Текст книги "Бетонный фламинго"
Автор книги: Чарльз Вильямс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Глава 4
Она лежала рядом со мной в темноте. Я видел тлеющий огонек ее сигареты.
– Ну хорошо, – вздохнул я. – А теперь расскажи мне все по порядку.
– Может быть, начнем с того, на чем остановились? Я собираюсь уничтожить его!
– Почему?
– Потому что я его ненавижу!
– А это почему?
Мне показалось, что Мэриан вздохнула.
– А почему ты сам не попробуешь поразмыслить над тем, по какой причине женщина может возненавидеть мужчину, если ради него она разрушила свой собственный брак и поступилась своей репутацией, помогла ему разбогатеть, добиться положения, а вдобавок ко всему работать на него по двадцать четыре часа в сутки последние десять лет. А ведь она могла отдать их любому другому…
– Только не волнуйся, – перебил я. – Ведь я для тебя просто случайный прохожий. Значит, он тебя бросил?
– Вот именно! – Она засмеялась так, словно посыпались осколки разбитого стекла. – Конечно, пока я вела его дело, мне следовало бы предложить ему составить график по выплате пенсий престарелым служащим. Тогда мне не о чем было бы беспокоиться. Я смогла бы тогда купить маленький коттедж, завести кошку для компании и зажить богатой и полной жизнью, о какой мечтает каждая женщина…
– Брось нести чепуху! – перебил я ее. – Кто она? И почему ты решила, что это навсегда?
– О, она такая хорошенькая! Внешность девственницы, коса цвета меди. Этакое большеглазое существо, привлекательное своей беззащитностью… Как сибирская язва или готовая ужалить кобра…
– Да будет! Тебе ли бояться такой дешевки?!
Она тебе и в подметки не годится.
– Ну и что из этого?
– О, ты и в самом деле очень молода!
– Я забыла, что мужчинам надо пройти определенную фазу между первым и вторым искушениями, если они действительно интересуются женщинами. Впрочем, не важно. Они хотят обвенчаться в январе.
– Я за тобой не поспеваю. Не понимаю. Он же не мог жениться на тебе, потому что был женат! Что же случилось с его женой?
– А с ней случилось вот что, не говоря уже о том, что последние восемь лет они жили врозь, – месяцев пять назад она умерла.
– Но, послушай, я сильно сомневаюсь, чтобы кто-нибудь мог морочить тебе голову целых десять лет. Если у него это было серьезно, то почему он не добился развода?
– И он, и его жена – католики.
– Понятно. И теперь, когда можно жениться вторично, он…
– Да, да! – не выдержала она. – Видишь, что получилось?
– Я вижу и кое-что другое: тебе это просто так не сойдет.
– Необязательно…
– Послушай, – продолжал я, – в течение шести лет он брал от тебя все, что считал нужным, а потом, когда получил возможность жениться, бросил ради другой. Если он будет убит, то полиции хватит и двадцати минут, чтобы сообразить, что к чему.
– Ты недооцениваешь меня, – возразила Мэриан. – Я заберу у него сто семьдесят пять тысяч долларов и убью его. И никто никогда меня не заподозрит – по той простой причине, что никто даже не узнает, что это вообще было сделано. Ты удовлетворен?
– Нет. Такое невозможно!
Она вздохнула:
– Ты забыл кое-что из того, о чем я уже говорила. Никто не знает о Хэррисе Чэпмене больше меня. И я уничтожу его изнутри!
– Постой минутку! – попросил я. – Если ты знала о нем так много, то почему же не заметила, что он тебе готовит?
– Не заметила? Не смеши меня! Я видела каждую стадию до ее наступления, но что, по-твоему, я могла сделать? Соревноваться с двадцатитрехлетней профессиональной девственницей?
И это после того, как он уже устал от меня? Нет, я все прекрасно видела, поскольку сидела в первом ряду! Он нанял ее в качестве стенографистки, и я имела честь и привилегию ее обучать!
Иногда я просыпаюсь ночью…
– Но если все действительно так, – перебил я, – то при чем тут деньги?
– Деньги для меня важны. Я люблю успех.
Я отдала все, что имела, чтобы обеспечить ему успех, думая, что делаю это для нас обоих. Так зачем же мне теперь отказываться от них? Я не могу позволить ему отдать все это какой-то слащавой пустоголовой сучке, которая даже баланс не может подвести!
– Доскажи все до конца, – попросил я. – Я имею в виду твой план.
– Хорошо. Во-первых, о квартире. Нам нужно такое место, где мы могли бы спокойно работать и где нам никто не мог бы помешать или нас подслушать. Мотель совершенно не годится.
Я была зарегистрирована там под своим настоящим именем. И конечно, совершенно необходимо, чтобы никто никогда не узнал, что я с тобой знакома…
Я перебил ее:
– А как же быть с сыщиками, которых ты бросила по моему следу?
– Это важный момент. Но я действовала под другим именем и платила наличными. Тот факт, что они знают твое имя, не имеет никакого значения, если они не проследят твою связь со мной.
А Хэрриса Чэпмена знаю только я.
– О'кей! – сказал я.
– Эту квартиру я сняла на твое имя. Я – миссис Дж. Л. Форбс и не имею абсолютно никакого отношения к той миссис Форсайт, которая ненадолго останавливалась в «Золотом роге». У тебя же нет никаких оснований скрывать твое имя Тебе незачем прятаться от людей, и ты даже можешь, если захочешь, жить дальше в этой квартире. Никто не заметит твоих временных отлучек, а тебе иногда придется отлучаться. Арендой этого дома занимается соответствующее агентство.
Люди, которые снимают соседнюю квартиру, вернутся не раньше декабря, так что мы будем здесь одни и можем не бояться, что нас кто-то подслушивает за стеной. Времени у нас немного. Сегодня пятое, а он приедет сюда вечером тринадцатого. Кроме того, мне придется съездить в Нассау и Нью-Йорк.
– Зачем?
– Просто, чтобы доказать, что я там была.
Когда я бросила работу и уехала из города, предполагалось, что я буду в трех местах – в Майами-Бич, Нассау и Нью-Йорке. Если бы я изменила свои планы и осталась здесь на все время, это могло бы потом показаться подозрительным, тем более что именно здесь Хэррис Чэпмен должен исчезнуть. Поэтому я съезжу в оба города и пробуду там достаточно долго, чтобы послать оттуда обычные дурацкие открытки и привезти какие-нибудь сувениры. Это значит, что из восьми дней, которые тебе отводятся для тренировки, дня четыре я буду отсутствовать. Однако у нас есть ведь магнитофон, и, пока меня не будет, ты можешь изучать запись на ленте.
– Ты уверена, что он сюда приедет?
– Да. Я для него забронировала номер и все приготовила. Во время отпуска он каждый год выезжает на большую рыбную ловлю. Последние два года предпочитал Акапулько, а теперь снова решил приехать сюда.
– И в определенный момент я займу его место?
– Да.
– И надолго?
– Не более чем на две недели. Думаю, нам хватит и двенадцати дней.
– Опиши мне его, – сказал я.
– Не считая того, что вы оба около шести футов ростом, вы совсем не похожи друг на друга.
Я имею в виду внешне…
– А ведь это в первую очередь и требуется!
Или ты думаешь, что на эти двенадцать дней он превратится в невидимку? Для людей, оставшихся дома, может быть, и будет достаточно слышать его голос по телефону, но здесь… Впрочем, это не важно. Продолжай. Каков он из себя?
– Ему тридцать девять лет. Рост – шесть футов, вес – сто девяносто шесть фунтов. Глаза серые. Кожа довольно светлая, но всегда с налетом загара. Шатен, начинает седеть. Седина в первую очередь затрагивает виски. Впрочем, он их подкрашивает.
– Достаточно, – сказал я. – Мне двадцать восемь. Рост почти такой же, с разницей, быть может, не более чем на дюйм, но вес мой фунтов на пятнадцать меньше. Глаза голубые, оттенок кожи более темный. А волосы почти черные. Вот так-то!
– Все это не так существенно, – сказала она нетерпеливо. – Во-первых, никогда нельзя полагаться на описание внешности, и любой полицейский мог бы написать об этом книгу. А во-вторых, если бы у тебя был хотя бы какой-нибудь актерский опыт, ты должен был бы понять, что именно я имею в виду. Ты постараешься не просто выглядеть как Хэррис Чэпмен, а полностью усвоить характер Хэрриса Чэпмена. А далее этот самый характер, логически перенесенный в другое окружение, и будет играть главенствующую роль. Именно это запомнят свидетели – характер, а не цвет волос. Кстати, он носит шляпу… Тебе просто нужно заставить свидетелей запомнить те признаки…
– Например?
– Для начала я набросаю его беглый портрет.
Он страшно носится со своей внешностью, зимой облучает себя кварцевой лампой, чтобы поддержать смуглый цвет кожи, носит тонкие, как карандашная линия, усы, так как считает, что у него верхняя губа чересчур длинная. Склонен к ипохондрии и вечно возит с собой целую аптечку.
Кроме того, постоянно, и, наверное, не без основания, беспокоится о двух вещах: нет ли у него рака и не сойдет ли он с ума. Его старший брат впал в маразм, когда ему было только двадцать.
Когда несколько лет назад в стране озабоченно заговорили о курении и раке легких, он не только переключился на сигареты с фильтром, но даже обзавелся мундштуком с фильтром!
Он носит очки в роговой оправе и туговат на левое ухо. Это – результат травмы. Однажды, когда ему было еще лет шестнадцать, он неудачно нырнул. Тем не менее он это отрицает, утверждая, что прекрасно слышит на оба уха. Возможно, в моем описании он и покажется тебе смешным и самовлюбленным, но это вовсе не так. Он дьявольски привлекательный мужчина, с большим обаянием, но я подчеркиваю все эти идиосинкразии для того, чтобы…
– Я отлично тебя понимаю, – перебил я ее. – Все это – черты и признаки характера. Дело в другом. Предположим, я надену очки в роговой оправе, отращу усы и стану вставлять сигареты в длинный мундштук. Могу также глотать таблетки на каждом шагу. Но что мне это даст? Я все равно не стану похож на него, и мне не удастся обмануть никого, кто знал его с пятнадцатилетнего возраста.
– Да и не придется никого обманывать! Те, с кем тебе предстоит сталкиваться, его вообще никогда не видели. И никогда не увидят.
– Но ты забыла о другом. Как только он исчезнет, они наверняка увидят его фотографию.
– Нет, – ответила она. – Об этом специально позаботятся.
– Каким образом? – спросил я.
– Фотографии могут иметь значение при поиске пропавшего человека только в том случае, если они очень хороши и были сделаны в последние годы. Таких фотографий у него немного, и большая часть их находится у меня. Кроме того, я знаю, где находятся остальные. Правда, месяца два назад он снова сфотографировался для этой сахариновой сучки, но это не в счет. Фотография лишена живых черт, помпезная и показушная.
– Ну хорошо, – согласился я. – Рассказывай обо всем остальном.
Она говорила минут двадцать, и, когда яахонец замолчала, я почувствовал радость от того, что не являюсь предметом ее ненависти. У Чэпмена не оставалось буквально ни одного шанса.
План ее был блестящим и смертоносным, и я не смог усмотреть в нем ни одного изъяна.
На следующее утро я проснулся рано – еще до семи, но она была уже на ногах. Мэриан стояла в дверях в голубой пижаме и попивала апельсиновый сок из стакана.
– Кофе будет готов через пять минут, – сообщила она.
Я закурил и приподнялся на локте, чтобы лучше ее видеть. Будь я скульптором, то вылепил бы эту голову. А если бы это не удалось, сошел бы с ума и наложил бы на себя руки.
Она холодно взглянула на часы, когда я высказал ей эту мысль.
– Нет никакой пользы в том, чтобы лепить мою голову. Важнее усвоить, что находится в этой голове… Начнем мы ровно через десять минут.
Когда будешь бриться, не забудь про усы.
Она говорила уверенным и решительным тоном, и еще до того, как успел угаснуть свет этого дня, я понял, что не знаю и половины того, что мне предстоит. У нее был талант по части организации материала и характер рабовладельца.
Когда я вышел из душевой и облачился в легкие брюки и майку, она уже приготовила на одном конце кофейного столика чашку кофе и апельсиновый сок и сидела на пуфе за другим концом столика со своей чашкой и стаканом сока. Между нами стоял микрофон. Микрофон был укреплен на маленькой подставке напротив меня, и рядом с ним лежали две тетрадки и несколько магнитофонных лент.
– Я буду считывать со стенограммы, – сказала она, – так что магнитофон ни на минуту не будет работать вхолостую. А когда потребуется пауза, мы остановим ленту. Но прежде чем начать, лучше сперва остановиться на некоторых моментах и проанализировать их.
– Это верно, – согласился я. – С каким количеством людей мне придется говорить и как часто?
– С двумя, – ответила она. – С Крисом Лундгреном, представителем маклерской фирмы в Новом Орлеане, – почти каждый день. И с ней – каждый день. Кстати, ее имя Корел Блейн.
Я отпил немного кофе, обдумывая то, что она сказала.
– Вот это да! – наконец не выдержал я. – Ты только подумай: ведь я должен знать о Чэпмене все то, что и эти люди, и ему в свою очередь известна масса сведений о них, и я тоже должен это знать. Не говоря уже о тысяче мелочей, связанных с его делами и с дюжинами других людей. Мне кажется, черт возьми, что это просто невозможно!
Она перебила меня:
– Конечно, невозможно! Ни один человек не смог бы столько усвоить за восемь дней. Но тебе это и не нужно!
– Не нужно?
– Конечно нет! – Характерный жест тонкой руки. – Тебе же не экзамен держать по всему этому материалу. Нужно только провести два-три коротких разговора в день. Самое главное – не допустить опасных ляпсусов. Попробуй проанализировать, что для этого нужно. Находчивость и сообразительность! А они у тебя есть. Некоторая способность импровизировать, умение уловить наиболее очевидные факты и некоторое количество таких, о которых мог знать только Хэррис Чэпмен. Вот и все! И ты создашь полную иллюзию. А самое главное: не забывай, что разговор-то ведешь ты! Ведь ты босс! Если почувствуешь, что плаваешь, перемени тему. Ты хозяин положения, вас соединяет только телефонный кабель.
Надоест – брось трубку! И позвони еще раз попозже, предварительно просмотрев нужную информацию. Ведь у тебя будет суфлер.
– То есть магнитофон?
Она кивнула:
– Кассеты мы пронумеруем таким образом', что тебе всегда будет известно, где что найти.
– Отлично! – сказал я.
Она ободряюще улыбнулась:
– И не забудь: ты должен осторожничать только первую неделю. Потом это уже будет не важно.
Я взглянул на нее. Пока мы обсуждали технические стороны подготовки, у меня из головы вылетела другая – страшная – цель! У этой молодой женщины был недюжинный ум. Но все, что она хочет от жизни, – это убить человека! Какая бессмысленная обреченность одаренной личности!
Мне стало жутко, но я постарался сразу же отбросить сомнения, пожав плечами. В конце концов, она вольна поступать со своей жизнью, как ей угодно, не так ли?
– Ну хорошо, – сказал я. – Начнем с кассеты номер один!
* * *
– Хэррис Чэпмен родился в Томастоне четырнадцатого апреля 1918 года. Имя его отца – Джон У. Чэпмен. Он был главой агентства Форда и одним из самых крупных владельцев акций в Томастонском государственном банке. Мать Хэрриса, урожденная Мэри Бэрк, была единственной дочерью поверенного в делах в Томастоне.
Джон У. Чэпмен продал свое дело, вышел в отставку в 1940 году и переехал в Калифорнию. И он, и его жена до сих пор живы и проживают в Ла-Джолла.
У них двое сыновей. Кейт на два года старше Хэрриса. В то лето, когда ему исполнилось девятнадцать, он окончил первый курс университета и задел машиной двенадцатилетнюю девочку. Травма была серьезной. Кейт вскоре после этого заболел: перестал спать, а если и спал, то никто не мог сказать когда. Стал терять в весе и совершенно ушел в себя. Разумеется, это были первые признаки шизофрении, и, возможно, несчастный случай с девочкой не имел к этому отношения. Но как бы то ни было, он впал в безнадежное отчаяние и более половины следующих двадцати двух лет провел в заведении для душевнобольных.
Как я тебе уже говорила, эта история всегда преследовала Хэрриса – тем более, что в их семье и до этого уже был случай психического заболевания (сумасшедшим был то ли внучатый дядя, то ли какой-то другой родственник).
Глупо, конечно, но я замечала, что Хэррис имеет склонность к ипохондрии.
В 1936 году он окончил школу. Мать хотела, чтобы он закончил еще и католическую школу, и поэтому Хэррис поступил в Нотр-Дам. Окончив ее в 41-м году, он стал студентом юридического факультета, где его застали события в Пирл-Харборе.
Мэриан остановила магнитофон и потянулась за сигаретой. Я дал ей прикурить от зажигалки.
– Вопросы есть? – спросила она.
– Один, – ответил я. – Касающийся его брата. Где он сейчас?
– В Ла-Джолла, у родителей…
Она нажала кнопку с надписью «Запись» и продолжила рассказ:
– Закончив семестр в институте, Хэррис пошел на флот и в то же лето был произведен в лейтенанты. Хотя его чуть было не забраковали из-за его уха.
Он получил должность на авианосце. – Мэриан оттолкнула пуф в сторону и села по-турецки на ковер, пристроив стенографический блокнот между колен.
Я наблюдал за ней, изучая ее гордое, тонкое лицо, которое можно было бы назвать надменным, если бы его не смягчали прелестные глаза.
Я подумал, что она – самая необыкновенная и самая обольстительная женщина из всех, каких я когда-либо встречал.
Мэриан приподнялась и вновь остановила магнитофон.
– Ты слушаешь? – строго спросила она.
– Конечно, – ответил я и повторил ее последние слова:
– Чэпмена перевели в Сиэтл для продолжения службы на берегу.
– Странно, – отозвалась она. – Ты так на меня смотрел…
– Просто потому, что ты необыкновенно красивая…
Мэриан вздохнула, прошла в спальню и вернулась с подушкой в руках, которую бросила рядом с кофейным столиком.
– Ложись спиной ко мне, закрой глаза и сосредоточься!
Я повиновался, а она продолжила свою лекцию, время от времени останавливаясь, чтобы что-то уточнить в своих заметках:
– Чэпмена произвели в лейтенанты. В начале весеннего семестра в 1946 году он вернулся на юридический факультет и еще до окончания его женился на девушке из Нового Орлеана, которую встретил на балу. Ее звали Грейс Траэн. Изящная, смуглая женщина хрупкого телосложения и очень хорошенькая – настоящее эфирное создание, очевидно, была девственницей.
Он почти никогда не говорил об этом, но, насколько я понимаю, их первая брачная ночь была ужасна, и позднее их отношения не стали лучше.
Видимо, над ней довлела какая-то психическая травма. Возможно, в детстве пришлось что-то пережить. Они пытались как-то приспособиться, но кроме ее отвращения к брачному ложу были и другие вещи, отягчающие их жизнь. Она, например, считала, что его родители должны оказывать им большую финансовую помощь. И не хотела уезжать из Нового Орлеана. Не прошло и года после окончания Хэррисом юридического института и его возвращения в Томастон, как они расстались. Она уехала к матери в Новый Орлеан. Здоровье ее ухудшилось. Помимо всего прочего, у нее обнаружилась анемия.
Мэриан вновь остановила ленту. Я посмотрел на часы и с удивлением обнаружил, что уже за десять.
– Успеваешь следить? – поинтересовалась она.
– Конечно! – ответил я и сел, прислонившись к стулу. Мы оба закурили. – А ты? Когда ты появишься на сцене?
– Очень скоро, – бросила она. – Но эту кассету я хочу заполнить исключительно Хэррисом.
Так тебе будет легче находить нужные сведения.
Она сделала еще несколько рекомендаций, опять запустила магнитофон и перешла к описанию города, маленького провинциального клуба и некоторых друзей Хэрриса.
Кассета приближалась к концу.
– ..У него быстрая, напористая походка, он плохо переносит ликер, хотя никогда в этом не сознается. Если выпьет лишнего – то есть более трех порций мартини, – то становится несговорчивым, начинает спорить. Музыки для него не существует, танцует плохо и редко. В последние два года, во время своих ежегодных выездов на рыбную ловлю, стал увлекаться девушками – главным образом совсем юными. Он не знает, что мне известно об этом, но сомневаюсь, чтобы Хэррис снизошел до лжи, если бы об этом зашла речь.
В конце концов, мы ведь не были женаты.
Может быть, благодаря своей профессии и практике в суде Чэпмен совершенно не боится конфликтов и скандалов, может спорить с кем угодно и где угодно. Официантов совершенно не уважает, и я пережила немало неприятных минут, когда он трижды отсылал назад какое-нибудь блюдо или отказывался дать на чай, если считал, что его плохо обслужили. Я не хочу сказать, что Хэррис груб или привередлив, но он требователен и, пожалуй, довольно толстокож.
Перед тем как оплатить счет, всегда его проверяет. Каждый год покупает новый «кадиллак».
Водитель Чэпмен никудышный, тем не менее сильно превышает скорость. Очень самоуверен с женщинами – в точности как ты. Тебе будет совсем нетрудно его сыграть. Когда позднее тебя будут описывать, то, если ты все это хорошо выучишь, они практически опишут Хэрриса, вплоть до его жестов.
Мэриан выключила магнитофон и встала.
– Ну хорошо! Сейчас перемотай ленту и прослушай все с начала. А я сбегаю за какими-нибудь бутербродами.
– Кстати, как насчет нашего режима? Мы где-нибудь обедаем?
– Конечно! И лучше всего, если мы будем обедать то в одном, то в другом месте – тогда нас не запомнят. Завтракать можем дома – кофе с апельсиновым соком, а на второй завтрак достаточно будет и бутербродов.
– А машину ты вернула?
– Да. В конце концов, ведь предполагается, что я – в Нассау. Ты, конечно, возьмешь машину напрокат, до того как он сюда явится, а пока обойдемся и такси. Ну хорошо, Джерри, перемотай ленту и займись делом.
Она прошла в спальню. Я включил магнитофон и, слушая, стал ходить взад-вперед по комнате. Дверь в спальню была приоткрыта. Я переступил порог. Голубая пижама небрежно валялась на кровати, а она, в одном бюстгалтере и трусах, стояла перед шкафом с одеждой. Я посмотрел на красивые стройные ноги, покрытые легким загаром до линии купального костюма, где кожа была цвета чистой слоновой кости.
Мэриан обернулась. Должно быть, я непроизвольно сделал шаг в ее сторону, потому что она решительно проговорила:
– Нет! Нет! Уходи!
Сказано это было очень серьезным тоном. Потом, вынув из ящика комбинацию, просунула в нее голову.
– Простите меня, учитель, но вы так обольстительны!
– Да, да, знаю! – Она одернула комбинацию. – Представляю собой непреодолимый соблазн для двадцативосьмилетних волков!
– Миллион раз спасибо! – улыбнулся я.
– Пожалуйста… А теперь выматывайся и займись делом. Прослушай кассету не один раз – ведь что-то ты наверняка пропустил мимо ушей.
– Значит, ты согласна с моей оценкой?
Она взмахнула тоненькой ручкой:
– Прочь с дороги, Сирано!
