Текст книги "Уйти и не вернуться"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Чингиз Абдуллаев
Уйти и не вернуться

ВСЕМ УЧАСТНИКАМ ВОЙНЫ В АФГАНИСТАНЕ,

обманутым и забытым, преданным и брошенным,

посвящаю эту книгу

Часть I
«УЙТИ…»

ГЛАВА 1

«Чтобы постичь окружающий нас мир, нужно знать его во всех подробностях, а так как этих подробностей почти бесчисленное множество, то и знания наши всегда поверхностны и несовершенны».

Ларошфуко

Они шли впятером уже третий час. Машков боялся сглазить, не пытаясь смотреть на часы.

Сначала их было семеро. Но в этом лесу двоих они потеряли. Это был неплохой результат, если считать, что до назначенного места им оставалось идти около двух часов.

Все пятеро были офицерами. И все знали, как трудно будет пройти именно эти оставшиеся два часа. Каждый старался ступать мягко, почти бесшумно, готовый в любой момент увернуться от смерти, в каком бы облике она ни предстала.

Нервы были на пределе. Машков боялся, что кто-то из его людей может просто не выдержать такого чудовищного напряжения. Все знали, что будет трудно. Очень трудно. Но никто не думал, что будет настолько трудно.

Впереди шел старший лейтенант Чутов. Высокий, немного флегматичный в жизни, он преображался в минуту опасности. От его реакции, мгновенного решения зависел во многом и успех всей группы. Если он ошибется хотя бы на две-три секунды, группу просто уничтожат.

Вторым шел лейтенант Хабибулин. Несмотря на молодость, он был дважды мастером спорта, совершил более двухсот прыжков с парашютом, из них трижды опускался на неизвестную ему территорию. Хабибулин должен был принять удар на себя, если Чутов вдруг ошибется.

Третьим осторожно крался капитан Борзунов. Он воевал еще в Афганистане, молодым лейтенантом уходил со своим взводом, прикрывая отход танковых колонн. Имел орден за те тяжелые бои. Борзунов нес рацию. Он был самым выносливым и самым опытным из всей группы. Но командиром группы, по воинской традиции, был старший по званию – майор Машков.

Машков тоже успел повоевать в Афгане, принимал участие в разоружении боевиков в Абхазии, сражался в Таджикистане. Правда, на границе он был ранен и на полгода выбыл из строя, что могло сказаться на его подготовке и выносливости. Но, учитывая его боевой опыт, командование все же сочло возможным назначить его командиром этой офицерской группы.

Замыкал цепочку старший лейтенант Дубчак. Немногословный, вечно молчаливый Дубчак был незаменим при отходах и маневрах группы, когда он со своим пулеметом отвлекал внимание нападавших.

Дубчак попал в группу сразу из Чечни, где его взвод выполнял специальное задание по захвату некоторых, особо отличившихся, преступников.

Все пятеро офицеров, вошедших сегодня утром в этот лес, знали, что выйти они могут только вместе. Пройти в одиночку через весь лес не сумел бы никто. Но пройти группой было тоже нелегко.

Справа послышался треск. Все пятеро сразу замерли. Уже отработанным движением двое членов группы развернули автоматы направо – Хабибулин и Машков.

Чутов, чуть скосив глаза направо, по-прежнему смотрел вперед, а Борзунов, наоборот, повернулся налево.

Все пятеро были отличными профессионалами и хорошо знали, что нельзя поворачиваться на любой шум всей группе.

Шум мог быть отвлекающим маневром, а напасть на них вполне могли с другой стороны. Но на этот раз, кажется, все обошлось, тревога была ложной.

Чутов поднял руку. Все поняли без слов. Группа продолжала свое движение. По традиции, командир группы не имел права идти первым или замыкающим. Здесь ценились мозги, а не умение быстро стрелять. Поэтому командира берегли почти так же, как своеобразное знамя части, стараясь не подставлять его под пули.

В подобных операциях очень часто задачу, поставленную перед группой, в полном объеме знал только командир.

Хотя на этот раз никаких особых секретов не было. Они должны были выйти из этого леса через два часа. И, по возможности, – живыми. Это была их главная и самая трудная задача.

Справа снова послышался какой-то неясный шум, Борзунов недовольно покачал головой. Ему не нравились эти постоянные шумы.

Машков понял его без слов. Он показал на Хабибулина. Борзунов, дотронувшись до плеча Хабибулина, сделал отмашку вправо.

В это время Машков, чуть повернув голову, показал Дубчаку налево. Чутов замер впереди, стараясь не двигаться; мягко ступая, Хабибулин сделал несколько шагов вправо. Дубчак почти зеркально повторил его маневр, смещаясь влево.

Внезапно Чутов что-то почувствовал впереди. Именно почувствовал, а не увидел. Короткий взмах руки – и через мгновение лес наполнился громким треском автоматных очередей.

Все-таки Борзунов не ошибся. Справа нарочно шумели, чтобы отвлечь их внимание. Группа нападавших сосредоточилась слева.

Самым плохим в этой ситуации оказалось то, что Дубчак, сместившись влево, на какую-то долю секунды не успел заметить отмашки Чутова. Пуля попала ему прямо в лоб.

Машков под огнем нападавших сумел доползти до Дубчака и взять его пулемет. Развернувшись, он дал длинную злую очередь в ту сторону. Его трясло от волнения. Он так рассчитывал на Дубчака.

Чутов, продвинувшийся немного вперед, бросил две гранаты. После взрывов все стихло. Хабибулин, уже успевший вернуться, занял место Дубчака. Машков перешел на вторую позицию.

Короткая стычка отняла почти пятнадцать минут времени. Нужно было торопиться, они могли не успеть.

По знаку Машкова все четверо снова выстроились в цепочку.

– Сукин сын этот Барс, – негромко пробормотал капитан Борзунов, – так мучить людей.

Ему никто не ответил.

Барсом они называли генерала, который сейчас наверняка обдумывал очередную пакость.

Следующие тридцать минут были относительно спокойными. Если не считать снайпера, засевшего высоко на дереве.

Чутов, у которого нервы были уже на пределе, его пропустил, но Борзунов успел выстрелить прежде, чем осознал, что блеск ружья снайпера несильно ударил ему по глазам.

Машков наконец посмотрел на часы. Оставалось еще сорок пять минут. А идти было далеко. Он начал подгонять группу, еще не зная, что совершает ошибку.

Вообще-то в этом проклятом лесу всего можно было ожидать. Но такого… Внезапно наступила темнота.

– Надеть очки, – почти неслышно приказал Машков.

Теперь весь окружавший их лес был виден лишь в инфракрасных лучах.

Они двигались цепочкой, но Борзунов шел немного боком, оберегая рацию. Видимо, это и сбило Хабибулина.

Он сделал два шага влево и сразу провалился в трясину. Кричать было нельзя. Лейтенант пытался вылезти сам, отчаянно размахивая руками, но уходил еще глубже в воду.

Борзунов хотел протянуть ему руку, но едва сам не оступился. Машков, развернувшись, коротко выругался и бросил Хабибулину пулемет, успев дернуть за отстегивающийся ремень.

Но лейтенанту уже нельзя было помочь.

Он уходил под воду, несмотря на все попытки выбраться.

– Уходите, – тихо попросил Хабибулин, – уходите. Вы опоздаете.

Машков все-таки хотел сделать еще шаг, но его остановил Чутов, лишь коротко покачав головой.

Трясина в этих местах была особенно безжалостной.

В этот момент снова раздались пулеметные очереди, и всем троим пришлось срочно покинуть место происшествия.

Уходя, Машков старался не оборачиваться, чтобы не видеть еще размахивающего руками Хабибулина.

Парень все понимал, показывая кивком головы направление на север.

Еще дважды им приходилось отстреливаться.

За десять минут до того, как они вышли из леса, темнота вдруг спала, и их обстрелял миномет. Затем сразу три дерева рухнули так, чтобы сбить кого-нибудь из них, но это было уже не самое страшное.

Перед самым выходом они едва не потеряли рацию, когда очередной снайпер попытался подбить этот небольшой ящик на спине Борзунова. Но в этот раз Чутов не подвел. Он снял снайпера длинной автоматной очередью, израсходовав весь магазин, что было против всяких правил.

Наконец без двух минут три они вышли к павильону номер четыре, войдя под стеклянную крышу.

И в этот момент появился Барс.

– Неплохо, – кивнул генерал, – прошли лес совсем неплохо. Даже рацию сберегли.

Они тяжело дышали, уже считая, что все трудности позади. Но они плохо знали своего генерала. В тот самый момент, когда капитан Борзунов стаскивал с себя этот чертов ящик, крыша павильона внезапно лопнула. Сверху по ним ударил автоматной очередью спрятанный там снайпер.

Если бы Борзунов не поторопился со своей рацией, он бы обязательно успел увернуться.

Чутов и Машков бросились в угол павильона, отстреливаясь. Борзунов получил свою очередь прямо в живот.

– Вы убиты, капитан, – спокойно произнес Барс, – сигнала об окончании прохождения зоны никто не давал. У вас было еще полминуты.

Со страшным выражением лица Борзунов выхватил свой автомат и выстрелил в генерала.

Но он опоздал. Барс успел первым. Синяя краска больно ударила капитана по лбу.

ГЛАВА 2

В этот день неприятности начались с самого утра. Без всякого предупреждения к ним на заставу прилетел командир отряда. Вот уже одиннадцать месяцев подполковник не делал подобного, такого от него никто просто не ждал. Конечно, дежурные спали, одного из ребят вообще не было. Он отправился в ближайшее селение. А старший лейтенант Никитин, перебравший вчера сверх меры, лежал в своей комнате почти в бессознательном состоянии.

Узнав о прибытии руководства, начальник заставы капитан Шершов умудрился найти не совсем помятый мундир и даже успел одеться, пока вертолет шел на посадку. Еще повезло, что дежуривший на вышке сержант Мащенко узнал номер вертолета командира отряда.

Из пятидесяти трех положенных по штату солдат застава имела только тридцать девять, а вместо шести офицеров и прапорщиков в наличии имелось четверо. Расположенная высоко в горах застава прикрывала единственную горную тропу, так полюбившуюся контрабандистам, и небольшое селение Бараш, насчитывающее всего пять десятков домов.

Проклиная в душе все на свете, Шершов подбежал к спрыгнувшему с вертолета подполковнику.

– Товарищ подполковник, докладывает начальник заставы капитан Шершов…

– Потом доложите, – недовольно заметил подполковник Салтыков, – я не за этим.

Шершов увидел, как из вертолета выпрыгивают еще двое людей.

Один был в штатском плаще – дородный, полный, грузный, другой – помоложе, в военной форме, но без погон. Увидев столько гостей, Шершов окончательно разозлился. В конце концов, Салтыков мог бы его предупредить о своем приезде. Здесь они не в игрушки играют. В любой момент может начаться обстрел с той стороны.

Он успел сделать страшные глаза Мащенко, и тот побежал поднимать прапорщика, вчера вернувшегося из наряда.

Никитина разбудить не было никакой возможности, а третий офицер – лейтенант Пономарев, утром отправился проверять посты. В связи с нехваткой людей и офицеров они придумали довольно смелый план несения дежурств. Посты прятались в специально замаскированных местах с таким расчетом, чтобы видеть перед собой ту самую, трижды проклятую тропу. Два поста были расположены справа и слева от тропы так, чтобы видеть друг друга и прийти на помощь в случае необходимости. На первом посту они даже оборудовали позицию для гранатометчика. Остальные два поста были кочующими, проверяющими нижний склон горы, где проходила государственная граница.

Но гости не обращали никакого внимания на его заставу. Они даже не посмотрели на новый бак с водой, стоивший Шершову таких усилий. Просто они сразу отправились в кабинет начальника заставы. Вспомнив, что там царит относительный порядок, Шершов успокоился.

– Ну что, Шершов, – спросил подполковник, по-хозяйски усевшись на стул, – спокойно тут у тебя?

Остальные двое гостей пока молчали.

– Как сказать, – осторожно ответил капитан, не зная, что следует говорить в присутствии незнакомых людей.

– Давно не стреляют? – спросил Салтыков.

– Уже дней десять. Как ранили Алимова, с тех пор никто не стреляет, – показал Шершов рукой в сторону Афганистана.

Это был один из самых сложных участков таджикско-афганской границы, и Шершов знал, что в отряде Салтыкова не бывает и одной недели без тяжелых потерь. Слава богу, здесь, высоко в горах, царил относительный порядок. Отрядов оппозиции тут не было, а контрабандистам лишний шум был ни к чему.

– Засиделся ты, Шершов, на одном месте, – вдруг сказал Салтыков. – Сколько здесь уже?

– Да почти восемь месяцев, – посчитал Шершов.

– Завтра вечером поедешь в Душанбе получать новое назначение.

– Что случилось? – испугался Шершов.

Салтыков так с ним никогда не разговаривал.

– Ничего не случилось. Просто привез приказ. Ты переводишься в другое место. Спокойное, хорошее место на границе с Америкой.

– Где? – изумился Шершов.

Карту он еще помнил:

– Разве у нас есть граница с Америкой?

– Хватит болтать, – стукнул кулаком по столу Салтыков. – Приказ есть приказ. Поедешь на Чукотку заместителем командира отряда.

– В Сибирь? – Шершов подумал, что перепил вместе с Никитиным.

– Успокойся, капитан, – вдруг сказал один из гостей в штатском плаще, – товарищ подполковник немного преувеличил. За отличную службу вы получаете новое назначение. И, кстати, досрочно – звание майора.

Шершов окончательно решил, что над ним издеваются.

– А семья? – спросил он пересохшими губами.

– Вызовите семью из Новосибирска. – Этот тип даже знал, где находится его семья.

– Но почему? – наконец выдавил Шершов.

– Это другой вопрос. Товарищ Салтыков вам все объяснит.

– Понимаешь, – сказал подполковник, показывая на все время молчавшего человека в военной одежде, – завтра вот этот… Словом, он пойдет нарушать границу на твоем участке.

– Нелегал, что ли, – догадался Шершов. – Сколько слов из-за одного нелегала.

За пятьсот долларов на этой границе можно переправить любого человека, любой груз. Шершов хорошо знал, как закрывают глаза на эти нарушения некоторые офицеры соседних застав. Однако не только в его отряде, но и в других все офицеры знали: Шершов денег не берет. Еще пять лет назад, будучи лейтенантом-десантником, он воевал в Афганистане и был там тяжело ранен. После боя от его взвода осталась только половина. Шершов, провалявшийся по госпиталям почти год, был переведен из-за своего ранения на «спокойную» службу в пограничные войска. Тогда никто не мог даже представить себе, что государственная граница СССР окажется почти фронтовой зоной, а сама страна развалится на ряд кровоточащих кусков. Одним из таких страшных кровавых кусков стал Таджикистан.

Шершов не переносил «духов» – ни идейных, ни религиозных, ни разбойничьих. Ему было все равно, под какими знаменами шла на его участок очередная группа вооруженных людей. Он просто не пускал их – и все. О его непонятной принципиальности уже ходили легенды, но ему было наплевать на все разговоры и слухи. Он просто честно выполнял свой долг.

На таких российских офицерах, как Шершов, еще держалась вся система обороны границы. Они были неисправимыми идеалистами, продолжавшими верить в свои принципы.

– Завтра обеспечим проход, – кивнул Шершов.

«Странно, что в Афгане еще нужны наши разведчики, – подумал он. – За десять лет мы могли изучить эту страну достаточно хорошо».

– Ты не понял, – вдруг возразил Салтыков, – нужно не обеспечить проход. Завтра на твоем участке будет бой. Постарается прорваться банда Нуруллы.

– Откуда вы знаете? – вспыхнул Шершов. – У Нуруллы две сотни людей.

– Это будет отвлекающий маневр, – пояснил Салтыков, – в нападении примут участие не больше пятидесяти человек. Остальные пойдут на участке Зиновьева, но через три часа. По их расчетам, мы вызовем к себе на помощь людей, оголив соседние участки. Вот тогда они и будут прорываться.

– Этот Нурулла слишком хитер, – разозлился Шершов. – Ничего, завтра мы их встретим.

– Завтра мы их встретим сами, – возразил Салтыков. – У Нуруллы есть «стингеры»?

– Конечно.

– Точно знаешь?

– Сам видел. И слышал.

– Тогда все в порядке. Завтра здесь будут два наших вертолета. Один пройдет несколько раз вон у того холма. Если у этих придурков есть «стингеры», они обязательно попадут в наш вертолет. Правильно?

– Там проходить нельзя. Идеальное место для обстрела. Это очень опасно.

– Вот и хорошо, – кивнул незнакомец в штатском плаще.

Под плащом была видна военная форма. Видимо, очень торопились, понял Шершов, не успели подобрать комбинезон или плащ подходящих размеров.

– Они собьют вертолет, – не понял его ответа Шершов.

– Пусть сбивают, – кивнул Салтыков, – вертолет будет радиоуправляемым. Там не будет людей. Кроме него, – показал он на второго незнакомца в военной форме.

– У вас не будет шансов, – изумился Шершов, – после прямого попадания «стингера» вертолет взорвется.

– Увидим, – улыбнулся этот тип. Голос у него был приятный. И улыбка вполне нормальная.

Шершов пожал плечами:

– В таком случае вы настоящий самоубийца.

– В вертолете будет специальное радарное устройство, – пояснил Салтыков. – Оно сигнализирует о приближении ракеты за пять-семь секунд до взрыва.

– А как он выпрыгнет? Там такой крутой склон. И высота совсем небольшая. Парашют просто не успеет раскрыться.

– У него не будет парашюта, – пояснил человек в штатском плаще, – для того чтобы удачно приземлиться, есть много других приборов. Вы же летали в самолетах – знаете, как там надевают специальные жилеты, которые раскрываются при падении в воду.

– Но у нас нет реки или моря.

– Ничего. Ученые разработали другой тип жилета, вполне пригодный для ваших гор.

Шершов с уважением посмотрел на молчавшего гостя в военной форме. На вид ему было лет сорок.

– Трудная у вас профессия, – сказал он. – Значит, это из-за вас меня переводят на Чукотку?

– Простите, – развел руками незнакомец, – я тут ни при чем.

– Ладно, – поднялся Шершов, – каждый делает свое дело.

Все-таки нужно разбудить Никитина, с досадой подумал он. Надо же, так напился вчера, сукин сын. Жаль, не успею ничего сделать этому паразиту. Наверняка завтра и увезут.

На следующий день все произошло так, как говорил Салтыков. Сначала в бой пошло несколько человек, затем, обстреляв границу из пулеметов и минометов, пошли все пятьдесят бандитов. При этом шум они создавали такой, что вполне можно было принять их за всю банду Нуруллы.

Появившиеся два вертолета довольно лихо обстреляли банду, уничтожив добрый десяток нападавших. Когда один из вертолетов опасно завис над склоном горы, раздались характерные щелчки «стингеров». Первая ракета прошла мимо. Вторая вообще не долетела. Третья попала в цель. Шершов и Салтыков, внимательно следившие за ходом боя, сумели заметить, как за секунду до взрыва из вертолета успел выпрыгнуть незнакомец. Потом был взрыв.

– Ну все, – сказал Салтыков, опуская бинокль и обращаясь к гостю в штатском, – мы свое дело сделали, товарищ генерал.

Только тогда Шершов понял, какой важности была эта операция.

А с Никитиным ему разобраться действительно не дали. Сразу после боя его увезли на вертолете в штаб, а оттуда почти под конвоем доставили в Душанбе. Уже на следующий день он был на Чукотке. Через месяц приехала жена с детьми.

Иногда длинными зимними ночами Салтыков вспоминал того незнакомца, выпрыгнувшего из вертолета. И каждый раз в душе искренне желал ему удачи.

ГЛАВА 3

– Это было правильное решение – выстрелить в меня, – похвалил Борзунова генерал, – но запоздалое. Хотя с вашим «решением» нельзя делать таких резких движений.

Машков и Чутов, тяжело дыша, поднимались с земли.

– Отбой. Зона пройдена, – наконец сказал генерал, – а вы, Борзунов, только тогда спохватились, когда получили пулю в живот. Сколько раз говорил – нельзя расслабляться. Самое страшное, это когда вы считаете, что все трудности позади. Вот тогда человек расслабляется – и все.

У павильона появились Дубчак и Хабибулин. Последний был весь мокрый. Установленный под искусственным болотом механизм действительно утащил его под воду на целых полминуты. Дубчак уже успел смыть краску с головы, куда попали «вражеские» снайперы.

– Можете сесть, – махнул рукой генерал, – разбор прохождения зоны будет позже. Еще двое ваших ребят уже в компьютерном зале, пытаются проанализировать свои ошибки.

Машков просто сел на землю. Борзунов так и остался лежать, только положил руку под голову. Чутов прислонился к искусственному дереву. Здесь все было искусственное, не настоящее. Это была зона «А» – маршрут для особых групп специального назначения. На этом полигоне отрабатывали свои действия специалисты Главного разведывательного управления Министерства обороны России.

Зона «А» была самым сложным полигоном, какой только могла представить изощренная человеческая и компьютерная фантазия. Прошедшие эту зону без потерь офицеры считались сдавшими экзамен на «отлично». Некоторые уверяли, что раньше зона была намного легче. Но после приезда сюда Барса в ней появилось столько неприятных сюрпризов, что офицеры дружно окрестили зону «адским треугольником».

Зона занимала территорию примерно в пятнадцать-семнадцать километров в длину, но, разбитая на участки, удлиняла маршрут группы в пять раз.

Придуманные на каждом шагу ловушки, электронные снайперы, компьютерные группы, стреляющие изо всех видов оружия, делали этот маршрут настоящим испытанием.

Единственным принципиальным отличием, действительно введенным Барсом, о котором никто не спорил, была «синяя краска». Если раньше автоматы, пулеметы и минометы стреляли красной краской, отмечая попадание, означавшее «смерть» или «ранение», то теперь по настоянию Барса стреляли только «синей краской».

Вернувшийся из Афганистана генерал не любил красной краски, так напоминавшей кровь его погибших товарищей.

– Дубчак, – жестко сказал генерал, – это же элементарный трюк. Отвлекают с одной стороны, стреляют с другой. Вам не обязательно было видеть отмашку Чутова. Самому нужно думать. Поэтому и получили пулю в лоб. А вы, Хабибулин, не обратили внимания, как все время шел Борзунов, немного боком. Вы сначала шли впереди, а после того, как Дубчак выбыл, заняли его место. Но назад вы не смотрели. Нужно видеть, как идут ваши товарищи, даже позади вас. Это была ваша ошибка. В пути нужно замечать все.

Все пятеро молчали, сознавая, что подробный анализ их «путешествия» не сулит им ничего хорошего.

– А вы, Чутов, – добавил генерал, – дважды ошибались. И оба раза вас выручал капитан Борзунов. Вы напрасно думаете, что главное – самому оставаться в живых. Ваша задача – прежде всего уберечь группу от потерь. А задача майора Машкова – не терять своих людей. Хабибулина можно было спасти, даже несмотря на наши приборы. Автоматическое реле, действовавшее в воде, рассчитано на усилие два «д» – двух людей. Вдвоем с Борзуновым вы могли бы вытащить Хабибулина из воды. Во всяком случае, попытаться.

– А вы бы включили реле на четыре «д». И еще бы ударили по нашей группе с тыла, – устало возразил Машков.

– Обязательно, – кивнул генерал, – но даже в этом случае нужно пытаться спасти товарища. Даже зная, что я дам четыре «д». А вдруг не дам? А вдруг передумаю? Или меня позовут куда-нибудь. Или я решу, что ваши усилия достойны вознаграждения?

Машков устало кивнул головой:

– Согласен.

– А вообще будьте готовы к еще одному переходу, – вдруг сказал генерал, – завтра утром. Посмотрим, как сильно вы устали.

С этими словами Барс повернулся и вышел из павильона, оставив измученных офицеров в состоянии, близком к шоку. Еще одно такое испытание после сегодняшнего пути казалось невероятным.

Но каждый из них знал, что завтра утром все выйдут на новый маршрут и снова будут пытаться пройти его без потерь, стараясь обмануть компьютерные ловушки генерала.

– Вот мерзавец, – выдохнул Борзунов, – как он меня поймал в павильоне. За полминуты до конца.

– Это его любимый номер, – мрачно изрек Чутов. – Раньше он вообще стрелял сам, а потом все объяснял.

– Кончайте разговоры, – поднялся Машков, – операторы слышат каждое ваше слово.

Генерал в это время успел выйти из зоны и шел по коридору компьютерного центра. Он впервые подумал, что эта группа подготовлена чуть лучше остальных.

Навстречу ему, чуть прихрамывая, спешил дежурный по части подполковник Снегирев. У подполковника не было левой ноги, но он имел такой колоссальный боевой опыт, что по просьбе генерала был оставлен в центре, несмотря на свою инвалидность. Но для этого пришлось получить согласие самого министра обороны. К счастью, министр лично знал и генерала, и Снегирева, когда воевал вместе с ними в Афганистане, и поэтому дал особое разрешение.

– Что случилось? – спросил генерал у Снегирева. – Почему такая спешка?

– Гости приехали, товарищ генерал, – доложил подполковник и уже тише добавил: – Акбар Алиевич, из Москвы, из аппарата, сам Орлов прилетел.

– Ясно, – генерал нахмурился, но продолжал идти так же спокойно и неторопливо.

Генералу Акбару Асанову было сорок три года. Всю свою жизнь он работал в одном учреждении – в ГРУ Министерства обороны.

По не зависящим от него обстоятельствам три года назад он все-таки формально поменял место работы, не меняя его фактически. До 1992 года он был офицером ГРУ Министерства обороны СССР, после Беловежских соглашений стал офицером ГРУ Минобороны России.

Таджик по национальности, он родился в пятьдесят первом, в Горьком, где работал его отец, инженер Али Асанов. В Горьком прошло детство Акбара – первые шесть лет. Затем семья переехала в Ташкент, где Акбар пошел в первый класс.

В конце пятидесятых, когда человечество отчаянно рвалось в космос, когда Советский Союз, одержавший победу над фашизмом, уже успел восстановить свое народное хозяйство, когда двадцатый съезд партии, казалось, навсегда похоронил саму идею сталинизма, заложив основы либерального социализма, когда заведомо несбыточные планы и прожекты вписывались во всевозможные программы – начал формироваться особый тип людей, которых позднее назовут «шестидесятниками». Одним из таких людей был и отец Акбара, не успевший пройти через лабиринты ГУЛАГа и познать непостижимые отчаяние и страх. Но успевший возненавидеть систему, так легко расправляющуюся с надеждами и судьбами людей.

Взгляды отца во многом сказались на формировании характера Акбара, но наложенный на пионерско-комсомольское детство идеализм «шестидесятников» делал человека настоящим адептом системы.

В шестьдесят шестом Акбар закончил школу. К этому времени отец был уже директором большого объединения, депутатом республики.

Вопрос, куда поступать, не стоял. Акбар с детства мечтал быть дипломатом, видеть разные страны.

Кроме родных для себя языков – русского, узбекского и таджикского – он владел довольно неплохо французским. Экзамены в МГИМО он сдал на «отлично». Но в первый год в институт не попал.

По разнарядке, выделяемой всем республикам, на место от Узбекистана мог претендовать только узбек. Это негласное правило никогда не нарушалось, и на самом высоком уровне было принято решение о невозможности учебы таджика Асанова в МГИМО.

На второй год он поступал по общему конкурсу, прямо в Москве. Повестка в армию уже лежала дома, когда пришла телеграмма о его зачислении.

На четвертом курсе его вызвали в какое-то учреждение. Долго говорили. Тогда он принял решение самостоятельно. И с тех пор вот уже двадцать лет он является офицером военной разведки.

В комнате его ждали.

Генерал-лейтенант Орлов был первым заместителем начальника ГРУ и отвечал за наиболее секретные операции за рубежом. Все говорили, что скоро он займет место начальника ГРУ.

Рядом с ним за столом сидел еще один человек. Высокий, лет сорока, подтянутый, с широкими плечами, выдававшими бывшего спортсмена. Светлые волосы делали его моложе своих лет. Правда, Акбар успел профессионально отметить упрямые складки морщин у бровей и подбородка. И шрам на левой руке он тоже заметил. Увидев генерала Асанова, оба гостя поднялись.

– Знакомьтесь, – представил Орлов незнакомого посетителя, – генерал Затонский, из Службы внешней разведки. А это – генерал Асанов, начальник нашего центра подготовки.

Они пожали друг другу руки. Сели за стол.

Почти неслышно отворилась дверь, и девушка в форме прапорщика принесла им три стакана чаю. Отдельно дала колотый сахар в вазочке и конфеты.

– Хорошо долетели? – спросил Асанов.

– Да, – Орлов подвинул к себе чай. – Горячий, – сказал он, потрогав двумя пальцами, – всегда любишь горячий чай.

– Так что же нужно от нас Службе внешней разведки? – Асанов неторопливо сделал несколько глотков. С Орловым они были на «ты» уже много лет.

– Хотим вашей помощи попросить, – улыбнулся Затонский.

Акбару не понравились его слова. Между ГРУ и КГБ всегда было тайное соперничество, своего рода состязание. А здесь вдруг генерал СВР просит помощи. Значит, история малоприятная.

– А чем мы можем помочь вашему ведомству? – постарался как можно веселее спросить генерал Асанов.

Затонский посмотрел на Орлова. Тот пожал плечами, отвернулся.

– Вы знали полковника Кречетова? – спросил Затонский.

– Немного слышал о нем.

Он не хотел раскрывать свои карты.

– А у нас есть сведения, что вы познакомились с ним в семьдесят восьмом, в Иране. Нам рассказывал об этом генерал Шебаршин, бывший резидент КГБ в Иране. Кречетов был его сотрудником. Теперь вспомнили?

Затонский явно иронизировал. И бывшую должность Шебаршина мог не называть. Генерала-разведчика Шебаршина знали все. И в ГРУ, и в КГБ, и сейчас в СВР.

– Вспомнил, – спокойно ответил Акбар, – хотя прошло семнадцать лет. Так какое у вас дело?

– Вы были друзьями? – снова спросил Затонский.

– Можно сказать, во всяком случае, он был хорошим профессионалом.

Затонский достал из кармана пять фотографий.

– Это его нынешняя фотография. Вы можете опознать, кто из них Кречетов?

Асанов молча взял пять фотографий и почти сразу выбрал одну.

– Вот этот.

– Очень хорошо, – Затонский убрал в карман все пять фотографий, – у вас хорошая память, генерал.

– Вы приехали сюда только для того, чтобы сказать мне это? – спросил Асанов.

– Нет. Для того, чтобы сообщить: полковник Кречетов попал в плен в Афганистане, к «духам».

– А что он там делал? Специальное задание?

– Его захватили на границе во время инспекции одной из застав, – терпеливо объяснил Затонский.

– Он еще жив?

– Пока да. Но шансов очень мало. Ему еще можно помочь.

Генерал Асанов все понял.

– Что нужно делать? – спросил он, не выдавая своего волнения.

«Афганистан снова напомнил о себе, – подумал генерал. – Он всегда в нашей крови».

Все считали тогда, что можно будет обойтись малой кровью. Или – крови не будет вообще.