Текст книги "Вендия 2. Незримые нити"

Автор книги: Брэнт Йенсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Но Бернеш ничего не знал про Амьена… Возможность для организации провокации у противников туранцев имелась просто замечательная.

– Мне виднее, – не стал вдаваться в детали Конан.

– Ты что не видишь, что нас подтолкнули к этой ошибке? – Бернеш почти перешел на крик. Похоже, до этого момента он верил, что Конан встанет на его сторону. – Кто-то разыгрывает в Айодхье свою партию, и нас рано или поздно принесут в жертву. Мне за себя страшно, но я просто так не дамся. Но наших людей скоро сметут с доски, не спрашивая, что они об этом думают. К этому же все идет! Сначала был Хамар…

– Достаточно! – оборвал туранца сотник. – Мы поговорим обо всем, я обещаю. Сегодня вечером. Но сейчас у меня дела.

– Отсылаешь назад в казармы? – с долей разочарования произнес Бернеш.

– Не хочешь оставаться там – не надо, – смилостивился Конан. – Я тебя врагом не считаю. Так что, можешь находиться, где хочешь. Но вечером как угодно, любым способом, дай знать, где тебя найти.

– Хорошо, сотник, – сказал бастард. – До вечера.

Сотник кивнул на прощанье, вернулся на основную улицу и растворился в толпе.

– Кром! – выругался Конан. – И что с ним делать?

Сам киммериец пока не спешил покидать уютный закуток. Ему хотелось немного подумать в тишине и покое.

Ему вспомнились былые опасения, что посещали его, когда он с сотней только отправился в путь в Вендию. Он ожидал, что окажется совершенно один в чужом мире, что рядом не будет никого, кто согласится ему помогать. Конан не представлял, как в такой обстановке сможет исполнить поручение Илдиза.

На деле же оказалось, что его фигура стала пользоваться определенной популярностью. И если в первые седмицы это была исключительно его заслуга, что он сумел наладить хорошие отношения с Телидой, познакомился с Рамини, изучил нравы и обычаи вендийцев, то в последнее время киммериец, сам того не желая, оказался в сфере интересов весьма большого числа людей.

Кто-то пытался его убить, кто-то подослал к нему тень, кто-то отдал приказ следить за его людьми. И этих «кто-то» набиралось еще очень много…

Вот так он и попал в ту ситуацию, о которой говорил ему Илдиз. Император отдавал должное умению киммерийца выпутываться именно из таких положений: со всех сторон враги, чьи силы и возможности несоизмеримо больше, чем у Конана, выхода не видно, а время летит вперед с огромной скоростью, грозя утопить северянина в бездне происходящих вокруг перемен.

Могли ли туранцы предвидеть такое развитие событий в Айодхье?..

Тут Конан мысленно влепил себе затрещину. Нет, не о том он думал!

Бернеш интересно оценил поведение стражей и причины, его породившие. В его словах о том, что сотника подвели к решению ограничить сообщение солдат с внешним миром, имелся смысл. Даже очень много смысла. Весь вопрос был в том, как оценивать его слова: был ли это глас друга или голос недруга?

Бастард точно сказал: киммерийцу предстояло сделать жесткий выбор. Либо он верит Бернешу, либо нет. Ошибка могла стоить жизни и Конану, и его людям.

Он знал о Бернеше не так и много. Его отец был знатных кровей, мать же была дочерью бедного гончара из Аграпура. Ничего больше про родителей десятника киммерийцу известно не было, ни их имен, ни того, в каких отношениях они состояли с сыном. Про свое детство и юность Бернеш тоже никогда не рассказывал.

Карьера его в войсках Илдиза складывалась весьма необычно. Учитывая, в скольких сражениях на суше и на море успел побывать Бернеш, ему надлежало бы уже ходить в сотниках или даже тысяцких. Причина же того, что он пребывал лишь в десятниках была до банальности просто: бастард в солдатах служил только два с небольшим года. Но за них он и успел побывать во всех своих кампаниях. Складывалось впечатление, что он сознательно желал не упустить ни одной битвы.

В бою Конан Бернеша не видел. На тренировках он демонстрировал неплохое владение саблей и луком, но не более того. Кровожадности за ним также никто не замечал. Так что киммерийца сильно мучил вопрос: чем именно занимался бастард во всех свих бесконечных битвах. Явно, что в первые ряды не лез…

Вдобавок ко всему Бернеш хорошо знал вендийский.

Странная личность…

… но люди из тайной службы заверили киммерийца, что среди десятников нет никого, кому нельзя было бы доверять. А Бернеша-то они наверняка проверяли с особой тщательностью.

И если он и вправду был другом, то все его качества вкупе с весьма нетипичным взглядом на вещи вокруг Конану в его расследовании очень пригодились бы.

Что ж, тяжелый выбор…

В конце концов, киммериец его сделал.

– Вечером разыщу Бернеша и расскажу ему все, что знаю, – объявил он для самого себя. После небольшой паузы все же поставил одно условие. – Если доживу до вечера.

Особенно актуальной эта мысль становилась с учетом того, что обязанности посетить Шеймасаи с киммерийца никто не снимал.

Потихоньку посылая небесам проклятья за их неблагодарность, Конан покинул уютный тенистый уголок и продолжил свой путь в людском море. Он и впрямь за последние дни научился неплохо лавировать в потоках забивающих собой все улицы Айодхьи людей, носилок и коров.

Либо, наконец, у Конана образовалась привычка, либо же из-за свалившихся на него неприятностей он сам неосознанно начал требовать от себя не допускать слабостей ни в чем, даже в мелочах.

По пути киммериец старался тайком наблюдать за стражами: будут ли они проявлять к его персоне какое-то особое рвение. Открытого неприятия заметно не было, но все же взглядами Конана провожали весьма внимательными.

Значит, в самом деле, подозрения Хасана и Масула имели под собой почву.

Стражи раджи Айодхьи Нараина получили приказ следить за туранцами. Киммерийцу очень хотелось бы узнать, кто именно отдал это распоряжение. Одно конкретное имя.

Вот так возникла и еще одна причина сожалеть о гибели Сатти. Тот был ни много, ни мало тысяцким, и его можно было уговорить, несмотря на все его принципы, узнать, кто именно так интересуется сотней.

Теперь друзья у киммерийца оставались лишь среди стражей повелителя, если, конечно, Тхана можно было считать другом.

Стражи раджи и стражи повелителя…

Киммериец вдруг понял, что проглядел одну важную деталь. В общей суете он совершенно забыл о взаимоотношении людей, служивших повелителю и служивших радже. Их интересы не всегда были общими. Что если стражи повелителя остались лояльны к туранцам?

Стоило помнить о такой вероятности. Тот же Сатти считал, что киммерийцу не повредит поговорить с Тханом.

Но прежде предстояло выдержать разговор с новым посланником Турана в Вендии.

У входа в посольства люди Шеймасаи – туранцы, что прибыли с ним из Аграпура, и вендицы, набранные в охрану посольства здесь в Айодхье, привычно одарили Конана взглядами, в которых явно читались подозрение и неприязнь. Киммерийцу было интересно, чего им такого плохого рассказывал о нем Шеймасаи.

– Посол на месте? – для порядка осведомился у охранников Конан.

– Вам назначено? – в ответ спросил один из вендийцев.

Конан посмотрел на него, как на последнего идиота. Коим охранник, судя по вопросу, и являлся.

– Гонец с известием не приходил? – спросил северянин. – С просьбой принять меня. Колокола два назад.

Часть охранников явственно заскрипела зубами.

– Нет, не приходил, – вендиец, в отличие от товарищей, попался крепкий.

– Значит, мне не назначено! – рявкнул Конан. На него и так проблем навалилось больше, чем мог бы выдержать нормальный человек, так еще и болванов вокруг меньше не становилось. – На месте посол?

– Да.

Это влез в разговор один из двух присутствовавших у ворот туранцев.

– Благодарю.

Киммериец представил, что было бы с Шеймасаи, если бы кто из солдат решил поинтересоваться у него, назначил ли ему киммериец встречу или вздорный туранец приперся просто без предварительной договоренности. От казарм, наверное, и камня не осталось бы.

Сам Шеймасаи как-то заметил, что киммериец в посольстве второй человек. Конан выставлять напоказ свое положение не любил, но одно дело – позволять определенные вольности тому же Бернешу, и совсем другое – терпеть хамство со стороны посольской прислуги.

Во дворе посольства толкущегося народу за последние дни прибавилось. То ли Шеймасаи вплотную приступил к выполнению обязанностей посла, то ли неприятности, постигшие сотню, коснулись и его.

Больше препятствий на пути движения киммерийца к комнате, в которой обычно трудился Шеймасаи, никто ему не чинил. Лишь перед входом охранники вежливо попросили сотника оставить у них все оружие. Вежливо!

Впрочем, внутри дворца откровенных грубиянов Конану не встречалось. Разумеется, за исключением владельца этого самого дворца.

– Что-то ты не спешил ко мне на встречу, – поприветствовал Шеймасаи Конана, когда тот в сопровождении охраны вошел к нему в комнату. Охранникам же адресовалась вторая часть послания. – Все в порядке, оставьте нас наедине.

Киммериец дождался позволительного жеста со стороны посла, разрешившего присаживаться, куда гостю удобно будет. Конан выбрал стул прямо перед столом Шеймасаи. Стол, как обычно, был просто завален бумагами.

– Я говорю абсолютно серьезно, – продолжил посол. – Я ждал тебя раньше. Не тебя, так хоть каких-нибудь известий о той проблеме, что я говорил вчера!

Несмотря на раздраженный тон, Шеймасаи держал себя в рамках приличия. Киммериец ожидал худшего.

– Амьена долгое время мы не могли найти. Он пропал сразу после вашего визита, – киммериец не знал, насколько его слова соответствовали истине. Когда именно Амьен покинул сотню, чтобы возвратиться в нее уже безумцем, северянину не было ведомо. – Сейчас он на месте, сидит связанный у себя в комнате. Но с ним есть одна весьма серьезная проблема.

– Говори уже! – поторопил киммерийца посол.

– Он сошел с ума, – сказал Конан, после чего поспешил пояснить свои слова, предупреждая вопросы, уже готовые сорваться с языка Шеймасаи. – Амьен не помнит ничего ни о себе самом, ни о мире вокруг. Он сейчас словно новорожденный ребенок.

– Замечательно, сотник, – произнес посол. И снова его реакция показалась Конану удивительно спокойной. – Именно такого паршивого результата следовало от тебя ожидать.

– Я хотел попросить у вас мага, – Конан решил воспользоваться ситуацией, пока Шеймасаи пребывал не в столь скверном как обычно состоянии духа. – Пусть он осмотрит Амьена. Надо убедиться, что он нас не разыгрывает. К тому же, есть небольшой шанс обнаружить следы воздействия на его разум.

– Ничего он не найдет, – ответил Шеймасаи. – Но проверить – пусть проверит.

После этих слов посол поднял голову и посмотрел в глаза киммерийцу. Все время до этого взгляд Шеймасаи блуждал где-то среди бумаг и письменных принадлежностей на его столе. Лишь срываясь на крик, он на миг поднимал очи. Но так внимательно и долго до этого момента он собеседника не разглядывал.

– Ты спрашивал меня о людях, – проговорил посол, – что рассказали мне о встрече твоего человека с фансигарами. Хочешь знать, что с ними стало?

– Хочу, – киммериец не стал высказывать никаких предположений, боясь спугнуть решившегося на откровенность Шеймасаи.

– Они мертвы, – сказал туранец. – Погибли в пьяной драке. Странно, не находишь ли?

– Вряд ли совпадение, – заключил Конан.

– Вот и я так думаю, – согласился с ним посол. – Есть еще, чем меня обрадовать?

Последнее предложение Шеймасаи произнес в обычном холодно-презрительном тоне. Время откровений кончилось. Все вернулось на круги свои.

– Больше ничего, – соврал Конан. – Я еще раз поговорю с Телидой, попрошу ее ускорить сборы. Боюсь, что история с Амьеном может иметь продолжение.

– Ты не думал о том, что будет лучше его убить? – озвучил Шеймасаи немой вопрос, уже долгое время висевший в воздухе. – Сумеешь избавиться от тела? С живым Амьеном у нас может возникнуть немало проблем.

– Я не буду я его убивать, – заявил Конан и, чтобы прекратить дальнейший спор, добавил. – Тем более, солдаты мне не позволят.

– Можно было бы рискнуть сделать это незаметно, – не сдавался Шеймасаи, но в итоге махнул рукой. – Ладно… С мертвецом тоже неприятности могли бы возникнуть.

– Он жив, посол, – напомнил Конан. – И будет жить, сколько отпустит ему Эрлик. Так что вдаваться в пространные рассуждения о минусах его пребывания на Серых Равнинах я не собираюсь. Как не собираюсь позволять вам его туда отправить. Лучше скажите, как мне поступать, если ко мне придут вендийцы и потребуют его выдачи.

Посол обхватил голову руками и начал раскачиваться взад-вперед. Потом внезапно остановился и ударил кулаком по столу.

– Одни неприятности! – провозгласил он. – От тебя одни неприятности, сотник! Как поступить? Как поступить? Не знаю я, как поступить. Наложите все на себя руки. Может, тогда они устыдятся и отстанут от нас.

– Превосходный вариант, – похвалил посла Конан. – Я обязательно донесу ваше предложение до солдат. Быть может, они согласятся.

– Шел бы ты отсюда, – посоветовал Шеймасаи киммерийцу.

Северянин советом пренебрегать не стал. Поднялся и неспешно побрел к двери.

– Не отдавай им Амьена, – вдруг сказал Шеймасаи. Киммериец к тому времени был уже готов переступить порог комнаты. – Тяни время. Они будут обязаны обратиться ко мне. Тогда что-нибудь придумаем.

Отвечать киммериец не стал.

В коридоре охранники все с той же показной вежливостью вернули Конану оружие. Оставаясь при этом столь же безмолвными, как и всегда

Глава 8.
На следующий день после четвертого убийства
Дворец Телиды

Конан уже второй колокол сидел в своей любимой комнате с водопадами.

Шум воды и пение птиц ласкали слух, заставляя забыть о насущных тревогах. Вкусная еда и холодное вино тоже немало помогали киммерийцу в том, чтобы обрести расслабиться и утраченное чуть ранее душевное равновесие.

Этим утром Шеймасаи в честь очередной расправы над одним из браминов, вкупе со всем семейством и слугами, удостоил казармы своим визитом. Дело в том, что нескольких туранских солдат, в том числе и киммерийца, видели рядом с местом трагедии. Как раз незадолго до того, как произошло убийство. Посол никак не мог оставить подобное без внимания и явился высказать свое мнение по поводу этого совпадения.

Но то, и в самом деле, было совпадение.

Храм Кришну изъявил желание преподнести дар императору Илдизу. Храма Эрлика в Вендии не было, и жрецы его, обитавшие на территории посольства, весьма редко снаряжали караваны в Аграпур. И передавать подарок через них вендийцам показалось глупо. Пришлось искать иной выход.

Вскоре кришнаиты прознали, что туранский сотник интересуется верованиями вендийцев, к тому же вскоре ему предстояло вернуть в столицу империи. Потому жрецы и обратились напрямую к Конану с просьбой нанести к ним визит и забрать подношение. Делалось все это без ведома Шеймасаи.

Киммериец подозревал, что тот из нелюбви к персоне сотника и зависти, что обратились не к нему, мог бы отказаться от дара. А Конану для удачного завершения миссии, возложенной на него Илдизом, нужны были хорошие отношения с представителями одной из высших каст браминов, а не испорченные беспочвенным отказом.

О визите в храм Конан доложил бы Шеймасаи спустя какое-то время, но сделать этого не успел. Так уж получилось, что через колокол после того, как туранцы, возвращавшиеся из храма вместе с подношением, прошли аккурат мимо дома несчастного четвертого брамина, пострадавшего от рук неведомого убийцы, его там как раз и начали убивать.

Посол никак не желал верить, что это было просто совпадение. В убийстве он, слава Эрлику, никого из солдат не додумался обвинить, но в неких злокозненных умыслах против Турана и него лично все же заподозрил.

Долго ходил по казармам. Кричал на Конана, на солдат, ходивших вместе с ним в храм Кришны, на оставшихся солдат и снова и снова на Конана.

Когда Шеймасаи наконец убрался восвояси, киммериец объявил солдатам, что те на сегодня свободны, кроме десятка, дежурившего по казармам. Также порекомендовал всем хорошо отдохнуть с настойкой и девушками, чтоб поскорее забыть «крикливого осла».

Сам северянин, выбирая куда ему отправиться, счел, что самым правильным будет нанести визит Телиде. У Рамини, конечно, можно было отдохнуть не только душой, но еще и телом. Но все же вчера случилась очередная резня, которая могла иметь самое прямое отношение к миссии Конана, и у вдовы можно было разжиться последними известиями.

Помимо новостей об убийстве, коих набралось не так и много, Конан получил у Телиды вдоволь вина и превосходных кушаний.

За беседой же киммериец, как он того и хотел, забыл и про Шеймасаи, и про его нелепые обвинения.

– Интересно все-таки, когда они остановятся? – спросил киммериец.

За прошедшее время он уже успел выяснить, что подробностей убийства Телида практически не знала. Стражи после того, как второго брамина с семьей препроводили на Серые Равнины, стали на редкость скрытными. Не то что туранцев на место преступления перестали пускать, среди своих установили очень узкий круг тех, кто получал хоть какие-то маломальские сведения о ходе расследования.

Все, что поведала киммерийцу вдова, она узнала из слухов, со слов тех, кто находился неподалеку от места убийства. Ничего такого, к чему можно было бы применить характеристику достоверные сведения.

Якобы покойный брамин собирался провести у себя дома церемонию поклонения одному из погибших богов, якобы его слуги, проводившие изыскания в джунглях полуденной Вендии, обнаружили нечто ценное, и как раз вчера хозяин получил от них соответствующую депешу, якобы брамин недавно серьезно повздорил с раджой Нараином, и тот имел на него серьезный зуб. Ну, и прочая чепуха.

Вообще для вендийцев, которые предпочитали жить исключительно своей дхармой и напрасно не лезть в дела ближних, породить подобное количество слухов было деянием, соизмеримым с подвигом.

– Снова ты говоришь «они», – попеняла киммерийцу Телида. – Не желаешь верить, что убийца действует в одиночку?

– Не то что не желаю – не верю, – заявил Конан. – Ну, как один человек может перебить столько народу? Я бы и то не справился со всеми этими вендийцами.

– Положим, сотник, ты – человек нормальный, – рассуждала вдова. – А наш с тобой убийца – безумец. Мне, к примеру, это ясно, как светлый день. Тебе не доводилось слышать, что люди ненормальные обладают нечеловеческой силой и ловкостью?

– Отчего же… Не только слышал, но и сталкиваться имел несчастье, – сказал северянин. – Потому, ты уж извини, мне твои слова и кажутся глупостью. Эти вояки, объевшиеся мухоморов или другой какой дрянью обпившиеся, помимо того, что были сильны как демоны, так они еще не соображали ничегошеньки. Представь, несется на тебя такой дурак, мечом во все стороны машет, а глаза у него пустые-пустые. У собаки и то больше соображения наберется, чем у этих. А те, кто браминов убивает, делают это как раз очень продумано. Это ж надо суметь, чтоб за четыре раза ни одного человека в доме не упустить и посторонних при этом не потревожить!

– Умелый, хорошо обученный безумец, – не сдавалась Телида.

– А вот таких я уже не встречал, – парировал Конан.

– Ну, хорошо, – тихо произнесла вдова. Киммериец понял так, что ей таких талантливых дураков тоже повидать не довелось. – Как же тогда объяснить твои слова, что все покойники в доме первого брамина на Серые Равнины были отправлены одной рукой и одним клинком?

– Это не я говорил, а вендийский тысяцкий, – уточнил киммериец. – Он вполне мог ошибиться. Более того, он мог сделать это специально, чтобы сбить нас с Шеймасаи с толку.

– Какой ему с этого прок? – спросила Телида.

– Понятия не имею, – признался киммериец. – Это – Вендия, здесь, как мне объясняли, от людей не следует ожидать поступков понятных и легко объяснимых.

– Тоже мне абориген! – рассмеялась вдова.

– Кто-кто? – не понял Конан.

– Местный житель, – объяснила Телида. – Ты только что появился в Айодхье, а уже пытаешься рассуждать как заправский вендиец.

– Так я не прав?

– Наверное, прав. В чем-то…

– Ну, вот.

Конан остался доволен тем, что одержал маленькую победу. Ему льстило сознание того, что он постепенно начал проникаться вендийскими реалиями.

Незадолго до того, как отбыть из Аграпура, он в одной из столичных таверн замечательно посидел со своим хорошим товарищем из тайной службы и тот сказал ему, что Вендию можно узнать, лишь погрузившись с головой в водоворот местных интриг. Конан чувствовал, что он, если так можно выразиться, «уже попробовал воду».

– Ты, кажется, о чем-то спрашивал, – напомнила Телида. – Я увела разговор в сторону и забыла. Извини.

– Я говорил о том, что понятия не имею, когда кончатся убийства, – сказал киммериец. – Сначала, помнишь, мы с тобой думали, что власти вот-вот обнаружат убийцу. Слишком уж много тот дел натворил, обязан был следы оставить. Потом второе убийство было, потом третье. Но стражи все ловили и ловили негодяя, и мы здесь все так же сидели и ломали себе головы. Вот я и задумался, когда браминов перестанут резать.

– К чему ты ведешь?

– Что случится раньше: кончатся «нужные» брамины или все же власти схватят убийц?

– Вот как ты вопрос ставишь! Хорошего же ты мнения о нашей страже…

– Они сами заставляют так к себе относиться. Даже в Шадизаре не допустили бы, чтобы в их городе подобное непотребство творилось: это ведь не просто убийства, а самая настоящая резня. Для властей это как плевок в лицо. А толковой реакции я пока так и не увидел.

– В начале ты неплохо отзывался о том тысяцком, что водил вас по первому дому.

– Мне показалось, что он умен. Но раз он допустил еще три подобных нападения, значит, расследование он ведет весьма паршиво. Не удивлюсь, если его уже отстранили. Зря вендийцы отказались от нашей помощи. У меня в сотне десятник – бывший сыскарь. Таких еще поискать надо, любого вора мог достать, дай ему только достаточно времени и толковых людей в подручные. Да и я чего-нибудь бы во всех этих убийствах углядеть сумел, за что можно было бы в поисках зацепиться.

– Весьма самоуверенно. Позволь тебя заверить, сотник, что у вендийцев немало толковых стражей, которые готовы Айодхью верх дном перевернуть, чтобы убийцу найти. Только тот им пока не дал ни единого шанса. Иначе был бы уже пойман.

– Либо убийца им шанса не дал, либо кто-то среди стражей делает все так, что шансами воспользоваться не удается.

– Все еще убежден в заговоре? Намекаешь, что стражи не совсем чисты? Поэтому они, наверное, и не пожелали привлекать к расследованию тебя и твоего десятника?

Тут киммерийцу надоело ходить вокруг да около. У него в голове родилось весьма конкретное предположение, с которым он пока к Телиде не обращался. Стоило попробовать и посмотреть на реакцию вдовы.

– А могут это быть фансигары? – спросил Конан.

– Гляжу тебя сегодня бросает в крайности, – ухмыльнулась вдова. – Впрочем, я была уверена, что однажды ты фансигаров упомянешь. Интересно, кто о них тебе рассказал… И насколько подробно.

– Знать половину – не знать ничего? – попытался угадать мысли Телиды киммериец.

– Вот-вот, – кивнула вдова. – Особенно, когда разговор идет о вещах сложных и весьма запутанных.

– Надеюсь, что знаю чуть больше, чем половину.

– Надейся.

– Я же говорил тебе, что больше всего меня поражает в этих убийствах – это их организация. Исполнено все просто идеально. Разве это не довод в пользу того, что это фансигары?

– А ты хоть догадываешься, сколько наберется доводов «против»?

– С удовольствием послушаю, – киммериец предложил Телиде продолжать. – Я же не стремлюсь в чем-то убедить тебя. Мне хочется найти убийц.

– Начнем с того, сотник, – сказала вдова довольным тоном. Так уж сложилась, что ей выпала участь разбивать в прах версии киммерийца о возможном злодее или злодеях. И она, похоже, уже начала получать удовольствие от этой своей деятельности, – что не обнаружено ничего, подчеркиваю, совершенно ничего, что указывало бы на ритуалы жертвоприношения Кали в домах покойных браминов. Ни одну из жертв не задушили. Это же прямое нарушение всех традиций фансигаров! Кровь из несчастных не выпускали, кроме той, что сама натекла из ран, имущества не похищали. Мне не доводилось слышать, чтобы фансигары действовали подобным образом.

– Я слышал, что они не столь закостенелые в деле соблюдения традиций, как остальные вендийцы?

– Они, конечно, стоят ближе к нам, людям с заката, но не до такой степени! Если эти убийства их рук дело, то они просто наплевали на все заветы Кали. Не может быть…

– Скажем, не на все, – возразил киммериец. – Ни одно резни не было в пятый день седмицы, зато три случились на четвертый день.

– Вот это как раз совпадение! – не согласилась Телида. – Точно так же можно взять и принять на веру слова Шеймасаи, о которых ты мне только что вещал. Сколько раз твоих солдат видели рядом с местом убийства? Те же три раза! Последний раз, между прочим, ты сам был среди них. А после того единственного случая, когда никого из туранцев рядом не углядели, ты со своим солдатом уже спустя колокол был на месте драмы. Какие выводы можно сделать?

– Печальные, – киммериец изобразил на лице смущение.

– Но все, кроме нашего любезного посла, понимают, – продолжала Телида, – что строить на основании этого совпадения обвинения против туранцев – бред. Вот зарежут пятого и шестого брамина вдалеке от твоих солдат и даже Шеймасаи не вспомнит своих прежних слов. Так же и твои «закономерности» в убийствах наверняка очень скоро испарятся.

– Я и не опираюсь на то, что убийцы браминов строго следуют какой-то традиции, – не стал спорить киммериец. – Но думаю, что если это все-таки фансигары, они, пока это возможно, будут пытаться следовать своим ритуалам. Задушить шелковым платком и пустить кровь жертве – это те обряды, которые дали бы стражам прямую указку: ищите фансигаров.

– Красиво рассуждаешь, – признала Телида. – Тебя послушать, так ты у нас на закате всех убийц бы переловил. Даже самых хитроумных. Я это я тебе совершенно серьезно говорю. А вдвоем с тем десятником вам бы и вовсе равных не было.

– К чему ты это? – спросил киммериец.

Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что Телида иронизирует над ним.

– К тому, что ты не прав, – сказала вдова. – Только убедить тебя в этом будет тяжеловато. Дело не в том, что твоя логика не пригодна для Вендии. Ты верно говоришь, что фансигары способны отступить от традиций. Они весьма могущественны, среди джемадаров немало очень умных людей. Им было бы под силу организовать и осуществить все эти убийства. Но они этого не делали. Твоя беда, Конан, в том, что ты не видишь грань. Ты не понимаешь того, что хоть фансигары и способны зайти далеко в своих допущениях, но столь далеко они никогда не зашли бы.

– Предлагаешь поверить на слово? – спросил Конан.

– Других вариантов нет, – ответила Телида. – Фансигары – это часть местной культуры. Ее же важно не просто научиться понимать, а еще научиться чувствовать. Вендийцы, несмотря на все интриги, что они плетут, умудряются поддерживать свое общество в равновесии. Чье-то положение улучшается, чье-то ухудшается, кого-то время от времени казнят, но серьезных потрясений здесь уже очень давно не было.

– Разве бывает дхарма бунтаря? – поинтересовался Конан.

– Шутишь? – с сомнением произнесла Телида.

– Немножко.

– Думаешь, у ведийцев нет склонности к государственным переворотам? Возможно. Но, все равно, местная культура чрезвычайно уравновешена. Все тянут за края одного одеяла, но никто не стремится его порвать.

– Одеяло – это власть?

– Скорее, влияние. Власть – это власть правителя, земная власть. А в Вендии слишком много повязано на духовных началах, на касте, на вере в богов.

– И фансигары хоть и не чураются некоторых закатных методов, но не забывают соблюдать это равновесие?

– Именно! Фансигары действуют так, как и должны, по общему мнению, действовать фансигары. Все знают, что они способны отойти от своих традиций. И они знают, что все знают. И отступают от традиций ровно настолько, насколько все считают, что они способны.

– Путано.

– Наоборот, очень просто. Все вендийцы знают, что это не фансигары. Тебе остается только поверить.

– Ладно, пусть это не они. А способны они на такое допущение: могут они просто помогать убийцам за определенную плату? Не делать всю работу, а только создавать необходимые условия?

– И как ты себе это представляешь?

– Тебе обрисовать?

– Нет, постой. Я сначала все-таки тебе кое-что объясню. Фансигары – это не тайная служба. У них иная суть, иное внутренне построение. Ты представляешь их монолитом, а они не монолит. Они чем-то подобны живому организму. У них есть множество джемадаров, каждый из которых обладает большим или меньшим талантом, влиянием, возможностями. Часть из них питает симпатию друг к другу, а часть враждует, но все они делают общее дело. Во славу своей богини. Про фансигаров говорят: умные, хитрые, осторожные. Знаешь к кому это относится? К сотхи и к лучшим из джемадаров. Но большинство фансигаров бхутоты и шамсиасы, тупые и безграмотные. Шудры! Беднейшие из них. Они фанатично преданы делу и своим джемадарам, но способны лишь исполнять команды. Теперь ответь мне, как фансигары могли поспособствовать тому, кто убивал браминов?

– Получается, убить они могли, – рассуждал Конан. – У них есть те, кто способен выследить жертв и составить план. Есть те, кому под силу его осуществить. Правильно?

– Правильно, – согласилась Телида. – Если бы они захотели препроводить всех этих браминов на Серые Равнины, то, скорее всего, со своей задачей справились бы. Но при этом не стали бы таиться.

– А вот помочь настоящим убийцам, – продолжал киммериец, – они, значит, не могли. Потому что с одной стороны фансигары скованы своими традициями, а с другой – нехваткой по-настоящему умелых людей. Бхутотов и шамсиасов они не решились бы использовать для помощи тем, кто орудовал в доме, так как их участие могло быть истолковано, как поклонение Кали, а обряды соблюсти не было никакой возможности.

Конан говорил и одновременно смотрел на вдову посла, ожидая от той одобрения его слов или наоборот развенчания его в неправоте. Телида слушала и мерно кивала головой.

– Нить рассуждений ты уловил, – произнесла она. – Если бы фансигары увидели в смертях браминов выгоду для себя или кто-то сумел бы убедить их в том, что она есть, даже тогда они не смогли бы оказать толковую помощь своим друзьям или нанимателям. От джемадара, который бы составил хороший план или нашептал бы на ушко сотникам и тысяцким стражи нужные слова, проку было бы не больше, чем от того же сотхи, который мог бы проследить за кем угодно и втереться в доверие к любому врагу. Убийце нужно было бы не это. Все, что ему требовалось, это возможность спокойно делать свое дело. Чтобы никто не вышел из дворца и не вошел туда до тех пор, пока он не закончит свой кровавый труд. Согласись, фансигары были бы ему здесь ни к чему.