Текст книги "Уйти и не вернуться"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

ГЛАВА 10

Колонны танков, перейдя государственную границу, двигались в сторону Кабула по основной магистрали: Кундуз – Баглан – Чарикар – Кабул.

Сороковая армия входила в состав Туркестанского военного округа. Несколько усиленная за счет соседних округов армия, перешедшая границу, насчитывала более восьмидесяти тысяч солдат и офицеров. Позднее ее численность выросла и перевалила за сто тысяч.

Зима восьмидесятого в Афганистане выдалась спокойной, без привычных ветров и ураганов. Советские полки, получившие первоначальную задачу встать гарнизоном по всем крупнейшим городам страны, выполнили поставленную задачу довольно легко.

Все-таки прав оказался Андропов, а не Огарков. Афганская армия не оказывала во время вторжения почти никакого сопротивления. Деморализованная переворотом Амина и последующим заявлением Кармаля, запутавшаяся в громких социалистических лозунгах, не понимавшая целей и задач советского вторжения, афганская армия покорно приняла вторжение «шурави» – советов, как потом стали называть советские войска. Население тоже не оказывало большого сопротивления.

Неграмотные крестьяне и кочевники не совсем понимали, что нужно чужим танкам в их спокойной стране. Многие южные племена, мигрирующие по афгано-пакистанской границе, вообще не особенно интересовались, кто стоит у власти в Кабуле, какой режим, какие лозунги. Они вели достаточно автономный образ жизни, лишь формально подчиняясь центральной власти. В пустынях Регистана или Гармсера вместо законов применяли обычаи, зачастую основанные на нормах корана и житейской логики.

Но изменение ситуации афганцы почувствовали почти сразу. Через пять дней после вторжения советские войска вошли в Кандагар и двинулись на юг перекрывать границу якобы от вмешательства извне. Сама утопичность этой идеи стала ясна уже в первые дни после вторжения. На многих участках южной границы вообще не было обозначений. Даже местные жители не всегда могли точно определить, где находится пакистанская сторона, а где афганская.

В горах, на северо-востоке, устанавливать пограничные посты было просто невозможно.

Конечно, можно было потратить десятки миллиардов рублей и в конце концов оборудовать всю (или почти всю) границу Афганистана. Но если учесть, что территория этого государства была больше любой страны Европы, а общая протяженность границ трудно поддавалась учету и примерно равнялась длине всех южных границ Советского Союза, задача становилась не просто сложной, а невозможной.

Не все спокойно было и вокруг Афганистана.

Еще 9 января Совет Безопасности принимает решение о созыве 6-й чрезвычайной специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН.

Ассамблея, собравшаяся уже на следующий день и заседавшая пять дней, рассматривает вопрос об агрессии Советского Союза в Афганистане.

Все ссылки советской стороны на договор 1978 года о дружбе и сотрудничестве вызывают просто дружный смех делегатов, знающих о привезенном из Чехословакии Бабраке Кармале, просившем на следующий день после вторжения ввести советские войска.

14 января после детального обсуждения вопроса сессия 104 голосами принимает резолюцию, в которой призывает «полностью вывести иностранные войска из Афганистана».

Проект резолюции внесен сразу семнадцатью странами, в том числе Пакистаном, понимающим, как нелегко иметь под боком советскую армию, и Египтом, разорвавшим после Кэмп-Дэвида почти все советско-египетские отношения.

Даже несмотря на такое внешнее единодушное осуждение, восемнадцать стран все-таки воздерживаются. Пример подает Финляндия, Президент которой Урхо Кекконен просто не желает портить отношения со своим великим соседом.

Еще восемнадцать стран голосуют против резолюции. Это самые близкие союзники, по существу сателлиты империи. Стоит вспомнить их поименно, чтобы понять, насколько резко мир был поделен на две части.

Это СССР, Украина, Белоруссия, Куба, Польша, Венгрия, ГДР, Румыния, Болгария, Вьетнам, Чехословакия, Лаос, Мозамбик, Ангола, Эфиопия, НДРЙ, сам Афганистан и, наконец, Гренада. Американцы запомнят это голосование и, уже при Рейгане, показательно накажут маленький стотысячный народ, совершив агрессию против страны, занимающей всего 344 квадратных километра.

Хотя логика в действиях Рейгана будет отчетливо просматриваться. Если можно СССР, почему нельзя нам? Мир был подобен улице, поделенной на две враждующие банды, каждая из которых устанавливала свои собственные правила игры на своей территории.

В самих Соединенных Штатах президент Картер, теряющий очки в погоне на очередных президентских гонках, вынужден занять жесткую, почти агрессивную позицию. Захваченные американские заложники в Иране и вторжение советских войск в Афганистан превращают огромный регион в зону антиамериканского действия.

Здесь уже не до риторики. А выступающий с крайне правых позиций кандидат республиканцев Рональд Рейган ставит это в вину администрации демократов.

В марте спохватившийся Президиум Революционного Совета Афганистана наконец ратифицирует ввод советских войск, словно в насмешку подтверждая их легитимность.

14 мая Бабрак Кармаль выступает с Заявлением о программе политического урегулирования вокруг Афганистана, явно подсказанной ему советниками с севера. Но войны еще нет. Неправда, что с первого дня весь афганский народ поднялся против захватчиков. Первые полтора-два года сонная, мирная, спокойная страна с недоумением и страхом глядела на непонятных «шурави». Да и солдаты вели себя спокойно по отношению к мирному населению, если не считать некоторых мелких стычек.

Самым убедительным примером является тот факт, что сам Бабрак Кармаль приезжает в СССР почти на три недели, разъезжая по стране с 16 октября по 4 ноября 1980 года.

Спустя несколько лет его преемник Наджибулла уже не сможет себе позволить отлучаться на такой длительный срок.

Но пока все спокойно. Активисты Народно-демократической партии продолжают обличать духовенство, говорят о социализме, призывают вступать в кооперативы. По совершенно идиотскому предложению кого-то из советских советников (история не сохранила нам имени этого уникального кретина) проводится даже конференция духовенства. Причем по выработанному графику: после конференции молодежи, женщин (это в исламской-то стране!), представителей сельских кооперативов, писателей и журналистов.

Радостный Бабрак Кармаль с восторгом докладывает дорогому Леониду Ильичу при личной встрече об успехах социализма в его стране. А в это время уже проявляют недовольство сельские жители, которых насильно записывают в кооперативы; племенные образования, чьих женщин «избирают на конференции»; наконец, духовенство, довольно нейтрально относившееся к событиям декабря 1979 года и в соответствии с установками социалистического безбожия подвергаемое преследованиям и травле.

Спустя несколько дней после встречи с Брежневым Бабрака Кармаля привезут на юг страны в солнечный Тбилиси. Высокого гостя принимает кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС Первый секретарь ЦК КП Грузии радушный хозяин и верный друг Эдуард Шеварднадзе. Какие тосты произносятся в этот день, какие здравицы звучат в честь друг друга, как угощают гостя!

Надо отметить, сам Шеварднадзе в тот день, 20 октября, пил меньше обычного. На следующий день он вылетел в Москву, где решался вопрос его старого приятеля еще по комсомолу Миши Горбачева.

А пока звучали радостные речи в честь приезда дорогих афганских гостей.

Ни Бабрак Кармаль, ни кто-либо из сидевших в этот день за столом людей и не подозревал, что спустя девять лет именно министр иностранных дел Советского Союза, говоривший такие солнечные тосты за дружбу, член Политбюро ЦК КПСС Эдуард Шеварднадзе «сдаст» своих афганских друзей. Но это будет только через девять лет.

А пока довольный Бабрак Кармаль, человек достаточно ничтожный, волею судеб оказавшийся на вершине власти, хвастун, пустомеля и немного авантюрист, поднимает бокал с лучшим грузинским вином за здоровье хозяев встречи.

Через три дня Бабрака Кармаля будут принимать уже в Ленинграде. И невзрачный Романов, наводивший гораздо больший ужас на северную столицу империи, чем многие из его однофамильцев, будет так же радушно принимать гостя.

Бабрак Кармаль еще и не подозревает, что в его стране уже зреет, ширится недовольство, он продолжает свое изумительное турне по империи, убежденный, что ее мощь гарантирует спокойствие и ему самому.

Дорого пришлось заплатить в том году за Афганистан. Нет, еще не было, или почти не было, убитых и раненых, еще не началась полномасштабная партизанская война афганцев против своих неверных и «шурави», еще не заговорили пушки.

Но Олимпийские игры 1980 года, которые должны были стать триумфальным фейерверком побед советских спортсменов, своего рода выставкой достижений социалистического спорта и социалистического образа жизни, провалились. Лишь восемьдесят одна страна прислала своих представителей. Не было сильнейших сборных США и ФРГ. Отказались прислать свои делегации многие развивающиеся страны.

Американцы, конечно, тогда сжульничали. Они благополучно провели свою Олимпиаду 13 – 24 февраля 1980 года в Лейк-Плэсиде, даже не заикнувшись о бойкоте. Олимпиаду выиграла сборная СССР. Американцы оказались на третьем месте, пропустив и сборную ГДР. Но вот после этой Олимпиады они вдруг вспомнили о бойкоте. И решили сорвать удовольствие Советам. Наивные люди.

Спустя четыре года, уже при Черненко, советская сборная в свою очередь не поедет в Америку на XXIII Олимпийские игры. У старцев из Политбюро окажется хорошая память.

К концу восьмидесятого советских лидеров гораздо больше Афганистана будет волновать Польша. Внешне удачный опыт вторжения в южную страну и «памятная помощь» Венгрии в пятьдесят шестом и Чехословакии в шестьдесят восьмом станут своего рода напоминанием о возможности наказания антисоциалистических элементов в Польше. Какой-то электрик Лех Валенса начнет устраивать забастовки, рабочие тысячами начнут выходить из профсоюзов, из партии.

В сентябре по прямому требованию из Москвы 6-й Пленум ЦК ПОРП уберет Э. Герека – слишком либерального и нерешительного, по мнению Москвы, политика.

Избранный на его место пятидесятитрехлетний Станислав Каня должен будет наводить порядок в стране. Первое, что сделает Каня, это посетит Советский Союз для получения руководящих указаний.

К этому времени Брежнев совместно с другими членами Политбюро наконец уберет строптивого Косыгина [5]5
  А. Н. Косыгина по непонятным мотивам больше других не любил А. А. Громыко, что отразилось и в его мемуарах.


[Закрыть], заменив его на своего ставленника, семидесятипятилетнего Николая Тихонова, представляющего так называемую «днепродзержинскую группу» соратников Генерального секретаря.

Наконец 4 ноября 1980 года на пост Президента Соединенных Штатов Америки будет избран Рональд Рейган, буквально разгромивший бесславно ушедшего Джимми Картера. Начнется новая эра в истории Америки.

А Шеварднадзе, конечно, успел прилететь на октябрьский Пленум ЦК КПСС.

Обсуждались скучные доклады Председателя Госплана И. К. Байбакова и министра финансов В. Ф. Гарбузова о проектах плана и бюджета страны на будущий год.

В конце Пленума, как всегда единогласно, из кандидатов в члены Политбюро был переведен секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев.

ГЛАВА 11

Они впервые собрались вместе. Все девять человек. Орлов и Затонский по просьбе Асанова не участвовали в этой первой встрече. Он оглядел свою группу. Все молча ждали его первых слов.

– Прямо мини-Советский Союз, – пошутил генерал. – Все нации и народности.

И сразу спало напряжение. Все заулыбались, задвигали стульями. Собравшиеся впервые внимательно разглядывали друг друга. Самым старшим и опытным после Асанова был подполковник Рахимов.

Генерал знал его уже более десяти лет. Выдержка, собранность, умение быстро принять правильное решение, отличные аналитические способности; Рахимов вполне мог возглавлять группу. И может, спасти, вывести группу в случае смерти самого Асанова.

Сидевшая в углу подполковник Падерина формально была третьим человеком в группе по своему воинскому званию, хотя Асанов не хотел об этом думать. Она снова распустила свои длинные волосы и, хотя сидела в маскировочном костюме, имела вид далеко не походный. Но остричь волосы нельзя – это Асанов знал хорошо.

Первым он представил Рахимова – как своего заместителя. Чуть помедлив, представил Падерину как второго заместителя. От него не укрылось, с каким любопытством глядели на подполковника внешней разведки его офицеры. Третьим заместителем он назвал майора Машкова.

Следующим шел прилетевший вчера майор Константин Семенов. Якут по национальности, Семенов имел характерный разрез глаз и темные волосы, большой, чуть придавленный нос, узкие губы. Небольшого роста, он удивительно мягко передвигался, словно уже находился в горах.

Майор Абдулло Ташмухаммедов говорил по-русски, пожалуй, лучше всех. Он окончил филологический факультет МГУ, а уже затем был взят на работу в разведку из АПН. Вместе с тем он хорошо ориентировался в Афганистане, знал эту страну и провел в ней более пяти лет, работая на стыке афгано-пакистанской границы. Он отвечал за магистральную дорогу Кандагар – Кветта, откуда шло вооружение для моджахедов. Очень часто советские штурмовики успевали наносить прицельные бомбовые удары во время передвижения техники, приводя в ужас моджахедов. Те и не подозревали, что узбек Абдулло, скромный владелец лавки в Кандагаре, офицер советского КГБ.

Капитан Альберт Елагин, прилетевший вместе с Семеновым из Москвы, сразу всем понравился своей веселой, добродушной улыбкой и открытым характером. Он даже пытался приставать к Падериной, едва войдя в комнату, пока с ужасом не узнал, что она подполковник.

– Первый такой случай в моей жизни, – шептал Елагин под оглушительный смех своих товарищей.

Последним Асанов представил капитана Борзунова и Чон Дина. Они были чем-то похожи друг на друга: оба невысокие, мобильные, словно выточенные из железа, с неподвижно застывшими лицами, похожие на два спусковых крючка, готовых в любую секунду к выстрелу.

Асанов был прав, когда говорил о мини-стране. Таджик по национальности, он имел в составе своей группы казаха Рахимова, корейца Чон Дина, узбека Ташмухаммедова, якута Семенова, полутуркменку Падерину, воронежца Машкова, сибиряка Борзунова и русского Елагина, родившегося в Риге.

Аналитики дали свои подробные рекомендации с учетом особенностей их группы. Для непосредственных контактов могли выдвигаться пары Рахимов – Чон Дин или Асанов – Семенов. В первом случае обоих офицеров вполне могли принять за живущих в долине киргизов или корейцев, во втором – Асанову даже не нужно было притворяться: в северных областях Афганистана жили сотни тысяч таджиков. А Семенов был похож скорее на китайца или киргиза.

Для непосредственного контакта в городе или в кишлаке могли уходить уже подготовленные Падерина – Ташмухаммедов. По рекомендации экспертов, Машков – Борзунов – Елагин должны были обеспечивать только огневое прикрытие группы, не появляясь при свидетелях. Языками, кроме Асанова, владели Рахимов, Падерина, Ташмухаммедов, Чон Дин. По данным СВР, полковника Кречетова, легко раненного при взятии в плен, держали в лагере Нуруллы, у Зебака. Судя по сообщениям резидента СВР, очевидно знавшего банду Нуруллы, бандиты готовились через две недели перебраться на юг, в Кунар, северо-восточную провинцию страны, с тем чтобы перейти границу у Асадабада.

Все это Асанов излагал привычным спокойным, чуть глуховатым голосом.

– Нам придется действовать в очень тяжелых условиях, – подчеркнул генерал, – все время в горах, в разреженной местности, на высоте тысяч метров над уровнем моря. С сегодняшнего дня все принимают таблетки, выданные в нашем медицинском центре.

– Все? – спросил Чон Дин. Он чувствовал себя в горах, как дома.

– Все, – кивнул генерал, – без всяких исключений. Наше место высадки – вот эта небольшая долина, между Файзабадом и Джурмом. Придется лететь ночью. Днем парашюты могут быть заметны из соседних кишлаков. Все прыгали с парашютом ночью?

Все молчали.

– Значит, все, – обрадовался генерал. – Тогда все в порядке. По реке Кокче мы поднимаемся вверх по течению, огибаем Джурм и идем дальше. Здесь, у небольшого селения Лими, мы сворачиваем и идем на Зебак. Вот тут дорога очень трудная – придется идти через горный хребет. Это, правда, не сам Гиндукуш, но все-таки почти рядом. Прошедшим, можно сказать, почти гарантируется звание мастера спорта по альпинизму. Выходим к лагерю Нуруллы ориентировочно через три дня. Первыми отправляются Ташмухаммедов – Падерина. Вторая пара – Рахимов – Чон Дин. Сейчас я вам покажу отработку взаимодействия в лагере Нуруллы.

Он начал чертить схему. Все восемь офицеров внимательно слушали его.

В соседней комнате сидели Затонский и Орлов.

– Как думаете, генерал, – спросил Орлов, – у них есть шансы вернуться?

– Пятьдесят на пятьдесят, – ответил, чуть помолчав, Затонский. И отвернулся. Ему было неприятно. У группы не было и одного шанса из ста. Или, вернее, был один, в расчете на чудо. Затонский это знал. И знал категорический приказ на участие в группе генерала Асанова. Руководство СВР сочло такой вариант почти идеальным. Затонский знал также, что операция по внедрению полковника Кречетова готовилась почти полтора года. И срывать ее из-за необдуманных действий самого Затонского было нельзя. Успокаивая свою совесть, генерал старался внушить себе, что это долг офицеров группы Асанова, что он честно предупредил самого генерала. Но в душе он отлично сознавал, что группа обречена. И генерал Асанов – почти смертник. От этого было не по себе, словно он сам предавал своих товарищей.

Орлов, сидевший с ним рядом, уже рассчитывал на успех Асанова. Он знал Акбара много лет и верил в генерала, в его опыт и знания. Понимая, как трудно будет провести группу по маршруту и без потерь, он рассчитывал, что основная часть группы все-таки выберется из Афганистана, и задание будет выполнено малой кровью.

– После завершения операции, – Асанов старался говорить как можно спокойнее, внимательно вглядываясь в глаза членов своей экспедиции, – мы идем мимо Ишкашима и выходим на дорогу Ишкашим – Зебак, где нас будут ждать вертолеты. Предупреждаю, погода может быть нелетной несколько дней, поэтому вполне возможно, нам придется прорываться самим. Это еще пять дней. Запасы продуктов выданы с расчетом на десять дней, поэтому если мы сильно задержимся, нужно будет потерпеть. Или немного поголодать. Но это крайний вариант. Думаю, за неделю мы в любом случае должны управиться. Десять дней – максимум, иначе за нами устроят настоящую охоту по всей стране. Вопросы есть?

– Офицер, которого мы идем вытаскивать, ранен тяжело или легко? – спросил Борзунов.

«Хороший вопрос, – подумал Асанов, – если бы мы действительно хотели его вытащить».

– Легко, – ответил генерал, – судя по нашим данным, он вполне может сам передвигаться.

– В банде Нуруллы есть женщины? – спросила вдруг Падерина.

– Не знаю, – изумился генерал, – вот этого не знаю. Хотя, думаю, нет. Разве только семья самого Нуруллы. Там в основном местные жители. Их семьи сидят по кишлакам.

– Какой контингент у Нуруллы? – задал вопрос Рахимов. – Какие люди?

– В основном таджики и узбеки, – генерал успел ознакомиться с подробными справками аналитических отделов СВР и ГРУ.

– Подробные карты горных перевалов нам выдадут? – уточнил Семенов.

– Разумеется. Уже сегодня, через час.

Все замолчали.

– Еще вопросы есть? – спросил генерал. – Если нет, тогда приступаем. Ознакомьтесь с документами, справками наших аналитиков, получайте снаряжение, оружие, питание. Все свободны. Подполковник Падерина остается.

Все офицеры, поднявшись, вышли из комнаты. Неслышно захлопнули дверь.

– Вы все-таки хотите участвовать в этой операции? – спросил Асанов.

– Конечно, – изумилась женщина, – а почему вы спрашиваете?

– У нас очень мало шансов. Дорога будет сложной, через горы. Вам придется идти вместе со всеми.

– Это уже второй акт, товарищ генерал. Мне казалось, мы обо всем договорились. Я не девочка, Акбар Алиевич. Я много раз видела кровь и смерть, была на войне. Буду идти вместе с вами. Постараюсь выдержать.

– Ладно, – поднялся генерал, – тогда все. Можете быть свободны.

Когда Падерина вышла, он поднял трубку телефона.

– Группа готова вылететь завтра вечером.

ГЛАВА 12

В январе восемьдесят первого в Вашингтоне состоялась церемония инаугурации нового Президента США. И почти сразу, на своей первой пресс-конференции, новый глава Белого дома заявил, что разрядка была выгодна лишь Советскому Союзу, что коммунисты максимально использовали неготовность демократических стран к подобной жестокой конфронтации. «Они присвоили себе право на любое преступление, ложь и обман, чтобы добиться своих целей, – гневно говорил Рональд Рейган. – Империя зла, – патетически восклицал он, – должна быть уничтожена».

В соответствии с его доктриной в Пакистан для противодействия советской экспансии были посланы тысячи американских советников. Началась усиленная поставка оружия, боеприпасов, техники окопавшимся в Пакистане еще немногочисленным группам оппозиции.

Всю деятельность в этом направлении координировал лично Государственный секретарь США, отставной генерал Александр Хейг.

Рейган, воспитанный в глубоко религиозном духе, добивавшийся всего в жизни исключительно своим упорством и трудолюбием, не понимал и не принимал социалистическую систему, видя главное зло повсюду в безбожных коммунистах.

Этот своеобразный парадокс уже много раз проявлялся в истории, когда самым ярким антикоммунистом и консерватором становится человек, вышедший из самых низов общества.

В отличие от благополучных аристократов, ему не свойственен своеобразный комплекс вины за свою сытую жизнь в детстве и страдания других. Как человек, сделавший сам себя, он искренне считает, что счастье индивида находится лишь в его руках, отвергая систему социальных гарантий и социальной помощи.

Парадокс заключается еще и в том, что, как правило, вышедшие из люмпенских слоев политические деятели бывают убежденными консерваторами и антикоммунистами, а отпрыски известных состоятельных, вполне обеспеченных семей разделяют либеральные, социалистические взгляды, зачастую оказываясь на крайне левых позициях.

В самом Афганистане Бабрак Кармаль продолжал совершать ошибки. В январе восемьдесят первого был принят закон о всеобщей воинской мобилизации. Изумленные миллионы крестьян, веками трудившиеся на своей земле, с ужасом узнали, что теперь должны отдавать своих сыновей на непонятную, не нужную никому из них воинскую службу.

В кочующие племена, которые традиционно вообще мало поддерживали связь с правительством, были посланы отряды рекрутов. Население дрогнуло. Оно начало понимать, что этот режим их не совсем устраивает. Тысячи ребят покидали родные кишлаки, уходя дезертирами в горы.

В феврале восемьдесят первого счастливый Бабрак Кармаль возглавляет делегацию Афганистана на XXVI съезде КПСС. Сидя в Президиуме съезда, он еще раз убеждается в правоте своего выбора, решая быстрее, более форсированно вести свой народ по пути социализма. Он отмахивается даже от объективных цифр, стараясь не замечать очевидного. Уже на второй год его правления падает промышленное производство, добыча каменного угля, соли, химических удобрений.

Загоняемые в кооперативы крестьяне отказываются работать, не понимая, для чего тогда им раздали землю.

Сокращается общая площадь посевных, падает производство хлопка, сахара, растительного масла.

В марте восемьдесят первого правительство даже вынуждено отменить задолженность более четырех миллионов людей по земельному налогу: практически каждый третий крестьянин на грани разорения.

Принимается драконовский «Закон о воде», где в нарушение всех принципов шариата определяется, кому, как и сколько платить за использование воды.

Понимая, что его образования и сил явно не хватает, Бабрак Кармаль выдвигает на пост Председателя правительства своего старого соратника и друга Султана Али Кештманда, достаточно опытного сорокапятилетнего экономиста и бывшего министра планирования.

Но маховик уже раскручен. Тысячи оставшихся без земли крестьян, разорившихся, бежавших от принудительной воинской повинности, становятся опорой оппозиции, благо в оружии и деньгах нет недостатка.

Гнев народа направляет мусульманское духовенство, почти полностью отстраненное от решения национальных проблем. Подстрекаемое с двух сторон, справа – из Пакистана и слева – из исламского Ирана, мусульманское духовенство объявляет войну неверным.

Это еще не полномасштабная война, которая начнется через полтора-два года. Но это уже партизанские действия против своих отступников и помогающих им, пришедших с севера, таких непонятных «шурави».

В Москве в это время куда больше обеспокоены событиями в Польше. Оппозиционная властям «Солидарность» приобретает невиданный размах, принимает такие формы, что впору говорить о самом существовании социалистического строя в соседней стране.

Суслов и Устинов настаивают на военном решении вопроса, но неожиданно Андропов и Громыко проявляют непонятную на первый взгляд гибкость.

Умный Андропов, уже просчитавший все варианты, знает, как мало осталось править Брежневу. Он понимает, что польская авантюра станет катастрофой в Европе, оттолкнет от СССР всех союзников в третьем мире уже в период его собственного правления. После Афганистана, и без того вызвавшего грандиозный скандал, нельзя вводить войска в соседнюю Польшу. Это будет воспринято во всем мире как постоянное стремление советской империи решать свои вопросы исключительно с помощью танков, путем военной экспансии. Да и президент Рейган – далеко не либеральный Картер. Он просто так не смирится с вторжением в Польшу.

Подобные идеи разделяет и Громыко, понимая, как трудно выглядеть миротворцем, смотря на весь мир из танковой щели.

Брежнев, который почти не занимается делами в этот последний для себя год, тоже отказывается от силового решения вопроса.

По предложению Политбюро ЦК КПСС в Польше убирают чересчур мягкого, нерешительного Станислава Каня и на его место выдвигают генерала Войцеха Ярузельского, бывшего министра национальной обороны, уже ставшего к тому времени Председателем Совета Министров страны.

К ноябрю в руках Ярузельского – все высшие посты в партии и правительстве. Этому генералу, немного напоминающему другого, чилийского, генерала, также ставшего диктатором, постоянно появляющемуся в черных очках, советские руководители доверяют гораздо больше.

Вопрос стоит однозначно: или Ярузельский вводит военное положение в стране, или в Польшу с трех сторон вторгаются войска стран Варшавского Договора. Третьего не дано.

Нужно отметить, что, в отличие от Афганистана, по Польше у Андропова имелось гораздо больше информации. Страна была буквально нашпигована секретными агентами и информаторами КГБ. В самом КГБ, безусловно, обращают внимание на тот факт, что большинство руководителей «Солидарности» – лица, не подходящие по пятому пункту. Евреи Мойзеш Финкельштейн, Яцек Курень, Адам Михник становятся прекрасными раздражителями для руководства КГБ и КПСС, вполне вписываясь в теорию всемирного сионистского заговора.

Разумеется, сам Андропов эти бредни не разделяет. Он достаточно умен, чтобы не доверять подобным измышлениям. Не изученный до сих пор феномен этого человека, сочетавшего в себе изумительную жестокость и непонятное мягкосердечие, трудно объясним.

Юрий Андропов был, безусловно, выдающимся политиком.

В отличие от многих коллег из Политбюро он прекрасно знал обстановку в стране и во всем мире. Осознавая, какие проблемы стоят перед обществом, Андропов делал все, чтобы как-то изменять, трансформировать общество, не меняя самого базиса.

Позднее многих членов Политбюро будут называть просто фарисеями, закрывающими глаза на реальную жизнь.

Эти утверждения далеки от истины. И Брежнев, и Андропов, и их коллеги по Политбюро, во всяком случае наиболее заметные – Суслов, Косыгин, Громыко, Устинов, Черненко, Пельше, – искренне верили в тот путь, который избрала страна в октябре семнадцатого.

Трудно представить «перестроившихся» Суслова или Устинова, уже в наши дни говорящих о преимуществах капитализма.

Будучи коммунистами, они считали, что это единственно правильный и верный путь для народов всех стран. Можно не соглашаться с их идеалами, но нельзя делать из них фарисеев. И вводя войска в Афганистан, и продолжая свою политику в Польше, они заботились прежде всего о процветании самой империи и защите своих социалистических идеалов. Можно не принимать их взглядов, но понять мотивы, руководившие ими, необходимо.

Как необходимо понимать и мотивы консерваторов Рейгана – Тэтчер, столь последовательно борющихся против ложных и опасных, на их взгляд, идей.

Мир, разделенный идеологическим противостоянием на два лагеря, имел свою палитру красок и свои акценты. Сегодня, спустя всего лишь десять-пятнадцать лет, мы начинаем в какой-то мере забывать об этом.

В декабре восемьдесят первого Ярузельский вводит наконец военное положение в Польше; при этом, конечно, ему помогают и подсказывают советские советники. День был выбран с таким расчетом, что низкая, плотная облачность помешает американским спутникам обнаружить скопление войск и техники у всех крупных польских городов.

Под контроль были взяты границы, аэропорты, вокзалы. Утром тринадцатого разом отключили телефонную связь по всей стране. По разработанной схеме были арестованы почти все руководители «Солидарности». К чести Ярузельского, он не опустился до примитивной мести, не разрешил физических репрессий.

Были запрещены забастовки, митинги, приостановлена деятельность общественных организаций, профсоюзов. Даже советские инструкторы не ждали подобной четкости и организованности.

Генерал Ярузельский, по существу, спас Польшу от повторения венгерского опыта пятьдесят шестого и чехословацкого шестьдесят восьмого. Он защитил страну от гражданской междоусобицы, сумел не допустить иностранного вмешательства, восстановить порядок в государстве. Пусть полицейский, жандармский, но порядок, когда граждане, в большинстве своем, чувствуют себя в безопасности, под защитой армии и сил правопорядка. Обыватель торжествует, а разве в любом государстве обыватели не составляют большинство?

В Афганистане осенью уже начались первые бои на юге страны. Еще не вполне оформившиеся, еще неопытные отряды оппозиции предпочитали наносить удары по постам афганской армии, не решаясь вступать в схватки с советскими частями.

В Москве в эти дни широко отмечали семидесятипятилетие выдающегося деятеля Коммунистической партии и Советского государства, международного коммунистического и рабочего движения, пламенного борца за мир и прогресс Леонида Ильича Брежнева!