Текст книги "Схождение"

Автор книги: Чарльз Шеффилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Да, это я. – Гленна внимательно посмотрела на коробку, а затем на темно-красный панцирь и два одинаковых желтых рожка на макушке. Когда кекропийка говорила, Гленна опять слышала те же самые, похожие на писк летучей мыши, звуки. – Я думала, что кекропийцы видят при помощи звука, а разговаривают друг с другом, используя определенные запахи.

На этот раз слова на экране возникали мучительно медленно.

ТАК ОНО И ЕСТЬ. Я СОЗДАЛА ПРИБОР, КОТОРЫЙ ВОСПРИНИМАЕТ ВАШУ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ РЕЧЬ И ПРЕОБРАЗУЕТ ЕЕ В ДВУХМЕРНУЮ ЗВУКОВУЮ КАРТИНУ НА ЧАСТОТАХ ВЫШЕ ВАШЕГО ДИАПАЗОНА ВОСПРИЯТИЯ. Я ВИЖУ ЕЕ В ВИДЕ КАРТИНКИ, СООТВЕТСТВУЮЩЕЙ ФОРМАМ НАШЕЙ ПИСЬМЕННОСТИ. ТАКИМ ОБРАЗОМ Я «ЧИТАЮ» ВАШИ СЛОВА ПРИ ПОМОЩИ ВИЗУАЛЬНОЙ ЗВУКОВОЙ КАРТИНЫ. А «ГОВОРЮ» Я ТЕМ ЖЕ САМЫМ ОБРАЗОМ, ПРЕОБРАЗУЯ СВОИ ПОСЛАНИЯ В ДВУХМЕРНУЮ КАРТИНКУ, КОТОРАЯ, В СВОЮ ОЧЕРЕДЬ, КОНВЕРТИРУЕТСЯ В ОДНОМЕРНЫЕ ЗВУКИ, НАЗЫВАЕМЫЕ ВАМИ СЛОВАМИ. ЭТО ОЧЕНЬ ГРУБЫЙ И НЕТОЧНЫЙ СПОСОБ ОБЩЕНИЯ, НО НИЧЕГО ЛУЧШЕГО Я ПОКА НЕ ДОСТИГЛА. ТЕБЕ ПРИДЕТСЯ МНЕ ПОМОЧЬ. ДЛЯ ВОССОЗДАНИЯ НОВЫХ ФРАЗ НАИБОЛЬШУЮ ТРУДНОСТЬ ПРЕДСТАВЛЯЮТ СЛОВА, КОТОРЫЕ Я ЕЩЕ НЕ ЗАПИСАЛА.

– Ну и что?

Я ХОЧУ СДЕЛАТЬ ТЕБЕ НЕОБЫЧНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ. НАСКОЛЬКО Я ПОНИМАЮ, ТЫ ОЧЕНЬ СИЛЬНО ЖЕЛАЕШЬ СОВЕРШИТЬ АКТ СОВОКУПЛЕНИЯ С МОИМ ПАРТНЕРОМ ЛУИСОМ НЕНДОЙ, А ТАКЖЕ С ЧЕЛОВЕКОМ КВИНТУСОМ БЛУМОМ. А ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ЭТО ОСУЩЕСТВИТЬ, ТЕБЕ НЕОБХОДИМО ИМЕТЬ К НИМ ДОЛГОВРЕМЕННЫЙ ДОСТУП.

– Ну, я бы так не сказала. – Гленна изо всех сил пыталась смотреть сквозь пальцы на отсутствие у кекропийки понимания деликатных моментов во взаимоотношениях людей. – Но раз уж речь зашла об этом, что, если и так?

Экран моментально вспыхнул множеством слов. Должно быть, Атвар Ххсиал заготовила всю эту речь заранее.

ЧЕЛОВЕК ПО ИМЕНИ БЛУМ ВМЕСТЕ С ЛУИСОМ НЕНДОЙ И МНОЙ ОЧЕНЬ СКОРО УЛЕТИТ С ВРАТ СТРАЖНИКА. НАС ПОПРОСИЛИ СОПРОВОДИТЬ КВИНТУСА БЛУМА В РАЙОН РУКАВА ПОД НАЗВАНИЕМ СВЕРТКА ТОРВИЛА, ГДЕ, КАК ОН ДУМАЕТ, В НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ САМКА ДАРИ ЛЭНГ ПРОВОДИТ СВОИ ИССЛЕДОВАНИЯ. НЕНДА И Я ХОРОШО ЗНАЕМ РАЙОН СВЕРТКИ И БЕЗ ТРУДА ДОСТАВИМ ТУДА БЛУМА. НО ЕСЛИ НЕНДА И БЛУМ ПОКИНУТ ВРАТА СТРАЖНИКА, ТВОЕ ЖЕЛАНИЕ СОВОКУПИТЬСЯ С НИМИ ОСТАНЕТСЯ НЕУДОВЛЕТВОРЕННЫМ, А ДРУГОЙ ВОЗМОЖНОСТИ ОБЩЕНИЯ С НИМИ У ТЕБЯ НЕ БУДЕТ. Я МОГУ ОРГАНИЗОВАТЬ ТВОЕ УЧАСТИЕ В НАШЕЙ ЭКСПЕДИЦИИ В КАЧЕСТВЕ СПЕЦИАЛИСТА ПО ИНФОРМАЦИОННЫМ СИСТЕМАМ. ОФИЦИАЛЬНО ТЫ БУДЕШЬ ПОМОГАТЬ МНЕ В ОБЩЕНИИ С ЛЮДЬМИ, ИСПОЛЬЗУЯ ТЕ САМЫЕ СРЕДСТВА, КОТОРЫМИ МЫ ПОЛЬЗУЕМСЯ В ДАННЫЙ МОМЕНТ. НИКАКИХ ДРУГИХ ОБЯЗАННОСТЕЙ У ТЕБЯ НЕ БУДЕТ, И ТЫ СВОБОДНО МОЖЕШЬ ПРЕСЛЕДОВАТЬ СВОЮ ЦЕЛЬ.

– Ты действительно думаешь, что для меня это настолько важно? Можешь не отвечать на этот вопрос. А что, если я действительно заинтересована?.. Пожалуй. Но я не понимаю, какая корысть у тебя?

Атвар Ххсиал надолго замолчала. То ли она думала, то ли у нее возникли трудности с переводом – Гленна не знала. Наконец на экране высветились слова:

МОЙ РАБ И ПЕРЕВОДЧИК Ж'МЕРЛИЯ НАХОДИТСЯ С ДАРИ ЛЭНГ. ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ ВЕРНУТЬ ЕГО НАЗАД, Я ОЧЕНЬ ХОЧУ, ЧТОБЫ МЫ С ЛУИСОМ НЕНДОЙ ОТПРАВИЛИСЬ В ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ. ОДНАКО Я ДАВНО УБЕДИЛАСЬ, ЧТО ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ САМКА ДАРИ ЛЭНГ МОЖЕТ ПРИ ВСТРЕЧЕ ВЫВЕСТИ НЕНДУ ИЗ СОСТОЯНИЯ ДУШЕВНОГО РАВНОВЕСИЯ. ТЫ ЖЕ, НАСКОЛЬКО Я ДОГАДЫВАЮСЬ, ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ПРИВЛЕКАТЕЛЬНАЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ САМКА. И, КАК Я НАДЕЮСЬ, ТВОЕ ОБАЯНИЕ ПРОИЗВЕДЕТ НА НЕГО ВПЕЧАТЛЕНИЕ. ЕСЛИ ТЫ ОТПРАВИШЬСЯ В СВЕРТКУ ТОРВИЛА, ЛУИС НЕНДА ВСТАНЕТ ПЕРЕД ПРОБЛЕМОЙ ВЫБОРА, КОГДА УВИДИТ ВАС ОБЕИХ…

– Хватит. – Гленна увела у Дари Ханса Ребку совершенно спокойно, поэтому то же самое она без труда могла проделать и с Луисом Нендой. К тому же она была заинтригована своеобразным вызовом и одновременно шансом приблизиться к Квинтусу Блуму. Какое-то время Ненда будет ее развлекать, но Блум – это нечто иное. Совсем неплохо пошататься по рукаву в качестве постоянной спутницы признанного гения. А его застенчивость Гленна могла вылечить в два счета.

У Гленны оставался единственный вопрос.

– Я уверена, что смогу заставить Луиса забыть о существовании Дари Лэнг Но я хочу спросить тебя: ты не ревнуешь к Лэнг? Ты ведь тоже самка. Правда, мне казалось, что между людьми и кекропийцами не может быть… Что ты и Луис Ненда… Короче говоря, как кекропийские самцы обращаются с самками во время спаривания?

Возможно, Гленна зашла слишком далеко. И действительно, пауза здорово затянулась.

У ТЕБЯ СОЗДАЛОСЬ ЛОЖНОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ. ГОРАЗДО ПРАВИЛЬНЕЕ БЫЛО БЫ СПРОСИТЬ, КАК МЫ, КЕКРОПИЙСКИЕ САМКИ, ОБРАЩАЕМСЯ С САМЦАМИ ВО ВРЕМЯ СПАРИВАНИЯ? А ТАКЖЕ ПОСЛЕ НЕГО.

Пара передних конечностей начала воспроизводить ритмичные движения, словно кекропийка что-то разрывала. Через несколько секунд, словно что-то выискивая, высунулся длинный хоботок.

ОДНАКО ЭТО ЛИЧНЫЙ ВОПРОС, НА КОТОРЫЙ Я НЕ ХОТЕЛА БЫ ОТВЕЧАТЬ. ПОЗВОЛЬ МНЕ ЗАМЕТИТЬ ТОЛЬКО ОДНО: ОТВЕТ, ВЕРОЯТНО, СМУТИТ ТЕБЯ МЕНЬШЕ, НЕЖЕЛИ ЛУИСА НЕНДУ ИЛИ КВИНТУСА БЛУМА.

12

Мир Джерома вращался вокруг желтого карлика Тетрагаммы, находящейся на расстоянии сорока световых лет от Врат Стражника. Почти точно посередине между ними располагалась яркая голубая звезда Ригель, настоящий сверхгигант, обладающий звездной массой, в пятьдесят раз превышающей солнечную, и в сотню тысяч раз большей светимостью, и распространяющий во все стороны свое ослепительное сияние. И никому из наблюдателей на Вратах Стражника ни разу не удавалось заметить тусклое мерцание Тетрагаммы, которая пропадала в сиянии Ригеля. А пылинку Мира Джерома, слабо поблескивающую в отраженном свете Тетрагаммы, тем более никому с Врат Стражника увидеть не довелось. Дари не могла вспомнить, чтобы до приезда Квинтуса Блума хоть кто-то в Институте упоминал когда-нибудь это название.

Она несколько раз взглянула на планету, по мере того как «Миозотис» готовился к посадке. Весьма малонаселенная планета, если судить по отсутствию городских огней на ее ночной стороне. Несомненно, очень бедная и отсталая, иначе Дари наверняка знала бы о ней больше. Однако то был родной мир Квинтуса Блума. А кроме того, эта планета находилась рядом с артефактом, который он открыл и назвал Лабиринтом.

Когда «Миозотис» наконец сел на планету, открывшаяся взору панорама не поколебала первое впечатление Дари, с каковым она и вышла наружу. Иммиграционная служба в лице единственного человека поприветствовала Дари достаточно радушно, но тот же чиновник вытаращил глаза при виде Каллик и Жжмерлии. Люди из других звездных систем прилетали сюда весьма редко. А как обращаться с инопланетянами Кекропийской Федерации и Сообщества Зардалу, в таможне Мира Джерома и вовсе не представляли.

Пока офицер, склонив голову, перелистывал тома старых инструкций, в то же время не спуская глаз с двух чужаков, Дари уже все решила. На Джероме она планировала остановиться всего на день-два, прежде чем отправиться на Лабиринт. Бюрократические проволочки, преграждавшие доступ Каллик и Жжмерлии на планету, могли разрушить все ее планы.

– А если они останутся на корабле?

Голос офицера не выдал, насколько он обрадовался, но лицо его просияло.

– Ради Бога, если вы будете следовать стандартным правилам карантина. С собой можно взять еду и питье, но никаких растений или животных, – он неопределенно посмотрел на двух ее спутников, – а также чего-либо иного.

Каллик и Жжмерлия не возражали. Неловкость почувствовала только Дари, которой пришлось выслушать совершенно бессмысленный свод правил поведения для прибывающих и только после этого покинуть космопорт. Еще совсем недавно эти чужаки были рабами, и вот они опять оказались существами низшего сорта. Сознание того, что в Кекропийской Федерации ситуация могла сложиться наоборот, утешало мало.

Но уже через несколько минут после выхода из космопорта чувство вины испарилось совершенно. Каллик и Жжмерлия ничего не потеряли – возможно, им даже повезло. Она не знала, кто такой Джером, но если он уже умер, вероятно, он переворачивался в гробу каждый раз, когда кто-нибудь поминал этот вшивый мир, названный в его честь. Планета находилась на предельном расстоянии от Тетрагаммы, допустимом для обитаемых миров. Была зима, и дни стояли короткие. Солнце своим свечением напоминало висящую в небе вишневую косточку, только вдвое меньшего размера, воздух, разреженный и холодный, застревал в горле, а растительность, которая пыталась выжить, имела пыльный серо-зеленый цвет. У людей, встречавшихся Дари и указывавших ей дорогу к авиационной базе Центра Маргольма, был такой же бледный и пыльный вид.

К удовлетворительным новостям, полученным Дари, относилась следующая: местечко, где окопался Квинтус. Блум, находилось на другом конце планеты, в нескольких тысячах километров. Плохие новости заключались в том, что самолет по пути туда должен был сделать не менее полудюжины остановок.

Летательный аппарат, на борт которого поднялась Дари, был достаточно большим и мог вместить двенадцать пассажиров. Однако в салоне оказалось всего двое – сама Дари и какой-то непомерно тучный мужчина, не умещавшийся в кресле. Пока самолет готовился к взлету, она, сидя сзади, изучала его мощную шею и выбритый затылок. Можно было предположить, что он тоже полетит до Исследовательского Центра. Слишком уж он толст, чтобы заниматься каким-то ремеслом.

Дари не решалась заговорить. После взлета она прошла вперед, села перед ним и, развернувшись, посмотрела поверх сиденья. И хотя она не любила разговаривать с незнакомцами, поскольку не выносила сама, когда другие нарушали ход ее мыслей, ей требовалась информация.

– Извините, вы случайно не в Центр Маргольма?

Толстяк, похоже, разделял взгляды Дари на назойливых незнакомцев. Он оторвался от электронного блокнота и хмуро посмотрел на нее.

– Я лично как раз туда направляюсь, – продолжила Дари, – и очень надеюсь встретиться с человеком по имени Квинтус Блум. Вы с ним не знакомы?

Хмурое выражение сменилось улыбкой человека, готового с радостью сообщить вам неприятное известие.

– Я знаю его. Но вы с ним не встретитесь. Его сейчас нет на планете. – Затем он решил добить ее. – Он приглашен на переговоры в другую звездную систему.

– Какая жалость. Я видела некоторые его работы и они, как мне кажется, великолепны.

Дари ждала. Сидевший перед ней человек промолчал и опять уткнулся в свою записную книжку.

– А найдется ли в Центре хоть кто-нибудь, – продолжала Дари, – кто мог бы проконсультировать меня по этому поводу?

Он вздохнул и поднял глаза.

– Квинтус Блум – самый известный ученый в Центре. Почти любой сотрудник может обсудить с вами его работы, от директора до младшего лаборанта. Если только они захотят. В чем лично я сомневаюсь.

– От директора?

– Ее зовут Клима Нетч. А теперь, позвольте… – Он демонстративно опустил глаза в блокнот.

– Извините, что помешала.

Мужчина зарычал. Дари отвернулась от него. Хоть маленький, но прогресс. Блум знаменит, работа его ценится высоко. Наверняка она включает в себя исследования, проведенные до открытия Лабиринта и создания теории о происхождении Строителей.

Полет продлится, вероятно, еще не менее двух часов, но если она попробует продолжить беседу с сидящим за спиной попутчиком, тот явно взорвется, как бомба. Мысли Дари вернулись к ее единственной встрече с Квинтусом Блумом. Ей вовсе не нравилось то, что он говорил, но пренебречь этим она не могла. Она сама убедилась, что во всех артефактах происходят абсолютно беспрецедентные изменения. Ее собственная теория никоим образом не могла объяснить появление нового артефакта – Лабиринта. Хуже всего то, что исследования, проведенные Блумом на Лабиринте, похоронили саму идею о том, что Строители покинули рукав миллионы лет назад и никогда больше не возвращались. Каким же образом в ту эпоху, когда люди были всего лишь примитивными гоминидами. Строители сумели точно предсказать путь человечества в космическое пространство и его дальнейшую экспансию?

Очень хорошо. Предположим, что Строители никуда не ушли и все еще находятся где-то в рукаве в такой форме или в таком месте, где люди или же представители других клайдов не могут вступить с ними в контакт. Своими материалами, доставленными с Лабиринта, Блум не оставил камня на камне и от этой идеи. Он показал будущее рукава и спросил: как могли Строители сегодня знать, по какому пути пойдет колонизация рукава, на десятки тысяч лет вперед? Но это возможно, как настаивает Блум, лишь в том случае, если Строители – люди из будущего, путешествующие во времени и устанавливающие артефакты в собственном прошлом.

Дари отвергла эту теорию как противоречащую логике и ее собственным интуитивным представлениям о природе Строителей, выработанным за долгие годы тщательного изучения их творений. Строители – во всех мыслимых аспектах – были слишком чужды человечеству, и даже будущему человечеству. Они стояли гораздо дальше от него, чем кекропийцы, хайменопты, дитрониты, лотфиане или даже зардалу. Они, вероятно, и развивались совсем не в таких условиях, где люди либо другие клайды могли существовать. Их отношение к пространству, а тем более ко времени, оставалось загадкой.

В этом Дари была убеждена. Люди-путешественники во времени – это не ответ. Но она не могла не поднять перчатку, брошенную Квинтусом Блумом. Она обязана логически обосновать существование рас и существ, способных каким-то образом узнавать, как люди и другие клайды будут развиваться начиная с сего момента и тысячу или десять тысяч лет спустя. Здесь не было ничего общего с предысторией и последующей экстраполяцией. Люди могли делать это и делали достаточно просто, но подобные прогнозы оказывались полностью несостоятельными уже через несколько веков. А Строители не просто предсказывали будущее рукава, но обладали способностью каким-то образом «видеть» будущее так же ясно, как Дари видит сейчас из иллюминатора приближающиеся цепочки заснеженных холмов. Она не сможет разглядеть их подробно, пока не приблизится; и, вероятно, Строители точно также не могут определить отдаленное будущее в деталях, но общую картину грядущего рукава они видят точно так же, как Дари различает крупные объекты панорамы простирающегося перед ней ландшафта.

Холмы надвигались. Теперь Дари могла уже различать детали, включая большой город, стоящий посреди снегов. Самолет снижался, направляясь к расчищенной посадочной полосе в миле или двух к западу от города.

Дари наблюдала, как в разворачивавшейся перед ней картине появлялось все больше и больше деталей. Теперь она уже видела строения, шеренги застывших деревьев и, наконец, красную и белую разметку посадочной полосы.

Видеть во времени так же, как она видит в пространстве. Хуже на расстоянии, различая лишь большие формы. Затем, по мере приближения, мир становится все отчетливее и яснее, раскрывая все новые и новые детали. Похоже, она на верном пути. Требовательный внутренний голос уверял, что так оно и есть. Каким-то непостижимым образом Дари чувствовала, что проникла в тайну Строителей еще на один уровень глубже.

Врать Дари не любила. Иногда, правда, это существенно все упрощало.

– Да, я с Врат Стражника и работаю над обзорной статьей о Квинтусе Блуме. Разумеется, я хотела бы встретиться с людьми, которые хорошо его знают и понимают его работу.

Дари почтительно улыбнулась. Клима Нетч откинулась в споем суперпрочном кресле и кивнула головой. Директор Центра Маргольма была настолько дородна, что Дари приготовилась извиниться перед своим попутчиком из самолета. По сравнению с Климой он казался дистрофиком. Все, кого бы она ни встретила, поражали своими габаритами. Может, пища в Мире Джерома сверхкалорийная? В любом случае Дари моментально стало ясно, что ее имя абсолютно ничего не говорит Климе Нетч (и это при ее-то славе!), поэтому ложь легко слетала с ее уст.

– Не заставляйте меня давать оценку сотрудникам Института. – Клима, сцепив пальцы, водрузила свои складчатые руки поверх огромного живота. Говорила она монотонно, не допуская никаких изменений тональности. – Но Квинтус Блум, несомненно, наша самая яркая звезда. Центру Маргольма посчастливилось. Насколько я понимаю, он известен у вас своими работами по Лабиринту. Если вы хотите взглянуть на этот артефакт, можете пройти в нашу обсерваторию.

– Вы хотите сказать, что Лабиринт виден с поверхности Мира Джерома?

– Конечно. Иначе я не стала бы предлагать вам взглянуть на него. Наш телескоп – не самый большой на планете, но, как мне кажется, он весьма неоценим при ежедневном использовании и с точки зрения его вклада в исследовательскую работу…

Дари отключилась. Если Лабиринт можно запросто рассмотреть с поверхности, то из космоса он должен просматриваться еще лучше. А значит, если бы он существовал раньше, его давным-давно бы открыли. Таким образом, по крайней мере одно из утверждений Квинтуса Блума подтверждается.

– … во множестве различных направлений. – Клима Нетч продолжала монотонно излагать словно заученный наизусть текст. Дари заставила себя сосредоточиться. – Я назову вам только три из них, а потом предлагаю познакомиться с некоторыми сотрудниками Блума. Они посвятят вас в детали, необходимые для написания статьи. Первое направление: еще в самом начале своей работы в Центре Квинтус Блум высказал прогрессивную идею о том, что Мир Джерома был населен собственными, возможно, разумными обитателями, которые не перенесли появления людей на их планете. Сегодня вокруг этого кипят многочисленные споры, но Квинтус Блум не принимает в них участия. Его интересы переместились в область картографии небесных тел в системе Тетрагаммы; и здесь он тоже блеснул новыми и поразительными гипотезами, которые, соотнесенные с длительной историей Мира Джерома на протяжении многовековой колонизации…

Клима Нетч продолжала бубнить с монотонностью автомата. Дари стиснула зубы и напомнила себе, что прибыла сюда добровольно. И, кроме себя, проклинать некого.

Ближе к вечеру Дари, совершенно выдохшаяся, сидела в библиотеке Центра Маргольма. За последние семь часов она повидалась с двадцатью тремя учеными Института. Каждый из них восторженно говорил о блестящих мыслях Квинтуса Блума, о его эрудиции и мгновенной реакции; похоже, все, что он изрек или написал, воспринималось ими как откровение.

Вот так. Его окружал ореол Мистера Великолепие. Пора возвращаться на «Миозотис» и лететь к Лабиринту.

Но существовала еще одна проблема. Все, с кем Дари встречалась в Центре, представляли собой такую посредственность (самое мягкое слово, какое Дари подобрала), что произвести на них впечатление не составляло никакого труда. Или, если уж на то пошло, просто запудрить им мозги.

Теперь, встретившись с непробиваемой стеной предвзятости, Дари занялась тем, что стало ее второй натурой. Она прибегла к своим привычным источникам информации: библиотечным полкам. Написанное слово могло лгать, уводить в неверном направлении не хуже людей. Но официальные записи об обнаруженных явлениях и достижениях вряд ли удастся подделать.

Параллельно со списком трудов Блума Дари просмотрела его биографию. Она впечатляла. Исследовательской работой он занялся еще в юности и с тех пор регулярно печатался. Отзывы на его работы также находились в файле, и каждый из них изобиловал самыми лестными выражениями. Его продвижение по служебной лестнице в Центре Маргольма происходило с максимально возможной скоростью.

Дари вернулась к истокам. Система образования Мира Джерома базировалась на раннем обучении, при котором учителя-люди играют главную роль. Квинтус Блум родился в маленьком городке Фоглине, расположенном на полпути от Центра Маргольма до космопорта. Когда ему было пять лет, его родители погибли в результате несчастного случая на производстве, поэтому воспитывать его пришлось дедушке с бабушкой. В том же городе он поступил в начальную школу. В материалах имелось имя его учителя, но никаких иных данных зафиксировано не было. К настоящему времени все старшие родственники уже умерли.

Если бы городок располагался в каком-либо другом месте. Дари не заинтересовалась бы. Ее решение заглянуть в Фоглин на обратном пути к «Миозотису» возникло импульсивно.

Удивительно, но первый учитель Блума еще не умер и даже не ушел на пенсию и никуда не исчез. Единственное, что он сделал, как узнала Дари на следующее утро, это оставил Фоглин и переехал в другой маленький городок, Расмуссен, километров за сорок.

В Расмуссен самолеты не летали. Теперь появились все основания махнуть на это дело рукой и поспешить к Лабиринту. Но в этот день из Фоглина больше не было ни одного самолета до космопорта. В полдень впечатления Дари о Мире Джерома как об очень примитивной планете в очередной раз подтвердились. В конце концов она оказалась в автобусе, со скрипом ползущем в направлении Расмуссена. Оптимизма она не испытывала. Она прибудет в город, когда занятия в школе уже закончатся, и кто знает, сможет ли она разыскать потом Орвила Фримонта.

Она пристально посмотрела в окно. В этот час Лабиринт был невидим, но в соответствии со сведениями, добытыми в библиотеке Центра Маргольма, артефакт должен вот-вот появиться в вечернем небе на востоке в виде звездочки седьмой величины, слишком слабой, чтобы разглядеть ее невооруженным глазом, но все же в пределах видимости. Если Лабиринт находился там с тех самых пор, как Мир Джерома был впервые колонизирован, сомнительно, чтобы до сих пор он был не открыт. Дари откинулась в кресле, погрузившись в мрачные раздумья. Очевидно, Квинтус Блум вновь оказался прав: Лабиринт действительно был новым артефактом Строителей. Первый новый артефакт за три миллиона лет.

Когда Дари вышла из автобуса и огляделась вокруг, уже наступили ранние сумерки. Фоглин специализировался на электронике, Расмуссен – на генетике. Оба городка имели минимально необходимые размеры для поддержания непрерывного фабричного производства, но отдельные операции все еще осуществлялись человеческими руками. Люди на улице либо возвращались с работы, либо спешили туда.

Сомневаешься – спрашивай. В Расмуссене вряд ли могло быть много учителей.

– Я ищу Орвила Фримонта, школьного учителя.

Третья попытка увенчалась успехом. Женщина в поношенном шелковом платье, прошитом золотой нитью, – вероятно, не все прохожие были рабочими – указала на здание, красная крыша которого виднелась неподалеку в одном из закоулков.

– Поспешите, – сказала она. – Орвил живет один и рано ложится спать.

Женщина говорила довольно уверенно, но когда Дари увидела мужчину, открывшего дверь на ее стук, то подумала, что ошиблась домом. Дари ожидала увидеть престарелого, согбенного педанта, а вместо этого перед ней стоял здоровяк крепкого сложения, выглядевший не старше самого Квинтуса.

– Вы Орвил Фримонт?

Мужчина улыбнулся.

– Да, это я.

Дари вошла в заученную роль – в двадцать первый раз лгать не составляло труда. Пять минут спустя она уже сидела в самом удобном кресле маленького домика, пила чай и слушала исполненные энтузиазма воспоминания Орвила Фримонта о Квинтусе Блуме.

– Это был мой самый первый класс, когда я юношей прибыл в Фоглин, не слишком веря в свои способности. Конечно же, ваш первый класс всегда особенный и вы никогда не забудете учившихся в нем детей. – Фримонт улыбнулся Дари так, что она пожалела, что не он ее первый учитель. – Но даже на фоне всех этих обстоятельств Квинтус Блум выделялся.

– В каком смысле?

– С тех пор через мои руки прошло много детишек, таких же умненьких, как и Квинтус, но никогда – ни в то время, ни после – мне не встречался ученик, который столь страстно рвался бы в лидеры. Переступив порог моего класса, он еще слыхом не слыхивал слово «амбиция». Но она у него уже имелась. Он трудился так усердно, что это иногда настораживало. Он из кожи лез вон, чтобы быть первым, даже если для этого требовалось немного сжульничать в надежде, что я не замечу. – Орвил Фримонт уловил мгновенное изменение выражения лица Дари. – Не принимайте близко к сердцу, все дети так поступают. Конечно, одной из причин подобных действий стало определенное неприятие его другими детьми. Вы же знаете, какими злыми и жестокими они бывают. У Квинтуса была ужасная кожа, покрытая красными пятнами на лице, руках и ногах, и, похоже, ничто не могло его излечить.

– Она у него до сих пор такая.

– Очень жаль. Я считаю, это нервное заболевание, и могу поспорить, что он пытался отковыривать эти бляшки, когда был уверен, что за ним никто не наблюдает. Но невзирая на первопричины пятна и струпья были весьма реальны. За моей спиной дети звали его Паршивчиком. Бедный малыш без лишних слов работал еще упорней. Если бы вы тогда пришли ко мне и спросили, кто из моих учеников достигнет наибольшего успеха, я бы назвал Квинтуса Блума. Ему он был жизненно необходим, остальным – нет.

– А какие-нибудь особые таланты у него были?

– Разумеется. Для своих лет он был самым лучшим писателем из всех, кого мне когда-либо доводилось встречать. Даже если он делал ошибки, я закрывал на них глаза из-за его стиля.

– Вряд ли стоит надеяться, но не осталось ли у вас чего-нибудь из написанного им в начальной школе?

Орвил Фримонт покачал головой.

– Неплохо бы. Просто в свое время до меня не дошло, что Квинтус станет столь знаменит, иначе я бы обязательно сохранил. Вы сами знаете, как это бывает: детишки взрослеют, приходят новые малыши, и ваше внимание переключается целиком на них. Именно это продлевает вам молодость. Я никогда не забуду Квинтуса, но времени на размышления о его судьбе я не тратил.

Дари посмотрела на часы и поднялась.

– Мне пора на обратный автобус в Фоглин, иначе я потеряю целый день. Извините, что отняла у вас столько времени. Знаете, мне приходилось встречаться с разными учителями, и я научилась отличать хороших. При желании, вы могли бы преподавать в университете, а не в начальной школе.

Фримонт рассмеялся, взял из рук Дари ее шляпу и проводил до дверей.

– Вы имеете в виду – если бы я решился пожертвовать своей наградой. – Видя ее недоумение, он добавил: – К тому времени, когда вы достигли студенческого возраста, мисс Лэнг, вы уже сформировались как личность. Но приходите ко мне маленькой девочкой пяти или шести лет, и я смогу внести свою лепту в процесс вашего формирования. В этом моя награда. И именно поэтому я считаю, что моя работа самая лучшая во Вселенной.

На пороге Дари остановилась.

– Вы хотите сказать, что Квинтус Блум – дело ваших рук?

Орвил Фримонт задумался сильнее, чем за все время встречи.

– Мне лестно так думать. Но я подозреваю, что Квинтус сформировался задолго до того, как мне посчастливилось с ним встретиться. Этот напор, это стремление быть первым и добиваться успеха – не знаю, когда и откуда они взялись. Но когда мы встретились, этими качествами он уже обладал. – Он взял Дари за руку и долго держал ее. – Надеюсь, вы хорошо напишете о Квинтусе. Бедный маленький чертенок заслуживает этого.

Дари торопливо зашагала по холодным ночным улицам Расмуссена. Последний автобус отходил через несколько минут. Спотыкаясь и скользя на тонком льду, покрывшем тротуары, она пыталась оценить свое путешествие в Фоглин и Расмуссен. Теперь она знала Квинтуса Блума гораздо лучше. Благодаря Орвилу Фримонту она нашла подтверждение его сильным сторонам и узнала немножко о его слабостях.

И когда Дари вошла в ожидающий автобус, она вдруг поняла, что ее визит на Мир Джерома открыл ей нечто такое, чего ей лучше было бы не знать. Она увидела Квинтуса Блума глазами Орвила Фримонта: не самоуверенного и высокомерного взрослого человека, но упорного ребенка – маленького, одинокого и обиженного.

Возможно, визит к Орвилу Фримонту был большой ошибкой. И теперь, каким бы противным ни казался Квинтус Блум, Дари гораздо труднее его ненавидеть.