ этих данных с точки зрения лингвистики измененных состояний сознания позволяет включить и материал речи при естественном угасании организма в многослойную концепцию языка. Кстати, здесь снова видна роль теоретико-лингвистической методологии. Так, В. Г. Будза отмечает понижение средней длины слова, не замечая при этом тенденции к слиянию нескольких слов в узкоденотативный комплекс; он указывает, что речь старика много богаче словами речи ребенка, и поэтому не имеет с ней ничего общего, но не обращает внимания на то, что эти слова вступают в связи, которые примерно одинаковы на соответствующих уровнях. Наконец, автор говорит о большей сохранности группы сказуемого по сравнению с группой подлежащего при диссолюции, однако при этом он не видит изменений самих способов передачи предикативности, и т. д. Неудивительно, что в выводах своей работы он категорически отрицает возможность просматривания онтогенеза через диссолюцию и локализует язык в височной доле одного из полушарий [15, с. 75 – 76]. Порядок в собранном здесь интересном материале можно навести лишь вооружившись знанием современных лингвистических концепций, которые мы старались всемерно учитывать при построении лингвистики измененных состояний сознания.
Таким образом, результаты нашего эксперимента и материалы наиболее репрезентативных проведенных ранее исследований языка и речи при всех типах измененного сознания выказывают высокую степень общности и могут быть расположены как стадии одного сложного процесса на основе единого теоретико-лингвистического подхода в предложенной выше концепции многоуровневого построения языка.
62
Здесь снова возникает необходимость в уточнении теоретических позиций нашего исследования. С одной стороны, жизни каждого человека неотъемлемо присущи эмоции. С другой стороны, в почти каждой выраженной эмоции возможно различить элементы языковой способности, характерной для измененного сознания. Следовательно, при лингвистическом обобщении возникает опасность отнесения едва ли не всей речевой деятельности к лингвистике измененных состояний, восприятия нормы лишь как идеального конструкта, практически редко достижимого. Такая точка зрения представляется нам неправильной, не учитывающей сложного, социально обусловленного характера языка.
Теоретической основой нашего подхода является развитая в советских науках о мышлении теория общественно обусловленной адаптации. Эта теория основывается на разделении внешней по отношению к личности среды на обычные и необычные условия существования. Обычные условия существования – это совокупность физико-химических, биологических, информационных и поведенческо-семантических характеристик внешней среды, являющихся стереотипными, обычными с точки зрения общества, функционирующего при этих условиях [31, с. 71; 45, с. 12]. Необычные условия существования характеризуются изменением одного из этих факторов или их совокупности, нарушающим общественно-целесообразные стереотипы. Следует подчеркнуть ключевую роль последних, сложившихся в процессе общественно необходимого труда, несводимость этих стереотипов к биологическим факторам. Так, если для жителя большого города найти дорогу в тундре в условиях пурги – это сильнейшее стрессовое состояние, безусловно являющееся необычным, то для местного жителя – вполне обычное условие жизни и труда. Необычным для последнего условием будет, скажем, труд водителя в условиях переполненного транспортом города, не представляющий собой ничего особенного с точки зрения городского жителя. При адаптации к местным условиям, восприятии характерных для жизнедеятельности общества в данных условиях реалий ранее необычные состояния могут становиться обычными.
Если при обычных, ничем не выделяющихся с общественной точки зрения условиях существования поведение человека сильно отличается от стереотипного, то ученые говорят о так называемом акцентуированном типе личности, характеризующемся суженной адаптивностью каких-либо систем организма и в принципе повышенной возможностью возникновения нервно-психического расстройства. При неприемлемом с точки зрения общества поведении, порождаемом патологическим развитием биологических систем организма, констатируется наличие нервного заболевания. При двух последних видах патологической адаптации наблюдается наличие самопроизвольного процесса, не обусловленного обычными с точки зрения общества условиями. Это – не измененное состояние, а болезнь (или для акцентуированной личности – повы шенная вероятность заболевания, «предболезнь», «доманифестньп
б;
период» болезни [70, с. 35], «третье состояние» [13, с. 49] и пр.).
Необычные с точки зрения данного общества условия существования также предполагают наличие в рамках общих для всех людей биологических характеристик некоторых «среднестатиче-ских», сложившихся исторически и усваиваемых с раннего возраста стратегий адаптации. Это означает, что при экстремальных условиях нормальным, общественно приемлемым является определенное изменение функциональных систем организма, приноравливающихся к внешним условиям. Например, если горец при восхождении в горы не должен существенно переадаптироваться, то житель города в норме испытывает сильные слаженные колебания всех систем организма, включая сознание. Как раз если у последнего никаких изменений нет, он совершенно нечувствителен к холоду и атмосферному давлению – это неблагоприятный признак, род болезни. С другой стороны, если реакция на внешние условия чересчур сильна, человек «теряет голову» – это также признак плохой адаптации [4, с. 80—81]. Таким образом, если ослабленная или извращенная адаптация либо полное ее отсутствие – это болезненные состояния различной степени тяжести, то нормальная, общественно целесообразная адаптация – это естественный процесс, это норма при необычных условиях. К измененным состояниям сознания относится исключительно последнее явление.
Описанное ограничение полностью согласуется с ведущим в советском языкознании пониманием языка как общественного явления, обобщающего накопленный в общественно-трудовой практике опыт коллектива по отражению объективной реальности [43, с. 19]. Именно определение измененных состояний сознания как нормального, общественно полезного и закономерного при изменении среды обитания либо целевых преференций средства адаптации позволяет считать характерные для этих состояний принципы построения языка не раритетом или курьезным лабораторным экспериментом, но неотъемлемой частью языка и речи общества в целом и любого человека в частности. На этом основании представляется необходимым полное вовлечение результатов, полученных лингвистикой измененных состояний, в современное теоретическое языкознание.
Разумеется, здесь возникают некоторые присущие всякой строгой классификации проблемы. Так, отличить искусственно вызываемые состояния от естественно возникающих методологически несложно: если в последних внешние условия влекут изменение функционирования ряда глобальных внутренних систем организма, то в первых исследователь воздействует сразу на внутренние системы, имитируя необычные внешние условия. Причина и следствие меняются местами, что требует кропотливой научной разработки, уже проведенной ранее. Однако между этими двумя типами измененного сознания существует промежуточная группа. Мы имеем в виду лиц, систематически употребляющих в значительных дозах отдельно либо в сочетании алкоголь, снотворное,
64
i
транквилизаторы и стимуляторы, никотин, либо живущие в условиях загрязненной окружающей среды. По мнению специалистов, доля таких лиц может составить до трети крупной городской популяции [13, с. 50].
С одной стороны, речи таких людей при злоупотреблении указанными средствами присущи многие основные характеристики языка при измененных состояниях сознания, вплоть до «разрывной» памяти [1, с. 150; 108; 144]. С другой стороны, предполагать здесь какую-либо целесообразность с общественной точки зрения затруднительно. В этих условиях мы следуем взглядам советских гигиенистов, рассматривающих такие явления как временно существующие негативные последствия недостаточного учета некоторых второстепенных факторов научно-технического прогресса, нуждающиеся в выявлении, комплексном изучении и коррекции со стороны гигиенистов, физиологов, специалистов по экономике труда и внепроизводственной сферы [12, с. 7, 84] при содействии, в частности, и лингвистов.
Возвращаясь к проблеме классификации состояний сознания, нужно сказать, что эта тема вовсе не представляет собой узко теоретического интереса. Напротив, именно в этой области народнохозяйственная практика требует быстрого и эффективного внедрения лингвистических методов в жизнь. Дело тут состоит в том, что при направлении людей для жизни и труда в необычных условиях существования (условия холода, высокогорья, морской и подводной среды, космоса), при внедрении новой техники и интенсивных технологических процессов, при приеме в готовящие для такой деятельности средние специальные и высшие учебные заведения и так далее необходимо оценить степень нервно-психической устойчивости и адаптивных способностей людей.
При этом практика требует разделения обследуемых самое меньшее на три основные группы. В первую из них входят лица с отличными адаптивными возможностями, во вторую – обычно наибольшую по числу – лица с удовлетворительными адаптивными возможностями, несколько ослабленными за счет второстепенных факторов типа возраста, неправильного режима жизни или питания либо же просто типа характера, связанного с особенностями психофизической конституции. В третью, обычно самую небольшую, группу входят лица с плохим и патологическим типом адаптации, нуждающиеся в консультации врача. Как мы помним, первые две из этих групп характеризуются измененными состояниями сознания при попадании в необычные условия существования, у последней же группы людей возникают не измененные, а болезненные состояния. Следовательно, разделение людей в процессе массового отбора на эти три основные группы должно происходить согласно прогнозу характера и степени измененного состояния сознания. Поскольку речь идет об обладающей большой важностью для народного хозяйства задаче быстрого и эффективного обследования больших масс людей, желательно экономящего материальные и финансовые средства, а также время
65
и труд специалистов по отбору, именно здесь, на самой первой стадии отбора, нужен прогностически эффективный, основанный на заполнении короткой письменной анкеты с приложенной типовой методикой обработки, лингвистический тест [ср. 84; 127]. Далее, когда дело уже в общем ясно, физиологи и гигиенисты могут заняться спорными, неясными случаями, используя дорогостоящую аппаратуру и долгое лабораторное обследование. В самом же начале разделить большие совокупности людей на наиболее важные группы можно лишь по материалам анализа коротких стандартизованных анкет. Естественно, что основным практическим применением достигнутых языкознанием сведений о языке при измененном сознании является массовый отбор людей для жизни и труда в необычных условиях существования. К настоящему времени единственная лингвистическая методика, опробованная на материале полутора тысяч человек, объединяющая все известные закономерности языка при измененных состояниях сознания и непосредственно внедренная в практику массового отбора, построена в рамках лингвистики измененных состояний сознания (первая публикация– [74]).
В существующей практике массового отбора используется значительное количество вербальных тестов при отсутствии лингвистической теории их построения. Поэтому для решения в общей форме задачи прогнозирования по данным языка – характера протекания измененных состояний сознания или типа адаптации в целом – нам придется вернуться к искусственно вызванным измененным состояниям сознания. Как мы помним, одним из достигнутых на этом материале результатов является лингвистическая типология таких состояний, состоящая в выделении трех главных типов их протекания, к которым относятся: стабильный тип (существует корреляция как между физиологическими и языковыми показателями, так и внутри системы языковых показателей); переходный тип (подтип I: нарушен последний из названных видов корреляции; подтип II: нарушен первый из них) и нестабильный тип, где нарушены оба вида корреляции. В нестабильный тип входит наименьшее число испытуемых, и каких-либо общих закономерностей здесь по нашему тесту не наблюдается. Что же касается первых двух типов, то для них были найдены содержательные теоретико-лингвистические интерпретации. Внимательное рассмотрение этих типов позволяет выдвинуть предположение о том, что стабильный тип представляет собой отличный тип адаптации, переходный – удовлетворительный тип адаптации, а нестабильный тип вообще связан с патологической адаптацией и отсутствием измененного состояния сознания.
Действительно, при первом из этих типов и языковая, и физиологическая системы работают слаженно, проходя при диссолюции ряд закономерно возникающих этапов. При переходном типе что-то здесь нарушается – или в языке, или в вегетатике – но в общем основные тины связей сохранены. И наконец, при нестабильном типе никакого общего порядка в адаптации нет. Для доказательства
66
высказанной гипотезы следует рассмотреть лишь возражение состоящее в следующем. Адаптация – понятие, касающееся сугубо здоровых людей, а основной объект нашего наблюдения – все же люди, страдающие нервно-психическим расстройством и помещенные для его излечения в стационар. Потому-то все они и представляют лишь разные типы дезадаптации, и высказанная гипотеза методологически необоснованна.
На первую часть этого возражения следует ответить тем, что в нашем эксперименте рассматриваются не собственно измененные состояния и адаптация, но их лабораторная имитация (модель). Аналогичным образом и другие ученые изучают модели естественно возникающих состояний, а степень соответствия получаемых результатов живой реальности гарантируется уже методикой эксперимента. У нас специально использовалась контрольная группа здоровых людей, а больные брались на ранней стадии развития заболевания, сравнивались совершенно разные по действию препараты и пр. Все это позволяет считать, что мы воспроизвели и изучили естественно возникающие у нормальных людей состояния с точностью, адекватной современным научным требованиям.
На вторую часть возражения ответить сложнее. Дело в том, что адаптация при норме и патологическая адаптация при болезни могут почти совпадать по ряду характеристик, но это – принципиально разные вещи [35, с. 308; 45, с. 95]. Чтобы сделать выбор между ними, нужно посмотреть, с какими другими характеристиками испытуемого связаны выделенные нами типы. Если они связаны с признаками болезни, типа отдельных ее форм или давности заболевания, значит – эти типы представляют собой формы патологической адаптации, которая «перекрывает» личность. Если же типы связаны с более крупными характеристиками, вроде типа личности или степени глубины измененных состояний, значит последние «перекрывают» болезненные симптомы, давая картину более общезначимых закономерностей, и мы наблюдаем нормальную адаптацию, проходящую при осложненных болезнью условиях.
Исследование всех доступных нам характеристик личности, болезни и хода лечения испытуемых проводилось на материале всех упомянутых выше испытуемых. Поскольку ранее мы описали с наибольшей подробностью измененное сознание при введении кетамина, приведем для этой же группы испытуемых новые данные (табл. 7). Анализ материала этой таблицы позволяет нам сделать пока чисто количественные выводы, отраженные в табл. 8.
Как нам представляется, достигнутая в этой таблице типологи-зация достоверно свидетельствует о том, что здесь нами наблюдались испытуемые, у которых влияние типа личности пока «перекрывает» болезнь, а следовательно – моделируется нормальная адаптация. В самом деле, стабильный и I переходный типы охватывают здоровых людей, а также больных, у которых заболевание протекает медленно или вообще стабилизировалось, они к нему приспособились с давних пор, постоянно работают, социальная
67
Некоторые характеристики испы
| Показатель 1 | Номер | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |
| Возраст в момент наблюдения (полных лет) | 31 3 | 24 0.3 | 37 3 1 | 19 1.5 | 24 | 29 4 6 | 26 2 5 | 27 3 1 | |
| Время пребывания в лечебном заведении (мес) | 5 | 2 | ШЗ ШЗ | 2 | 1.5 | ШЗ ШЗ | ШЗ ШЗ | А Ш 0.5 | |
| Сколько раз до этого помещался по психическому заболеванию в лечебный стационар (включая данный раз) | Ш1 Ш4 | Ш2 Ш2 | 4 | Ш Ш2 | 2 | 8 | 3 | Т | |
| Начальный диагноз | 7 | 2 | Г | 3 | ШЗ ШЗ | Т Н | г н | ПII | |
| Окончательный диагноз | Г ПI | + | СТ | Г СТ | 8 | ||||
| Давность заболевания (полных лет) | Г | + | |||||||
| Существование наследственной предрасположенности к психическому заболеванию | СТ | Т | |||||||
| Общая тяжесть протекания болезни в период тестирования | ПI | ||||||||
| Тип измененного состояния (по данным табл. 3) |
Примечания. Номера испытуемых – те же, что в табл. 1. Поскольку номера 16 – 20 относятся к контрольной группе, соответствующая графа не заполняется. Данные всех строк, кроме последней, механически переносятся из истории болезни. Ш 1 – шизофрения, простая форма. Ш 2 – шизофрения, неврозоподобная форма, ШЗ – шизофрения, параноидная форма, Ш4 – шизофрения, депрессивный синдром, Ш5 – шизофрения, психопатоподобная форма, А – тревожно-депрессивный синдром. В – параноидный синдром, В – астено-депрессивный синдром, « + » —имеется неблагоприятная психическая наследственность, « + » —имелись родители-алкоголики, «—» —не имеется неблагоприятной психической наследственности, Г – гладкое протекание болезни, Т – средняя тяжесть протекания болезни.
адаптация здесь в общем удовлетворительна. Иное дело – II переходный и нестабильный типы. Болезнь захватила здесь человека полностью, единственный принадлежащий этой группе здоровый испытуемый отличался сильными послеоперационными болями. Никакой труд, а тем более социальная адаптация здесь невозможны, человек слег, и его нужно лечить. Для полного доказательства высказанных предположений представляется необходимым посмотреть, как тип присущей данному лицу адаптации отражается на протекании психофармакологической терапии, индуцирующей у него измененное состояние сознания.
Нужно отметить, что проведенное нами исследование целого ряда характеристик терапии, типа величины доз, динамики их повышения и пр., не дало здесь никаких ясных результатов. Тогда мы сделали предположение, что и характеристики измененных состояний сознания нужно брать укрупненно, ориентируясь опять-таки на тип личности. Для этого было введено понятие традиционности психофармакотерапии, сводимое к следующим типам: тип К – традиционное, проверенное многократно и рекомендуемое общепринятыми методиками сочетание слабых доз нейролептика и антидепрессанта, или же единичное назначение одного из них в любой дозе; тип Л – назначение аналогичных, но весьма больших
68
туемых при кетаминовои терапии
Таблица 1
испытуемого
| 9 | 10 | и | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | |
| 21 | 20 | 21 | 22 | 20 | 25 | 32 | - | - | — | — | |
| 4 | 4 | 0.6 | 7 | 1 | 2 | 5 | - | - | - | - | |
| 1 | 1 | 2 | 2 | 1 | 4 | 1 | - | - | - | - | |
| Б | В | ш | Ш | Ш | ШЗ | В | |||||
| ТТТЗ | Ш5 | ш | шз | Ш1 | ШЗ | Ш5 | — | — | — | — | |
| 0.5 | 1 | 6 | 1 | 0.5 | 6 | 4 | — | — | — | — | |
| + | — | ± | — | — | ± | + | — | — | |||
| Г | Г | г | г | Т | Т | Г | _ | ||||
| ст | ст | ст | н | н | ПII | СТ | СТ | ст | ст | ПII | ( |
доз нейролептика и антидепрессанта; тип М – нетрадиционная, специально подобранная при лечении ввиду сложного, непредусмотренного типовыми методиками протекания болезни фармакотерапия, как правило, заключающаяся в добавлении какого-либо другого препарата (эглонил, пирацетам или инсулин).
С точки зрения врача такое разделение не вызовет возражений: либо болезнь протекает типично, в обычных формах, либо очень своеобразно, и тогда нужно подбирать соответствующий, только здесь годящийся способ лечения [ср. 114, с. 325]. Наш же расчет здесь сделан на то, что типовая психофармакотерапия «навязы-
Таблица 8
Общие типологические характеристики испытуемых при кетаминовои терапии
| Тип | ||
| Показатель | стабильный и I переходный | нестабильный и II переходный |
| Наличие неблагоприятной психической наследственности | ± | — |
| Тяжелое протекание болезни в период наблюдения | — | + |
| Принадлежность членов контрольной группы данному типу | + |
Примечания. « —»: данное явление встречается в пределах данного типа с вероятностью р<0.3; « ± » : 0.3≤р<с0.6; «+» : 0.6≥р (контрольная группа учтена в последней строке).
69
| 1 Показатель | Номор | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |
| Эффективность психофармакотерапии Традиционность исихофармакотерапии | э к | Э К | э | с к | с к | с | с к | л | |
| л | л |
Примечания. Для контрольной группы, где все смеси оказались традиционными, проводимыми по специально созданным инструкциям (кетамино-центральноэнергетический, кетамиио-' барбитуровый и кетамино-седуксеновый виды наркоза), вторая строка учитывалась следующим образом: К – суммарная доза кетамина до 300 ед. включительно, Л – выше этой границы (нодроб нее об индексах К, Л, М см. в тексте). Э – эффективная психофармакотерапия, С – средняя эффективность психофармакотерапии.
вает» больному, несмотря на его болезнь, некие стандартные, закономерно сменяющиеся измененные состояния сознания. Если болезнь пока не «перекрыла» адаптационных механизмов, то эта терапия помогает последним снова встать на правильный путь и ведет к излечению. Если же болезнь зашла далеко и ослабленная адаптация уже перешла в извращенную, образовались «порочные круги» в психике – тогда для их разрушения нужны необычные, нетиповые средства. С учетом такого подхода дополним табл. 7 еще двумя строками (табл. 7а). Анализ этой таблицы позволяет нам дополнить и табл. 8 (табл. 8а).
Таблица 8а
| Эффективность традиционного вида психофармако- | + | ± |
| терапии | ||
| Эффективность нетрадиционного вида психофармако- | — | ± |
| терапии |
Примечание. Условные обозначения те же, что в табл. 8.
Материалы табл. 8а полностью доказывают сделанные нами при анализе табл. 8 предположения. Действительно, традиционная психофармакотерапия, «навязывающая» больному стандартный тип прохождения этапов измененного состояния сознания, оказалась эффективной именно у социально адаптированной группы испытуемых, способной к общественно полезному труду, для которой мы предположили нормальный тип адаптации, ослабленный болезнью и другими факторами. Обратное оказалось характерным для патологически адаптированной группы. Аналогичные результаты были достигнуты на материале групп, проходивших другие виды психофармакологического лечения. Каких-либо новых по сравнению с описанными явлений выделено не было, расхождения получались в основном за счет разного удельного веса и положения переходных типов I и II между стабильным и нестабильным типами. Такая нечеткость, размытость границ, характерная как для биологических процессов, так и для языка [58, с. 101] не влияет на принципиальный характер выявленных выше закономерностей. Следовательно, выделенные при исследовании
70
&Й
Таблица 7а
испытуемого
| 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 |
| э | э к | э | Э | э м | э л | э м | э к | э | э к | э л | э к |
| л | л | м | л |
искусственно вызванных измененных состояний сознания тиш построения языка однозначно и закономерно связаны с типам нормальной адаптации к необычным условиям существования Это создает прочную теоретико-лингвистическую основу для при менения языковых тестов при массовом отборе людей, предназна ченных для жизни и труда в необычных условиях существованш Заметим, что параллельно нами были найдены содержательны выходы на прогнозирование эффективности психофармакотерапи по данным речи, что представляет собой самостоятельную пок нерешенную научную проблему [64, с. 884].
Практическое внедрение методов лингвистики измененны состояний сознания проводится с 1982 г. на базе Института физш логии и экспериментальной патологии высокогорья АН КиргСС в рамках системы массового отбора для работы в необычны условиях существования, функционирующей под руководство и на основе общей теоретической концепции чл.-кор. АМН CGG В. И. Медведева и А. А. Айдаралиева (непосредственное провед* ние языкового тестирования, сбор и первичная обработка резул] татов выполняются Р. Курманалиевой при методическом консул тировании автора настоящей работы).* На основании анали; результатов лингвистического тестирования около 1400 человс было признано, что наша методика дает достоверные, прогност] чески точные результаты, и вместе с шестью высокоэффективным физиологическими методиками она вошла в стандартную общу методику массового отбора [83].
Рассмотрим один из типичных встретившихся в процес работы научно-исследовательского коллектива случаев.Исследу мая группа, состоявшая из 42 человек, совершила восхожден] в горы на высоту около 1600 м над ур. м., где остановилась д. обычного труда на месяц. Далее группа поднялась на высоту око. 3600 м, то есть со среднегорья перешла в настоящие высокогорш условия, и прочно осела здесь. В ходе этого сложного процес акклиматизации были проведены 4 этапа исследования по совоку ности из 6 физиологических и нашей лингвистической методи в начале адаптации на высоте 1600 м и на 3-й, 30-й и 60-й Д1 на высоте 3600 м (обозначенные соответственно как стадии У, Ф, и Ц). Преимущество такого подхода состояло в том, что сделаннь вначале прогноз адаптации проверялся тут же, при продолжен] восхождения. Лингвистическая методика была единственнс
Таблицы 9—12 приводятся с любезного согласия коллег по исследованию.
fe
оценивающей такую важнейшую характеристику сознания, как языковое мышление, что делало ее нужной и интересной дл'я практических специалистов.
Эта методика в целях стандартизации проведения и обработки проводилась письменно, для чего все задания (А—Г, Е – И) были оформлены в виде типографски размноженной анкеты, заполнявшейся испытуемым. Задание на память (3) диктовалось устно, а ответ заносился испытуемыми в анкеты. Это задание и тест в целом выполнялись за специально определяемое заранее для каждого случая минимальное время, исключавшее возможность поправок или списывания. Если испытуемый не понимал задания или не успевал окончить его в заданное время, в соответствующей графе делался прочерк, так что исследователь минимально влиял на выполнение теста [ср. 6, с. 40]. Поскольку состояние испытуемых не заходило глубже чем до начала среднего оглушения по шкале диссолюции, способ выделения языковых единиц принципиально не отличался от описанного выше. Заранее проведенное автором на материале искусственно вызванных состояний сравнение письменного и устного выполнения теста не выявило на этом участке шкалы диссолюции существенной разницы между ними. Обработка анкеты проводилась как ранее (см. гл. I), за исключением следующих модификаций. Индекс Аз равен 1 минус Аг. Индекс Г[ рассчитывался как средний по заданиям Г и Д (последнее проводилось в форме незаконченного предложения, содержащего неглагольный предикат, с заданием продолжить его). Задание 3 состояло из трех серий: фраза из 3 слов с активом, фраза из 3 слов с пассивом, вопросительная фраза из 4 слов с активом и вопросительным словом (как и ранее, после каждой фразы предлагался для запоминания набор из 5 бессвязных слов). Индексы Зз и Зб рассчитывались как среднеарифметические соответственно по числу запомненных из этого набора слов (максимум 5) и по числу запомненных слов фраз (максимум 3.3).
