Текст книги "Потрошитель"

Автор книги: Брижит Обер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

– Черт-те что – этот пролом в черепе из головы не лезет, – пожаловался Жан-Жан своим наручным часам, ответившим ему понимающим «тик-так». – Ну откуда он взялся?

Капитан лениво оттолкнул досье. Лола с Лораном ушли уже давно. Каждый – в свою сторону: он удостоверился, выглянув в окно. Что ж, пора и ему. Должно быть, жена уже покормила близняшек и сейчас дергается за просмотром очередной телесаги «Монте-Кристо среди Отверженных». Хоть бы сентиментальной оказалась! Выплакавшись, она была не прочь утешиться.

Нико щелкнул пальцами, снял каскетку, сбросил «найки», затушил «дурилку», снова надел кроссовки и услышал, как в захваченную ими хату лезет брат.

– Бобби! – тихонько позвал тот.

– Чего?

– Может, сходим, а?

– Куда?

– К легавым – про Тони расскажем.

– Ты что, совсем спятил? Хочешь, чтобы они приперлись сюда и отправили нас восвояси? По харе отцовой соскучился? За уши давно не драли? Ну так иди! Чего встал?! Поплачь, попросись к мамочке!

– Так ведь в газетах пишут, что его убили! А мы психа с нунчаками видели.

– И дальше что? Он наверняка уже далеко, а Тони мы не особо и знали. Что он нам, кореш какой, что ли? Ладно, дай пи-пи сделать и спи, дурак несчастный!

Иисус съежился и, превозмогая страх, попытался заснуть. Сюда, в самый конец набережной, компании подростков наведывались не часто – их гонял охранник. Но Иисуса он знал и давал ему ночевать здесь, напротив мола, с условием, чтобы тот не разводил грязь. Иисус вздохнул и постарался поудобнее угнездиться на ледяном цементе.

«Паф – убит!» – тихо произнесла Лола, в тридцатый раз молниеносно выдернув пистолет. Она всегда любила оружие. К стрельбе ее приобщил отец – на пустоши близ их дома. Ей нравилось, как в воздух летят консервные банки, нравился грохот выстрелов, запах пороха. Это как фейерверк – только для самого себя.

Смотри-ка! А ведь и в ней есть хорошие качества. Глядишь, из нее тоже чего выйдет!

А вот Потрошитель предпочитает холодное оружие. Нет ли здесь какого-то смысла? Может быть, пронзая плоть, он имитирует половое проникновение? Символическое изнасилование посредством оружия? Может, он импотент? Или сексуально озабочен, вроде капитана?

Приступив к ежедневной тренировке брюшного пресса – четыре подхода по пятьдесят раз, – она представила, как ревущий от оргазма Жанно тычет в нее кинжалом. Нет, не цепляет. Очень уж приземленно. А для символического акта слишком материально. «Подручный материал, оружие садисты используют потому, что они не в состоянии наладить контакт с окружающими, – размышляла Лола, переходя к растяжке бедренных мышц, – и превращают других в такие же бездушные вещи, как они сами, поскольку плохо чувствуют свое тело».

Психопатка чертова! Форменный сумасшедший дом – «здрасте» не успеешь сказать, как тебе тут же изложат транзактный анализ твоего пуделя! А убийцы-то как убивали, так и убивают!

Марсель блаженно вздохнул и закурил сигарету. Надья поигрывала волосками на его груди. Сегодня им удалось уложить детвору пораньше, пообещав им воскресную поездку в аквапарк. На случай несвоевременного вторжения они закрылись на ключ. Но все обошлось. Ни тебе барабанного боя в дверь, ни хныканья в коридоре.

Марсель сделал глубокую затяжку. По его вспотевшему торсу пробежал слабый ветерок, и ему сделалось зябко.

– Холодно? – спросил он у Надьи.

– Немножко, – ответила она, закутываясь в одеяло с изображением лошадей в прерии – свое недавнее приобретение. Одеяла, которые покупала Мадлен, – с громадными розовыми цветами и Большим Кисом, гнавшимся за Тити, – он выкинул.

Как все-таки быстро ему удалось привыкнуть к Надье, удивлялся он, поглаживая ее обнаженное плечо. К женщине совершенно новой в его жизни. Еще год назад они даже не были знакомы, а теперь вот вместе ходят за покупками в «Каррефур», совместно обдумывают, как обставить квартиру, как провести отпуск; ей известно, что у него геморрой, а он знает, что у нее отрыжка от лука.

А Мадлен гниет в земле. Гниет из-за какого-то су масшедшего вроде этого убийцы, который режет людей и вынимает их внутренности. Конечно, проводить расследование такого плана куда интереснее, чем лепить штрафы за пользование скутером, но и куда более тошнотворно. Тут словно бы нагноившейся раны касаешься. Да, именно так: при мысли об убийцах невольно думаешь о зловонных гнойниках, раздувшихся под здоровой розовой кожей.

– Ты спишь? – сонно спросила Надья. В шесть ей вставать.

– Да, – ответил Марсель, выдохнув дым. Он все еще потягивал тлеющий окурок.

Где-то мяукнула кошка. Сытый, покойный звук.

На двери «Дивана» красовалась табличка «Мест нет». Был в разгаре конгресс по парапсихологии последователей Лакана[22]22
  Жак Лакан (1901 – 1981) – знаменитый французский психо аналитик, философ-структуралист.


[Закрыть]. Участники конгресса пожелали развеяться и оккупировали этот небольшой бар, где, налегая на шампанское, им покорно внимали местные девицы и ласково переливались блюзовые аккорды.

Сейчас для человека с сияющими глазами никого не существовало, и его пальцы уверенно бегали по клавиатуре. Он проходил сквозь мелодические линии, как пловец, прошивающий бирюзовые воды лагуны. Где-то там – далеко-далеко. Он играл любимую музыку Папы-Вскрой-Консервы, знойную музыку юга, пронзи тельную музыку страдания.

5

Комиссар Мартини щелкнул длинными волосатыми пальцами, потер печаткой о черный шелковый галстук, снял колпачок с изящной перьевой ручки и вывел прописными буквами на девственной странице новенькой школьной тетради: ПО СКЛОНУ УЛИЦЫ ПОКАТИЛАСЬ ОТРУБЛЕННАЯ ГОЛОВА. Ну хорошо, а что дальше? Конкурс детективных рассказов, организованный одним крупным издательством, заканчивается через две недели, а у него только эта несчастная фраза. В дверь постучали. Он проворно захлопнул тетрадь, прорычав: «Войдите!»

Жанно. В белой футболке и в столь облегающих джинсах «Левис», что казалось, у него стоит. Комиссар потупил глаза: ну конечно, на этом невероятном типе, его подчиненном, были дорогущие кроссовки в полоску с прозрачными подошвами. Мартини пошевелил сухощавыми пальцами в своих поношенных сандалиях. При виде Жанно он всегда чувствовал себя стариком, хотя разделяли их какие-то десять лет.

– Слушаю вас, – подчеркнуто холодно произнес он, поглаживая перламутровые запонки.

«Запонки! – думал Жан-Жан. – Белая рубашка, черный галстук – вылитый гробовщик! Да и волос поубавилось! On the rock[23]23
  Гол, как сокол (англ)


[Закрыть], как говорится. В общем, отставка на носу, друг Мартини, – так что катать тебе свои шары в другом месте!»

– Похоже, нам не избежать очередного serial killer, патрон, – уведомил он, покачиваясь на каучуковых подошвах.

– Чего вам не избежать – так это очередного повышения, дорогой Жанно! Так что там у вас стряслось? Только без лапши – у меня от нее аллергия.

«Тоже мне, остряк нашелся. Старый пентюх!»

– Нам удалось установить связь между двумя первыми жертвами, шеф. Шукрун с Аллауи посещали одно ночное заведение – «Меч-рыбу».

– Бар с потаскухами?

– Бар с джазом – цветочек, возросший на местной почве.

– По информации отдела нравов, клиенты «Меч-рыбы» скорее чисты.

Мартини вздохнул: а как бы упростило задачу простое сведение счетов!

– В субботу, двадцать пятого, ровно в четыре утра, Аллауи взял машину у сына владельца бара. С тех пор его больше не видели.

– Он один уехал?

– У него были виды на какую-то девицу. Имя и место жительства пока неизвестны. Возможно, все прояснится в субботу, если она из постоянных клиентов.

– Что с машиной?

– Вот тут – подвижка! – оживился Жан-Жан. – Костелло только что сообщил, что ее нашли на стоянке «Палм-Бич». Это старое запущенное казино. Автостоянка выходит на море.

– Была ли в салоне кровь?

– Сейчас машину как раз тщательно исследуют. Но с первого взгляда там вроде ничего нет.

– Что с юным Диазом? – спросил Мартини, стиснув ручку «Монблан».

– Пока что связать с остальными его не удается. Родные утверждают, что он только Эн-тэ-эм[24]24
  Молодежная рэп-группа «Ник, твою мать».


[Закрыть] слушал.

– Вы бы по поводу гибели молодых не очень-то ерничали. Сегодня встречаются подростки с глазами Химены, влюбленной в Сида[25]25
  Персонажи драмы Корнеля «Сид».


[Закрыть], даже когда они плюют вам в лицо. К тому же не забывайте об Элен Морелли, у нее трое сыновей в возрасте от двенадцати до восемнадцати.

– Усек, шеф.

Элен Морелли была следователем и работала над этим делом вместе с ними: дама с габаритами слонихи – больше центнера весом при росте метр шестьдесят – и проворством лисицы.

– Мы собираемся пошустрить в «Меч-рыбе» и еще раз проработать марафонцев, – добавил Жан-Жан, уставившись на кургузые серые носки начальника.

На голых лодыжках кудрявились седые волоски.

– Что они собой представляли?

– Аллауи из мусульман, но религиозным его не назовешь: бегал за девками и пил спиртное. Шукрун был вегетарианцем, занимался тай-цзы, а в синагогу ни ногой. Да и Диаз, думаю, не был мальчиком из церковного хора. Даже в прошлой жизни.

– Значит, вы считаете, что религиозный след нас никуда не приведет?

«Как же – в тупик», – подумал Жан-Жан, промычав:

– М-м… Как и гомосексуальный. Тут что-то другое, но мы пока не можем понять что.

– Что ж, советую вам поднажать, дорогой Жанно. Кстати, у вас тут двое стажеров – так пользуйтесь ими.

– Они только стажеры.

– Отзывы о Мерье просто восторженные, а достоинства Тинарелли вы, кажется, и сами успели разгля деть.

Пустив эту парфянскую стрелу, комиссар развернул «Канар аншене»[26]26
  Юмористическая газета.


[Закрыть] и углубился в чтение, позабыв о своем подчиненном.

Марсель устроился за белым пластмассовым столиком, положил фуражку перед собой и в ожидании заказанного люля-кебаба потягивал лимонад. Сегодня во время перерыва он решил подкрепиться в «Шаверме». За стойкой ворчал и тяжело отдувался хозяин: казалось, он перегружен работой, хотя Марсель был единственным его клиентом, если не считать какого-то типа в очках «Seen»[27]27
  «Securite social» – служба соцобеспечения.


[Закрыть] с толстыми стеклами.

Лет сорока, среднего роста, худощавый, с курчавой бородкой… этакий скромный старый холостяк из тех, что семенят по жизни как мышки, изредка попискивая от злости, подумал Марсель, отметив про себя его темно-русые волосы, причесанные и зализанные как у школьников пятидесятых; отутюженные бежевые шорты, сандалии священника и рубашку с длинными рукавами – и застегнутыми манжетами! Все это время тип сосредоточенно поглощал табуле[28]28
  Ливанское блюдо из размельченных зерен, мелко нарезанных томатов, лука и др. , заправленных маслом и лимонным соком.


[Закрыть].

Это был тип, которому никогда в жизни не заполучить такую женщину, как Надья или Мадлен, – да что там, ему и бисквит на десерт не светит, – существо, чьи серые будни скрашивают только теленовости да вылазки за продуктами.

Вдруг забитое существо подняло карие глаза, расплывшиеся за толстыми стеклами, и встретилось взглядом с серыми глазами Марселя. Тот наклонился к принесенному сэндвичу.

– Спасибо, – сказал он хозяину заведения. – Как я погляжу, с работой не очень перенапрягаетесь.

– И не говорите! – изрыгнул тот, грустно дрогнув тройным подбородком. – Без Камеля знаете, какой кавардак! И никого взамен! Повсюду одни бездельники!

– Бедняга… не повезло парню, – вздохнул Марсель.

– Аи, не могу больше про это слышать.

– Он ни с кем не ругался?

– Ругался! Знаете, каким добряком был! Сколько раз ему говорил: с твоей доверчивостью тебя любой облапошит. И что? Покойник! Вот жизнь, а! Чего только не выкинет! Вы-то никого не знаете, чтоб здесь поработать?

– Поспрашиваю, – ответил Марсель, откусывая сэндвич. – А как насчет девушек? Ревнивцев… или чего такого не видели?

– Да что вы! Чтобы Камель на чужое рот разевал! Они сами на него, как пираньи, кидались.

– Постоянная подружка была?

– Ходила тут одна. Несколько раз его дожидалась – блондинка, Мелани зовут. Сущий ангел.

– Где-то рядом работает?

– Ну да! Вообще не работает. В лицее учится. Маленькая еще.

Марсель вздохнул. В их городе не меньше четырехсот лицеисток. Интересно, сколько среди них Мелани?

– Возраст можете назвать?

– Да как сказать… Лет шестнадцать-семнадцать… Но – все на месте. Как вспомню! Вай-вай-вай!

Застыдившись вырвавшегося откровения, он мельком взглянул на клиента в шортах. Но тот спокойно жевал, уткнувшись в тарелку, – кажется, ничего не слышал.

«Ну что, – подумал Марсель, – Мелани, блондинка, хорошо сложена… уже кое-что!»

– Где живет, не говорила?

– Куда там! Встречались на выходе. И вжик – сматывались.

– У нее было что-нибудь – скутер или мопед?

– Темно-синяя «хонда» под номером 1241 UV 06, – доложил хозяин.

Марсель не верил своим ушам. Это тупое создание помнит номер средства передвижения постоянной подружки Камеля?! Он наспех проглотил оставшийся кусок сэндвича и выдернул блокнот. Хозяин с улыбкой наблюдал эту процедуру, обмахиваясь бумажным полотенцем – оранжевым, в тон футболке.

– Может, еще фанты? – спросил он.

– Спасибо, нет времени. Сколько с меня?

– Обед за счет заведения.

– Нет, нет, что вы!

– Да, да – ради меня! Кстати, может, поможете? У меня тут штраф…

Здрасте пожалуйста, подумал Марсель, по инерции обронив «дайте посмотрю».

Патрон извлек из кармана протокол о нарушении.

Превышение скорости, шестьсот франков. Минус два пункта, на грани лишения прав. Так – посмотрим…

– Ого! Так это серьезно! Ладно, попробую. Но ничего не обещаю. Сейчас все фиксируется в компьютере.

– Чертовы компьютеры! – ругнулся хозяин. – Лишь бы народ обдирать!

Он повернулся к типу в шортах, взял у него жутко скомканную пятидесятифранковую бумажку и, брюзжа, сунул ее в карман.

Тип в шортах встал и ушел. Хозяин с отвращением понюхал кончики пальцев, затем – банкноту:

– Черт! Да от нее мочой воняет! Нате-ка, понюхайте!

Под нос не успевшему отреагировать Марселю ткнулась зловонная бумажка. Точно – моча.

– Он что, ее из горшка вытащил? Вот сука – руки теперь мой!

Хозяин отправился в помещение, и Марсель наконец-то улизнул. Владелец банкноты исчез.

Спеша в комиссариат, Марсель слепо проскочил мимо ворот, в тени которых стоял человек с сияющими глазами, обутый в сандалии священника.

– Вам всегда срочно! – пенял Сантос из службы технической документации нетерпеливому Марселю.

– Это срочно, – возразил тот, – у нас три покойника на руках.

«Нашел чем удивить, – подумал Сантос. – У меня тут жена развод просит, а он – три покойника! Тоже мне…»

– Нашел! – неожиданно гаркнул он с какой-то даже досадой от своего проворства.

– Нашел! – гаркнул Мерье, потрясая желтой липучкой. – Темно-синяя «хонда» – зарегистрирована на имя Мари Перен.

– Мать, наверное, – предположила Лола, в сотый раз прорабатывая отчеты о вскрытии. – Что с адресом?

– Живет где-то на набережной Круазет. Все.

– Позвоните Блану, – приказал Жанно. – Пусть прогуляется на место и все выяснит.

Динь-динь-дон, – пропел звонок – элегантная медная кнопочка, погруженная в мраморную табличку с надписью «М. Перен. Лечение биоэнергетикой».

Две секунды. Три секунды. Ничего. К великому изумлению парочки старушек, приклеившихся к витрине бутика «Кристиан Диор», полицейский позвонил снова. Легкий щелчок, и дверь приоткрылась. Марсель машинально снял фуражку и прошел внутрь.

Он не стал вызывать лифт и преодолел три этажа на цыпочках – нагрузка, полезная для икроножных мышц и сердца.

На четвертом этаже его ждала открытая дверь с литерой «В». Толчок. Мелодичная трель.

– Пройдите в Зеленый салон, – прокричал откуда-то женский голос, – я сейчас подойду!

В Зеленом салоне все было зеленым: кожаный диван, со вкусом подобранные кресла, ковры, шторы, низкий лакированный столик и японский букет из бамбука. Прижав фуражку локтем, Марсель, которому было не по себе, прошел внутрь с блокнотом наготове. Из широкого застекленного проема открывалась панорама рейда с разбросанными повсюду яхтами и теплоходами. Полюбовавшись красочным скольжением несущегося за катером парашюта, он обернулся к столику с аккуратно разложенными журналами: садоводство, диетология, эзотерика, «Бюллетень общества эротической поэзии», путеводитель по Венеции…

Марсель поднял глаза. Перед ним стояла женщина в сером костюме. Высокая, упитанная, с волосами, собранными в пучок, она скромно скрестила руки на животе.

– О нет! – воскликнула женщина низким голосом. Вы ошиблись – ряженые завтра!

– Ряженые? – тупо повторил Марсель.

– Костюмированный бал состоится завтра. Начало в восемь.

– Да при чем тут бал? – возразил он, теребя усы.

– Что, зудит? Это все клей! – объяснила женщина. – Сколько можно повторять: не экономьте вы на накладках! – И, подскочив, она изо всей мочи потянула за усы.

Марсель взвыл от удивления и машинально оттолкнул ее.

– У аи! – вскрикнула женщина, плюхнувшись на диван. – Да вы сумасшедший!

– Извините, – пробормотал Марсель, – я не хотел… нечаянно.

– Грубиян! Пошел вон, или я вызову полицию! «Плохо дело», – подумал Марсель, надевая фуражку.

– Марсель Блан, полиция, – представился он с тем сугубо официальным видом, какой напускал на себя, когда хотел посмешить детей. – Мне нужна Мари Перен, – добавил он.

– Хватит ломать комедию! – ответила женщина, поднявшись. – Бедняга! Это вы-то полицейский? Проваливайте!

– Речь идет об официальном расследовании, мадам. Имеющем отношение к Мелани.

Женщина побледнела и схватилась за сердце:

– Мелани! Боже! А вы действительно полицейский! Боже мой, Мелани! С ней что-то случилось? Да говорите же, говорите все!

– Вы Мари Перен?

– Что стряслось с моей крошкой? Разбилась на этом чертовом скутере, да? Это опасно? Она в больнице?

– Успокойтесь, речь идет не о ней Ваша дочь встречалась с неким Камелем Аллауи…

– Что?! Моей дочери всего шестнадцать лет, и ее юного друга зовут Шарль. Шарль де Виледье, «Миндальное печенье Казэс»…

– Похоже, у нее был еще один друг, мадам. Камель. Камель Аллауи, кебабы «Короля шавермы».

– Короля чего?

– Ливанской закусочной около рынка.

– Она связалась с наркотиками? Он выставил ее на панель? Ну не молчите же! Я снесу все.

Женщина уже была перед ним, и ее пышная грудь угрожающе ходила ходуном в такт взволнованному дыханию. Марселю хотелось утереть пот со лба.

– По поводу наркотиков нам ничего не известно. Все, что мы знаем, – это что она встречалась с Камелем. Нам нужно с ней поговорить. Как можно быстрее.

Мари Перен вернулась на диван, поправила прическу и перевела дух.

– Вы нарушили мой энергетический баланс, – холодно констатировала она. – Это гадко, гадко!

– Где я могу найти Мелани?

– Думаю, она на занятиях. Если, конечно, не кувыркается с каким-нибудь беспаспортным бродягой в его заваленной гашишем берлоге. Чего вы от меня-то хотите?

– Камель Аллауи не был беспаспортным бродягой, мадам. Он работал.

– Не был? Работал? – подскочила Мари Перен, выпучив глаза.

– Его убили. Возможно, ваша дочь в опасности, – подхватил Марсель, не удержавшись от удовольствия драматизировать ситуацию.

– Господи боже!

– Повторяю – нам нужно поговорить с ней немедленно, – вставил Марсель.

– Эта лицемерка должна явиться с минуты на минуту!

Она похлопала себя по горлу кончиками пальцев с накрашенными ногтями и вытерла капельку пота с верхней губы. «Какой красивый рот, – отметил Мар-сель, – с полными губами… Красивый рот, красивые глаза и красивая грудь».

– Кофе я вам не предлагаю – на сейчас это слишком янь, – а вот сливовый сок или холодненькую настоечку из дикого цикория – пожалуйста.

– Спасибо, пить я не хочу, – сглотнув, ответил Марсель.

«Скорей бы девчонка пришла!» – подумал он, краснея под испытующим взглядом этой аппетитной, чопорной и оттого еще более аппетитной женщины.

Она взяла с низенького столика серебряный портсигар и достала сигарету.

– Огоньку не найдется? – прозвучал ее грудной голос.

– Гм…

Марсель порылся в карманах, откопал коробок из «Короля шавермы» и, помедлив, протянул ей зажженную спичку. Не сводя с него пристального взгляда, она нежно обхватила его руку.

Марсель смутился еще пуще и, совсем заволновавшись, обжег себе пальцы. Пальцы разжались, и еще горящая спичка упала на элегантный светло-зеленый ковер. Ворс угрожающе затлел.

– Вот черт! – воскликнула Мари Перен, элегантно склонившись за спичкой.

– Простите, – промямлил Марсель, переступая с ноги на ногу.

– Вдруг она хлопнула его по руке, и салон потряс радостный вопль:

– «Фераж»!

Изумленный взгляд быка, разбуженного ревом сверхскоростного поезда.

– «Фераж»! Школа! – надрывалась Мари.

«Фераж» – его любимая школа, место, где он провел самые счастливые годы!

– Вы что, там учились? – не веря своим ушам, пробормотал Марсель.

– С первого по пятый классы! – ответила Мари Перен, вставая. – Правда, тогда моя фамилия была не Перен, а Бранколони. Мария Бранколони!

– Мария! – воскликнул Марсель. – Ты! А я-то – не узнал! Гм, прости, я…

– Марсель, ошарашка! Блан – суров, как Монблан! – прокурлыкала она. – Гляжу-гляжу на твои рыжие волосы, и вдруг – бац! – осенило. И глаза светлые. Помнишь, тебя еще англичанином называли?

– Мария Бранколони – голова макаронная! – умиленно пролепетал Марсель. – Выходит, ты вышла за какого-то господина Перена, так, что ли?

– Да. За невропатолога. Вот уж четыре года, как умер. Рак мозга.

– О, прости.

– Ничего, последние восемь лет мы в разводе были. Своим кораблем я привыкла править сама. Видишь, какой кабинет отгрохала! Дела идут! Хочешь эспрессо?

– Так ведь ты говорила…

– Забудь! У меня ямайский. Пальчики оближешь! Рассказывай новости.

Марсель было засомневался, точно ли о кофе она говорит, но согласно кивнул. Мария, малышка Мария с ужасными, вечно трясущимися косичками и кроличьими зубами. Похоже, она их выправила.

Тут же, откуда ни возьмись, возникли две чашки из китайского фарфора.

– Присаживайся. Ну, говори! – распорядилась она, указав на одно из кресел. – Как тебя в полицию-то занесло? Ты ж, кажется, в журналисты собирался!

– Ну, всякое бывает. Жизнь…

Марсель сделал глоток кофе. Жизнь! За душой – ни шиша, пьяница отец да мученье вместо ученья…

– Ты-то как? Довольна?

– Да так… Испугалась вот, когда тебя увидела. Подумала – насчет кабинета.

Он вопросительно поднял глаза.

– У меня были проблемы с полицией нравов из-за софрологического массажа.

Марсель даже не поинтересовался, что это такое. Не иначе как релаксация полная. Если чего нужно – сама попросит.

– Такие тупые! – продолжила она. – А самого чокнутого осла Руди звать… дальше не помню… Не твой друг, случайно?

Он покачал головой. С Ослом Руди дружит Козел Жанно – славная парочка.

– Уладилось? – вежливо спросил он.

Хороший кофе – крепкий, густой, как он любит.

– Уладилось.

«Значит, Осла Руди уже отрелаксировали», – понял Марсель. От всех этих метаморфоз – Мари Перен в Марию Бранколони, Марии Бранколони – в хард-массажистку и обратно – чувствовалось легкое головокружение.

– Мелани – дочь Перена? – спросил он.

– Более-менее.

– Ну…

Она с отсутствующим видом уставилась в чашку кофе.

– Как-то раз, вечером, мне сделалось очень тошно, я нарвалась на приключение с одним типом – и на тебе… Кто отец – так и не пойму: глаза одного, а нос – другого… Поди тут разберись! – подытожила она, взяв еще одну сигарету.

Она засыпала его вопросами об убийстве Аллауи, и Марсель вкратце изложил дело. Мария всегда была очень сообразительной.

– Странно, опять «Меч-рыба», – заметила она, когда Марсель закончил. – Знаешь, свое помрачение ночное я ведь там встретила. И поверь – помрачение дьявольское. Как я могла?! Крыша, должно быть, совсем съехала.

– Музыкант какой-нибудь? – спросил Марсель, почему-то ревнуя.

– Нет. Клиент один постоянный. Морда ангельская, а сам – такой извращенец! В дурном сне не привидится. – Она выдержала паузу и театрально воскликнула: – У него английские булавки на тестикулах были!

– Что? – взвизгнул Марсель, упершись в колени.

– Да-да, пионер пирсинга… А так – ни в жизнь не подумаешь… На вид – такая чистюля, такой тихоня… И само собой – преждевременная эякуляция. Мы устроились в машине на заднем сиденье. Ужас. Рада была дома оказаться. А через полтора месяца – хоп: беременна! Пока ее носила, только и делала, что молилась – хоть бы не от него.

На какое-то мгновение Марсель задумался о чувстве, с каким вынашивают ребенка от человека, к которому чувствуют омерзение.

Дверь распахнулась, и в кабинет, размахивая рюкзаком, влетела раскрасневшаяся Мелани. Она была действительно сама прелесть – с изящным прямым носиком, карими глазами и длинными светлыми волосами. На ней было хлопчатобумажное платье, теннисные туфли, джинсовая куртка и золотой крестик.

При виде сидящего в салоне Марселя она чуть попятилась.

– Ну и откуда ты? – сердито спросила Мари Перен.

– Откуда-откуда! Из лицея. Откуда ж еще?

– Не знаю. Может, от Камеля Аллауи, – предположила мать.

Девушка побледнела:

– Как…

Она повернулась к Марселю:

– Почему…

– Когда вы видели Аллауи в последний раз, мадемуазель? – поднявшись, спросил он.

– Что? Да я…

– Он мертв, его убили, – тихо проговорил полицейский.

– Камеля?! Не может быть… мы же завтра встречаемся…

– Его тело обнаружили в понедельник утром.

– Я видела его в субботу в «Меч-рыбе». Мы слушали джаз в стиле сальсы. Он довез меня до дому к двум, он… мы… нет, невозможно! – повторила она, мотая головой.

– Как давно вы знакомы?

– Два… три месяца, – выложила Мелани, опасливо взглянув на мать. – Но виделись мы не часто.

– А Шарль, – бросила Мари Перен, – Шарль в курсе?

– Нет. Шарль – это Шарль, а Камель – это Камель, – парировала дочь. Уму непостижимо… это правда?

– Увы, да.

Она разрыдалась. Мать тягостно вздохнула. Марсель что-то пробормотал в утешение.

– А я-то, я! Все воскресенье с Шарлем и его дружками резвилась! С малолетками этими, – рыдала она. – Мы тут повздорили немного. Он обижался, что я его с родителями не знакомлю…

– А почему, кстати, ты мне его не представила?! – надменно вопросила Мари.

– Хорошо бы ты его встретила! С твоими-то амбициями зажравшейся буржуйки! Да ты мне была готова «резинки» покупать, лишь бы к рукам прибрать Шарля с его шишами.

– Мелани! Как ты смеешь!

– Пошла ты! Я тебя ненавижу, я вас всех ненавижу!

Марсель взглянул на свои ботинки, затем – на часы. Ну что, кажется, девчонка уже пришла в себя.

– Мне нужно задать вам несколько вопросов, – произнес он железным голосом, – прямо сейчас.

Полчаса спустя он с легким головокружением входил в полицейское управление. В его активе были показания Мелани, дополнительный эспрессо и номер мобильника Мари Перен на случай срочной необходимости в восстановлении энергетического баланса.

Если уж черпать энергию – так лучше от нее, чем от массажиста из каратистского клуба – старого, из резанного шрамами борца, мявшего своих клиентов с проворством прачки, выжимающей белье.