Текст книги "Три четверти его души"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 5

Второй беглец оказался итальянским студентом из Неаполя, приехавшим в Венецию навестить сестру. С ним неизвестный мужчина разговаривал на итальянским языке, причем с заметным акцентом. Маттео Бонисенсья согласился на предложение иностранца разыграть его друзей. Какой итальянец, а тем более южанин, откажется принять участие в розыгрыше? Маттео даже не задумался, зачем ему это нужно. И когда какой-то молодой человек побежал в одну сторону, он, выждав пять секунд, как было условлено с иностранцем, рванул в другую сторону. Даже когда его пытались остановить офицеры полиции, он все еще считал это частью розыгрыша. Лишь когда его начали избивать гондольеры, понял, что шутка зашла слишком далеко, и заорал изо всех сил. Сейчас, сидя перед Модзони и Террачини, он громко отвечал на вопросы, бурно жестикулировал и пытался понять, во что же он влип.

Одежду иностранца он не запомнил, но кепку и темные очки вспомнил. И еще усы, которых не видел Гийом Леру.

Обоих молодых людей повезли в комиссариат, чтобы составить фоторобот убийцы, а Модзони начал импровизированное совещание. К тому времени задержали более десяти человек, и комиссару пришлось звонить городскому прокурору, чтобы получить разрешение на дальнейшую работу. Офицеры полиции, прибывшие сотрудники ФБР и Интерпола приступили к допросу задержанных. Четверо из них вызывали наибольший интеpec: двое англичан, один француз и один датчанин.

Модзони предупредил своих офицеров, что проверки будут продолжаться до завтрашнего утра. И каждый допрос подозреваемых будет перепроверяться другими офицерами. На часах было уже около семи вечера, когда комиссар закончил совещание и попросил привезти еду из соседнего кафе. Многие заказали пиццу, Дронго попросил принести ему лазанью. Каждый платил за себя сам. Здесь не было принято угощение за казенный счет.

Ужин проходил в полной тишине. Пятеро мужчин неторопливо поглощали пищу, словно договорившись не нарушать молчания. Модзони и Террачини ели пиццу. Даббс, после некоторого колебания, заказал себе обычный гамбургер, а Брюлей махнул рукой, когда его спрашивали о еде, поэтому ему также принесли пиццу, к которой он почти не притронулся. Дронго рассеянно ковырял вилкой свою лазанью.

Когда раздался телефонный звонок, никто даже не шевельнулся. На второй звонок Модзони встрепенулся, на третий тяжело поднялся и, подойдя к аппарату, взял трубку.

– Это вас, – сказал он, протягивая ее комиссару Брюлею.

Тот схватил трубку, не спросив, кто ему звонит, как будто ждал этого звонка. И спокойно выслушал сообщение позвонившего, лишь однажды что-то переспросив. В заключение разговора заметил, что его собеседник прав. И согласившись с чем-то, разъединился. Затем молча вернулся к столу и сел, ничего не сказав.

– Кто вам звонил? – не выдержал Террачини. – Что опять случилось?

– Это Доул из Лондона, – пояснил Брюлей. – Он уже знает о случившемся в Венеции. Считает, что убийцу нужно искать в Лондоне. Он уверен, что напарник Хопкинса из местных жителей. Ему удалось найти водителя такси, который подвозил Хопкинса до станции Паддингтон, где он должен был встретиться со своим другом. Хопкинс так и сказал: «Со своим другом». Водитель такси уточнил, с какой стороны станции подъехать, где именно будут ждать Хопкинса. Местные жители хорошо знают, что есть две станции метро «Паддингтон» и железнодорожная станция, куда прибывают экспрессы из аэропорта Хитроу. Поэтому водитель и спросил, известно ли другу Хопкинса об этой особенности. И тот ответил, что, конечно, он знает.

– Мы тоже знаем, что он англичанин, – вмешался недовольный Террачини.

– Но с таким же успехом он может быть валлийцем, шотландцем, ирландцем, – возразил Брюлей, – или даже приезжим индусом. Любым, кто живет в Соединенном Королевстве. Одевается как англичанин и имеет такие же привычки.

– Вы же сами говорили… – попытался возразить изумленный Террачини.

– Мы пока предполагали, но Доул находит каждый раз новые факты. Я бы на вашем месте его как минимум поблагодарил.

Наступило неловкое молчание.

– Я сегодня сам не свой, – признался Террачини, усаживаясь на место, – но у нас пока ничего нет. Я же не могу переехать в Англию и искать среди пятидесяти миллионов этого убийцу.

– Не нужно в Англию, – оторвался от лазаньи Дронго. – Я думаю, у нас достаточно фактов, чтобы вычислить этого «потрошителя».

– И вы можете назвать нам его имя? – насмешливо произнес Модзони. – Или объяснить, как он мог исчезнуть из Венеции, где не ходят поезда и автомобили? Может, он святой дух, заранее прошу прощения, если вы верующий человек. Как он исчез? Вознесся на небо? Не получается, потому что там дежурили вертолеты. Прыгнул в воду? Тоже не выходит. Даже если у него был акваланг или водолазный костюм. Среди домов Венеции не рискнет проплыть ни один местный житель, только опытные лоцманы проводят суда по необозначенному пути. Тут повсюду сгнившие бревна, остатки старых зданий. Наши такси добираются до аэропорта по четко проложенному пути. Кроме того, повсюду дежурили водолазы и гондольеры, он не рискнул бы попытаться сбежать по воде. Тогда как он исчез? Если мы не найдем его среди задержанных, значит, мне остается поверить в дьявола. А я человек неверующий и не хочу менять своих убеждений.

– Сегодня на площади он убил курсанта, – напомнил Даббс, – значит, он существует.

– Вот-вот, – поощрил его Модзони, – самые большие в мире атеисты и безбожники – это американцы. Хотя на словах они все верующие. Вы тоже не верите в его исчезновение, мистер Даббс?

– Не верю, – ответил Вирджил, – он сумел все продумать и уйти у нас из-под носа, перехитрив всех. Но он человек, а значит, должен ошибаться.

– Вы видели, что он делает с женщинами? – спросил Модзони. – А если видели, не смейте утверждать, что он человек. В нем нет ничего человеческого. Это зверь, по недоразумению попавший в человеческое тело.

– Мне хотелось бы вам возразить, – вмешался Дронго. – Мне кажется, у этого типа обычные слабости: тщеславие, грех гордыни, неуверенность, мелкие ошибки. Ему свойственны все человеческие пороки. Он хочет, чтобы о нем знали. Нашел себе напарника, чтобы иметь зрителя. Передает о своих передвижениях сообщения в Интерпол. Звонил мне в отель. Устроил почти цирковой номер во Флоренции, не опасаясь сотен офицеров полиции, поджидающих его в засаде. И наконец, прибыл в Венецию, точно зная, что здесь его ждут. Правда, совершил небольшую ошибку, выбрав среди тысяч туристов будущего модельера, который обратил внимание на его одежду и, разумеется, на его часы. Такая редкая и дорогая марка часов. Я думаю, будет правильно, если ваш представитель уже завтра утром вылетит в Швейцарию на поиски обладателей таких редких часов.

– Я пошлю сотрудника в Швейцарию, – пообещал Террачини, – это теперь мое личное расследование. Не забывайте, что он сегодня на площади убил нашего курсанта.

– Тогда и мое, – вмешался Дронго. – Это я подставил вашего молодого человека. Мне казалось, что нельзя выпускать против этого хищника женщину. И не потому, что я сомневался в способностях Луизы Фелачи или относился к ней лучше, чем к другим. – Он заметил изменившееся выражение лиц Террачини и Даббса и быстро проговорил: – Да, я относился к ней с особой симпатией. И именно поэтому не хотел, чтобы ее убили. Но я также не хотел, чтобы убили кого-нибудь другого. Просто выставлять женщину против убийцы женщин было неправильно. Его ведь не волнуют мужчины, а только женщины.

– Мы с тобой согласились и все одинаково виноваты в случившемся, – примирительно заявил Брюлей. – Никто не думал, что он наймет себе сразу двоих помощников. Мы не были готовы к такому шагу убийцы…

– Картина уже ясна, – заявил Модзони. – Он договорился с двумя студентами, причем в первом случае был без усов, а во втором – наклеил их. И все верно рассчитал. Когда он ударил курсанта и наступило общее замешательство, сначала в одну сторону побежал Гийом Леру, а затем, через несколько секунд, в другую сторону рванул Маттео Бонисенсья. Удивляюсь, что он не нанял десять или двенадцать человек, пояснив каждому, что это тонкий венецианский розыгрыш. При склонности к шуткам и розыгрышам наших молодых людей убийца мог проделать такой трюк с любым количеством помощников. А за несколько секунд до того, как побежал Леру, подошел с группой туристов к нашим офицерам и ударил какой-то тонкой заточкой с ядом курсанта, изображавшего Луизу Фелачи. Возможно, это был скальпель или игла. После чего быстро покинул площадь. Наши офицеры просмотрели пленку и сумели найти в толпе туристов похожего человека, одетого в куртку и с кепкой на голове. Шарфа на нем не было. Мы покажем вам пленку, вы тоже сможете его увидеть. Во всяком случае, теперь у нас будет его точный рост и остальные физические параметры. Леру утверждает, что видел этого человека рядом с собой. Нет ответа на единственный вопрос – куда он мог исчезнуть? Почему мы его нигде не смогли найти? Он не мог сбежать, не мог еще раз переодеться. Это исключено.

– Нужно искать самое простое объяснение, – вдруг произнес Дронго. – По закону Оккама: «Не умножай сущее без необходимости». А если предположить самое невероятное? Может, он и не пытался сбежать из города? Может, у него здесь есть дом? И именно поэтому он назначил здесь встречу?

Модзони переглянулся с Террачини.

– Вы знаете, как дорого стоит купить квартиру или дом в Венеции? – поинтересовался Модзони.

– А вы вспомните про его часы, – посоветовал Дронго. – Если у него есть возможность покупать часы за сорок тысяч евро, значит, у него есть необходимые средства и для покупки небольшой недвижимости в Венеции. Такой вариант необходимо рассмотреть. Ведь назначая свидание в Венеции, он наверняка продумал, как ему скрыться. Мы ищем его по всему городу, а он спит себе в свой квартире, где-нибудь рядом с нами. И будет отсыпаться там еще несколько дней, пока вы не снимете ваши посты.

Модзони опять взглянул на Террачини и, не закончив есть, поспешил к телефону отдать новое указание проверить все квартиры в радиусе нескольких километров от площади Святого Марка. И при этом особое внимание обратить на квартиры, купленные иностранцами.

Поздно ночью они снова вышли на площадь. Повсюду горели фонари. Ранней весной в городе еще было очень холодно, особенно по ночам. Полицейские по-прежнему проверяли всех проходивших. Посты карабинеров стояли вокруг собора Святого Марка. Но туристов почти не было видно. Впрочем, по ночам в Венеции всегда мало туристов. Многие предпочитают приезжать сюда только на день, полагая, что ночевать можно и в другом месте, где цены значительно ниже.

Дронго задумчиво огляделся. Светила полная луна. Еще сегодня днем убийца был где-то здесь, рядом, стоял на этой площади. Дронго закрыл глаза. Куда он мог исчезнуть? Затерялся в толпе туристов? Нет. Ни один катер, ни одна лодка не отошла от причала после убийства непроверенными. Что же он сделал? Конечно, у него был вариант отхода, иначе он здесь не появился бы. Запасная квартира? Возможно. Снял номер в отеле? Маловероятно. Как бы он ни гримировался, в отеле могли остаться его отпечатки пальцев, даже если он воспользовался чужими документами. Чужими документами? Этот убийца вполне способен использовать чужой паспорт. Только в этом случае он мог рискнуть отправиться в Бостон за заказанным пистолетом и затем из него выстрелить. Или это был всего лишь непродуманный шаг? Вынужденный выстрел в ответ на истерику Хопкинса, не привыкшего еще к такому жуткому зрелищу? Больше он ни разу не использовал это антикварное оружие. Значит, понимал, что оно может его выдать.

Куда же он мог деться? Какой хитрый план придумал? Дронго глянул на опускающиеся жалюзи ювелирного магазина. Оттуда вышел старик, приветливо кивнул проходившей мимо молодой женщине. Она ответила ему, назвав его по имени. Здесь все знают друг друга. Нужно проверить купленные и арендованные квартиры. Это может вывести на след. Но работа предстоит кропотливая, на такие поиски уйдет несколько дней.

В ночной тишине их шаги раздавались особенно громко. Двое офицеров полиции тактично держались от них чуть в стороне.

– У нас в управлении мы сможем посмотреть пленку, – сообщил Модзони.

Ему никто не ответил. Все чувствовали себя проигравшими. Словно их не просто переиграли, а еще и обманули, достав в решающий момент козырного туза, спрятанного в рукаве. Проигрыш не бывает столь омерзителен, когда не чувствуешь, что тебя обманули. С проигрышем можно смириться, когда игра идет по правилам. В таком случае чувствуешь себя лишь обделенным судьбой, на которую глупо жаловаться. Но когда проигрываешь в результате нечестной игры партнера, то осознаешь себя не просто неудачником, а дураком, которого обманули. Примерно вот такое чувство и было у всех пятерых мужчин, когда они медленно шли по площади Святого Марка.

Дронго вспоминал растерзанных девушек, лицо убитого сегодня на площади Святого Марка курсанта, распятую на дверях во Флоренции женщину.

– Я его найду, я обязательно его найду, – заявил Дронго, и это прозвучало как клятва, которую он сам себе дал. Перед собором Дронго остановился. Остальные свернули направо, направляясь к причалу, где их ждал катер. Он посмотрел на величественное здание собора, выстроенное в византийском стиле, и громко спросил: – Почему? Почему нужно создавать и терпеть подобных типов? В чем твой замысел?

Ответом ему было молчание. Слышались лишь шаги редких прохожих и карабинеров, дежуривших на площади. Дронго повернулся и пошел к катеру. Когда он догнал остальных, Брюлей взглянул на него и неодобрительно покачал головой.

– Ты думаешь, он знает ответы на все вопросы? – спросил комиссар. Дронго удивленно взглянул на него. – Когда я был молодым, – тихо продолжил Брюлей так, чтобы никто его не услышал, – я тоже задавал похожие вопросы. Для чего богу нужны такие типы? Или если его нет, то почему цивилизация порождает подобных зверей? И не находил на них ответа. Может, с точки зрения развития человечества такие хищники нужны, чтобы улучшать популяцию людей, как это бывает в природе? Но тогда необходимо признать, что все погибшие были обречены, а с этим я не мог согласиться.

Дронго протянул ему руку, помогая пройти на катер. И прыгнул следом.

– И к какому же выводу вы пришли? – поинтересовался он, когда все расселись.

– Тогда я понял, что это и есть моя работа, – спокойно ответил Дезире Брюлей. – Если появляются такие хищники, готовые убивать, то должны быть и охотники, чтобы их истреблять. В этом мире все взаимосвязано. И с точки зрения природы, и с точки зрения бога. Значит, у каждого своя функция. Поняв такой закон, я несколько успокоился. Моя задача на много лет вперед была определена. Я должен противостоять этим мерзавцам, отправляя их в тюрьму. И ничего личного.

– Получилось? – усмехнулся Дронго. Катер начал медленно поворачивать в противоположную от причала сторону.

– Нет, – отозвался Брюлей, – иногда я срывался. Редко, но срывался. И потом часто об этом сожалел…

Дронго промолчал, глядя на причудливые купола собора Святого Марка.

Глава 6

На пленке, которую они внимательно просмотрели несколько раз, было видно, как неизвестный мужчина подошел почти вплотную к Маурицио и его напарнику, а затем быстро отошел. Попытались укрупнить эти кадры, чтобы рассмотреть лицо незнакомца, но тот был в кепке, темных очках и умело уворачивался от наблюдавших за ним с двух сторон камер. Кепка и очки сильно мешали. К тому же выяснилось, что он снова наклеил усы – это кардинально меняло его облик. Было решено задействовать художников и специалистов по компьютерной графике, чтобы «стереть» ему усы, кепку и очки, попытаться понять, как он может выглядеть без них.

Оба студента подтвердили, что это тот самый человек, который предложил им поучаствовать в розыгрыше. Камера зафиксировала его мягкую пластику, вкрадчивые движения, походку и… быстрое исчезновение с площади. Он пошел в сторону собора, прячась в тени, и свернул к аркадам вокруг площади. Затем камера потеряла его из виду.

– Мы пригласили психологов прокомментировать эту пленку, – сообщил Модзони. – Специалисты вылетели из Болоньи и скоро будут здесь.

Дронго внимательно следил за убийцей на экране. На вид ему лет сорок – сорок пять. Чуть выше среднего роста. Выражение лица непонятно. Но он чувствовал себя достаточно спокойно, поскольку не торопился уйти с площади, когда Леру уже побежал. Даже не обернулся в его сторону.

– Среди задержанных этого человека нет, – мрачно прокомментировал Модзони. – И никого похожего. На часы мы тоже обращаем внимание.

Вошел офицер и о чем-то негромко доложил Модзони. Тот кивнул и разрешил офицеру выйти.

– Нашли второй аппарат из купленных Хопкинсом, по которому убийца разговаривал со своим сообщником, – сообщил комиссар.

– Где нашли, как? – повернулся к нему Террачини.

– Он выбросил его в воду, – ответил Модзони. – У телефонных компаний есть специальная технология, по которой они могут найти любой, даже отключенный телефон. Мы начали проверку еще сегодня утром, когда стало известно, что аппарат в Венеции. И вот нашли его. Знаете где? Под мостом Вздохов. Очевидно, он решил так с нами пошутить.

– Будь он проклят, – выдавил сквозь зубы Террачини. – Никогда в жизни еще не встречал таких убийц. У него извращенное сознание негодяя.

Он не успел договорить, когда в комнату вошли двое неизвестных. Мужчина лет шестидесяти, одетый в серый костюм со строгим темно-серым галстуком в полоску, и женщина лет сорока пяти в темно-синем брючном костюме.

Модзони поднялся. За ним и все остальные.

– Позвольте представить вам наших гостей, – церемонно произнес комиссар. – Это профессор Энрико Мансини из Болоньи и профессор Ада Хайнман из Берна. Спасибо, господа, что вы так быстро откликнулись на нашу просьбу. Вы уже знаете суть нашей проблемы?

Рукопожатие женщины оказалось более твердым, чем у мужчины. После процедуры знакомства все вновь расселись.

– Нам рассказали о ней, пока мы сюда летели, – сказал Мансини. У него были внимательные, умные глаза много читающего человека. Были заметны вмятинки от очков вокруг глаз.

Его коллега молчала, сидя рядом с ним и закинув ногу на ногу. Дронго обратил внимание на ее обувь и сумочку. Они были голубого цвета и очень подходили к ее костюму. Было заметно, что она покупала их вместе. «Селин», определил Дронго фирму, внутренне усмехнувшись. Очевидно, госпожа Хайнман из благополучной Швейцарии неплохо зарабатывает, если может позволить себе такие покупки.

– Вам о нем все сообщили?

– Да, – ответил Мансини. – Мы еще будем им заниматься, но для первых впечатлений хотелось бы его увидеть.

– Конечно, профессор, – разрешил Модзони, делая знак, чтобы включили проектор.

Когда демонстрация пленки закончилась и зажгли свет, Модзони посмотрел на гостей.

– Вы можете уже что-то сказать? – спросил он.

– Прокрутите еще раз, пожалуйста, – попросил Мансини, глянув на свою коллегу.

Та согласно наклонила голову, и по знаку Модзони пленку показали второй раз.

Снова включили свет. На этот раз Модзони молчал, ожидая, когда заговорят гости. Мансини опять посмотрел на свою коллегу и предложил ей высказаться первой.

– Спасибо, профессор, – кивнула фрау Хайнман.

По-английски она говорила очень хорошо, словно была профессором не из немецкоговорящего Берна, а из центра Лондона или Ливерпуля.

– Человек достаточно богатый, – уверенно начала фрау Хайнман, глядя на снимки, которые также были разложены перед ними, – ему лет сорок пять. Он уверен в себе, подозрителен, никого не впускает в свой мир. Психологи обычно делят пространство вокруг человека на зоны. Его зоны общения и открытого пространства максимально сужены, а скрытая интимная зона и просто интимная зона достаточно отодвинуты, чтобы никто не мог к ним подойти. Заметно, каких усилий ему стоит пребывание в толпе. Это тип одиночки.

Он англичанин, – продолжила фрау Хайнман, – но хорошо знает нравы, принятые в Южной Европе. Обратите внимание на момент, когда кто-то из туристов его о чем-то спросил. Он поворачивается и подсознательно чуть отступает – ведь жители Великобритании и Северной Европы разговаривают друг с другом на расстоянии вытянутой руки, – но сразу же делает шаг вперед, зная, что итальянцы и испанцы беседуют на гораздо более близком расстоянии. Коротко отвечает и сразу поворачивается, чтобы уйти, не допуская наводящих вопросов.

Очень заметно, как он напряжен, когда подходит к своей жертве. И сразу же отошел. Хорошая выдержка, уходит не оборачиваясь. Идет довольно быстро, уверенно. Умный, внимательный, наблюдательный, прагматичный, сильный… – Она замолчала, взглянув на своего итальянского коллегу.

Профессор Мансини согласно кивнул и заговорил:

– Этот тип держится так, словно знает, что его снимают. Но когда уже ударил свою жертву и захотел отойти, поднял лицо. Вот на снимке это очень хорошо видно. Его кривая улыбка. Сарказм, чувство превосходства, враждебность по отношению к нам. Он наверняка знал, что его будут снимать. Поэтому так держался. Очень хладнокровен, у него достаточно развито чувство самоконтроля, умеет принимать решения. Я думаю, физически он достаточно сильный человек.

Дронго вспомнил про выстрел, когда убийца вышел на преступление вместе с Тимоти Хопкинсом. Значит, это был не случайный выстрел. Он заранее все просчитал. Знал, что Хопкинс может не выдержать и сорваться. И сознательно довел ситуацию до убийства, чтобы сразу связать с собой сообщника общей кровью. Похоже, этот тип гораздо опаснее, чем все они думают.

– Почему он убивает женщин? – вдруг спросил Террачини. – Вы можете это объяснить с точки зрения вашей науки? Только не говорите нам, что в детстве его, возможно, бил отец или не любила мать. Мы это уже знаем…

– Вы напрасно иронизируете, – мягко ответил Мансини. – Действительно, многие пережитые в детстве страхи и кошмары сказываются затем во взрослой жизни. Хотя необязательно, чтобы имели место именно те факты, о которых вы говорите. Мы считаем общепринятым мнение, что при формировании будущего мужчины исключительное значение имеет его общение с отцом. Любой мальчик в период полового созревания рано или поздно начинает видеть кошмары, которые его подсознательно мучают. Девочки в большинстве своем подобных кошмаров не видят. При пробуждении сексуальности у мужчин осознание того факта, что в стае, или в стаде, или в семье находится более сильный и более уверенный в себе самец, очень сильно действует на подростковое сознание.

– По-вашему, все мальчики должны расти без отцов? – усмехнулся Террачини.

– Я этого не говорил. Нормальная семья включает в себя наличие двух родителей – отца и мать. Кстати, в традиционно католических странах, таких как Италия, Испания, Португалия, где количество разводов гораздо меньше среднеевропейского уровня, почти не бывает маньяков. И в мусульманских государствах они также редки, что связано с семейными ценностями, закладываемыми в мальчиков еще в детстве, и с традициями уважения к женщинам, особенно к матерям. Они могут быть тиранами в семье, могут бессовестно обманывать женщин, могут быть насильниками, но чтобы стать патологическим убийцей, нужны другие мотивы. Для серийных насильников характерны иной тип сознания и мотивация.

Поэтому отношения мальчика с отцом, которые складываются в детстве, имеют колоссальное значение для его будущего. Тысячи и миллионы лет молодой самец изгонялся из стада более сильным самцом. Нашей цивилизации только несколько тысяч лет, и эта традиция еще давит на мальчиков. Более всего на свете они боятся не чужого злого дядю, а собственных отцов. И когда неожиданно отец подходит к ребенку, тот понимает, что это не мать. От него пахнет по-другому, и он ведет себя иначе. К тому же в подростковом возрасте просыпается гиперсексуальность, а значит, подсознательная ревность к отцу, который имеет право на мать мальчика.

– Получается, что буддисты или протестанты имеют больше шансов получить маньяков? – пошутил Даббс.

– Нет. Больше шансов на рождение маньяка там, где не уважают семейные ценности, где много семей, в которых нет отцов или матерей, там, где ребенок сталкивается с насилием в раннем детстве со стороны взрослых или своих сверстников. Человеческая психика – самый загадочный инструмент, к которому мы только подбираемся для изучения. Возможно, через десять, двадцать или сто лет мы научимся выращивать органы для человека – сердце, почки, печень, конечности. Допускаю, что это может случиться и гораздо раньше. Но продублировать человеческую этику, создавая искусственный разум, будет гораздо сложнее. И учтите: возможны серьезные осложнения. Если такие ошибки встречаются у Создателя, то почему они не могут быть у наших ученых?

– После ваших слов любой мужчина побоится иметь сына, – заметил Даббс, – хотя у меня растут две дочери. И я начинаю думать, что мне повезло.

– У меня три сына, – улыбнулся Мансини, – нужно терпимо относиться к своим детям, дружить с ними начиная с самого детства. Вот и весь секрет. Хотя я могу привести массу примеров, когда неудачные отношения с родителями только закаляли будущих мужчин, делая их более сильными и интересными. Типичный пример – Эрнест Хемингуэй. Вы читали про его отношения с отцом?

– Слышал, – кивнул Даббс. – Значит, причины нужно искать исключительно в детстве? Страхи, загнанные внутрь?

– Не только. В подростковом возрасте формируется сексуальность, и в этот момент могло что-то произойти. Даже в благополучной семье могло случиться нечто ужасное. Например, мальчик увидел, как убивали кошку или собаку. Необязательно, чтобы это было насилие. Просто любимое животное попало под автомобиль. Сильное потрясение может вызвать невероятный всплеск эмоций и выброс спермы в качестве регулятора его энергетики. И тогда мальчик на всю жизнь запоминает, что выброс семени и полученное при этом удовольствие связаны с кровью, которую он видел.

– Тогда нужно проверять всю его жизнь, – недовольно заметил Террачини.

– Разумеется, – согласился профессор, – но дело даже не в этом. Начав убивать столь страшным образом, маньяк уже не может остановиться. Даже если сам осознает весь ужас своих преступлений и мечтает никогда ничего подобного не повторять. Но не сможет. Этот человек глубоко болен, хотя эксперты и прокуроры не разрешат вам признать его невменяемым. И это тоже правильно, так как он полностью осознает свои действия. Но он тяжело болен и сам никогда не успокоится. Это как наркоман, который понимает, что прием наркотиков ведет к разрушению его личности, однако прекратить колоться сам уже не способен.

– Профессор Мансини, – вдруг спросил Дронго, – у вас был отец?

Профессор вздрогнул. Было заметно, что его взволновал этот вопрос. Несколько успокоившись, он достал из кармана очки, собираясь их надеть. Но не надел. И снова попытался улыбнуться. Хотя улыбка получилась несколько натянутой.

– Все верно, – неожиданно кивнул Мансини, – именно поэтому я и занимаюсь этой проблемой. Вы абсолютно правы. Я вырос без отца. Он не вернулся из Германии, куда был депортирован в сорок четвертом. Мне тогда было только четыре года. И подсознательно я помню об этом всю мою жизнь.

– Но вы же не стали маньяком, – заметил Дронго.

– Зато я ими занимаюсь, – ответил Мансини. – У нас есть такое понятие, как «синдром Кинга». Вы, наверное, знаете об американском писателе Стивене Кинге, это самый известный мастер ужасов в мире.

– Конечно. Я читал его книги.

– Вот-вот. А вы знаете, с чего все началось? Когда мальчик был совсем маленький, его отец однажды пришел с работы и улегся на диване в одной майке и домашних брюках. Мать попросила его сходить купить хлеба в булочной, находившейся рядом с домом. Отец не хотел выходить из дома, но мать настаивала. Тогда он, недовольно ворча, поднялся и прямо в майке ушел за хлебом. Больше его никто никогда не видел. Тело тоже так и не нашли. В результате такого потрясения Стивен начал придумывать, что же могло случиться с его отцом. Фантазия работала в сторону разных ужасов. Можете себе представить, какое это было потрясение для ребенка и для его неокрепшей психики? Вы читали его книги и понимаете, о чем я говорю.

Дронго кивнул.

– А у вас отец был? – нетактично спросила фрау Хайнман, решив взять своеобразный реванш за своего коллегу. – Почему вы начали заниматься всеми этими психопатами?

– Почему был? – обиделся Дронго. – Он у меня есть до сих пор. И у меня не было в детстве «комплекса изгоняемого из стада молодого самца». И эдиповым комплексом я тоже не страдал.

– Вы с ним дружили? – поняла Хайнман.

– И дружу по сей день. Кстати, у нас с ним одинаковые профессии, значит, некие общие закономерности все-таки существуют.

– Ну вот видите, – она не улыбалась. У нее было строгое выражение лица, тонкие губы, хорошо уложенные волосы.

Дронго подумал, что такая женщина могла бы ему понравиться. Хотя почему могла? Ей наверняка не больше лет, чем ему самому. Значит, женщин в сорок пять он считает уже пожилыми, а себя в этом же возрасте еще молодым? Он улыбнулся.

– Вы с нами не согласны? – уточнила фрау Хайнман, неверно истолковав его улыбку.

– Согласен. – Дронго наклонился и тихо спросил: – А у вас есть сыновья?

– Мы не обсуждали здесь проблему матерей, – холодно заметила она.

– Мне просто интересно, есть ли семья у такой красивой женщины, как вы, – пошутил Дронго, – поэтому я спросил таким завуалированным способом.

– Да? – профессор повернулась и удивленно взглянула на него. Затем покачала головой. – У вас необычная манера разговора. Вам никто об этом не говорил?

– Нет. Просто я не каждый день разговариваю с такими известными психологами. Наверное, вы и сейчас пытаетесь меня идентифицировать по вашим признакам. Я уже нарушил вашу персональную зону или пока еще нахожусь в зоне общения? – спросил Дронго. – Между прочим, вы не ответили насчет семьи.

– Вы хороший ученик. – Он наконец-то увидел и ее улыбку. – У меня есть сын, но я разведена с мужем. И есть даже внук, если это вас интересует.

– Мне остается только сожалеть, что я не могу пригласить вас на ужин, – пробормотал Дронго.

Она опустила ногу, удивленно глянув на него.

– Я не думала, что могу вызвать у вас интерес, – шепотом призналась фрау Хайнман, – но если вы меня пригласите, я не откажусь. Только не забудьте про моего внука.

«Хорошо, что здесь нет Вейдеманиса, – подумал Дронго, – он сказал бы, что я начал увлекаться бабушками. Обожаю умных и красивых женщин. Даже разговор с ней может доставить удовольствие».

– Вы ведь Дронго? – неожиданно спросила фрау Хайнман.

– Откуда вы знаете? – в свою очередь, удивился он.