Текст книги "Фрам — полярный медведь"

Автор книги: Чезар Петреску

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Уже поздно. Но мальчик не чувствует усталости. Его не клонит ко сну. Дневник Нансена близится к концу. Он хорошо знаком Петрушу, который уже раз прочел его. И все же он ни за что не ляжет, пока не пробежит глазами последних страниц.

Так же, как Нансена, когда он писал свой дневник, вдохновляли переживаемые им перипетии, так вдохновляют они теперь и его маленького читателя. Умом и сердцем он участвует в них, они доказывают ему, что человеческое упорство и воля сильнее враждебных стихий.

Ни холод, ни пурга, ни голод не могут одолеть человека.

Победа остается за ним. Достаточно быть готовым к борьбе, трезво мыслить и никогда не терять ни хладнокровия, ни веры в свои силы.

Петруш снова склонился над книгой, он дочитывает последние страницы дневника Нансена.

12 июня… Выходим в четыре утра, подняв парус на нартах. За ночь мороз скрепил снег. Подгоняемые попутным ветром, мы надеемся двигаться легко и быстро, как на парусной лодке…

Хмурая окраска неба на юге доказывает, что вода там свободна от льда. И в самом деле, мы слышим, к нашей радости, рев яростных волн. В шесть часов останавливаемся.

Мы снова перед свободным, ожившим, одухотворяющим морем. Какая радость слышать его знакомый рев после того, как мы так долго видели его скованным тяжелым стеклянистым панцирем!

Каяки спущены на воду; примкнуты борт к борту; паруса подняты… Теперь вперед!..

Под вечер мы высаживаемся на кромке берегового льда, чтобы размять ноги, затекшие после долгого путешествия в каяке.

Разгуливаем взад и вперед возле каяков. Морской ветер спал; кажется, он все более заворачивает к западу. Интересно, сможем ли мы продолжать плавание при таком ветре? Чтобы удостовериться в этом, залезаем на ближайший торос… Вглядываюсь в горизонт.

– Каяки унесло!.. – кричит Иогансен.

Бежим со всех ног к берегу. Каяки уже далеко, их быстро уносит в открытое море: веревка, которой они были привязаны, порвалась.

– Держи часы!.. – говорю я Иогансену.

И мигом скидываю одежду, которая помешает мне плыть. Но раздеться совсем не решаюсь – боюсь судороги. Прыжок – и я в воде!

Ветер дует с суши и быстро гонит каяки в открытое море. Вода ледяная, одежда стесняет движения, а каяки все более отдаляются.

Я не только не догоняю их, а наоборот, отстаю. Поймать их мне представляется почти невозможным.

Но они уносят с собой последнюю надежду на спасение и все, что мы имеем. У нас не осталось даже ножа. Утону ли я или вернусь на берег без каяков – результат будет тот же: неминуемая гибель для обоих.

Я упорствую и делаю отчаянное усилие. Только такой ценой мы еще можем спастись. Когда устаю, ложусь на спину. В этом положении мне виден Иогансен, который нетерпеливо топчется на льду. Бедняге не стоится на месте: положение его действительно ужасно, потому что, с одной стороны, он лишен возможности прийти мне на помощь, а с другой – у него нет ни малейшей надежды на успех моих усилий. Броситься в воду за мной не имело никакого смысла. Позже он говорил мне, что это ожидание было самым мучительным моментом в его жизни.

Снова плывя на груди, я увидел, что каяки от меня недалеко. Это придало мне сил, и я еще отчаяннее заработал руками и ногами. Ноги, однако, начали неметь: скоро я больше не смогу ими двигать…

Между тем расстояние все уменьшалось. Если я выдержу еще несколько мгновений, мы спасены. Итак, вперед!.. Я все больше приближаюсь к каякам. Еще одно усилие, и я буду в одном из них!

Наконец-то! Хватаюсь за лыжу, которая лежит в задней части каяков, и подтягиваюсь к ним. Мы спасены! Пытаюсь взобраться в каяк, но окоченевшее тело отказывается мне служить. Одно мгновение мне кажется, что все напрасно: я достиг цели, но она не дается мне в руки.

После этой страшной минуты сомнения мне все же удается занести ногу на нарты и вскарабкаться на них. Пользуюсь этой точкой опоры и сразу берусь за весло. Но тело мое так онемело, что я еле двигаюсь.

Нелегко мне было грести одному в двух каяках. Приходилось все время поворачиваться, делая гребок то направо, то налево. Конечно, если бы мне удалось разъединить каяки и грести только в одном, взяв другой на буксир, дело пошло бы куда легче. Однако в том состоянии, в котором я находился, такой маневр был невозможен: мороз сковал бы меня прежде, чем я успел бы это проделать. Лучшим средством согревания оставалась энергичная гребля.

Но я весь закоченел. Когда ветер дул с моря, мне казалось, что меня пронизывают тысячи копий. Мороз пробрал меня окончательно: я стучал зубами, дрожал всем телом, но решил не сдаваться – изо всех сил работать веслами. И мне это удалось!

Вдруг я увидел перед собой двух кайр. Соблазн был чересчур велик: я схватил ружье и одним выстрелом убил обеих птиц.

Иогансен рассказывал мне потом, как он перепугался, когда услышал этот выстрел: думал, что случилось несчастье и никак не мог понять, что я делаю. А когда увидел, что я гребу и показываю ему добычу, решил, что я, наверно, сошел с ума.

Наконец я добрался до берега, но меня отнесло течением далеко от того места, где я бросился в воду. Иогансен прибежал по кромке льда мне навстречу.

Я вконец обессилел. Тащусь, еле держась на ногах и лязгая зубами.

Иогансен раздевает меня, укладывает и накрывает всем, что только может найти. Меня продолжает трясти. Пока он ставил палатку и жарил кайр, я заснул. Когда проснулся, обед был готов. Упоительно горячий суп и чудесное жаркое стерли последние следы этого ужасного приключения, словно его вовсе и не бывало…

15 июня… Отправляемся дальше в час ночи. Погода тишайшая. Море кишит моржами…

Быстро подвигаемся вдоль берега. К несчастью, густой туман скрывает все и мешает разбираться в топографии… Прямо перед нами показывается морж. Иогансен, который гребет впереди на своем каяке, ищет укрытия за плавучей льдиной.

Пока я собираюсь последовать его примеру, морское чудовище бросается на мой каяк, стараясь опрокинуть его клыками. Сильный удар веслом по голове заставляет его повернуться. Однако он тут же повторяет атаку. Тогда я хватаюсь за ружье, но морж исчезает.

Но как раз когда я радовался избавлению от опасности, почувствовал, что мои ноги в воде. Оказывается, морж продырявил клыками дно каяка, который быстро наполняется водой. Едва успеваю выскочить на плавучий ледяной утес: каяк опрокидывается. Все же мне удается с помощью Иогансена вытянуть его на льдину.

Все мое имущество теперь плавает в каяке, наполненном водой. Боюсь, как бы не погибли наши драгоценные фотографические пластинки.

Длина пробоины – 15 сантиметров. Такая починка не шутка, особенно с тем скромным набором инструментов, которым мы располагаем.

17 июня… Было далеко за полдень, когда я проснулся и принялся за приготовление завтрака. Приношу воду для супа, развожу огонь, режу мясо, словом, налаживаю стряпню.

Затем вылезаю на ближайший торос и оглядываю окрестности.

Ветерок доносит с ближайшей суши гомон птиц, которые гнездятся в скалах. Слушаю этот звук, следя глазами за стаями кайр, которые кружат над моей головой; любуюсь белой полоской берега с черными пятнами скал.

Внезапно оттуда доносится собачий лай. Или мне показалось? Вздрагиваю и прислушиваюсь. Но ничего больше не слышно, кроме горластых птиц. Впрочем, нет: опять лай! Сомнений быть не может!

Тут я вспоминаю, что слышал вчера что-то похожее на два ружейных выстрела, но приписал этот звук сжатию льда.

Кричу Иогансену, что в этой части суши слышны собаки.

– Собаки? – машинально повторяет он спросонья. – Собаки?!

Он сейчас же встает и идет в разведку.

Мой спутник ни за что не желает мне верить. Он тоже слышал что-то вроде собачьего лая, но гомон птичьего базара заглушал все. По его мнению, меня просто обманул слух. Я, однако, уверен, что не ошибся.

За торопливым завтраком мы теряемся в догадках. Может быть, в этих местах находится какая-нибудь экспедиция? Если так, то кто это? Англичане или соотечественники? Что, если это та самая английская экспедиция, которая собиралась обследовать Землю Франца-Иосифа, когда мы отправлялись в плавание? Как нам тогда быть?

– Очень просто! – говорит Иогансен. – Мы проведем с ними денек-другой, а потом направимся к Шпицбергену. Иначе бог весть, когда мы попадем домой!..

В этом отношении я с ним совершенно согласен. Займем у англичан провизии, в которой мы так нуждаемся, и отправимся дальше.

Покончив с завтраком, я ухожу на рекогносцировку, а Иогансена оставляю сторожить каяки.

Теперь я слышу только гомон птичьего базара и пронзительные крики кайр.

Возможно, что Иогансен прав. Пожалуй, я и в самом деле ошибся.

Вдруг я замечаю на снегу следы. Они слишком велики для песца. Значит, здесь, в каких-нибудь ста метрах от нашего стана, прошли собаки. Почему же они не лаяли? Как это мы их не видели? А может, это все-таки следы песцов?..

В голове у меня странная путаница. Я перехожу от сомнения к уверенности, потом снова начинаю сомневаться. Неужели же сейчас настанет конец нашим сверхчеловеческим трудам, всем нашим страданиям и лишениям? Мне это кажется почти невероятным. И все же, быть может, это именно так.

Слышу лай, теперь уже гораздо более отчетливый, и повсюду вокруг вижу следы, которые могут быть только собачьими. Потом опять ничего, кроме гама крылатых стай. И меня вновь одолевает сомнение. Уж не сон ли все это?

Но нет! Это настоящие следы на настоящем снегу. Я вижу их своими глазами, касаюсь руками…

Если действительно экспедиция обосновалась в этих местах, куда мы добрались вчера, значит, мы находимся не на Земле Гиллиса или на какой-нибудь новой суше, как я думал, а на южном побережье Земли Франца-Иосифа, как мы и предполагали несколько дней тому назад.

Перебираюсь наконец со льда на сушу, и вдруг мне кажется, что я слышу человеческий голос.

Первый, после трех лет, чужой голос! Сердце бьется так сильно, что того и гляди разорвется.

Залезаю на скалу и кричу изо всех сил. Этот неизвестный голос среди ледяной пустыни прозвучал для меня, как голос самой жизни, как приветствие далеких земель, может быть, даже родины.

Вскоре я слышу другой голос, потом среди белых ледяных вершин вижу черную фигуру. Потом еще одну черную фигуру… Человека. Человек!..

Уж не Джонсон ли это или один из его спутников? А может, соотечественник? Идем навстречу друг другу. Махаю шапкой. Он тоже. Слышу, как он разговаривает с собакой. Нет, не норвежец. Еще несколько шагов, и мне кажется, что я узнаю начальника иностранной экспедиции, с которым уже встречался однажды, до нашего отплытия.

Я приветствую его, и мы жмем друг другу руки.

Над нами полог тумана, под ногами – шершавый, неровный лед. Вокруг тонкая полоска суши, сплошь покрытой льдом и снегом. Идем рядом: щеголеватый исследователь, который, видно, не отваживался заходить в глубь полной опасностей полярной пустыни, лощеный господин в высоких резиновых сапогах, распространяющий вокруг очень приятный запах мыла, к которому весьма чувствительно острое обоняние такого примитивного человека, как я, и дикарь в отрепьях, с длинными волосами и дремучей бородой, покрытый грязью и копотью тюленьего жира, которым заправлена наша лампа. В таком виде сам черт меня не узнал бы.

– Очень счастлив вас встретить! – говорит незнакомец.

– Спасибо. Я тоже.

– Ваше судно где-нибудь поблизости?

– Нет. Оно не здесь.

– Сколько вас?

– Я и мой товарищ, который остался на кромке льда. Разговаривая таким образом, мы направляемся к берегу. Вдруг не знакомец останавливается, внимательно смотрит на меня и восклицает:

– А вы, случайно, не Нансен?

– Он самый.

– Бог ты мой! Как я рад вас видеть!

Дружески улыбаясь, он горячо жмет мне руки, потом спрашивает:

– Откуда вы?

– На 84° северной широты, после двухлетнего плавания, я и мой товарищ покинули наше судно «Фрам» на волю ветра и течения и достигли 86°13 . Оттуда мы добрались до Земли Франца-Иосифа, где и зимовали. А теперь направляемся к Шпицбергену…

– Рад слышать о вашей удаче. Вы совершили блестящее путешествие, и я в восторге, что на мою долю выпало счастье первым поздравить вас!

Иностранец снова пожимает мне руку. В теплоте этого рукопожатия я ощущаю нечто большее, чем простую вежливость. Он предлагает нам гостеприимство в своем лагере и сообщает мне, что они со дня на день ожидают судно с провизией для экспедиции. Как только приходит мой черед говорить, я спрашиваю его о моей семье и узнаю, что когда, два года тому назад, он отправлялся в плавание, жена моя и дочь были совершенно здоровы. Потом спрашиваю о Норвегии, моей дорогой родине…

Затем каждый из нас делает по два выстрела, чтобы оповестить Иогансена.

Немного погодя мы встречаемся с целой группой участников экспедиции, знакомимся, начинаются поздравления. Вскоре происходит встреча и с остальными ее членами – учеными разных специальностей, в том числе и ботаниками. Ботаник Фишер говорит мне, что, увидев издали незнакомого человека, он сразу подумал, что это мог быть только я, но потом, когда перед ним предстал мужчина с черными, как смоль, волосами и бородой, решил, что ошибся. Когда все собрались, начальник экспедиции сообщил, что мы достигли 86°13 .

Громкое троекратное «ура» приветствовало эту новость…

За разговором мы незаметно дошли до стана экспедиции – деревянного дома русского образца.

Входим в это теплое гнездышко, затерянное среди ледяной неприютной пустыни. Потолок и стены затянуты зеленым сукном, на стенах – фотографии и гравюры, этажерки заставлены книгами и приборами. Сушится одежда и обувь. Посреди топится печка. Необыкновенное ощущение мира и радости охватывает меня среди всех этих непривычных предметов, от которых мы успели отвыкнуть. Три года тяжелой ответственности и постоянной тревоги мгновенно спадают с моих плеч. Впервые чувствую себя в безопасности среди льдов. Мучительное ожидание, которое было моим уделом в эти годы борьбы, исчезает в лучезарном сиянии восходящего солнца. Мой долг выполнен, дело завершено.

Теперь мне остается только отдыхать и ждать прибытия парохода, который доставит меня на родину.

Джэксон передает мне тщательно запечатанную шкатулку. В ней письма из Норвегии. Он взял их наудачу, с тем чтобы передать мне, если нас сведет случай. И случай доставил мне эту радость. Открываю шкатулку дрожащими руками, с отчаянно бьющимся сердцем. Все письма приносят только добрые вести.

На стол передо мной ставится все, что нужно для обильного завтрака: хлеб, масло, молоко, сахар, кофе, вкус которых я забыл за полтора с лишним года.

Но самое ценное благодеяние цивилизации я познал лишь тогда, когда скинул с себя отрепья и выкупался. Грязи на нас накопилось столько, что мы избавились от нее только после бесчисленных омовений. А когда мы оделись в чистое, мягкое платье, побрились и остригли длинные, сбитые в войлок волосы, превращение из дикарей в цивилизованных людей было завершено. Оно произошло быстрее, чем наше преображение и приспособление в обратном смысле, которое совершилось восемнадцать месяцев тому назад, когда мы с Иогансеном оказались одни среди ледяной пустыни.

Мы живем в мире и уюте, поджидая судно, которое вернет нас на родину. Вместе с научной экспедицией занимаемся проверкой наблюдений, тщательно собранных нами за долгое путешествие.

26 июля… Наконец «Виндворд», судно с провизией, прибыло!.. Мы грузимся, я поднимаюсь на палубу… Узнаем удивительные новости о том, что произошло на свете за наше отсутствие. При помощи лучей Рентгена можно фотографировать людей сквозь деревянные двери в несколько сантиметров толщиной, а также засевшие в теле раненых пули! Шпицберген открыт для туристов! Норвежское пароходное общество обеспечивает регулярное сообщение между нашей страной и этим полярным краем. Там построена гостиница и работает почтовое отделение с особыми марками. Швед Андре задумал добраться до полюса на воздушном шаре и ждет только попутного ветра. Если бы мы дошли до Шпицбергена, мы нашли бы там комфортабельную гостиницу и встретили бы туристов, а не бедных рыбаков, как мы думали. Забавно получилось бы оказаться в толпе туристов грязными, оборванными, в том виде, в каком мы вышли из нашего зимнего логова.

7 августа… Настала минута прощания и с этим последним привалом на нашем пути… «Виндворд» везет нас домой. Путешествие проходит быстро и приятно.

Вечером 12 августа различаю впереди черную полоску, очень низко, на линии горизонта. Что это такое? Это земля, земля Норвегии! Гляжу долго, часами, как завороженный. Большую часть ночи провожу на палубе, любуясь этой темной полоской. Меня пробирает лихорадочная дрожь: какие вести ждут нас дома?

21 августа… Бросаем якорь в порту Хаммерфеста, самого северного города нашей дорогой родины. Со всех концов земного шара проливается целый поток поздравительных телеграмм. Но о «Фраме» нет никаких известий. Такое запоздание начинает быть странным и внушает беспокойство.

Утром 26 августа меня будят. Какой-то человек настойчиво желает со мной говорить.

– Сию минуту! Только оденусь.

– Ничего. Выходите так!..

Поспешно одеваюсь и нахожу заведующего почтово-телеграфным отделением с депешей.

– Очень важная для вас телеграмма из Скьерве! – говорит он. – Поэтому я решил вручить ее вам лично…

В эту минуту я не думаю ни о чем другом на свете, кроме как о «Фраме» и судьбе моих спутников.

Дрожащими руками вскрываю депешу и читаю:

Доктору Нансену

Фрам прибыл сюда сегодня.

Все в порядке. Все здоровы.

Сейчас выходим в Тромсе.

Приветствуем вас на родине.

Отто Свердруп.

Я так взволнован, что почти теряю дар слова.

– Прибыл «Фрам»! – наконец удается мне произнести.

Перечитываю телеграмму несколько раз, не веря своим глазам. В городе, во всей Норвегии начинается всеобщее ликование.

На следующий день мы в Тромсе, где уже стоит на якоре «Фрам». Последний раз, что я его видел, наше судно было наполовину погребено во льду. Я оставил его вместе с нашими спутниками во власти дрейфующих льдов, чтобы проверить океанские течения, что и составляло главную задачу экспедиции, а сам отправился с Иогансеном по льду и разводьям, чтобы обследовать другие пустынные области, где мы с ним и пробродили более полутора лет. Теперь наш «Фрам» гордо бороздит воды родины. Повсюду его приветствуют криками «ура»! Садимся на наше дорогое судно и плывем дальше.

Все время на нашем пути народ толпится на набережных, будто сама Норвегия гордится нами и, как мать, встречая нас с распростертыми объятиями, благодарит за все понесенные труды. Хотя мы лишь выполнили наш долг, доведя до конца взятую на себя задачу.

Вот мы и вернулись к жизни, и она открывается перед нами, полная света и надежд. Вечереет. Солнце садится за синее море и над тихими просторами вод разливается осенняя грусть. Какая красота!.. Уж не сон ли все это? Нет. Закатный свет озаряет знакомые, милые силуэты, от них веет миром и верой в жизнь.

Ледяные пустыни и призрачный лунный свет полярных ночей кажутся теперь далеким видением иного мира, оставшимся позади сном. Но какова была бы жизнь без мечты и таких видений?!

Петруш, курносый мальчик с огоньком в глазах, перевернул последнюю страницу книги.

Закинув голову, он пристально глядит на прибитую к стене карту Северного Ледовитого океана. Ему больше не хочется спать. Локти так онемели, что он их не чувствует.

Как незаметно пролетело время!

Он возбужден, взволнован. Воображение умчало его в страну вечных льдов, по следам героического корабля «Фрам» и его тезки, белого медведя.

Через далекие от его страны моря и горы таинственно протянулась невидимая нить, связавшая людей, животных и события, которых, казалось бы, ничто не могло собрать в одно место и в одно время.

И все же невидимая связь эта осуществилась, оставив глубокий след во многих жизнях. Старый Ларс, бывший матрос на «Фраме» Нансена, когда-то окрестил именем судна, на котором плавал в молодости, медвежонка, пойманного охотниками в вечных льдах. Медвежонок этот стал Фрамом, знаменитым белым медведем цирка Струцкого. И много лет спустя на прощальном представлении цирка в городе, куда ему больше никогда не суждено было вернуться, этот ученый медведь пробудил неутолимый интерес к полярным экспедициям в мальчугане, который вместе со всеми кричал в тот вечер: «Фрама! Фрама!»

И вот теперь этот курносый мальчуган с неугасимым огоньком в глазах всем своим существом заново переживает приключения Нансена. Переживает их страницу за страницей, как они были записаны в дневнике великого исследователя много лет тому назад в далекой белой пустыне, среди дрейфующих льдов.

Петруш страдает вместе с ним, дрожит вместе с ним от холода и томится от голода; вместе с ним чуть было не утонул в разводье и спасся, чтобы вместе порадоваться пришедшей в конце концов победе.

Книга закрыта. Петруш глядит на карту. Потом мысль его снова уносится к Фраму, белому медведю.

– Где-то он теперь, наш Фрам?.. – спрашивает себя мальчик, укладываясь спать. – Интересно, что он теперь делает в своей ледяной пустыне?

На следующее утро мысль его работает гораздо бодрее.

Окруженный сверстниками, размахивая руками, он воодушевленно, с важным видом рассказывает о других белых медведях и о различных происшествиях в полярных краях. О том, как однажды белый медведь тихонько залез на зажатый льдами корабль Нансена и уволок трех собак; о том, как Нансен чуть было не утонул в такой холодной воде, что у него захватывало дух, и как спасся, о том, как он вернулся на родину и с каким ликованием его встречали.

Зимой вся ребячья орава шумно принялась лепить из снега Фрама, ученого белого медведя.

– Стойте! Давайте сделаем ему глаза из угольков! – кричит один из приятелей Петруша.

Он бежит, спотыкается, падает на четвереньки и опрокидывает снежного медведя.

Все хохочут, валят виновника в сугроб, ставят его в наказание вверх ногами, потом начинают лепить медведя.

Без Петруша, однако, дело не ладится. Медведь едва держится, а если получше вглядеться, то он вовсе и не похож на медведя: ноги не в меру длинные, голова слишком велика.

– Петруш! Петруш! Иди, помоги нам! Ты у нас настоящий мастер!..

Петруш тут как тут. Он округляет рукой голову и морду Фрама, знает, как надо вставить глаза-угольки, чтобы вышло похоже на настоящего белого медведя.

Отступит на шаг-другой, взглянет, покачает головой и что-то поправит или прибавит.

– Брр! Ну и морозище! Я совсем замерз… Даже пальцев не чувствую, – хнычет кто-то из ребят, дуя в кулачки.

– Тоже богатырь!.. Трясешься при двух градусах мороза! – отчитывает его Петруш. – А что бы ты сказал на полюсе, при сорока или пятидесяти градусах?

– Ничего бы не сказал, потому что мне там нечего делать. Отправляйся туда сам – ты ж у нас специалист по полярным экспедициям!

– А вот и отправлюсь!

– И вытерпишь мороз в сорок градусов?!

– Вытерплю! Нансен и другие как терпели? Не видишь, что я даже не чувствую холода?

И действительно, готовясь к путешествию в полярные льды, Петруш уже теперь начал себя закалять. По утрам он с ног до головы обтирается снегом. Никогда больше не кашляет. Никогда не чихает. На знает, что такое простуда, болезнь.

Это – здоровый, жизнерадостный мальчик. За последнее время он вытянулся, и с каждым днем его все больше любят товарищи по играм и одноклассники. Вырос он и в глазах учительницы: книги о полярных экспедициях научили его зрело мыслить, принимать быстрые решения, не увиливать от ответственности и не полагаться на случай.

Когда затевались экскурсии в окрестности города, в лес или на озеро, его выбирали вожаком и он всегда оказывался на высоте.

Да и дома, в их бедном хозяйстве, в семье, у которой так много трудностей, старшие братья и сестры уже не считают его раззявой и путаником, как прежде. Теперь они полагаются на него и даже нередко обращаются к нему за советом и помощью:

– А ты, Петруш, как думаешь? Попробуй, может, у тебя лучше получится, не зря ж ты занимаешься всякой всячиной.

Петруш и в самом деле умеет вязать морские узлы, которых и зубами не развяжешь. Когда на дворе бушует метель, он так затыкает щели в дверях и окнах, что в доме совсем не дует; умеет починить и санки, и коньки, и самые старые лыжи мальчишек со всей улицы. Кроме того, он изобрел «снегоходы», сплетенные из лозы и веревок, на которых можно ходить, не проваливаясь, и по мягкому снегу, и по насту.

Но областью, в которой Петруш действительно не знал себе равных, были рассказы из полярной жизни.

Даже голос его менялся. Весь раскрасневшийся, с еще более блестящими, чем обычно, глазами, он заставлял других переживать все, что перечувствовал сам, когда читал о приключениях исследователей.

– Петруш, ты, мне кажется, прибавил кое-что от себя, – заметит иногда недоверчивый слушатель. – Слишком уж ты приукрасил своих героев.

– Прибавил от себя? Приукрасил?! – возмущается Петруш. – Вот я тебе книгу принесу! Прочтешь своими глазами!.. И я еще не все рассказал!.. Готовься!..

Случилось как-то, что и сам он, читая, сначала не поверил своим глазам.

Все объяснилось только тогда, когда он прочел книгу от корки до корки.

Однажды учитель-пенсионер встретил его на улице. Петруш поздоровался и хотел уже пройти дальше, но тот остановил его:

– Погоди, Петруш, – сказал дедушка белокурой Лилики. – Почему ты больше к нам не заходишь?

– Боялся вас беспокоить. Я же перечитал все книги о белых медведях и полярных экспедициях в вашей библиотеке…

Учитель улыбнулся и шутливо погрозил ему пальцем:

– Очень мило! Значит, ты только из-за книг и приходил? А когда книги кончились, нас забыл!

Петруш замялся.

– Боялся вам надоесть… – смущенно пробормотал он.

– Час от часу не легче! – все с той же доброй улыбкой продолжал журить его старик. – Разве я когда-нибудь давал тебе понять, что ты надоел? Наоборот, мне всегда было приятно обсуждать с тобой прочитанные книги.

Не найдя ответа, мальчик опустил глаза. Отвечать ему было нечего.

Петруш чувствовал себя виноватым и действительно не знал, как это получилось, что он вот уже целый месяц не заходил к старому учителю и его светлокудрой внучке.

– Не расстраивайся, Петруш, я на тебя не сержусь. А вот Лилика действительно обижена. Но мы это уладим. Жаль только, что ты упустил случай прочесть новую книжку.

– Новую книжку? – воодушевился Петруш.

– Да! Новую книжку…

– О белых медведях и полярных экспедициях?

– Да, о белых медведях и полярных экспедициях. Только на этот раз книжка гораздо более интересная, чем те, которые ты прочел до сих пор. Речь в ней идет о знаменитых русских исследователях, которые первыми изучили бескрайние просторы далекого Севера.

– И эта книга еще у вас? – взволнованно спросил Петруш, сгорая от нетерпения. – Вы ее еще никому не одолжили?

– Любителей нашлось немало. Но я ее не отдал…

– А мне дадите?

– По справедливости, я должен был бы сначала дать ее тем, кто просил до тебя, Петруш! – ответил старый учитель. – Но ты уже сам себя наказал: вместо того чтобы прочесть ее на две недели раньше, ты начнешь ее только завтра!

– Сегодня! Я прочту ее сегодня! – выпалил нетерпеливый Петруш.

– Хорошо, Петруш. Если так, проводи меня домой и получай книгу.

– Я прочту ее сегодня же вечером, а завтра верну, – пообещал Петруш.

– Не торопись с обещаниями! – наставительно сказал бывший учитель. – Я вовсе не требую от тебя такой спешки. Эту книгу нужно читать обстоятельно.

В самом деле, книга, которую получил на этот раз Петруш, была непохожа на прежние. И, конечно, за один вечер он ее не одолел.

Сперва он читал ее без передышки три дня кряду после обеда.

Потом перечитывал ее, уже не торопясь, целую неделю.

Книга была толстая, напечатанная мелким шрифтом, с картинками, картами, полная приключений, пережитых исследователями, и подробным описанием всех происшествий. Каждая страница, каждая фотография рассказывала о неслыханных подвигах отважных русских исследователей и первооткрывателей.

Одни разведывали на неисследованных островах месторождения нефти, угля и металлов. Другие изучали животный и растительный мир северных морских глубин. Были и такие, которые искали сохранившихся во льду гигантских зверей, давно вымерших. Так были найдены в природных «холодильниках» мамонты, жившие много десятков тысяч лет назад. Эти чудовища были гораздо больше и тяжелее слонов «Ноева ковчега» цирка Струцкого. Они так хорошо сохранились – такими же, какими были в тот день, когда их засосал и покрыл ледник, – что охотничьи и ездовые собаки тамошних жителей кидались на них, как на живых.

Петруш смотрит прибитую над столом карту, прослеживает глазами и мысленно восстанавливает путь, проделанный русскими исследователями.

Потом, перед тем как лечь спать, опять спрашивает себя: «Где в этой ледяной пустыне Фрам? И что-то он теперь делает?»