Текст книги "Вендия 2. Незримые нити"

Автор книги: Брэнт Йенсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Конан решил, что сколько-то времени у него в запасе оставалось. Надо было спуститься посмотреть, что с Бернешом. Если сумасбродный десятник скончался, лучше было поскорее втащить тело в дом.

Но до входной двери дойти ему было не суждено. Как только киммериец спустился с лестницы, он увидел перед собой тень.

Тут же он вспомнил, что забыл выпить очередную порцию репилента. Северянин потянулся к сумке, притороченной к поясу, в которой он лежал. Но достать эликсир он не успел. Руки и ноги перестали его слушаться.

Медленно вдоль стены киммериец сполз на пол. Невидимые пальцы обхватили его горло и начали душить. В этот раз тень действовала куда медленнее, чем во время первой их встречи в покоях сотника в казарме. Конан чувствовал, что она умышленно держит его на грани между жизнью и смертью, и у него не было никаких шансов избавиться от ее цепких объятий.

Тень долго выжидала, выбирая момент и теперь наслаждалась заслуженной победой.

Тут Конан, сквозь пелену, застилавшую ему глаза, различил ползущего к нему по полу Бернеша. Передвигался десятник с огромным трудом, но все же постепенно приближался к киммерийцу.

Тень пока что его не замечала, увлеченная муками северянина.

Конан, собрав последние остатки сил, сделал короткое движение рукой. Указал на сумку. Оставалось надеяться, что Бернеш правильно истолкует его жест.

Время текло невероятно медленно. Тень мучила киммерийца, а бастард едва заметно двигался. Конан чувствовал, что вот-вот не выдержит, и сердце его остановиться.

Но он еще крепче сжимал зубы и терпел. Наконец, десятник добрался до поверженного тень киммерийца. Тварь его так и не заметила.

Бернеш правильно понял, что хотел показать ему киммериец. Он размотал тесемки сумки, проник в нее рукой и, недолго пошарив, извлек на свет пузырек с репилентом. Счастье, что в сумке не было больше ничего, что сошло бы за средство борьбы с демонами.

Едва бастард вынул из пузырька пробку, как тень отлетела прочь.

Киммериец сразу почувствовал себя лучше. И тут же ему в голову пришла одна совершенно безумная мысль.

– Прикрой слегка пробку, – попросил он Бернеша. – Давай, за ней понаблюдаем.

– Давай, – согласился бастард.

Он прислонил пробку к горлышку так, чтобы репилент не проникал в воздух комнаты. Но случись что с Бернешем, сосуд вновь оказался бы открыт.

– Смотри, – произнес киммериец.

Тень медленно вползла в комнату. Двигалась она медленно, по дальней от солдат стене. Конан чувствовал, что она боится.

Он не ошибся: существо, что охотилось за ним, обладало и разумом, и чувствами. Оно напоминало своим поведением даже не животное, как полагал раньше киммериец, а человека.

Не спеша, аккуратно перемещаясь со стены на стену, тень добралась до поверженного Конаном бессознательного вендийца. Конан испугался, что она может убить ценного пленника, и уже собрался велеть Бернешу прогнать демона, как вдруг вендиец очнулся.

Он медленно поднялся на колени и бросил взгляд на солдат.

Глава 12.
На второй день после пятого убийства
Храм Иштар

Конан подошел к воротам, ведущим к храму Иштар, в жаркий полуденный колокол.

Больше всего киммерийцу сейчас хотелось выпить прохладного вина. И уж тогда, насладившись напитком, можно было развлечься с Рамини.

Любовные утехи с вендийкой доставляли ему огромное удовольствие. Жрица успела хорошо изучить, что именно нравиться делать в постели Конан. Столь качественно киммерийца никто не ублажал со времен Шадизара.

С другой стороны Рамини недоставало той наигранной невинности, что была у Залиль. Внучка Телиды была еще очень молода, и молодость свою она обратила в козырь. Она часто вела себя, словно была девственницей, любила изображать смущение, ругала киммерийца за то, что тот «мучает» такую маленькую девочку.

Конан мечтал как-нибудь позвать Залиль в храм к Рамини и другим жрицам. Но он сомневался, воспримут ли там девочку как равную. Был даже шанс, что ее могут просто не пустить внутрь.

Так что мечты пока оставались лишь мечтами.

– Приветствую, – сказал Конан двум богатырям, что стояли на страже у ворот.

Те традиционно ему ответили.

Киммериец усмехнулся и прошел во двор. Посетителей перед храмом видно не было. Жара отпугнула всех желавших поклониться статуе Иштар. Разве что внутри храма кто-нибудь мог предаваться любви со жрицей.

Возможно даже, что с Рамини. Интересно, как вендийка отреагировала бы, вздумай он вышвырнуть верующего из ее комнаты и самому занять его место…

Наверное, обиделась бы.

– Здравствуй, рада тебя видеть, – одна из жриц выбежала из храма навстречу Конану.

Скорее всего, она тайком наблюдала за воротами. Соскучилась по посетителям?

Северянин припомнил, что девушку звали Махира. Несколько раз она была с ним и Рамини. Больше ничего о ней Конан сказать не мог.

– Приятно, когда тебя так встречают, – сказал киммериец.

– Ты здесь самый желанный гость! – заявила девушка. – Только вот Рамини сейчас нет, она ушла в город. Надеюсь, ты останешься?

Конан как-то не принял в расчет возможность, что Рамини может не оказаться в храме. Но, в конце концов, это был не повод отказываться от холодного вина, да и жрицы, он не сомневался, не откажут ему в любви.

Хотя бы та же Махира. Девушка, как и большинство жриц Иштар, была красива. Высокая, смуглая, с длинными черными волосами. Может быть, она была немного полновата, но не сильно. Грудь, насколько помнил Конан, у Махиры была красивой, большой и упругой. Вот и сейчас ее очертания замечательно угадывались под одеяниями жрицы.

К тому же, если Конан не ошибся в своих предположениях, ей очень хотелось мужчину. Не даром же она вышла к нему.

– Если ты меня сможешь чем-нибудь занять, – сказал северянин. – Или ты сегодня не принимаешь поклонников Иштар?

– Ты – не поклонник Иштар, сотник, – улыбнулась жрица.

Махира приблизилась к киммерийцу и жарко поцеловала его в губы. Рука ее бесстыдно скользнула в штаны Конана.

Когда северянин начал в ответ ласкать жрицу, она отстранилась от него, сделала шаг по направлению к храму и поманила пальчиком сотника.

– И все же отказать тебе я не смогу, – закончила она свою предыдущую фразу. – Идем ко мне.

Киммериец не стал спорить и вошел в храм вслед за девушкой.

– Позовем еще кого-нибудь? – спросил Конан.

– Нет, не хочу! – отказ жрицы немало удивил северянина. Рамини никогда не возражала, если он обращался к ней с подобной просьбой. – Не желаю, чтобы ты отрывался от меня. Хочу получить настоящее удовольствие. Не лишай меня этого счастья, прошу тебя. Я знаю, что Рамини рассказывает тебе о Вендии. Давай заключим сделку. Сначала ты любишь меня. Сильно, страстно. Одну, больше никаких женщин! А потом я развлеку тебя рассказом.

– Учти, тебе придется многое вытерпеть, – шутя предупредил девушку Конан.

– Я на все согласна! – с жаром произнесла Махира. – Я тебя не разочарую.

– Тогда еще одно, – сказал киммериец. – Я очень хочу вина.

– Я тоже, – ответила жрица. – У меня в комнате есть охлажденное. Если его не хватит, я схожу еще за кувшином.

Махира не обманула киммерийца. У нее и впрямь рядом с кроватью стоял в ведре со льдом кувшин замечательного красного вина. Они со жрицей выпили где-то половину. Больше сил на то, чтобы сдержать разыгравшуюся похоть, у них не оставалось.

Жрица в любви оказалось столь страстной, что повидавший множество женщин киммериец удивлялся на нее. Она набрасывалась на Конана так яростно, словно у нее уже много месяцев подряд не было любовника. Еще в чем нельзя было отказать Махире, так это в любви к разнообразию. Она выдумывала для них с северянином все новые и новые возможности для ублажения друг друга.

Киммериец ни капли не пожалел, что согласился выполнить просьбу Махиры и не стал звать подруг. В прошлые разы, когда они развлекались вместе с Рамини, жрица не демонстрировала и десятой доли своих умений. Девушка была великолепна: тело ее было просто создано для любви, и как же она им распоряжалась!

– Ты лучший из мужчин! – сказала она, когда они с киммерийцем решили ненадолго прерваться. Сколько прошло времени, Конан даже не представлял. В голове у него все перемешалось. – Такого удовольствия я еще никогда не получала. Каждое мгновение на вершине блаженства.

– Я чувствую то же самое, – произнес киммериец.

Он взял с пола кувшин с вином и сделал большой глоток, потом протянул напиток девушке. Она жадно начала вливать его в себя.

– Ты заслужил обещанную награду, – сказала она, вытирая губы тыльной стороной ладони.

– О чем ты? – не понял Конан.

– Ты уже забыл, – рассмеялась Махира. – Я заставила тебя забыть!

– Обо всем, – сказал киммериец.

– Как же приятно это слышать! – воскликнула жрица, прижимаясь своей потрясающей грудью к северянину. – Но все же я сдержу слово. Я обещала тебе рассказ о Вендии. Ты будешь слушать? Он интересный.

– Потом мы продолжим? – спросил Конан. Ему хотелось получить от жрицы еще одну порцию любви и страсти.

– Конечно! – ответила Махира. – Тебе придется постараться, чтобы оторвать меня от себя. Ты – лучший, сотник. Лучший!

– Тогда, может, еще немного порезвимся, – предложил Конан, – а потом уже рассказ?

– Нет, сейчас, – вновь проявила своеволие жрица. – Он тебе понравится.

– Хорошо, можешь начинать.

– Ты слышал когда-нибудь о тантриках?

– Именно что слышал. Знаю, что у них своя вера и свои ритуалы, отличные от тех, что справляет большинство вендийцев. Больше я ничего не знаю.

– Для чужеземца неплохо. Но поводу веры ты ошибся. Тантрики почитают тех же богов, что и другие жители Вендии. А вот обычаи и обряды у них, и впрямь, совершенно иные. Весьма, скажу тебе, интересные.

– Что же в них такого?

– Был бы ты вендийцем, объяснить тебе было бы проще. Ты успел разобраться, что значит для нас деление на касты?

– Все. Каста определяет дхарму.

– Правильно. Чем выше каста, в которой родился человек, тем меньше у него обязательств перед окружающим миром. Мы все живем в мире запретов. Под страхом дурного перерождения мы не можем совершать великое множество поступков. И если брамины и кшатрии хоть как-то свободны в своих деяниях, то низшие касты скованы запретами по рукам и ногам. Лишь не совершая недозволенного, мы можем получить желанное послесмертие.

– Для меня это все странно. Но я уже привык воспринимать вендийцев такими, какие они есть.

– Но тантрики не такие, как все вендийцы.

– Правда?

– Правда. Они отрицают запреты. По их мнению лишь деятельная жизнь дарует человеку высшее блаженство.

– Почему я тогда об этом ничего не слышал?

– А много ты слышал о фансигарах? Есть вещи, о которых не принято говорить. Тебе рассказали, что тантрики – это люди другой веры, но в подробности посвящать тебя нужным не посчитали. Потому что правда о них может стать сильным оружием в руках чужеземцев, вздумавших разрушать местный уклад жизни. А в таком намерении здесь подозревают чуть ли не каждого приезжего. В Вендии слишком ценят нынешнее равновесие.

– Не замечал ничего такого.

– Что же тогда тех же тантриков, которые стремятся к переменам, всеми силами вытесняют из общественной жизни?

– Ну-ну, я не хочу спорить с тобой. Тем более, что я почти ничего не знаю о теме спора.

– Я как раз пытаюсь тебе объяснить, а ты меня перебиваешь. Тантриков в Вендии не любит практически никто. Низшие касты, в силу своей непросвещенности и закостенелости, не могут принять некоторых их внешних атрибутов. Тантрики едят мясо, не отказывают себе в вине и настойках, пьют сколько считают нужным, любят всех женщин и мужчин, которых захотят, сколь угодно долго, и выборе форм для выражения любви не стесняются.

– То есть, они ведут себя, как люди с заката, с тем лишь условием, что поклоняются вендийским богам?

– Практически… И я просила меня не перебивать!

– Конечно.

– Многие кшатрии да и брамины, наверное, тоже были бы не против есть мясо и вдоволь заниматься любовью, но их останавливает другой аспект мировоззрения тантриков. Приготовься, Конан.

– Я готов.

– Они отрицают касты! Представь себе. Для них не имеет никакого значения, в какой семье ты родился. Все, кто пришел к учителю, равны в его или в ее глазах. Разумеется, есть более талантливые ученики, чем разум готов постигать истину, а душа открыта для веры, а есть те, над кем предстоит кропотливо трудиться. И все же все они равны. Рассказать тебе, как они продвигаются в своем обучении?

– Давай.

– Сначала мужчина или женщина, обратившаяся к тантрикам, с просьбой принять их к себе, выбирает из их числа учителя для себя. Это самый важный, определяющий момент. Потому что именно учитель на протяжении многих лет будет указывать обращенному путь. Путь этот можно разделить на три участка. На первом ученик мало чем в своем поведении отличается от простых вендийцев. Его сознание еще недостаточно подготовлено, чтобы воспринять отказ от запретов и перейти к деятельной жизни. И учитель выбирает для своего ученика упражнения, что преобразят его восприятие мира, сделают его более открытым и для людей, и для богов. На втором участке пути происходит осознание человеком самого себя как тантрика. Он отбрасывает в сторону запреты. Изучает свой разум и тело. Для последнего как раз и требуется постоянная смена любовных партнеров. Про тантриков говорят, что они восхитительные любовники. И лишь спустя десятилетие или даже больше, ученик вступает на завершающий участок пути. Он получает право самостоятельно выбирать для себя упражнения, принимать других учеников, если те остановят на нем свой выбор, но связи со своим учителем он не теряет, потому что тот знает его, как никто другой.

– Тебе нравятся тантрики?

– Они меня завораживают. Точно так же, как завораживаешь меня ты. Тантрики – чужаки в нашей стране, но в отличие от фансигаров, которые тоже своего рода изгои, они не внушают ужаса. Они живые, настоящие. Мне нравится их стремление к деятельности.

– Деятельности, значит? А чем они на жизнь зарабатывают.

– Ученики работают, если они вышли из младших каст. Если из старших, то получают доходы с поместий. Учителя же занимаются магией.

– Магией?

– Да-да, магией. Все тантрики колдуны. Кто-то больше, кто-то меньше. Помнишь, я тебе говорила о тех упражнениях, что дает учитель ученику? Они несут в себе магическую основу. Это либо пассы – движения рук, ног, туловища, головы, либо мантры – такая своеобразная словесная форма заклинаний. Многократное повторений одних и тех коротких слов, через которое тантрик пытается добиться внимания богов.

– Кажется, я что-то начинаю понимать. Обыкновенные вендийцы стремятся показать богам свое расположение, постоянно что-то приносят им в жертву, а у тантриков хватает смелости что-то требовать самим.

– Да. Чего-чего, а смелости в исполнении обрядов им не занимать. Колдовать, к примеру, они любят над трупами. Достают где-нибудь покойника: самим им убивать нельзя, и несут к месту, где они организовали алтарь. Там над ним читают мантры, творят ритуалы с разными порошками, травами, а потом перед тем, как сжечь, выкрикивают воззвание к богу.

– И он откликается?

– Еще как! Я слышала, что колдовство тантриков может очень многое: оградить дом от непрошенных гостей, наслать болезнь на человека, изгнать демона или даже воскресить мертвеца. Того самого, что лежит у них на алтаре.

– Его же сжигают, как его можно воскресить?

– Не знаю. Но говорят, что можно.

Глава 13.
Второй день расследования
Дом Сатти

Гвардеец, раскачиваясь из стороны в сторону, начал медленно подниматься на ноги. Движения его казались на редкость неуклюжими. Он словно разучился пользоваться своим телом.

– Что-то с ним не так, – констатировал очевидное Бернеш.

– Совсем не так, – согласился Конан. – И еще я не вижу тени.

– Она пропала, когда приблизилась к нему, – сказал бастард. – Этот парень был мертв или нет?

– Дышал, – ответил киммериец.

Он чувствовал, что надо бы подняться на ноги и взять в руки саблю, но сил у него не было. Облегчение, что он почувствовал, когда бастард прогнал тень, оказалось обманным. Как говорится, все познается в сравнении. Конан хоть и обрел возможность двигаться, но по-прежнему был очень слаб.

Бернеш же и вовсе, казалось, едва поддерживал себя в сознании. Десятник был бледен, как сама смерть. Его слегка трясло, скорее всего, от озноба. Боец из него сейчас вышел бы не лучше, чем из киммерийца.

Гвардеец же, тем временем, кое-как добрался до лестницы.

Конан боялся, что они ничего не сумеют, ему противопоставить, когда он окажется внизу. Тень перехитрила их. Поняв, в каком положении она очутилась, тварь решила не нападать сама, а помогла пробудиться вендийцу.

Но тут впервые за вечер киммерийцу откровенно повезло.

Первый же шаг на лестницу оказался для гвардейца фатальным. Он оступился и кубарем скатился вниз. При этом Конан явственно слышал, как хрустнули его шейные позвонки.

Пленника у них с Бернешем не стало, но хотя бы их больше не пытались убить.

– Сотник, – из горла гвардейца донесся едва слышный хрип.

Киммериец взглянул на Бернеша. Тот в ответ пожал плечами, показывая, что не имеет никакого представления, что бы это могло значить.

Тогда Конан начал медленно на коленях приближаться к сверзившемуся с лестницы гвардейцу, которому полагалось быть мертвецом. Правую ладонь киммериец держал на эфесе сабли.

Оказавшись у вендийца, северянин аккуратно развернул его лицом к себе. Ему хотелось кое-что проверить. Когда гвардеец еще стоял наверху и смотрел на них, Конану показалось, что у него что-то не то с глазами.

– Не думал, что еще поговорим, Конан, – вновь прохрипел гвардеец.

Глаза его открылись. Они оказались целиком черными.

Внезапно на киммерийца снизошло озарение.

– Хамар? – спросил он.