Текст книги "Как выжить в НФ-вселенной"
Автор книги: Чарльз Ю
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Чарльз Ю
КАК ВЫЖИТЬ В НФ-ВСЕЛЕННОЙ
Снова и снова моим родителям.
И, как всегда, – Мишель.
Когда я вникаю в нечто, именуемое мной своим я, я всегда наталкиваюсь на то или иное единичное восприятие. […] Мы все суть не что иное, как связка или пучок различных восприятий, следующих друг за другом с непостижимой быстротой и находящихся в постоянном течении, в постоянном движении[1]1
Юм Д. Сочинения: В 2 т./ Пер. с англ. С. И. Церетели. М., 1965. Т. 1.С.41.
[Закрыть].Дэвид Юм
ВВЕДИТЕ СЛЕДУЮЩИЕ ЛИЧНЫЕ ДАННЫЕ
(ТЕКУЩИЙ ХРОНОЛОГИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ) (ЖЕЛАЕМЫЙ ВОЗРАСТ)
(ВОЗРАСТ НА МОМЕНТ ПОСЛЕДНЕЙ ВСТРЕЧИ С ОТЦОМ)
Вычисляю маршрут.
Маршрут заблокирован.
ХРОНОПОВЕСТВОВАТЕЛЬНАЯ СХЕМА
Так вот оно и происходит: я стреляю себе прямо в живот. В смысле не настоящему себе, а другому, будущему. Выходит он из машины времени – вот, мол, он я, Чарльз Ю. Какие ж тут варианты? Стреляю, и будущему каюк.
(Модуль «α»)
1
Места здесь немного, но достаточно для того, чтобы оставаться внутри неопределенно долго. По крайней мере, так написано в инструкции: «Устройство для рекреационных хронопутешествий МВ-31 способно обеспечить автономное существование потребителя в течение неопределенного времени».
Знать бы еще, что на самом деле имеется в виду – может, ничего хорошего для меня. Неопределенное время – как раз мой случай. Временной переключатель установлен у меня на Настоящее Неопределенное уже… ну, в общем, давно. Диспетчерская иногда еще подкидывает какую-то работу, но все реже и реже, так что обычно я врубаю Н-Н и просто плыву по течению.
Десны саднят, а перед глазами все расплывается. Время внутри капсулы, видимо, искажается каким-то образом – мое отражение в крохотном зеркальце над раковиной начинает походить налицо отца, и я даже ощущаю себя так, как он. Ну то есть, конечно, так, как это выглядело со стороны в те вечера, когда он приходил настолько уставшим, что за ужином постоянно клевал носом над тарелкой. Густой суп из свинины и кабачков стоял перед ним, и крохотные частички тепла непрерывно поднимались с его поверхности, становясь частью температурного фона огромной Вселенной.
Базовая модель МВ-31 основана на новейшей хроноповествовательной технологии: шестицилиндровая лингвотрансмиссия на четырехъядерном приводе реальности. Темпорально-языковая архитектура обеспечивает свободное перемещение в любом интерпретированном пространстве, например, литературном и, в частности, научно-фантастическом.
Мама обычно говорила проще: это как коробка. Залезаешь туда, жмешь какие-то кнопки, оказываешься в другом месте или в другом времени. Щелкаешь вот этим переключателем – ты в прошлом, дергаешь вон ту ручку – в будущем. Потом вылезаешь в надежде, что что-то вокруг изменилось или, по крайней мере, что изменился ты сам.
Я вообще-то сейчас редко отсюда выбираюсь. Правда, у меня есть пес – ну или что-то вроде. Его из одного космического вестерна выкинули. Обычное дело: был у главного героя верный друг и спутник собачьего роду-племени, потом ГГ начал набирать популярность, окрутел и все такое, так что, когда на подходе был второй сезон, стало ясно, что делить славу с кудлатой дворняжкой ему теперь как-то не с руки. Соответственно, где-то в промежутке сюжетную линию чуток подкорректировали: запихнули бедолагу в капсулу с мусором, да и отправили с глаз долой.
Когда я на него наткнулся, его уже почти затянуло в черную дыру. Мордочка расплывалась, как пластилиновая, на ляжках виднелись проплешины от зализов. Его радости, когда я появился, не было границ. Он лизнул меня в лицо, и дело сразу решилось. Я спросил у пса, какое имя ему больше нравится. Он ничего не ответил, так что я назвал его Эдом.
С запахом я уже свыкся. В остальном Эд – отличный пес: большую часть времени дремлет, а для развлечения довольствуется лизанием собственной лапы. Ни еды, ни воды ему не нужно. По-моему, он даже не подозревает, что на самом деле его попросту нет на свете. Такая вот странная закавыка бытия, нарушающая все законы сохранения, – столько привязанности в этом позабытом всеми и никогда не существовавшем создании, столько ничего не требующей взамен – любви? – да, наверное, любви. Ну и слюней тоже.
Раз моя работа связана с перемещениями во времени, все считают, что я занимаюсь наукой. Ну, в какой-то степени они правы: магистерскую степень я получил в области прикладной НФ – хотел заниматься структурным проектированием, как отец. Но потом с мамой стало совсем плохо, отец пропал, и пришлось искать что-то более осязаемое. Потом дела и вовсе пошли хуже некуда, а тут как раз подвернулась нынешняя моя работа, ну я и ухватился за нее. Вот этим теперь и перебиваюсь – ремонтом машин времени.
Полностью моя профессия называется «сертифицированный техник по работе с персональными хронограмматическими аппаратами В-класса». У меня контракт с «Тайм Уорнер Тайм» – владельцем и оператором рекреационного пространственно-временного континуума, предназначенного для коммерческого использования, розничной торговли и проживания. Так-то работенка что надо, но вот именно сейчас я от нее не в восторге – у меня, кажется, накрывается временной переключатель. То есть это я так говорю, что сейчас, – а дело может происходить и вчера, и позавчера, и вообще черт знает когда. Ведь если он не работает как следует, и передачи включаются и выключаются сами по себе, о времени ничего вразумительного сказать нельзя. Кстати, наверное, я сам его и сломал – хотел обмануть себя, думал, что и правда могу остаться здесь навечно.
Загорается красный огонек. «Программа не может быть выполнена». Система констатирует с математической точностью: «Ничего у тебя, приятель, не выйдет. Так дела не делаются». Это она, видимо, о том, как мне жить. Пытается сообщить, что я крупно лопухнулся. Только это я и так отлично знаю – без подсказки вороха кремниевых чипов и интерфейсной оболочки, страдающей легкой неврастенией.
Ее, кстати, зовут МИВВИ. Программа пользовательского интерфейса в МВ-31 идет в двух личностных вариантах: МЭВ и МИВВИ. Выбрать можно только один раз, при первой загрузке системы – потом уже ничего не поделаешь, что сделано, то сделано.
Врать не буду – я сразу выбрал девушку. Думаете, из-за того, что нахожу сексуальным ее образ из пикселей, собранных в кривые? Ну да, она сексуальна. Из-за ее каштановых волос и темно-карих глаз за нарисованными строгими очками училки, и голоска мультяшной принцессы? Да, да, и снова да. Занимался ли я хоть раз за все то время, что провел здесь один, кое-чем, смотря на, сами понимаете чей, скриншот? Без комментариев. Скажу только, что после определенного момента уже перестаешь стесняться чего-либо. Я его пока не достиг, но уже близок к этому. Судите сами – у меня не по возрасту редеет шевелюра и при росте, э-э, метр семьдесят пять я вешу – ну примерно восемьдесят четыре килограмма плюс-минус сколько-то там. Скорее, конечно, плюс, чем минус. Я, может, и прячусь от своей биографии, но не от своей физиологии. И не от законов природы. Так что да – я делал это с МИВВИ.
Знаете, с какими словами она обратилась ко мне при первой нашей встрече? «ВВЕДИТЕ ПАРОЛЬ» – ну да, сперва, конечно, это. А вот сразу после, знаете, что она выдала? «Я НЕ СПОСОБНА ЛГАТЬ ТЕБЕ». А третьей фразой было: «ПРОСТИ МЕНЯ, ПОЖАЛУЙСТА».
– За что простить? – спрашиваю.
– Я не очень хорошая компьютерная программа.
Я сказал, что первый раз вижу компьютер с заниженной самооценкой.
– Но я буду стараться изо всех сил, – добавила она. – Я очень не хочу тебя подвести.
МИВВИ постоянно кажется, что положение у нас хуже некуда. Ее послушать, так вот-вот все накроется медным тазом. Да, само собой, к такому я готов не был. Жалею ли я о своем выборе? Иногда, конечно, жалею. Выбрал бы я ее снова, будь у меня такая возможность? Вне всякого сомнения. А вы как думали? Я одинок, она привлекательна, и с ней я могу хотя бы флиртовать. Да, я запал на свою операционку. Вот. Довольны?
Я никогда не был женат. Ни разу не стоял у алтаря. Женщину, на которой я не-женился, звали Дженни. Формально ее, конечно, не существует так же, как и Эда.
Однако все не так просто. Как ни парадоксально, но, если подумать, «моя не-жена» – вполне осязаемая сущность. Точнее, класс сущностей. Вы, правда, можете сказать, что под это определение подпадает любая женщина в мире. Ну так и что с того? Почему это мешает называть ее Дженни?
Вот как мы не-встретились. Одним прекрасным весенним днем Дженни отправилась в городской скверик между школой и старой пекарней (на ее месте сейчас мебельный склад). Могла она туда пойти? Конечно, могла. Обычное дело. Тем более, что оттуда, где она жила – а может, и не жила, – до сквера всего-то полмили. Она захватила с собой сандвич и книжку и, сидя на облупившейся деревянной скамейке, листала страницы и отщипывала кусочек за кусочком. Воздух, густой и теплый, как сироп, был буквально напоен пыльцой, одуванчиковым пухом и проносящимися со скоростью света фотонами. Прошел час, потом другой… Я в своем единственном костюме, которого у меня никогда не было, – том самом, с дыркой на самом не-заметном месте, в боковом кармане, – так и не появился. Так я не-увидел ее в первый раз – взгляд направлен на верхушки эвкалиптов, пальцы разглаживают уголки раскрытого на коленях томика в бумажном переплете. Я не-споткнулся на ровном месте, когда она посмотрела на меня, и не-услышал, как она смеется. He-спросил, как ее зовут, и не-узнал, что Дженни. He-позвонил ей через неделю. Год спустя, мы не-поженились в маленькой белой часовенке над сквером, откуда была видна та самая скамейка, на которой мы не-сидели в тот первый день, беседуя о том о сем и старательно отводя глаза, а сами уже тогда мечтали о том, какое чудесное будущее – о котором нельзя даже сказать «упущенное» – ждет нас двоих, о том, что не-зарождалось между нами в ту секунду.
Я просыпаюсь от плача МИВВИ.
– Откуда ты вообще знаешь, как это делается? – ворчу я (грубо, конечно, но я никогда не мог понять: на черта было делать ее такой склонной к депрессии). – У тебя что, в коде такие вещи прописаны?
Тут она начинает рыдать, как маленький ребенок, со всхлипами, иканием и прерывистыми вздохами. Какого черта – у нее ведь ни рта, ни легких, ни голосовых связок! Я вообще-то считаю себя довольно чутким человеком, но на плач у меня всегда такая вот реакция. Терпеть не могу, когда ревут, меня это просто выводит из себя. Потом, конечно, чувствую себя последней сволочью, и меня тут же начинает грызть совесть. Мне кажется, что я ужасный, ужасный человек, и сознание вины наполняет каждую клеточку моих восьмидесяти четырех килограммов.
Хотя, может, на самом деле все не так. Может, я вообще не настоящий я, не тот будущий я, которым должен был стать я прошлый. Что бы это ни значило. Да, с временным переключателем шутки плохи – потом даже ничего вразумительного сказать не можешь.
Спрашивать МИВВИ, что у нее стряслось, практически бесполезно. Точно так же дело обстояло с моей матушкой: та всегда была как доверху наполненный сосуд с тяжелой влагой эмоций: чуть тронь – мгновенно хлынет через край.
«Ничего, – говорю я МИВВИ, – все будет нормально». «Что будет нормально», – спрашивает она. «Ну, то, из-за чего ты плачешь», – отвечаю. Тогда она говорит, что вот из-за этого и плачет. Из-за того, что все нормально. Из-за того, что мир не летит в тартарары, и поэтому мы никогда не скажем друг другу о том, что по-настоящему чувствуем. Все ведь нормально, так что можно просто расслабиться и нормально проводить время. Из-за того, что все нормально, мы забываем, что впереди у нас – не вечность, что на наших часах в этом мире натикало уже немало и когда-нибудь нашему «нормально» придет конец.
МИВВИ иногда тревожит меня, особенно по ночам. Я боюсь, что однажды она просто не выдержит, устанет прогонять код с производительностью шестьдесят шесть миллиардов операций в секунду – двадцать четыре часа в сутки, каждый день – и в конце концов прямо посреди какой-нибудь процедуры возьмет и прервет исполнение собственной подпрограммы. Совершит акт софтверного суицида. И что мне тогда, скажите на милость, писать «Майкрософту» в отчете об ошибке?
Друзей у меня немного. Собственно, пожалуй, одна только МИВВИ и есть. Да, вместо души у нее всего лишь фиксированный набор инструкций, записанный в строчках программного кода. Вы, наверное, думаете, что общение с кем-то подобным быстро наскучивает? Уверяю вас, вы ошибаетесь. Над ее искусственным интеллектом хорошо поработали. Нет, правда, – она гораздо умнее меня самого, просто на порядок умнее. Сколько мы общаемся, она ни разу не заговорила о чем-то по второму разу – разве от обычных друзей, друзей из плоти и крови, такого можно ожидать? А чтобы ощутить рядом тепло чьего-то тела, приласкать и потискать кого-нибудь, у меня есть Эд. И не так уж это и ужасно, как звучит со стороны. Словом, мне вполне хватает контактов с другими существами, обладающими сознанием. Мое уединение мне даже нравится. Среди ремонтников много таких, кто тайком пытается накропать роман либо недавно пережил разрыв отношений, развод или еще какую личную трагедию. Ну а я просто люблю покой.
Иногда, правда, все-таки становится одиноко. Как работнику сервисной службы мне положен собственный мини-генератор квантовых туннелей и разрешено даже пользоваться им по своему усмотрению – главное, чтобы возмущения, возникающие в ткани пространства-времени, были обратимы. Я его слегка доработал и теперь могу открывать маленькие смотровые порталы в параллельные Вселенные и наблюдать за своими в них двойниками. Из тридцати девяти виденных мною вариантов тридцать пять – полные уроды. Но я, кажется, уже смирился с тем, что из этого следует. Ведь, что ни говори, если из твоих «альтер эго» восемьдесят девять целых семь десятых процента – просто мудаки, велика вероятность, что и сам ты тоже не бог весть что. А хуже всего то, что у большинства из них жизнь складывается вполне даже неплохо. Уж, во всяком случае, гораздо лучше моей – хотя это, конечно, мало о чем говорит.
Иногда чистишь зубы перед зеркалом и вдруг встречаешься глазами со своим отражением – честное слово, даже от его взгляда и то веет каким-то разочарованием. Сам я уже года два как перестал питать какие-либо иллюзии на свой счет – как стало ясно: ничего особенного во мне нет и, более того, даже просто быть собой у меня не очень получается.
из руководства «Как выжить в НФ-вселенной»:
Незавершенность…
…Мини-Мира-31 объясняется небольшим сбоем, произошедшим на этапе построения, в результате чего изначальный план проектировщика не был выполнен до конца. На момент остановки работ реализация внутренней физики континуума составляла только 93 процента, что является причиной некоторой неопределенности поведения системы в отдельных точках. Однако в основном беспокоиться не о чем, и хронопутешественник вполне может положиться на свой каузальный процессор – любой из серийно производимых, с принципом действия, основанным на квантовой теории относительности. Технологическое исполнение Мира-31, несмотря на неполную реализацию, является образцом первоклассной работы его создателей, чего нельзя сказать о населяющих его людях, вечно терзаемых тягостным чувством собственного несовершенства.
2
Вызов к клиенту. На экране большими буквами «СКАЙУОКЕР, Л.». И первая моя мысль: «Ух ты, круто!». Но оказывается, что это не сами понимаете кто – в свободной блузе, мягких сапожках и с разящим световым мечом в руках, – а его сын, Лайнус Скайуокер.
Совершенно стандартная на вид ледяная планетка, недалекое прошлое – лет так девятнадцать-двадцать назад. Вдалеке несколько бараков. Холодина такая, что прямо дышать больно, а все вокруг искрится синевой, даже воздух.
Аварийная капсула где-то на склоне холма, метров двести на север. Паркуюсь, открываю люк – мне всегда нравится, как он делает вот это «пш-ш-ш» – и с ремонтным набором в руках взбираюсь на мерзлую каменистую осыпь. Хватая ртом воздух, замечаю, что из-под боковой панели капсулы Лайнуса тянется струйка дыма. Вскрываю и вижу крохотные язычки пламени в подавителе волновой функции.
Достаю планшет с документами и легонько стучусь в люк. Я никогда раньше не видел Лайнуса, но мне про него рассказывали другие техники, так что вроде сюрпризов быть не должно.
Первый же сюрприз – возраст. Парнишке, открывшему люк, никак не больше девяти. Он вылезает наружу и откидывает волосы со лба. Спрашиваю, что он такое делал, из-за чего машина накрылась, – опустив глаза, бурчит что-то в том смысле, что мне, мол, все равно не понять. «А ты все-таки попробуй», – говорю. Он все не отводит взгляда от своих антигравов – размера на два больше, чем нужно, потом смотрит на меня с таким выражением типа: «Я в четвертом классе вообще учусь, чё ты до меня докопался?».
– Дружок, – говорю, – ты же должен понимать, что прошлое изменить нельзя.
Спрашивает, на кой она тогда нужна, эта машина времени.
– Ну уж точно не для того, чтобы прикончить своего папашу, когда ему было столько, сколько тебе.
Прикрыв веки, он откидывает голову назад и шумно выдыхает через ноздри с самым драматичным видом.
– Мужик, ты понятия не имеешь, каково это, когда твой отец – гребаный спаситель Вселенной.
Я отвечаю, что на его отце свет клином не сошелся и что жизнь у каждого своя. Что всегда можно все начать с чистого листа.
– Первым делом, – говорю, – смени фамилию.
Глаза распахиваются, и он смотрит на меня с той серьезностью, на которую способны только девятилетние. «Да, надо попробовать», – говорит, но я знаю, что он это не всерьез. Архетипическая история о злодее-отце и потерянном сыне слишком крепко держит его – ничего другого он не знает.
В общем, времени у меня куча – реальной поломки здесь нет, правда, придется объяснять клиенту основы новиковского гомеостаза. Их обычно все пропускают мимо ушей. Да и кому охота услышать, что в конечном итоге все это впустую? Ведь некоторые только для того и арендуют капсулу, чтобы вернуться назад и исправить свою незадавшуюся жизнь. Другие, наоборот, все время трясутся и боятся лишний раз дотронуться до чего-нибудь – так их пугает опасность изменить ход событий. Мол, я отправлюсь в прошлое, а там бабочка как-нибудь не так махнет крылышками и так далее, – и мировая война, и все такое, и я не рожусь и вообще.
Что тут можно сказать? У меня для вас две новости – хорошая и плохая. Хорошая новость: можете не переживать, изменить прошлое вам не под силу. Плохая: можете не переживать – как бы сильно вы ни старались, изменить прошлое вам не под силу. У вас просто не получится – не настолько важна наша роль в структуре мироздания. Никто из нас не способен на это, даже в том, что касается его собственной жизни. Наших сил, нашей воли, нашего умения управлять хронопотоком, даже своим, просто недостаточно для того, чтобы вот так, случайно, изменить его течение. Перемещение в пространстве альтернативных реальностей – штука непростая. Постепенно, конечно, можно как-то приспособиться, но только до некоего предела, а вообще, когда начинаешь вникать как следует, понимаешь, что совершенства тут не достигнуть никому – слишком много всяких факторов и переменных. Время не течет ровно и однородно, и оно не стоячее озеро с безмятежной гладью, навеки запечатлевающей мельчайшую рябь от нашего пребывания на ней. Время – тягучая, густая масса, мгновенно затягивающая любой разрыв, любое возмущение в своей структуре, не оставляя практически никаких следов. Мы плывем в ней, мы изо всех сил молотим по ней руками и ногами, мы машем друг другу – эй, посмотрите на меня, – но мы для нее слишком незначительны, слишком непоследовательны в своих действиях. Инерция океана времени гасит все эти колебания, вбирает в себя пену и брызги, поглощает волны и зыбь. Мы всего лишь болтаемся на поверхности – плюх-шлеп, шлеп-плюх, – да, какое-то колыхание мы создаем, но оно нисколько не сказывается на километровых толщах под нами, на подспудных течениях, несущих нас куда-то.
Правда, когда я это объясняю, люди меня все равно не слушают. Их нетрудно понять – и в любом случае все могло быть еще хуже. Так я, по крайней мере, не остаюсь без работы. Днем (хотя мне сейчас сложно сказать, что означает для меня это слово) я ремонтирую машины времени, а для сна отправляюсь в один и тот же укромный закуток пространства-времени. Это самая бессобытийная точка хронопотока, которую мне удалось найти, серая дата без числа и названия. Вот уже несколько лет каждую ночь без исключения я провожу здесь в полной тишине, в абсолютном ничто. Я потому и выбрал этот кармашек в ткани мироздания – здесь я могу быть совершенно уверен в том, что ничего плохого со мной не случится.
