Текст книги "Будущее уже началось: Что ждет каждого из нас в XXI веке?"

Автор книги: Брюс Стерлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Сцена пятая
Судья

Затем судья

С брюшком округлым, где каплун запрятан,

Со строгим взором, стриженой бородкой,

Шаблонных правил и сентенций кладезь, -

Так он играет роль.

Современные политики подают себя под тремя разными соусами: Технократ, Ностальгирующий активист и Эксцентрик.

Технократ – это любимый тип лидеров процветающих стран. Вспомните Джорджа Буша 1, Эла Гора, Герхарда Шредера, Тони Блэра, Лионеля Жоспена и любого из когда-либо избиравшихся японских политиков. Это бесцветные, постидеологические технократы, неспособные к масштабному политическому видению. Неожиданные ситуации, которых они не планировали, иногда вынуждают их к крестовым походам, но они не выходят в свои конференц-залы с грандиозными планами реформ.

Ностальгирующие активисты предлагают лидеров значительно более колоритных, таких как Ньют Гингрич[39]39
  Бывший спикер палаты представителей конгресса США.


[Закрыть] или ставший колоритным поневоле Билл Клинтон. Они забирали массу эфирного времени и уйму газетных страниц, но их усилия редко приводили к чему-то значимому. Их обоих постарались побыстрее выпроводить из американской столицы.

Границы Нового мирового порядка очень расплывчаты. Здесь постоянно разыгрывают множество неудачных спектаклей: и французские фашисты, и всемогущие компьютерные магнаты, мечтающие стать президентами, и «попрыгунчики по саммитам», и представители «глобального цивилизованного общества» – современные «красные», «коричневые», «зеленые», которые, как правило, специализируются на уличном театре. Устав от господства технократии, жители стран Нового мирового порядка просто обожают столь эффектные политические представления, и не из-за серьезного недовольства, а в основном из-за любви к зрелищам.

Новый мировой беспорядок выдвигает на сцену военных вождей и культовых лидеров, которые являются одновременно и шутами-эксцентриками, причем зачастую мертвыми. Таково несчастное царство балканских военных вождей и Аль-Каиды.

Основной поведенческой тенденцией в данном случае является искусственная политическая вежливость с внезапными, непредсказуемыми приступами сумасшествия и взрывами скандалов. Довольно часто она прерывается спазмами террора и нагнетанием глобальной напряженности. Эти дикие кризисы не бывают затяжными, но уже стали неотъемлемой частью системы. Новый мировой порядок получил свое христианское имя во время войны в Заливе, так что всем стало понятно, что это наиболее уязвимая часть планеты: с технократами и жителями, никогда не страдавшими от бомбежек и обстрелов. Разразившаяся вскоре война с Сербией значительно способствовала усилению мер безопасности, как в НАТО, так и за ее пределами. После Сербии всем стало предельно ясно, кто будет стрелять, а кто – склонять голову и расплачиваться. «Война против террора» – это практически то же самое: ужас, паника и всеобщее умопомрачение повсюду, где падают здания и бомбы, но решающее слово остается за дипломатами и экономикой. Каждое жестокое потрясение – новая возможность укрепить и рационализировать рахитичный скелет международного правопорядка. Руины Афганистана еще дымятся, но в то же самое время и по тем же самым причинам Китай вступает во Всемирную торговую организацию, Индия – в региональный военный союз, а за поражения России мстят ее бывшие враги.

На мировом уровне чрезвычайные обстоятельства сплачивают страны в неуклюжие крупные коалиции. Это имеет смысл, так как между правительствами таких государств отсутствуют реальные политические противоречия. Даже в Европе, известной серьезным философским отношением к собственным доктринам, различия в политической философии – по большей части дань традиции. Реальный зазор теперь существует не между идеологиями, а между людьми, которым нужно управлять, и людьми, которым нужно играть «на публику».

Политические активисты стремятся отделиться от государства. Идеология пытается стать чем-то великим и вдохновляющим и удивительно непрактичным. В XXI веке это разделение может быть вполне реальным, как в XVIII веке, когда церковь была формально отделена от государства.

А нужны ли политическим активистам правительства для своих ссор и кампаний? Неправительственные организации все больше и больше становятся их естественной средой обитания. Американская военная авиация бомбила Кабул. Она нанесла удар не только по международной террористической организации Аль-Каида, но и по представителям Международного Красного Креста, которые уже были там, среди вооруженного беспорядка, ухитрившись провезти бинты и продовольствие.

В Соединенных Штатах правые и левые грызутся из-за семейных ценностей и алчности корпораций. Правые хотят оставить рынок в покое, но взять секс под контроль. Левые относительно терпимы к распутству, но хотят регулировать деятельность частных компаний. Так что, если не оздоровить государство с помощью внешней угрозы, это предоставит правительству прекрасную возможность ничего не делать.

Когда идеологи правых или левых не пребывают у власти, они с новыми силами и чувством облегчения принимаются за агитацию в сфере культуры. Тогда делом правых становится «культурная война», которая ведется на параполитических аренах, таких как кафедры проповедников или комитеты по утверждению школьных учебников. Повесткой дня левых становится «социально ответственное инвестирование», проводящееся через бойкоты, забастовки и сертификаты качества продукции. Этим идеологическим предприятиям для достижения собственных целей правительства не нужны. Нуднейшая работа по повышению эффективности социальных услуг сильно упростилась бы, если избежала бы вовлечения в этот процесс технократов.

Отмирание некоторых государственных органов превратит правительства в нейтральные предприятия, отделенные от всего героического, мужественного, романтического и харизматического. Но правительства становятся лишь более функциональными и даже преуспевают благодаря крушению иллюзий и утрате надежд. У правительств еще остается уйма работы – просто она очень скучна. В этом утопичном царстве скуки публичные дела будут предоставлены политическим неудачникам, никогда не сотрясающим воздух понапрасну. Они займутся банковским законодательством, коммерческим законодательством, законами о контрактах, кодексами поведения в бизнесе, правом собственности, этикой работодателей, налоговыми кодексами и внутренней торговлей. Действуя при помощи и поддержке лоббистов и групп давления, они будут работать, как лучшие современные рефери на футбольном поле сражающихся за прибыль предприятий.

Цели у этих слуг общества будут абсолютно чисты, а их деятельность – сродни миссионерской. Но в ней не будет ничего идеалистического: никакого нового советского человека, никакого провидения, никакой американской мечты, никакого священного халифата. Не будет завоевательных войн, революций, политики «большого скачка». Это политическая модель стабильного капиталистического национального государства с открытой бухгалтерией, низким уровнем инфляции, стабильными ценами, небольшим государственным сектором, сбалансированным бюджетом, низкими налогами, свободным капиталистическим рынком, независимым от политики центральных банков, прямой иностранной собственностью в промышленности, полностью конвертируемой валютой, приватизированным телевидением и фактической приватизацией всего, что можно приватизировать.

Вот такая история. Это и есть реальное управление. В такой стране почти невозможны жестокость, погромы, скандальные кампании и марши протеста, то есть фактически нет ничего интересного. Почти как Лихтенштейн, только еще спокойнее. Именно так всегда вели себя самые малые и самые слабые страны мира. Вежливо. Предсказуемо. Располагающе.

Для великой страны подобное положение страшно унизительно. Ни один патриот не пожелает столь жалкой участи собственной империи. Но такое происходит и по весьма существенной причине. Именно такого скромного, честного и благородного поведения и ждут иностранцы от вашей страны. В результате – правительства держав с удивлением обнаруживают, что ведут себя, как правительства малых стран. Свободу их действий жестко ограничили стремительные потоки международного капитала и средства массовой информации.

У подвергшихся всесторонней глобализации стран Нового мирового порядка основные покупатели и основные рынки находятся за границей. Они мгновенно могут подорвать вашу национальную валюту и в одночасье разорить ваши банки. Благодаря телекоммуникациям каждый может подсмотреть, как идут ваши дела. В эпоху заката государственного суверенитета все страны вынуждены вести себя как малые.

Если вы богаты и вежливы, иностранные инвесторы не обратят ни малейшего внимания на вашу раздутую национальную мифологию. Их совершенно не волнует историческая миссия или особенности национального характера вашего избранного Богом народа. Они воспримут ваши патриотические сантименты как симптом мании величия. Возможно, они и испытывают самые пылкие чувства к собственной родине, но от вас не станут терпеть ничего подобного. Им нужно лишь знать, смогут ли они вложить капитал в экономику вашего региона и получить хорошую прибыль. Эти деньги исчезнут со скоростью света, едва они заметят у вас какие-либо симптомы фанатизма.

В наши дни существует множество фанатиков, но нет ни первой, ни второй, ни третьей Организации всемирной торговли. Есть только одна. Нет эффективных рецептов процветания нации в изоляции. Стоит вам лишь чуть затемнить сеть на своих государственных границах, как промышленность придет в упадок, а самые лучшие и самые умные эмигрируют за границу. Куда уезжают образованные люди, куда тянутся лучшие умы? Где предпочитают жить самые квалифицированные и богатые диаспоры планеты? Воткните на карте в том месте булавки – в будущем эти страны будут процветать.

Новому мировому порядку явно не хватает Нового глобального гражданского общества. Национальные политики не тратят своей энергии на тех, кто не числится среди их избирателей, если только там не раздается криков, не вспыхивает пожара международной напряженности, в таком случае многие страны спешат взяться за оружие. Новый мировой порядок все еще зависит от национальных государств, которые должны обеспечивать его цивилизованность, даже когда государства раскалываются, начинается хаос и надправительственные сети становятся более сильными, а зачастую и более невменяемыми.

Проблемы торговли стоят в процессе глобализации на первом и самом важном месте, потому что это самая простая его часть. Громадный прогресс был достигнут благодаря переговорам о поставке товаров и услуг через национальные границы. Новый мировой порядок – очень материалистический режим, и самая важная вещь в нем – транспортировка грузов. Многие находят подобную ситуацию политически недальновидной, интеллектуально непродуктивной, создающей возможности для коммерческой эксплуатации и оскорбляющей мораль. Но проанализировать ситуацию не значит предложить решение проблемы. Пока не существует ни одной разумной альтернативы, ни одной рабочей модели глобального развития по другому пути. Нет даже идей по поводу ее создания.

Биполярное противостояние государственного контроля и государственного капитализма закончилось вместе с холодной войной. Сейчас нет подобного соперничества идей. Осталась лишь разница между функциональностью и дисфункциональностью, между Технократом и Эксцентриком. Либо вы участвуете в соревнованиях на глобальном рынке, либо нет. Некоторые страны продвигаются быстро, некоторые – весьма неохотно, но дорога у всех одна. Падение или отказ от участия в соревнованиях – и твоя судьба уже решена. Это сточная канава. Район с красными фонарями. Это выгребная яма Нового мирового беспорядка, которую мы посетили в четвертой сцене. Это обширное царство париев и наркотеррора военных вождей.

Политические идеи не важны, в отличие от правительств. Каждый, кто выйдет за дверь отеля в развивающейся стране, убедится, как много значат правительства. Контрасты пейзажа нашей планеты прекрасно видны из иллюминатора самолета, когда смотришь на линии границ между странами. Здесь у правительств еще уйма работы. На нашей планете ее непочатый край. Но не идеологической. Она заключается в четкости исполнения, функциональности и возврате капиталовложений.

Технократы доминируют, но не потому, что нашли Единственный Истинный Путь, являющийся кульминацией истории, а потому, что поддерживают технические изобретения. Они готовы отказаться от нравственной уверенности предыдущих столетий и радикальным образом подвергнуть население постиндустриальной нестабильности. Они доминируют, несмотря на конкуренцию, потому что готовы быстро изменять средства производства и расширять возможности. Технократы не боятся риска: отравляющего эффекта телевизионной сети, транспортных пробок, ядерного оружия и генетически модифицированной пищи, господства монокультуры, краха доткомов, коровьего бешенства в гамбургерах и вируса СПИДа в хранилищах донорской крови. Они терпят эту изнанку, так как лицевая сторона приносит уйму денег, а те, кто думают по-другому, отнюдь не преуспевают. Это того стоит.

Новый мировой беспорядок – место полного краха. Живущие там несчастные безнадежно отчаянны, но даже риск не принесет им процветания – их режимы слишком нестабильны, чтобы поддерживать какое-либо развитие и научные разработки. Так что эти районы превратились во всемирные трущобы, глобальный бордель и опиумный приют, зарабатывающий свои деньги на пороках.

Жестокие авторитарные режимы – масштабные эксперименты в дисфункциональных государственных моделях – вышли из моды. Они могут устраивать грандиозные спектакли в открытом космосе, запуская спутники наблюдения, но не способны к введению инноваций в повседневную жизнь. Пронырливое капиталистическое «созидательное разрушение» обогнало перманентную революцию. В местах, где создаются инновации, – скучные, расчетливые, сухие функциональные правительства.

Когда-то, давным-давно, технократов было мало. До Второй мировой войны правительства не проявляли особого желания поддерживать научно-технические исследования. На длинноволосых и яйцеголовых надо слишком много потратить: одевать их и кормить. Их абстрактная продукция представляла для политиков весьма сомнительную ценность. Потом появились радары и «Манхэттенский проект». Так началась холодная война.

Оглушительный успех «Манхэттенского проекта» Ванневера Буша сделал США первой ядерной супердержавой. Это создало новое и отчетливое взаимопонимание между Вашингтоном и технократией. Во время развернувшейся впоследствии войны Ванневер Буш создал Национальный научный фонд. Делом последнего стало собственно развитие национальной науки.

Американские ученые должны были получать средства из бюджетных фондов и обеспечивать Америке превосходство во всех областях высоких технологий. Превосходство не только в ядерной физике, но и во всех остальных отраслях, указанных налогоплательщиками. Американской науке предписывалось исследовать «бесконечные границы» нового знания, в то время как правительство платило по счетам. Блестящий план социальных реформ небывалых масштабов. Как и бомба, он начался с оторванной от жизни мечты кучки интеллектуалов. Но он и сработал, как бомба. Он все изменил.

Большая наука, утвердившись, создала колыбель современной технократии. Но есть и качественное отличие. Наука Нового мирового порядка больше не является национальной. Она не ограничена государственными границами и больше не имеет дела со знанием. Наука Нового мирового порядка не занимается военной безопасностью и общественным благом. Она занята лишь интеллектуальной собственностью. Не командами и контролем, а борьбой за умы и рынки. Это ведет к новой форме господства, заключающейся не в запугивании людей атомными бомбами, а окручивании их сетями. Идеальный иностранец сегодня – это мирный, зависимый, вынужденный играть в твою игру человек. Его страна всегда тянется за лидером на солидной дистанции, определяемой техническим развитием.

Правительство в подобных условиях по-прежнему остается правительством, но это уже не люди-во-всеоружии. У них больше нет романтических лозунгов и агрессивных доктрин. У них больше нет стран-врагов, только конкуренты. Правительства при подобных обстоятельствах больше не могут объявлять о своем историческом предназначении или называть себя «последней надеждой человечества». Политиканы все еще пытаются прибегать к подобной риторике – без нее может сложиться впечатление, что они не хотят получить работу: в частности, Тони Блэр при любой возможности дул в любимую трубу Уинстона Черчилля, так что сами британцы стали жаловаться, что их нация слишком мала для столь великих свершений. Но даже речи американских политиков, титулованных лидеров уникальной сверхдержавы, звучат довольно глупо, когда они обращаются к возвышенным темам высшей справедливости и эры всеобщего процветания. Напоминает ситуацию с парнем, содержащим компьютерный магазин и объявившим себя Наполеоном.

Правительствам для выполнения своей работы не надо становиться на дорогу, ведущую в Утопию. Правительства могут оценить долгосрочные перспективы там, где этого не могут сделать индустрии. Расширять сети, обеспечивать функционирование дорог и аэропортов. Поддерживать открытые системы, способствующие расширению возможностей, что станет моментальной смертью для олигархов и монополий. Предоставлять гарантии, которые позволят населению приспособиться к быстро меняющейся ситуации. Гарантировать честность судов и выборов. Обеспечивать работу канализации и не допускать эпидемий. Подобные вещи не требуют безграничной преданности и осознанной жертвы от поднявшихся в едином порыве масс. Они не священны, не романтичны и даже едва ли патриотичны. Это незаметная работа по управлению государством, но она должна быть сделана. Если делать ее хорошо, народ процветает, если делать плохо или не делать вовсе, народ страдает.

Шекспировский судья с его строгим взором и аккуратно подстриженной бородкой был бы счастлив в подобном учреждении. Может показаться, что «тут и сказке конец», но призывы к высшей исторической справедливости пользуются слишком обширным спросом в низах. С точки зрения XX века, измученного воплями фанатиков и лагерями смерти, подобная спокойная, зрелая и довольно скучная система выглядит вполне привлекательно. Эта цивилизация функциональна, практична, разумна и даже может стать прекрасной, если нанять подходящих людей, которые создадут ее основы.

Для лучшего понимания политики XXI века надо найти факторы, не имеющие исторических прецедентов. Эти факторы будут придавать политике XXI века ее характерную окраску. Какие же из них актуальны лишь для этого столетия? И в чем их неповторимость и новизна? Не будничность и серость будут отличать правительства завтрашнего дня. И даже не самоубийственная безнадежность для всего ампутированного и фанатичного. Это потрясающий уровень развития сетей.

На протяжении всей истории человечества связь была секретным, дорогим и сложным предприятием. Ею занимались правительства. Грамотным, бывшим незначительной частью населения, платили, чтобы они пачкали чернилами бумагу и вели необходимую документацию по учету житниц и налогоплательщиков. Это были египетские писцы, китайские ученые бюрократы и средневековые клерки.

В XXI столетии подобных ограничений уже нет. Оно переполнено банками данных, волны разных диапазонов пересекают его вдоль и поперек, а уровень образования поднялся до небес. Так что Новый мировой порядок не будет привычной империей. Это военно-развлекательный комплекс, опутанный сетями с псевдобиологическими свойствами.

При подобных обстоятельствах национальное правительство не может охарактеризовать реальность с помощью нескольких позолоченных свитков. При чрезвычайных обстоятельствах оно будет лезть из кожи для обеспечения цензуры, зрелищности и плести интриги, такова уж природа военно-развлекательного комплекса, но за пределами этого залатанного королевства все и каждый будут поднимать его на смех.

Имея достаточно аппаратуры и веские мотивы для ее использования, каждый становится источником массовой информации. Средства массовой информации заваливают всех работой – даже террористы-луддиты[40]40
  Луддиты – участники стихийных выступлений против машин и капиталистической эксплуатации в Великобритании в конце XVIII – начале XIX века; названы по имени легендарного подмастерья Джона Лудда, который первым разрушил станок.


[Закрыть] поставляют свои видеопроповеди джихада в средства массовой информации. Политики оказываются лишь одними из пользователей Сети. Они не контролируют и глобальную транспортную сеть. Это лишь те, кто несет ответственность в случае всеобщей паники.

Если определять основных игроков в информационных сетях, это, без сомнения, будут не политики. Это мультинациональные медиа-гиганты, такие как AOL Time Warner, монополистические титаны программного обеспечения, как Microsoft, и разведывательные институты, подобные ECHELON. Обратите внимание, что не они создали Интернет, но они защитили его от демократических перемен. Первый опутает правительство со всех сторон, второй разобьет его в суде, а третьего даже не существует официально.

Если проанализировать освещение американской политики средствами массовой информации, станет очевидной одна очень странная вещь. Хотя все комментаторы обычно ссылаются на «американский народ», никто на самом деле не хочет быть им. «Американский народ» – своего рода официальный миф, такой же как флогистон или философский камень.

Каждый настоящий американец в Соединенных Штатах считает себя необыкновенно опытным и искушенным гражданином. Никто не воспринимает речи политиков всерьез. Политические заявления подробно анализируются учеными мужьями на предмет рассчитанной привлекательности для различных слоев населения и заинтересованных групп. Так что ни одного американца никогда не трогают эти речи. Напротив, каждый считает себя мастером интриг и включает телевизор во время ток-шоу лишь затем, чтобы услышать, будет ли сказано то, что он предполагал услышать. Политиков ценят за способность оставаться на волне и использовать силу своего макиавеллистского очарования. Их безжалостно отвергают как глупых, сумасшедших или отживших свой век, если складывается впечатление, что они верят собственным пресс-релизам.

Во время предварительных выборов никто не ходит по домам, чтобы пробудить политическое сознание инертного населения. Американская политика стала совершенно неуправляемым, абстрактным и виртуальным процессом. Устроители кампаний тратят громадные суммы на то, чтобы устроить себе ритуальные шоу в средствах массовой информации, которые затем подвергаются психоанализу в связи с эффективностью воздействия на телезрителей. В подобной атмосфере испаряются простые, искренние политические убеждения: их сменяет не просто цинизм, а информационная грамотность населения, достаточно умудренного, чтобы думать и поступать подобно профессиональным политикам.

Профессиональная политика сегодня сильно напоминает торговлю лошадьми в задымленных помещениях. Большинство политических деятелей имеют публичные арены, где устраиваются сражения из-за принципов, и элитные арены, где исчезает любая разница между ними. И это не лицемерие, это простой менеджмент. После прохождения или провала любого закона каждый подсчитывает собственные прибыли и собственные потери, а политическая жизнь быстро движется вперед, несмотря на то что нерешенность определенных проблем может сильно ударить по нескольким вдовам и сиротам. Это похоже на поп-музыку, ручное ремесло и морские приливы – столь же циклично и безжалостно. Это может быть довольно грязным и отвратительным, но во всем этом есть что-то воодушевляюще гуманное и непреходящее. Люди, преуспевшие в данной профессии, наслаждаются своей игрой, это настоящие профессионалы. Они профессионалы в области медиа: они покупают их для своих клиентов, а потом посещают ток-шоу как кино– и телезвезды. И это срабатывает.

За исключением вспышек эксцентричности: скандала и террора. Иногда повседневная политическая жизнь прерывается событием настолько отвратительным и гнусным, настолько выходящим за рамки, что ставит под вопрос всю систему. Тогда очевидная коррумпированность, цинизм и отсутствие идеалов неожиданно становятся невыносимыми. Как и неверность в браке, это настолько серьезный проступок, настолько болезненный и оскорбительный, что его просто нельзя опровергнуть с помощью логических доводов или скрыть за горой бумаг. Годы бескорыстной службы обществу, годы технократической стабильности не могут оправдать его. На повестку дня выходят угрозы, взаимные оскорбления, бряцанье оружием, истеричные рыдания и демонстративное заламывание рук. Это моральная паника.

Моральная паника – это не политическая реформа. Кто-то может ссылаться на моральную панику благодаря ее политическим достижениям. Но таковых нет. Никаких последствий, никаких перемен. Во время паники какого-то человека или группу людей делают козлами отпущения и сурово наказывают. Но когда паника заканчивается, никто не становится счастливее, никто не чувствует себя в большей безопасности, более уверенно – никому она не приносит облегчения. Правительства, пережившие панику, не становятся более гибкими или более эффективными, справедливость не торжествует, ничто не работает лучше и не обретает больший смысл. Кризис или давление никогда ничего не укрепляли, не восстанавливали и не улучшали. Просто состоялся эффектный публичный скандал с прилюдным вырыванием волос. Такая же паника по тому же поводу может возникнуть при таких же обстоятельствах практически в любое время.

Моральная паника – весомый политический мотив информационной эпохи.

Моральная паника охватывает мир сетей по весьма существенной причине. В нем осталось очень мало того, что имеет значение.

Возьмем, к примеру, Интернет. Это едва ли не квинтэссенция созидательного разрушения, самая быстрая техническая трансформация в истории человечества. Эта трансформация обрушилась быстро, в одночасье уничтожив громадные состояния. Интернет – не информационная супермагистраль. Такие трассы строятся на государственных землях правительствами, их деятельность регулируется с помощью транспортного законодательства, а сами они тщательно охраняются полицией. Интернет создавался «снизу», практически хаотично, без единого плана, в страшной спешке. Посредством десятков субкультур он объединяет миллионы людей, разделенных множеством государственных границ. К тому же там практически нет правопорядка. Шпионы прячутся повсюду, стражи закона стараются поймать компьютерных злоумышленников, но никакая официальная юрисдикция не распространяется на это Зазеркалье. В Интернете нет прочных правовых традиций. Если вы выйдете из дома, чтобы «найти какой-то Интернет», или «купить немного Интернета», или «подать на Интернет в суд», у вас ничего не выйдет. Нет никакого Internet Inc.

У него нет ни президента, ни сената, ни совета директоров, ни акционеров. Только пользователи со своей аппаратурой и программным обеспечением.

А теперь представьте себя актером политической сцены, столкнувшимся с Интернетом. Без сомнения, вы можете завести собственный web-сайт, рекламировать свои политические идеалы, поддерживать друзей и разоблачать врагов. Вы можете поручить ECHELON наблюдать за передачей информации, подружиться с Microsoft и рассчитывать на дружескую поддержку на web-сайтах AOL Time Warner с его каналом CNN. А что потом? Что вы можете сделать как политик, чтобы повлиять на развитие этой необычной неправительственной глобальной организации?

Оказывается, ваши возможности серьезно ограничены. Вы не можете сделать официальное политическое заявление и рассчитывать на серьезное внимание. У вас нет физической возможности контролировать и окучивать пользователей. Вы не можете их подкупить. Вы не можете обложить их налогами. Вы даже не можете использовать правительственные фонды, чтобы перестроить эту штуку как надо. Но создание моральной паники – необыкновенно многообещающая тактика. Технократ, исчерпавший возможности закона, нажимает на кнопку паники. Лучше разжечь небольшой пожар, возможно, вызвать массовый переход избирателей на свою сторону, а затем объявить себя совершенно непричастным к развитию событий.

Пользователи Интернета – это образованные, преуспевающие, технически подкованные жители Нового мирового порядка, у которых всегда под рукой горы информации. На первый взгляд они кажутся образцовыми гражданами общества будущего. Можно логично предположить, что эта самовыдвинувшаяся технократическая элита будет очень рассудительной и законопослушной. Она должна возглавить общество на пути к новой глобальной политике. Однако на самом деле все совсем иначе. Все связанное с управлением Интернетом и политикой в Интернете – сплошное трюкачество, обман, неприятности, скандалы, внезапные потрясения и скрытое капание на мозги.

Компьютерный активизм – материнская жила моральной паники. Хотя в Интернете никогда не было реального террора, любые слухи о терактах приводят его в бурный восторг. В сетевой активности идеологий обычно доминируют низкопробные эксцентричные сценарии: кучки фанатиков выкрикивают проклятия, разжигая бурю страстей.

Интернет-журналисты обычно используют фантастический, головокружительный слог даже в самых прозаических вопросах. Люди привыкли к подобному очковтирательству в рекламе компьютерного инвентаря, где все кажется замершим, если не удваивается в течение восемнадцати месяцев. В политическом контексте Интернет – столица паники.

В течение последних лет политическая риторика киберпространства была переполнена чудовищными фантомами. Их развертывают не реже вполне пристойных коммерческих программ «Звездных войн». Жуткий квартет из «террориста, торговца детской порнографией, наркодельца и мафиози» упоминается в сайтах столько раз, что их уже в шутку прозвали «четырьмя всадниками информационного апокалипсиса». Конечно же, реальные террористы почти всегда наркоторговцы и мафиози. Порнографию и совращенных детей всегда добавляли, чтобы окончательно испачкать все грязью.

Моральная паника в Интернете начинается и заканчивается со скоростью распространения электрона, едва оставив свой след на теле политики.

К примеру, давайте рассмотрим (пока воображаемые) перспективы Интернет-террористов. Проанализируем страшную мысль, что террористы могут тайно использовать Интернет для хранения и передачи информации о том, как изготовить атомную бомбу. Это обычный аргумент людей, обеспокоенных незащищенностью и доступностью Интернета. Ядерная бомба в руках террористов – страшная угроза нашему миру и спокойствию, поэтому она действительно заставляет нас покрываться холодным потом.