Текст книги "Я тебя не отдам"

Автор книги: Бьюла Астор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

4

– Это представляет для тебя проблему?

Неприятный смех Говарда вызвал у Кристины ощущение смутного беспокойства.

– Могло бы, если бы я не знал наверняка.

– Знал? – По всей видимости, ей полагалось понимать, что именно означает это загадочное замечание.

Не доверяя своей выдержке, Говард ничего не ответил. Больше всего его поразило невинное удивление Кристины. Ничего себе девственница!.. Да у нее, наверное, любовников было даже больше, чем… Чем у кого? – спросил его ехидный внутренний голос. Может быть, чем было любовниц у тебя?

Нет, возразил себе Говард, дело здесь не в моем двойном стандарте, а в ее наглой лжи. Черт побери, он вовсе не такой уж фанатичный пуританин и мог бы проглотить любую ложь – но выдавать себя за девственницу!

Это просто отвратительно!

Возможно, некоторые из ее любовников находили добавочное удовольствие в том, что представляли себя соблазняющими девственницу, но его это не прельщало.

Кристина смотрела, как он поднимает с пола рубашку, двигаясь со звериной грацией, привлекательный даже в своей злости.

– Что ты делаешь?

– Ухожу. – Да и вообще ему не стоило сюда приходить.

– Что? – Тревожные колокола внезапно зазвонили во всю мощь.

– Ты меня прекрасно слышала.

Эта неожиданная и совершенно необъяснимая холодность подействовала на нее как пощечина. Пораженная силой и внезапностью происшедшей в нем перемены Кристина попыталась было подняться, но соскользнувшая на руки блузка мешала движениям. Торопливо сбросив ее, она села вся дрожа. Тело нестерпимо ныло от неудовлетворенного желания.

Разве об этом она мечтала: сидеть вот так и наблюдать за тем, как он уходит, делая вид, будто ничего не произошло? Это было оскорбительнее всего.

– Ты не можешь просто так взять и уйти! – закричала она.

Черт с ней, с гордостью, боль была слишком велика!

– Посмотрим.

Кристину захлестнула волна возмущения.

– Но в чем моя вина? Только в том, что я девственница? – Однако, заглянув в его глаза, Кристина не увидела в них улыбки, а только жгучее презрение, абсолютно неадекватное ситуации… Если только отсутствие сексуального опыта не было в его глазах чем-то порочащим ее.

– Бога ради, Кристина, перестань разыгрывать из себя святую невинность! – рявкнул он. – Я знаю о твоем ребенке!

– О ребенке?!

Понимая, что все складывается хуже некуда, она, тем не менее, не имела ни малейшего представления о том, почему это произошло. И уж конечно его слова ничуть не прояснили ситуацию.

Вглядываясь в широко открытые, изумленные глаза Кристины, Говард, как ни старался, не мог прочитать в них ничего, кроме искреннего недоумения, и чувствовал, как каменеют его скулы. Способность к столь безупречной имитации чувств позволяла заподозрить, что и все остальное было просто игрой. Все – эмоции, чувственная страстность… Нет, черт побери, последняя, по крайней мере, была настоящей. Никто не в состоянии изобразить ее столь безупречно! Так, может быть, она сейчас чувствует себя столь же ужасно, как и он?

– Я знаю, что ты беременна, Кристина. Твой отец все мне рассказал. Собственно говоря, – признался Говард с горьким смешком, – он даже предложил мне жениться на тебе.

– Жениться? – Это было какое-то безумие, кошмарный сон, который может прерваться в любую минуту.

– Временно, разумеется.

– И ты действительно уверен в том, что я беременна?

Кристина вскочила с софы, умудрившись, несмотря на обнаженную грудь и сползшую на бедра юбку, сохранить некоторое достоинство.

– Да, уверен, – отрезал Говард.

Она вновь покачала головой, но подобное отрицание очевидного факта лишь усилило его неприязнь. А может быть, Кристина просто слишком вошла в роль и не в состоянии сразу отрешиться от образа инженю? Скорее всего в ее красивой головке уже сложилось какое-то правдоподобное объяснение.

– Но как ты можешь это знать?

Ее вопрос Говард понял по-своему и не поленился объяснить:

– Твой отец держал тебя под постоянным наблюдением… Работала целая бригада частных детективов. Неужели ты думала, что он оставит тебя в покое?

– По правде говоря, я старалась вовсе не думать об этом. – Иначе ей пришлось бы постоянно оглядываться через плечо, а еще лучше сидеть взаперти, не высовывая носа из дому. – Так, значит, о моей беременности тебе сказал отец? – Она все еще никак не могла переварить услышанное.

Говард с трудом оторвал взгляд от обнаженной груди Кристины, понимая, что в своем разочаровании должен винить только себя. Вот что случается, когда судишь о людях лишь по их внешним данным. О чем он только думал, собравшись заняться любовью с Кристиной?

– Если ты хотела сохранить все в тайне, надо было заходить в женскую консультацию с черного хода.

У Кристины вырвался невольный удивленный возглас. Так вот в чем дело!

– Чему, черт побери, ты смеешься? – сердито спросил Говард.

Содрогаясь от смеха, она прошла в другой конец комнаты, сбросив по дороге юбку и оставшись в одних огненно-красных трусиках.

Не в пример хрестоматийным девственницам Кристина вовсе не стыдилась своей наготы. Хотя, по правде говоря, число знакомых Говарду девственниц было весьма ограниченным… точнее, равным нулю. Написанная на его лице циничная ухмылка уступила место болезненной гримасе. Ноги Кристины были стройными и длинными, упругие ягодицы приятно ласкали взор. Талия по сравнению с округлыми бедрами казалась необычайно тонкой, а кожа спины мягкой и шелковистой…

– Послушай… Что это там у тебя? – спросил он при виде свежей ссадины пониже ее плеча.

Повернув голову, Кристина попыталась разглядеть то, о чем говорил Говард, но, потерпев неудачу, потеряла к этому интерес.

– Должно быть, поранилась, когда он притиснул меня к стене, – ответила она безразличным тоном.

– Этот подонок? – взъярился Говард. – Почему ты не сказала мне, что он причинил тебе вред?

– Какой там еще вред! Кроме того, я уже об этом забыла. – Забыла в тот момент, как только увидела тебя, Говард.

– Забыла? Неужели у тебя нет инстинкта самосохранения? – воскликнул он.

Если бы был, тебя бы здесь не было, с горечью подумала Кристина и, вытерев глаза тыльной стороной ладони – нечего ему видеть, что она плачет, – повернулась к Говарду.

– Но ссадину необходимо продезинфицировать, – запротестовал он, тщетно стараясь отвести глаза в сторону.

Двуличное поведение Кристины не делало ее менее желанной в его глазах. Сейчас Говард уже ни на секунду не сомневался в том, что стал участником хорошо продуманной провокации.

Но нет, он не поддастся низменным инстинктам. Этого удовольствия он ей не доставит!

– Не беспокойся, я больше не стану соблазнять тебя, – заявила Кристина и мрачно улыбнулась при виде проступивших на его щеках красных пятен. – Так, значит, вы с отцом знаете о моей беременности. – Было удивительно, что ей удавалось выглядеть спокойной, хотя внутри нее бушевали гнев и боль. – Какое облегчение! – саркастически вздохнула она.

Стоило только подумать об этом мужском заговоре, как руки сами собой сжимались в кулаки. Болезнь Элизабет, очевидно, показалась им удобным предлогом для того, чтобы предпринять попытку сломить ее сопротивление. Такой циничной расчетливости можно было ожидать только от монстра в образе человека. Монстра, явившегося сюда с намерением соблазнить ее!

До этого она считала образцом безжалостности отца. Какая прекрасная у них получилась команда! А она попалась на их удочку… на его удочку! Воспоминание о своей готовности отдаться Говарду заставило ее содрогнуться от отвращения к себе самой. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке!

Продев руки в рукава рубашки, Говард надел ее. И при виде игры мышц под гладкой загорелой кожей сердце Кристины невольно забилось сильнее.

– Выходит, ты думаешь, что я беременна?

Присущее ей упрямство заставляет Кристину делать вид, будто это всего лишь глупое недоразумение, раздраженно подумал Говард и ответил:

– Я тебе уже все сказал… Оденься, ради Бога! – добавил он, стараясь не смотреть на нее и застегивая пуговицы рубашки.

Кристина, почти уже забывшая о своей наготе, намеренно приняла самую соблазнительную позу, какую только могла придумать, и бросила на него призывный взгляд.

– В чем дело, Говард? Неужели мое тело волнует тебя? – поддразнила она, приглашающе проводя пальцами по гладкой белой коже.

На его напрягшейся шее вздулись вены – реакция, на которую Кристина и рассчитывала. Ничего, пусть попотеет!

– Ты прекрасно знаешь, что волнует, – хрипло произнес он.

Вызывающе покачивая бедрами, Кристина сделала несколько шагов вперед.

– Неужели? – спросила она с милой улыбкой, так контрастирующей с горящими гневом глазами.

– Что ж, позабавься, если тебе так хочется, – процедил Говард, окидывая ее взглядом, полным холодного презрения. – Только не пытайся делать вид, будто не раздосадована в той же степени, что и я.

– Кстати, отец не сообщил, какого пола будет мой ребенок? Неужели он еще не раздобыл копию моей медицинской карты? Тогда на каком я месяце? А правду говорят, что первые три месяца даются нелегко? Знаешь, мне, наверное, действительно стоит позаботиться о себе…

– Куда ты клонишь, Кристина? – спросил Говард, заправляя рубашку в брюки.

Скоро узнаешь, вероломная крыса!

– Так, значит, он хочет, чтобы ты на мне женился, да? И что же ты получишь за свою самоотверженность? Как я понимаю, ты пошел на это отнюдь не из альтруистических соображений.

– За то, что я женюсь на тебе, Огастес обещал передать мне контроль над холдингом.

Изумление Кристины было столь велико, что она забыла о своей позе воплощенной язвительности.

– Контроль над холдингом?

Для неразборчивого в средствах человека, каким оказался Говард, это было мощным побудительным мотивом.

– Полный контроль.

Что ж, поруководить он любит.

– Скольким же верблюдам это может соответствовать? – Ее смех прозвучал несколько истерично. – Интересно, торговался ли ты? Наверняка отец предложил сначала издательскую часть, и ты сказал: «Ни в коем случае», – поэтому дело дошло до телевизионной сети. Верно я говорю? В конце концов, он выложил на стол то, что тебя устроило, то есть все, после чего ты согласился считаться отцом чужого ребенка. Игра стоит свеч, не так ли?

– Некоторые люди действительно могли бы так подумать, – согласился Говард.

Не нужен мне этот проклятый холдинг, и, если бы не мать, черта с два я вообще имел бы дело с вашей семейкой, подумал он.

– Я вернусь домой, – внезапно решила она. – Мне хочется быть с Элизабет, более того, я даже согласна быть вежливой с тобой у нее на глазах. Но если ты только посмеешь коснуться меня…

Уже направившийся к двери Говард остановился.

– Думаю, что буду в состоянии сдержать себя, – язвительно усмехнулся он.

Я заставлю тебя вспомнить о твоих словах, хотя бы ради спортивного интереса, подумала Кристина.

– Кстати, – добавила она, – если увидишь отца раньше меня, передай, чтобы он не спешил оборудовать детскую комнату. Видишь ли, я вовсе не беременна.

– Вскоре, когда у тебя вырастет живот, не останется смысла отрицать очевидное… – Что-то в выражении ее лица заставило Говарда замолчать. – Что-нибудь случилось с ребенком? – подозрительно спросил он минуту спустя. – Или ты сделала аборт? – Почему такая очевидная возможность не пришла ему на ум ранее?

Да просто потому, что, несмотря на все свидетельства обратного, он до сих пор видит в ней невинного подростка. Какой осел!

– Знаешь, Говард, сдается мне, ты не спишь ночами, придумывая, как посильнее оскорбить меня.

Нет, я не сплю ночами, мечтая познакомить тебя с радостями секса, мысленно возразил он ей. Вот в чем злая ирония ситуации.

– Когда же до тебя наконец дойдет, что я не беременна и никогда не была беременной? – спросила она.

По выражению лица Говарда было ясно, что он не хочет верить ей, что бы она ни сказала.

– В консультации, входящей в которую меня видели, работает один современно мыслящий специалист, – тихо произнесла Кристина. – В частности, он увлекается нетрадиционной медициной и совсем недавно начал использовать иглоукалывание для облегчения болей при родах.

– Очень интересно.

Она решила не давать воли своему гневу.

– Он разрешил мне присутствовать на обходах и продемонстрировал несколько интересных случаев.

– Но с какой стати ему это понадобилось?

В тоне Говарда появилась некоторая неуверенность.

– Потому что он очень хороший человек и знает, что я собираюсь поступить на курсы иглоукалывания, когда накоплю достаточно денег. – Что, с ее жалованьем в магазине, случится очень нескоро. Может, стоит потребовать отца заплатить за курсы?

Выслушав ее объяснение в полном молчании, Говард задумался. Слова Кристины звучали вполне искренне… кроме того, кто бы мог придумать такое неправдоподобное объяснение?

– Так ты не беременна?

– Господи, ну и быстро же ты соображаешь.

Достигнув, чего хотела, Кристина почему-то не ощутила ожидаемого удовлетворения.

– Но Огастес сказал…

– Он сказал, а ты ему поверил, так что перестань валить с больной головы на здоровую, Говард, в этом нет никакого смысла.

Но если принять то, что насчет ребенка он оказался не прав, тогда…

– Ты действительно… – Взгляд его в который уже раз скользнул по ее стройной гибкой фигуре.

– Да, девственница. – А после сегодняшнего эксперимента скорее всего останется ею до скончания века!

– Но все эти мужчины…

Его брезгливый тон сказал ей, что Говард стал жертвой намеренного ее очернения.

– Полагаю, что отец должен подумать о том, чтобы обратиться в другое детективное агентство… Или это твое собственное умозаключение, Говард? Неужели мои мнимые многочисленные любовники так тебя задевают? – Их взгляды встретились. – Задевают, не правда ли? Тогда понятно… ты никогда не был обо мне высокого мнения, – с горечью констатировала Кристина.

– Однако признайся, гораздо естественнее было поверить в то, что ты пустилась во все тяжкие, чем…

– Чем в то, что я девственница, – закончила за него она. – Вероятно, я должна поблагодарить тебя за столь лестное обо мне мнение. Хотя надо признаться, мне был несколько странен этот обрушившийся на меня шквал негодования от человека, намеревающегося за вознаграждение затащить меня в постель. Должно быть, отцу очень уж не терпится выдать меня замуж.

– Я сказал ему, что не собираюсь на тебе жениться.

Что ж, уже легче!

– А чуть было не занялся с тобой любовью я только потому, что хотел этого, – признался Говард.

– Думая при этом, что я беременна! – воскликнула пораженная Кристина.

– Да.

– И тебе было все равно? – По мнению Кристины, если и есть на свете мужчины, способные принять чужого ребенка как своего собственного, то Говард к их числу никак не относится.

– Не все равно, – сказал он. – Но я мало что мог с этим поделать. Мне казалось, что тебя нельзя оставлять в одиночестве.

– Господи, да с тебя можно хоть сейчас писать святого угодника, готового пожертвовать собой ради ближнего! – Кристина истерически расхохоталась и долго не могла остановиться. – Знаешь, – немного успокоившись, сказала она с отвращением в голосе, – ты просто-напросто беспринципный, лживый ханжа!

– Хочешь, чтобы я ушел?

– А ты как думал? Что я предложу тебе остаться на ночь? Что я окончательно рехнулась и скажу: «Я на тебя не сержусь, Говард». А потом: «На чем мы с тобой остановились?..» – И тут ее многозначительный взгляд упал на софу.

– На самой грани чего-то весьма необыкновенного, – невозмутимо ответил он.

Кристина чуть не задохнулась от гнева.

– Ты никогда не сдаешься, да, Говард? Так знай: когда я захочу лечь с мужчиной, то платить ему за это не будут!

Говард дернулся головой так, будто она его ударила.

– Если это все, что ты хотела мне сказать, – произнес он холодным, отстраненным голосом, – мне остается только пожелать тебе спокойной ночи.

Когда дверь за ним закрылась, Кристина, обессилев, опустилась на пол. Спокойной ночи! Никогда еще слова не противоречили реальности до такой степени – хуже ночи трудно было придумать. Боже, и она еще собирается жить с этим человеком под одной крышей!

Говард догадался о том, кто поджидает его в темноте у дверей спальни прежде, чем успел что-нибудь увидеть.

– И чего вам только не спится, Огастес, – недовольно проворчал он.

– Просто мне не терпится узнать, как идут дела. Как наш маленький заговор, продвигается?

Говард бросил на него взгляд, от которого у любого мало-мальски чувствительного человека забегали бы по коже мурашки.

Но Огастес Гаскел не был чувствительным человеком.

– Неужели настолько плохо! – Он сочувственно пощелкал языком.

Руки Говарда сжались в кулаки.

– Во-первых, Огастес, никакого заговора не было вовсе.

– Должно быть, ты не совсем понял меня, сынок. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я дам тебе маленький совет…

– По правде говоря, буду.

Прозвучавшая в голосе пасынка откровенная злость заставила Огастеса тут же пойти на попятный.

– Зачем же так нервничать. Просто я знаю Кристину, с ней нужно уметь обращаться.

– Неужели? – Говарду все труднее было держать себя в руках. – Напомните мне, когда вы виделись или разговаривали с ней в последний раз?

Склеротические щеки старика побагровели. Он открыл рот, собираясь возразить, но, видимо, не нашел что.

– Неужели вам не понятно, что Кристина не хочет, чтобы ею руководили, не хочет быть управляемой подобно ценам на акции? Ей хочется, чтобы ее уважали, любили без всяких условий, неэгоистично.

– Что ты хочешь этим сказать?

Говард покачал головой.

– Вы что, действительно ничего не видите? Я начинаю понимать, что, покидая дом, Кристина прекрасно знала, зачем это делает. Основная ваша проблема в том, что вы до сих пор считаете ее ребенком…

Внезапно Огастеса осенила идея настолько сумасбродная, что он чуть было не отверг ее, не раздумывая… Но потом взглянул Говарду в глаза и спросил:

– Ты уверен, что речь сейчас идет обо мне?

Словно окаменев, Говард некоторое время ошеломленно смотрел на отчима, потом, выругавшись, открыл дверь своей спальни и громко захлопнул ее за собой.

5

– Где отец? – спросила Кристина, ставя на пол чемоданчик с вещами. Вполне достаточно на несколько дней, но слишком мало для того, чтобы создать впечатление приезда надолго.

Бертран Бакстер, презирающий условности, но весьма опытный дворецкий, воспринял ее появление без комментариев, хотя и присутствовал при демонстративном уходе Кристины из дому. Тогда она в крайне категоричных выражениях заявила, что в следующий раз преодолеет порог этого дома не иначе как в гробу!

И все же я опять здесь, думала она, оглядывая впечатляющий, но несколько помпезный холл. Ничего не изменилось, и отец наверняка тоже.

– Думаю, он в кабинете. Может быть, мне проводить вас?

– Я знаю дорогу.

– Разумеется, знаете. Разрешите заметить?

В глазах Кристины появилась улыбка.

– Разве тебе когда-нибудь можно было помешать?

– Приятно снова видеть вас дома.

– Всего лишь на время.

– Как вам будет угодно, мисс.

– Бертран! Не смей называть меня мисс. А потом, с каких это пор мы перешли на «вы».

– Всего лишь дань почтения…

– Что это с тобой случилось? И кстати, откуда у тебя этот фингал?

Дворецкий осторожно потрогал разноцветную опухоль под левым глазом.

– Небольшая размолвка в пивной.

– Неужели тебя начала подводить реакция? – поддразнила она. – Так ты собираешься отнести чемодан в мою спальню?

– У тебя что, руки отсохли, девочка? – услышала она в ответ.

Улыбнувшись, Кристина почувствовала, как улучшается ее настроение.

– Если бы ты не был таким красавчиком, я бы тебя обняла. – Что она, впрочем, и сделала.

Пригладив свои длинные волосы, Бертран широко улыбнулся.

– Веди себя прилично, девочка, у меня есть женщина. К чему эти сантименты! – сказал он, похлопывая по прижатой к его груди рыжеволосой голове.

Шмыгнув носом, Кристина отстранилась.

– Значит, в кабинете?

– Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

– Предпочитаю разговор без свидетелей, – со вздохом ответила она, гордо выпрямившись.

Собравшись было постучать в массивную дверь, Кристина вдруг передумала, твердой рукой взялась за ручку и, не желая терять боевого настроя, распахнула створку с такой силой, что та, ударившись о стену, заставила содрогнуться висящие на ней картины в золоченых рамах.

Не успела она перешагнуть порог, как сидящий в большом кожаном вращающемся кресле человек поднял голову от сверкающего полировкой стола красного дерева. Поднеся руку к лицу, он поспешно стер с него слезы.

– Будут в этом доме когда-нибудь стучать? – раздраженно бросил он. – Кристина, ты?!

Ее отец никогда не плакал, просто не умел! Однако факт был налицо. И это не укладывалось в ее голове. Вся тщательно взлелеянная антипатия к нему куда-то исчезала, утекала, как песок между пальцами. О нет, только не сейчас!..

Нарочито откашлявшись, Огастес сделал героическую попытку взять себя в руки и, схватив первую попавшуюся из лежащих на столе папок, открыл ее.

Кристина проглотила вставший поперек горла комок и поставила чемодан на пол. Грозный тиран-отец больше походил сейчас на испуганного ребенка, и это потрясло ее.

– Значит, ты все-таки решила вернуться, – буркнул он.

До этого Кристина и представить себе не могла, что властный тон и деспотичные манеры отца могут вызвать у нее ностальгию. Но теперь, слыша его слабый, дрожащий голос, она много отдала бы, чтобы не быть свидетельницей столь разительной перемены.

– С тобой все в порядке, папа? А как… – Страшно было высказывать свои опасения вслух. – Элизабет… как там она?

Огастес вытер с морщинистого лица оставшуюся влагу.

– Нет-нет… ничего не изменилось к худшему. Она все в том же состоянии. Просто я… – Голос его прервался.

Несмотря на кажущуюся готовность ко всему, необыкновенная худоба Элизабет неприятно поразила Кристину.

Находящаяся рядом с ней сиделка, кивнув, вышла из комнаты.

– Приятная женщина, но слишком уж деловая, – заметила Элизабет. – Твой отец только что ушел… Он очень рад, что ты вернулась, – радостно сообщила она. – Ты довольна прогулкой?

Изобразив улыбку на непослушных губах, Кристина вошла в залитую солнцем комнату, надеясь, что мачеха не заметила ее первоначальной реакции.

– Сегодня прекрасный день, я уже забыла, как тут замечательно красиво и тихо. – Прогулка по окружающему дом парку была задумана с целью собраться с духом и с мыслями. К несчастью, ни одна, ни другая цели достигнуты не были.

Торопливо подойдя к креслу, Кристина нежно обняла Элизабет, стараясь не обращать внимания на то, что даже через одежду можно прощупать каждое ребро.

– Будь так добра, подвези меня к окну, Кристина. – Элизабет кивнула на столик, на котором был сервирован чай. – Не волнуйся, пока еще я в состоянии передвигаться сама, просто иногда чувствую себя усталой.

Согласно кивнув, Кристина подкатила кресло с Элизабет к окну и уселась сама.

– Это самое мое любимое место в доме, – сообщила мачеха.

Кристина окинула невидящим взглядом великолепный вид.

– Мое тоже. – Элизабет действительно умирает, подумала она. Сейчас это особенно заметно.

– Тебе вовсе ни к чему притворяться, моя дорогая, – мягко посоветовала ей Элизабет, беря за руку. – Я знаю, что выгляжу полной развалиной.

Глаза Кристины наполнились слезами.

– Мне так жаль… Я должна была быть здесь. Извините… – Где же мое хваленое самообладание, недоумевала она, с трудом сдерживая рвущиеся наружу рыдания. – Я бы приехала, если бы только мне сообщили…

– Говард хотел сообщить тебе. Я знаю, он был против того, чтобы тебя держали в неведении. Если бы не Огастес…

– Говард хотел мне сообщить? Но мне казалось, что он…

– Что, дорогая?

Кристина покачала головой.

– Да нет, ничего, просто нервы.

– Твой отец по своему обыкновению считает, что поступает тебе во благо. Но, по-моему, Говард прав, говоря, что он стремится чересчур опекать тебя.

– Говард действительно так говорит?

Элизабет молча кивнула, не подозревая, сколько поводов для размышления дала сейчас падчерице.

– Налей-ка нам по чашке этого прекрасного чая, который только что принес Бертран, – предложила она. – Он очень рассердится, если мы не выпьем.

– Хотела бы я, чтобы все мужчины были похожи на Бертрана! – воскликнула Кристина, разливая молоко по столу. Если Говард хотел ей сообщить, то почему не признался в этом?

– Это сделало бы жизнь гораздо проще, не так ли? – согласилась Элизабет, очевидно не находя ничего странного в горьком замечании Кристины. – Открытый и прямой. – Мачеха явно предпочитала не замечать ошеломленного вида падчерицы. – Дай-ка лучше мне, – спокойно сказала она, беря из рук Кристины фарфоровый молочник.

– Извините.

– И он очень сексуален, – продолжила Элизабет с лукавой улыбкой. – Это замечаешь, даже если тебе уже за пятьдесят, – добавила она. – Особенно когда умираешь. Ладно, хватит о грустном. Лучше скажи, что на этот раз наделал Огастес, чтобы так тебя разозлить?

Не готовая к этому осторожному допросу Кристина несколько опешила.

– Он…

Ей никак не удавалось найти подобающую случаю замену фразе: «Он пытался выдать меня замуж за вашего сына». И в этот момент раздался тихий стук в дверь и в комнату вошел Говард.

При виде Кристины ласковое выражение на его лице сменилось напряженно-безразличным.

– Извини, мама, я не знал, что ты не одна. Я зайду попозже.

– Не говори глупостей, Говард, это же наша дорогая Кристина. Выпей с нами чашку чаю… Прошу тебя, – добавила она, нахмурившись при виде его лица.

Говарду ничего не оставалось, кроме как сесть в кресло. Воцарилось неловкое молчание.

– Как мило мы устроились, – не без юмора заметила Элизабет, разливая чай по чашкам. – А я как раз собиралась расспросить Кристину о ее работе…

Она бросила на сына выжидающий взгляд и явно расстроилась, когда тот проигнорировал намек.

– Извините, – пробормотала Кристина, – я как раз подумала о том, что забыла позвонить Тимоти.

Подчеркнуто безразличное выражение лица Говарда заставило ее объяснить:

– Это сосед сверху. У него ключи от моей квартиры, и в мое отсутствие он согласился присмотреть за моими цветами. Второпях я забыла сумку, за которой мне придется заехать позже. Об этом я и хочу его предупредить.

Говард с шумом отодвинул свое кресло.

– Я только что вспомнил, что должен быть в городе…

Мог бы, по крайней мере, придумать более правдоподобное объяснение, подумала Кристина, наблюдая за тем, как он целует мать на прощание.

– Если хочешь, я могу на обратном пути забрать твои вещи, – неожиданно предложил Говард.

– Ты?

– Это почти по дороге. Вернусь к ужину, мама. Тогда и поговорим.

Кристина поняла это так, что он не желал бы ее присутствия при этом. Очевидно, Говард с трудом переносит их совместное пребывание в одной комнате, тем удивительнее выглядело его предложение заехать за вещами. Если только он не ухватился за ее слова, как за предлог поскорее их оставить.

После ухода сына Элизабет бросила изучающий взгляд на Кристину, делающую вид, будто внимательно разглядывает рисунок на чашке.

– Огастес считает, что это старинный китайский фарфор, – сообщила она, проведя пальцем по краю своей чашки. – Но, по моему мнению, это подделка, хотя и очень искусная. Ему, разумеется, я этого не сказала.

Подняв глаза, Кристина улыбнулась.

– Да, – отозвалась она, но Элизабет видела, что падчерица не имеет ни малейшего понятия о том, с чем соглашается.

– Надеюсь, ты извинишь мое женское любопытство, но этот Тимоти… он твой близкий друг?

Кристина рассмеялась.

– Боюсь, я не в его вкусе.

– Думаю, ты можешь удовлетворить вкусам любого мужчины, – вежливо возразила Элизабет.

– Самого близкого друга Тимоти зовут Валентин.

На этот раз настала очередь смеяться Элизабет.

– Знаешь, я очень рада видеть тебя здесь, Кристина. С мужчинами одно беспокойство. – Не говоря уже о том, что сама одной ногой стою в могиле, мысленно добавила она.

– Да, они оба непростые люди, – согласилась Кристина.

– В том-то все и дело. Они скрывают свои чувства, храбрятся в моем присутствии, однако в душе… – Элизабет тяжело вздохнула.

Вспомнив о сцене в отцовском кабинете, Кристина не нашла, что возразить.

– Особенно меня беспокоит Говард, – продолжила мачеха. – Ты заметила, как он напряжен?

– Кажется, он немного похудел, – пробормотала Кристина, сделав глоток чаю. – Но в остальном выглядит вполне здоровым, – добавила она, ясно представив себе загорелый мускулистый торс Говарда.

По счастью, мачеха вроде бы не заметила краски, залившей ее лицо и шею.

– Не могу отрицать, у него от природы отличное здоровье, – согласилась Элизабет. – Но все имеет свои пределы. – Кристина, как никто другой знающая по своему опыту, что это такое, молча кивнула. – По правде говоря, Огастес все больше и больше рассчитывает на него. Беда в том, что твой отец в некотором роде деспот.

Кристина невесело рассмеялась.

– Вряд ли с этим можно поспорить!

– Все эти годы он окружал себя подобострастными людьми без инициативы. Теперь же, когда понадобился человек, способный снять с его плеч тяжелую ношу руководства корпорацией, не нашлось никого, кому бы это оказалось по силам! Можно, конечно, сказать, что виноват в этом только он. Наверное, потому Огастес и обратился к Говарду… – Элизабет неожиданно рассмеялась. – Если кого и можно обвинить в подобострастии, то только не Говарда!

Не находящая в этом ничего смешного Кристина промолчала.

– Знаешь, Говард приходит сюда и сидит со мной часами. Но мне известно, что потом ему приходится работать допоздна, а на следующий день вставать до рассвета. Я пыталась заставить его развеяться, но он только улыбается и делает по-своему. Надеюсь, что ты мне в этом поможешь…

– Я? – воскликнула изумленная Кристина. Разговор явно начинал приобретать нежелательный оборот. – Но как?

– Ну, например, попроси его угостить тебя хорошим обедом или предложи сопровождать тебя на прогулке. Говард – любитель ходьбы. Уверена, это принесет ему пользу.

– Но если он игнорирует ваши просьбы, то тут вряд ли поможет мое вмешательство, – запротестовала Кристина.

– Думаю, ты недооцениваешь своего влияния на него, дорогая.

Неужели у меня начинается паранойя, подумала она, с подозрением всматриваясь в лицо мачехи. Однако на нем можно было прочесть лишь вполне понятную тревогу матери за сына, не более того.

– Я не имею никакого влияния на Говарда.

– Посмотрим, – пробормотала Элизабет и, сменив, к большому облегчению Кристины, тему разговора, начала рассказывать о вечеринке, которую Огастес собрался устроить в честь ее дня рождения.

Часом позже стало заметно, что мачеха окончательно выдохлась.

– Может быть, попросить Бертрана принести еще чаю? – спросила она.

– По правде говоря, – не моргнув глазом солгала Кристина, – я немного устала…

– Разумеется, моя дорогая, это так эгоистично с моей стороны задерживать тебя так долго. Нам с тобой не мешает отдохнуть перед ужином.