Текст книги "Медведи в икре"
Автор книги: Чарльз Тейер
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)
Наконец, когда все устроилось и Миджет призвала свой выводок к порядку, открылась дверь и королевский чемпион – немецкая полицейская овчарка, отец всего выводка, в хорошем настроении вступил в комнату. Надо знать одну вещь, когда имеете дело с кобелями-отцами: они не пользуются расположением со стороны их жен в период лактации. И пес короля Захира не был исключением. Миджет налетела на него как тигрица и в пять секунд Дурбар-холл превратился в крутящуюся массу собачьих тел. Но Шах Махмуд недаром был военным министром. Несколько хлопков в ладоши, несколько возгласов, и снова кабульский гарнизон поспешил на выручку. Ценой пары ведер воды и нескольких серьезно покусанных рук, обе собаки были наконец отделены друг от друга, и в Дурбар-холле воцарился мир.
К этому времени персидские ковры стали все больше принимать изношенный вид, и военный министр решил ускорить рассмотрение дела. Он сказал мне, что король доверил ему распределить выводок между королем, его кузенами и мной. Прежде чем вынести окончательное решение, он хотел бы узнать мое мнение о том, какая собака самая лучшая. Я указал на карлика с желтой спиной и высказал соображение, что у него, судя по всему, наилучшее перспективы из всех, хотя он и не выглядит предпочтительнее в настоящий момент. Принимая во внимание то, что я на самом деле думал об этой собаке, я полагал, что преуспел в том, чтобы пес достался одному из принцев. Но все мои соображения не учитывали афганской проницательности Шах Махмуда. Он внимательно осмотрел карлика и затем всех остальных.
– Я согласен, – сказал он наконец. – Малыш выглядит многообещающе, и поэтому, я думаю, вы, как хозяин суки, должны забрать именно его. А взамен остальных мы решили дать вам пару щенков-афганцев.
Когда я покидал Дурбар-холл с карликом на поводке, Янг уже ждал меня у машины. Он лишь бросил взгляд на щенка и разразился язвительным смехом.
– Что я вам говорил, – пронудил он, и грустно ссутулившись, сел в машину. Но, в конце концов, все произошло с точностью до наоборот. К тому времени, как я получил приказ на отъезд, карлик успел стать большой, интеллигентной и красивой собакой.
Несколько месяцев спустя, когда я уже был готов покинуть Кабул, я все еще не до конца понимал, что буду делать с оставшейся живностью. Смерть лишила меня сокола и лошади, но на псарне еще оставались несколько овчарок, метисов и помесей терьеров, которые попали ко мне тем или иным путем за время моего пребывания в Афганистане. Я избавился от кого только мог, завещав оставшихся своему преемнику, и забрал с собой только Миджет, ее карликового щенка, превратившегося в гиганта, и двух афганских борзых. Я посадил их всех на грузовик вместе с Янгом и моим багажом и отправил через Хайберский проход в Пешавар.
Тем вечером, когда я был приглашен на прощальный ужин в свою честь, который давал министр двора, у меня начался грипп и лихорадка с температурой в 103 градуса по Фаренгейту[221]221
39,4 °C.
[Закрыть].
Около полуночи меня завернули в пару одеял из овечьей шкуры, поместили в джип майора Эндерса, и мы пустились в длинный рейд в Индию через горы. Я мало что могу вспомнить об этой поездке, но помню, что, когда мы приехали в Пешавар, от лихорадки у меня не осталось и следа. Эндерс объявил о том, что мы установили рекорд, потратив на это путешествие что-то около шести часов в сравнении с неделями, которые обычно уходили у британской армии, если она ввязывалась в афганскую войну. Но у Эцдерса был джип, а не верблюжьи караваны.
В Пешаваре Янг, четыре собаки и я сам заняли пару купе в скором поезде и после двух дней ужасно пыльной дороги, один из которых пришелся на Рождество, приехали в Карачи.
Каждый, кто бывал в Карачи, знает, что это знойное, диковинное место в любое время года. А мы только что приехали из зимы в Гиндукуше и были одеты соответственно. Когда мы высадились из поезда и собрали воедино все наши силы, у сидевших на перроне были все причины уставиться на нас в изумлении. Возглавлял процессию Янг, одетый в шубу с широким меховым воротником и водрузивший на голову широкую меховую шапку в казацком стиле, которую он приобрел в России. В обоих руках он держал поводки от четырех собак, которые после двух дней в поезде сами тащили его за собой. За Янгом следовали две больших тележки с багажом. Позади шествовал я, одетый, как и Янг, в шубу и большую бобровую шапку.
К моменту, когда мы добрались до консульства, за нашей небольшой процессией следовали многочисленные сопровождающие, включая не меньше трех сотрудников индийской полиции, требовавших объяснить, кто мы такие и кого представляем.
Но в консульстве нас встретили старый друг, Эд Мэйси[222]222
Кларенс Эдвард (Эд) Мэйси (Clarence Edward Macy) (1886–1984), американский консул в Карачи в 1938–1943 гг.
[Закрыть], американский консул, который уверил полицию, что мы вовсе не авангард русской армии. К счастью, Эд был собачником и обещал присмотреть за собачьей частью нашей компании, пока я не найду какого-то способа отправить их в Штаты. На следующее утро я сел на самолет до Лондона, а Янг вскоре последовал за мной морем.
Остальной части нашего домохозяйства повезло меньше. Щенок Миджет подхватил лихорадку через несколько недель после того, как я уехал, и умер. Обоих афганских борзых отправили на псарню в горы на передержку, пока я не найду способа отправить их ко мне домой. Они провели в ожидании целый год, за который сожрали солидную часть моего жалованья, ушедшего на оплату дорогих индийских деликатесов.
А я вернулся в армию, оставшись в Белграде у Тито[223]223
Иосип Броз Тито (1892–1980), руководитель Компартии Югославии, создатель и командующий Народно-освободительной армии Югославии, маршал (1943), а с 1953 г. – президент страны.
[Закрыть]. На Рождество я отправился в Бари и праздновал Новый год с 15-й воздушной армией ВВС. Это было довольно веселое предприятие, и, я думал, мне представилась хорошая возможность поставить собачий вопрос перед командующим армией, генералом Андерсоном[224]224
Командущим 15-й воздушной армией со штаб-квартирой в Бари (Италия) в период с января 1944 г. по май 1945 г. был генерал-майор Натан Ф. Твайнинг (Nathan F. Twining).
[Закрыть]. Я сказал ему, что пытаюсь решить сложную логистическую проблему, частью которой являются зайцы и борзые. Это, похоже, его заинтересовало, и я продолжил свое объяснение рассказом, что очень люблю старый вид спорта – охоту с гончими и что я обнаружил множество зайцев в Сербии, но так произошло, что обе моих борзых находятся в Индии. Генерал Андерсон согласился со мной в том, что охота с гончими – прекрасный спорт, и настоятельно рекомендовал мне собрать зайцев и гончих в одном месте. В этом-то, сказал я, и состоит затруднение. Я сделал несколько осторожных расчетов количества человеко-часов, требуемых для того, чтобы поймать достаточное количество зайцев, чтобы их стоило транспортировать в Индию, и я также рассчитал, сколько человеко-часов мне понадобится, чтобы посадить борзых на самолет в Белград. Генерал Андерсон тщательно проверил мои цифры и согласился, что они выглядят довольно точными. Очевидно, заключил он, легче перевезти гончих к зайцам, чем зайцев к гончим. Более того, добавил он, у него очень много самолетов, возящих материалы в Карачи для фронта в Бирме, и они обычно возвращаются обратно в Италию пустыми.
Решение незамедлительно было признано очевидным.
В течение нескольких минут телеграммы были доставлены на псарню в Индии и другим разным заинтересованным сторонам, и я отправился обратно в Белград. Но я проводил все расчеты без учета семьи Рузвельтов – и Эллиота Рузвельта в частности. Через несколько дней после возвращения в Белград из 15-й армии пришла телеграмма: «Все обещания отменяются. Прочтите историю собаки Рузвельта Блейз в "Старс и Страйпс"»[225]225
17 января 1945 г. на первых полосах ряда американских газет появились статьи о том, что сын президента Франклина Д. Рузвельта, полковник Эллиот Рузвельт, воспользовался служебным положением и отправил в США свою собаку Блейз на военном самолете. Мало того, что 60-килограммовый мастиф занял три места в самолете, так он еще и летел по билету с наивысшей категорией приоритетности, недоступной многим заслуженным военным.
[Закрыть]. Я послал телеграмму на псарню и велел им избавиться от афганских борзых любым удобным для них способом.
Но Миджет не повезло еще больше. Почти десять лет она была со мной. Она путешествовала по Европе, Америке и Азии на поездах, кораблях, самолетах, волжских баржах и автобусах Она была частью моего дома даже в большей степени, чем Янг, который состоял в моей организации лишь семь лет. Я сказал Эду Мэйси, чтобы при первом удобном случае он отправил ее в Америку.
Я пробыл в нашем посольстве в Лондоне лишь одну или две недели, когда по официальным каналам пришла телеграмма и ее направили мне, как и всем другим в посольстве обычным порядком. В ней было написано:
«Ваша черная сука отплыла сегодня».
На полях было написано от руки почерком посланника:
«Надеюсь, она носит сари».
Но на этом удача Миджет окончилась. Только через год я узнал, что ее корабль был торпедирован японской подлодкой в шести часах хода от Карачи.
Но все это произойдет в будущем. Когда же я улетал из Карачи, мои домашние питомцы были целы и невредимы.
Путешествие в Лондон, по сравнению с предыдущими переездами, прошло довольно гладко. И, кроме того, у меня был билет Первой степени приоритетности. Лишь в Марракеше случилось одно небольшое происшествие, когда люди из ВВС сообщили мне, что они «потеряли» мое свидетельство о приоритетности. В результате я три дня наслаждался местными видами и ходил по базару под руководством Жозефины Бейкер[226]226
Жозефина Бейкер (Josephine Baker) (1906–1975) – эпатажная американо-французская темнокожая актриса, особенно популярная во Франции. Служила во французской армии, помогала Сопротивлению, стала кавалером ордена Почетного легиона.
[Закрыть]. Но каждый день я являлся в аэропорт, чтобы узнать, как идет поиск моего свидетельства о приоритетности.
Однажды после полудня я возвращался из аэропорта после очередной безуспешной попытки убедить кого-нибудь из парней в ВВС в том, что моя копия свидетельства о приоритетности – это такой же подлинный документ, что и тот, что они потеряли. Машина для командного состава вот-вот должна была отправиться в отель. На заднем сиденье расположилась пара моложавых подполковников из ВВС, в которых я узнал бедных плебеев, для которых в Вест-Пойнте я когда-то был всемогущим курсантом-первокурсником. Я стал забираться в машину за их спинами, надеясь, что они забыли те случаи, когда я заставлял их драить мои ботинки и чистить мое ружье. И я уже почти влез в машину, когда толстяк капитан выскочил из здания КВТ[227]227
КВТ – Контроль на воздушном транспорте (ATC – Air Transport Control).
[Закрыть] аэродрома и схватил меня за плечо.
– Сынок, – сказал он, – не устраивай полковникам давку.
Я знал, что бы я ни ответил, будет только хуже. Поэтому я сделал глубокий вдох, посчитал до десяти, ушел в пустыню, посидел на скале и после небольшой тихой медитации пришел к выводу, что надел не тот костюм на такой случай.
В Лондоне я узнал, что Европейская консультативная комиссия под руководством посла Гила Уайнанта[228]228
Джон Гилберт «Гил» Уайнант (Вайнант) (англ. John Gilbert Winant); 18891947. В 1941–1946 гг. – посол США в Великобритании. Европейская консультативная комиссия (ЕКК), в которой Уайнант представлял Великобританию, была создана по решению Московской конференции 1943 г.
[Закрыть] собиралась работать над соглашением с русскими о том, как после освобождения союзниками управлять Европой. Я не знаю, сколько времени у Уайнанта заняли подсчеты наших шансов на успех, но через месяц я уже был готов признать, что мы оказались в тупике и надо отходить на заранее подготовленные позиции.
Проблема в том, что у меня не было этих подготовленных позиций. Все два года я с равными интервалами посылал в Государственный департамент просьбы об увольнении. Но Департамент всегда отвечал мне, что они знают лучше и что я более полезен в гражданском, чем в форме цвета хаки. Затем однажды в баре отеля «Клэридж» я встретил бригадира Фитцроя Маклина[229]229
Фитцрой Хью Ройл Маклин (Fitzroy Hew Royle Maclean), баронет (19111996). В 1937–1939 гг. работал в посольстве Великобритании в Москве. С 1943 г. возглавлял британо-американскую миссию в Югославии при Й.Б. Тито. Автор многих книг. Кавалер многих орденов, в том числе советского ордена М. Кутузова. В годы войны находился в звании бригадира.
[Закрыть], своего коллегу по московским дням, который теперь возглавлял англо-американскую миссию при Тито. Фитцрой сказал мне, что у него есть кое-какие проблемы с английской частью миссии и что он хочет разделить ее надвое. Почему бы мне не войти в состав этой новой Американской миссии, если ему удастся убедить генерала Билла Донована из Управления стратегических служб (УСС), госсекретаря Стеттиниуса[230]230
Эдвард Рейли Стеттиниус-мл. (Edward Reilly Stettinius, Jr). (1900–1949), государственный секретарь США с 1 декабря 1944 г. до 27 июля 1945 г.
[Закрыть] и посла Уайнанта. Он объяснил, что мне только надо будет «чуть-чуть освоить парашютирование».
Существует немало вещей, которые я обещал себе никогда не делать. Однако лишь в отношении одной я был совершенно искренен, и это – парашютирование. У меня голова кружится, даже если я залезаю на табуретку, чтобы вкрутить лампочку. И как я себя почувствую, когда выпаду из двери самолета на высоте в тысячу футов? Но потом я вспомнил капитана из Мар-ракеша. Неужели мне суждено провести остаток жизни, выслушивая от толстых капитанов, что я не должен теснить полковников? И я сказал Маклину, чтобы он приступал и попробовал убедить Донована взять меня, а Стеттиниуса – отпустить.
Стеттиниус согласился отпустить меня на военную службу, и Донован согласился присмотреть за мной. Я знал, что следующее, что мне предложат сделать, так это побывать у психоаналитика. Я слышал, что в УСС процент чокнутых много выше среднего, но мне показалось немного странным, что им приходится еще и нанимать психологов, чтобы отыскать их. Но мне сказали, и довольно твердо, что психоанализ должен определить, подхожу ли я для того, чтобы работать за границей. Я объяснил: уже десять лет, как работаю за границей, и вполне успешно. Но они сказали, что никто не может вступить в УСС без обследования у психоаналитиков. И я все-таки однажды с некоторым беспокойством отправился на обследование в некий весьма внушительный на вид особняк.
Первое, что сделали доктора, так это сказали мне, что на сегодня меня будут звать «Джим». Я сразу запротестовал и отметил, что уже давно известен очень широкому кругу людей под именем «Чарли» и совершенно не вижу необходимости в каком-то ином уменьшительном имени. Но доктора сослались на соображения безопасности и на то, что, как предполагается, здесь никто не знает, кем я являюсь. Затем они попросили меня пройти в дом, сесть за стол и присоединиться к пациентам, играющим в бридж. Я ответил, что в бридж не играю.
– Хорошо. Тогда идите за другой стол и поиграйте в покер. – (Очевидно они полагали, что по своему типу меня нельзя отнести к интеллектуалам.) Я твердо ответил, что в покер не играю тоже. Тогда они предложили шахматы или шашки, но я стоял на своем, как скала.
– Ну, хорошо, – устало закончили они. – Просто идите и смотрите, как играют другие.
Давать непрошенные советы – это и есть суть дипломатии, и я с воодушевлением принял такое предложение.
После игры в бридж мне задали целую серию «разведывательных» вопросов. Первый был: «Когда вы в последний раз мочились в постель?» Я отправил их к черту и сказал, что не могу вспомнить. (Позже один мой приятель сказал мне, что это и был правильный ответ.)
Множество подобных частных тестов заняли остаток дня, а в пять часов всех обследуемых собрали в бывшем танцевальном зале дома. На паркетном полу лежала куча из досок, веревок, зажимов и ткани, которая, как нам сказали, была палаткой.
– Посмотрим, насколько быстро вы сможете собрать палатку, не прибивая ее гвоздями к паркету, – сказал доктор.
В секунду я стянул свой пиджак и стал командовать своими коллегами – жертвами психоанализа:
– Сюда, хватайте эту веревку. Прикрепите эти две доски. Закрепите этот шест. – И меньше чем за две минуты палатка была собрана.
Когда мы вечером покидали тот дом, главный психолог попросил меня зайти к нему в кабинет:
– Джим, – начал он, но я прервал его и сказал, что меня следует называть либо «Тейер», либо «Чарли», если уж ему так хочется фамильярности.
Доктор выглядел раздраженным и начал с начала:
– Смотрите. Вы были пациентом, менее всего настроенным на сотрудничество из тех, кого мы видели за месяц. Вы не играли в бридж. Вы не захотели играть ни в шахматы, ни в покер, ни в шашки. Вы даже не были вежливы, отвечая на вежливые вопросы. Так и быть, это ваше дело. Возможно, вам весь этот наш процесс казался излишним. Но вот чего никто из нас не понимает, так это почему, когда вам предложили собрать эту дурацкую палатку посередине танцзала, вы рьяно взялись за дело и справились за рекордное время?
– Доктор, – ответил я ему, раздуваясь от гордости, – вы забываете, что имеете дело с чемпионом по установке палаток среди бойскаутов восточных штатов Америки 1923 года. То, что я продемонстрировал здесь, – ничто по сравнению в тем, что я совершил в Суортморе[231]231
Суортмор-колледж (Swarthmore College) – престижное учебное заведение, расположенное в 11 милях от Филадельфии (штат Пенсильвания, США).
[Закрыть] двадцать лет назад.
Я так и не узнал, как меня классифицировали по результатам психоаналитических тестов, но могу себе это представить. Тем не менее Билл Донован, наверное, все же пренебрег всем этим, потому что несколькими днями позже я уже получил обмундирование, майорские погоны, новое уменьшительное имя и предписание отправляться в парашютную школу. И уже скоро я прыгал из окон второго этажа, падал в яму для прыжков, внимал беспрерывным лекциям о том, как спрятать парашют, оказавшись за линией фронта.
И вот эта ночь, я сгорбившись сижу на полу британского бомбардировщика, переделанного из гражданского самолета, летящего над северной Англией. Все мои коллеги по обучению уже исчезли в люке в полу бомбардировщика. Самолет заходит на последний круг. Я уже выполнил все предварительные прыжки в дневное время, и ночной прыжок должен стать моей последней проверкой. Каждый предшествовавший прыжок ввергал меня во все большее уныние в отношении парашютного дела, и крепость моего духа стремительно улетучивалась.
Стоявший возле меня в сгущающемся сумраке фюзеляжа выпускающий пристегнул вытяжной трос к моему парашюту и показал его мне.
– Исправен, – сказал он с раздражающим акцентом кокни.
Я подвинулся к краю люка, стараясь не смотреть вниз, чтобы не закружилась голова.
Выпускающий бормотал какие-то бессмысленные, по-матерински ободряющие слова:
– Взгляни, – предложил он, – как далеко внизу Тайн[232]232
Река Тайн (Tyne) на северо-востоке Англии.
[Закрыть].
Я бы с радостью схватил его за шею и выбросил в люк самого, если бы не был так чертовски занят своими собственными эмоциями.
– По местам, – приказал кокни.
Я спустил ноги в отверстие и стал перемещаться к краю люка.
На стене возле меня замигала красная лампочка.
Оставшийся промежуток времени, по моим ощущениям, стоил трех дней. И при этом его хватило, чтобы довольно подробно оглядеть все мое прошлое. Пятнадцать лет назад правительство взялось за мое обучение. Четыре года я сражался, осваивая военное искусство. Одиннадцать с лишним лет меня натаскивали, как надо выдавать и проверять визы и паспорта, учили международному праву. Я разрушил свое пищеварение, знакомясь с гастрономией на трех континентах. Я испробовал на себе силу дюжины национальных напитков ценой бессчетных тостов – и все за Дядю Сэма. Я проглатывал аблятивы, сослагательные наклонения и словари полудюжины самых разных языков. Я цементировал международные отношения со многими иностранными государствами. И я даже выучил, как надо тренировать соколов, выгуливать собак и учить морских львов играть «В тихую ночь» на губной гармошке, и все ради своей страны. Сантехник, гладильщик, импресарио; я даже выносил мусор из посольства. И к чему все это привело?
Я посмотрел в люк на россыпь голубых огоньков на поле для приземления.
Лампочка возле меня зажглась зеленым светом.
Выпускающий крикнул:
– Пошел!
И я пошел.
