Текст книги "Бич небесный"

Автор книги: Брюс Стерлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Еще Рик тайком снабдил его айбогеновой жевательной резинкой для обеспечения максимальной боевой готовности. Алекс пока что не пробовал ее – ему не хотелось спать. Кроме того, он не очень любил айбоген.

В его наушниках затрещало.

– Здесь Рик. Как твои дела? Прием.

– Отлично. Уютно. Я переустановил сиденье, прием.

– Каким образом?

– Вылез наружу, встал на стремя и вытащил штифт.

– Тебе не следовало этого делать!

– Послушай, Рик, здесь наверху только ты и я. Никто нас не слышит, никого это не заботит. Я не собираюсь падать с этой штуковины. Мне было бы проще выпасть из огородной тележки.

Рик мгновение помолчал.

– Только не делай глупостей, хорошо? – Он отключился.

Алекс летел еще около часа. Время тянулось неспешно, все было в порядке. Час, проведенный с кислородом, никогда не смог бы утомить его. Он старался продлить кислород, прихлебывая из контейнера маленькими порциями, но знал, что к тому времени, как он приземлится, контейнер все равно будет пуст. После этого он рассчитывал каким-нибудь образом прикупить себе еще кислорода.

А еще он собирался начинать покупать нужные вещи для бригады.

Несмотря на все их высказывания, Алекс видел, что именно это лежало в основе сделки, по крайней мере в отношении него. Та же самая не выраженная в словах сделка касалась по большей части и Хуаниты. Эти люди водились с Хуанитой не просто потому, что им действительно так уж нравились большие толстобедрые выпускницы киберартучилищ. Хуанита нравилась им, потому что она покупала им барахло и брала на себя заботу об их многочисленных и разнообразных нуждах. Она была их патронессой – и он, Алекс, был на пути к тому, чтобы стать следующим в очереди на раздачу.

Однако вдобавок ко всему этому имелся еще один озадачивающий момент, касавшийся Джерри Малкэхи. Жизнь бригады в конце концов неизбежно сводилась к Малкэхи, поскольку любой бригадир, который не боялся, не любил и не преклонялся перед этим парнем, с очевидностью получал билет на выход в очень скором времени. Алекс до сих пор не был уверен насчет истинных мотивов Малкэхи; тот от природы был очень запутанным субъектом. Все это время Алекс внимательно наблюдал за ним и теперь был совершенно уверен в двух вещах: а) Малкэхи действительно обладал некоторой долей гениальности и б) Малкэхи не имел особенно четкого представления о том, за каким чертом людям нужны деньги. Когда они с Хуанитой появлялись перед народом, Малкэхи обращался с ней с непривычной архаической учтивостью: ждал, пока она первая сядет у лагерного костра, помогал ей подняться на ноги впоследствии, не начинал есть, пока не начала она, и все такое прочее. Ни он, ни она никогда не придавали большого значения этим молчаливым маленьким любезностям, но Малкэхи редко упускал возможность проделать их.

Довольно часто, когда в бригаде возникало какое-нибудь не очень серьезное разбирательство, Малкэхи позволял Хуаните говорить вместо себя. Она в таких случаях очень оживлялась и глубоко входила в суть дела, а он сидел с абсолютно каменным лицом, отрешенный и замкнутый. Словно он позволял ей выражать за него его эмоции – причем оба явно выигрывали от такого соглашения. Время от времени он внезапно заканчивал какую-нибудь начатую ею фразу, и все вокруг подпрыгивали.

Но самые странные симптомы проявлялись у Малкэхи в те минуты, когда Хуанита вообще не смотрела на него. Она могла сделать что-нибудь этакое в манере хорошенькой девочки – например, потянуться всем телом и наклониться вперед в своем тоненьком бумажном комбинезоне, – и в такие минуты на лице Малкэхи внезапно появлялось выражение страшной борьбы с собой.

Словно он умирал от голода, а она была дорогим обедом и он изо всех сил старался себя сдержать, чтобы тут же на месте не наброситься, как собака, на блюдо и не начать есть с разбитого фарфора, стоя на четвереньках. Этот взгляд поспешно отводился прочь, и Малкэхи вновь обретал свое обычное сверхвыдержанное лицо индейца из сигарной лавки, но этот взгляд определенно был там, без всяких сомнений, и это был не такой взгляд, который человек может подделать.

Алекс не был уверен, как все это может отразиться на Хуаните. Она знала этого парня уже по меньшей мере год, и для мужчины и женщины, которые были любовниками на протяжении такого долгого времени, было чертовски странно не остыть хотя бы немного. Или, может быть, они как раз уже остыли? В таком случае начало должно было быть чем-то действительно необычным.

Алекс посмотрел на расстилавшийся внизу пейзаж: каравана не было видно. Углубившись в свои мысли, он оставил его далеко позади. Стоило бы повернуть и пролететь немного назад.

Разворачивая ультралайт с навязанной автоматикой медлительной осторожностью, он пересек гребень холма. В инфракрасном диапазоне дорога, вымощенная здесь камнем, лишь слегка тлела аккумулированным в ней дневным жаром, однако задний склон холма весь сиял от яркого живого тепла.

Алекс приостановил маневр, решив выяснить этот вопрос.

Вначале он подумал, что на дороге стоит целая армия, сотня человек, не меньше. Затем он осознал, что большая часть светящихся пятен тепла стояла на четырех конечностях. Это были олени… нет, козы!

Кто-то выгнал на шоссе стадо коз.

Алекс щелкнул переключатель радиоканала.

– Здесь Алекс, – сказал он. – Рик, тут дорога полна коз, прием.

– Ну-ка скопируй, Алекс. Ты что, кого-то видишь?

– Да, кажется. Сложно сказать с такой высоты. Рик, зачем кому-нибудь могло понадобиться выгонять стадо коз на дорогу посреди ночи? Прием.

– Здесь ты меня сделал, парень.

– Может быть, они тоже передвигаются ночью для большей безопасности, как и мы?

– А они двигаются?

– Да нет, просто стоят.

– Возможно, это фармакозы, и тогда это могут быть козокрады, ожидающие рандеву с каким-нибудь мясным фургоном из города.

– А что, люди правда этим занимаются? Угоняют коз?

– Некоторые люди за деньги займутся всем, чем угодно, парнишка!

Рик громко щелкнул в микрофон своим повышающим бдительность пузырем из жевательной резинки.

– Или, может быть, они намеренно блокируют козами дорогу, а в кустах у них засада, прием.

Алекс поднял лицевую пластину и выглянул наружу, чтобы посмотреть невооруженным глазом. В темноте было довольно сложно сказать, но похоже, что там были весьма густые заросли мескита по обеим сторонам дороги. И мескита вполне рослого – с пару этажей высотой. В таких зарослях можно было бы спрятать целое племя команчей.

– Может быть, тебе лучше подобраться сюда, Рик?

– Как можно, парень! Мы же не хотим оголить тыл каравана в ситуации, когда возможна засада!

– Но у тебя пушка!

– Я не собираюсь ни в кого стрелять, ты что, шутишь? Если это действительно настоящие bandidos, мы заворачиваем к чертям назад и вызываем техасских рейнджеров!

– Ясно, – проговорил Алекс. – Смерть с высоты… Я типа так и думал.

Он рассмеялся.

– Послушай, медикаментозный, я буду стрелять, если у меня не будет другого выхода! Но если мы примемся просто так, не задавая никаких вопросов, расстреливать людей посреди глухомани, тогда это мы будем теми, на кого пошлют техасских рейнджеров.

– Угу.

– Выключи мотор и пролети над ними на бреющем, посмотри на них тихонько.

– Хорошо, – сказал Алекс– Понял.

Он сделал несколько глубоких вдохов кислорода – это было великолепно. Затем обнаружил, что мотор не хочет выключаться. Он не мог переспорить систему контроля. Ну ладно. Все равно мотор был не особенно шумным.

Он упал на дюжину метров к вершинам деревьев и пересек дорогу под углом, справа налево. Козы, по-видимому, ничего не заметили – или не обратили внимания. Однако он отметил интенсивное инфракрасное свечение какого-то бездымного электрического нагревательного прибора возле края мескитовых зарослей. Люди там тоже были – самое малое полдюжины. Они поднимались на ноги.

Он снова открыл канал.

– Здесь Алекс. Я насчитал около восьмидесяти коз и по меньшей мере шестерых мужиков, стоящих возле зарослей. Они не спят. По-моему, они там что-то варят, прием.

– Мне это не нравится, прием.

– Мне тоже. Человече, это же каким нужно быть отморозком, чтобы красть коз у людей, которые умудряются выкармливать их в таком треклятом, богом проклятом месте, как это!

Алекс был сам удивлен неожиданной глубиной своего гнева. Но, черт побери, он ведь и сам пас коз! У него развилось искреннее чувство классового родства с козопасами.

– Ну ладно, – Рик вздохнул. – Сейчас я посмотрю, кто там не спит у нас в караване.

Алекс медленно кружил над стадом. В поле зрения показались новые светящиеся двуногие фигуры, на этот раз с другой стороны дороги.

– Грег говорит, сбрось на них вспышку и посмотри, – доложил Рик.

– Хорошо, – отозвался Алекс.

Он вытащил одну из вспышек из пластикового зажима, крепившегося на распорке с правой стороны. Вспышки были старыми и пыльными, из армейского снабжения, их покрывали нанесенные по трафарету надписи на кириллице. Алекс сомневался, что они станут хорошо работать, но по крайней мере в использовании они были сама простота.

Он откинул верхнюю часть вспышки. Она издала хлопок, задымилась, и вдруг из нее вырвалось пламя, яркое, как у сварочной горелки. Невольно застигнутый врасплох, Алекс выронил ее.

Вспышка описала аккуратную параболу и приземлилась, подскакивая, посреди шоссе, на самом краю козьего стада, которое немедленно ударилось в панику. Впрочем, козы не убежали далеко – они все были стреножены.

С края дороги донеслись резкие хлопки. Алекс моргнул, увидев нескольких людей в больших шляпах и неопрятной, болтающейся одежде.

– Рик, – сказал он, – они стреляют в меня.

– Что?

– У них винтовки, чел, и они пытаются меня пристрелить!

– Сейчас же убирайся оттуда!

– Хорошо, – пробормотал Алекс.

Ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы набрать высоту. Ультралайт отвечал на его понукания с грацией и скоростью дивана, втаскиваемого наверх по лестничному пролету. Ослепленные пылающей на уровне земли вспышкой, люди, по-видимому, не могли хорошенько разглядеть его. Их стрельба была неровной, и патроны у них были старого образца – громкие, с химическим капсюлем. Это, впрочем, не будет иметь значения, если они продолжат стрелять и дальше.

Алекса внезапно охватило глубокое убеждение, что его вот-вот убьют. Смерть была рядом. Его окатил приступ ужаса, столь интенсивного, что он буквально ощутил, как пуля врезается в него. Она ударит в его тело как раз под тазовой костью, пройдет через внутренности, словно раскаленный докрасна катетер, и оставит его умирать во всей этой сбруе, истекая кровью и блевотиной. Он умрет посередине между небом и землей, в объятиях умной машины. Бригадиры посадят машину и обнаружат в ней его, по-прежнему привязанного к сиденью, холодного, серого, окровавленного, мертвого…

Зная со всей силой иррационального убеждения, что его жизнь окончена, Алекс ощутил головокружительный спазм мрачного удовлетворения. Застрелен из винтовки. Насколько же это было лучше того способа умирания, к мысли о котором он давно привык! Он умрет как нормальный человек, словно его жизнь действительно чего-то стоила и словно у него была какая-то реальная альтернатива смерти. Он умрет как бригадир, и любой, кто узнает об этом, несомненно решит, что он умер таким образом, имея какую-то цель. Как будто он умер за их дело.

На какой-то безумный момент Алекс действительно поверил в дело, поверил всем сердцем. Все в его жизни вело к этому моменту. Вот сейчас его убьют, и все это было предрешено, все было задумано именно так с самого начала.

Однако люди с винтовками продолжали по-прежнему мазать, а через какое-то время и вовсе прекратили огонь. А затем человек в мешковатой одежде, пригибаясь, подбежал к пылавшей посреди дороги вспышке и растоптал ее в угольки.

Алекс вдруг осознал, что Рик уже какое-то время что-то хрипло кричит ему в ухо.

– Я в порядке! – сказал Алекс. – Прошу прощения.

– Ты где?

– Я, э-э… между ними и караваном. Довольно высоко над землей. Кажется, они уводят коз с дороги. Сложно сказать…

– Ты не ранен? Что с самолетом?

Алекс осмотрелся. Ультралайт был совершенно невидим. Он вытащил из кобуры фонарик и помахал им над крыльями, над носом, над кожухом пропеллера.

– Ничего, – сказал он, выключая свет. – Никаких повреждений, они промазали на десять километров, они даже толком не поняли, где я был!

Алекс визгливо расхохотался, закашлялся, прочистил глотку.

– Черт побери, это было круто!

– Мы заворачиваем, парень. Здесь есть другой маршрут… Давай возвращайся к каравану.

– А может, сбросить на них еще одну вспышку?

– Нет, черт тебя побери! Отваливай подальше от этих ублюдков!

Алекс ощутил внезапный прилив злости.

– Но эти люди – они же просто ничто! Это какие-то придурки, они ничто! Мы можем пойти и надрать им задницы!

– Алекс, дружок, успокойся. Это работа рейнджеров. Мы охотимся за ураганами, а не за бандитами.

– Но мы можем накрыть их за просто так!

– Алекс, не болтай глупостей. Я говорю тебе, что есть другие маршруты. Мы сейчас отойдем назад на пару кликов и пустимся по другой дороге. Это займет у нас полчаса. Что ты хочешь больше – потерять полчаса или ввязаться в перестрелку и потерять кого-нибудь из своих друзей?

Алекс хмыкнул.

– Вот почему мы ставим людей лететь в голове в первую очередь, дружище, – сказал Рик, щелкая своей жвачкой. – Ты сделал отличную работу. А теперь расслабься.

– Хорошо, – ответил Алекс. – Да, я понял. Если это то, чего вы хотите, то конечно. Поступайте как знаете.

Он был все еще жив. Жив – и дышал. Жив, жив, жив…

ГЛАВА 6

– Искусство дизайна, – сопела Эйприл Логан, – однажды потеряв свое стремление построить лучший мир, с неизбежностью угасает, превращаясь в наемную работу по наведению глянца на варварство.

Благородная орлиная голова Эйприл Логан, с единственной аккуратной прядкой белых волос, принялась – вначале слегка, а затем все с большей настойчивостью – деформироваться, вытягиваясь вверх, словно ириска.

– Плотность информации, заключенной в современных технологических объектах, создает глубокий концептуальный стресс, буквально взрывающий взаимодействие человек – объект. Мало удивительного, что ответный неистовый луддизм стал определяющей чертой, модой нашего времени: приматы, превзойденные собственным окружением, в неистовой ярости набросились на постнатуральный мир.

Голова критика закручивалась по спирали на тонкой колонне ее загорелой шеи, словно шест перед дверью парикмахерской.

– Та же самая технология, которая делает наши дизайнерские инструменты более сложными, также значительно увеличивает количество вариантов того, как именно подвергшийся нашей обработке объект может выглядеть и функционировать. Если в нем нет видимых невооруженным глазом рабочих частей, то в таком случае текучим и аморфным становится само техно… Потребовалось довести Американскую республику чуть ли не до крушения, чтобы в конце концов прекратить затянувшуюся ядовитую моду на переключение каналов и иронические сопоставления…

Голова Эйприл Логан неспешно выворачивалась наизнанку в полном цвете и высоком разрешении. Видоизменялся даже ее голос – это было какое-то акустическое сэмплирование, имитировавшее эволюцию женской гортани в спираль или клейновскую бутылку.

На поясе у Джейн зажужжал мобильник. В то же мгновение в воздухе справа от нее возник классический телефон двадцатого века. Дизайнер – некий Генри Дрейфус, вспомнила Джейн. Профессор Логан часто упоминала о Генри Дрейфусе.

Движением инфоперчатки Джейн остановила лекцию и стащила с себя виртуальный шлем. Вытащив из-за пояса маленький хрупкий телефон, она нажала кнопку.

– Джейн слушает.

– Джейни, это Алекс. Я тут снаружи, с козами.

– Да?

– Ты не могла бы подсказать мне кое-что? Понимаешь, у меня здесь ноутбук, и я пытаюсь вытащить на него какое-нибудь крупномасштабное изображение окружающего ландшафта. Я раздобыл отличные спутниковые снимки, но не могу сообразить, как они соотносятся с сеткой GPS.

– Вот как, – сказала Джейн.

Алекс говорил так искренне и заинтересованно, что она почувствовала некоторое удовлетворение. Она вряд ли смогла бы вспомнить, когда он в последний раз открыто попросил у нее об одолжении, хотя бы просто попросил в чем-нибудь помочь.

– А конкретно какая долгота и широта тебя интересуют?

– Долгота сто – двадцать два – тридцать девять, широта тридцать четыре – семь – двадцать пять.

– Это совсем рядом с лагерем.

– Да, я так и думал…

– Должно быть, где-то около трехсот метров к востоку от командной юрты.

Если была возможность, Джерри всегда ставил юрту точно на сетку. Это немного помогало с радиолокацией, допплеровой триангуляцией и всем прочим.

– Да, это почти как раз там, где мы с козами сейчас находимся… Я просто хотел проверить. Благодарю. Пока.

Он дал отбой.

Джейн немного подумала над этим разговором, вздохнула и отложила шлем в сторону.

Она миновала Рика с Микки, корпевших над системой, и Джерри в шлеме, вернувшегося к своему обычному расхаживанию взад-вперед с утяжелителями. Ковер под Джерри уже начинал серьезно изнашиваться. Джейн надела солнечные очки и вышла из лагеря.

Симпатичное весеннее небо. Миленькие пушистые высоко-кучевые облака. Можно было подумать, что такое небо не в состоянии принести никому даже минутного вреда.

Она нашла Алекса сидящим, скрестив ноги, в тени мескитового дерева. Прятаться в тени крошечных перистых листьев – все равно что пытаться носить воду в сите; правда, на Алексе было его клееное-переклееное сомбреро. И еще дыхательная маска.

Он лениво возился с дряблой черной смарт-веревкой. Джейн не ожидала снова увидеть смарт-веревку и была вовсе не рада такому сюрпризу. Примитивный, враждебный к пользователю интерфейс этого приспособления был полным издевательством. В первый же раз, когда она попыталась воспользоваться веревкой, коварная штуковина хлестнула ее, словно лопнувшая жила колючей проволоки, оставив большой рубец на ее голени.

Она подошла к нему, хрустя ботинками по колючкам. Алекс резко обернулся.

– Привет, – сказала она.

– Hola, hermana.[35]35
  Здравствуй, сестра (исп.).


[Закрыть]

– Знаешь, если бы я была койотом, я без проблем стащила бы у тебя одну из коз.

– Милости прошу, чувствуй себя как дома! Алекс снял с себя маску и зевнул.

– Только попробуй стащить один из этих ошейников, и за тобой придет Рик со своей винтовкой и ликвидирует тебя.

– Что у тебя тут происходит?

– Да вот купаюсь в славе, я ведь герой дня, – лениво протянул Алекс. – Видела, вон толпа моих восторженных почитателей.

Он попытался щелкнуть веревкой в сторону коз, но безуспешно: смарт-веревка лишь беспокойно дернулась.

– Лучше бы вы не вызывали техасских рейнджеров. Честно говоря, мне совсем не хочется разговаривать с этими ребятами.

– Рейнджеры обычно не остаются надолго… Что ты здесь затеял?

Алекс ничего не ответил. Он открыл свой ноутбук, сверился с часами на экране, затем с театральной торжественностью встал и воззрился в южном направлении.

Она повернулась, чтобы взглянуть в ту сторону. Ей открылась бескрайняя панорама разрозненных горбов выпирающей коренной породы, усеянных можжевельником и мескитом; здесь и там виднелись каплевидные зеленые дольки опунции и желтые искры высоких качающихся рудбекий. Далеко на юге таял разлохмаченный инверсионный след пассажирского реактивного самолета.

– Bay! – произнес Алекс. – Вот он! Вот он подходит, черт бы меня драл!

Он расхохотался.

– Минута в минуту! Черт побери, удивительно, что только может сделать доброе слово и кредитная карточка!

Сердце Джейн упало. Она еще не знала, что здесь готовится, но это ей уже не нравилось. Алекс наблюдал за горизонтом с наихудшей и наиковарнейшей из своих ухмылок.

Она встала у него за плечом и всмотрелась в ландшафт.

И тут она тоже увидела это: подпрыгивающую машину. Больше всего это напоминало кенгуру в камуфляжной раскраске.

Машина двигалась через холмы широкими, четкими двадцатиметровыми скачками. Приземистая металлическая сфера, размалеванная беспорядочными пятнами оливково-коричневого и оливково-зеленого цветов. У нее была единственная толстая металлическая нога на поршне. Прыгающий робот выбрасывал ее вперед с ужасающей безошибочной точностью, словно некий одноногий пират из кошмара; он впечатывал свою сложносоставную металлическую ногу в землю, как бильярдист, щелкающий кием по шару, и в тот же момент с огромной силой отпрыгивал. Большую часть времени машина находилась в воздухе – пятнистое пушечное ядро, вращающееся вокруг своей оси и скачущее как блоха, отталкиваясь от техасской почвы. Машина делала добрых восемьдесят кликов в час. Когда она подобралась поближе, Джейн увидела, что ее нижняя сторона была сплошь усеяна зарешеченными датчиками.

Машина сделала завершающий скачок и, господи помилуй, даже искусное маленькое сальто – и шлепнулась на землю с коротким чмокающим звуком. В тот же момент из-под ее днища выскочил угловатый маленький треножник серого металла, словно три перочинных ножа на шарнире.

И вот уже она стоит, мгновенно ставшая тихой, словно кофейный столик, в каких-нибудь десяти метрах от них.

– Ну хорошо, – проговорила Джейн. – И что это такое?

– Это наркомул. От моих друзей из Матаморос.

– О боже.

– Послушай, – сказал Алекс, – расслабься. Это просто более дешевая уличная версия твоего «Чарли»! «Чарли» – контрабандистская машина, и это тоже контрабандистская машина. Просто вместо двухсот смарт-спиц, водительских сидений и трубчатого каркаса, как у твоего здоровенного драндулета, у этой только одна спица. Одна спица, встроенный гироскоп и система GPS.

Он пожал плечами.

– И еще какой-то мегачип внутри, который не позволяет ей ни на что натыкаться и делает так, что ее не видит ни один коп.

– О-о, – простонала Джейн. – Да, Алекс, это великолепно!

– Она может нести, наверное, килограмм сорок товара. Ничего особенного, у наркоребят сейчас таких штук сотни. Их изготовление стоит не слишком дорого, так что для них это как бы игрушка.

– Почему ты не рассказал мне об этом сразу?

– Ты шутишь? С каких это пор я должен просить у тебя разрешения сделать что-нибудь?

Он подошел к мулу. Она поспешила за ним.

– Лучше не трогай.

– Отойди от нее! – прикрикнул он. – Эти штуки обычно под напряжением.

Джейн, вздрогнув, опасливо отпрыгнула назад, и Алекс довольно хохотнул.

– Защита от взлома! Стоит ввести неверный пароль, и этот сукин сын взрывается на месте и уничтожает все доказательства! Даже больше того – если ты, скажем, не являешься их другом… или они устали вести с тобой дела… В таких случаях они иногда просто минируют мула, и ты взлетаешь на воздух в ту же секунду, как прикоснулся к клавиатуре.

Он рассмеялся.

– Не надо так мрачно смотреть! На самом деле это все просто легенды, похвальба, не больше; нарковакеро вряд ли действительно станут кого-то взрывать. Мы с тобой оба знаем, что граница больше ничего не значит. Границ больше нет. Есть только свободные и открытые рынки!

Он весело засмеялся.

– Они могут послать мне любую чертовщину, какую только захотят. Наркоту, взрывчатку, замороженные человеческие сердца – кому какая разница? Просто еще одна служба доставки.

Алекс с преувеличенной осторожностью набрал долгую цепочку цифр на телефонной клавишной панели, вделанной в верхушку мула. Некоторое время робот переваривал информацию, затем зашипел и треснул посередине, раскрывшись на стальном шарнире и обнаружив большое резиновое О-образное кольцо, окаймлявшее разлом.

Алекс принялся вытаскивать товары. Множество одежды в полиэтиленовой упаковке. Пара ковбойских сапог. Желтый цилиндрический контейнер. Пластмассовая канистра. Модные солнечные очки в ударопрочной оправе. Пистолет.

Очки Алекс надел немедленно, явно придя от них в восторг. Пистолет он перебросил Джейн.

– На, можешь взять, – сказал он. – Меня это не интересует.

Джейн, ойкнув, поймала его. Это был шестизарядный короткоствольный револьвер, сплошная инъекционно-сварная керамика и пластик, на ощупь твердый как камень и абсолютно смертоносный. Он весил примерно столько же, сколько весит чайная чашка, мог пройти через любой металлоискатель в мире, а его изготовление стоило, должно быть, порядка двух долларов.

– Ты совсем спятил! – сказала она. – Если рейнджеры засекут это дело, они просто озвереют!

– Ну да, и хьюстонским копам это бы тоже не понравилось – если бы вакеро были настолько глупы, чтобы пускать своего мула скакать прямо по улицам Хьюстона. Но они ведь этого не делают, не так ли? Таких идиотов нет. Об этом никто не знает, кроме меня и тебя. Ну и еще Кэрол.

Алекс вытащил из кучи вещей сверкающий металлический браслет.

– Смотри, я раздобыл для Кэрол часы-барометр! Она не знает, что я купил их для нее, но мне кажется, они ей понравятся, как ты думаешь? Отличная пара к ее бригадирскому браслету.

Он сдвинул свое хлипкое бумажное сомбреро на затылок.

– Кэрол здесь единственный человек, который вел себя достойно по отношению ко мне.

– Но Кэрол вряд ли одобрит такое…

– Ох, перестань! – отрезал Алекс. – Кэрол сама ненормальная! Кэрол любит это!

Он широко улыбнулся ей из-под своих новеньких темных очков в золотой оправе.

– Боже мой, Джейни, Кэрол же еще из тех, старых взломщиков! Кроме того, она спит с Грегом, а Грег тоже раньше был чем-то вроде специалиста по разрушениям в особых частях, это парень крутой и мрачный. Я очень рад, что они теперь охотятся за ураганами, вместо того чтобы взрывать мосты, но Кэрол с Грегом – совершенно безумные люди. Они выросли не среди молочных рек я кисельных берегов.

– Я ни разу не видела, чтобы Кэрол или Грег совершили какой-нибудь акт вандализма, – с достоинством произнесла Джейн.

– Конечно, – насмешливо подхватил он. – Они разве что помогали тебе вламываться в мексиканские больницы.

Он покачал головой.

– Ты злишься только потому, что я не заказал ничего для тебя, так ведь? Ну так вот тебе симпатичный пистолетик! Если бойфренд начнет заглядываться на сторону, вышиби ему мозги!

Алекс рассмеялся. Джейн яростно воззрилась на него.

– Ты думаешь, это смешно, не так ли?

– Джейни, но это же и правда смешно!

Он содрал пластиковую упаковку с холщовой рубашки, украшенной ручной вышивкой, затем стащил с себя бумажный комбинезон. Он стоял, голый, в своей огромной бумажной шляпе и темных очках, с комбинезоном, грудой лежащим вокруг лодыжек, натягивая на свои костлявые руки красивую голубую рубашку.

– Ты можешь сколько хочешь кудахтать насчет преступности, нравственности и всего этого дерьма, если тебе действительно этого хочется. Или ты можешь просто попробовать жить в современном мире. И в том и в другом случае – разницы не будет ни черта!

Лягаясь, он скинул с ног бумажный комбинезон и затем, стоя поверх бумажной кучи, принялся стягивать правую сандалию.

– Граница в дерьме, и правительство в дерьме!

Он снял левую сандалию и отшвырнул ее в сторону.

– И общество в дерьме, и климат в таком дерьме, что дерьмовее некуда! Массмедиа в дерьме, экономика в дерьме, а самые умные люди в мире живут как беженцы или преступники!

Он содрал целлофан с шелковых узорчатых боксерских шортов и сунул в них ноги.

– И никто понятия не имеет, как сделать положение вещей хоть чуточку лучше; вообще не существует способа сделать что-то лучше и существовать не может! Мы не можем контролировать в наших жизнях ничего существенного, просто так сегодня обстоят дела, и – да, это смешно!

Он пронзительно расхохотался.

– Это весело! А если до тебя не доходит соль шутки, ты просто не заслуживаешь того, чтобы жить в две тысячи тридцатых годах!

Алекс забрался в шелковистые коричневые джинсы, тщательно заправив в них холщовую рубашку.

– Зато, вот смотри: я раздобыл себе отличную рубашку! И еще отличные штаны. И сапоги – ты только глянь, какие сапоги! Ручная работа, мексиканская кожа – это же прелесть что такое!

Он развернул пару толстых хлопчатобумажных носков, собираясь надеть их под сапоги.

– Бригада это вряд ли оценит. Им не очень-то по душе такие… ну, все эти игрушечные ковбойские прибамбасы.

– Черт побери, Джейни, да я крысиного хвоста не дам за то, что твои друзья думают о моей одежде!

Он натянул носки, втиснул ноги в сапоги, затем подошел к роботу-мулу, в последний раз заглянул в его опустевшее нутро и захлопнул крышку. После трехсекундной паузы мул резко сложил свой треножник и выстрелил себя в воздух.

– Если бы это решали ты и твои друзья, – продолжал Алекс, наблюдая, как мул бешено скачет прочь, – я носил бы пластифицированную туалетную бумагу до конца дней своих. Но я не беженец плохой погоды и не собираюсь изображать из себя беженца! А если им не нравится то, что я ношу, они могут снова посадить меня «вести голову», если уж они настолько офигенно стеснительны, что не могут разобраться со мной сами!

Аккуратно застегивая манжеты рубашки, он смотрел, как машина огромными скачками удаляется в южном направлении.

– Я такой, какой есть, Джейни. И если ты хочешь меня остановить, тебе придется меня пристрелить.

Команда рейнджеров заявилась к трем часам пополудни. Их появление не обрадовало Джейн. Она и раньше не особенно радовалась при виде рейнджеров, а теперь к тому же еще подхватила молочницу, и ее слегка лихорадило.

Молочница была у нее не в первый раз. Дрожжевые инфекции – распространенное явление. Повальное использование антибиотиков широкого профиля только сделало кандидоз еще более свирепым и опасным, таким же образом, как оно подстегнуло стаф, и грипп, и ТБ, и все остальное. Молочница не развилась до предельной, смертельной фазы, как, скажем, бенгальская холера, но она стала значительно более заразной, и теперь это на самом деле была такая генитальная инфекция, которую можно было подцепить, сидя на унитазе.

Осторожные расспросы показали, что больше никто из женщин в бригаде не болел дрожжевыми инфекциями, так что, видимо, это снова вспыхнула ее старая напасть – молочница, которую она подхватила в 2027 году. В тот раз болезнь продолжалась серией тяжелых приступов омерзительного самочувствия на протяжении почти шести месяцев, пока ее иммунная система наконец не взяла над ней верх. Джейн надеялась, что ей тогда удалось окончательно победить эту заразу, но молочница во многом напоминала стаф или лишай – она постоянно таилась где-то на заднем плане и вырывалась на свободу, как только ей представлялась возможность.

И Джейн не могла не признать, что сейчас такая возможность более чем предоставлялась. Она постоянно занималась сексом до боли во влагалище. С ее стороны это было не очень разумно, но секс не имел для нее большого смысла, если он был разумен. Собственно, Джейн по-настоящему и не ценила его до тех пор, пока ей не довелось столкнуться с безрассудным, неуправляемым сексом на полную катушку. С жестким, царапающимся, вопящим, который не прекращался, пока ты не оказывалась вся в поту и ссадинах, с ноющим телом. С сексом на твердой как камень техасской почве, с парнем, находящимся в прекрасной физической форме, намного выше тебя ростом и весившим на двадцать кило больше. Это было все равно что обнаружить в себе вкус к очень горячей пище. Или к виски. За тем исключением, что виски – это яд, и наутро ты сожалеешь о выпитом, а страстное любовное свидание было для нее тонизирующим средством, и она ни разу ни на минуту не пожалела ни об одном из них.