Текст книги "Потрошитель"

Автор книги: Брижит Обер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Брижит Обер
Потрошитель

Весла хлещут по ледяным волнам.

Сердце стынет во мне.

Ночь – и слезы.

Басе

1

Ревел ветер. Пенные гребни волн с грохотом раз летались о скальные глыбы мола.

Полицейский Марсель Блан вглядывался в площадку перед маяком. Не замечая вихрей песка и пыли, он видел только тело, распростертое на цементной поверхности волнореза.

Неподалеку, посреди ледяной лужи, отпаивались кофе три человека: продрогший до костей серфингист, наткнувшийся на утопленника, и два морских спасателя, которым пришлось выуживать мертвеца.

Один пожарный[1]1
  Пожарные во Франции занимаются не только тушением по жаров. Помимо этого они выполняют функции спасателей при любых чрезвычайных ситуациях (примеч. переводчика).


[Закрыть] протянул термос и Марселю, но тот покачал головой. Чтобы не заснуть, кофе он пил все утро. Он был пропитан кофе с головы до пят.

В детской всю ночь царил бедлам. Сначала квартиру потряс вопль перепуганной Сильви: «У меня людоед под кроватью!» Затем, два часа спустя, ее поддержал Момо – ему, видите ли, приснился волк. Наконец, около пяти, возник Франк, у которого прихватило живот: «Пап, ты как хочешь, а в школу я не иду!»

Они с Надьей вскакивали по очереди всю ночь. Затем, в семь, Надья ушла: она торопилась в ясли, куда ее пристроил Жан-Жан, «любимый» начальник Марселя.

Протирая слипающиеся ото сна глаза, едва удерживая тяжелую, как гиря, голову, Марсель отвез дебоширов в школу и отправился в свой полицейский участок, расположенный неподалеку от мэрии.

Только что подошел к концу фестиваль, и все валились с ног от усталости. На эспланаде Старого порта рабочие лениво разбирали белые пластмассовые тенты над стендами турагентств. Поддавшись инстинкту, неумолимо влекущему всякое двуногое существо мужского пола к своему собрату с инструментом, Марсель подошел и встал рядом с ними.

Рабочие без умолку болтали, отхлебывая кофе.

Около одиннадцати, когда Марсель уже поглядывал на часы, «Swatch» с металлическим посеребренным браслетом, которые Надья подарила ему на день рождения, перед ним завизжали тормоза автомобиля. Из окна пожарной машины с крутящейся мигалкой высунулся Борис, высокий шатен, знакомый Марселя:

– У маяка утопленник. Едешь?

Марсель вскочил в кабину.

На месте их ждал какой-то дед. На его голове красовалась фуражка, ветхий тельник, казалось, обтягивал его пузо года эдак с тридцать шестого.

– Не больно-то вы шевелитесь, парни! – гаркнул он. – Ну да ладно, Робер вас не подведет.

Марсель стал было оглядываться в поисках означенного Робера, но тут же сообразил, что старик говорит о себе. Неожиданно Робер вскинул свою трость и

принялся со всей мочи вертеть ею в направлении «Морского бара» по ту сторону улицы:

– Жозетт! Сюда! Здесь утопленник! У-то-плен-ник! Слышишь?!

Из тесного сумрачного помещения показалась пожилая особа в оранжевой завивке, красной кожаной юбке и сиреневой боевой раскраске. Недолго думая, она, как была, с утренним стаканчиком розового вина, припустила через дорогу.

Утопленника свалили лицом вниз на сером цементе.

Юное, крепкое, стройное тело его было обнажено. Ветер трепал длинные черные кудри на загорелой, но уже посиневшей спине.

Серфингист объяснял, что заметил тело в волнах. Борис, кивая, заносил показания в отрывной блокнот.

– И кой черт его купаться дернул, зимой-то! – брюзжал Робер, кажется позабыв, что на носу июнь месяц. – О-хо-хо, чего только эти растяпы не выкинут!

– И то не так, и это не так! – процедила в сторону Жозетт. – Один белот на уме. Люди-то, они не только вистуют, они еще спортом занимаются! Хрен старый!

Борис и Марсель перевернули тело. Лицо покойника украшала черная, аккуратно подстриженная бородка. Из приоткрытых губ сочилась пена. На месте глаз зияли две гноящиеся дыры. «Чайки, – подумал Марсель, отводя взгляд. – Эти твари сожрут все, что угодно».

– Кажется, в воде он не так уж долго, – заметил Борис, – видишь, пальцы не тронуты.

– О ужас! – взвизгнула Жозетт, судорожно вцепившись в свой перманент. – Да его выпотрошили, как рыбу!

От грудины до паха утопленника тянулся глубокий разрез, из которого сочилась морская пена с бледно-зелеными водорослями. Второй пожарный, низенький рыжий человечек с испещренным угрями лицом, наклонился и аккуратно раздвинул края раны.

– И впрямь пустой.

При всей прожорливости чайкам не вспороть живот человеку.

Марсель позвонил в комиссариат.

Теперь приходилось ждать. Несмотря на шквальный ветер, начало припекать солнце. Жозетт с Робером вернулись к своему бару – подзарядиться стаканчиком-другим в зыбкой тени бело-голубого пляжного зонта, который мотало из стороны в сторону разбушевавшимся вихрем.

Пожарные умчались по очередному вызову: самоубийство на вокзале. Серфингист позвонил по своей водонепроницаемой трубке домой и стал объяснять, что задержится. Спасатели вернулись на наблюдательный пункт на самой оконечности волнореза. В такое ненастье следовало быть начеку.

Стоя в ногах у покойника, Марсель задумчиво оглядывал горизонт. Убитого наконец обнесли металлическим ограждением – несмотря на бушующий мистраль, вокруг уже толпились зеваки.

Глаза Марселя слезились от пыли. У него было ощущение, что его волосы полностью забиты песком. Волнорез сотрясали оглушительные раскаты разъяренной стихии, то и дело обдавая Марселя мириадами соленых брызг. Невесть откуда прибежала немецкая овчарка и, задрав заднюю лапу, прыснула на ограждение, попутно загадив его штанину. Марсель отскочил назад и, споткнувшись, чуть было не упал на тело. Публика заметно оживилась. Собака одобрительно гавкнула.

– Браво, Блан! Как обычно – в ударе! – раздался язвительный смешок Жан-Жана.

Марсель обернулся и флегматично взглянул на начальника. «И ты туда же, – подумал он. – Ну побреши, побреши, на тебя ж, как-никак, смотрят».

За спиной шефа действительно стояло пополнение, два молодых лейтенанта – Лоран Мерье и Лола Тинарелли. Мерье приехал на стажировку из Парижа. Это был тридцатилетний шатен среднего роста с едва наметившейся лысиной. Круглые очки, безупречные зубы, антрацитовый костюм и льняная рубашка придавали ему сходство с директором банка или маклером. Что касается Лолы, то ее только что перевели из Марселя: лет тридцать, метр семьдесят росту, пышная грудь, ангельский лик, зеленые глаза, длинные белокурые волосы, хлопковый свитер с воротником и юбка из бежевой вискозы – в общем, этакий клон Клаудии Шифер в рядах полиции. Но тем недвусмысленным взглядам, которые бросал в ее сторону капитан Жанно, или просто Жан-Жан, было ясно, что он уже прочит ей место любимой рабочей лошадки.

– Ну? – спросил он, восстав над разделанным утопленником, уперев руки в боки.

Светло-розовый свитер выгодно подчеркивал его поджарый живот и ровный, одинаковый зимой и летом загар.

Марсель вкратце описал ситуацию. Снова приступили к допросу серфингиста, которому все это порядком осточертело.

– Надо же быть таким ослом! Взять и разболтать все полиции! Понимаете, у меня – выходной! В два мы с подружкой в кино идем!

– На Диснея? – участливо поинтересовался Марсель. – Мой сын от него с ума сходит.

– Блан! – прикрикнул Жанно. – Ладно, можете идти. Если что, мы вам позвоним.

– Что значит «если что»! Я этого типа в первый раз вижу, – огрызнулся серфингист, укладывая свою доску во внедорожник.

– Есть ли какие-нибудь зацепки, позволяющие идентифицировать личность покойного? – спросил Мерье, наклоняясь, чтобы повнимательнее разглядеть тело.

– Черта лысого! – огрызнулся Марсель. – Голяк, он и есть голяк!

– Ц-ц-ц, – поцокал Мерье, что, по-видимому, означало нечто среднее между удовлетворенным «вот как!» и недоуменным «не слишком ли фамильярно, дружище?». Нагнувшись, он было потянулся к ране, но тут же отпрянул: от покойника разило залежавшейся на прилавке размороженной рыбой.

– Что вы думаете об этом разрезе, капитан? – повернулся он к начальнику, глотнув животворную порцию сдобренного песком морского воздуха.

– Чего? – встрепенулся тот. На облегающей Лолу юбке не было видно контуров нижнего белья, и он раздумывал, не носит ли она стринги. – Разрез? Дрянь дело!

Мерье покосился на Жан-Жана.

– Все внутренности исчезли, – сообщил он.

– Рыбы, – буркнул Жанно, – пробрались в разрез и все сожрали. Впрочем, экспертиза покажет.

Ha дороге остановился пикап криминалистической лаборатории. Из автомобиля вылез Ринальди, никогда не унывающий толстячок, с какими-то приборами в руках.

– Не скоро! – проворчал Жанно, взглянув на часы.

– Батарейки ку-ку! – ответил Ринальди.

– Как это?

– Технология двадцать первого века. Если в ключе автомобиля сели батарейки, тут щелкай не щелкай – все равно не тронешься с места. Смешно, правда? – подытожил он; в то время как три его помощника устанавливали вокруг тела свои хитрые приспособления. – Так это и есть место преступления? – поинте ресовался Ринальди, натягивая перчатки.

– Нет, тело выловили метрах в пятистах отсюда, чуть правее островка Сен-Фереоль.

– Увы, из этого много не вытянешь.

– А татуировки нет? – вмешалась Лола. – Или, может, где заткнута записка, написанная несмываемы ми чернилами?.. Простите, я пошутила.

Ринальди галантно улыбнулся и принялся наносить специальный порошок, как обычно мурлыкая под нос какую-то песенку, чтобы лучше сосредоточиться.

Мерье повернулся к Жанно:

– А как у вас насчет бандитских разборок?

– Да бьют помаленьку друг другу морду, но в общем – ничего такого. Какие здесь разборки…

– Позавчера вот ротвейлер Адидаса на питбуля Найка наехал – и что? Конечно, ротвейлер, он покрепче будет, но в конце концов они разбежались, – пояснил Марсель.

Тишина.

– Послушайте, Блан, если ваши комментарии понадобятся, вам позвонят, ладно? – бросил Жан-Жан.

Марсель закусил ус. Теперь, поймав Кутюрье Смерти, поймав благодаря ему, Марселю, этот говнюк мог сколько угодно петушиться перед новенькими. Внезапно в памяти возник образ Мадлен, бывшей жены, убитой Кутюрье. Он изо всех сил потряс головой. Обескровленная голова Мадлен, пришитая рядом с головой старика Жоржа, до сих пор не давала ему по ночам покоя, вызывая приступы тошноты, которые приходилось успокаивать питьевой содой.

Усилием воли он снова сосредоточился на распростертом внизу теле. На бедре мертвеца покоился длиннющий член с обрезанной крайней плотью. Марселю стало не по себе – его смущало присутствие Лолы, то, что она видит эту жалкую наготу. Ведь она – женщина, а женщины так ранимы!

– Bay! Вот так приборчик! – воскликнула ранимая душа.

Лола содрогнулась. С ней явно что-то не так. Странности начались уже некоторое время назад. Будто что-то на плечо надавило – она почти физически чувствовала чье-то враждебное присутствие. А сейчас ей почему-то нестерпимо захотелось сделаться мужиком, этаким здоровенным громилой с гигантским членом, и изо всех сил треснуть тяжеленным кулачищем по довольной физиономии Жанно. А ведь она всегда была такой кроткой! «Пустяки – переутомление, нервный срыв…» – решила она.

– Лола, что с вами? – спросил Жан-Жан, пожирая ее взглядом голодного пса, изнемогающего перед шматом ветчины.

– Ничего, спасибо, в Марселе мы привыкли к утопленникам, – откликнулась Лола.

Жан-Жан восхищенно покачал головой. Какой же у нее сказочный зад и какой адский взгляд!

Если бы он только знал, до какой степени он был близок к истине! В результате одного из тех фокусов, коими так любит жонглировать судьба, прекрасная и беспечная Лола, нисколечко о том не подозревая, сделалась прибежищем жесточайшей, обагренной кровью сущности, за совершенные злодеяния обреченной мыкаться на земле, бок о бок с силами правопорядка. И в данный момент вышеназванная сущность в бешенстве рвала и метала:

Нет, вы только полюбуйтесь на этого засранца! Ну чего ты пялишься, Жанно? Тварь, знал бы ты, где собака зарыта! Знал бы ты, что в тепле и холе несравненной Лолы таюсь я! Да-да, я! Великий, неповторимый и самый лучший серийный убийца в мире! Я, некогда любимец женщин, теперь – узник одной из этих надувных кукол! В трезвом уме и полном бессилии. Как мне больно! Это же надо – угодить в тело второго сорта, обреченное к тому же следить за правопорядком!

Я, убийца масштаба Ганнибала, я, Кутюрье Смерти, подло убитый этой старой клячей, лейтенантом Костелло, теперь вынужден трястись зайцем в этой полицейской суке! За что такая несправедливость?! Ну почему, почему я не могу причинять зло? За что этот крест? Как это страшно – в совершенном бездействии слушать собственное нытье! Тьфу ты! Достать бы револьвер и кончить их всех, кончить прямо здесь, залить этот песок их свинячьей кровью! Так нет же!

Нельзя! Не могу: этой треклятой руке плевать на мои приказы! Ее запрограммировали! Запрограммировали переводить баранов через улицы по пешеходным переходам! Какой срам!

Лола судорожно терла виски: сейчас же прекратить этот гул и сосредоточиться на реальности!

Офицер судебной полиции Мерье, не подозревая о Лолиной драме метемпсихоза, как ни в чем не бывало изучал мертвое тело, вглядываясь поверх плеч технического персонала.

– Ничего – ни обручального кольца, ни каких-либо других украшений.

– У него такие загорелые плечи, – заметил Марсель.

– Я бы сказал, загорелые от рождения, Блан.

– Да я не про то… Похоже, он постоянно носил что-то вроде майки с глубоким вырезом…

– И дальше что? – подал голос Мерье.

Как же все это тоскливо и нудно! Неудивительно, что у нас повышается уровень преступности!

– Он не похож на рабочего. Посмотрите на его волосы, руки… Да и ноги – до середины бедер они также темны от загара. Да-да, шорты и майка. Вот в чем дело. И шея, опять-таки, загорелая.

– И что из того? – вздохнула Лола, размышляя об усах Марселя: пожалуй, это из-за них он кажется таким прибабахнутым.

– Из того, что у него длинные волосы, следует, что он забирал их в хвост, – отрапортовал Марсель протокольным голосом.

– Шорты, майка, конский хвост… Послушайте, капитан, вам это говорит о чем-нибудь? – возмутился , Мерье.

– О банде педерастов у старого блокгауза, – ответил Жан-Жан, вызывающе уставившись на Марселя.

Мерье зацокал языком, а Лола резко дунула на свой идеальный маникюр.

– Простите, пожалуйста, может быть, продолжим нашу дискуссию в участке? Заодно и судмедэксперта выслушаем, – проворковал ее очаровательный ротик с пухлыми губками.

– Прежде всего, дитя мое, необходимо хорошенько пропитаться самой атмосферой преступления, – ответ ствовал Жан-Жан, по-отцовски приобнимая ее хрупкое плечико.

– Так ведь мы даже не знаем, где оно – место преступления, – содрогнулось хрупкое плечико, отодвигаясь от волосатой клешни. – К тому же если эта атмосфера была, то ее развеял мистраль.

– У нас действительно очень мало фактов, – с умным видом поддержал коллегу Мерье, протирая стекла очков от морских брызг. – Мы даже не знаем, где находится место преступления. Все, что у нас есть, – это обнаженное тело, разрезанное от груди до паха, лишенное внутренностей…

– Не иначе как новый спорт завели, – хохотнул Жан-Жан, – ловлю рыбы на араба.

Все молча понурили головы.

– Ринальди, позвоните, когда закончите. Все, уходим, – распорядился он.

«Тоже мне команда! – с досадой подумал он. – Надутый очкарик в связке с закомплексованной задницей, да еще Блан, от которого просто не продохнуть. Тоже мне, честь и совесть местной полиции! А этот утопленник, смердящий сардинами и каким-то дерьмом, в которое мы, кажется, вляпались! Убийство чистейшей воды – копайся теперь в нем! Хоть бы серийным, как в прошлом году, не оказалось! Впрочем, может быть, это самоубийство? А что, этакий тунисский самурай делает харакири – и прыг в воду! Почему бы нет?»

– Потому, – закончил судмедэксперт, шмыгнув носом (в этом поганом климате он то и дело подхватывал насморк), – что нашего типа разделали, как самую настоящую рыбу. Взяли какой-то режущий предмет сантиметров двадцати, вспороли живот и методично выпотрошили. Из него извлекли все внутренности: печень, селезенку, сердце, аппендикс, кишки. Почки и те исчезли.

– Может быть, все же рыбы? – – не сдавался Жан-Жан. У него не было ни малейшего желания ввязываться в очередное головоломное расследование, тем более сейчас, когда едва-едва улеглась истерия, поднятая фестивалем.

– Нет, старина, не рыбы. И не называй меня формалином… то есть формалистом, – безапелляционно заявил Док, не совладав с отрыжкой от пакостного воспоминания. – Карамельки? – предложил он собравшимся.

Все отказались.

– К тому же, – продолжил он, закинув в рот пригоршню леденцов, – где это видано, чтобы самоубийцы пользовались наручниками? Взгляните – столько времени в воде, а на запястьях отчетливые кровоподтеки. Его запястья не просто сковали – их еще чудовищно пережали.

Тело, которое незадолго до этого вывезли из холодильника, покоилось на столе морга. Нижнюю его часть задрапировали простыней, глаза закрыли. В страшном оскале белели крепкие зубы. На вьющихся ухоженных волосах Док обнаружил следы геля. Покойник был опрятным, следившим за своей внешностью человеком, совершенно здоровым на момент гибели.

Побелевший как мел Лоран Мерье разглядывал тело со столь неподдельным интересом, будто на нем симпатическими чернилами вывели имя убийцы и имя это вот-вот проявится. Капитан Жанно ушел в свои мысли и с какой-то скабрезной улыбкой машинально разглядывал груди Лолы. Лола Тинарелли разглядывала свои черные кожаные полусапожки, думая о том, как было бы хорошо взять и съездить каблуком в осклабленный рот начальника. Что до Марселя Блана, то он разглядывал свое отражение в зеркале заднего вида полицейского автомобиля. Может быть, все-таки сбрить эти пышные рыжие усы? Конечно, они замечательно подчеркивают его мужественный характер, но Надья считает их слишком мещанскими: «Вылитый Астерикс – только в форме».

– Нет ли ран на кистях рук и предплечьях? – насупившись, поинтересовалась Лола.

– Нет. Он не сопротивлялся. На теле вообще нет ни одного ушиба. Все члены в целости и сохранности… Никаких признаков драки. На самом деле, – добавил Док со своей обаятельной улыбкой подвыпившего Деда Мороза, – учитывая разрывы у кончиков губ, можно предположить, что у него во рту был кляп – какая-то крупная штуковина вроде резинового мяча или скомканной тряпки… Пробы со слизистой оболочки уже в лаборатории…

– Какова причина смерти? – вздохнул Жанно.

– А я почем знаю? Какая угодно – лезвие угодило в печень, сердце… Поскольку внутренностей нет, определить невозможно.

Жан-Жан отдал необходимые распоряжения. «Только бы за этим проклятым трупом не потянулась цепочка других!» – снова подумал он, скрестив на счастье пальцы за мускулистой спиной.

Второе тело выловили шесть дней спустя. Его обнаружил один рыбак, возвращавшийся домой на рассвете.

2

Дверь отворилась, и в кабинет, понурив голову, вошел Жанно.

– Ну что? – спросил Мерье, складывая «Монд дипломатик».

– Все один к одному, – ответил капитан, бросив на стол «Экип»[2]2
  Спортивная газета.


[Закрыть]. – Мужчина, лет тридцати, совершенно здоровый на вид; североафриканского происхождения; разрез от груди до паха; все внутренности изъяты; синяки на запястьях; углы губ разорваны. Черт, как же это все задолбало! – добавил он, потирая переносицу. – Лола, кофейку не нальете? Что-то опять голова разболелась

Вот так-так! Она вроде не нанималась в прислуги!

– Охотно. Вам с сахаром?

– Да. Две ложки. Только размешайте хорошенько!

Ушам своим не верю! Может, тебе еще массаж восстановительный сделать?

– Сию минуту.

А эта-то дуреха! Сю-сю-сю – и поскакала!

– Не нравится мне все это, – вернулся к разговору Жан-Жан, провожая взглядом уплывающую корму Лолы. – Один покойник – это еще туда-сюда, но два – пиши пропало!

Лоран Мерье искоса взглянул на начальника. Капитан Жанно выражал свои мысли в несколько странной форме. Довольно сомнительной. Презрев предоставленный в его распоряжение компьютер – жалкий ящик на колченогом столе в углу, – Лоран раскрыл свой личный ноутбук.

– Вот, собираюсь с «Квантико» свериться – не бы ло ли у них чего-нибудь подобного, – бросил он с видом этакого крутого парня, который невзначай заявляет, что завтра они с Жаком ужинают в Елисейском дворце.

Жан-Жан оторвался от результатов соревнований по триатлону:

– Какое такое «Квантико»? Школа ФБР, что ли?

– Да. Я поддерживаю связь с одним из их профайлеров[3]3
  В ФБР так называют специалистов, составляющих «профили» – психологические портреты предполагаемых преступников.


[Закрыть]. Он тоже без ума от «Шасань-монтраше-77»[4]4
  Марка вина.


[Закрыть], – пояснил Мерье, любезно улыбнувшись.

Перед Жан-Жаном тут же развернулась ужасающая панорама какого-то вселенского расследования через Интернет – бесконечные манипуляции с головоломными файлами вкупе с нескончаемыми и неудобоваримыми операциями по их анализу – преимущественно с четырех до шести утра.

И все это только для того, чтобы понять, что на улицах свирепствует убийца и что он – особо опасен.

Сам капитан цеплялся за версию о преступлении, имеющем разумное объяснение. Помимо серийного убийства возможна масса других вариантов: убийство ревнивым извращенцем своих любовников; месть уличной девки насильникам; ошибка полуслепого рыбака, принявшего двух утопленников за здоровенных тунцов. Серийные убийцы уже в печенках у всех сидят. Что ни газета – то серийный убийца: убийца крохотных старушек, убийца долговязых девиц, убийца в ночных поездах, убийца в дневных автобусах, убийца детей ростом от метра двадцати сантиметров – все, что угодно, только не убийца чиновников-крючкотворов, который так бы облегчил жизнь человечеству!

Щелк.

– Соединился!

– Ваш кофе, шеф.

– Спасибо, вы очень любезны.

Вот хамло! Ну возмутись же, кретинка!

Не осознавая всех этих призывов к сопротивлению, Лола присела на краешек стола, углубившись в чтение протокола. Второе тело, также переполненное водой, выплескивавшейся из отверстой грудной клетки, выловили слева от острова Сен-Маргерит вместе с автомобильной шиной и банкой из-под сардин. Просматривая дубликат отчета судмедэксперта, она инстинктивно поморщилась. Язык покойника был изранен – глубокие следы зубов: его мог искусать либо кто-то другой – версия в данном случае совершенно неприемлемая, – либо свой язык в кровавое месиво превратила сама жертва. «От боли? – подумала Лола, почувствовав легкую тошноту. – Потому что убийца разделывал его заживо?» С чем же, черт возьми, они столкнулись? Она возобновила чтение, попытавшись мысленно воспроизвести ход преступления. Обнаженный мужчина… Его связали, заткнули кляпом рот и выпотрошили. Где? Где именно убийца мог воплотить в жизнь свои фантазии? Каким образом он доставил тело к морю? Невозможность осмотреть место преступления полностью парализовала их расследование.

Тот, кто мог бы ответить на эти вопросы, загружал свою тележку, позаимствованную в супермаркете, и как раз вспоминал всю сцену. Позавчера вечером его лодка рассекала волны под улыбающейся луной. Этот человек лежал у него в ногах – он извивался, пытаясь освободиться от своих пут. Напрасно. Он был крепко связан. Он тряс головой и пускал слюну несмотря, на затыкавший его рот резиновый мяч. В нем не было ДОСТОИНСТВА. Более того, он был ГРЯЗЕН! Стоило только взять НОЖ ИСТИНЫ и сделать первый надрез – от грудной кости до паха, – как из него все полезло НАРУЖУ. Его ВНУТРЕННОСТИ загадили всю лодку. Их пришлось отмывать – ПОДНИМАТЬ и отмывать в морской воде, ибо морская вода ПОЛЕЗНА ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ. Как уксус. Как смоченные уксусом губки. Одной из них он протер его лицо и ВНУТРИ его живота. Напрасно. Этот самозванец предпочел СМЕРТЬ. А ведь он ждал. Ждал хоть какой-то судороги, смачивал губку… Все впустую. Его пришлось приподнять и перевалить через борт. ПЛЮХ! Рыбы, к вам гости!

Он запустил мотор и медленно-медленно поплыл назад, улыбаясь волнам, ласково расходящимся впереди.

Увы, при всей своей доброте волны были бессильны помочь ему. Он должен был ИСКАТЬ в полном одиночестве – и все начинать сызнова.

«Скоро», – произнес он, ухватившись за ручку тележки, груженной потрохами. А сейчас главное – это накормить всех своих маленьких друзей.

Тук-тук.

– Войдите!

– Извините за опоздание, шеф… Блан.

– Кажется, еще проблемы на мою задницу, – проворчал Жанно.

Мерье не поднимал носа от компьютера, а Лола жеманно поморщилась.

Ба, кого я вижу! Посмешище служебное, верный Марсель! Ху-ху! Марсель! Тьфу на тебя!

– Второго я знаю, – сообщил Марсель, ответив Лоле широкой улыбкой.

– Прошу прощения?..

– Я установил личность найденной вчера жертвы. Этот человек работал в ливанской закусочной.

– В какой еще «ливанской закусочной»?

– В «Короле шавермы», рядом с рынком. Имя владельца – Рашид Семун.

– Трафик внутренних органов! – вскрикнул Мерье, блеснув стеклами очков из-за розовой крышки ноутбука. – У них четыре аналогичных случая.

– Одну минуту, Лоран, спасибо… И вы знаете, как его зовут?

– Гм… Кажется, Камель.

– Пахнет расизмом – пахнет жареным. – Жан-Жан задумчиво почесал тонкий греческий нос. – Благодарю вас, Блан, можете быть свободны.

Задетый таким равнодушием к его сообщению, Марсель вышел в обшарпанный коридор и в отместку показал язык закрывшейся за ним двери.

Жан-Жан повернулся к стажеру мужского пола:

– Так что вы там говорили, Лоран?

– Трафик внутренних органов, – повторил Мерье, важно насупившись. – Какие-то типы изымают у бомжей органы для трансплантации… Разумеется, не на добровольной основе, – уточнил он.

– Но ведь у нашей второй жертвы была работа, – возразил Жан-Жан.

– Временная работа, – заметила Лола. – Это не похоже на обыкновенное убийство из корыстных побуж дений – тут скорее ритуал какой-то: выдранные подчистую органы, брошенные в море обнаженные тела…

Ну вот, помогать им еще не хватало! Кошмар! Болтает – узды не знает, а мне и пальцем не пошевелить! Сиди тут да любуйся на собственное позорище! Вот угораздило – превратиться в девицу-скаута с башкой, забитой одними «хорошими поступками»[5]5
  «Совершить хороший поступок» – фраза из уста ва скаутов.


[Закрыть]! Это мне-то! Это с моей-то незыблемой верой в реинкарнацию и новую жизнь в новом теле! Все. Не могу больше. Канальство. Докатиться до состояния паразита! Какого-то сирого паралитика, не способного даже привести в движение свое кукольное пристанище! О! Развеять эти чары! Поиметь их всех с помощью револьвера! Ой…

– Что с вами, Лола?

– Лодыжку вывихнула.

– Дайте взгляну.

– Нет, нет, не беспокойтесь. Так вот, возвращаясь к нашим трупам… По-моему, во всей этой истории не следует упускать из виду водный элемент.

– Хотите сказать, что они не случайно бултыхались в пучине вод?

– Гм, гм… Сейчас завершается эра Рыб, мы входим в эпоху Водолея…

– И существует тип, которому это не нравится и который пересаживает бомжовскую требуху рыбам? Чтобы сотворить расу мутантов?

Ого! Вот это по мне – убийца, творящий мутантов. Нет, вы только подумайте: Нью-Эйдж[6]6
  Новая эпоха (англ.).


[Закрыть], дно морское и – мутанты, дружно качающие тай-цзы[7]7
  Тай-цзы-цюань – китайская оздоровительная система. «Качать тай-цзы» – значит делать плавные движения.


[Закрыть] с букетиками водорослей в жабрах! Ваф! Ваф! Аи да му сора! Да у них тут со смеху лопнешь!

«Главное – ничего не отвечать», – подумала Лола, листая для виду досье. Жанно не только похабник – он еще нудный тип, неспособный оторваться от земли. Их ждет муторное расследование по старинке: улики под лупой да ищейки, уткнувшиеся в занюханный след. Нет чтобы героинчиком ширнуться… хотя она лично предпочитает кокаин.

Неловкую тишину разрядил Лоран.

– До тех пор, пока мы не определим личности жертв, ничего существенного об убийце нам не выяснить… Как насчет первого убитого? Удалось его опознать? – поинтересовался он, уткнувшись в свой но утбук.

– Да об этом вас нужно спрашивать! – взорвался Жан-Жан, мало-помалу «разогретый» бреднями своих помощников. – Что вы успели сделать?

Лоран вопросительно посмотрел на Лолу, которая отвернулась к загаженному голубями окну.

– Опубликовали сообщение об убийстве с фотографиями жертв в прессе, – объяснила она грязному стеклу.

– Аи да молодцы! Как бы мы тут без вас жили! – восхитился Жан-Жан.

Он уже был готов пожалеть о Рамиресе, своем толстокожем подчиненном, убитом в прошлом году. Рамирес – тот хоть что-то делал.

– По городку еще не гуляли? – неожиданно продолжил он, хрустнув пальцами.

– По какому городку? – насторожился Мерье.

– Не по университетскому, не беспокойтесь! По Рубиновому городку. У нас там все черные авторитеты кучкуются. Да, на рынок не забудьте зайти – – там, кстати, и ливанская закусочная неподалеку. Может быть, наши друзья были знакомы?

– Террористы? – смело предположил Лоран, готовый снова выйти в Интернет.

– Кто знает, малыш, кто знает! Возможно, с помощью профайлера из ФБР вы действительно разоблачите банду матерых террористов на местном цветочном рынке. Чем не украшение для вашего послужного списка? Спасибо, я вас больше не задерживаю.

Лоран с Лолой, понурившись, вышли на улицу. Ветер сменился на западный, нагнав низкую пелену серых облаков.

– Твою мать, как в Лондоне! – проворчал им вслед постовой у входа в участок, зябко передернув плечами.

«Интересно, почему – как в Лондоне? – подумал Мерье. – Сейчас же тепло, легкий ветерок…»

Он поравнялся с Лолой, устремившейся к пешеходной улице. Да, это действительно сама прелесть!

– А я думала, ты в Рубин пошел! – удивилась прелесть, пережевывая жвачку.

– Прошу прощения?

– Я говорю, ты у нас мужик – ты и чеши в эту дыру! Кстати, «мак»[8]8
  Макинтош – компьютер


[Закрыть] твой разлюбезный тебе лучше в участке оставить. Чао! – попрощалось уже из-за угла прекрасное, но, увы, неисправимо хамское создание.

Мерье пришлось вернуться в гараж за машиной. Отъехав, он увидел полицейского с рыжими усами. Марсель Блан – двух мнений быть не может. Не счастный – жить с таким имечком![9]9
  Марсель Блан – буквально: «Марсель Белый».


[Закрыть]

– Простите, пожалуйста, вы не знаете, как проехать к Рубиновому городку?

– У вас есть карта?

Они развернули карту на багажнике. Обозначив маршрут шариковой ручкой, Марсель вежливо поинтересовался:

– Вы туда один направляетесь?

– А что, это опасно?

– Да так… Как у нас тут говорится, «в Рубине покрепче держись за свои рубинчики». Там не любят полицейских и вам ничего не скажут, даже если узнают парней на фотографии. – Помолчав, он добавил: – По-моему, он жил где-то здесь, в старом городе.

– Почему вы так думаете?

– Не знаю. Интуиция. Весь его вид, его тело… Он похож на танцора или что-то в этом роде. В нем есть что-то стильное.

«Интуиция у агента в форме, – ухмыльнулся Мерье, залезая в „пежо-206" оливкового цвета, – чего только не бывает!»

Марсель скептически посмотрел на удаляющийся автомобиль: «Ну почему людям не жалко своего времени? Ведь это так глупо!»

Оставшись в кабинете один, Жан-Жан в сотый раз проклял отсутствующую преданную ему секретаршу, падшую жертвой одной ночной попойки: мало того что, прикрывшись замужеством со своим гориллой-коммандос, эта неблагодарная выцыганила неделю отпуска на Реюньоне – там она умудрилась обжечься о гигантскую медузу и, после того как ее спровадили спецрейсом в Марсель, отхватила еще три недели в больнице! И никакой тебе замены! Конечно, ему предложили какую-то волосатую карлицу с немыслимым багажом знаний, пропечатанным в дипломе, но он отказался. Ведь все было спокойно. Покуда из воды не поперли эти утопленники!