Текст книги "Дневник молодого специалиста (СИ)"

Автор книги: Д Кузиманза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Дедал, к ноге.

Из-под стола выбрался небольшой пёс, потянулся, зевнул и резво побежал за своим хозяином.

Еле успел спрятать крылья.

Неделя третья

Понедельник

По дороге на работу я окончательно вдруг сообразил, что Римма, возможно, пропала. Я тут же хотел позвонил её маме-поэтессе, но в справочнике не оказалось её номера. Невероятно!

Это меня так потрясло, что остановился на переходе и не мог сдвинуться с места, пока какие-то старичок и старушка не оттащили меня на тротуар вместе со своими мешками. Я сел на мокрую скамейку и начал вспоминать, как ничему я не удивился, когда разговаривал с её мамой, ведь она и мама-бухгалтерша Риммы не похожи даже голосами, как ройтвеллер и пекинес. Так ничего и не придумав, я чуть не опоздал на работу.

Сотрудники опять были на обеде, и я решил не выделяться тоже. Но аппетита не было, зато как раз был автобус до города, куда я столько раз ездил к Римме. Эх, лучше бы я не ехал: не нашёл не только Римму с мамой и фатером, но даже улицу, где они жили. В справочной мне сообщили, что такая улица не существует, а семья отсутствует.

Всю обратную дорогу я повторял: "Вот нечистая сила!" и смотрел кино из рыцарских времён.

Вторник

Как и главный герой вчерашнего фильма я решил сделать головокружительную карьеру. Для начала взялся изучать устав нашей организации и должностные инструкции: директора, начальника отдела, специалиста, товароведа, стажёра. До сих пор ритм работы нашего отдела казался мне очень простым:

карточка пропуска

лифт

чайник

кофе

газеты

туалет

разговоры сотрудниц и бурчание Никодимыча

туалет

стакан холодной воды при взгляде на Инну

второй стакан холодной воды

катание на лифте

обед

монолог Никодимыча о плохом

стакан фруктового чая

лифт

туалет

карточка пропуска

А тут я узнал, что должен делать, и был очень удивлён… ох! даже испуган. Кажется, отец переборщил с моим трудоустройством. "Деморфологизация, метание фейерболов, искривление пространства, петляние во времени". И это всё о моей должности?

Решил побродить по этажам нашей фирмы и немного успокоиться от утренних потрясений. В лифте увидел очень красивую девушку, которая ехала на этаж ниже. Когда выходила, я хотел галантно уступить ей дорогу, но из-за этого всего выпал у меня из кармана пирожок с капустой, который я купил утром, но из-за переживаний забыл съесть. Жаль, теперь пирожок лежит на дне лифтовой шахты.

А тогда… Показалось мне, что я увидел в её глазах сочувствие? В глазах красивой девушки, а не шахты. Это хорошо, потому что именно так легче всего овладеть сердцем женщины.

Когда вернулся в комнату, глаза Инны горели, как у тигрицы в мамином ночничке.

Среда

Снова встретил ЕЁ, мою красавицу. Решил не смотреть на неё. Это было трудно, ведь мы стояли носом к носу в переполненном лифте. Но мне удалось рассматривать пуговицы на её блузке и не поднимать глаз. Когда выходил из лифта, все почему-то уставились на меня. Впрочем, после ротации начальника и званого обеда в нашей комнате меня должны знать хорошо.

Четверг

Всю ночь я сжимал в руке ладонь моей красавицы. Утром оказалось, что это не её ладонь, а моя, но всё равно было приятно.

Целый день не мог ни о чём думать и старался не подходить к сейфу и не смотреть на Инну. Поездил немного лифтом и – наконец-то! – красавица появилась! "Вы – моя муза!" – сказал ей и хотел поцеловать край её платья, как в кино. Но на ней были джинсы, пришлось целовать их. Красавица вскрикнула и брызнула мне дезодорантом прямо в глаза. Неужели это намёк с её стороны? Неужели у нас роман?!

Ф-фух, но как же Римма и Инна? Что-то в моей жизни появляется слишком много…

Пятница

Сегодня утром оказалось, что это не намёк с её стороны, а моё к ней сексуальное домогательство.

Мужчины смотрели на меня с завистью, женщины строили глазки, а Никодимыч выглянул из-за сейфа и пробурчал: "Орёл!" Вся фирма знала, что я сделал в лифте, только я ни от кого не мог добиться – что же именно.

Я решил пойти развеяться по этажам и встретил директора, который похвалил мой вкус. Но если я ещё раз прикоснусь к джинсам его дочки, он развеет мои клочки по закоулочкам. Почему я впервые заметил, что зрачки у него такие же вертикальные, как у Инны? Потому, что прочитал должностные инструкции?

Суббота

поперёк страницы корявыми буквами)

Пить дешёвую водку…

Воскресенье

По совету Никодимыча предпринял попытку понять что-то в своей жизни. Тот часто повторяет: без поллитры не разберёшь. И я купил поллитру. Увы, подвела привычка потреблять хорошие напитки в компании и рюмочками. Оказалось, нигде так капитально не напьёшься, как в обществе дешёвой водки и самого себя.

Утром проснулся с кошмарным похмельем, выпил два пакета апельсинового сока, закусил банкой маринованных огурцов. И тут почему-то вспомнился мне Дядька.

Именно Дядька, с большой буквы, потому что всех остальных своих дядей я знал плохо, а этот, когда я был маленький, постоянно отсвечивал рядом с метлой и садовыми ножницами. Папа целыми днями делал деньги, мама – тоже целыми днями – их тратила. А меня отвозили на дачу к Дядьке. Днём мы ухаживали за садом, а вечером он рассказывал мне перед сном сказки. Был немолодой и лысый, носил смешные тоненькие усики и очки с толстыми стёклами, которые уменьшали его глаза до размеров маленькой светлой монетки.

Так вот, если я бунтовал и не хотел спать, то сначала он грозил, что выпотрошит моих мишек и зайчишек, выпустит им кишки. Но я не верил в такую жестокость. Если бы это сказал кто-то другой, испугался бы до смерти со всей наивностью четырёх лет. Но Дядька?! Я только смеялся и говорил, что когда он заснёт, то пошлю мишку, чтобы выпустил кишки Дядьке. Тогда Дядька начинал строить виселицу из конструктора и обещал, что повесит всех моих солдатиков, монстров и роботов, только никак не может найти крепкую верёвку. Это, конечно, не помогало и только увеличивало моё любопытство. Дядька, давясь от смеха, вешал по очереди монстров на кусочках красной шерстяной нитки, а потом мы вместе спасали их в последний момент на вертолёте.

Наконец я уставал, укладывался в кроватку, и тогда Дядька рассказывал мне сказку. Своих детей и внуков, как я потом узнал, у него не было, поэтому его сказки звучали очень странно:

– Послушай, малый, однажды мамочка дала Крошечке-Хаврошечке корзинку, а в корзинке были хрустальные туфли для принца.

– А почему хрустальные? Он разобъёт их. Как я вазу.

– Ну, он же принц. Разобъёт – купит ещё две пары.

– Как папа? Мой папа – принц?

– Не знаю, – отвечал Дядька. – Слушай дальше. Говорит ей мама: "Возьми корзинку и дуй к бабушке принца. Потому как та только что звонила и грозилась, что сама за ними придёт. А ты знаешь, что если бабушка придёт, то по шее получим все".

– Бабушка злая? – пугался я.

– Ты поживи с её век, – отвечал Дядька, – да ещё с невестками. Она не злая, а раздражительная. Слушай сказку дальше. И ещё мамочка сказала дочке: "Бойся волка и ни за что не сходи с тропинки. Волк знает, что у тебя в корзинке, и захочет это забрать. Он умеет превращаться и в Конька-Горбунка, и в Жар-птицу, и в царевну".

– А зачем волку туфли? – спрашивал я. – Чтобы ножки не мёрзли?

– Да, чтобы не мёрзли, – соглашался Дядька. – Но пока волк шёл по лесу, то нашёл золотую лампу, только очень грязную. Начал он её в речке мыть, а тут выплывает золотая рыбка и говорит: "Махнём не глядя: ты мне лампу, я тебе дворец". И сменялись. Ну, и понимаешь, после этого зачем волку какие-то туфли? И Марьюшка вышла замуж за принца.

– А Крошечка-Хаврошечка где?

– А шут её знает? Заблудилась.

Я начинал плакать, Дядька гладил меня по голове и говорил:

– Не расстраивайся, малый, такова эта хреновая жизнь. А девчонку нашли. Правда-правдв!

И я засыпал.

Так никогда и не узнал, что же случилось Крошечкой-Хаврошечкой, потому что на следующий раз в лес шла уже Василиса в сапогах и Кот в красной шапке.

Не смейтесь над нескладными сказками Дядьки: некому больше было их рассказывать.

Неделя четвёртая

Понедельник

Одна из сотрудниц, Лара, сказала, что я или влюблён, или гриппую, потому что бледен и смотрю стеклянными глазами.

Ещё бы! В коридоре я опять встретил ЕЁ!!!!!! Я старался не смотреть на НЕЁ, чтобы не быть развеянным на клочки. И тут вспомнилась мне реклама жвачки, которую вчера видел по телеку. Симпатичный клерк элегантно сталкивается с незнакомкой, ловко выбивая у неё папку с бумагами. Всё разлетается. Клерк кидается помогать, потом они стукаются головами, и он дует незнакомке в лицо запахом мяты. Таким образом, высекается искра любви и раздувается пламя страсти.

Я задумался о процессе высекания и не заметил, как неуклюже сшиб ЕЁ с ног. Всё, что ОНА несла, разлетелось и раскатилось по коридору. Некоторые вещи даже попытались убежать, но мы стали дружно их ловить. Совместный труд сближает людей, по крайней мере, моя красавица сказала:

– Ну, и болван же ты! – из чего я понял, что мы теперь на "ты", а потому ответил:

– Да, я такой, дорогая!

Когда вернулся в нашу комнату, то украдкой посмотрел на фотографию Инны, но… вместо неё на сейфе остался только обугленный прямоугольник краски.

Среда

(под вечер, заднее сидение джипа)

Ничего не предвещало ужасных испытаний, выпавших на нашу долю!

Но по порядку…

Утром вторника в дверях комнаты я столкнулся с директором. Я приготовился к обороне, помня вчерашнюю встречу с его дочкой. Но он неожиданно ласково сказал, что Никодимыч, механик Кирюша, я и Марина немедленно едем в командировку в один из филиалов, чтобы оказать необходимую поддержку. Вот не знал, что у нашей фирмы есть филиалы. И такие слабосильные, что нас вполне хватит, чтобы поставить один из них на ноги.

Никодимыч был не в восторге, но, пошептавшись с Кирюшей, быстро передумал и начал что-то бормотать о "растрясти жирок" и "аппетите на свежем воздухе". Тем временем появилась Марина, и оказалось, что это ОНА!!! Отсюда следовало, что нам дали лучшую в фирме машину – внедорожник. Это меня не насторожило, а зря. Дали отличные тормозки, как назвал Никодимыч какие-то большие пакеты. Я не совсем понял, что мы и как будем ими тормозить. Но Марина со смехом сказала, что я "дурашка", а тормозки для командировки, это пища. Неужели там, куда мы едем, нет приличных ресторанов?

Тут появился директор, и сообщил, что Марина поехать не сможет. Его дочь надула губки, даже теперь она была великолепна!

– Поедет наша новая сотрудница из рекламного отдела, – продолжал говорить директор, а я уже увидел, кто показался из-за его спины, и моё сердце смылось в левую пятку и затаилось. Сотрудницей была Инна!

Я так и спросил:

– Это ты?

– Знакомы? – директор одобрительно кивнул. – Тем лучше.

Что может быть лучше быстрой езды?

Но через тринадцать часов сидения за рулём то меня, то Кирюши, я был сыт ею по горло, и спросил, далеко ли до филиала. Никодимыч бодро ответил, что ещё сто с хвостом километров асфальта. Асфальтом он называл эти жуткие дороги.

– Свернём к мотелю и там переночуем, – сказал Кирюша.

Я спросил, где мотель? На берегу во-он того заросшего камышами пруда, ответили мне. Так что будем спать почти на лоне природы. Я сказал, что природа – это хорошо, но комары…

– Тут делают шашлыки без дураков, – сообщил Никодимыч.

Я сказал, что рад за интеллект здешних поваров, но комары… у меня на них аллергия. И на дым тоже.

Тем временем мы оказались на стоянке мотеля, вышел охранник и обрадовал меня, что проблем нет. Во-первых, сегодня в шашлычной было мало посетителей, поэтому её закрыли три часа назад. Во-вторых, мы можем вместо вселения в стационарный домик взять домик-прицеп и без проблем отвезти его в любое нужное место. Прицеп удобный, просторный, с рукомойником, туалетом и аккумуляторными батареями. Пока я удивлялся, что здесь так доверчиво и без проблем раздают комфортабельные прицепы, охранник указал на старенькую таратайку и сообщил, что джип останется в гараже мотеля, а он без проблем отбуксирует нас в отличное сухое место за пару сотен метров отсюда. Там любят проводить пикники, есть очаг и мангал, и мы без проблем чудесно отдохнём.

Действительно, когда мы перевалили через заросший высоким кустарником холм и въехали в редкий лесок, то признали: место прекрасное, нет проблем и комаров.

Прицеп поставили на небольшой полянке, где действительно были и каменный очаг, и мангал под небольшим навесом – не худшее место отдыха для кого-то, кто сидит в шумном и задымленном городе. Тихо, свежий лесной воздух, главное – полное отсутствие комаров! Охранник попрощался и ушёл назад.

Я с содроганием приготовился: вот-вот разожгут нелюбимый мною костёр. Но мои спутники не стали возиться с шашлыками, а распаковали тормозки. Мы устроились за столом, вкопанным в землю на краю поляны, и хорошо перекусили под бутылочку водки и несколько банок пива. А потом погуляли в окрестностях полянки: размялись после целого день тряски в машине. Причём я старался, чтобы между мной и Инной всё время кто-то был.

Когда стемнело, под ногами появились невидимые ямки и кочки, все вдруг начали спотыкаться. Такая прогулка быстро надоела, и мы перед сном решили немного развлечься покером.

Последним в прицеп зашёл Кирюша.

– Закрыть двери на крючок? – спросил он.

– Нет, – отмахнулся Никодимыч, тасуя карты. – Снаружи нет ручки, только дырка от ключа, и никто не откроет.

Мы уселись за столик под лампой и стали играть на спички. Деньги (как и женщины) вносят разлад в любую компанию. Никодимыч сразу сказал, что деньги могут поссорить самых лучших друзей. А друзья важнее бумажника.

В первой партии мне не повезло, зато Никодимыч взял все спички. При второй раздаче я начал радоваться картам и взял несколько спичек. И тогда наш прицеп затрясся.

Все переглянулись, и всем, как потом выяснилось, пришло в голову одно и то же: земля просела под колесом или колёсами. Мы почти одновременно пожали плечами и продолжили игру. Несколько минут всё было спокойно, но потом прицеп опять тряхнуло. Да так сильно, что карты упали со столика, а Никодимыч привстал:

– Оползень?

– Не думаю, полянка ровная, – ответил Кирюша, поглядывая в окошко. – Это кто-то качает нас.

– Медведь?! – тихо спросила Инна.

– Ерунда, – усмехнулся Кирюша. – Тут нет медведей. Наверное, какой-то олень или другая зверушка.

Я подумал, что Кирюша никогда не видел оленей, если называет их зверушками, но промолчал.

– Может и олень, – согласился Никодимыч, поднимая карты. – Почесался о стенку.

Но не успел он перетасовать колоду, как прицеп закачался так, что на мгновение погасла лампа. Инна тихо ахнула.

– Это перестаёт мне нравиться, – буркнул Никодимыч.

– Я выйду и посмотрю, – поднялся Кирюша, выглянул наружу, крикнул несколько раз, чтобы испугать животное и вернулся к нам, но дверь на этот раз запер.

– Ну что? – поинтересовался Никодимыч. – Видел его?

– Нет. Вернее, что-то шевелилось в кустах, но я не понял, что это было. А на улице хоть глаз выколи, месяц за облаками.

– Но оно ушло? – спросила Инна таким тоном, что мне стало весело: неужели она испугалась?

– Да… кажется.

Никодимыч снова перетасовал карты, и тут же прицеп затрясся.

– Вот противник азартных игр! – сердито крикнул Кирюша в сторону окна.

В ответ сильно проскрежетало по двери. Мы невольно вскочили, глядя друг на друга и не зная, кто это может быть и что делать. Тем временем царапанье повторилось, дольше и неприятнее.

– Это он рогами? – с надеждой спросил я.

– Когтями. Это медведь, – еле слышно отозвалась Инна – она явно трусила.

– Невозможно, – упирался Кирюша. – Здесь нет медведей!

– Может, пришёл с гор?

– До гор двести километров.

– Не знаю, но это что-то сильное и с когтями. И трясёт нас, как коробку с леденцами!

Наш "гость" ещё раз царапнул дверь и затих.

– Ушёл? – спросила Инна.

Но никто не успел ответить, как мощная лапа ударила в стену под окном за моей спиной. К счастью стекло пока выдержало. Я медленно повернул голову к окну и присмотрелся (сердце колотилось где-то в горле), но ничего не увидел.

– Выбьет нам окно, – пискнула Инна.

– Не бойтесь, – отозвался Кирюша, – это двойной плексиглас, – но мне показалось: он говорит, чтобы успокоить нас.

Прицеп трясся ещё несколько раз, и каждый раз всё сильнее. Мы сидели в молчании. Вечер был испорчен.

– Может быть, ляжем спать? – предложил я, чтобы не молчать.

Все посмотрели на меня квадратными глазами.

– Ты свихнулся? – спросил Кирюша.

– А что ещё делать? Ляжем спать, – поддержал меня Никодимыч. – На море люди спят и во время качки.

– Вы что? – пробормотала Инна. – Я не засну, пока это что-то бегает вокруг и ломится сюда. И я не маленький ребёнок, чтобы меня укачивали, как в люльке, – засмеялась она почти истерически.

Эта дьяволица отчаянно трусила, а мне было смешно:

– Но что мы можем сделать?

– Подождём, пока уйдёт, – слишком уверенно ответил Кирюша не слишком твёрдым голосом.

Тем временем Инна стала выбираться из-за стола. Мы удивлённо посмотрели на неё, она пожала плечами:

– Мне нужно в туалет.

Туалет был крохотным помещением за дверцей сразу справа от стола. Инна вошла туда, и сразу же произошло несколько событий: мощный удар, её крик, погас свет, она пулей вылетела оттуда, упала на стол и заплакала. Я шагнул в туалет и при свете мобилки увидел в металлической стене – с несколькими слоями утеплителя – три большие дыры, в каждую из них вошли бы два пальца. Никодимыч, заглянувший через моё плечо, оттащил меня назад и тут же запер дверь:

– Это уже не шутки. Он не поранил тебя, Инночка?

– Нет, но я уронила телефон, – всхлипнула Инна, размазывая по щекам чёрные слёзы. Однако тут же опомнилась и торопливо вытерла их платком. – Оно грохнуло в стену и пробило её,

– Пробило стену?! – Кирюша потянулся к ручке двери туалета.

– Лучше не входи туда, – предупредил Никодимыч. – Если оно пробьёт стену до конца, то деревянную дверь вышибет мгновенно.

Мы в который раз переглянулись.

– Отличное место, – сердито сказала Инна. – Этот охранник – маньяк.

– Наверное, он не знал, – я сделал вид, что утешаю, хотя наслаждался её страхом от души.

– Такое чудовище бродит рядом с мотелем, а он не знает? Нужно позвонить ему!

– Телефон, – растерянно произнёс Никодимыч. – Я оставил в машине, на заднем сидении.

– И я, – буркнул Кирюша. – В бардачке.

– А у меня с собой, – похвалился я.

Никодимыч выхватил мою мобилку и ругнулся:

– Батарейка разряжена! Что мы за ослы?!

– Зарядим от аккумулятора.

– Ты видишь, что свет не горит?

Мы пошарили в поисках розетки, нашли одну рядом с лампой, но напряжения не было. Однако и "оно" больше не трогало прицеп. Было тихо, мы слышали собственное дыхание.

– И что теперь? – спросил Кирюша. – Может, я пойду к мотелю?

– Как? А этот зверь?

– Его не слышно. Побегу по дороге.

– А оно за тобой. Ну, делай, как знаешь.

Мы были слишком растерянны, чтобы рассуждать разумно. Можно было достать мобилку Инны. Даже если она разбита, можно было использовать её батарейку. Но всем казалось опасным открыть туалет. И в то же время никто не удержал Кирилла.

Подождав подольше и решив, что "оно" ушло, он открыл дверь и выскочил наружу. Никодимыч быстро запер за ним и упал на сидение, держась за сердце. Нам оставалось только ждать. Некоторое время ничего не происходило. Потом мы услышали отдалённые крики Кирюши. Затем зловещую тишину. И вдруг – стук в дверь.

Пока позади меня охали Никодимыч и Инна, я убедился, что стучит не "оно", а он, и втащил его внутрь. А дверь запер. Мои руки и свитер были в крови. У Кирилла оказался разбит нос, кровь залила ему грудь рубашки. Одежда в дырах, одна брючина разорвана снизу доверху.

– Ничего, ничего, – приговаривал Никодимыч, перевязывая его полотенцем, пока Инна безуспешно искала аптечку. – Всё хорошо.

– Что случилось? – не выдержал я.

– Не знаю, что оно такое, – хриплым голосом буркнул Кирилл. – Огромное, а ноги человечьи, а руки… лапы медведя.

Словно в ответ на его слова прицеп закачался.

– Сколько ты прошёл?

– Метров пятьдесят… Ох, оно полезло наверх!

Да, слышно было, как существо ходит по крыше, она так и гудела от его шагов. Мне казалось, что потолок прогибается. К счастью я сообразил, что в крыше есть крохотные вентиляционные окошки-люки. Мы совсем о них забыли! Кинулся к первому и захлопнул люк. У второго "оно" опередило меня, оторвало крышечку, но мощная лапа в отверстие не прошла. Тогда попыталось просунуть длинную, мохнатую, как бы волчью морду. Чёрный нос двигался, нюхая.

Инна завизжала, так что я заткнул уши, сорвала с ноги туфлю, вскочила на скамью и ударила по морде каблуком. Завывая, "оно" спрыгнуло с прицепа и, судя по звукам, отбежало.

– Не зли его, – простонал Кирилл, – оно всех нас поубивает! Швырнуло меня на десять метров!

Инна опять заплакала, а Никодимыч тихо ругался, временами бормоча что-то странное:

– Его прислали конкуренты. Что делать? Что делать?

– Конкуренты? Не может быть! – Кирилл тоже запаниковал.

И тут меня осенило:

– Оно нашло остатки нашего ужина, его никто не присылал, оно чует запах пищи, унюхало колбасу и рыбу. Хочет добраться до остальной еды. Выбросим всё наружу!

Так мы и сделали. Существо недолго почмокало, почавкало, а потом незаметно испарилось, как в сказке. Но только через полчаса я решился пробраться к мотелевской таратайке, хоть и стояла она буквально в трёх метрах от прицепа. К счастью, еды в ней не было, и она осталась цела.

Через четверть часа мы на самой высокой скорости удалялись от "отличного места" в сторону мотеля. А я вдруг начал гадать, что же за конкуренты у нашей фирмы и каким зооцирком они владеют?

Воскресенье

(раннее утро, помещение под крышей старинного замка)

И опять ничего не предвещало.

Мы удрали из мотеля на всех парах под недоумённые вопросы охранника, через час добрались до какого-то городка и гостиницы. Городка мы не видели. Не потому что было темно, а потому что городок уходил в противоположные стороны от дороги и, одновременно, главной улицы длиной метров сто. Гостиница, напротив неё кабак, два магазина, почта – и всё.

Вообще-то мы не собирались осматривать достопримечательности, а бросили в номерах сумки и отправились через дорогу в кабак лечить травмированную нервную систему.

Кабак – ну, зачем так грубо? – ресторан при дороге был ободранный, но судя по всему, недорогой, а потому охотно посещаемый. Над входом неоновая надпись красными буквами "Чёрный Кот", а ниже обшарпанная табличка "Пьяный окунь", что немного сбивало.

Неважно.

Мы вошли и глазами упёрлись в бар. Большой, дубовый. Как и бармен Соня. Так значилось на табличке над его головой. Позже узнал, что Соня – уменьшительное от Самсон.

Ресторан был очень даже неплох. Несколько столиков с мягкими стульями. Тёмные стены, на них тусклые картины. Вычурные подсвечники, которые выглядели здесь, как ожерелье королевы на амбале. Запах каких-то прянностей и хорошего табака. Уютно и приятно.

К пиву нам подали поджаренный хлеб и какие-то местные овощи, от которых начался пожар в горле, и пришлось заказать ещё пива. Когда пламя слегка угасло, мы вытерли слёзы и обратили внимание на соседей. Точнее, наше внимание привлекла грудаст (вместо окончания обугленная дырка) девушка с пышными формами, обтянутыми синим блестящим платьем. Она подошла к соседнему столику, на который задумчиво облокотился над бутылкой лысеющий пожилой мужчина в свитере с рисунком в рыжие обезьяны.

– Я написала стихотворение, – сказала девушка задумчивому в обезьянах. – Оцените, профессор.

– Если поцелуешь, Муся! – оживился тот.

– Вы всё такой же, – рассмеялась она. – Ловелас! Казанова!

– Ну-ну, покажи мне его, детка, – мечтательно ответил профессор, разглядывая её с видом посетителя выставки, так что непонятно было, что имеет в виду. Муся, как фокусник, вытащила из рукава помятую бумажку и начала читать:

Если во мне расцвет,

Рядом любимых нет.

Если тоска и грусть,

Я от любви тащусь.

– Ну, что? Что? – спросила Муся, нервно оглаживая себя.

– Это enjambement, детка, – сказал профессор.

– Что? – сделала круглые глаза пышногрудая детка.

– Несогласованность между ритмикой и стилистикой.

– И? Красиво?

– Очень красиво, – согласился профессор, продолжая разглядывать покрой её платья.

– Там, дальше, другой стих, мистический, – сообщила Муся.

– А? Посмотрим:

Когда мы с демона содрали перья,

Могильная плита откинулась,

И кровь лилась потоком, задымившись.

– Ну?

– Образ впечатляет.

– А ещё…

– Валяй…

Муся откашлялась и продекламировала наизусть:

Я вся горю, как на костре,

И вот за это всё и любишь ты меня.

Все черти, дьяволы и орки все

Готовы обнимать колени мне в теченье дня!

Никодимыч поперхнулся пивом и сделал вид, что рассматривает картину на ближайшей стене.

– Какие страсти, малышка! – воскликнул профессор.

Муся довольно улыбнулась:

– А теперь "мировая скорбь", как вы просили.

Она глубоко вздохнула и с подвываниями затянула:

Любовь пылает страстью, а печаль

Меня во гроб сведёт и разума лишит,

Но возьму свой меч, схвачу свой щит

И кинусь с башни.

Умереть не жаль!

– Браво! – зааплодировал профессор. – Пойди, возьми себе чего-нибудь, и пообщаемся прозой.

Муся подошла к бару:

– Джин мит тоник, битте.

– Чиво-о? – протянул Соня. – Мятный джин или тоник с мятой мятой?

– Джин с тоником. Я учу немецкий.

– Плохое произношение, – укоризненно ответил бармен. – Я не знаю языка и то ничего не понял.

– Ну и что? – возразила Муся и заглянула в стакан. – Я скоро отсюда выберусь, битте шён.

– Каким чудом?

– У меня предчувствие. Познакомлюсь с мин херц. С принцем.

– Не выражайся – у меня приличное заведение. С каким принцем?

– С сыном нефтяного короля, эрудированным, интеллигентным, симпатичным, романтичным, стоящим.

– Сколько? – спросил Соня.

– Что "сколько"?

– Сколько он должен стоить, чтобы тебе понравиться?

– Н-ну-у… – задумалась Муся, но тут с порога послышался бодрый голос:

– Ты обо мне, любовь моя? – и к стойке, энергично вихляя задом и убивая парфюмом наповал, подошёл невысокий тип лет тридцати в продуманно потрёпанной одежде, так что из заморских дыр дерзко выглядывало грешное тело.

– Го-оша, – отозвалась Муся, глядя на него сквозь стакан. – У тебя один и тот же эпитафий.

– Эпитет, – буркнул профессор, но его проигнорировали.

– Всем шампанского, – жизнерадостно заявил Гоша, доставая из кармана рулончик пёстрой бумаги и отрывая от него несколько прямоугольничков.

– Местная валюта, видал? – шепнул Никодимыч мне на ухо.

– Разве мы пересекли границу?

– Да. Невидимую. Тут свои порядки и нуж…

Продолжение

– Тут свои порядки и нужно их придерживаться, – вот что сказал мне Никодимыч.

Я прервал писанину на полуслове, чтобы спрятать тетрадь и ручку.

Похоже, что идею дневника-ежедневника пока придётся отставить, потому что заполнять его приходится не ежедневно, а когда получится. Я всё ещё не закончил описание наших приключений в среду, то есть, во вторник, да, вторник. События и места событий запоминаются как-то лучше, чем недели и дни недели. Так и буду обозначать записи.

А то что было до этого, придётся обозначить, как часть первую. Или скажем, первую главу. И – двигаюсь дальше.