Текст книги "Исторические записки. Том 2"

Автор книги: Цянь Сыма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Император объявил: “В древности, управляя Поднебесной, при дворе правителя водружали знамя, под которым [люди] предлагали добрые советы и ставили столб для [записи] порицаний [37]37
  Предания говорят, что подобный порядок был установлен при легендарных Яо и Шуне. Дающий правителю советы выходил вперед, останавливался под знаменем и во всеуслышание высказывал свои рекомендации. Порицания за ошибки в управлении излагались около установленного для этой цели столба, позднее тексты порицаний записывались на специальных арках при входе во дворец. Об этом сообщается в трактатах Гуань-цзы и Хуайнань-цзы. Последний рассказывает, что при Яо люди, осмелившиеся что-то советовать правителю, становились около барабана, а при Шуне для тех, кто выступал с хулой, установили особый столб (ЧЦЦЧ, т. VII; Хуайнань-цзы, гл. 9, стр. 149). Ин Шао полагает, что такие порядки отменила лишь династия Цинь. Но ясно, что развитое классовое общество Чжоу уже исключало широкое использование подобных институтов, если они вообще существовали когда-либо в реальной жизни, а не в преданиях.


[Закрыть], поэтому [правители] познавали пути управления и к ним стекались те, кто увещевал их. Ныне в законах предусмотрены наказания за хулу и ложные речи, из-за чего чиновники не осмеливаются до конца выразить свои чувства, а государь не может услышать о своих ошибках и упущениях. Как мы сможем привлечь к себе мудрых и честных мужей из дальних мест? Отменяю подобные наказания. В народе некоторые люди предают государя анафеме, для чего сговариваются, собираются в группы и говорят друг [233] другу разные лживые слова [38]38
  По-разному толкуется выражение хоу сян мань ***. Пэй Инь (ссылаясь на книгу Хань шу инь и) и вслед за ним Сыма Чжэнь объясняют это как понимание названными людьми абсурдности этих проклятий и прекращение их (перевод Уотсона: “позднее один из участников нарушал клятву и докладывал об этом деле” – не точен). Го Сун-тао полагает, что люди говорили друг другу всякую чепуху, не имевшую реальных оснований (Ши цзи цза-чжи, стр. 83). Нами принято это последнее понимание, что совпадает в основном и с переводом Дабса.


[Закрыть]. Чиновники считают все это большой изменой. Даже когда эти люди говорят о чем-либо совсем другом, чиновники все равно рассматривают это как клевету. Так мелкие люди за свою глупость и невежество платят жизнью, чего Мы никак не можем допустить. Начиная с этого дня ни один совершивший подобное деяние не должен подвергаться наказанию”.

В девятой луне (сентябрь – октябрь 178 г.) начальникам областей и советникам всех владений впервые были вручены медные тигровые бирки – ху-фу и бамбуковые верительные дщицы – ши-фу [39]39
  Верительные знаки разных типов, в том числе и ху-фу ***, существовали с эпохи Чжоу, поэтому слово чу *** – “впервые” можно отнести лишь к династии Хань. По-видимому, были введены какие-то новые формы бирок. В 77 гл. Сыма Цянь упоминает о наличии ху-фу в княжестве Вэй (ШЦ, V, 2380). В ряде сборников надписей на древних сосудах, примеры из которых приводит Ян Шу-да, имеются и надписи на верительных бирках такого типа (Хань шу куй-гуань, стр. 31). Бирка ху-фу представляла собой отливку фигуры тигра со сложенными лапами и чаще связывалась с военными приказами и действиями. На спине животного в два столбца наносилась надпись, исполненная древним стилем чжуань. Разделенная по оси на две части, бирка служила для связи со столицей. Одна ее половина оставалась в императорском дворце, другая вручалась доверенному лицу. При складывании половин и их совпадении так, чтобы можно было прочитать надпись, подтверждалась подлинность приложенного приказа. Чжан Янь считает, что бронзовые и бамбуковые бирки, как более простые и дешевые, пришли на смену древним верительным знакам, выделывавшимся из яшмы – гуй ***и чжан ***. В 10 гл. говорится о вручении бирок начальникам областей и советникам во владениях, в Хань шу советники не упомянуты (ХШБЧ, I, 138). Из-за недолговечности материала (бамбука), из которого были сделаны бирки ши-фу ***, они не сохранились.


[Закрыть].

На третьем году правления, в десятой луне, в последний день месяца под знаками дин-ю (22 декабря 178 г.) произошло солнечное затмение [40]40
  Солнечное затмение, как подтверждает Дабс в своем исследовании, отмечено в соответствующих астрономических каталогах (у Опползера под № 2449). В Чанъани оно наблюдалось в середине дня. Как сообщается в 27 гл. Хань шу, солнце находилось в созвездии Доу под 23° (ЭШУШ, I, 418), – т. е. в созвездии Водолея (см. Дабс, I, 284).


[Закрыть]. В одиннадцатой луне император объявил: “Некоторое время назад был издан эдикт, предписывавший лехоу выехать в свои владения, но некоторые из них под разными предлогами до сих пор еще не уехали. Мы высоко ценим первого советника, пусть же он от нашего имени препроводит хоу в их владения”. Цзян-хоу [Чжоу] Бо освобожден от должности первого советника и отправлен в свое владение, а глава военного ведомства [Гуань] Ин, носивший титул Ининь-хоу, назначен первым советником. [В связи с этим] должность главы военного ведомства упразднена, а его обязанности переданы первому советнику. В четвертой луне (май – июнь 177 г.) скончался [Лю] Чжан, носивший титул Чэнъян-вана. [Лю] Чан, носивший титул Хуайнань-вана, вместе со своим приближенным Вэй Цзином убил Шэнь И-цзи, носившего титул Пиян-хоу.

В пятой луне (июнь – июль 177 г.) сюнну вторглись в область Бэйди, расположились к югу от реки Хуанхэ и занялись грабежами. Император впервые удостоил своим посещением дворец Ганьцюань. В шестой луне (июль – август 177 г.) император объявил: “Дом Хань заключил с сюнну договор, основанный на братстве. Чтобы сюнну не наносили вреда нашим границам, мы отправили им щедрые подарки. Ныне их правый сянь-ван покинул свое владение и во главе массы людей расположился на землях к югу от Хуанхэ [41]41
  Земли к югу от Хуанхэ – район Ордоса, расположенный на плато внутри изгиба Хуанхэ на севере. Эти земли, изобиловавшие лугами и озерами, предоставляли благоприятные условия для кочевого скотоводства племен сюнну.


[Закрыть], [234] которые ранее перешли к нам, что нарушает старое положение. Двигаясь взад и вперед, сюнну приближаются к нашим укреплениям, захватывают и убивают наших чиновников и солдат, прогоняют людей из племен мань и и, которые защищали наши укрепления, не давая им возможности оставаться на прежних местах. [Сюнну] обижают и притесняют наших пограничных чиновников, вторгаются в наши земли и грабят, ведут себя заносчиво и беззаконно, нарушая нашу договоренность с ними. Следует послать на границу в Гаону восемьдесят пять тысяч конников”. Император послал первого советника Ининь-хоу Гуань Ина напасть на сюнну, и сюнну ушли [42]42
  О Гаону (прежний уезд Луши; совр. уезд Суйдэ в пров. Шэньси) см. ЧВДЦД, XXXVII, 16506. См. также прим. 122 к 7 гл.
  Текст эдикта мы заканчиваем на упоминании Гаону, что соответствует варианту Хань шу и переводам Шаванна и Уотсона. Гу Цзе-ган включил в эдикт и фразу о поручении Гуань Ину выступить против сюнну (ШЦ, I, 425), что представляется ошибочным.


[Закрыть]. Конные лучники, находившиеся в распоряжении столичного воеводы, были переданы командующему императорской гвардией и расположены в Чанъани [43]43
  Цайгуань *** – название военной специальности. Упоминается в биографии Чжоу Бо (ШЦ, IV, гл. 57, стр. 2065). По толкованию Хань ши инь-и, цайгуань был лучником с тяжелым луком. Ученый III в. Цзинь Чжо отмечает, что Шэньту Цзя натягивал тетиву тяжелого лука ногой. Этим же термином назывались конные лучники. Так, в биографии лянского цензора Хань Ань-го упоминается Ли Си, командующий лучниками – цайгуань цзянцзюнь (ШЦ, VI, гл. 108, стр. 2862). В комментарии Чэнь Цзаня цайгуани определяются как конные лучники. Переброска конных лучников в Чанъань могла быть предпринята с целью укрепить оборону столицы после отправки армии против сюнну.


[Закрыть].

В день синь-мао (12августа 177 г.) император выехал из дворца Ганьцюань в Гаону. По пути он удостоил посещением Тайюань, где увиделся с прежними своими чиновниками и одарил их всех, в соответствии с заслугами он дал им награды, а всем деревенским общинам даровал быков и вина. Население Чжунду [в уезде] Цзиньян было освобождено от налогов на три года [44]44
  В начале главы говорилось, что Лю Хэн, назначенный Дай-ваном, имел резиденцию в Чжунду. В 8 гл., где сообщается, что в 196 г. до н. э. Гао-цзу назначил своего сына Хэна Дай-ваном, резиденцией последнего назван Цзиньян. Чжунду находилось в совр. уезде Пинъяо пров. Шаньси. Цзиньян – название уезда при династиях Цинь и Хань, входившего в состав области Тайюань (ЧВДЦД, XVI, 6517). Очевидно, в 8 гл. был назван не пункт, а уезд, а здесь упомянуты оба названия, что и дало основание нашему переводу. Однако в географической главе Хань шу оба названия отнесены к разным уездам. Жу Чунь на этом основании предполагает наличие последовательно двух столиц Дай-вана (ЦЧТЦ, II, 457), что, на наш взгляд, менее вероятно.


[Закрыть]. В Тайюани [император] оставался и развлекался более десяти дней. Син-цзюй, носивший титул Цзибэй-вана, узнав, что император выехал в земли Дай и намерен двинуться дальше и напасть на хусцев, поднял восстание и послал войска [на запад] с целью неожиданного нападения на Инъян [45]45
  Причины восстания Лю Син-цзюя – единственного крупного мятежа при Вэнь-ди – указаны в труде Сыма Гуана. Син-цзюй считал себя обиженным. Активный участник расправы с родом Люй, он получил лишь небольшое владение. Кроме того, он ратовал за возведение на престол Лю Сяна, а не Лю Хэна. Отсутствие Вэнь-ди в столице и уход армии показались ему удобным моментом для восстания (ЦЧТЦ, II, 457).


[Закрыть]. Тогда император повелел отозвать войска, подчиненные первому советнику, назначил Чэнь У, носившего титул Цзипу-хоу [46]46
  Цзипу-хоу фигурирует в литературе под двумя фамилиями: в 10, 18 гл. Ши цзи (ШЦ, II, 907), в 16 гл. Хань шу (ХШБЧ, II, 777) он назван Чэнь У; в 1 и 44 гл. Хань шу, в Цзы чжи тун-цзянь – Чай У. Трудно сказать, какой вариант точнее.


[Закрыть], старшим военачальником, послав его во главе ста тысяч солдат против восставших. Ци-хоу [Цзэн] Хэ, занимая пост военачальника, стоял с войсками в Инъяне.

В седьмой луне, в день синь-хай (1 сентября 177 г.) император вернулся из [области] Тайюань в Чанъань. Он издал эдикт, обращенный к управителям и чиновникам: “Цзибэй-ван нарушил [основы] добродетели и выступил против государя, он обманул и ввел в заблуждение чиновников и народ, совершив тем самым большую измену. Чиновники и простой [235] народ в Цзибэе, которые еще до прихода наших войск сами наведут порядок, а также те, кто сдастся нам вместе с войсками и поселениями, все будут помилованы и восстановлены в должностях и титулах. Те, кто порвет с ваном Син-цзюем и придет к нам, тоже будут помилованы”. В восьмой луне (сентябрь – октябрь 177 г.) армия Цзибэй-вана была разбита, а ван взят в плен [47]47
  В Хань шу и Цзы чжи тун-цзянь говорится о самоубийстве Лю Синь-цзюя.


[Закрыть]. Все чиновники и люди из народа, кто восставал вместе с ваном в Цзибэе, были помилованы.

На шестом году [правления Вэнь-ди] (174 г.) [48]48
  События 4-го и 5-го годов правления Вэнь-ди здесь не упомянуты. Между тем в Хань шу сообщается о важных мерах: о дальнейших льготах клану Лю; о разрешении в 175 г. до н. э. свободной отливки монет, что вызвало серьезный кризис. Цзя И, осуждая эти меры, писал: “Люди бросают сохи и мотыги, льют металл. Фальшивых денег становится с каждым днем больше, а хлеба не становится больше…” (ХШБЧ, II, III, 2039, ЦЧТЦ, II, 464–465). В схему “добродетельного” правления Вэнь-ди эти факты не укладывались, может быть, поэтому они и были опущены.


[Закрыть] управители и чиновники – юсы доложили, что Хуайнань-ван по имени Чан отменил установления прежних императоров, не подчиняется эдиктам Сына Неба, в его резиденции не соблюдаются [надлежащие] правила, при своих выездах и въездах он подражает Сыну Неба, самочинно издает законы и указы, замышляет вместе с наследником Цзипу-хоу по имени Ци поднять мятеж, отправил гонцов к племенам юэ в Минь и к сюнну, чтобы они послали войска [против Хань]. [Он] создает опасность для храма предков и алтарей духов Земли и злаков. Все сановники, обсуждавшие донесение, сказали: “Чан должен быть публично казнен на площади”. Однако император не решился применить такую меру против вана, он простил его преступления, лишив только титула вана. Сановники просили поселить [Хуайнань-]вана [Чана] в Яньдао или Цюнду, находящихся в области Шу [49]49
  Яньдао находился на территории совр. уезда Инцзин пров. Сычуань. Поскольку его населяли племена мань, он относился к административной единице дао ***. Цюнду (в 118 гл. именуемый Цюнъю, – ШЦ, VI, 3079) – в том же совр. уезде Инцзин.


[Закрыть], на что император дал согласие. Чан по дороге заболел и умер, не успев доехать до места, о чем император сожалел. Через шестнадцать лет Чану, носившему титул Хуайнань-вана, был пожалован посмертный титул Ли-вана, а трем его сыновьям – титулы Хуайнань-вана, Хэншань-вана и Луцзян-вана.

На тринадцатом году правления (167 г.) [50]50
  В “Исторических записках” годы 173–168 ничем не отмечены. Между тем в Хань шу в этот период упоминается ряд неблагоприятных знамений: пожар во дворце (173 г.), появление кометы (172 г.), засуха (171 г.), прорыв дамб на Хуанхэ (168 г.). В. Эберхард в своих исследованиях показал, что в “Истории ранних Хань” за первое столетие зафиксировано более ста различных природных знамений, в то время как в “Исторических записках” их всего 34 (эта разница заметна, как мы видим, и для периода правления Вэнь-ди), что отражает, по мнению американского ученого, положительное отношение Сыма Цяня к первым ханьским императорам, ибо каждое знамение (реальное или придуманное) имело политический смысл, выражало “предупреждение Неба” о нерадивости правителя (см.: W. Eberhard, The Political Function of Astronomy and Astronomers in Han China, – в сб. “Chinese Thought and Institutions”, Chicago, 1957, стр. 45).


[Закрыть], летом, император объявил: “Мы слышали, что по законам Неба беды возникают от злобы, а счастье рождается от добродетелей. Ошибки наших чиновников несомненно проистекают от Нас лично. Ныне жрец во дворце – мичжу перекладывает [Наши] ошибки на нижестоящих, и это делает наше несовершенство [236] еще более ясным, чего Мы никак не можем допустить. Настоящим [мы] ликвидируем эту должность” [51]51
  Мичжу *** – жрец при дворе, тайный прорицатель (у Шаванна – le prieur secret – МИС, 2, 473; 3, 448; у Дабса и Уотсона– secret [private] invocator – I, 356). Бань Гу объясняет ликвидацию поста дворцового жреца тем, что жрец старался переложить ошибки императора на нижестоящих (ХШБЧ, III, 2102). Слово ми указывает на секретность этого поста, который, по мнению Сыма Гуана, существовал еще в империи Цинь. Хун Лян-цзи (1746–1809) отождествляет мичжу с дяньши, однако с этим трудно согласиться, так как дяньши, согласно Чжоу ли, главным образом следил за жертвенным полем государя (ШСЦ, 11, гл. 4, стр. 144–145), хотя иногда и брал на себя вину за ошибки правителя.


[Закрыть].

В пятой луне (май – июнь 167 г.) Чуньюй-гун – начальник государевых амбаров – тайцанлин во владении Ци [52]52
  Тайцанлин, или тайцанчжан ***– начальник складов с государственными запасами зерна, создаваемыми на случай особых обстоятельств. В данном случае речь идет о Чуньюй И, более известном в эпоху Хань в качестве талантливого медика (о нем см. 105 гл. Ши цзи, – ШЦ, VI, 2794–2817).


[Закрыть] за совершенное преступление должен был подвергнуться телесному наказанию. Согласно императорскому указу его должны были арестовать и доставить в тюрьму в Чанъани. У начальника государевых амбаров сыновей не было, имелось лишь пять дочерей. Когда тайцангуна уже должны были отправлять под стражей, он, упрекая своих дочерей, воскликнул: “Родилось столько детей, но нет сыновей, и в моем затруднительном положении нет от вас пользы!”. Младшая дочь Ти-ин убивалась и плакала от горя и последовала за отцом в Чанъань. Там она представила императору письмо, в котором говорилось: “Когда мой отец служил чиновником, все во владении Ци прославляли его бескорыстие и справедливость, но сейчас за нарушение закона он должен быть наказан. Я глубоко страдаю, [понимая, что] умерший никогда не вернется к жизни, а наказанный не сможет вновь служить, и хотя бы он и хотел исправить ошибки и зажить по-новому, но возможности к этому для него закрыты. Прошу забрать меня и превратить в казенную рабыню, чтобы тем откупиться от наказания, данного отцу, и предоставить ему возможность начать сызнова”. О письме доложили Сыну Неба. Его тронули и опечалили выраженные в нем чувства, и он издал эдикт, гласивший: “Мы слышали, что во времена рода Ю-юя [Шуня] разрисовывали одежды и головные уборы, устанавливали особые одеяния, чтобы тем опозорить человека, – и народ не преступал законов. В чем причина? В совершенстве управления. Ныне же в законах предусмотрено три вида телесных наказаний, но нарушениям нет предела. В чем причина этих преступлений? Разве не в том, что Наши добродетели слабы, а поучения неясны? Мне очень стыдно за это. Ведь именно потому, что наставления, направляющие на путь истинный, не искренни, неразумный народ втягивается в преступления [53]53
  Выражение сянь юй цзуй *** – “втягиваться, погрязать в преступлениях” встречается у Мэн-цзы (ЧЦЦЧ, I, гл. 1, стр. 56).


[Закрыть]. Как говорится в “Книге песен”: [237]

Государь, и счастливый, и вместе любезный народу, —

для народа он словно отец и родимая мать! [54]54
  Строфа из “Оды благосклонному государю”, входящей в Ши цзин (ШСЦ, 9, Мао-ши чжэн-и, кн. 5, стр. 1502). Нами использован стихотворный перевод А. А. Штукина Шицзин, М., 1957, стр. 367.


[Закрыть]

Ныне, когда человек совершает проступок, его не наставляют, а применяют телесные [тяжелые] наказания, и если кто-то пожелал бы исправиться и заняться добрым делом, у него нет пути к этому. Мы весьма сожалеем об этом [порядке]. Ведь в наказаниях доходят до того, что отрубают конечности, сдирают кожу, что причиняет мучения на всю жизнь. Как это больно, жестоко и несправедливо! Разве можно в этом случае называть [императора] отцом и матерью народа! Пусть отменят телесные наказания”. Государь объявил: “Земледелие – основа Поднебесной, и нет другого более важного занятия. Ныне земледельцы со всем старанием занимаются своими делами и платят подати в виде поземельного оброка и других сборов [55]55
  О введении в Цинь различных форм оброка или податей говорилось в 5 гл. (прим. 146). Эдикт Вэнь-ди позволяет заключить, что первые ханьские императоры продолжали многочисленные поборы с крестьянства. Цзу *** – часто понимается как поземельный оброк, шуй *** – как подать или оброк общего вида, позднее – налог.


[Закрыть]. Таким образом, нет разницы между основным [земледелие] и второстепенным [торговля и ремесло], а это не поощряет занятия землепашеством. Настоящим отменяю оброк и налоги с пахотных земель” [56]56
  В эдикте Вэнь-ди находим отголоски взглядов Хань Фэй-цзы н других сторонников легизма, считавших земледелие путем к благосостоянию страны, а торговлю непроизводительным, паразитическим занятием (Хань Фэй-цзы, гл. Ба шо и У ду). Попытка Вэнь-ди отменить земельные налоги, по-видимому, была направлена к развитию земледелия и ослаблению местных правителей. Отмена эта просуществовала менее десяти лет, в 156 г. оброк с пахотных земель был восстановлен.


[Закрыть].

На четырнадцатом году правления (166 г.), зимой, сюнну, решившие перейти границы с целью разбоя, напали на крепость Чжаона и убили [Сунь] Ана – командующего войсками области Бэйди [57]57
  Чжаонасай – крепость Чжаона, находившаяся в совр. уезде Пинлян пров. Ганьсу. В 110 гл. “Исторических записок” сообщается, что предводитель сюнну со 140 тыс. конников вторгся в ханьские земли. Сжигая по дороге дворцы императоров и князей, шаньюй подошел к району Чанъани. Это было одно из самых крупных вторжений сюнну в ханьский Китай (описание кампании см. в книге В. С. Таскина: “Материалы по истории сюнну”, М., 1968, стр. 47).


[Закрыть]. Император послал трех военачальников стать гарнизонами в областях Лунси, Бэйди и Шанцзюнь [58]58
  Цинский Го Сун-тао под тремя военачальниками подразумевает Чжан Сян-жу, Дун Чи и Луань Бу (Ши цзи чжа-цзи, гл. I, стр. 84). Однако, по нашему мнению, следует руководствоваться изложением событий в 110 гл. Ши цзи и в Цзы чжи тун-цзянь, где названы другие имена: Лу Цин, назначенный в область Шанцзюнь, Вэй Су – в область Бэйди и Чжоу Цзао – в область Лунси (ШЦ, VI, 2901; ЦЧТЦ, II, гл. 15, стр. 497).


[Закрыть]. Столичный воевода Чжоу Шэ был назначен командующим императорской гвардией, а начальник охраны внутренних дворцовых ворот Чжан У – командующим колесницами и конницей. Он стал лагерем к северу от реки Вэйшуй, располагая тысячью колесницами и ста тысячами всадников и пехотинцев. Император лично заботился об армии, управлял войсками, отдавал приказы с наставлениями, награждал командиров и солдат. Император хотел сам во главе войск выступить против сюнну, сановники убеждали его [не делать этого], но он никого не слушал. Только когда вдовствующая императрица настойчиво стала требовать от императора [того же], император оставил [свое намерение]. После этого он назначил Чжан Сян-жу, носившего титул Дунъян-хоу, [238] старшим военачальником, Чэн-хоу по имени Чи назначил на должность начальника столичного округа, Луань Бу сделал военачальником и послал их [всех] напасть на сюнну. Сюнну бежали.

Весной император объявил: “С тех пор как Мы стали приносить животных, нефрит и шелк в жертву Верховному владыке и храму предков [59]59
  По чжоуским ритуалам, Сын Неба подносил Верховному владыке жертвенного быка – си-ню ***, в храме предков подносил благовещий нефрит – цзя-юй *** или красную яшму, завертывая дары в специальную шелковую ткань – лян-би *** (см. ШСЦ, 19, Ли цзи чжэн-и, кн. I, гл. 5, стр. 227–228). Из текста эдикта видно, что этот ритуал существовал и в начале Хань.


[Закрыть], прошло до сегодняшнего дня четырнадцать лет. Весь этот долгий срок [60]60
  Иероглиф сянь *** в данной главе рассматривается комментаторами как подмена мянь *** – “долгий, тянуться”. Такая подмена оправдана, так как в Хань шу употреблен знак ми *** – “далекий”.


[Закрыть] Мы опекаем Поднебесную и надзираем за ней, не обладая ни нужной мудростью, ни ясностью [мысли], и это вызывает в Нас чувство большого стыда. Пусть будут увеличены числом и расширены алтари для всех жертвоприношений и умножены подношения яшмой и шелком. В прошлом первые наши правители, далеко распространяя свои милости, не требовали за это воздаяния; принося издали жертвы духам гор и рек, [они] не молили о своем счастье; они ставили справа [на первом месте] мудрых, а слева [на втором месте] – своих родственников; они прежде [думали] о народе, а потом о себе, что было чрезвычайно мудро. Ныне я слышу, когда жрецы молят о счастье, они все счастье просят для Нас одних, а не для байсинов.

Мы крайне стыдимся этого. Ведь если Мы, не обладающие добродетелью, будем единолично пользоваться всеми благами даруемого счастья и ничего не предоставлять народу, то этим только усугубим мои несовершенства. Повелеваю жрецам служить [духам] с превеликим благоговением и ничего не просить у них”.

В это время Чжан Цан, носивший титул Бэйпин-хоу, занимал должность первого советника, он хорошо разбирался в правилах музыки и в календаре. Гунсунь Чэнь из Лу представил государю доклад, в котором излагал порядок кругооборота пяти стихий – добродетелей и говорил, что сейчас наступил период [господства] стихии земли, а коль скоро стихия земли господствует, должен показаться желтый дракон; значит, необходимо изменить [месяц] начала года, сменить цвета [казенной] одежды и разные другие установления и меры [61]61
  О пяти стихиях и их кругообороте см. прим. 2 к 1 гл. (т. I, стр. 221) и прим. 255 к 6 гл.
  Первые представления о борьбе и взаимосвязи могучих начал природы, “стихий” появились в Китае в период Инь-Чжоу. Оформились они в определенную систему о пяти добродетельных силах – стихиях у-дэ ***в конце периода Чжаньго в учении Цзоу Яня (в сочинениях Конфуция, Лао-цзы, Мэн-цзы этого учения еще нет). Считалось, что династия Чжоу правила под покровительством стихии огня. Династия Цинь, как видно из 6 гл., считала себя под покровительством стихии воды, победившей стихию огня. Для династии Хань вопрос был решен не сразу, так как учение Цзоу Яня еще окончательно не утвердилось в сознании. Как показал в своем исследовании Гу Цзе-ган, в первом столетии господства дома Хань шла борьба вокруг этого вопроса. Противоборствовали две точки зрения: одна, считавшая, что, поскольку царствование дома Цинь было коротким, стихия воды себя не исчерпала и поэтому покровительствует и Хань; другая, считавшая, что в Хань господствует стихия земли, победившая стихию воды. При Вэнь-ди, несмотря на попытки Цзя И, Гунсунь Чэня и др. закрепить за Хань господствующую стихию земли, для чего было привлечено и знамение в виде желтого дракона, якобы явившегося в Чэнцзи, окончательно сменить представление о господствующей стихии еще не удалось. Только при У-ди окончательно сложилась известная схема, которая выглядела так: при легендарном Хуан-ди господствовала стихия земли, при “династии” Ся – стихия дерева, при династии Инь – стихия металла, при династии Чжоу – стихия огня, при династии Цинь – стихия воды, при династии Хань – снова стихия земли (подробнее см.: Гу Цзе-ган, У-дэ чжун-ши шо-ся ди чжэнчжи хэ лиши, Сянган, 1970, стр. 19–25).


[Закрыть]. Сын Неба передал доклад первому советнику, чтобы обсудить его с ним. Первый советник отверг доклад, считая, [239] что в данное время господствует стихия воды, поэтому первым месяцем года следует считать десятый месяц и превыше всего надо ставить черный цвет, а коль скоро мнения [Гунсунь Чэня] были неверными, он просил прекратить их обсуждение.

На пятнадцатом году [правления Вэнь-ди] (165 г.) в Чэн-цзи появился желтый дракон [62]62
  Чэнцзи – уезд, созданный при Хань, находился на территории совр. уезда Циньань пров. Ганьсу. История о появлении желтого дракона повторяется в 4 и 27 гл. Хань шу (ХШБЧ, I, 146; III, 2103). В более поздних компиляциях – в Це фу юань-гуй (законченной в 1013 г.) и в своде Юй хай, составленном Ван Ин-линем (1233–1296), добавлено еще одно знамение – появление на солнце иероглифа ван *** – “править” (на это указывает и Дабс, ссылающийся на Шэнь Цинь-ханя, – “История ранних Хань”, I, 258). Это знамение, по-видимому, должно было прославлять правление Вэнь-ди.


[Закрыть], Сын Неба тогда вновь призвал к себе луского Гунсунь Чэня и назначил его на должность боши – ученого мужа [63]63
  Боши *** – ученые мужи, эрудиты. Это звание появилось еще в период Чжаньго; в циньской империи насчитывалось несколько десятков боши. Согласно Хань гуань-и, при Вэнь-ди находилось не менее 70 таких ученых-советчиков. Ван Го-вэй отмечает, что сначала боши были просто грамотными, опытными людьми, к периоду же У-ди они превратились в начетчиков и знатоков классических конфуцианских книг (см.: Гуань-тан цзи-линь, кн. 4, стр. 1063). Поэтому их стали именовать у-цзин боши (см.: Чжоу Гу-чэн, Чжунго тун-ши, 1948, т. I. стр. 250).


[Закрыть], чтобы он разъяснял все, что связано со стихией земли. После этого император издал эдикт, в котором говорилось: “Дух необычайного вида явился в Чэнцзи, он не нанес вреда народу, значит год будет урожайным. Мы лично принесем в окрестностях столицы жертвы Верховному владыке и всем духам. Пусть чиновники, ведающие церемониями, обсудят [их порядок] и не скрывают того, что может утрудить Нас”. Управители и чиновники, а также чиновники, ведающие церемониями, сказали: “В древности Сын Неба летом лично приносил в окрестностях столицы жертвы Верховному владыке, поэтому в названии жертв [появилось слово] цзяо – “предместье””. После этого Сын Неба впервые посетил Юн [64]64
  Относительно Юн см. прим. 78 к 7 гл.


[Закрыть], чтобы принести жертвы цзяо пяти императорам [65]65
  Из 28 гл. Ши цзи явствует, что под пятью императорами здесь понимаются Бай-ди – Белый император, Цин-ди – Синий император, Хуан-ди – Желтый император, Чи-ди – Красный император и Хэй-ди – Черный император, в честь которых и был сооружен жертвенник в Юн (ШЦ, III, 1378).


[Закрыть], эта церемония была исполнена в четвертой луне, в начале лета [66]66
  В тексте написано да-ли *** “ответная церемония”. Но, поскольку речь идет об основной церемонии жертвоприношения, что подтверждается описанием в 4 и 27 гл. Хань шу, слово да в нашем переводе опущено.


[Закрыть]. Синьюань Пин, уроженец княжества Чжао, увидев необыкновенные испарения-облака, явился к императору и стал убеждать его построить храм пяти императоров на северном берегу реки Вэй. Он думал, что это поможет найти треножники дома Чжоу и обязательно приведет к обнаружению прекрасной яшмы [67]67
  Считалось, что священные треножники – символы власти дома Чжоу – не перешли (или не полностью перешли) к циньскому дому, ибо Цинь рассматривалась конфуцианской ортодоксией как узурпаторская династия. Поэтому перед ханьским домом и ставилась задача найти все треножники, чтобы обеспечить устойчивость власти. Юйин *** – название прекрасной яшмы (по другой версии – прекрасного цветка), которая, по даоским легендам, приносила долголетие. Упоминается в Хуайнань-цзы, а также в “Чуских элегиях” Цюй Юаня (Чу-цы цзи-чжу, кн. 2, гл. 4, стр. 6, Пекин, 1953. Русский перевод строфы: “Я выпиваю настойку из белой толченой яшмы”. См. “Цюй Юань”. М., 1954, стр. 87).


[Закрыть].

На шестнадцатом году (164 г.) государь лично принес жертвы – цзяо в храме пяти императоров на северном берегу реки Вэй, а поскольку эта церемония исполнялась летом, то предпочтение стали отдавать красному цвету [68]68
  Красный цвет в данном случае символизировал летний расцвет природы.


[Закрыть].

На семнадцатом году [правления Вэнь-ди] (163 г.) найден яшмовый кубок, на котором было вырезано: “Владыку людей ожидает долголетие”. После этого Сын Неба изменил счет [годов правления], начав вновь с первого года, и приказал устроить по всей Поднебесной большое пиршество. [240] В том же году раскрылся обман Синьюань Пина, он был казнен вместе с тремя поколениями родственников [69]69
  Императору доложили, что россказни Синьюань Пина об эманациях и других знамениях ложны. Обманутый государь приказал казнить его вместе с родней (ШЦ, III, 1383). Это обстоятельство замедлило в сознании людей принятие идеи о покровительстве стихии земли при Вэнь-ди.


[Закрыть].

На втором году последнего периода [правления Вэнь-ди] (162 г.) государь объявил: “Из-за того, что Мы недостаточно мудры и не в состоянии далеко распространить [влияние наших] добродетелей, в некоторых владениях, лежащих за пределами внутренних земель, нет спокойствия и мира, а живущие в диких землях вокруг нас в четырех направлениях [70]70
  Историк употребил словосочетание сы-хуан ***,которое в интерпретации Эр-я указывало на окраинные, малонаселенные районы и дикие местности в направлении всех четырех стран света. В древности эти районы называли: Гучжу (на севере), Бэйху (на юге), Сиванму (на западе) и Жися (на востоке), – см. ШСЦ, т. 38, Эр-я чжу-шу, гл. 7, стр. 271.
  Во времена Вэнь-ди словосочетание сы-хуан могло обозначать окраинные территории ханьского государства и соседние племенные образования, связанные с Хань различными формами общения.


[Закрыть] лишены покоя в жизни; что же касается живущих в пожалованных владениях и на императорских землях, то они усердно трудятся, но тоже не находят покоя. Беды и тех и других происходят от того, что Наши добродетели слабы и они не могут достигнуть далеких мест. За последние несколько лет, кроме того, сюнну неоднократно бесчинствовали на границах, в большом числе убивали наших чиновников и народ. Наши же пограничные чиновники и военные командиры не могли разъяснить сюнну наши добрые намерения, чем еще более усилили мои несовершенства. Когда трудности не прекращаются и войны следуют одна за другой уже давно, как могут срединные и внешние владения считать себя в покое? Ныне Мы рано встаем и поздно ложимся, усердно трудимся для Поднебесной, печалимся и страдаем за наш народ. [Мы] постоянно скорбим и потеряли покой, ни на один день не можем забыть обо всем этом. Поэтому Мы посылаем к сюнну послов, которых так много, что каждый следующий видит шапку впереди идущего, а следы колес их возков переплелись на дорогах. Их цель – изложить Наши намерения шаньюю. В настоящее время [сюннуский] шаньюй вернулся на старый путь, он думает о покое алтарей духов Земли и злаков, заботится о получении выгод его народом и сблизился с нами. Мы совместно отбросили мелкие ошибки и вступили на Великий путь, соединились узами братства, чтобы обеспечить покой великому народу всей Поднебесной. Мирные и родственные отношения уже установлены и действуют начиная с нынешнего года” [71]71
  В 110 гл. “Исторических записок” приводится переписка между Вэнь-ди и вождем сюнну – шаньюем Лаошан Цзиюем. Граница между Хань и сюнну была определена по Великой стене (см.: “Материалы по истории сюнну”, стр. 47–49). Письма Вэнь-ди к сюнну и обращение к народу помещены как официальные документы в сборнике древних текстов, составленном Янь Кэ-цзюнем (см.: “Полное собрание текстов…”, т. I, гл. 2, стр. 136–137).


[Закрыть].

На шестом году последнего периода [правления Вэнь-ди] (159 г.), зимой, один тридцатитысячный отряд сюнну вторгся [241] в область Шанцзюнь, а другой тридцатитысячный отряд вторгся в область Юньчжун [72]72
  Юньчжун – область, созданная при династии Цинь на землях бывшего княжества Чжао. Располагалась на территории совр. Автономного района Внутренняя Монголия.


[Закрыть]. [Император назначил] дворцового советника Лин Мяня командующим колесницами и конницей, повелев расположить войска в Фэйху, Су И, прежнего советника в княжестве Чу, назначил военачальником, повелев расположить войска в Цзюйчжу, военачальнику Чжан У приказал стать с войсками в области Бэйди, начальника области Хэнэй – Чжоу Я-фу назначил военачальником и приказал разместиться с армией в Силю, главу княжеского приказа Лю Ли назначил военачальником и приказал разместиться в Башане. Чжуцы-хоу приказал стать гарнизоном в Цзимыне и быть готовыми к отпору хусцам [73]73
  Названные пункты имеют следующие координаты: Фэйху – проход в горах в совр. уезде Лайюань пров. Хэбэй; Цзюйчжу – горы на севере совр. пров. Шаньси, проходы в которых использовались для проникновения сюнну; Силю – северо-запад совр. уезда Сяньян пров. Шэньси, на северном берегу р. Вэйхэ; Башан – долина восточнее г. Чанъань (см. прим. 86 к 7 гл.); Цзимынь – на северо-востоке уезда Сяньян пров. Шэньси.
  Таким образом, против сюнну были выставлены как бы два эшелона войск: в первый входили отряды, занявшие горные проходы и важные пункты на севере в совр. пров. Хэбэй, Шаньси, Шэньси; во второй – гарнизоны, располагавшиеся на ближних подступах к столице Чанъани и прикрывавшие ее с севера.
  Термин ху – хусцы уже встречался в 6 гл. и служил для общего наименования северных и северо-западных “варварских” племен, в первую очередь сюнну.


[Закрыть]. Через несколько месяцев хусцы ушли и [ханьские войска] также были отозваны. Поднебесная пострадала от засухи и саранчи. [Из-за бедствий] император умножил свои милости: он приказал владетельным князьям – чжухоу не являться ко двору с дарами, снял запреты [с пользования богатствами] гор и озер, уменьшил число дворцовых одеяний и выездов, сократил число собак и лошадей во дворцах, уменьшил количество телохранителей и чиновников при дворе, открыл казенные хранилища зерна, чтобы помочь бедствующему населению, и разрешил народу продавать свои ранги [74]74
  Упоминание о продаже рангов можно понимать как разрешение местным старейшинам, низшей знати, главам кланов, а также, вероятно, и более знатным лицам торговать своими рангами и титулами, чтобы справиться с голодом. Слово минь – “народ” носит здесь, разумеется, весьма условный характер.


[Закрыть].

С тех пор как император Сяо-вэнь прибыл из владения Дай и вступил на престол, прошло двадцать три года. [Но за это время] количество дворцов и палат, парков и угодий для животных, число лошадей и собак, одеяний и колесниц не возросло: если что-либо сулило неудобства [народу], император сразу же отменял это на благо людям. Как-то он задумал соорудить открытую террасу и созвал мастеровых рассчитать стоимость постройки. Оказалось, она обойдется в сто цзиней золотом. Тогда государь сказал: “Сто цзиней золотом – это столько, сколько стоит имущество десяти семей среднего достатка. Удостоившись получить дворцы и палаты предшествующих императоров, я постоянно опасаюсь, как бы не опозорить их, зачем же мне сооружать еще эту террасу!”.

Император обычно носил одежду из грубого шелка, своей любимой наложнице Шэнь приказал, чтобы ее платья не [242] волочились по земле. На занавесях и пологах нельзя было вышивать узоры. Всем этим он хотел показать, что простотой и скромностью он являет собой пример Поднебесной. При постройке усыпальницы в Балин сосуды делались из глины, было запрещено применять для украшения золото, серебро, медь и олово, не стали сооружать надмогильный курган. Этим [император] хотел сберечь средства, чтобы не обременять народ тяготами. Когда Наньюэ ван вэй [Чжао] То сам объявил себя императором У-ди, то император [Вэнь-ди] все же призвал братьев вэй То и принял их с почетом, ответив на их действия добродетельным поступком. Вот почему [Чжао] То отказался от титула императора и признал себя слугою [династии Хань] [75]75
  Подробнее эти события изложены в 113 гл. “Исторических записок” (ШЦ, VI, 2970). Вэй – не фамилия, а чин правителя южных племен – юэ. Его фамилия Чжао.


[Закрыть]. [Император] заключил с сюнну договор о мире, основанном на родстве, когда же сюнну в нарушение договора вторглись [на земли Хань], творя разбой, он только приказал быть готовыми к защите на границах, не посылая войск в глубь территории [сюнну],потому что боялся затруднить [жизнь] и обременить народ.

Когда У-ван [Лю Пи], ложно сославшись на болезнь, перестал являться ко двору, [Вэнь-ди] даровал ему низкий столик и посох [76]76
  Цзи *** – маленький столик на низких ножках, за которым сидели на циновках. Чжан *** – “посох, трость”, которой пользовались пожилые люди (при дворе разрешалось появляться с посохом только по достижении 80 лет). Такой дар мог означать признание старости и немощи (словосочетание цзи-чжан встречается в Ли цзи, – ШСЦ, 19, стр. 101, 170 и др.).


[Закрыть]. Хотя некоторые из сановников, например Юань ан, высказывали свои советы в весьма резких выражениях, [император] все же часто заимствовал [их предложения] и использовал их [77]77
  О советах Юань Ана см. также 101 гл. (ШЦ, V, 2739–2742).


[Закрыть]. Когда обнаружилось, что некоторые его сановники, например Чжан У и другие, берут взятки золотом и деньгами, император открыл свою кладовую и пожаловал им золото и деньги, чтобы устыдить их, но не отдал сановников в руки судей. Он всеми силами стремился с помощью, добродетели изменить народ к лучшему, и в землях среди четырех морей царило изобилие и богатство, [а в народе] процветали установленные нормы поведения и чувство долга [78]78
  Весь раздел главы, повествующий о милостях Вэнь-ди, его действиях и поведении, со слов “[Из-за бедствий] император умножил свои милости…” в Хань шу помещен с незначительными изменениями в эпилоге 4 гл., от имени самого историка Бань Гу после слов: цзань юэ *** [ХШБЧ, I, 154–155]. Это дало основание Г. Дабсу предположить, что весь раздел интерполирован в “Исторические записки” из “Истории ранних Хань”. Текстуальные различия английский синолог объясняет тем, что в распоряжении интерполятора был якобы более ранний вариант эпилога Бань Гу (“История ранних Хань”, I, 272). Однако можно предполагать и обратное: Бань Гу взял для эпилога текст Сыма Цяня (на это указывали Фу Янь, Вал Сянь-цянь и др.). В целом следует отметить, что образ Вэнь-ди явно идеализирован, его добропорядочность и милости, им даруемые, преувеличены.


[Закрыть].

На седьмом году последнего периода правления, в шестой луне, в день цзи-хай (6 июля 157 г.) император скончался во дворце Вэйянгун. В его посмертном эдикте говорилось:

“Мы слышали, что вся тьма существ, рождающихся и живущих под небом, не избегают смерти. Смерть – неизменный закон Неба и Земли и естественный конец всех существ, [243] разве можно из-за нее сильно печалиться? В нынешние времена все в мире радуются жизни и ненавидят смерть, но они устраивают пышные похороны, доходя до разорения, соблюдают длительный траур, нанося вред своей жизни. Мы никак не хотим применять подобное. К тому же Мы, не будучи достаточно добродетельными, не смогли ничем помочь байсинам. Ныне, после нашей смерти, если принудить людей соблюдать длительный траур, подолгу плакать у гроба, они ряд лет будут страдать от холода и жары, в сердцах отцов и сыновей воцарится печаль, нарушатся желания старших и младших, они будут ограничены в еде и питье, прервутся их жертвы и подношения злым и добрым духам, что еще более усугубит наши несовершенства. Что [Мы] скажем тогда Поднебесной?

Более двадцати лет Мы владели правом оберегать храмы наших предков и, будучи маленьким человеком, стояли над правителями и ванами Поднебесной. Благодаря чудотворным силам Неба и Земли и счастью, дарованному Нам алтарями духов Земли и злаков, внутри Наших пределов царили мир и спокойствие и не было войн. Мы не обладали острым умом, постоянно опасались совершить ошибки в своих действиях, которые опозорили бы завещанные Нам прежними императорами добродетели, и по мере того как годы [правления] шли, [Мы] боялись, что не умрем спокойно. Сейчас, к счастью, Мы подошли к концу дней, дарованных Нам Небом, и сможем удостоиться подношений и забот в храме Гао-цзу, для Нас, не обладающих мудростью, это счастье. Чего же печалиться и скорбеть! Настоящим приказываем: всем чиновникам и народу Поднебесной, когда эдикт [о Нашей кончине] дойдет до них, оплакивать Нас три дня, после чего снять траурные одежды. Не следует запрещать женитьб сыновей и замужеств [дочерей], принесение жертв, питье вина и употребление мяса.

Принимающие участие в траурной службе по государю не должны обрезать одежд [79]79
  Иероглиф цзянь ***в данном конкретном случае принят нами как эквивалент другого цзянь ***, встречающегося в Чжоу ли, – “обрезать, подрезать”. Мэн Кан (180–260) и Цзинь Шао (III в.) приравнивают *** к *** сянь – “идти босиком”. С этим согласился Янь Ши-гу, это же приняли Вижэ (Wieger, Textes Historiques, т. I, 356) и Шаванн (МИС, 2, 489). При траурных обрядах были случаи, когда одевалась специальная матерчатая обувь, а иногда шли босиком. Следовательно, возможны разные толкования цзянь.


[Закрыть]. Ширина траурных повязок на голове и на поясе не должна превышать трех цуней [80]80
  Дедай ***,по трактовке И ли – повязка или пучок из конопли или пуэрарии, укрепляемые на голове или поясе при траурных церемониях. В комментариях Цзя Гун-яня к И ли говорится, что ширина повязки была девять цуней (ШСЦ, 17, II ли чжу-шу, кн. 3, стр. 822), в эдикте Вэн-ди ширина ограничена тремя цунями, что диктовалось стремлением к уменьшению затрат.


[Закрыть], не следует закрывать материей колесницы и оружие [81]81
  Слово бу ***, связанное с колесницами и оружием, трактуется двояко. Ин Шао считал, что эдикт запрещал покрытие колесниц и оружия полотном (Цзи-цзе). Шаванн (и мы в согласии с ним) принял это объяснение. Фу Цянь (125–195) толкует бу в значении “распространять, выставлять”, т. е. как запрет выстраивать или выставлять колесницы и войска с оружием. К этому присоединились Ли Цы-мин (1829–1894), Дабс и Уотсон.


[Закрыть]. Не [244] нужно назначать мужчин и женщин из народа плакальщиками у гроба во дворце, в царских покоях. Те, кому надлежит плакать у гроба во дворце, пусть совершают это дважды – утром и вечером, поднимая плач пятнадцать раз, а окончив этот обряд, [пусть] прекращают плач. Какие-либо иные оплакивания покойного, за исключением плача утром и вечером, надо запретить. Когда [Наше тело] опустят в землю, пусть большие траурные одежды носятся пятнадцать дней, малые траурные одежды – четырнадцать дней и тонкие траурные одежды – семь дней, после чего все траурные одежды должны быть сняты [82]82
  Встречающиеся во фразе термины да-хун ***(равноценный да-гун ***), сяо-хун ***(равноценный сяо-гун ***) и сянь ***указывают на вид траурной одежды (существовали также одежды чжань-цуй ***, цзи-цуй ***, си-ма *** и ряд других). Эти одежды, различавшиеся по покрою и форме, по материалу, из которого шились, предназначались для строго определенной группы родственников. Для траура в рамках клана пли рода, например, насчитывалось пять видов одеяний, каждый со своим сроком ношения. Указанные термины переданы нами как “большие, малые и тонкие траурные одежды” (у Уотсона deep mourning, light mourning, thin garments).
  Сроки траура, указанные в эдикте Вэнь-ди, были укороченными, особенно если вспомнить, что обычно между днем смерти императора и его захоронением, как упоминал Лю Бинь (1022–1088), проходило более ста дней, в течение которых траурная одежда не снималась (ХШБЧ, II, 778).


[Закрыть]. Все, что не предусмотрено данным эдиктом, следует осуществлять применительно к [сути] эдикта. Объявите об этом Поднебесной, чтобы все ясно знали Нашу волю. Горы и реки около усыпальницы Балин пусть останутся в прежнем виде, без каких-либо изменений. Отпустите по домам всех наложниц во дворце, от фужэнь до шаоши” [83]83
  Известно семь категорий обитательниц женской половины царского дворца – наложниц императора: фужэнь ***, мэажэнь ***, лянжэнь ***, ба-цзы ***, ци-цзы ***, чан-ши ***, шаоши ***.


[Закрыть].

По этому эдикту столичный воевода [Чжоу] Я-фу был назначен командующим колесницами и конницей, управляющий зависимыми владениями [Сюй] Хань – командующим военными поселениями, начальник охраны внутренних дворцовых ворот [Чжан] У – военачальником, руководящим земляными, работами [на похоронах]. Шестнадцать тысяч солдат, отбывавших службу в близлежащих уездах, и пятнадцать тысяч солдат из столичного округа были посланы для погребения саркофага [императора], для рытья [могилы] и насыпки кургана, все они подчинялись военачальнику [Чжан] У.

В день и-сы (12 июля 157 г.) все сановники, простершись ниц, поднесли [усопшему] императору почетный титул Сяо-вэнь-хуанди [84]84
  Из Хань шу известно, что в этот день Вэнь-ди был похоронен в своей усыпальнице в Балине. По мнению Такигава, в Ши цзи здесь пропуск.


[Закрыть]. Его наследник вступил на престол в храме Гао-цзу. В день дин-вэй (14 июля) он принял по праву наследования титул хуанди – властителя, императора. В первый год правления императора Сяо-цзина, в десятой луне (ноябрь 157 г.) император издал эдикт, обращенный к цензору [85]85
  Эдикт следующего императора, Цзин-ди, выглядит в данной главе излишним. Бань Гу не случайно поместил его в анналах Цзин-ди. Накаи Сэкитоку полагает, что в первоначальном тексте главы этого эдикта не было, но когда анналы Цзин-ди были уничтожены, эти наставления не пропали и были внесены в 10 гл. Либо кто-то внес их сюда из Хань шу. Таково же мнение Чжан Вэнь-ху (ХЧКЧ, II, 780). Однако в этом суждении есть противоречивость: если 11 гл. уничтожили, а потом восстановили по Хань шу, то и данный эдикт должен был попасть в анналы Цзин-ди. Таким образом, интерполяцию нельзя считать доказанной.


[Закрыть]:

“Мы слышали, что в древности цзу – основатель династии – отличался заслугами, а цзун – самый почитаемый правитель – отличался добродетелями и каждый из них имел основания для установления обрядов и музыки. Мы [245] слышали, что с помощью песен прославляются добродетели, а с помощью танцев делаются ясными заслуги. Поэтому при подношении жертвенного вина в храме Гао-цзу исполняются танцы “Военная добродетель”, “Начала гражданственности”, “Пять стихий”, а при подношении жертвенного вина в храме Сяо-хуй-ди исполняются танцы “Начала гражданственности” и “Пять стихий” [86]86
  Жертвенное вино чоу (чжоу) *** – употреблялось при летних жертвоприношениях. Оно закладывалось в 1-й луне и поспевало к 8-й луне, отличаясь чистотой и крепостью. Танец “Военной добродетели” был создан на 4-м г. правления Гао-цзу – 203 г. до н. э., чтобы воспеть успехи империи, достигнутые военной силой. Танец “Начал гражданственности” основывался на ритуальных танцах в честь легендарного Шуна и получил свое название в 201 г. Танец в честь пяти стихий получил это название при Цинь Ши-хуане в 221 г. (описание танцев см. Хань шу, – ХШБЧ, III, 1917–1924). Мэн Кан добавляет, что в танце “Военной добродетели” танцоры держали в руках щиты и боевые топоры, в танце “Начал гражданственности” – перья и флейты, в танце “Пяти стихий” головные уборы и одежды танцоров имитировали цвета пяти элементов – стихий.


[Закрыть]. Когда император Сяо-вэнь правил Поднебесной, он открыл проезд через заставы и мосты, и далекие земли стали близкими. Он отменил наказания за злословие и наговоры, отказался от применения [тяжелых] телесных наказаний, награждал и одаривал старших и старых, заботился о сирых и одиноких, тем самым воспитывая всю массу живущих [на земле людей]. Он старался обуздать свои пристрастия и желания, не принимал подношений, не гнался за личной выгодой. [Он] не превращал в рабов семьи преступников, не казнил невиновных, [он] отменил наказание кастрацией [87]87
  В главе вновь повторен термин жоу-син *** – “тяжелые телесные наказания”, хотя об отмене их уже говорилось. В аналогичном месте в Хань шу (гл. 5) сказано об отмене наказания кастрацией. Ван Сянь-цянь предполагает, что произошло случайное усечение иероглифа фу ***на жоу ***. Это соображение учтено при переводе.


[Закрыть], отпустил императорских наложниц по домам, стремясь к тому, чтобы они смогли продолжить свой род.

Хотя Мы недостаточно мудры и не в состоянии понять [его замыслы], но [считаем, что] все осуществленное самим императором Сяо-вэнем таково, что даже правители древности не смогли этого выполнить. Его добродетели так же велики, как у Неба и Земли, его милости распространялись на всех живущих среди четырех морей, и не было никого, кто не был бы осчастливлен ими. [Его достоинства] сияют словно солнце и луна, и Мы очень боимся, что музыка в храме не соответствует его деяниям. Пусть же подготовят для храма императора Сяо-вэня танец “Прославление добродетелей”, чтобы ясно раскрыть его совершенства. Мы будем рады, если в последующем заслуги и добродетели основателя нашей династии и самого почитаемого ее правителя будут записаны на бамбуке и шелке, будут передаваться в течение десятков тысяч поколений, вечно и без перерыва. Пусть первые советники, лехоу, все чиновники, получающие две тысячи даней зерна [в год], чиновники по соблюдению этикета совместно разработают такой ритуал и представят его Нам…”.

Первый советник [Шэньту] Цзя и другие сановники [246] сказали: “Вы, Ваше величество, постоянно думая о выполнении сыновнего долга, решили создать танец “Прославление добродетелей”, чтобы ясно раскрыть прекрасные добродетели императора Сяо-вэня, до чего мы, ваши слуги – Цзя и другие – по своему неразумению не смогли додуматься. Мы с почтением обсудили это [и предлагаем]: по заслугам на свете не было никого, величественнее императора Гао-цзу, а по добродетелям не было никого, богаче императора Сяо-вэня, поэтому храм императора Гао-цзу должен считаться храмом великого родоначальника императоров [династии], а храм императора Сяо-вэня должен считаться храмом великого почитаемого предка императоров [династии]. Сын Неба из поколения в поколение должен приносить жертвы в храмах великого родоначальника и великого почитаемого предка. Владетельные князья – чжухоу в областях и владениях должны каждый построить в честь императора Сяо-вэня храм великого почитаемого предка. Чжухоу, ваны и лехоу должны посылать людей прислуживать Сыну Неба во время ежегодных жертвоприношений в храмах великого основателя династии и великого почитаемого предка. Просим записать это на бамбуке и шелке и объявить по всей Поднебесной”. Решение императора гласило: “Быть по сему”.

Я, тайшигун, Придворный историограф, скажу так: Конфуций говорил: “Необходимо целое поколение, прежде чем наступит человеколюбивая власть” и “Лишь после того как страной сто лет станут править добродетельные люди, можно справиться со злом и искоренить казни”. О, сколь истинны эти слова! [88]88
  В Лунь-юе слова Конфуция стоят в обратном порядке: сначала говорится о столетнем управлении и искоренении зла, а потом о человеколюбивом управлении (ЧЦЦЧ, I, Лунь-юй чжэн-и, гл. 16, стр. 288). В этих словах Конфуция, цитируемых Сыма Цянем, некоторые ученые, в частности Такигава (ХЧКЧ, II, 783), Уотсон (I, 366) и Дабс (I, 275), усматривают косвенную критику У-ди, который был далек от образа добродетельного Вэнь-ди.


[Закрыть].

С тех пор как поднялся дом Хань и до [середины] правления Сяо-вэня прошло свыше сорока лет, и тогда добродетели достигли своего расцвета. [При нем] подошло время сменить первый месяц года, внести изменения в [казенные] одежды и в жертвоприношения фэн и шань, но из-за своей скромности [Сяо-вэнь] не сделал этого до последнего времени. О, разве в этом не [проявилось его] человеколюбие?