Текст книги "Флирт в Севильи"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Глава одиннадцатая

Дронго молчал. Доколина глядела на него расширившимися от ужаса глазами, словно ожидая, что он подтвердит ее версию. Но он молчал, размышляя над ее словами. Затем оглянулся. За их спиной находился небольшой отель «Америка» с прилегающим к нему рестораном, уже давно закрытым. Из отеля на площадь вышли несколько человек. Они громко кричали. Дронго нахмурился.

– Уже поздно, – сказал он, взглянув на часы, – давайте вернемся в отель.

– Вы думаете, что это она? – спросила Лена.

– Пока я ни в чем не уверен, – пробормотал Дронго, – я только знаю, что сюда приехали несколько человек, один из которых убит. И боюсь, что убийца не посторонний, а кто-то из вашей группы.

Он поднялся и помог подняться своей собеседнице. Она испуганно оглянулась, словно ожидая нападения убийцы.

– Кто же мог это сделать? – снова спросила она.

– Если бы я знал, я бы прямо сейчас сообщил об этом местным следователям, – признался Дронго, – но боюсь, что точно я не знаю.

– Неужели кто-то из наших мужчин? – дрогнувшим голосом спросила Лена.

– Не нужно гадать. В таких случаях хуже всего обвинить невиновного человека. В некоторых демократических странах считается, что лучше отпустить десять виновных, чем осудить одного невиновного. В некоторых авторитарных странах считалось, что лучше посадить десять невиновных, чем отпустить одного виновного. Знаете поговорку «Лес рубят – щепки летят». Но мне не нравится ни первый вариант, ни второй. Осуждать невиновного нельзя, это противоречит и здравому смыслу, и чувству справедливости. Но отпускать виновного тоже неправильно. Иначе чувство безнаказанности рождает вседозволенность. И тогда в обществе появляются люди, которые считают возможным для себя плевать на остальных, не считаясь с их мнением и законами государства. Поэтому мне так нравится Конфуций. Плати добром за добро, а за зло плати по справедливости. Может быть, я поэтому начал заниматься своим делом, Лена, чтобы платить за зло по справедливости. Но пока у меня нет фактов, указывающих конкретно на причастность кого бы то ни было к этому убийству.

В отель они возвращались молча, и каждый думал о своем. Когда они вошли в холл, к ним подошел сотрудник службы безопасности, допрашивавший Дронго вместе со следователем.

– Я вас ждал, – сухо сказал он по-английски. – Не думал, что вы вернетесь так поздно.

– Вы говорите по-английски? – спросил Дронго.

– Немного, – скромно ответил незнакомец.

– Как вас зовут? – устало спросил Дронго.

– Диего Таррега, – представился незнакомец. – Мне нужно с вами поговорить.

– Идемте, – согласился Дронго. – Только давайте сначала проводим сеньориту, а потом зайдем ко мне.

Они проводили Лену до номера. Когда Доколина входила в свою комнату, она обернулась к Дронго.

– Вы уверены, что убийца никого больше не тронет?

– В отеле остались дежурить полицейские, – напомнил Дронго, – и работают все камеры. Не беспокойтесь. Я думаю, что вы можете спать спокойно.

Когда Лена закрыла дверь, он прошел в сопровождении Тарреги до своего номера и, открыв дверь, вошел в просторный триста первый номер.

– Садитесь, – пригласил он гостя, – и теперь скажите, зачем я вам нужен.

– Мы навели справки, – объяснил Таррега, – проверили ваше сообщение. В прошлом году в Барселоне уже был похожий случай. Там тоже перерезали провода камеры аналогичным способом. Кто-то вычисляет угол наблюдения камеры и умудряется подойти так, чтобы сначала блокировать камеру, а затем перерезать провода. Оба раза преступнику удавалось осуществить задуманное именно потому, что камеры не были статично закреплены. Когда камера уходила в сторону, преступник подходил к ней и очень умело отключал.

– Значит, второй случай подряд?

– Второй, – подтвердил Таррега, – но в Барселоне никого не убили.

– Может, у преступника тогда не получилось? – предположил Дронго.

– Кроме погибшей там были еще трое, – напомнил Таррега, – Балодис, Меднис, а также коммерческий директор, сеньора Озолинь. Значит, убийца кто-то из них троих.

– Возможно, – согласился Дронго, – остается лишь определить, кто из них перерезал провода и для чего.

– Поэтому я и пришел к вам. Я попросил проверить еще раз. Вы в Европе слишком известный человек, чтобы так просто появиться в Севилье, и именно в том отеле, где произошло убийство. Вы приехали вчера вечером, а ночью прилетела группа из Латвии. Мы проверили и ваше сообщение о нападении на одну сеньориту в Риге. Здесь тоже все подтвердилось. В Латвии не только напали на эту сеньориту, но и угрожали другой, которая приехала вместе с вами. Возможно, вы прибыли сюда, уже подозревая кого-то из членов группы?

– Нет, – ответил Дронго, – я никого не подозревал. Иначе бы обратил внимание на поведение подозреваемого. Думаю, что завтра нужно более подробно поговорить с каждым из группы. Преступник не может все время врать. Рано или поздно он допустит ошибку, и тогда можно установить, где именно он ошибся.

– Мы проверили отпечатки пальцев в номере, – сообщил Таррега, – кроме отпечатков самой убитой там нашли отпечатки еще одного человека. Завтра утром мы проверим отпечатки всех членов группы и выясним, кто был в ее номере.

– Не уверен, что все так просто, – возразил Дронго, – у убийцы было совсем немного времени. Не забывайте, что я видел сеньору Омельченко перед тем, как она отправилась в свой номер. И возможно, я был последним, кто разговаривал с ней.

– Режиссер Круминьш сообщил, что стучал к ней в номер и она отвечала ему из ванной комнаты, – сообщил Таррега. – Похоже, что последним был именно он. Но у нас его слова вызывают некоторое сомнение. Дело в том, что у нее были сухие волосы и она явно не принимала ванну или душ.

– Может, она мыла руки, – буркнул Дронго, – мало ли зачем человек может войти в ванную комнату. Круминьш сообщил мне то же самое еще до того, как была обнаружена убитая Омельченко. Он был потрясен ее смертью. Кажется, он питал к ней довольно нежные чувства.

– Круминьш был потрясен, – согласился Таррега, – но нам показалось, что он немного заторможен. Вы не знаете, он не увлекается наркотиками? Обычно творческие люди…

– Мне об этом неизвестно, – перебил Дронго своего собеседника, – если он увлекается подобными вещами, то вам нужно взять его кровь на анализ и выяснить, что именно он принимает. А до этого подобные разговоры кажутся мне не совсем этичными. Надеюсь, вы меня понимаете.

– Понимаю.

Таррега поднялся и подошел к двери. Затем обернулся и сказал:

– Мы нашли отпечатки пальцев и на дверной ручке. Наш криминалист завтра утром возьмет отпечатки у всех членов вашей группы. Включая и вас, сеньор Дронго. Я надеюсь, что вы не обидитесь. До свидания.

Он вышел из номера и закрыл за собой дверь. Дронго продолжал сидеть в кресле. Затем поднялся и подошел к окну.

Через улицу был виден магазин компьютерной техники, в котором круглосуточно работало интернет-кафе. Местные ребята засиживались здесь по ночам, так как существовал специальный льготный ночной тариф. Огни магазина ярко светились в ночной темноте.

«Двадцать первый век, – подумал Дронго, – новое тысячелетие. А люди по-прежнему обманывают, убивают друг друга, пытаются свести счеты, сходят с ума и ненавидят себе подобных. Человечество не умнеет и не меняется».

Дронго принял душ и лег спать.

Спал он достаточно тревожно, хотя его редко мучили кошмары. Тревожные мысли не давали заснуть.

Еще совсем маленьким мальчиком он часто видел кошмары, которые заставляли его просыпаться и бежать к матери. Уже будучи взрослым, он понял, что глубокая впечатлительность ребенка связана с бурным детским развитием. Кошмары преследовали его довольно часто, и мать, чтобы успокоить сына, водила его по комнатам. Пока однажды ему самому не надоели подобные ужасы. И он заставил во сне отступить кошмар. Маленький ребенок во сне победил свой кошмар. Проснулся он тогда с удивительным ощущением победы. Ему было шесть или семь лет. Он заставил кошмар отступить раз и навсегда.

И никогда после этого кошмары больше не преследовали его во сне. Наоборот, он видел удивительные сны. Цветные и прекрасные. Иногда грустные, иногда тревожные, иногда счастливые, но кошмары больше не повторялись. Зато он часто летал во сне и сохранил эту удивительную способность навсегда.

Проснулся он достаточно поздно, было уже около десяти. Едва он успел побриться, как позвонил портье. Он попросил Дронго спуститься вниз, где ему необходимо было сдать отпечатки пальцев. Криминалисты приехали прямо в отель, чтобы на месте проверить все отпечатки пальцев и сравнить их с найденными в комнате погибшей. С самого утра в отеле работала полиция. После того как все сдали отпечатки, следователь разрешил им пройти в ресторан и позавтракать.

Гарсиа, приехавший еще в девять часов утра, был особенно печален. Съемки могли быть сорваны, хотя группа французских визажистов и фотографов уже ждала их сегодня для вечерней работы после сиесты.

– Следователь сказал, что на проверку у них уйдет около двух часов, – пояснил Гарсиа собравшимся членам группы. – Может быть, мы пока зайдем в наш собор? Я думаю, будет правильно, если мы с вами помолимся за погибшую сеньору Лилию.

– Пойдемте, – неожиданно поддержал его Круминьш, – это очень правильное решение. Бедной Лиле это бы понравилось. Сегодня он был одет в выглаженную темно-зеленую майку и светлые брюки. Очевидно, он успел получить свое белье из химчистки. Дронго заметил, как переглянулись Ингрид и Лена. Вероятно, они гораздо лучше знали, как поступила бы Лилия, если бы была жива. Она наверняка предпочла бы посетить магазины вместо собора. Но никто ничего не сказал.

– Правильно, – согласилась Рута Юльевна.

На ней были белые брюки и белая хлопчатобумажная рубашка. Лена спустилась вниз в длинной юбке и светлой майке, на Ингрид было лиловое платье чуть выше колен. Балодис явился небритый, в джинсах и в рубашке с короткими рукавами. Дронго был в темно-синей тенниске и светлых брюках.

Гарсиа куда-то исчез на несколько минут и появился с молодым полицейским, который должен был сопровождать группу в кафедральный собор. Дронго надел темно-синюю тениску и светлые брюки. Когда все вышли из отеля, Дронго чуть отстал от группы, заметив, что Ингрид идет позади всех.

– Вчера вы нас бросили в ресторане, – сказала она, имея в виду себя и Круминьша.

– Я боялся, что может случиться нечто подобное и с вами, – пояснил Дронго, – поэтому не хотел, чтобы вы выходили из ресторана. Мне поручили охранять именно вас с Доколиной, хотя признаюсь, что я должен был предвидеть возможную опасность и для других членов вашей группы.

– И вы сразу обо мне забыли, – усмехнулась Ингрид. Волосы у нее были собраны в несколько небрежную прическу, придававшую ей определенный шарм.

– Меня допрашивали последним, – пояснил он, – а потом еще ночью ко мне пришел сотрудник местной службы безопасности. Я видел, как вы пошли в номер.

– Я не пошла в номер, – возразила она, – я переоделась и спустилась в холл. В такую ночь я не могла спокойно уснуть и думаю, никто не спал. Я видела, что вы уходите с Леной. Вам, очевидно, все равно, с кем проводить время. Со мной или с ней, или с покойной Лилией. Вы принадлежите к легко узнаваемому типу мужчин.

– Надеюсь, я вас не разочаровал. Ваша подруга решила погулять, а мне не хотелось, чтобы она одна уходила из отеля. Поэтому я решил ее проводить. Неужели вы считаете, что я поступил неправильно?

– Не знаю, – пожала она плечами, – это ваше дело. Вообще-то, Лена нравится мужчинам больше, чем я. Во время конкурса все смотрели только на нее. Но почему-то отдали первые места мне с Ингеборой.

– Они сделали правильный выбор, – тактично заметил Дронго. – Вы мне тоже больше нравитесь, чем ваша подруга.

– Поэтому вы гуляете с ней, а не со мной? – горько усмехнулась она.

– Ненавижу оправдываться, – заметил Дронго. – Неужели вы не поняли? Я не хотел отпускать Лену одну в ночной город. Кстати, выяснилось, что правильно сделал. Едва я отошел от Лены у памятника Веласкесу, как к ней сразу начал приставать местный Дон-Жуан. Разве вы не знаете, что Севилья город Дон-Жуана?

– Не сомневаюсь, что вы ее защитили.

Группа переходила дорогу, и полицейский подождал, пока Ингрид с Дронго перейдут улицу.

– Мне кажется, она не нуждалась в вашей защите, – добавила Ингрид, – и напрасно вы так рьяно за ней ухаживали. Кажется, у нее другие предпочтения.

– Вы иногда бываете несправедливо злой, – сказал Дронго.

Ингрид замолчала. Затем осторожно произнесла:

– Извините. Но мне было обидно. Когда я увидела, что вы с ней уходите.

Они подошли к собору. Здесь уже стояла вся группа. Рута Юльевна строго всех оглядела. Заметив, что Ингрид и Дронго подошли вместе, она неодобрительно сжала губы, но не посмела сделать замечание в присутствии остальных. Балодис одобрительно кивнул, Лена удивленно взглянула на них, а Круминьш просто отвернулся. Только Меднис улыбнулся своей издевательской улыбкой, словно зная нечто такое, чего никто не знал.

Они вошли в собор. Величественное здание севильского собора начали сооружать в тысяча четыреста втором году на фундаменте мечети Альмохадов. Некоторые постройки были еще целы и их несколько раз перестраивали. Например, почти стометровая башня-колокольня Хи-ральда была построена еще в конце двенадцатого века как минарет мечети. В конце шестнадцатого века собор был практически закончен и стал одним из самых известных христианских храмов в мире.

У алтаря собора можно было увидеть тридцать шесть картин, рассказывающих о жизни Иисуса Христа и его матери Девы Марии. Собственно, собор и был назван именем Девы Марии. В примыкающих к собору постройках можно было любоваться картинами Сурбарана и Мурильо.

В самом соборе кроме роскошного позолоченного алтаря находилась Королевская капелла, рядом с которой покоились останки взявшего город Фердинанда Святого и его сына Альфонса Мудрого. Но самым известным сооружением собора было надгробие Колумба, на высоком постаменте четыре искусно выполненные бронзовые фигуры несли гроб, также выполненный из бронзы.

Гарсиа, влюбленный в свой город и его историю, не закрывал рта ни на минуту. Он показывал детали Собора, рассказывал о каждой из них, поминутно оглядываясь на гостей, словно проверяя впечатление от сказанного. Круминьш слушал его равнодушно: похоже ничто не могло вывести режиссера из состояния мрачной меланхолии. Меднис почти не слушал. Он часто отвлекался, отходил, рассматривая картины или фрески, громко и смачно жевал. Женщины внимательно слушали Гарсиа. Балодис также не отходил от них, а Дронго, вообще любивший узнать что-нибудь новое, также внимательно слушал пояснения испанца.

Они вышли во внутренний двор, похожий на черно-белую шахматную доску, настолько искусно были уложены темные и светлые камни. Это место раньше называлось Апельсиновым двориком и во времена правления мавров служило местом омовения верующих.

– С другой стороны можно выйти на дворец Алькасар, – вдохновенно рассказывал Гарсиа, – в течение семи веков он служил дворцом испанских королей. Там жил известный своей жестокостью Педро Жестокий, который убил не только своего родного брата Фадрика, но и, пренебрегая всеми законами гостеприимства, даже осмелился убить своего гостя – правителя Гранады Абу Сайда, чтобы завладеть его сокровищами. При этих словах Гарсиа Лена вздрогнула, Рута Юльевна нахмурилась, Ингрид побледнела. Балодис шумно вздохнул и оглянулся, а подошедший в этот момент Меднис только улыбнулся, показывая свои лошадиные зубы.

В этот момент у стоявшего рядом полицейского по рации спросили где они находятся. Он сразу ответил, что в Апельсиновом дворике. Следователь приказал, чтобы они никуда не уходили. Гарсиа сразу обернулся и посмотрел на всех членов группы. Кроме режиссера Круминына, все стояли рядом с ним.

– Он, наверное, остался в здании собора, – предположил Балодис, – сейчас я его позову.

– Нет! – слишком поспешно и громко выкрикнул Гарсиа. – Не нужно никого звать. Я сам пойду и найду сеньора Круминьша. Пожалуйста, оставайтесь все здесь и никуда не уходите.

Он повернулся и поспешил в собор.

– Опять этот Круминьш, – недовольно проворчала Рута Юльевна. – Сколько можно издеваться над людьми?

– Наверное, он заблудился, – сказал, пытаясь успокоить ее, Балодис. – Сейчас Гарсиа его приведет.

– После вчерашнего случая он не должен отлучаться, – громко заявила коммерческий директор, – и вообще я думаю, что это наша последняя работа с господином Круминьшем. Больше он с нами работать не будет.

Не успела она договорить, как во дворике показались несколько полицейских во главе со следователем. Среди них был и Диего Таррега. Он подошел к Дронго.

– Мы все проверили, – пояснил он. – В комнате погибшей найдены отпечатки пальцев режиссера Круминьша. Куда он пропал?

– Гарсиа пошел за ним, – пояснил Дронго.

– Карамба! – выругался Таррега. – Извините. Я не думал, что Круминьш захочет сбежать.

– Он в соборе, – пояснил Дронго, – мне кажется, он заблудился, его сейчас найдут.

Таррега стал объяснять полицейским, кого нужно искать. Несколько человек поспешили в собор. Следователь нахмурился, когда Таррега объяснил ему, о чем они говорили с Дронго. Затем пристально посмотрел на Лену Доколину, но ничего не спросил.

– Кажется, это еще не все ваши новости, – предположил Дронго, обращаясь к Тарреге.

– Нет, не все, – подтвердил тот, еще раз пристально посмотрев в сторону Доколиной. – Мы решили последовать вашему совету и взяли кровь Круминьша на анализ. Наши криминалисты точно установили, что он уже давно злоупотребляет наркотиками. Если у него найдут наркотики, он попадет в тюрьму, независимо от того, убил он сеньору Омельченко или нет.

– Плохие новости, – согласился Дронго.

– Но и это еще не все, – шепотом добавил Таррега, – мы идентифицировали отпечатки пальцев на дверной ручке. Как вы думаете, кому они принадлежат?

Дронго проследил за взглядом Тарреги.

– Неужели Лене? – не поверил он.

– Сеньорите Доколиной, – выдохнул Таррега, подтверждая его предположение. – Мы собираемся допросить обоих, – добавил он уже более уверенно.

Глава двенадцатая

Они ждали минут десять, пока наконец не появился измученный Гарсиа. Он был явно расстроен.

– Не знаю, куда пропал сеньор Круминьш, – признался Гарсиа, – его нигде нет. Я обошел весь собор, но его не нашел.

– Он сбежал, – всплеснул руками следователь, – я так и думал. Мы должны немедленно объявить тревогу по всему городу. Это он вошел к сеньоре Омельченко и убил ее вчера вечером. И мы возьмем с собой сеньориту Доколину.

Гарсиа перевел его слова. Лена испугалась. Она с тревогой оглянулась.

– Почему меня? Что я сделала? Почему они хотят меня забрать?

Она по очереди смотрела на всех. Рута Юльевна нахмурилась и покачала головой, но ничего не сказала, не решаясь вмешиваться. Меднис только ухмылялся. Балодис, решивший, что должен уточнить происходившее, начал задавать Гарсиа вопросы.

Только Ингрид возмутилась и обратилась на неплохом английском к Тарреге:

– По каком праву вы ее арестовываете? Разве у вас есть доказательства ее вины?

– Мы хотим только поговорить с ней еще раз, – пояснил тот, – никто не выдвигает против сеньориты никаких обвинений. Нам только нужно выяснить некоторые детали.

Следователь уже громко отдавал приказы по мобильному телефону. Очевидно, он был убежден в своей правоте и не сомневался, что подозреваемый сбежал. Закончив давать указания, он попросил Гарсиа объяснить Доколиной, что она должна пойти с ними. В этот момент Рута Юльевна наконец поняла, что именно происходит. – Мы позвоним в наше посольство, – пообещала она, – вы не имеете права срывать нам съемки.

– Нам нужно поговорить с сеньоритой Доколиной, – попытался объясниться следователь и замер.

Во дворик входил Витас Круминьш. Очевидно, выйдя из собора, он обошел его кругом и вернулся в Апельсиновый дворик.

– Это вы? – изумился следователь, уже убежденный, что раскрыл убийство.

– Что случилось? – не понял его удивления Круминьш. – Почему вы так взволнованны?

– Спасибо, что вернулись, Витас, – сказал Балодис, – я не сомневался, что мы вас найдем.

– Наконец-то вы явились, – мрачно произнесла Рута Юльевна, – вас уже ищет следователь. Он хочет с вами поговорить, и из-за вас чуть не арестовали Лену.

– Из-за меня? – изумился Витас. – Почему из-за меня? Что я сделал?

– Ваши отпечатки пальцев найдены в комнате убитой, – пояснил следователь. Гарсиа перевел вопросы подозреваемого и напряженно ожидал, что именно ответил следователь.

– Какие отпечатки? – не понял Круминьш. – О чем вы говорите?

– Вчера вы сказали, что постучались к сеньоре Омельченко за несколько минут до ее смерти, но не входили в ее комнату.

– Правильно, – подтвердил Круминьш, выслушав перевод Гарсиа, – я действительно не входил.

– Скажите ему, – взвизгнул следователь даже не дожидаясь перевода и поняв все по жестам режиссера, – что мы нашли его отпечатки пальцев в комнате убитой! Наши криминалисты доказали, что он был в комнате.

– Вы были в комнате, там ваши отпечатки, – перевел убитым голосом Гарсиа.

– Конечно, был, – удивился режиссер, – мы вчера во время перерыва поехали в отель. И я был в номере сеньоры. Но меня об этом никто не спрашивал. А я действительно вернулся в отель и был с ней.

На них уже стали обращать внимание. Вокруг начали собираться люди. Полицейские лениво отгоняли зевак.

– Все это вы расскажете на допросе, – твердо заявил следователь.

– Но я был у Лилии днем, – растерянно глядя на него, сказал Круминьш.

– Хватит, – разозлился следователь. – Может, вы и наркотики никогда не пробовали?

– Пробовал, – неожиданно подтвердил режиссер, – но это мое личное дело. В Испанию наркотики я не привозил, знаю, что это не разрешено вашими законами.

– Обыск покажет, – вставил следователь. – Идемте с нами, сеньор Круминьш…

Он кивком головы приказал полицейским сопровождать Круминьша и Доколину до полицейских машин. В это время вмешался Дронго.

– Подождите, по-моему, лучше вернуться в отель и проверить записи камеры наблюдения, – предложил Дронго. – Вчера днем я сам видел, как сеньор Круминьш поднимался в номер к сеньоре Омельченко. Камера наблюдения не работала вечером, а они приехали днем. Можно посмотреть, когда он вошел и когда вышел. Это совсем не сложно.

Гарсиа перевел его слова. Таррега нахмурился.

Следователь откровенно разозлился:

– Довольно выгораживать друг друга. Мы все сами проверим. Может, и наши криминалисты ошибаются? Они нашли еще одни отпечатки пальцев.

– Где? – удивился Балодис.

– На дверях номера убитой. Отпечатки пальцев сеньориты Лены, – перевел Гарсиа слова следователя.

– Твои отпечатки? – не поверил Ионас, обращаясь к Лене.

Она с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать. Следователь уже приказал полицейским двигаться к выходу.

Но в этот момент Дронго поднял руку.

– Еще минуту

Не обращая внимания на крики следователя, Дронго подошел к Лене.

– Вчера вы не сказали мне всей правды, – укоризненно заметил он. – Почему?

– Я… не могла… не хотела… Я была у Руты Юльевны. – Лена сжала губы, словно боясь проговориться.

– Вы слышали крик горничной?

– Да, – кивнула Лена.

– Теперь слушайте меня внимательно, – быстро сказал Дронго, оглядываясь на следователя, – вы были в соседнем номере у Руты Юльевны, когда раздался крик горничной. Вы были раздеты, а Рута Юльевна была полуодета. Поэтому вы успели набросить на себя халат и выбежать первой из номера. К этому времени, наверное, горничной уже не было в номере Лилии. Вы дотронулись до двери, но испугались и решили вернуться, ожидая, когда дверь откроют полицейские. А затем, приведя свою одежду в порядок, вышла Рута Юльевна. Я прав или упустил какие-нибудь детали?

– Я боялась, – призналась Доколина, – весь вечер я хотел вам сказать, но боялась.

– Все было именно так?

– Да, – с трудом выдавила она.

– Вы поступили глупо, – поморщился Дронго, – теперь нам будет гораздо труднее с ними разговаривать.

– Достаточно! – крикнул следователь.

– Хватит учить свидетеля, что ей нужно говорить. До свидания, сеньоры. Прошу вас, сеньор Круминьш и сеньорита Доколина, следовать за мной. Остальных прошу вернуться в отель.

Следователь пошел к выходу с сознанием исполненного долга. Как и у всех людей маленького роста, ему было свойственно гипертрофированное чувство собственного достоинства и скрытое недоверие к высоким людям, какими были Дронго и Диего Таррега.

– Извините, сеньор, – попросил Таррега, – мы поговорим с ними и постараемся решить вопрос еще сегодня до вечера.

– Лучше до сиесты, – пробормотал Гарсиа, – у Круминьша сегодня съемки. Завтра утром они заканчиваются.

– Посмотрим. – Таррега не стал ничего обещать и поспешил уйти за остальными.

Лена, уходя, обернулась и посмотрела на всех глазами, полными слез.

После их ухода, члены группы почувствовали себя неуютно. Их осталось пятеро: Рута Юльевна, Ингрид, Балодис, Меднис и сам Дронго. Гарсиа уехал со следователем в качестве переводчика. Только молодой полицейский стоял чуть в стороне, наблюдая за ними.

– Вот и все, – строго произнесла Рута Юльевна по-латышски, – если Круминьш и Доколина не вернутся сегодня до пяти часов вечера, съемка будет сорвана и нам придется платить неустойку.

– С ними поехал господин Гарсиа, – напомнила Ингрид, – он знает о нашем положении. Мы не виноваты, что произошло убийство.

– А кто виноват? – холодно спросила Рута Юльевна. – Вам, милочка, все равно. Вы и так обеспеченный человек. Отчим и мать не дадут вам пропасть. А вы подумали о нашем агентстве? А обо всех этих людях?

– Вы тоже не бедная, – жестко отреагировала Ингрид. – И почему Лена оказалась в номере рядом с номером погибшей Лилии Омельченко? Ведь это ваш номер. Наверное, это вы пригласили ее зайти?

Наступила тишина. Мужчины молчали. Балодис, Меднис и Дронго понимали, что Ингрид оскорбила коммерческого директора, сказав ей в лицо правду.

Дронго не совсем понял суть перепалки, но догадался, что именно имела в виду Ингрид. Рута Юльевна растерянно поправила прическу, кашлянула. Кажется, она даже чуть пошатнулась. Никто не смел разговаривать с ней в подобном тоне. Но она сдержалась. Закусив губу, Рута Юльевна молча повернулась и пошла прочь.

– Распался наш дружный коллектив, – насмешливо произнес по-русски Меднис. Затем взглянул на Дронго. – Кажется наша работа закончена. Завтра нас вышлют обратно в Латвию.

– Хватит, Эуген, – прервал оператора Балодис, – это будет решать Зитманис, а не ты. Пойдемте в отель.

Балодис и Меднис двинулись вслед за коммерческим директором. Молодой полицейский совершенно растерялся, он не знал, что ему делать. Двоих уже увезли. Еще трое ушли в отель. И двое оставались во дворике. Он немного подумал и поспешил за ушедшими. Дронго остался с Ингрид.

– Вы меня осуждаете? – спросила она.

– Что вы сказали Руте Юльевне?

– Она виновата в этом скандале. Лена, наверное, была в ее номере, когда случилось убийство. И поэтому Лена оказалась первой у дверей.

– Я тоже так подумал. Вы знаете о сексуальной ориентации вашего коммерческого директора?

– Об этом знают все. Только Зитманис ничего не видит.

– Она позволяет себе лишнее во время конкурсов?

– Нет. Она просто выбирает себе понравившихся девочек, – зло ответила Ингрид. – Неужели вы ничего не поняли? Она пользуется тем, что они не могут ей отказать. Это такая дрянь…

– Не нужно, – прервал ее Дронго, – я все понимаю. У Ингеборы были с ней неприятности на этой почве?

– Не знаю, – призналась Ингрид, – не помню. Может, и были. Я не вдавалась в детали. Мне они неинтересны.

– А с вами у нее случались конфликты на этой почве?

– Со мной? – Она явно удивилась. Потом улыбнулась, показывая свои мелкие крепкие белые зубы: – Нет. Со мной у нее ничего не было. Она бы побоялась. Даже предложить мне. Не то что встречаться. Я бы ее разорвала своими зубами.

– Откровенное признание, – пробормотал Дронго. – Вы такая страшная и в постели?

– Не хотите проверить? – неожиданно спросила она.

Под пристальным взглядом ее темно-синих глаз он растерялся. Отказать – значит, чувствовать себя идиотом всю оставшуюся жизнь. Согласиться? Она ему так нравилась.

Ингрид смотрела на него не спуская глаз. Он видел, что она дрожит. Очевидно, скандал с Рутой Юльевной и его вчерашний уход с Леной в ночную Севилью на нее сильно подействовал, и отказать – значило обидеть эту молодую, красивую, породистую женщину.

– Хочу, – глухим голосом произнес Дронго, – только не в нашем отеле.

– Разумеется.

В ее глазах появилась уверенность победительницы, а на губах заиграла лукавая усмешка.

Через десять минут они были в отеле «Америка». И еще через минуту они поднялись в двухместный номер, уже целуясь на ходу, в кабине лифта. Она начала первая, но когда он попытался ответить, она внезапно отстранилась, словно разжигая в нем еще большее чувство. И затем, наконец, разрешила себя поцеловать.

Когда они выходили из лифта, навстречу им шел неизвестный мужчина. Увидев их долгий поцелуй прямо в коридоре, он радостно поднял большой палец. В Севилье подобные формы общения только приветствовались. Это был настоящий город Дон-Жуана.

Потом был гостиничный номер и кровать, слишком тесная для двоих. Он был удивлен и ошеломлен. Нет, не ее познаниями в области секса. Здесь она не могла открыть ему ничего нового. Двадцатилетней молодой женщине, даже очень опытной, трудно удивить сорокалетнего мужчину. Или почти невозможно. Скорее наоборот, он доставлял ей удовольствие, стараясь быть нежным и внимательным. Но она…

Такую страсть он давно не встречал. Это был вулканический темперамент. Она хватала его так крепко, что становилось больно. Ее ноги требовательно скользили по его ногам. Ее пальцы впивались ему в шею и в спину. Она кусалась, заставляя его иногда вскрикивать. Ему приходилось не раз успокаивать свою партнершу. Она оставила на его теле несколько отметин, словно решившись закрепить свое право на этого мужчину. Их «схватка» продолжалась несколько часов. Они дважды принимали душ и дважды возвращались в постель. На часах было уже около трех, когда она, наконец, заснула.

Дронго поднялся, вышел в ванную комнату и набрал номер Вейдеманиса.

– Здравствуй, Эдгар, – сказал он шепотом, – ты уже знаешь, что у нас случилось?

– Да, звонил Зитманис. Он собирается завтра вечером к вам прилететь. Он получил в Риге разрешение, но все-таки опасается, что съемка будет сорвана.

– Твой Зитманис за эти годы изменился, – сообщил Дронго, – десять лет назад его бы больше интересовала убитый гример. А сейчас его интересуют только продолжение съемок и гонорар, который получит его агентство. Все меняется, Эдгар, и не всегда в лучшую сторону.

– Мне не нравится твое настроение, – сказал Вейдеманис. – У тебя опять проблемы?