Текст книги "Добропорядочный распутник"
Автор книги: Бронвин Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 5
Генри искренне жаждал как-нибудь отвлечься. Птица, что ли, врезалась бы в роскошную стеклянную дверь, ведущую на террасу дома его патрона, слуга бы пролил горячий кофе кому-нибудь на колени. Да что угодно, в самом деле, лишь бы это заставило уважаемых джентльменов отвести от него глаза. Завтрак не самое его любимое время дня, особенно когда предстояло сообщить плохие новости. Глаза всех сидящих за изысканно сервированным столом были прикованы к его персоне. С едой давно уже было покончено. Настало время обсудить дела, ради которых радушный хозяин, мистер Маркус Трент, пригласил всех сегодня.
– Итак, Беннингтон, мы уже отведали копченой рыбы и ветчины. Пора приступать к основному блюду, поведай-ка нам, как прошло вчера оглашение завещания. Надеюсь, ты теперь счастливый обладатель опекунства?
Трент представлял собой некий образчик розовощекого торговца с грубоватыми манерами, обычными в деловой среде. Его представления о чести и конкуренции были родом совсем из иного мира, тайного и опасного мира трущоб и воровских притонов, где каждый привык добиваться желаемого при помощи ножа и пули. Какие бы внешние атрибуты благосостояния ни окружали Трента, он не был джентльменом. Еще в самом начале их взаимовыгодного знакомства Генри пришел к выводу, что не следует досаждать ему или приводить в дурное расположение духа. Сейчас Беннингтон опасался, что недалек от этого.
– Есть хорошие новости, – бодро начал Генри. – Как я вам и говорил, мой дядя добился передачи поместья в опекунское управление. – Им следует помнить, что хоть в чем-то он прав. Если бы не он, они лишились бы и такого шанса.
Трент угрожающе прищурился:
– Кто опекун, Беннингтон?
Генри взглянул на четверых других мужчин, ощущая их все возрастающую обеспокоенность и вместе с тем столь же сильно увеличивающееся к нему недоверие. Он был единственным чужаком в этой компании. Сидевшие за столом уже давно проворачивали разного рода делишки.
– Опекунами названы сразу трое упомянутых в завещании наследников: мой кузен, я и американка миссис Ральстон. Каждый из нас получил долевое участие в управлении поместьем.
– И какова ваша доля? – поинтересовался из дальнего угла стола мистер Эллингсон, казначей компании.
– Четыре процента, – ответил Генри с видом оскорбленной гордости. Всю ночь он злился, вспоминая столь очевидно выраженное неуважение к своей особе. Да как посмел дядя отписать ему так мало после того, как он целый год преданно за ним ухаживал! Однако будь Генри Беннингтон проклят, если покажет этим инвесторам-головорезам свое разочарование. Он углубился в детали, рассказывая о долях в управлении поместьем, переданных Эшу и Дженивре, в то время как Эллингсон продолжал внимательно следить за ним, складывая в голове озвученные цифры.
– Это совсем не то, о чем мы договаривались, – заявил Трент после того, как Генри закончил. – Ты виртуозно плел нам, будто Бедивер не собирается возвращаться домой, захочет продать свою долю, ему вообще еще очень повезет, если он получит хоть что-нибудь после того, как ты вотрешься в доверие к дядюшке.
Собравшиеся одобрительно загудели. Генри едва поборол желание смущенно поежиться. Он заблуждался относительно Эша, и в этом корень всех его неприятностей. Беннингтон готов был держать пари, что Бедивер не вернется домой.
Эллингсон высказал общее мнение:
– Остается единственный выход. Беннингтон должен женить на себе вдовушку Ральстон. Брак предоставит ему контрольную долю в управлении поместьем. На правах законного супруга он получит все ей причитающееся, что даст искомые пятьдесят пять процентов.
Трент одобрительно кивнул:
– Да, девчонка Ральстон нам подходит.
Генри внезапно осознал, куда зашла беседа, и почувствовал, как кровь стынет в жилах. Они фактически приняли решение о женитьбе, его женитьбе, будто это простое и малозначительное дело.
– Всегда остается возможность того, что она мне откажет, – попытался подстраховаться Генри.
За столом раздался дружный взрыв хохота.
– Ты такой красавчик, Беннингтон, как можно тебе отказать? – Сидящий радом мужчина фамильярно похлопал его по спине, Трент бросил на стол мешочек с золотыми гинеями:
– Купи ей какую-нибудь красивую безделушку, и уже покончим с этим, Беннингтон. Лишь ее согласие отделяет нас от несказанного богатства. Стыдно провалить дело, когда все почти заметано. – Трент оглядел присутствующих. – Встретимся снова через неделю и посмотрим, как продвигаются дела у нашего Ромео.
Генри улыбнулся, кладя в карман мешочек золотых, однако не упустил смысла последнего заявления Трента. Ему дана неделя на то, чтобы заполучить согласие на брак женщины, на которой он бы никогда не женился по собственной воле. Да, после вчерашнего дня его перспективы на будущее стремительно потускнели.
Генри возвращался домой окольной дорогой, чтобы успеть обдумать свои планы. Стоит переодеться, затем направиться с визитом к Дженивре. При мысли о необходимости ухаживать за ней он почувствовал, как во рту стало кисло. Да, Генри поддерживал дружбу с ней во время болезни графа, чтобы порадовать дядю. Старик, похоже, души не чаял в прелестной американке. Однако сам Беннингтон прекрасно осознавал, насколько она откровенна, далека от идеала покорной и послушной жены. Американка никогда бы не позволила полностью распоряжаться своими деньгами, даже если бы им повезло и она в него влюбилась. Ему пришлось бы клянчить у нее каждый шиллинг. Все равно что выпрашивать у отца содержание. «Тем не менее оно того стоит», – напомнил себе Генри. Это немалый куш.
Как он и предполагал, глубокая яма, вырытая четыре года назад в окрестностях Бедивера, показала наличие в земле достаточного количества лигнита, бурого угля, свидетельствовавшего о подземных залежах. Похоже, они обнаружили богатейшее месторождение каменного угля в Одли, части Стаффордшира, известной не только своими знаменитыми садами и хмелем. Возможность приобретения подобного богатства потребовала бы немало усилий и расходов, а люди, с которыми он вошел в соглашение, на них не скупились. Получалось, основные риски и неприятности в их «дружной» компании ложились на него. Трент с товарищами исправно снабжали Генри деньгами, но на этом все и заканчивалось. Именно ему пришлось провести год с больным стариком, да и сейчас не Трент и его головорезы должны жертвовать собой ради ненавистного брака.
Однако следует сосредоточиться на цели. Сегодня он займется ухаживанием и будет помнить, что все это не должно продлиться долго.
Денек выдался просто ужасный, а ведь еще не было и двух часов. Эш запустил растопыренные пальцы в густую шевелюру, не заботясь о том, что взлохмаченные волосы встали дыбом, и откинулся на спинку кожаного кресла. По крайней мере, он оказался наконец в одиночестве в тиши кабинета и смог спокойно подумать. Тем для размышлений более чем достаточно, непонятно, с чего начать.
Он провел утро, внимательно изучая бухгалтерские книги, в которых велись записи доходов и расходов поместья, предполагая, что удастся обнаружить хоть какой-нибудь остаток денежных средств. Стоит ли начинать восстановление поместья с садов, или лучше приступить к ремонту самых сильно запущенных комнат? А может быть, и вовсе не заниматься домом. Не разумнее ли отремонтировать несколько мелких ферм арендаторов, чтобы обеспечить стабильный доход?
Эш опустил голову на руки. Он и понятия не имел, как управлять имением, а спросить было некого, за исключением Генри. Однако скорее ад замерзнет, чем он воспользуется этой возможностью. Эш захлопнул массивный гроссбух в кожаном переплете. Цифры в колонках не сходились, а тут еще и неоплаченные счета. Лошади, проданные прошлой осенью, определенно не могли стоить так дешево. Сумма, обозначенная в приходно-расходной книге, составляла ровно половину реальной стоимости. Отец всегда держал отличных лошадей и знал им цену.
Эш поднял голову. И все-таки утро не прошло совсем впустую. Он сделал то, что должен, относительно счетов, которых накопилось достаточно, написав всем кредиторам, что вскоре долги будут уплачены. Он не представлял еще как, но им об этом знать не следовало.
Он также отправил несколько писем в Лондон. Одним из них было личное письмо ближайшему другу Джейми Бурку с просьбой разузнать все о прошлом Дженивры Ральстон, а также найти тех, кто с ней знаком. Такой капитал не мог остаться без внимания светского общества, невзирая на национальную принадлежность наследницы. Если Эшу придется жениться на американке, надо знать, кто она, не тянется ли за ее именем шлейф давнего скандала. Возможно, ей удалось скрыть некрасивые подробности от его отца. Миссис Ральстон вскоре убедится, что он гораздо более опытен и практичен, чем пожилой граф.
Второе письмо также касалось денег. Эш справлялся относительно возможности займа, какой бы призрачной та ни была. У него не осталось иллюзий. Если он не сможет представить доказательства единоличного права на управление поместьем, ни один банк не выдаст кредит.
«Ну и что с того?» – подначивал дьявол, притаившийся за левым плечом. «Если ты не получил поместье, какое тебе дело до того, что оно разорится и будет продано за долги? Если Бедивер нужен Генри, пусть он и решает, что делать. Если же поместье приглянулось миссис Ральстон, продай ей свою долю и покончи наконец с этим».
«Так будет правильно», – ответил из-за другого плеча ангел.
«Потому что это мой дом», – подумал Эш. Всю жизнь он пытался доказать неправоту отца. Желал убедиться, что покойный граф ошибался и в этом случае. Да, у него были разногласия с отцом, из-за чего Эш покинул родной дом много лет назад. Однако не хотелось думать о том, что отец настолько ненавидел его или не верил в его силы и даже пожелал отобрать Бедивер. Опять-таки отец не мог предположить постигшее Алекса несчастье. Граф вовсе не нуждался в своем втором сыне и не рассматривал его кандидатуру как вероятного владельца фамильного поместья. Ах, если бы удалось поговорить с отцом еще раз, объяснить причины, вызвавшие его уход.
Спрятавшийся за плечом дьявол был недоволен: «Если хочешь спасти Бедивер, прекрати рыться в бухгалтерских книгах, в которых ни черта не смыслишь, займись прекрасной наследницей из Ситон-Холла. Тебе нужны деньги, а у нее их целая куча».
Дженивра Ральстон.
Похоже, мысли рано или поздно возвращались к ее персоне. Она обладала достаточно примечательной внешностью и характером, чтобы заставить мужчину заняться ее тайнами. И не важно, была ли она бесстыдной охотницей за состоянием или женщиной, скрывавшейся от какого-то скандала. И то и другое предвещало неприятности. Вопрос лишь в том, насколько он будет терпим к ним, принимая во внимание ее деньги. А уж неприятностей им не избежать. Подтверждением тому прошлый вечер.
Эш и мечтать не мог, что миссис Ральстон столь страстно ответит на его знаки внимания. Он хотел лишь предупредить, что она играет с мужчиной гораздо опытнее ее в искусстве флирта. Он знал женщин и легко разгадывал их игры, любил женщин, но это вовсе не означало, что доверял им. Изящные леди оказывались столь же жестокими, как и мужчины, когда дело доходило до личных интересов.
Голова просто раскалывалась от боли. А ведь поместье не единственное дело, которое надлежало уладить. Все эти эмоции, которые он не ожидал испытать, ответы, в которых столь отчаянно нуждался. Что же на самом деле произошло в Бедивере в его отсутствие? Что случилось с братом? Следовало бы найти время и навестить Алекса, хотя его и ужасала сама перспектива подобного визита.
Раздумья прервал резкий стук, и в приоткрывшейся двери показалась Мелисанда:
– Вот ты где, Эштон. – Только тетушки звали его так. Далеко от привычного из уст лондонских дам Эша [4]4
Зола, пепел (от англ. ash).
[Закрыть]. Прелестницы всех мастей утверждали, будто он способен испепелить дотла одним лишь взглядом зеленых глаз. – Ты закрылся в этой комнатушке уже несколько часов, – неодобрительно закудахтала Мелисанда. – Тебе следует отправиться на прогулку верхом. В это время года невозможно предугадать, когда погода ухудшится, так что надо ловить счастливый момент. Тетушка уселась в кресло. Оно казалось невероятно большим, создавалось впечатление, будто старая рухлядь проглотила маленькую леди. Преклонный возраст сделал Мелисанду еще более миниатюрной, чем он помнил, хотя и не менее проницательной. Она окинула взглядом гроссбухи. – Пытаешься разобраться со всем этим? – В ее вопросе звучала затаенная надежда. Ей гак хотелось услышать, что все будет хорошо и он обнаружил тайник с золотыми монетами или ошибку в подсчетах, которая вернет им былое благосостояние. Эш не мог упрекнуть ее в этом. Он и сам, садясь за книги утром, втайне надеялся на чудо, все еще не в силах поверить, будто богатства Бедивера пропали.
Эш ободряюще улыбнулся:
– Чудес в книгах не оказалось. Однако мы создадим собственное чудо, даю слово. – Он обязательно придумает, как сдержать его, несмотря на жалящие уколы невыполненных или недовыполненных обещаний, омрачавших прошлое. Теперь ему есть за что постоять. Только сейчас Эш начал понимать, что не только он в ответе за свои поступки.
– Дженни станет нашим чудом, Эштон, – заметила Мелисанда с откровенной уверенностью, столь далекой от его циничных размышлений на сей счет.
Он не хотел спорить с тетушкой, равно как и знать, что известно его домочадцам о последней воле отца. Высказала ли Мелисанда замечание, исходя из уже почти нескрываемых усилий устроить между ними брачный союз или предполагая, что коммерческие способности Дженни смогут спасти поместье? Эш пожал плечами.
Уклончивого кивка для тетушки оказалось недостаточно. Мелисанда наклонилась ближе к нему и заметила с очевидным нажимом:
– Дженни. Мы все ее любим, и твой отец очень высоко ее ценил. Она – именно та, кого хотим мы. – Он никогда не слышал, чтобы его деликатная тетушка высказывалась столь требовательно. По крайней мере эта вспышка подтверждает ее мотивы. Она со всей определенностью высказывалась за этот брак, не знала о содержании завещания отца, руководствуясь лишь своими мотивами.
– Она может не захотеть меня, – осмелился возразить Эш.
– Захочет. Когда надо, ты можешь быть просто неотразимым, Эштон. – Ему стало стыдно. Тетушка Мелисанда говорила это от всего сердца, помня милого мальчика и симпатичного юношу. Она и понятия не имела, насколько «неотразимым» мужчиной он стал и как научился торговать своим очарованием.
Мелисанда пододвинула к нему через стол сверток в коричневой оберточной бумаге:
– Поскольку ты собирался отправиться на прогулку, я подумала, что ты можешь завезти это в Ситон-Холл. Вот тебе повод для визита и надлежащих извинений.
– Извинений за что, тетушка? – непонимающе протянул Эш.
– За то, что ты сделал с ней прошлым вечером, чем бы то ни было. Дженни слишком хорошо воспитана, чтобы жаловаться, однако она настолько быстро покинула дом, что мы прекрасно поняли, что что-то случилось. Я даже не успела ей это передать. – Мелисанда ободряюще похлопала его по руке. – Искренние извинения смягчат сердце любой женщины, Эштон. Твоему двоюродному дедушке всегда удавалось меня разжалобить. Женщина способна многое простить, если мужчина ее о том попросит.
– А если нет? – поддразнил ее Эш, беря сверток.
Мелисанда подмигнула:
– Тогда мы также можем сделать многое, только вряд ли вам это понравится. – Она поднялась с кресла. – Я скажу конюшему, чтобы подавал тебе лошадь через двадцать минут.
Она вышла, закрыв за собой дверь, Эш невольно улыбнулся. Он оказался бессилен против хитрого плана семидесятитрехлетней тетушки. Такой хрупкой и деликатной.
Двадцать минут спустя Эш седлал Рекса. Сам он ни за что не выбрал бы Ситон-Холл в качестве цели поездки после событий предыдущей ночи. «Однако, – с определенной долей злорадства подумал Эш, – будет даже интересно, как очаровательная миссис Ральстон поведет себя после вчерашней пощечины».
Он ослабил поводья и пустил Рекса в карьер через простиравшиеся перед ним луга. Взяв первое препятствие в виде каменной изгороди, Эш почувствовал, как пьянящий порыв свежего ветра холодит лицо. Перепрыгнув еще через одну загородку, он издал вопль наслаждения. Да уж, в Лондоне нет таких барьеров. Любой способный провести лошадь по широкой дорожке Гайд-парка уже считался наездником, но для того, чтобы скакать через изгороди в чистом поле, требовалось умение подлинного мастера.
Эш выехал на дорогу, ведущую к Ситон-Холлу, и перевел Рекса на шаг. Никто в Лондоне и представить не смог бы Бедивера сельским помещиком. Прошло много времени с тех пор, как он сам думал о себе в данном качестве, тем не менее, как бы Эш ни замалчивал или не замечал правду, от нее невозможно скрыться. Под модными нарядами и утонченными манерами скрывался грубоватый и спокойный стаффордширец. Как и он, Стаффордшир часто потрясал своими противоречиями. Земля графства была переполнена угольными шахтами и крупными предприятиями, однако оставалась уголком буколической сельской природы с полями и пастбищами. И безусловно, знаменитыми садами и парками. К сожалению, за последние годы Бедиверу было нечем похвастаться в этом отношении, а вот Ситон-Холл с лихвой наверстал упущенное прежде первенство. Роли поменялись. Благодаря внимательному глазу и звонкой монете Дженивры Ральстон он превратился в настоящую жемчужину графства, тогда как элегантный прежде Бедивер лежал в руинах.
Эш пришпорил коня, с одобрением подмечая подстриженные газоны старинного парка, клумбы, на которых уже успели проклюнуться первые ростки весенних цветов. Спустя несколько месяцев эти клумбы будут полны живых красок. Некогда Бедивер выглядел так же. Эш почувствовал укол ревности. Как же он хотел, чтобы родное поместье снова стало прежним! Однако все это глупости и напрасные траты, по крайней мере в нынешнем году. Неразумно спустить все деньги на красивые сады, когда надо платить долги и кормить домочадцев. Возможно, потом, если удастся получить заем. Теперь же все упиралось в финансы, даже вероятная женитьба. Обладая только собственными средствами, без значительных капиталовложений, он мог сделать совсем немного. Брак же с миссис Ральстон открывал бесчисленные перспективы – еще одна причина продать себя ради брака, организованного отцом.
Эш вздохнул. Причины для женитьбы действительно весомые. Его же желание свободы, права на выбор, когда дошло до этого дело, показались удивительно жалкими и незначительными по сравнению с преимуществами брака по расчету.
У входа в дом ему сообщили, что миссис Ральстон в дальних садах, и указали на прелестную гостиную в центре дома, где он мог ее дождаться. Если считать эту комнату показателем благосостояния Ситон-Холла, американка управлялась с финансами очень даже неплохо. Кремово-желтая краска на стенах совсем свежая, белая лепнина только что покрашена. Подушки на желто-голубой, обитой блестящим шелком софе заманчиво-мягкие. И в довершение всего у стены стояло фортепьяно.
Эш задумчиво коснулся пальцами клавиш, отмечая полный насыщенный звук. Должно быть, инструмент совсем новый, если на нем струны Бабкока [5]5
В 1825 году А. Бабкок в Бостоне в числе первых стал производить фортепьяно с литой чугунной рамой, что позволило использовать более толстые струны и, таким образом, дало возможность сильно их натягивать, в результате чего инструмент приобрел более мощное звучание. В 1830 году Бабкок изобрел систему перекрестного натяжения струн, при котором басовые и тройные струны проходили через резонансные центры рамы.
[Закрыть]. Любопытство все-таки взяло верх, Эш нежно открыл крышку инструмента и заглянул внутрь. Он почувствовал давнее, столь хорошо знакомое ему волнение. О да, перекрещенные струны проходят через резонансные центры рамы. Бедивер был не в силах устоять, присел на стул и принялся играть. Он чувствовал себя хорошо, свободно. Его некому судить, ему некого впечатлять. Сегодня Эш играл только для себя.
Глава 6
Бедивер здесь! От одной только мысли об этом у нее сводило обычно крепкий желудок. Что говорят мужчине, который накануне получил от тебя пощечину? «Мне жаль. Надеюсь, сегодня щека болит у вас не так сильно?» Очевидно, удар оказался неэффективным. По крайней мере, не помешал ему явиться в Ситон-Холл. А что она? Возится в саду в старом простеньком платье, отчаянно пытаясь позабыть, что случилось прошлой ночью. В сущности, ничего особо примечательного.
Однако если она намерена встретиться с Эшем Бедивером, следует выглядеть достойно. Дженивра надела любимое дневное муслиновое платье, зеленое с мелкими белыми цветочками по всему фону, – наряд, который украшал ее, внушая уверенность. Быстро проведя расческой по волосам, постаралась избавиться от садового мусора, который мог там застрять. Не следует давать повод зеленоглазому повесе снова дотронуться до ее волос, даже под предлогом снять листик, запутавшийся в прическе.
Дженивра все еще перебирала в уме возможные учтивые приветствия, стоя на лестнице, когда услышала музыку. О, она была прекрасна! Какая лирическая мелодия! Мастерство исполнения многократно превышало ее скромные способности. Никто не сообщил ей, что мистер Бедивер привел с собой гостя.
Дженивра удивленно остановилась на пороге гостиной. Никакого гостя. Виртуозным пианистом оказался сам Бедивер. Он сидел к ней спиной, она наслаждалась преимуществами своего положения, восхищенно рассматривая его широкие плечи и густые, небрежно рассыпавшиеся волнистые волосы, практически скрывавшие воротник. Они были чуть длиннее, чем того требовала мода, однако в полной мере ему соответствовали.
Пьеса окончилась, и Дженивра искренне зааплодировала. Он словно очнулся от своих дум, отвлеченный неожиданным шумом.
– Пожалуйста, продолжайте. – Облегченно вздохнув, Дженивра присела на диванчик. Музыка дала возможность завязать беседу без неудобства. Самой ей вряд ли удалось бы избежать неловкости, памятуя события прошлой ночи. – К сожалению, фортепьяно используется не слишком часто, однако я решила, что оно обязательно мне понадобится для музыкальных вечеров. Хотя, должна признаться, несмотря на добрые намерения, мы еще не устроили ни одного подобного мероприятия.
Он покачал головой:
– Спасибо, я играл достаточно. Прекрасный инструмент. Совсем новый, судя по струнам. Вы сами-то играете, миссис Ральстон?
– Весьма посредственно, – честно ответила Дженивра. – Но я рада, что инструмент оказался действительно хорош.
– Подойдите ближе, и я покажу вам насколько. – Бедивер повернулся к ней, приглашая составить ему компанию.
Она преодолела разделявшее их расстояние, не в силах противостоять волнению, охватившему его. От него исходил аромат свежего ветра и ванили, комбинация, действующая просто опьяняюще в сочетании с мужчиной, определенным мужчиной.
– Эти струны принадлежат Бабкоку, он запатентовал их несколько лет назад. Они толще, чем обычные, что значительно усиливает звук. – Бедивер коснулся струны, демонстрируя звуковой эффект. – И теперь мастера, изготавливающие фортепьяно, перекрещивают струны деки, чтобы добиться большего резонанса.
О, да и она сама уже его чувствовала.
– Вы сложный человек, мистер Бедивер. Я не знала.
– Пожалуйста, зовите меня Эш, если вас это не затруднит.
Дженивра услышала знакомый еще со вчерашнего вечера угрожающе спокойный тон.
– Конечно. – Она решила не вникать. Совсем не хотелось портить столь хрупкое перемирие, едва установившееся после вчерашней ссоры. – Вы останетесь на чай?
Она не ждала ответа, потянувшись за колокольчиком. Это Англия. Здесь все остаются на чай.
– Я должен перед вами извиниться за то, что явился столь неожиданно, однако у меня кое-что для вас есть. – Эш присел на кушетку и протянул ей небольшой сверток.
Подарок от него? Вероятно, извинение за свое недопустимое поведение? О, джентльмен обязан попытаться загладить вину. Ощущая некоторое волнение, Дженивра принялась развязывать ленточку. Днем Бедивер выглядел более цивилизованно.
– Мелисанда попросила меня передать это вам.
– Конечно. – Волнение прошло. Естественно, подарок не от него. Он не джентльмен, а награжденные пощечиной мужчины не склонны одаривать в ответ подарками. Дженивра улыбнулась, скрывая невольную ошибку. – Должно быть, последний образчик вышивок Мелисанды. – Она развернула салфетку. – Передайте тетушке, что вещица прелестна. Ее обязательно купят на ярмарке этой весной.
– Прошу прощения? – Он был застигнут врасплох, что немедленно отразилось на лице. Темные брови сердито сошлись к переносице, глаза задумчиво прищурились.
– Разве они вам не рассказали? – Дженивра сложила салфетку. – Мелисанда и остальные ваши тетушки продают свои рукоделия на местных ярмарках. Повар даже посылает на продажу парочку банок варенья. Прошлым летом, например, им все очень хорошо удалось.
– Мои тетушки продают на ярмарках поделки? – Во взгляде Эша скептицизм тесно соседствовал с едва сдерживаемой яростью. – Как торговцы?
Дженивра спокойно приняла выпад:
– Да, как торговцы. Как, впрочем, весь нормальный мир. Далеко не все обладают столь утонченной организацией, как британские джентльмены, слоняющиеся по Лондону в поисках развлечений.
Эш стиснул зубы, нижняя челюсть пульсировала от едва сдерживаемого гнева. Хрупкое перемирие, установившееся благодаря музыке, рухнуло.
– И чья это была идея? – прорычал он, к счастью решив оставить без внимания другие оскорбления, которые она столь изящно ввернула в свою речь.
– Моя, – ответила Дженивра, радуясь, что наконец-то подали поднос с чайными принадлежностями. Чем не повод завершить неприятный разговор?
Однако Эш не был готов поступить как уважающий себя джентльмен.
– С какой стати вы решили предложить нечто подобное? – Недоверие в голосе сквозило настолько осязаемо, что его практически можно было пощупать. Он взял чашку с чаем. Дженивра быстро осмотрела себя, убеждаясь, что не дрожат руки.
– У них не было денег, а вас оказалось невозможно разыскать. – Она позволила одержать победу своему взрывному характеру. – Леди пришлось предпринять кое-что самостоятельно, и им это очень даже удалось. Ваши тетушки слишком горды, чтобы принять от меня даже фартинг. Если угодно, люди любят покупать вещицы, сделанные руками аристократов. Это весьма прибыльное занятие. Гораздо более лестно приобретать платки, вышитые настоящей леди.
Брови Эша приподнялись.
– Да-да, и весьма недешево, надеюсь? И все равно им придется продать целую кучу платочков и варенья, чтобы содержать Бедивер.
Дженивра нахмурилась. Он упустил из виду самый важный побудительный мотив их трудов.
– Дело не в деньгах. Мы готовимся расширить ассортимент наших «поделок» этим летом на ярмарке в Бери-Сент-Эдмендс, и тетушки все в предвкушении.
– Нет, нам готовиться не к чему. Я дома, и нужда в подобных мероприятия полностью отпадает, – твердо заявил Эш.
Дженивра поставила чашку на поднос и окинула его внимательным взглядом. Она вовсе не желала снова с ним спорить, намереваясь оставаться в рамках светских приличий.
– Я с вами не согласна. Это необходимо прежде всего самим тетушкам. Дело не в деньгах. Пожилые леди хотят чувствовать себя полезными. Это дает им некую цель, помогает сознавать, что и они внесли свой посильный вклад.
– Они английские леди, миссис Ральстон. Не знаю, осведомлены ли вы в достаточной степени, что это значит.
– Они люди. Понимаете ли вы, что это такое? Сомневаюсь.
Стук копыт по гравию садовой дорожки нарушил внезапно наступившую неловкую тишину. Она взглянула в окно и почувствовала волну облегчения.
– О, это Генри. Я прикажу подать еще чаю.
Генри уж точно знает, как себя вести со своим обидчивым и раздражительным кузеном. У нее же пока это мало получается. Возможно, тому виной его горящие глаза и нечестивая ухмылка, которой достаточно лишь мелькнуть на аристократически вылепленных губах, чтобы угасшие воспоминания об украденном поцелуе возродились с новой силой. Господь свидетель, трезво мыслить в таких условиях определенно невозможно!
Генри вошел в гостиную с чарующей улыбкой на устах, немедленно увядшей, стоило ему заметить кузена.
– Не ожидал встретить тебя здесь. Я заехал по пути узнать, не захочет ли Дженивра совершить со мной прогулку в деревню. – Генри повернулся к ней лицом, всем своим видом игнорируя Эша. – Да, у меня прекрасные новости, из Лондона прибыла посылка с ежемесячно заказываемыми мной книжными новинками. Я подумал, тебе будет приятно на них взглянуть. Но, вижу, у тебя уже есть компания. – Если она и рассматривала Генри в роли буфера между ней и Эшем, то очень быстро поняла, что просчиталась. Мистер Беннингтон даже не пытался скрыть переполнявшую его обиду и разочарование. За многие месяцы личного знакомства Дженивра ни разу не замечала, вплоть до вчерашнего дня, чтобы Генри столь открыто демонстрировал дурные манеры. Теперь же во второй раз становилась свидетелем отвратительного поведения.
Дженивра одарила Генри улыбкой, пытаясь смягчить его промах.
– О да, у меня гость. Однако буду рада, если вы присоединитесь к нам и выпьете чаю, прежде чем отправиться по своим делам. Я уже распорядилась, чтобы принесли еще одну чашку.
– Дженивра любит готические романы, – объяснил Генри, дружелюбно кивнув в ее сторону и устраиваясь удобнее в другом кресле с мягкой спинкой. – Я всегда стараюсь порадовать ее парочкой новеньких историй в каждом заказе.
Эш продолжал рассматривать ее в своей саркастически-спокойной манере.
– Значит, вам нравятся хорошие романы, миссис Ральстон.
Даже обычные светские условности звучали в его устах невероятно чувственно. Она осознала скрытый смысл его намека, и горячая волна алой краски залила щеки.
– Иногда, – спокойно ответила Дженивра. Пусть трактует ее ответ как хочет.
– Миссис Ральстон? Когда это мы соблюдали формальности с друзьями? – Генри улыбнулся кузену. – Это Дженни, или Дженивра, если тебе угодно. Я перестал называть ее «миссис Ральстон», наверное, лет сто назад. Весь последний год мы практически не расставались, ухаживая за дядюшкой. – Генри прочувствованно ей улыбнулся и, преодолев разделявшее их и без того весьма близкое расстояние, ободряюще похлопал ее по руке. Внешне все выглядело как дружеский искренний жест близкого человека, но Дженивра почувствовала в нем нечто другое. Казалось, Генри действует далеко не спонтанно, как хотел показать. Кроме того, подобный поступок весьма не характерен для Беннингтона. Ей очень не хотелось думать, будто внезапно вспыхнувшая привязанность Генри обусловлена ничтожными четырьмя процентами. Еще больше не нравилась мысль о том, что она вынуждена трактовать все именно так.
– Пережитые вместе трагедии обычно сближают людей. – Улыбка Генри потеплела, стоило ему на мгновение взглянуть ей в глаза.
Или разделяют. Дженивра определенно чувствовала себя не в своей тарелке. Они с Генри были прекрасными друзьями вплоть до вчерашнего дня. Беннингтон никогда не пытался превратить их знакомство в нечто более личное, и это делало его еще более для нее привлекательным. Он именно тот, в ком Дженни так нуждалась: умный товарищ, не требовавший от нее более, чем она хотела дать. Дженивра уже была раз замужем, и опыт семейной жизни ей не понравился. Она вовсе не спешила повторять его даже с любезным и милым Беннингтоном и уж точно не с его гораздо менее дружелюбно настроенным кузеном, как бы хорошо тот ни целовался.
