Текст книги "Чжуанцзы (перевод Л.Д. Позднеевой)"

Автор книги: Цзы Чжуан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– В таком случае, – спросил Цзыгун, – не обладает ли тот человек неподвижностью Покойника и внешностью Дракона, голосом грома и молчанием пучины, не действует ли подобно небу и земле? Не удостоюсь ли и [я], Сы, [его] увидеть? – и от имени Конфуция [Цзыгун] встретился с Лаоцзы.

Лаоцзы только что уселся на корточки в зале и слабым голосом промолвил:

– Годы мои уже на закате, и [я] ухожу. От чего вы [хотите] меня предостеречь?

– Почему только [вы], Преждерожденный, считаете, что три Царя и пять предков не были мудрыми? – спросил Цзыгун. – Ведь [они] управляли Поднебесной по-разному, слава же им выпала одинаковая.

– Подойди поближе, юноша, – сказал Лаоцзы. – Почему ты считаешь, что [управляли] по-разному?

– Высочайший передал [власть] Ограждающему, Ограждающий – Молодому Дракону, – сказал Цзыгун. – Молодой Дракон применял силу физическую, а Испытующий – военную. Царь Прекрасный {21}  21. Царь Прекрасный (Вэнь ван) – отец Воинственного, основателя чжоуского царства. Прекрасный обожествлялся конфуцианской традицией (см. «Лецзы» гл. 1, прим. 58, гл. 3, прим. 12).


[Закрыть] покорялся Бесчеловечному и не смел ему противиться. Царь Воинственный пошел против Бесчеловечного и не захотел [ему] покориться. Поэтому и говорю, что по-разному.

– Подойди поближе, юноша, – сказал Лаоцзы. – Я тебе поведаю, [как] управляли Поднебесной три владыки и пять предков. Желтый Предок, правя Поднебесной, привел сердца людей к единству, [Когда] родители умирали, [дети] их не оплакивали и народ [их] не порицал. При Высочайшем в сердцах людей Поднебесной [появились] родственные чувства. [Если] из-за смерти своих родителей люди придавали меньшее [значение] смерти чужих [родителей], народ их не порицал. При Ограждающем в сердцах людей Поднебесной [зародилось] соперничество. Женщины родили после десяти лун беременности, дети пяти лун от роду могли говорить; еще не научившись [смеяться], начинали узнавать людей и тогда стали умирать малолетними. При Молодом Драконе сердца людей Поднебесной изменились. У людей появились страсти, а [для применения] оружия – обоснования: убийство разбойника не [стали считать] убийством. Разделили на роды людей и Поднебесную [для каждого из них свою]. Поэтому Поднебесную объял великий ужас. Поднялись конфуцианцы и моисты. От них пошли правила отношений между людьми, а ныне еще и [отношений] с женами. О чем еще говорить! Я поведаю тебе, как три владыки и пять предков наводили порядок в Поднебесной. Называется – навели порядок, а худшего беспорядка еще не бывало. Своими знаниями трое владык наверху нарушили свет солнца и луны, внизу – расстроили сущность гор и рек, в середине – уменьшили блага четырех времен года. Их знания были более ядовиты, чем хвост скорпиона, чем зверь сяньгуй{22}  22. Сяньгуй – знаки, с современными не отождествляются. Комментаторы сообщают, что сяньгуй – какое-то животное, сведения о котором отсутствуют.


[Закрыть]. Разве не должны они стыдиться? Ведь не сумев обрести покой в собственной природе, [они] сами еще считали себя мудрецами. Они – бесстыжие!

Цзыгун в замешательстве и смущении остался стоять [на месте].

Конфуций сказал Лаоцзы:

– [Я], Цю, считаю, что давно привел в порядок шесть основ: песни, предания, обряды, музыку, гадания, [хронику] «Весна и осень». Достаточно хорошо понял их причины, чтобы обвинить семьдесят двух царей, истолковать путь ранних государей, выяснить следы [деяний] Чжоу [гуна] и Шао [гуна]. Но ни один царь ничего [этого] не применил. [Как] тяжело! [Как мне], учителю, трудно убеждать, [как] трудно разъяснять учение!

– К счастью, ты не встретился с царем, который управляет современным миром, – сказал Лаоцзы. – В шести основах – следы деяний ранних государей. Но разве в них [говорится о том], как следы проложены? Слова, сказанные тобою ныне, – также следы. Ведь следы остаются и от башмаков, но разве следы – это сами башмаки?

Ведь белые цапли зачинают, [когда] смотрят друг на друга, и зрачки [у них] неподвижны; насекомые зачинают, [когда] самец застрекочет сверху, а самка откликнется снизу {23}  23. Лэй – животное, с современным знаком не отождествляется.


[Закрыть]; лэй [будучи] и самцом и самкой, [сам] от себя зачинает. [Природные] свойства не изменить, жизнь не переменить, время не остановить, путь на преградить. Постигнешь [законы] пути, и все станет возможным, утратишь – ничего не добьешься.

Конфуций не показывался три луны, затем, снова увидевшись [с Лаоцзы], сказал:

– [Я], Цю, это давно постиг! Ворона и сорока высиживают яйца; рыбы зачинают, смазываясь слюной; оса перевоплощается <в другое насекомое> {24}  24. Это представление о размножении ос в науке древнего Китая возникло из знакомства со способностью осы заготовлять запасы пищи, парализуя других насекомых уколом жала (см. Лу Синь, Болтовня в конце весны, – Лу Синь, Сочинения, т. 1, Пекин, 1956, стр. 304-305). Упомянув осу, Конфуций проговорился о своем намерении использовать учение Лаоцзы в собственных целях.


[Закрыть], [когда] родится младший брат, старший брат заплачет {25}  25. В такой иносказательной форме объявил Конфуций войну своему учителю Лаоцзы: ученик, как «младший брат», готов вытеснить «старшего». Свидетельство о вероломстве Конфуция сохранилось именно в этой фразе, начиная с Чжуанцзы и до учителя Лу Синя – одного из «отцов» революции 1911 г. Чжаи Тайяня и самого Лу Синя. Этот эпизод встречи основателей антагонистических школ – конфуцианского идеализма и даосского материализма – весьма убедительно объяснил Чжан Тайянь. Все поездки к Лаоцзы были лишь «хитростью» Конфуция. В его речи скрывался намек: «Я завладею твоей славой, а [ты] ничего не сумеешь поделать». Засилье Конфуция и его учеников («стоило сказать слово утром, чтобы к вечеру слетела голова») заставило Лаоцзы уйти на запад, где не было конфуцианцев. «Появись его книга раньше, Лаоцзы не избежал бы казни», – эту мысль Чжан Тайянь подкреплял фактом расправы Конфуция с другим своим соперником – Шао Чжэнмао (см. Лу Синь, Сочинения, т. 2, Пекин, стр. 475-476). Именно такую вольнодумную традицию отразил в своей сказке «За пограничную заставу» Лу Синь (см. Лу Синь, Сатирические сказки, М., 1964).


[Закрыть]. Ведь [я], Цю, не превращался вместе [с путем] в человека. [А если] не превращался в человека вместе [с путем], как же могу поучать [других]?

– Хорошо! [Ты], Цю, это постиг! – ответил Лаоцзы.

Глава 15
ПОЛНЫЕ СУРОВЫХ ДУМ

Полные суровых дум {1}  1. В данном фрагменте отразилось многообразие философских школ и различие оттенков внутри этих школ <(см. подробнее стр. 314-321)>.


[Закрыть] и возвышенных дел покидают мир, отвергают [все] пошлое; рассуждая о высоком, возмущаются и порицают [других] – надменные и только. Так любят поступать мужи, [скрывающиеся] в горах и долинах, презирающие современников, высыхающие, словно дерево, или уходящие в пучину.

Произносят речи о милосердии и справедливости, о преданности и доверии, почтительности и скромности, о том, как отказываться от [власти] и передавать [престол], – совершенствуются сами, и только. Это любят мужи, успокаивающие мир, – те, кто обучает и поучает, странствующие ученики.

Произносят речи о великих подвигах, громкой славе, о церемониях между государем и советником, об исправлении [отношений] между высшими и низшими – [стараются] ради управления и только. Это любят мужи придворные, что благоговеют перед государем, укрепляют [свое] царство, захватывают [чужие царства] и добиваются [признания] заслуг.

[Находя] пристанище на болотах и озерах, поселяясь в безлюдных местах, удят рыбу, наслаждаются праздностью, предаются недеянию, и только. Это любят мужи на реках и морях, удалившиеся от мира, те, кто предается праздности.

Вдыхая <прохладу>, выдыхая <тепло>, [упражняют] дыхание, освобождаясь от старого, воспринимая новое, висят на деревьях, [точно в спячке] медведи, вытягиваются, [точно] птицы, ради долгих лет жизни, и только. Это любят мужи, проводящие [в себе] путь, питающие [свое] тело, [добиваясь] долголетия Пэн Цзу.

Но все [самое] прекрасное последует за тем, кто [способен] стать возвышенным без суровых дум, совершенствоваться без милосердия и справедливости, править, не добиваясь заслуг и славы пребывать в праздности, не [удаляясь] к рекам и морям, живя долго, не проводя [в себе] пути, забывать обо всем и всем обладать, становиться безмятежным без предела. Таков путь неба и земли, таковы и свойства мудрого. Поэтому и говорится: «Безмятежность и безразличие, покой и уединение, пустота и недеяние – таково равновесие неба и земли, [такова] сущность природных свойств».

Поэтому и говорится: «Мудрый в покое». В покое, поэтому ровен и свободен. Ровный и свободный становится безмятежным и безразличным. К ровному, свободному, безмятежному и безразличному не вторгнутся ни горе, ни беда, его не захватят врасплох вредные пары. Поэтому свойства его целостны, а разум не страдает. Вот и говорится: «Жизнь мудрого человека – движение природы, смерть его – изменение вещи». В покое свойства [его] такие же, как у [силы] холода; в движении [у него] такие же волны, как. у [силы] жара. [Он] не опередит другого ни ради счастья, ни из-за беды. Лишь восприняв, откликнется; лишь вынужденный шевельнется; лишь поневоле поднимется; отбросив знания и житейскую премудрость, следует естественным законам, поэтому [для него] нет ни стихийных бедствий, ни бремени вещей, ни людских укоров, ни кары душ предков. Он живет, будто плывет по течению; умирает, словно уходит отдыхать; не мыслит и не заботится, не предвидит и не рассчитывает; светлый, но не блестит; доверяет, не назначая срока. Он спит без сновидений, бодрствует без печали, его разум чист, его душа не устает. Пустой и отсутствующий, безмятежный и безразличный, [он] соединяется с природными свойствами. Поэтому и говорится: «Печаль и веселье [причиняют] зло свойствам, радость и гнев [ведут] к ошибкам в пути, любовь и ненависть [приносят] ущерб свойствам». Поэтому [иметь] сердце, свободное и от печали, и от веселья, – это высшее в свойствах; быть единым и неизменным, – это высшее в покое; не противиться – высшее в пустоте; не общаться с [другими] вещами – высшее в безразличии, не выражать недовольства – высшее в чистоте. Поэтому и говорится: «[Если] утруждать [свое] тело без отдыха, это [приведет к] износу; [если] расходовать свое семя без предела, – это [приведет к] изнурению {2}  2. Даосский тезис, направленный против порока, приобретает большое значение в средние века в медицине <(ср. также стр. 184, 260)>.


[Закрыть], изнурение [ведет] к истощению». Вода, – чистая, [если] нет примеси; ровная, [если] не движется; непроточная, стоячая [вода] не может [сохранить] чистоты. [Таков] образ природных свойств. Поэтому и говорится: «Простой и чистый, без примеси, неизменный в покое и единстве, безразличный, предающийся недеянию – в движение приводится природой». Таков путь, питающий разум. Ведь обладатель меча из Гань [или] Юэ {3}  3. Гань комментаторы отождествляют с У, ибо два приморских царства – У и Юэ – славились качеством своих мечей. Здесь – одно из свидетельств о даосах, как о противниках войны <(см. также стр. 261-262, 272-273, 302-304)>.


[Закрыть], не смея к нему прибегать, вложил его в ножны и спрятал. [Таково] высшее [в использовании] сокровища. Разум движется одновременно во [всех] четырех направлениях и ничем не ограничивается. Наверху – достигает неба, внизу – обвивается вокруг земли. [Но] для развития и питания [всей] тьмы вещей [его] нельзя считать образцом. Имя такого – равный предку. Чистейший и простейший путь сохраняет лишь разум. Сохраняет и не утрачивает [человек], единый с разумом. Пронизанный единой сущностью соединяется с правилами природы. Простая поговорка гласит: «Толпа дорожит выгодой, честный муж дорожит именем, добродетельный ставит высоко волю, мудрый же ценит сущность». Поэтому про чистого скажу, что он ни с чем не смешивается; про простого скажу, что он не наносит урона своему разуму; того же, кто способен воплотить в [своем] теле чистоту и простоту, назову настоящим человеком.

Глава 16
ИСПРАВЛЯЮЩИЕ ХАРАКТЕР

Исправляющие характер {1}  1. Под характером (син) Чжуанцзы понимает свойства каждого существа от природы. Говоря об «исправляющих», Чжуанцзы отвергает представления конфуцианцев и о врожденном добре (зафиксированном у Конфуция и Мэнцзы), и о врожденном зле (зафиксированном у «Сюньцзы»), а также об исправлении характера с помощью конфуцианского обучения.


[Закрыть] в стремлении вернуться к его началу [обращаются] к распространенным пошлым учениям. Погрязшие в страстях в стремлении обрести ясность характера [обращаются] к пошлым мыслям. Таких назову невеждами. Те, кто в древности приводил в порядок путь, накапливали знания посредством безмятежности. Знания рождались, но для действий не применялись. [Это] называется посредством знаний выращивать безмятежность. [Так] выращивали друг друга знания и безмятежность, и в гармонии с естественными законами появлялся их характер. Ведь свойства – это гармония, путь – естественные законы. Свойства вмещают в себе все, [в том числе и] милосердие; в пути все естественные законы, [в том числе и] справедливость. [Когда] понимают справедливость, вещи сближаются, [появляется] преданность. [Когда] с чистой сущностью обращаются к чувствам, [появляется] музыка. [Когда] доверие проявляется во внешнем облике и форме и следует за красотой, [появляются] обряды. [Когда] обряды и музыка распространяются повсюду, в Поднебесной начинается смута. [Если] тот, кто исправляет [других], невежествен в своих свойствах, [его] свойства не распространяются. [Если же] распространяются, то вещи непременно утратят свой [природный] характер.

Люди древности еще при хаосе вместе со [всеми] современниками обретали безмятежность и спокойствие. [Силы] жара и холода тогда соединялись в покое, души предков и боги не причиняли вреда, четыре времени года проявлялись умеренно, [вся] тьма вещей не страдала, ничто живое не умирало преждевременно. Хотя у людей и были знания, их нельзя было применить. Это и называлось высшим единством. В те времена не совершали деяний и постоянной была естественность. Когда же свойства стали ослабевать, в Поднебесной начали действовать Добывающий Огонь Трением {2}  2. Добывающий Огонь Трением (Суйжэнь) – позже Зажигающий Огонь Зеркалом. Этот мифический герой, возможно, имеет какое-то отношение к родам, также связанным с огнем <(см. стр. 177, 180, 205)>.


[Закрыть] и Готовящий Жертвенное Мясо. [Люди] покорились, но утратили единство. Свойства упали ниже, и в Поднебесной начали действовать Священный Земледелец и Желтый Предок. [Люди] успокоились, но стали непокорными. Свойства упали еще ниже, и в Поднебесной начали действовать [Высочайший] из [рода] Гончаров {3}  3. Род Гончаров (Тан) – перевод основывается на полном наименовании рода Высочайшего (Тао Тан ши), которое здесь опущено, так же как рода Ограждающего (Юй вместо Ю Юй ши).


[Закрыть] и [Ограждающий] из [рода] Владеющих Тигром. Тут расцвели управление, просвещение и [тому подобное]. Рассеяли простоту, загрязнили чистоту, ушли от пути ради добрых Дел, воздвигли преграды для свойств ради действий, а затем отказались от [природного] характера и последовали за [своими] взглядами. Сердце [одного] узнавало сердце [другого], и знания стали недостаточными для успокоения Поднебесной. А затем к этому добавили еще внешнюю красоту {4}  4. Иероглиф вэнь («внешняя красота») начал применяться для обозначения «литературы», «изящной словесности», видимо, только со средних веков.


[Закрыть] и многознание. Внешняя красота уничтожила сущность, а многознание ослабило разум. И тогда в народе начались смуты и беспорядки, нельзя было вернуться к [природному] характеру и чувствам, вернуться к [их] началу. Отсюда видно, что мир потерял путь, а путь покинул мир. Мир и путь утратили друг друга. Как же могли владеющие путем поднять мир? Как же могли в мире поднять путь? Пути нечем было поднять мир, миру нечем было поднять путь. Даже если мудрый; не уходил в горы и леса, его свойства оставались скрытыми. Причина отнюдь не в том, что [он] сам скрывался. Те, кого в древности называли отшельниками, отнюдь не прятались и не скрывались, отнюдь не замыкали свои уста и не молчали, отнюдь не скрывали свои знания и [их] не обнаруживали. Это великое заблуждение [учения] о времени и судьбе {5}  5. Подразумевается конфуцианское, подробнее см. <стр. 219,> гл. 17, прим. 12.


[Закрыть]. Когда [учение] о времени и судьбе широко распространилось в Поднебесной, те, кто [стремился] возвратиться к единству, исчезли бесследно. Это не [учение] о времени и судьбе, а великое бедствие для Поднебесной! Тогда, уйдя в глубину [естественности], ожидали, храня высшее спокойствие. Таков путь к самосохранению. В древности те, кто хранил [в себе] путь, не приукрашивали свои знания красноречием, не терзали [всех] в Поднебесной своими знаниями, не истощали [своих] свойств знаниями. Им оставалось лишь остерегаться, пребывая в своем жилище, и [стараться] вернуться к своему [природному] характеру. Путь, конечно, не действует по мелочам, свойства, конечно, не познаются по мелочам. Малые знания вредят свойствам, а малые дела вредят пути. Поэтому и говорится: «Исправляй самого себя, и только». Радость целостности – это обретение желаемого. [Но] обретением желаемого в древности называли не [пожалование] колесницы с высоким передком и парадной шапки {6}  6. Регалии, которые жаловались сановникам.


[Закрыть], а только ту радость, к которой нечего добавить. Ныне же обретением желаемого называют [пожалование] колесницы с высоким передком и парадной шапки. [Но] колесница с высоким передком и парадная шапка принадлежат телу, не природному характеру. [Такие] вещи появляются случайно, на [какое-то] время. Временные – их приходу не воспрепятствовать, их ухода не остановить. Поэтому ради колесницы с высоким передком и парадной шапки нельзя давать волю [своим] желаниям, нельзя и прибегать к пошлости из-за нужды и стесненного положения. И в том, и в другом [случае] радость [должна быть] одинаковой. [Она] лишь в отсутствии печали. Ныне же уход временного лишает [человека] радости. Отсюда видно, что даже радость его была бесплодной. Поэтому и говорится: «Те, кто теряет себя в вещах, утрачивают в пошлом [природный] характер». Таких назову людьми, [которые все] ставят вверх ногами.

Глава 17
С ОСЕННИМИ РАЗЛИВАМИ

С осенними разливами сотни потоков переполнили Реку. [Она] разлилась так широко, что с одного берега и даже с островка не отличишь на другом берегу буйвола от коня. И тут Дядя Реки {1}  1. Дядя Реки (Хэ бо) – бог реки Хуанхэ. О человеке, который им якобы стал, см. гл. 6, прим. 12.


[Закрыть] возрадовался, считая, что у него [теперь] вся красота Поднебесной.

[Он] по течению двинулся к востоку и достиг Северного Океана. Взглянул на восток к не увидел воде конца. Тут Дядя Реки повертел головой, глядя на водный простор, вздохнул и обратился к [Северному Океану] Жо {2}  2. Жо – по комментарию, имя бога океана, в тексте же о боге ничего нет; Жо здесь – имя Северного Океана (Бэй Хай Жо), тогда как ранее выступал владыка того же океана с именем Внезапный (Ху) <(см. стр. 173)>.


[Закрыть]:

– Простая поговорка гласит: «О пути узнал одну частицу и мнит, что с ним никто уж не сравнится», – это сказано обо мне. Я слышал к тому же, как мало ценили знания Конфуция, как презирали Старшего Ровного за [приверженность] долгу. Раньше я [этому] не верил, ныне же [убедился], узрев, как ты неисчерпаем. Не дойди я до твоих ворот, мне грозила бы опасность еще долго терпеть насмешки тех, кто изучает великий путь.

Северный Океан Жо сказал:

– С Лягушкой из колодца не толкуй о море {3}  3. Выражение, которое вошло в поговорку (см. притчу на стр. 219). В этом диалоге относительность познания соединяется с относительностью пространства, а также отчасти с макро– и микрокосмом <(ср. стр. 84-86)>.


[Закрыть] – [ее] предел лишь скважина. С букашкой не толкуй о зиме – [она] знает лишь [свое] время года. С ограниченным человеком не толкуй о пути, [он] связан [тем, чему его] обучили. Ныне, покинув [свои] берега, ты полюбовался великим океаном и понял свое ничтожество, [значит], с тобой можно поговорить о великом законе. В Поднебесной нет большего водного [пространства], чем океан. В него устремляется тьма потоков – неведомо, когда остановятся, – а [он] не переполняется. Из него вытекает [пучина] Задние Ворота – неведомо, когда иссякнет, а [он] не осушается. [Океан] не меняется ни весной, ни осенью, не знает ни наводнений, ни засухи. Даже измерить нельзя, насколько он превосходит реки и потоки. Но все равно я никогда не считал себя огромным.

Сам [я] сравнивал себя с небом и землей, с [силами] жара и холода, от которых получал эфир, и рядом с небом и землей я [оказался] подобным камешку или деревцу на огромной горе. Увидев [себя] малым среди существующего, как мог [я] считать себя большим? Четыре моря в пространстве между небом и землей не походят ли на впадины от камней посреди большого болота? А Срединные царства в центре [четырех] морей не походят ли на зернышко в большом амбаре? Называя вещи, говорили: их тьма, к человеку же относили одно [название]. Людей всего девять областей, но [куда бы ни] проникали корабли и повозки, среди тех, кто питается зерном, человек был лишь одной [частью].

В сравнении с тьмой вещей не подобен ли человек кончику волоска на конской шкуре? {4}  4. Человек, по Чжуанцзы, величина бесконечно малая в беспредельном пространстве и времени.


[Закрыть] Вот к чему сводится все [значение] деяний пяти предков, борьбы царей трех династий, забот милосердных и хлопот служилых мужей. Вот почему [лишь] хвастовством [можно] считать и славу Старшего Ровного, отказавшегося от престола, и многознание Конфуция, [толковавшего] обо всем в речах. Не так ли и ты недавно хвастался массой [своих] вод?

– В таком случае, – спросил Дядя Реки, – можно ли [считать] небо и землю [самым] большим, а кончик волоска [самым] малым?

– Нет! – ответил Северный Океан Жо. – Ведь время бесконечно {5}  5. Речь идет об отличии объективного времени, как ранее – пространства, постигаемого разумом, от чувственно воспринимаемого времени.


[Закрыть], качества вещей безграничны {6}  6. Речь идет о конкретном разнообразии и развитии чувственно воспринимаемых вещей.


[Закрыть], в [их] участи нет постоянства, ни в конце, ни в начале не бывает одного и того же. Поэтому-то [обладающие] глубокими познаниями наблюдают и за близким и за далеким; маленькое [для них] – не мало, большое – не велико; [так] узнают, что качества бесконечны. Доказательств ищут и в современности, и в древности; древними не тяготятся, [хотя они] и отдаленные; [современные] собирают, не становясь на цыпочки; [так] узнают, что время бесконечно. Изучают пустое и полное; обретя, не радуются; утратив, не печалятся; [так] узнают, что в участи нет постоянства. Видя [жизнь как] ровную дорогу, не радуются при рождении и не считают бедой смерть; [так] узнают, что ни з конце, ни в начале не бывает одного и того же. Считают, что познанного человеком меньше, чем непознанного; что время его жизни не столь долгое, как время до его рождения. [Если] с помощью столь малого пытаются познать до конца столь крупное, то впадают в заблуждение и не могут удовлетвориться. Отсюда видно, достаточно ли познать кончик волоска, чтобы определить мельчайший зародыш, достаточно ли познать небо и землю, чтобы исчерпать величайшее пространство?!

– Верно ли говорят все те в мире, кто рассуждает: «Мельчайшая сущность не обладает формой, величайшее нельзя охватить»? – спросил повелитель Реки.

– Ведь [тот, кто], исходя из мельчайшего, взглянет на величайшее, – [его] не исчерпает, – ответил Северный Океан Жо, – [тот, кто], исходя из величайшего, взглянет на мельчайшее, [его] не разглядит. Ведь мельчайшее семя – это ничтожнейшее в малом; величайшее – это огромное в большом. Бывают случаи, когда различить [их] легко, ибо мелкие и крупные ограничиваются формой. Не обладающие формой не поддаются разделению для счета: то, что нельзя охватить, не исчерпаешь в цифровой оценке. Крупнейшие из вещей можно выразить в словах; мельчайшие из вещей можно постичь мыслью. То, что нельзя ни выразить в словах, ни постичь мыслью, не зависит от [величины] крупной или мелкой. Поэтому-то большой человек не стремится причинить вреда людям, [но и] не проявляет излишней [своей] благосклонностям и милосердия. Не действует ради выгоды [и] не презирает раба у ворот. Не сутяжничает из-за имущества и товаров, [но и] не кичится, уступая или [от них] отказываясь. В делах не прибегает к чужой [помощи, и] не кичится тем, что кормится [собственными] силами, не презирает жадных и алчных. В своих поступках отличается от [людей] пошлых [и] не кичится таким отличием. Следуя за толпой, не презирает говорунов и льстецов. Ранги и жалованье в мире не считает достойным поощрением; казни и позор не считает постыдными. Знает, что нельзя [точно] отделить правильное от неправильного, нельзя [точно] отличить малое от большого. [Я] слышал, что человек, [постигший] путь, остается неизвестным; что обладающий высшими свойствами [ничего] не обретает; что у великого человека нет самого себя – [таков] высший предел в ограничении [своей] доли.

– [Если не различать]: вещи ни по внешнему, ни по внутреннему, как же отделить благородных от презренных, как же отличить больших от малых? – спросил повелитель Реки.

– [Если] судить исходя из пути, – ответил Северный ОкеанЖо, – нет вещей благородных, нет презренных {7}  7. Исходя из биологического понимания человека, Чжуанцзы отрицает деление людей на знать и простонародье (см. также <стр. 261,> «Лецзы», гл. 8, прим. 31).


[Закрыть]. [Если] судить исходя из вещей, [то они] самих себя ценят, а других презирают. [Если] судить исходя из людских обычаев, [то] от самого [человека] не зависит, [быть ему] благородным или презренным.. [Если] судить исходя из принятых различий и называть большими тех, кого считают большими, то [вся] тьма вещей окажется большой; [если] называть малыми тех, кого считают малыми, то [вся} тьма вещей окажется малой. [Так] узнаешь, что небо и земля – зернышко; [так] узнаешь, что кончик волоска – холм или гора. Так сравнивают по относительной величине. [Если] судить исходя из заслуг и называть заслуженными тех, у кого признают заслуги, то у [всей] тьмы вещей окажутся заслуги; [если] отрицать заслуги тех, у кого их отрицают, то у [всей тьмы] вещей [заслуг] не окажется. [Так], узнав, что Восток и Запад друг другу противоположны, но что ни тот ни другой отрицать нельзя, [можно] определить роль [каждого как] части. [Если] судить исходя из интересов [каждого] и одобрять тех, кого одобряют, то всю тьму вещей придется одобрить; [если] осуждать тех, кого осуждают, то всю тьму вещей придется осудить. [Так], узнав, что Высочайший и Разрывающий на Части каждый себя одобрял, но один другого порицал, [можно] увидеть, как властвовали [собственные] интересы. В старину Высочайший и Ограждающий уступили трон и остались предками, а Куай {8}  8. Куай – царствовал в Янь с 320 до 312 г. до н.э. Подражая Высочайшему и Ограждающему, Куай уступил трон сыну своего советника и на третий год в царстве поднялась смута.


[Закрыть] уступил трон и погиб. Испытующий и Воинственный боролись и стали царями, а Бэйгун боролся и погиб. Отсюда видно, что обычай – уступать [трон] или бороться [за него], поведение Высочайшего или Разрывающего на Части нельзя принимать за [нечто] постоянное, [они] бывали то благородными, то презренными. Балкой можно протаранить городскую стену, но нельзя заткнуть нору – [таково] различие в орудиях. Рыжий Быстроногий и Рыжий Черногривый пробегали в день по тысячи лиу [но] мышей ловили бы хуже, чем дикая кошка, – [таково] различие в способностях. Сова и филин по ночам ловят блох, различают кончик волоска, а днем таращат глаза и не замечают даже гору, – [таково] различие в [природных] характерах. Поэтому и говорится: «Утверждать истинное и отрицать ложное, утверждать порядок и отрицать смуту – значит не понимать закона неба и земли, [природного] характера [всей] тьмы вещей». Ведь это то же самое, что утверждать небо и отрицать землю, утверждать [силу} холода и отрицать [силу] жара, – ясно, что это не годится. И все же [об этом] толкуют, не переставая, [если] не дураки, так лгуны. Предки и цари по-разному передавали власть; при трех династиях по-разному наследовали власть. Того, кто отличался от [своих] современников, кто шел против обычаев, называли узурпатором; того, кто не отличался от современников, кто следовал обычаям, называли поборником справедливости. Помолчал бы [ты], Дядя Реки! Откуда тебе знать, где ворота благородного, а где – презренного, где дома малых, а где – великих!

– Что же мне в таком случае делать, а чего не делать? – спросил Дядя Реки. – Принимать или отказываться? Добиваться или отступать? Как же мне, в конце концов, быть?

– Что такое благородный? Что такое презренный? [Если] судить исходя из пути, назову это [лишь] развитием противоположностей, – ответил Северный Океан Жо. – Не упрямься в своих мыслях, [они] большое препятствие для пути. Что такое малые? Что такое великие? Это назову [лишь] благодарностью за дары <природы>. Не действуй всегда одинаково, разойдешься с путем. [Будь] суров подобно [такому] государю в царстве, который не знает личного пристрастия. [Будь] удовлетворен подобно богу Земли во время жертвоприношения – для него нет личного счастья. [Будь] широк подобно бесконечности всех четырех сторон, которой нет пределов. Охвати [всю] тьму вещей, [не вникая] кто кому помогает, кто кого поддерживает, – это назову беспристрастием. [Станешь относиться] ко [всей] тьме вещей беспристрастно, [разве окажутся] одна хуже, другая лучше? У пути нет ни конца, ни начала, у вещей есть смерть и рождение, их совершенство ненадежно; то пустые, то полные, не [навечно] обретают свою форму. Годы нельзя повторить, время нельзя остановить. Увядание и рост, полнота и пустота, конец и начало – вот почему называем великой справедливостью, судим о [естественном] законе тьмы вещей. Жизнь вещи подобна стремительному бегу, [она] развивается с каждым движением, изменяется с каждым моментом {9}  9. Это изречение Чжуанцзы наиболее близко к отмечавшейся В.И. Лениным знаменитой формуле Гераклита «...нельзя войти дважды в одну и ту же реку...» (В.И. Ленин, Философские тетради, – стр. 291).


[Закрыть]. [Ты спрашиваешь], что тебе делать? Чего не делать? Ведь в будущем, конечно, сам по себе изменишься.

– Но что же тогда ценного в пути? – спросил Дядя Реки.

– Познавший путь, – ответил Северный Океан Жо, – непременно постигнет [естественный] закон; постигший [естественный] закон непременно поймет, что такое власть; понявший, что такое власть, не станет вредить себе из-за вещей. [Человека] настоящих свойств огонь не обожжет, вода не утопит, ни холод, ни жар не причинят [ему] вреда, ни хищные птицы, ни дикие звери [его] не погубят. [Это] не значит, что они к нему (отнесутся] безразлично. [Это] значит, что [он] изучает опасное и безопасное, спокоен в счастье и в беде, осторожен, и приближаясь и удаляясь, и ничто [ему] не вредит. Поэтому и говорится: «Естественное – внутри, человеческое – вовне». Свойства зависят от природы; поняв, что в поведении естественное, а что человеческое, [обретешь] корень в природном и твердость в свойствах. [Чем] топтаться на месте, [то] вытягиваясь, [то] сжимаясь, [лучше] вернуться к самому важному и поговорить о высшем.

– Что такое естественное? Что такое человеческое? – спросил Дядя Реки.

– У буйвола и у коня по четыре ноги, – ответил Северный Океан Жо, – это называют естественным. Конь в узде, буйвол с продырявленным носом – это называю человеческим. Поэтому и говорится: «Не губи природного человеческим, не губи естественного искусственным, не жертвуй собой ради приобретения». Тщательно сохраняй [природное], не теряй [его] – это назову возвращением к своему истинному.

Одноногий {10}  10. Одноногий (Куй) – насекомое с одной ногой. Названные в начале фрагмента Глаз и Сердце в дискуссию не вступают. Они, возможно, отнесены к заключающему беседу «мудрому».


[Закрыть] позавидовал Сороконожке, Сороконожка позавидовала Змее, Змея позавидовала Ветру, Ветер, позавидовал Глазу, Глаз позавидовал Сердцу.

Одноногий сказал Сороконожке:

– Подпрыгивая на одной ноге, я передвигаюсь медленнее [тебя]. Как ты ныне [справляешься] со [своей] тьмой ножек?

– Не знаю почему, [но] я двигаюсь ныне с помощью естественного механизма, – ответила Сороконожка. – Разве ты не видел слюны? Когда плюют, [капельки] то крупные, точно жемчужины, то мелкие, точно туман, рассеиваясь, падают вниз. [Этих капель] нельзя и сосчитать.

Сороконожка сказала Змее:

– Я передвигаюсь на многих ногах. Почему же я не могу догнать тебя, у которой нет ног?

– [Мною] движет естественный механизм. Разве [его] можно изменить? И как бы я стала ходить ногами? – ответила Змея.

Змея сказала Ветру:

– Я передвигаюсь, шевеля своим позвоночником и ребрами, как будто у меня есть [ноги]. [У тебя] как будто нет [ног], как же ты ныне, бушуя, поднимаешься с Северного океана и, бушуя, влетаешь на Южный океан?

– Да, я бушуя поднимаюсь с Северного океана и влетаю на Южный океан, – ответил Ветер. – Но ткни меня пальцем, и меня одолеешь; наступи на меня, и меня одолеешь, а ведь лишь я способен ломать огромные деревья и сносить большие дома. Поэтому великие победы одерживает [лишь] тот, кого не победит тьма мелочей. Одерживать великие победы способен лишь мудрый.

[Когда] Конфуций странствовал по [местности] Куан {11}  11. Об окружении Конфуция в местности Куан, но с другим содержанием, см. «Изречения» (гл. 9, 11, I, 176, 250). Комментарии говорят, что Куан находилось в царстве Вэй, поэтому название жителей – сунцы – здесь описка.


[Закрыть], сунцы окружили его в несколько рядов, но [он], не прекращая, пел и перебирал струны.

– Почему [вы], учитель, развлекаетесь? – войдя, спросил Цзылу.

– Подойди, я тебе поведаю, – ответил Конфуций. – Я давно уже опасался беды, но не [смог ее] избежать – [такова] судьба. Давно уже добивался удачи, но [ее] не достиг – [таково] время. При Высочайшем и Ограждающем в Поднебесной не было неудачников, и [благополучия] добивались не знаниями. При Разрывающем на Части и Бесчеловечном не было людей удачливых, и не из-за недостатка в знаниях. Таково соотношение времени и обстоятельств. Ведь мужество рыболова в том, чтобы не избегать па воде встречи с драконом. Мужество охотника в том, чтобы не уклоняться на суше от тигра и носорога. Мужество героя в том, чтобы встретить смерть, точно жизнь, скрестив сверкающие клинки. Мужество мудрого в том, чтобы бестрепетно встретить великое бедствие, сознавая, что беда зависит от судьбы, а удача – от времени {12}  12. Учение о судьбе и времени – об эпохе, как причине удачи или неудачи того или иного деятеля, его учения, опровергается здесь с помощью эпизода из жизни Конфуция: его собственная оценка эпизода оказывается ложной.


[Закрыть]. Останься [здесь], Ю! Моя судьба предрешена!

Но вскоре вошел латник попрощаться и сказал:

– [Вас] приняли за Яна Тигра, поэтому и окружили. Ныне же снимаем [осаду]. – [Он] попросил разрешения проститься и ушел.

Гунсунь Лун сказал царевичу Моу {13}  13. Царевич Моу («Лецзы», 81-83, гл. 4, прим. 21) отстаивал учение Гунсунь. Луна, здесь же опровергает своего прежнего учителя, доказывая правоту Чжуанцзы.


[Закрыть]:

– [Я], Лун, с юности изучал путь древних государей, [когда] вырос, понял поведение милосердного и справедливого. [Я] объединил тождество и различие, отделил твердость и белизну, [утвердил] истинное и неистинное, возможное и невозможное. [Я] утомился, [постигая] знания [всей] сотни школ, исчерпал мастерство в споре многих ораторов и счел, что достиг высшей проницательности. Ныне же услышал речи Чжуанцзы и удивился, [так] они неясны. В чем [я] отстал [от него] – в красноречии, в знаниях? Не пойму! Ныне я больше не раскрою рта. Дозвольте спросить, в чем его секрет?

Царевич Моу облокотился о столик, глубоко вздохнул, взглянул на небо и, улыбнувшись, заговорил:

– Разве ты не слышал, что сказала Лягушка из обмелевшего колодца Черепахе из Восточного моря? «Почему бы, [вам], учитель, не зайти посмотреть, как я наслаждаюсь? [Я] выбираюсь наверх, прыгая по стенкам колодца, возвращаюсь, отдыхая в выбоинах стены, где выпал кирпич. Зайду в воду – доходит до подмышек, до подбородка; зайду в ил – утонет в нем и стопа и голень.