Текст книги "Неосторожность"
Автор книги: Чарлз Дюбоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Осень
1
Ламартин писал, что все великое начинается с женщины. Это бесспорно. В конце концов, женщины произвели нас на свет, так что с них всегда начинается все. Но, намеренно или нет, они также присутствуют и при начале всего ужасного.
Уинслоу переехали в Рим. Свежее пополнение полка писателей, творящих за рубежом. Разумеется, Китс, который там умер. А еще, без всякого порядка в перечислении, Байрон, Гёте, чета Браунинг, Джеймс, Паунд.
Гарри и Мэдди жили неподалеку от церковной версии Джермин-стрит. В Риме даже священники следят за модой. Днем улица полна архиепископов и кардиналов всех размеров, форм и расцветок из Соуэто и Оттавы, Куала-Лумпура и Каракаса, покупающих сутаны, ризы, пилеолусы и стихари. В витринах выставлены красные, золотые, белые и пурпурные одеяния. Раскрашенные деревянные статуи святых и Девы Марии. Говорят, лучшие – у Гаммарелли.
У них прекрасная квартира. Хозяева уехали в годичный отпуск. Высокие потолки, изящная мебель, на стенах портреты носатых аристократов в париках и кирасах. По всем каналам телевидения показывают женщин с обнаженной грудью, и они решают спрятать телевизор в кладовку – из-за Джонни. К квартире прилагается пожилая женщина, Анжела, которая не говорит по-английски. Мэдди пытается объясняться с ней на своем зачаточном итальянском, переходя на школьный французский, когда не знает слова. Это неважно. Они друг другу нравятся.
Джонни, с точки зрения старушки, безупречен. «Ma che bello!»[2]2
Какой прекрасный мальчик! (ит.)
[Закрыть] – восклицает она, потрепывая его по щеке.
Анжела готовит и убирает. Гарри с удовольствием обнаруживает, что она даже гладит его купальные трусы.
Ранняя осень в Риме. Тибр сверкает. Еще можно поесть за столиком на улице. Рядом с пьяцца делла Ротонда есть кафе, куда Гарри, Мэдди и Джонни ходят по утрам выпить латте с плюшками. Джонни пьет свежевыжатый морковный сок. Они читают «Интернэшнл гералд трибюн» и продираются сквозь «Коррьере делла Сера», поглядывая в словарь.
Мэдди шлет мне имейлы, в которых рассказывает обо всем. Я завидую их жизни. Первые недели они проводят, гуляя и поедая вкусности, бродят по музеям и церквам, восхищаются базиликой Святого Петра. Каждая улица – словно урок истории. Они повторяют путь святых и вандалов, поэтов и туристов. Встречаются с людьми, со знакомыми знакомых. Беттина и Микеле, римляне, занимающие целый этаж в палаццо на пьяцца деи Санти Апостоли. Среди их предков есть папа римский, что является для семьи источником и гордости, и шуток. В столовой у них висит большой портрет понтифика. Микеле работает на Чинечитта. Еще приятели. Митци Коллоредо. Семья Руполи. Робиланы. Английские банкиры. Представитель рода Габсбургов с супругой.
Вскоре они уже бегают по вечеринкам и заводят новые знакомства. «В Риме достаточно познакомиться с кем-то одним, – говорит Беттина. – И вы всех знаете». Книгу Гарри перевели на итальянский, и она уже выдержала три издания. Однажды вечером он дает автографы в книжном магазине возле пьяцца ди Спанья, и магазин полон покупателей.
Они ездят на выходные к морю в Анседонию, с Баркерами – наш однокурсник из Йеля женился на итальянке. Мэдди рассказывает мне, что море там такое же, как у нас. Гарри покупает «Веспу».
Они открывают для себя траттории. «Нино», «Делла Паче», «Даль Болоньезе» на пьяцца дель Пополо – чтобы понаблюдать за людьми, а не поесть, «Байрон» на Париоли, но больше всего любят ту, что на пьяцца Сан-Игнасио, укромной площади недалеко от их дома. Я ходил с ними туда, когда приезжал в первый раз. Это один из тех прекрасных старых римских ресторанов, где в конце обеда выставляют на стол самбуку, чинар, амаро, домашнюю граппу, настоянную на инжире или фруктах. На стенах висят фотографии незнакомых итальянских знаменитостей.
Самое замечательное в ресторане – персонал, который весь словно взят из фильма Феллини. С каждым из официантов что-то не так. Один сильно хромает. Другой заикается. У третьего на лбу опухоль, похожая на усеченный конус. Все они очень приветливы и обожают Уинслоу, которые обедают у них минимум раз в неделю.
– Мы теперь даже в меню не смотрим, незачем, – говорит Гарри. – Нам просто приносят блюдо дня, и это всегда вкусно.
У всех в жизни наступает момент, когда, сидишь ли ты в ресторане, смотришь ли, как твой ребенок играет в футбол, идешь ли один по улице, возникает вопрос: что еще тебе надо? На данный вопрос, однажды задав его себе, почти невозможно ответить. Тебе может быть ничего не нужно именно в этот момент – ни еды, ни питья, – тебя может устраивать кровать, в которой ты спишь, любимое кресло, вещи и имущество. Есть еще и то, что нельзя потрогать: любовь, дружба, страсть, вера, реализация. Но ты снова и снова задаешь себе этот вопрос, потому что у очень немногих есть то, что им нужно – или очень немногие думают, что у них оно есть, что, в сущности, одно и то же. Эта мысль может превратиться в барабанный бой. Что еще можно сделать? Достаточно ли я сделал? Необходимо ли мне больше? Доволен ли я?
В нас есть врожденная жадность, это часть человечности. Она заставила Еву откусить от яблока; велела Бонапарту вторгнуться в Россию и стала причиной смерти Скотта в ледяных пустынях Антарктики. Мы называем ее по-разному. Что такое любопытство, как не жадность до опыта, до признания, до славы? До дела, какое отвлечет нас от нас самих? Нам ненавистна мысль, что мы идем лишь настолько далеко, насколько готовы зайти. И нас не устраивает то, что у нас есть, и то, к чему мы пришли. Нам хочется большего, идет ли речь о еде, знании, уважении, власти или любви. Нехватка покоя толкает нас пробовать новое, бросать вызов неизведанному, менять жизнь и рисковать всем тем, что у нас уже имеется.
Гарри часто сочинял сказки, чтобы рассказывать их Джонни перед сном. Мне очень нравилась история про Короля Пингвинов. Джонни с ума сходил по пингвинам. Он знал все про разные виды. Императорские, адели, «скалолазы». Где живут, чем питаются. Много раз, когда Джонни укладывали спать, я стоял у его кровати вместе с Мэдди, пока Гарри рассказывал сказку. Она каждый раз менялась, но начиналась всегда одинаково:
– Жил-был на Южном полюсе Король Пингвинов. У него была семья, Королева Пингвиния, принцы и принцессы. Принцы и принцессы были очень симпатичные. Король Пингвинов был самым большим и сильным пингвином, его боялись даже морские львы. Но ему было грустно.
– Почему грустно, пап?
– Потому что он устал от снега, льда и морских львов. Устал плавать. Устал даже от Королевы Пингвинии и принцев с принцессами.
– Ужас. И что он сделал?
– Однажды он сказал Королеве Пингвинии, принцам и принцессам, и всем пингвинам на Южном полюсе, что хочет повидать мир. Он мечтал увидеть Нью-Йорк, и Францию, и Пекин, и пустыни, и небоскребы, и деревья. Все пингвины стали плакать и просить: «Не уезжай, не уезжай. Ты ведь наш король». Принцы сказали: «Кто будет нас защищать от морских львов? Кто покормит нас крилем?» Принцессы спросили: «Кто согреет нам лапки?»
– Я все решил, – заявил он. – Я должен увидеть мир.
Когда он уходил вразвалочку, все смотрели ему вслед и плакали. Он забрел дальше, чем когда-либо прежде. Шел целых два дня. Вышел к океану и увидел большой корабль. «Отлично, – сказал он. – Это то, что мне нужно, чтобы увидеть мир».
– Не ходи на корабль! – вмешивался Джонни.
– Жаль, что тебя там не было, чтобы его предупредить, потому что именно это он и сделал. Король Пингвинов подошел к кораблю и приказал людям, которые там находились, поднять его на борт. Они были очень высокие, но сделали, что он велел. Они взяли его на корабль и дали ему много рыбы.
Прошло какое-то время, он точно не знал, сколько, и корабль остановился. К удивлению короля, его посадили в ящик и вынесли с корабля. Когда ящик открыли, он увидел вокруг других пингвинов. В этом месте странно пахло, словно тухлой рыбой. «Где я?» – спросил он. «В зоопарке», – ответили другие пингвины.
– Что такое зоопарк? – спросил он.
– Тюрьма. Отсюда никто не выбирается.
– Но я же Король Пингвинов.
– Здесь – нет. Здесь ты просто пингвин, как все.
– Что я натворил? – воскликнул Король Пингвинов. – Не надо было мне оставлять свою семью и королевство. Какую глупость я совершил.
Он сел и заплакал. Он скучал по Королеве Пингвинии, по принцам и принцессам. Он никогда их не увидит. Не сможет защитить от морских львов, поплавать с ними в глубоком океане или согреть им лапки. «Если бы только я мог вернуться домой, – сказал он, – я бы больше никогда не ушел».
– А что было потом, пап?
– А что, по-твоему, должно было случиться?
– Я думаю, Королева Пингвиния, все принцы и принцессы пингвины станут ниндзями, найдут корабль и спасут короля!
Гарри смеется.
– Отличная мысль. Хорошо, значит, однажды ночью, когда он спал и видел во сне снег, в его клетку постучали. Он посмотрел вверх и увидел Королеву Пингвинию с принцами и принцессами. Там были все его дети, даже самые младшие, они уже выросли и сменили детские серые перья. Они все были в черном. Охрана снаружи была связана.
– Что вы тут делаете? – спросил Король Пингвинов. – Убегайте, а то вас тоже посадят в зоопарк.
Он не мог вынести даже мысль о том, что они будут страдать, как он.
– Нет, они не побегут, – сказала Королева Пингвиния. Никогда она еще не была так прекрасна. – Мы много месяцев искали тебя, и никто не знает, что мы здесь. Идем с нами, быстрее, мы сможем отсюда выбраться.
И Король Пингвинов пошел за своей красавицей-женой и детьми к реке, и они все прыгнули в воду. Он был счастлив, что снова может плавать, крепко обнял жену и детей. «Как мне повезло, что у меня такая чудесная семья. Поверить не могу, что раньше вас не ценил. Обещаю, я больше никогда вас не покину». А потом они все поплыли домой и жили долго и счастливо. Конец.
Джонни почти всегда хотел, чтобы конец был счастливым, и Гарри охотно ему подчинялся. Но однажды, когда Джонни уснул, Гарри признался, что думает, будто финал должен быть другим.
– А чем там, по-твоему, все кончается, милый? – спросила Мэдди.
– Король Пингвинов остается гнить в зоопарке. Он это заслужил.
2
В начале ноября Гарри звонит его нью-йоркский редактор. Хочет обсудить новую книгу. Может ли Гарри прилететь на пару дней? Издатель тоже будет. И другие важные люди. Ему закажут билет. Бизнес-класс, разумеется. Это широкий жест, он свидетельствует о больших ожиданиях. Нью-йоркская квартира Уинслоу, два нижних этажа дома из бурого песчаника к востоку от Лексингтон, сдана. Не проблема, его поселят в отеле. Когда он сможет приехать?
Он не хочет ехать, но обещает. Только вот Мэдди придется остаться в Риме, потому что у Джонни занятия в школе. В Нью-Йорке у них была няня, которая могла бы за ним присмотреть, но тут нет.
– А если с ним что-нибудь случится? Мне надо находиться здесь, – говорит она.
Его не будет всего две ночи. Самое большее, три. Они впервые будут спать врозь с тех пор, как он ушел из морской пехоты.
Через неделю Гарри прилетает в аэропорт Кеннеди. Возле таможни стоит водитель, держащий табличку с его именем. После древних камней Рима Нью-Йорк кажется нелепо современным. Гарри и раздражает, и обнадеживает то, что кругом говорят по-английски, всюду реклама знакомых товаров, бейсболки команды «Янки», большие машины.
День проходит во встречах. Здесь холоднее, чем в Риме. Гарри в новом синем кашемировом пальто, которое Мэдди купила ему у Бриони. Он пожимает руки важным людям, многие из них занимались его последней книгой. Его приветствуют как возвратившегося героя. Девушка приносит ему эспрессо, чашку за чашкой.
– Гарри, ты еще чего-нибудь хочешь? – спрашивает Норм, издатель.
Приносят ланч. Сэндвичи, салат с пастой. Открывают презентацию «Powerpoint». Таблицы, графики, динамика продаж. Книгой заинтересовался Голливуд. Вскоре Гарри отпускают в отель поспать. Рубен, его агент, отведет его пообедать. А потом можно заехать на несколько вечеринок.
Они обедают в ресторане, который любят крупные издатели. Метрдотель тепло пожимает руку Гарри и говорит, что рад его видеть, все ждут не дождутся, когда можно будет прочитать его новую книгу. Когда она выйдет? К их столику постоянно подходят люди. Кто-то присаживается выпить или посплетничать об издательских делах. Гарри устал. Он пьет, чтобы не заснуть. Пытается отговориться, но Рубен настаивает, что надо заглянуть хотя бы на одну вечеринку. Это в Челси, у реки. Еще один клиент Рубена. Он обещает, что будет весело. Молодежь. Не такие, как мы. Узнаешь что-нибудь новое. Просто зайдем выпить. Гарри соглашается, но в машине зевает и смотрит на часы. Уже слишком поздно, чтобы звонить Мэдди.
Откуда я все это знаю? Гарри записал, а я потом прочел. События поездки и многое другое. Это ведь и делают писатели, правда? Пока что-то не будет написано, его словно не существует. Хотя многие подробности я узнал лишь годы спустя.
Вечеринка проходит в похожем на пещеру помещении. Рубен представляет Гарри другому своему клиенту. Тот намного моложе, чем был Гарри, когда была опубликована его первая книга. Гарри почти уверен, что он и Рубен на этой вечеринке самые старые. Молодой автор держится приветливо, рассказывает Гарри, в каком восторге от его книги. Он тощий, с кудрявыми темными волосами, у него внимательные карие глаза. Выглядит лет на двенадцать. Лицо трикстера. Гарри даже не может запомнить, как его зовут. Он уверен, что никогда не слышал про книгу молодого человека, тем более не читал ее. Я сейчас живу в Риме, говорит он в свое оправдание. Рубен мне сказал, что книга потрясающая.
У писателей своя иерархия. Несмотря на то, что Гарри старше и получил премию, он знает, что не слишком опережает этого молодого человека. У него нет собрания опубликованных сочинений, чтобы прикрыть тылы. Его карьера пока может пойти в любую сторону. Только следующая книга покажет, настоящий ли у него талант, или все это было случайной удачей.
А потом оно происходит – неизбежно, непоправимо, словно выпали гадальные кости, точно начался отлив. Он слышит сзади женский голос:
– Гарри! Что ты тут делаешь?
Он оборачивается. Клэр.
– Рад тебя видеть, – произносит он, целуя ее в щеки. Кожа у нее теплая, мягкая. – Так это делается в Италии, – смеется Гарри. – Замечательный обычай.
Дни, разделявшие их, исчезают.
– Я думала, ты в Риме. Вы уже вернулись?
– Нет. Издателю было нужно, чтобы я приехал на несколько дней. Я прилетел сегодня утром.
– Как Мэдди? И Джонни? Они с тобой?
– У них все замечательно. Они остались в Риме. Как ты?
– Отлично, – отвечает Клэр. – Правда, хорошо. Слушай, мне очень жаль, что все так вышло. Тогда, у нас. Надеюсь, ты на меня не сердишься.
– Не на что сердиться, – отвечает он. – Скорее я должен быть польщен. Было и утекло, да?
Они берут по бокалу. Усталость Гарри исчезла. Они говорят о Риме. Клэр там никогда не была. Это волшебство, утверждает он. Каждому нужно там пожить хотя бы недолго.
– Хорошо выглядишь, – говорит Гарри.
Клэр изменилась. У нее новая работа. Редактор в журнале. Зарплата выше, уважения больше. Она идет в гору. Есть еще кое-что. Клэр постриглась. Летом у нее были длинные волосы. Сейчас прическа короче, более стильная. Так она выглядит старше, утонченнее.
Я с ней тоже встречался. Мы выпили по коктейлю вскоре после того, как Уинслоу уехали в Рим. Никогда раньше не видел ее на высоких каблуках.
– Ну, так уж вышло, – говорит Клэр. – Что ты тут делаешь?
– Меня Рубен привел. Мой агент. Помнишь, ты с ним как-то встретилась на улице? Он решил, что мне надо познакомиться с молодым поколением.
– Он представляет Джоша?
– Его так зовут?
– Да. Это вечеринка в его честь.
– Вы с ним друзья?
– Встречались какое-то время.
– Ты представить не можешь, как я рад тебя видеть. Я на этой вечеринке ни души не знаю, кроме Рубена.
– Давай, я тебя с кем-нибудь познакомлю? – предлагает Клэр.
Вскоре вокруг них собирается небольшая толпа желающих познакомиться со знаменитым Гарри Уинслоу. Худые, старательно небрежные мужчины в черном. Женщины, похожие на бродяжек, многие пьют пиво из бутылок. Его усаживают на диван. Он в центре внимания. Торговец историями открывает свой мешок. Достает одну историю, потом другую. Клэр приносит ему виски со льдом. Гарри сбился со счета и забыл, сколько уже выпил. Но точно знает, когда она отходит и когда возвращается. Он дает представление для нее.
Все вокруг как в тумане, но ему хорошо. Молодые мужчины и женщины хотят узнать о его новой книге, о его взглядах на современную литературу, терроризм, Ближний Восток. Он действительно был военным летчиком? Один молодой человек спрашивает, приходилось ли ему сбивать вражеские самолеты.
– Нет, – отвечает Гарри. – Я служил в мирное время.
Он рассказывает, как ему однажды пришлось совершить вынужденную посадку в Северной Африке во время тренировочного полета и провести ночь в марокканском борделе. Все смеются.
Клэр примостилась рядом с ним на подлокотнике дивана. Их тянет друг к другу, как магнитом. Он сегодня любимец публики, она знала, что так и будет. Его успех – ее успех. Я не знал, что ты знакома с Гарри Уинслоу, говорят ей. А, да. Мы старые друзья.
Уже полночь. Официанты убирают посуду. Вечеринка завершается.
– Мы идем в бар, – говорит Клэр. – Хочешь с нами?
Гарри оглядывается. Рубена не видно.
– Конечно, почему бы нет, – отвечает он.
В Риме уже утро.
На улице они останавливают такси. Клэр называет адрес. Гарри несет ее ноутбук и спортивную сумку.
– Куда мы едем? – спрашивает он.
– Сначала надо заехать ко мне. Хочу бросить сумки. Минутное дело. Бар практически за углом. Не возражаешь?
– Нет.
Она живет в Ист-Виллидж. Новая квартира, Клэр сняла ее в начале сентября. Неприметное здание, старый многоквартирный дом. Швейцара нет. Над тротуаром висят ржавые пожарные лестницы. Входная дверь открывается ключом, есть домофон с отчеканенными возле кнопок фамилиями жильцов, многие заклеены бумажками с именами новоселов, некоторые написаны от руки. Тяжелая вторая дверь с противоударным стеклом.
– Я на четвертом этаже, – сообщает Клэр. – Лифта нет, придется идти пешком.
Гарри несет ее сумки.
Мраморные ступени стерлись от времени. Здесь была станция отправления для многих поколений ньюйоркцев. Разница в том, что сейчас этот район стал модным, за квартиру берут дорого. Вытоптанная плитка на полу. Чугунные перила. Потеки на стенах. Меню из китайского ресторана, подсунутые под двери.
– Пришли, – говорит Клэр.
Еще один ключ. Сейфовый замок.
– Здесь на самом деле не так опасно, – улыбается она. – Замки остались от восьмидесятых.
Квартира маленькая, почти без мебели. Непонятно, неделю она здесь живет или год. Вдоль одной стены расположены книжные полки. С другой стороны маленькая кухня, совмещенная с комнатой. Диван, небольшой обеденный стол, на котором разбросаны бумаги, пара туфель, пустой винный бокал с засохшим осадком на дне. В мойке грязная посуда. В углу составлены коробки. Неприбранная одинокая жизнь. Спальня слева. Гарри с первого взгляда определяет, что холодильник тут из тех, в которых пусто – разве что обнаружится скисшее молоко, засохший лимон, вино, разлагающаяся китайская еда да банки с горчицей.
– Ничего выдающегося, но не приходится ни с кем делить жилье, – объясняет Клэр. – Хочешь выпить? Я сейчас.
Она находит почти пустую бутылку виски и выливает остатки в кофейную кружку.
– Извини, – говорит Клэр. – Я нечасто принимаю гостей.
– Ничего. Это ты?
На книжной полке выставлены фотографии. Девочка на парижской улице. Рядом стоит мальчик помладше, явно ее брат. Цвета поблекли. У нее лицо печального ребенка.
– Да. Мне было лет восемь.
– А это кто?
– Мама.
Маленькая семейная история. Эти фотографии стоят на виду, чтобы помнить, что́ у тебя за спиной. На одной она с друзьями по колледжу, кажется на футбольном матче. На другой – с подругой на вечеринке в саду. Обе в белых платьях. На полках стоят обычные книжки. Т.С. Элиот, Воннегут, Толстой, Джебран. Несколько новинок. Обе его книги. Первую только что переиздали. Гарри смущенно улыбается и проводит пальцем по их корешкам.
– Если не возражаешь, то мне бы как минимум надо их подписать, – произносит он, вынимая ручку.
– Буду рада.
Он пишет с росчерком: «Клэр, которая прекрасно разбирается в литературе. Гарри Уинслоу».
Он протягивает ей книги. Она читает надписи.
– Спасибо, – говорит Клэр и тянется поцеловать его в щеку.
– Когда-нибудь они будут стоить как раз столько, сколько ты за них заплатила, – улыбается Гарри.
Она улыбается в ответ.
– Я сейчас, – говорит она.
Гарри валится на стул. Он устал. Он слишком много выпил. Пора уходить.
Из другой комнаты слышен шум. Звук бьющегося стекла.
– Твою мать, как больно!
– Ты цела?
В спальне темно.
– Клэр?
– Я тут, – отвечает она. – Ногу порезала.
Гарри проходит через маленькую темную спальню в ванную. Там горит свет. На стене висит плакат французского кинофестиваля. Клэр сидит на унитазе. Ступня у нее в крови. На полу рассыпаны осколки стекла.
– Извини, – говорит она. – Уронила. Я такой лох.
Он осматривает порез на ее ступне.
– Могу перевязать. Не так все страшно.
Гарри берет аптечку и ищет антисептик.
– У тебя есть перекись? Или что-либо подобное?
– Вряд ли.
– Давай-ка сначала сделаем вот что.
Гарри достает носовой платок, смачивает его водой и смывает кровь с ее ноги. Потом заклеивает порез пластырем. Пятка у Клэр розовая, ногти на ногах выкрашены красным лаком. У нее красивые ступни, тонкие щиколотки. Ему приходится неуклюже двигаться в крохотной ванной. Гарри терпелив, как родитель.
– Ампутация не понадобится, – с улыбкой говорит он. – Идти сможешь?
– Попробую.
Гарри обнимает Клэр и поднимает ее, удивляясь, какая она легкая. Ему приходится повернуться боком, чтобы пройти в дверь.
– На кровать, – говорит она.
Он кладет Клэр на кровать, и вдруг ее руки обвиваются вокруг него, тянут вниз. Губы Клэр прижимаются к его губам. Ладони скользят по его телу, по рукам. На сей раз Гарри не сопротивляется, не может. Потом она перебрасывает ногу и садится на него верхом. Стаскивает платье через голову и беспечно бросает на пол. Темные вершины ее грудей выделяются на бледном теле в синеватом свете из окна. Его охватывают ее руки, запах, мягкость кожи, тепло. Язык Клэр ощупывает рот Гарри, живой и теплый. Она берет его за руку, направляя к своей твердой груди, потом между ног, прижимает его пальцы к тонкому шелку, давая ему почувствовать влажность, прежде чем снова потянуть руку вверх. Гарри оказывается сверху, она обхватывает его ногами, тянет к себе. Ее руки расстегивают его ремень, раскрывают ширинку, пальцы скользят под его трусы. По-прежнему обвиваясь вокруг Гарри, Клэр расстегивает его рубашку, спускает брюки, запускает пальцы в волосы на груди. Опускает руку и берет его, чувствуя, как он твердеет, как стучит кровь, как скачет сердце. Обнимая его, она шепчет ему на ухо:
– Я люблю тебя. Я твоя.
Она встает возле него на колени. Ее язык касается его уха, ласкает сосок, живот, медленно опускаясь, потом она берет его в рот, сначала медленно, потом дольше, глубже, и Гарри уже не может терпеть.
– Не могу, – шепчет он. – Не могу. Прости. Мне надо идти.
Но Гарри бессилен. Сила, мышцы подводят его. Завеса разодрана, граница пересечена; теперь есть только другая сторона. Он падает туда. Он тайно этого желал. Клэр тянет его обратно на кровать, ласкает, обвивает ногами, ее тело обжигает его, ее ступни взлетают в воздух, ритмично, вперед-назад, не хватает дыхания, ближе, дальше, скользя в поту, ее рот ищет его губы, его губы на ее груди, ключицах, шее, ее пальцы царапают спину, задыхание, стоны, ее вскрики, его рычание, и они обрушиваются вместе.
– Не выходи, – шепчет Клэр.
Она крепко прижимает Гарри к себе.
Полежать, отдышаться. Его голова лежит на ее подушке, они смотрят друг другу в глаза, сцепив руки, мешая дыхание, слившись телами. Он не помнит, когда в последний раз ощущал такой покой.
– По-моему, я тебя тоже люблю, – произносит Гарри.
Говорит ли? Может, он это только думает, и эта мысль его смущает. Может, для него слова означают не то, что для остальных?
Клэр вздыхает и целует его, уже спящего, утомленного перелетом, виски и сексом.
