Текст книги "Закон триады"

Автор книги: Цю Сяолун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

8

Стоя рядом с «мерседесом», Чэнь смотрел на выходящую из вращающихся дверей гостиницы Кэтрин Рон – в белом платье, гибкая и стройная, она напоминала покрывшуюся цветами яблоньку, расцветшую под апрельским небом Шанхая. По всему было видно, что она хорошо отдохнула, и при виде Чэня ее свежее лицо осветилось веселой улыбкой.

– Это шофер нашего управления, товарищ Чжоу Цзин. – Затем Чэнь представил ее водителю. – Сегодня он будет с нами целый день.

– Рада познакомиться, товарищ Чжоу, – сказала она по-китайски.

– Добро пожаловать, инспектор Рон. – Чжоу с приветливой улыбкой оглянулся на нее через плечо. – Вообще-то меня зовут Малыш Чжоу.

– Тогда вы называйте меня просто Кэтрин.

– Малыш Чжоу – наш лучший водитель. – Чэнь уселся рядом с Кэтрин на заднем сиденье.

– Главное, у нас самая лучшая машина, – сказал Чжоу, – а мы со старшим инспектором стараемся работать как можно лучше, инспектор Рон, иначе его не выделили бы для работы с вами.

– В самом деле?

– Конечно, он ведь у нас настоящий ас, восходящая звезда управления.

– Это мне известно.

– Не стоит преувеличивать, Малыш Чжоу, – сказал Чэнь. – Лучше следи за дорогой.

– Не беспокойтесь, я здесь каждый закоулок знаю. Поэтому сейчас, например, мы свернем сюда и сократим дорогу. – Чэнь заговорил с Кэтрин на английском: – Есть какие-нибудь новости от ваших коллег?

– Мой шеф, Эд Спенсер, проверил близлежащие магазины, которые посещал Фэн. Дело в том, что машины у Фэна нет, как и нет в Вашингтоне ни друзей, ни знакомых. Судя по чеку, в тот самый день, когда Фэну подбросили записку с предостережением, он заходил за продуктами в ближайший магазин. Этот магазин находится там очень давно, и никаких темных делишек за ним не числится. Фэн купил там лапшу и взял напрокат несколько видеокассет с китайскими фильмами. По дороге домой он заходил еще в магазинчик китайских сувениров и трав и в китайскую парикмахерскую. Выходит, записку с угрозой ему могли подсунуть и там.

– Я обсуждал новый поворот событий с секретарем Ли. И мы считаем необходимым выяснить, каким образом гангстеры узнали о его местонахождении.

– Понятия не имею! В нашу спецгруппу входим только мы с Эдом, а наш переводчик Шао давным-давно работает в ЦРУ, – сказала Кэтрин. – Невозможно и подумать, чтобы утечка произошла с нашей стороны.

– Да, но видите ли, решение позволить Вэнь выехать в Соединенные Штаты принималось нашим правительством на очень высоком уровне. И мы с секретарем парткома Ли только накануне вашего приезда впервые узнали о деле Фэна и Вэнь, – возразил Чэнь.

– Да, все это очень странно! А Фэн вообще очень скомпрометировал нашу программу защиты свидетелей. Он даже не предупредил нас о том, что намерен позвонить жене. Эд подумывает перевести его в другое место.

– Возьму на себя смелость, инспектор Рон, посоветовать вам оставить его на прежней квартире, но более тщательно следить за ним. Мафия может попытаться снова с ним связаться.

– Но тогда он подвергается большой опасности!

– Ну, если бы они хотели убить Фэна, то сразу бы это сделали, а не стали бы ему угрожать. Полагаю, они хотят только помешать ему дать показания против Цзя. И попытаются убить его лишь в том случае, если у них не останется иного выхода.

– Что ж, пожалуй, вы правы, старший инспектор Чэнь. Я передам ваши соображения своему начальству.

Малыш Чжоу вел машину коротким путем, и вскоре они оказались на улице Шаньдунлу, где жил со своей семьей Вэнь Лихуа, брат Вэнь Липин. Эта маленькая тесная улочка недалеко от Хуанпу, застроенная старыми развалюхами, находилась в прежнем французском квартале. За последние годы, когда вокруг выросли новые, современные здания, она стала как бельмо на глазу. Въезд в улочку загораживали незаконно припаркованные велосипеды, автомобили и огромная груда ржавого металлолома с близлежащего завода. Малышу Чжоу пришлось долго лавировать между этими препятствиями, прежде чем он остановился перед двухэтажным домиком. На некрашеной потрескавшейся двери едва можно было разобрать номер.

Сразу за дверью наверх вела скрипучая деревянная лестница с покрытыми густой пылью перилами, в лестничном проеме с облупившимися стенами даже днем царила полная темнота. Кэтрин в своих туфельках на высоких каблуках осторожно ступала на высокие, жалобно скрипящие ступеньки, но все равно пару раз споткнулась.

– Извините, – сказал Чэнь, поддержав ее под локоть.

– Не за что, старший инспектор Чэнь, вы ведь ни в чем не виноваты.

Чэнь заметил, что она вытерла руки платком, когда они добрались до второго этажа. Они оказались у входа в длинное помещение наподобие коридора, беспорядочно загроможденное разным хламом: здесь были свалены сломанные плетеные стулья, отслужившие свой век печурки, колченогий стол и старый шкаф, видимо когда-то служивший буфетом. В углу стоял обеденный стол с несколькими стульями.

– Это место для хранения ненужных вещей? – спросила Кэтрин.

– Нет, когда-то здесь находилась гостиная, а теперь общее помещение для тех семей, которые занимают весь этот этаж.

По одну сторону коридора видны были двери. Чэнь постучал в первую. Им открыла старая женщина, с трудом передвигавшаяся на распухших ногах.

– Вам нужен Лихуа? Он живет в последней комнате. Вероятно, услышав их шаги, жилец сам открыл дверь и вышел в коридор. Это был мужчина лет сорока пяти-сорока шести, долговязый, лысый, с густыми бровями и усами, в белой футболке, в шортах цвета хаки, в сандалиях на резиновой подошве и с узкой повязкой на голове. Он назвался Вэнь Лихуа и пригласил их к себе.

Они вошли в комнату площадью метров шестнадцать, все убранство которой красноречиво свидетельствовало о нищете. На синей железной спинке в изголовье старомодной кровати до сих пор красовался плакат, изображающий стоящего на воротах Тяньаньмэнь председателя Мао с воздетой рукой; первоначальный узор на спинке уже невозможно было разобрать. В центре комнаты помещался крашеный красный стол с пластиковым стаканчиком для ручек и контейнер с бамбуковыми палочками для еды – признак многофункциональности стола. Рядом – пара простых жестких стульев. Единственной относительно новой вещью была серебряная рамочка, обрамляющая фотографию мужчины с женщиной и парой улыбающихся ребятишек, прижавшихся друг к другу. Судя по тому, что на фото у Лихуа еще росли густые жесткие волосы, снимок был сделан достаточно давно.

– Вы знаете, товарищ Вэнь Лихуа, зачем мы к вам пришли? – Чэнь протянул ему свою карточку.

– Да, насчет моей сестры, но помочь вам я не могу. На работе мне дали отгул, специально для встречи с вами. – Лихуа жестом пригласил их сесть к столу и принес чашки с чаем. – А что она натворила?

– Ваша сестра не сделала ничего плохого. Просто она обратилась с просьбой выдать ей заграничный паспорт, чтобы уехать к мужу в Соединенные Штаты, – пояснила Кэтрин, передавая ему свое удостоверение.

– А разве Фэн в Америке? – Лихуа почесал голову, затем добавил: – О, вы говорите на китайском!

– К сожалению, не очень хорошо, – сказала она. – Поэтому разговор будет вести старший инспектор Чэнь. А на меня не обращайте внимания.

– Инспектор Рон приехала сюда, чтобы оказать нам помощь, – сказал Чэнь. – Дело в том, что ваша сестра исчезла. И нас интересует, не давала ли она вам знать о себе.

– Исчезла! Нет, нет, она со мной не связывалась. Я только от вас узнал, что Фэн в Америке и что она хотела к нему уехать.

– Что ж, хоть вы ничего не слышали о сестре за последнее время, пожалуйста, расскажите нам о ней поподробнее, это сможет нам помочь, – сказал Чэнь.

Кэтрин достала портативный магнитофон.

– Хотите – верьте, хотите – нет, а мы с ней не разговаривали уже много лет. – Лихуа тяжело вздохнул, сгорбившись над своей чашкой. – А ведь она у меня единственная сестра!

Чэнь предложил ему сигарету.

– Пожалуйста, мы вас слушаем.

– С чего же начать?

– Да с чего хотите.

– Ну, нас у родителей было всего двое, я да Вэнь. Мама умерла очень рано, и отец один вырастил нас – вот в этой самой комнате. Я человек обыкновенный, про меня и говорить-то нечего. Ни тогда, ни сейчас. Но она была совершенно другая. Очень красивая и к тому же очень способная. Все учителя в школе предсказывали ей блестящее будущее в социалистическом Китае. Она пела, как жаворонок, танцевала, как облачко. Люди говорили, что она родилась под персиковым деревом.

– Как это? – не поняла Кэтрин.

Чэнь пояснил:

– Мы сравниваем красивую девушку с цветком персика. Еще существует поверье, что, если ребенок родился под персиковым деревом, он вырастет очень красивым.

– Уж не знаю, родилась ли она под персиковым деревом или нет, – снова вздохнул Лихуа и затянулся сигаретой, – а только не в тот год, это уж точно. Когда она училась в шестом классе, началась культурная революция. Она вступила в ряды хунвейбинов и стала самой главной солисткой в районном ансамбле песни и пляски. Школы и разные организации приглашали ее петь революционные песни и исполнять «Танец верности».

– «Танец верности»? – снова переспросила Кэтрин. – Извините, что я вас прервала.

– В те годы в Китае танцы были запрещены, – пояснил Чэнь. – Разрешали исполнять только один танец – так называемый «Танец верности», больше похожий на марш. Танцор держал вырезанный из бумаги иероглиф «верность» или красное бумажное сердце, на котором изображался тот же иероглиф. Даже жесты танцоров были призваны всячески демонстрировать преданность председателю Мао.

– Затем возникло новое движение – закончившие школу юноши и девушки, так называемая «грамотная молодежь», уезжали на перевоспитание в деревню, – продолжил Лихуа. – Как и другие, она всем сердцем отозвалась на призыв Мао. Ей было всего шестнадцать, и отец очень боялся за нее. По его настоянию, вместо того чтобы ехать со своими одноклассниками, она отправилась в провинцию Фуцзянь, в деревню Чанлэ, где у нас были родственники, которые, как мы надеялись, могли о ней позаботиться. Сначала вроде все шло хорошо. Она регулярно писала домой, говорила о том, что считает для себя необходимым перевоспитание через тяжелую работу, поэтому она сажает рис, рубит в лесу деревья на дрова, под дождем пашет землю… Тогда почти вся молодежь верила Мао, как будто он был богом.

– И что же потом?

– А потом она вдруг перестала нам писать. Мы с отцом не могли отправиться в такую даль, поэтому написали родственнику, и он как-то уклончиво ответил, что у нее все хорошо. Через несколько месяцев она прислала коротенькое письмо, сообщила, что вышла замуж за Фэн Дэсяна и ждет ребенка. И тогда отец поехал к ней, в ту самую деревню. Путь был долгий и тяжелый. Вернулся он совершенно другим человеком, разбитым, поседевшим и опустошенным. Мне он почти ничего не рассказывал. Ведь он возлагал на нее такие большие надежды! С тех пор она нам почти не писала. – Лихуа с силой потер лоб, словно заставляя себя вспомнить. – Отец во всем винил только себя. Ведь если бы она уехала со своими одноклассниками, то после революции вернулась бы домой, как и большинство из них. Эта мысль и свела его вскоре в могилу. И вот тогда она в первый раз приехала в Шанхай, чтобы похоронить отца.

– Она о чем-нибудь рассказывала вам в тот приезд?

– Нет, практически ничего. Сестра очень изменилась. Сомневаюсь даже, узнал бы ее отец в черном платье из грубой домотканой холстины и в белой повязке из полотенца. Как могла судьба обойтись с ней так несправедливо! Она очень плакала по отцу, но почти ни с кем не разговаривала, ни со мной, ни с Чжу Сяоин, которая была ее самой близкой подругой в школе. Чжу приходила на похороны и подарила нам стеганое одеяло.

Чэнь увидел, как Кэтрин что-то записывает.

– Потом сестра стала писать еще реже, – монотонно продолжал Лихуа. – Мы узнали, что она получила работу на фабрике деревенской коммуны, но зарабатывала очень мало. А вскоре в результате несчастного случая у нее погиб сын. Еще один тяжелый удар. Последнее письмо от нее пришло года два назад.

– А остальные ее знакомые в Шанхае поддерживают с ней связь?

– Нет, не думаю.

– Почему вы так считаете?

– Дело в том, что в прошлом году ее одноклассники собрались на встречу. Они устроили роскошный вечер в гостинице «Река Цзин». Организовал его и за все заплатил один их парень, который очень разбогател. Каждому однокласснику было прислано приглашение, в котором было написано, что если кто-то не сможет прийти сам, то вместо него может прийти его родственник. Вэнь по-прежнему жила в деревне, и Чжу уговорила пойти меня. Я в жизни не бывал в пятизвездочной гостинице и, конечно, согласился. За столом несколько ее одноклассников подходили ко мне и расспрашивали о сестре. Меня это не удивило. Чжу помнит, какой она была в школе. В нее были влюблены очень многие ребята.

– У нее был тогда возлюбленный? – спросила Кэтрин.

– Нет, в те времена об этом и подумать было нельзя. Она же была хунвейбином и все свободное от учебы время посвящала революционной деятельности. – Помолчав, Лихуа добавил: – Тайные воздыхатели, может, и были, но только не возлюбленный.

– Ну, допустим, тайные воздыхатели, – сказал Чэнь. – Вы можете кого-нибудь из них назвать?

– Да их много было. Некоторые пришли на эту встречу. Кое-кто живет хорошо, кое-кто – очень плохо, вроде Су Шэньи, он-то совсем разорился. Но тогда он тоже был хунвейбином, часто приходил к нам домой. Он тоже пришел на встречу одноклассников, чтобы поесть всяких вкусных вещей, как и я. Выпив несколько рюмок, он признался мне, что очень любил Вэнь, и даже заплакал. Еще там был Цяо Сяодун, он состарился, поседел и вообще очень сдал, сейчас ждет увольнения на пенсию. Цяо играл в «Истории Красной Лампы» Ли Юйхэ. Они с Вэнь были в одном ансамбле песни и пляски. Как же все изменились!

– А кто тот разбогатевший парень, за чей счет и была устроена встреча?

– Его зовут Лю Цин. В 1978 году он поступил в университет, стал репортером «Вэньхуэй дейли», сочинял стихи и даже печатал их, а после основал свое дело. Теперь он настоящий миллионер, владеет компаниями в Шанхае и в Сучжоу.

– Лю тоже был тайным воздыхателем Вэнь?

– Нет, не думаю. Вообще-то мы с ним даже не поговорили, он все время провозглашал тосты за одноклассников. Чжу сказала, что в школе его попросту не замечали. Он был заядлым книгочеем, сыном родителей с сомнительным прошлым. Он не посмел бы заглядываться на Вэнь, это было бы все равно как если бы жаба заглядывалась на белого лебедя. В самом деле, колеса фортуны вращаются стремительно. В случае с Вэнь ей не понадобилось и шестидесяти лет.

– Еще одна китайская пословица, – объяснил Чэнь Кэтрин. – «Колеса судьбы делают один оборот каждые шестьдесят лет».

Кэтрин кивнула.

– Моя бедная сестренка практически погибла, когда ей было всего шестнадцать лет. Думаю, прийти на ту встречу ей не позволила гордость.

– Она действительно слишком много перенесла. Некоторые люди после душевной травмы полностью замыкаются в себе, – сказала Кэтрин. – Но пока человек жив, жива и надежда. Значит, в Шанхае она ни с кем не могла бы встретиться?

– Нет, разве только с Чжу Сяоин.

– Вы знаете ее адрес? – спросил Чэнь. – И если можно, дайте нам адреса других ее одноклассников, например Су Шэньи и Цяо Сяодуна.

Лихуа достал записную книжку и написал на клочке бумаги несколько строк.

– Пятеро живут в Шанхае. Вот только насчет Бай Бина я не очень уверен. Он бывает здесь время от времени, а в основном разъезжает по стране, торгует всякими подделками в Шанхае и в других городах. Адреса Лю Цина у меня нет, но его-то вы легко найдете.

– Еще один вопрос. Все-таки почему она не вернулась домой после культурной революции?

– Об этом она мне не писала. – В голосе Лихуа послышалось некоторое напряжение, и он нервно провел рукой по губам. – Может, Чжу вам больше расскажет. Она сама возвратилась домой в начале восьмидесятых.

Когда они встали, Лихуа нерешительно сказал:

– Я все еще ничего не понимаю, старший инспектор Чэнь.

– А что именно?

– В наше время очень многие уезжают за границу – законным или незаконным путем, особенно в Фуцзяни. Я о них слышал. Почему же моя сестра привлекла ваше внимание?

– Она оказалась в очень сложном положении, – сказал Чэнь, надписывая на визитке номер своего сотового телефона. – Могу только сказать, что в ее прибытии в Америку одинаково заинтересованы правительства Соединенных Штатов и Китая. Ее могут разыскивать и бандиты из фуцзяньской триады. Можете себе представить, что ей угрожает, если они ее найдут. Поэтому, если она вдруг свяжется с вами, немедленно дайте нам знать.

– Обязательно, старший инспектор Чэнь.

9

Шел третий день пребывания следователя Юя в Фуцзяни.

За это время розыски Вэнь ни на шаг не продвинулись, зато у него появились кое-какие соображения. Известие о телефонном разговоре между Фэном и Вэнь вело в совершенно ином направлении. Поначалу Юй предположил, что она может скрываться где-то в этой провинции. Однако, судя по беседам с жителями деревни, у самой Вэнь здесь не было ни родственников, ни знакомых, что же касается связей Фэна, то все они давно были порваны. Крестьяне даже не пытались скрыть своей ненависти к нему или просто отказывались о нем говорить; видно, здорово он им насолил. Трудно было надеяться, что все эти дни Вэнь Липин таилась в каком-то укрытии.

Вместе с тем предположение о том, что она покинула Фуцзянь, тоже не подтверждалось. Никто не видел ее не только в том автобусе, который проходил мимо деревни в ночь ее исчезновения, но и во всех других на территории радиусом сто пятьдесят километров. Юй провел тщательную проверку в транспортной конторе. Выяснилось, что ночью в районе деревни такси могло появиться только в том случае, если оно было вызвано заранее, а записи о таком вызове Юй в регистрационных книгах не обнаружил.

Само собой напрашивалось предположение, что Вэнь действительно по своей воле ушла из деревни, но была похищена где-то на пути к остановке автобуса. В таком случае, если местная полиция не предпримет срочных и решительных мер против мафии, ее не успеют найти к нужному времени, если вообще когда-нибудь найдут.

И следователь Юй решил обсудить с комиссаром Хуном, какие меры против мафии можно предпринять прямо сейчас. В результате Хун вручил ему список крупнейших местных гангстеров с их адресами, но, как оказалось, в настоящее время ни одного из них по указанному адресу застать невозможно – одни где-то скрывались, а другие отсутствовали по своим грязным делам. Тогда Юй предложил арестовать менее значительных членов банды. Хун возразил, что необходимую им информацию можно получить только от главарей, и подчеркнул, что вопрос о том, как справляться с гангстерами, находится в юрисдикции фуцзяньской полиции. По рангу комиссар Хун был выше старшего инспектора Чэня, и в итоге у следователя Юя остались лишь бесполезный список бандитов и тоскливое впечатление, что местная полиция не выполняет свою часть работы, во всяком случае, не желает ничего делать по требованию сыщика из Шанхая. После мрачных раздумий он пришел к выводу, что всему этому имеются какие-то серьезные причины.

Каковы бы ни были подозрения Юя, он продолжал делать то, что считал нужным, – расспрашивать людей способных дать хотя бы крупицы каких-то сведений, как делал в Шанхае и старший инспектор Чэнь.

В списке людей, с которыми он намеревался поговорить в тот день, значился управляющий фабрикой Пань, но еще в девять утра он сам позвонил Юю:

– Сегодня с утра я буду занят. Мы можем перенести нашу встречу на более позднее время?

– Какое время вам подошло бы?

– Ну, скажем, от половины двенадцатого до двенадцати, – сказал Пань. – Я приду к вам в гостиницу, как только освобожусь.

– Хорошо, договорились.

Юй хотел было сообщить об изменении сержанту Чжао, но передумал. За прошедшие дни он не видел от Чжао практически никакой помощи. Больше того, у него появилось ощущение, что в присутствии сержанта люди стараются отмалчиваться в ответ на его вопросы. Поэтому он позвонил Чжао, сообщил, что сегодня Пань не сможет прийти и что сам он проведет весь день в гостинице: напишет письмо жене, займется стиркой и засядет за отчет для своего управления. Чжао с готовностью одобрил такой распорядок дня. До Юя уже дошли слухи, что у Чжао есть какой-то побочный и весьма выгодный бизнес; вероятно, он обрадовался возможности на денек освободиться от работы в полиции и уделить внимание делу.

Юй считал непозволительной для себя роскошью отдавать свое белье в прачечную гостиницы, когда вполне мог постирать его сам, сэкономив два юаня. Он усердно тер грязное белье на стиральной доске, поместив ее в бельевую раковину, и думал о годах, утекающих сквозь пальцы, как эта мыльная вода.

В детстве, слушая рассказы отца о расследовании разных преступлений, он мечтал стать полицейским. Однако спустя всего несколько лет после того, как его мечта осуществилась, у него уже почти не осталось надежды когда-нибудь добиться повышения. Его отец, Старый Охотник, несмотря на то что был ревностным служакой и преданным членом партии, так и ушел на пенсию в звании сержанта и получал настолько мизерную пенсию, что не мог себе позволить покупать любимый чай «Лунцзин». Следователю Юю приходилось реально смотреть на жизнь. Не имея высшего специального образования и нужных связей, он и мечтать не мог о том, чтобы дослужиться до высокого ранга. Так он и останется скромным сыщиком, получающим самую маленькую зарплату, не имеющим авторитета в управлении, а его фамилия вечно будет самой последней в списке очередников на жилплощадь…

Вот еще одна причина, по которой он не слишком обрадовался командировке в Фуцзянь. Как раз в этом месяце жилкомитет должен был собраться на очередное заседание. Юй давно уже состоял в списке очередников, и, оставаясь в Шанхае, он мог бы как-то подтолкнуть членов комитета, хотя бы как в фильме, который он недавно видел: стал бы в знак протеста ночевать на своем рабочем столе. Он считал, что у него есть все основания требовать жилья. Спустя десять лет после женитьбы он по-прежнему вынужден был жить под одной крышей со своим отцом. Для человека, достигшего сорокалетнего возраста, не иметь собственного дома считалось постыдным. Даже многотерпеливая Пэйцинь время от времени намекала ему на это.

Трудности с жильем в Шанхае имели давнюю историю, и Юй отлично все понимал. Жилищный вопрос стал острейшей проблемой для государственных учреждений, которые ежегодно получали от городских властей определенное количество квартир и распределяли жилье среди очередников с учетом трудового стажа и различных других показателей. Особенно медленно продвигалась очередь на жилье в управлении полиции Шанхая, где подавляющее количество сотрудников работали всю жизнь.

Тем не менее следователь Юй относился к своей работе очень серьезно и ответственно, считая, что обязан по мере сил помогать людям. Он даже придумал собственную теорию о том, как в настоящее время в Китае стать добросовестным полицейским. Прежде всего необходимо умение определить, возможно ли в данном деле добиться положительного результата. Ведь многие дела попросту не заслуживали усердной работы, поскольку их решение определялось партийным руководством. Например, когда недавно расследовали несколько крупных дел, связанных с коррупцией в государственных органах, несмотря на широко развернутую критику в газетах, все кончилось тем, что прихлопнули комара, а тигр ушел живым. Подобные дела призваны были продемонстрировать, что правительство взяло новый курс, и велись лишь для показухи. Так и расследование дела Цзя, хотя вовсе не является политической кампанией, скорее всего, будет вестись исключительно формально. Единственно эффективный способ борьбы с нелегальной переправкой людей за границу – решительно покончить с мафией, к чему власти пока не готовы.

А вот история самой Вэнь взволновала и заинтересовала Юя. Он и представить не мог, чтобы «грамотная девушка» могла влачить столь жалкое существование. И с ужасом думал, что такая судьба могла бы постигнуть и Пэйцинь. Будучи и сам в прошлом «грамотным юношей», он считал своим долгом помочь несчастной женщине, только пока еще не представлял, каким образом.

Вскоре после того, как Юй закончил стирку, к нему пришел Пань – человек лет тридцати с небольшим, очень высокий и худой, как бамбуковая трость. У него было умное лицо, к которому шли очки без оправы. И говорил он грамотно и умно. Всегда по существу, точно, не отвлекаясь на ненужные подробности.

Разговор с ним не дал Юю новых данных, но помог составить более ясное представление о жизни Вэнь за время работы на фабрике. Вэнь считалась одной из лучших работниц, но и здесь держалась крайне замкнуто. Однако, как считал Пань, не потому, что была приезжей или что остальные работницы относились к ней с предубеждением, а из-за своей гордости.

– Интересно, – пробормотал Юй, понимая, что порой человек уходит в себя только потому, что потерпел в жизни настоящее поражение, – но она пыталась как-то улучшить свою жизнь?

– Беда в том, что ей слишком не повезло. Она попала в лапы Фэна слишком юной и беззащитной, а потом, когда его выгнали с должности, было уже поздно. – Пань задумчиво почесал подбородок. – «До неба далеко, а до императора еще дальше». Кого интересовала образованная девушка в отсталой деревне? Но стоило бы вам видеть Вэнь, когда она только приехала сюда! Вот была красавица!

– Вы ее любили?

– Нет, что вы! Мой отец – бывший помещик. В начале семидесятых я и мечтать не смел о такой девушке.

– Да, мне известно о том, как относились тогда власти к происхождению граждан, – кивнув, сказал Юй.

Юй понимал, что, возможно, у него одного были основания быть благодарным правительству за ту пресловутую политику. Он сам никогда не хватал звезд с неба – в школе ничем не выделялся среди одноклассников, как и они, получил аттестат зрелости и в результате стал самым заурядным полицейским. Другое дело Пэйцинь – замечательно способная и красивая, как героини «Сна в Красном тереме». Они вообще могли бы не встретиться, если бы не «сомнительное» прошлое ее родителей, которое вынудило девушку, так сказать, опуститься до его уровня. Однажды он завел об этом речь, но она резко оборвала его, заявив, что лучшего мужа, чем Юй, она себе и не представляет.

– Когда в 1979 году меня назначили управляющим фабрикой, – продолжал Пань, – Вэнь была уже совершенно бедной и забитой крестьянкой. Не только по положению, но и внешне. Фэна в деревне никто не жаловал, потому и ее не жалели. Но мне стало так ее жалко, что я предложил ей работать на фабрике.

– Хорошо, что хоть вы чем-то ей помогли. Она рассказывала вам о себе?

– Нет, напротив, разговоров она старалась избегать. Некоторые женщины только и знают, что жаловаться на свою несчастную долю, вроде сестры Цянлин из рассказа Лю Сюня «Счастье». Вэнь же предпочитала в одиночестве зализывать свои раны.

– А вы не пытались помочь ей чем-нибудь еще?

– Не пойму, на что вы намекаете, следователь Юй.

– Я не намекаю, я хочу знать, что вы скажете о работе, которую она брала на дом?

– Ну, вообще-то правила запрещают уносить с фабрики детали и абразивы, но она была такой бедной! Для нее имел значение каждый лишний юань. А так как она была нашей лучшей работницей, я и разрешил ей подрабатывать на дому.

– Когда вам стало известно, что она собирается уехать к мужу в Соединенные Штаты?

– Приблизительно месяц назад. Она попросила меня подтвердить ее семейное положение для заявления о выдаче паспорта. Я спросил, что она собирается делать, и она вдруг расплакалась. Только тогда я и узнал, что она беременна. – После долгой паузы Пань сказал: – Меня очень заинтриговали успехи Фэна за границей. Обычно люди только спустя много лет могут начать хлопоты о выезде за границу членов своей семьи. Поэтому я расспросил некоторых крестьян и узнал, что у него там было одно дело…

В дверь вдруг тихо постучали.

Следователь Юй поднялся и открыл дверь. Снаружи никого не было, но на полу он увидел накрытый бумажной салфеткой поднос, на котором лежала карточка с надписью: «Рады угостить вас нашими фирменными блюдами».

– Надо же, как вовремя! Оказывается, гостиница не такая уж плохая. Пообедайте со мной, управляющий Пань. Мы продолжим разговор за едой.

– Что ж, в таком случае я ваш должник, – сказал Пань. – Позвольте мне до вашего отъезда угостить вас местной фуцзяньской лапшой.

Юй снял салфетку и обнаружил большую миску с только что приготовленным тушеным рисом, яичницу-болтунью и жаренную на открытом огне свинину по-китайски, закрытый судок и две тарелки с закуской: одна – с соленым арахисом, другая – с тофу, заправленным кунжутным маслом и зеленым луком. Сняв с судка бумажную крышку, он с удивлением ощутил запах, похожий на аромат ликера.

– Это крабы, маринованные в вине, – пояснил Пань.

На подносе лежала только одна пара пластиковых палочек для еды. К счастью, Пэйцинь уложила в сумку Юя несколько пар запасных палочек, так что он передал одну пару Паню.

Пань поймал пальцами свисающую лапку краба.

– Вообще-то я люблю крабы, – Юй передернул плечами, – только не сырые.

– Не бойтесь. Вам ничто не грозит. Маринование краба в крепком вине устраняет все проблемы.

– Просто я терпеть не могу сырого краба, – покривил душой Юй. На самом деле с детства его любимым завтраком была рисовая каша с кусочками соленого краба. Но Пэйцинь убедила его отказаться от сырых морепродуктов, и он с радостью подчинился своей заботливой жене. – Так что весь краб в вашем распоряжении, управляющий Пань, – скрепя сердце сказал он.

Рис приятно благоухал специями, свинина была нежной и мягкой, а маленькие тарелки с закусками выглядели чрезвычайно аппетитно. Так что Юй прекрасно обошелся и без краба. Они продолжали говорить о Вэнь.

– У Вэнь даже не было счета в банке, – рассказывал Пань. – Все деньги, что она зарабатывала, забирал у нее Фэн. Я предложил ей держать часть денег на фабрике, и она согласилась.

– Она забрала их перед тем, как уехать?

– Нет. В тот день меня не было на фабрике, но она не взяла ни одной монетки, – сказал Пань, с наслаждением обсасывая золотистую крабовую шейку. – Должно быть, решение уехать созрело у нее внезапно.

– А за все эти годы к Вэнь кто-нибудь приезжал?

– Нет, не думаю. Фэн был страшно ревнивым. Он не стал бы приветливо встречать гостей. – Выковыряв внутренности краба, Пань положил на ладонь кусочек, напоминающий по очертаниям крошечного старого монаха. – Слышали про него?

– Конечно! По старой легенде о Белой Змее, назойливому монаху пришлось спрятаться во внутренностях краба… – Юя прервал слабый стон Паня.

Пань буквально сложился пополам и прижал руки к животу.

– Черт! Как будто нож воткнули! – На его внезапно посеревшем лице выступили крупные капли пота. Он не смог сдержать громкого стона.