Текст книги "Герой Веков"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

26

Призрак стоял посреди своей комнатушки – своего убежища, которое было, конечно же, незаконным. Гражданин запретил проживать в местах, где не велось наблюдение. К счастью, запрет не означал, что подобные квартиры исчезли.

Они просто стали намного дороже.

Призраку повезло. Он едва мог вспомнить, как выскочил из горящего здания, прижимая к груди шесть алломантических фиалов, кашляя и истекая кровью. И уж совсем не помнил, как вернулся домой. Вообще-то, хозяин этой маленькой нелегальной гостиницы уже должен был его выдать, сообразив, кто такой Призрак и от какой участи спасся. Награду, без сомнения, назначили такую, что никто бы не устоял.

Что касалось других обитателей гостиницы, то, вероятно, они решили, что парню не повезло во время ограбления. Или им просто было наплевать. Так или иначе, но Призрак стоял сейчас перед маленьким зеркалом и в тусклом свете с изумлением разглядывал свою рану.

«Я живой. И… весьма неплохо себя чувствую».

Он потянулся, покрутил рукой. Рана болела намного меньше, чем должна была, порез явно затягивается. А в желудке горел пьютер – приятное дополнение к знакомому теплу олова.

В общем, Призрак стал тем, что не должно существовать. Алломанты обладали одной из восьми основных алломантических сил или всеми четырнадцатью. Одна или все. Но попытки Призрака воспламенить другие металлы не привели к успеху. Вдобавок к олову он теперь обладал только пьютером. Однако это удивительное событие меркло по сравнению с куда более впечатляющим чудом.

Ему явился дух Кельсера. Выживший вернулся и пришел к нему, к Призраку.

Молодой человек не знал, что и думать о случившемся. Он не был особо религиозным, но… покойник, которого некоторые считали богом, спас ему жизнь. Все это могло оказаться бредом. Однако, если так, почему же он теперь обладал силой пьютера?

Призрак покачал головой и потянулся за повязкой, но замер, когда что-то блеснуло в зеркальном отражении. Он подошел ближе, и обостренное оловом зрение позволило с легкостью разглядеть сидевшую в плече металлическую занозу, хоть и выглядывала она из-под кожи лишь самую малость.

«Осколок меча, – догадался Призрак. – Того, которым меня ранили. Он сломался, и кусочек застрял в ране».

Стиснув зубы, он уже собирался вытащить занозу.

– Нет, – сказал Кельсер. – Оставь. Металл, как и твоя рана, – знак того, что ты выжил.

Призрак застыл. Огляделся, но на этот раз не увидел никакой фигуры. Только голос. И Призрак был совершенно уверен, что его слышал.

– Кельсер? – робко позвал Призрак.

Никто не ответил.

«Я схожу с ума? Или… Церковь Выжившего все-таки права?»

Неужели Кельсер действительно стал чем-то большим? Чем-то, способным наблюдать за своими последователями? Если так, не наблюдал ли Кельсер за ним все время? Это казалось слегка… тревожным. Однако, раз уж теперь Призрак был наделен силой пьютера, стоило ли жаловаться?

Призрак отвернулся от зеркала и надел рубашку. Требовалась информация. Сколько времени он провел в бреду? Что делал Квеллион? Не появился ли в городе кто-нибудь из друзей?

Отложив размышления о странных видениях на потом, молодой человек выскользнул на темную улицу. Его секретное убежище располагалось в трущобах, в крохотном грязном переулке, и пряталось за неказистой дверью. Но жить здесь было лучше, чем в каком-нибудь переполненном бараке, мимо которых Призрак частенько проходил в туманной мгле.

Гражданин любил делать вид, что все в его маленькой утопии прекрасно, однако Призрак не удивился, когда обнаружил в городе трущобы – точно такие же, как в других городах. Немало жителей Урто по тем или иным причинам не желали обитать в тех частях города, где Гражданин мог за ними следить. Они собрались в местечке, известном как Хэрроуз, тесной нижней улочке, расположенной далеко от основных водных улиц Урто.

В Хэрроузе все было заполнено досками и тряпьем. Лачуги лепились к лачугам, здания стояли, опасно накренившись, и весь этот беспорядок словно карабкался по стенам канала вверх, к темному небу. Тут и там люди спали под крышами из грязных тряпок, натянутых между двумя жердями, и тысячелетний страх перед туманом уже ничего не значил по сравнению с обычными жизненными потребностями.

Молодой человек продвигался по тесному каналу. Некоторые постройки были настолько высокими и широкими, что над головой оставалась лишь узкая щель, сквозь которую проникало так мало света, что воспользоваться им мог только Призрак.

Возможно, окружающий хаос и являлся причиной, по которой Гражданин предпочитал не наведываться в Хэрроуз. Или собирался разобраться с ним, когда его власти уже ничего не будет угрожать. Так или иначе, строгие порядки в сочетании с бедностью, возникшей по их же причине, дали жизнь удивительному ночному миру. Во времена Вседержителя ночью по улицам ходили только патрули. Гражданин, однако, вещал о том, что туман принадлежал Кельсеру, и потому едва ли мог запрещать людям выходить из дома после наступления темноты. Урто стал первым городом, где Призрак узнал, что можно выйти в полночь на улицу и отыскать маленькую таверну, где продавалась бы выпивка. Именно в такое заведение он и вошел, плотно запахнув плащ. Там не было обычной барной стойки – просто несколько потрепанных субъектов сидели возле выкопанного в земле очага. Еще несколько человек устроились по углам на стульях или ящиках.

Призрак отыскал свободный ящик, потом закрыл глаза и прислушался, перебирая разговор за разговором. Мастерство ищейки зависело не от того, что он слышал, а от того, насколько хорошо умел отсекать ненужную информацию.

Чьи-то громкие шаги заставили открыть глаза. Человек в штанах, на которые было нашито с десяток разных пряжек и цепочек, со стуком поставил перед Призраком бутылку и произнес:

– Все пьют. Мне надо платить, чтобы в заведении все шло хорошо. Просто так здесь не сидят.

– А что у тебя есть? – поинтересовался Призрак.

– Вино высшего качества из погребов дома Венчер. Пятидесятилетней выдержки. Раньше стоило по шестьсот мер за бутылку.

Улыбнувшись, Призрак вытащил монетку местной чеканки, которая стоила меньше медного гроша. Сочетание разрухи и личной неприязни Гражданина к роскоши привело к тому, что вино, в прошлом стоившее сотни мер, теперь почти обесценилось.

– Три за бутылку. – Хозяин протянул руку.

Получив еще две монетки, хозяин оставил бутылку на полу и удалился. Ни штопора, ни кружки не предложил: вероятно, следовало доплатить. Впрочем, пробка немного выступала за край горлышка. Призрак пригляделся:

«Интересно…»

Пьютер в нем горел слабо – намного слабее, чем олово. Силы его хватало лишь на то, чтобы снять усталость и приглушить боль. Вообще-то, и этого было достаточно, чтобы молодой человек успел почти забыть о своей ране. Он чуть усилил горение пьютера, и последние остатки боли исчезли. Потом ухватил пробку и одним резким движением вытащил. Та выскочила с легкостью, без намека на сопротивление.

«Кажется, мне это понравится», – отбрасывая пробку, с улыбкой подумал Призрак.

Он глотнул вина прямо из горлышка и снова прислушался к разговорам. Эленду и остальным было нужно, чтобы в Урто он собирал сведения, а не валялся в постели. С десяток разных бесед доносились до ушей, и большинство говоривших высказывались резко. В подобных местах сложно отыскать людей, поддерживавших власть, потому Призрак первым делом и наведался именно в Хэрроуз.

– Говорят, он хочет отказаться от монет, – шептал человек у главного очага. – Он планирует все собрать и запереть в казначействе.

– Глупости, – возразил другой голос. – Он чеканит собственные монеты, зачем ему от них избавляться?

– Это правда, – настаивал первый голос. – Сам слышал, как он об этом говорил. Сказал, что люди не должны так сильно зависеть от денег, что у нас должно быть все общее и тогда не нужно будет покупать и продавать.

– Вседержитель тоже запрещал скаа иметь деньги, – проворчал кто-то третий. – Как я погляжу, чем дольше Квеллион у власти, тем сильнее он становится похож на крысу, которую прикончил Выживший.

Призрак вскинул бровь и глотнул еще вина. Вседержитель погиб от рук Вин, а не Кельсера. Урто, однако, находился достаточно далеко от Лютадели. О падении Вседержителя здесь наверняка узнали только через несколько недель. Призрак переключился на другие разговоры и вскоре нашел то, что искал: двое мужчин сидели на полу в самом углу и распивали бутылку изысканного вина.

– Он уже почти со всеми разобрался, – шептал один, – но пока что не закончил работу. У него есть особые писцы, мастера родословных. Они задают вопросы, расспрашивают соседей и друзей, изучают пять поколений предков, чтобы выяснить, не было ли среди них аристократов.

– Но он же убивает только тех, у кого аристократы в семье были два поколения назад.

– Теперь будет по-другому, – продолжил шептать первый голос. – Человек, у которого пять поколений предков чисты, сможет получить работу в правительстве. Остальным это будет запрещено. В такое время можно немало заработать, помогая людям скрыть кое-какие события из их прошлого.

«Хм. – Призрак сделал большой глоток. Почему-то вино почти не действовало. – Ну конечно: пьютер. Пьютер делает мое тело сильнее, позволяет легче переносить усталость и раны. Видимо, с опьянением он тоже борется».

Молодой человек улыбнулся. Способность пить, не пьянея, была тем преимуществом пьютера, о котором его никто не предупреждал. Подобное умение можно применить с пользой.

Сосредоточившись на других посетителях, Призрак продолжал выискивать крупицы полезных сведений. Говорили о работе в шахтах. Молодой человек невольно вздрогнул, ощутив проблеск воспоминаний. Люди рассказывали о добыче угля, а не золота, но жалобы были те же самые. Завалы. Опасный газ. Спертый воздух и безжалостные надсмотрщики.

«Моя жизнь могла стать такой же, – подумал Призрак, – если бы меня не забрал дядя».

Он по-прежнему не понимал, зачем Колченог отправился в такой далекий путь – на самый край восточных земель Последней империи. Неужели, чтобы спасти племянника, которого никогда не видел? Без сомнения, в Лютадели было множество юных алломантов, которые в равной степени заслуживали его защиты.

Колченог потратил уйму денег, совершил долгое путешествие по империи, где скаа запрещено было выбираться за пределы родных городов, рисковал: ведь отец Призрака запросто мог его выдать. За все это Колченог получил верность диковатого уличного мальчишки, ранее убегавшего от любого, кто пытался навязывать ему свою волю.

«Если бы Колченог не забрал меня с собой, я никогда не попал бы в шайку Кельсера. Я мог бы скрывать свою алломантию, не пользоваться ею. Я мог до сих пор бы жить в Восточных пустошах, в тесной лачуге на какой-нибудь запыленной улице, трудиться в шахтах, и жизнь моя была бы такой же, как и у остальных скаа».

Продолжая слушать шахтеров, которые вспоминали погибших под завалом знакомых, Призрак с сожалением отмечал, насколько мало изменилась жизнь этих людей с уходом Вседержителя.

Собственная жизнь Призрака походила на частицу пепла, которую сильным ветром носило туда-сюда. Шел, куда посылали другие, делал, что приказывали. Призрак был алломантом, но ощущал себя ничтожеством. Его окружали великие люди. Кельсер устроил невозможную революцию. Вин победила самого Вседержителя. Колченог командовал войсками повстанцев и стал первым военачальником Эленда. Сэйзед являлся хранителем, в его распоряжении находились знания, накопленные за века. Бриз управлял толпами людей при помощи ума и мощного алломантического гашения, а Хэм был умелым солдатом. А Призрак всего лишь наблюдал.

До того дня, пока не сбежал, бросив Колченога умирать.

Молодой человек тяжко вздохнул.

– Я просто хочу помочь, – прошептал он.

– Ты сможешь, – произнес голос Кельсера. – Ты сумеешь стать великим. Таким, как я.

Невольно вздрогнув, Призрак огляделся по сторонам. Судя по всему, голос слышал только он один. Стало неуютно. Однако в сказанном был смысл. Зачем постоянно себя ругать? Кельсер, конечно, не выбирал его в соратники и все же именно к нему, к Призраку, пришел теперь, наделив силой пьютера.

«Я могу помочь жителям этого города. Как Кельсер помог жителям Лютадели. Сделать что-нибудь по-настоящему важное: к примеру, присоединить Урто к империи Эленда. Чтобы он получил и хранилище, и верность горожан.

Я уже сбежал однажды. Не хочу снова убегать. И не стану!»

Запахи вина, немытых тел, пепла и плесени пропитали все вокруг. Призрак даже через одежду чувствовал каждое древесное волокно на ящике под собой, а ноги ощущали, как вибрирует земля от движений собравшихся в доме людей. И в нем горел пьютер. Призрак прибавил огня – бутылка треснула. Он торопливо разжал ставшие чересчур сильными пальцы. Бутылку он все же успел перехватить другой рукой у самого пола. Движение было настолько быстрым, что рука превратилась в размытое пятно.

Изумленный собственной ловкостью, Призрак моргнул. Потом улыбнулся.

«Мне понадобится еще пьютер», – пришло вдруг ему в голову.

– Это он.

Призрак застыл. Несколько голосов стихли, и эта тишина показалась ему, уже успевшему привыкнуть к какофонии, зловещей. Молодой человек огляделся. Шахтеры посматривали в его сторону и говорили тихо, рассчитывая, что их не слышат.

– Говорю тебе, я видел, как солдат его проткнул. Все решили, что он покойник, еще до того, как бросили в горящий дом.

«Плохо дело», – подумал Призрак.

Он не считал свою внешность такой уж запоминающейся, но… он ведь и в самом деле дрался с несколькими солдатами посреди оживленного городского рынка.

– Дарн о нем рассказывал, – продолжил тот же голос. – Он вроде как один из компаньонов Выжившего…

«Дарн, – повторил про себя Призрак. – Выходит, он и в самом деле знает, кто я такой. Зачем же он рассказывает людям мои секреты? Я-то думал, он осторожнее».

Призрак поднялся и, старательно сохраняя беспечное выражение лица, выскользнул в ночь.

* * *

Да, создавая Последнюю империю, Рашек воспользовался достижениями своих врагов, но он заимствовал и из других культур, достаточно сильно отличавшихся от культуры Хленниума. Прообразом скаа, например, стали порабощенные народы из Канзи. Террисийские дворецкие напоминали касту служителей из Уртана, который Рашек завоевал сравнительно поздно, на исходе первого века своего владычества.

Религия империи и поручители, по всей видимости, зародились на основе обычаев Галланта, чьи меркантильные и склонные к канцелярщине жители едва ли не поклонялись весам, мерам и дозволениям. Создание Церкви с оглядкой на финансовое учреждение показывает, на мой взгляд, что Вседержителя волновали не столько вопросы истинной веры, сколько стабильность, преданность и то, каким образом можно измерить выражаемую подданными почтительность.

27

Вин мчалась в ночной тьме. Туман клубился вокруг, словно закипающий шторм – белый на черном. Тянулся, словно желая раздавить, но на расстоянии нескольких дюймов вдруг замирал, будто что-то его отталкивало. А ведь раньше он не стремился прочь, а, наоборот, обвивал, касался кожи. Изменения происходили постепенно: прошли месяцы, прежде чем Вин поняла, что все стало по-другому.

На ней не было туманного плаща. Находиться без него в тумане казалось странным, однако на самом деле так ей было спокойнее. Когда-то туманный плащ предназначался для того, чтобы невидимкой проходить мимо стражников или воров. Но это время ушло вместе с благорасположенностью тумана. Поэтому Вин надела облегающие черные брюки и рубашку, которые, в отличие от плаща, не трепетали на ветру. Как обычно, никакого металла, за исключением монет в кошельке и запасного фиала за пазухой. Она вытащила монету, завернутую в ткань, и бросила вниз. Алломантический толчок прижал металлический кругляш к камню, а ткань смягчила звук, раздавшийся при падении. Вин оттолкнулась от монеты, чтобы замедлить скорость и чуть-чуть задержаться в воздухе.

Осторожно приземлившись на скалистый уступ, рожденная туманом притянула монету обратно. Прокралась вдоль уступа, усыпанного пушистым пеплом. Неподалеку в темноте сидели несколько стражников, переговариваясь шепотом и наблюдая за военным лагерем Эленда, который в тумане можно было обнаружить лишь по отблескам походных костров. Стражники обсуждали нынешнюю весну и жаловались, что погода в этом году холоднее, чем в прошлом. Вин, хоть и была босиком, холода не чувствовала. Благодаря пьютеру.

Она зажгла бронзу, но ничего не ощутила. Никто из этих людей не жег металлы. Одна из важных причин, заставивших Сетта отправиться в поход на Лютадель, заключалась в том, что он не смог вырастить достаточно алломантов, которые могли бы защитить его от наемных убийц – рожденных туманом. Без сомнения, у лорда Йомена были схожие проблемы с алломантами, и тех, кого ему все же удалось заполучить, он бы не отправил наблюдать за вражеским лагерем в холодной ночи.

Для того чтобы проскользнуть мимо сторожевого поста, алломантия Вин не требовалась – лишь умения, что зародились в прошлом, когда они вдвоем с Рином проникали в чужие дома. У нее была целая жизнь для того, чтобы приобрести навыки, которые Эленд не мог не только усвоить, но и понять. Зато мог сколько угодно совершенствовать свое владение пьютером – и у него в самом деле получалось все лучше и лучше, – однако это никогда не заменило бы инстинкты, приобретенные в детстве и отточенные постоянной угрозой для жизни.

Когда сторожевой пост остался позади, Вин вновь прыгнула в туман, используя в качестве якорей завернутые в ткань монеты. Обойдя стороной огни у городских ворот, направилась к отдаленной части Фадрекса. Ее защищали крутые скалы, поэтому патрулей там было меньше, чем у ворот. Конечно, подобное препятствие не доставило Вин серьезных проблем, и вскоре она, пролетев несколько сотен футов вдоль каменной стены, приземлилась в переулке на самом краю города.

Широкими алломантическими прыжками пересекая улицу за улицей, пустилась в путь по крышам. Размеры Фадрекса оказались впечатляющими. Эленд называл этот город «провинциальным», и Вин вообразила себе нечто, больше напоминавшее деревню. Когда же они приблизились к цели своего путешествия, представила себе забаррикадировавшийся мрачный город, похожий на крепость. Фадрекс не являлся ни тем ни другим.

Следовало догадаться, что Эленд, чье детство и юность прошли в громадной Лютадели, по-своему судил о том, что такое «большой город». Фадрекс был достаточно велик. Вин обнаружила несколько трущоб скаа, скопление роскошных особняков и даже две крепости в лютадельском стиле. Эти величественные каменные постройки щеголяли типичными витражными окнами и крепкими высокими стенами. Без сомнения, в них обитали самые важные в городе семейства.

Рожденная туманом приземлилась на крыше, неподалеку от одной из крепостей. Большинство зданий Фадрекса, в отличие от высоких домов Лютадели, имело один-два этажа. Располагались они на большем расстоянии друг от друга и были плоскими, приземистыми, а не вытянутыми, с островерхими крышами. От этого массивная крепость казалась еще больше, чем на самом деле. Каждый из четырех углов украшали три башенки. Верхнюю часть белокаменных стен покрывали узоры.

И конечно, лился свет из прекрасных витражных окон. Вин присела на плоской крыше, наблюдая, как окрашивается в разные цвета плывущий мимо них туман. Словно и не прошло три года с тех пор, как она по заданию Кельсера посещала балы, что проходили в лютадельских крепостях. В те времена Вин была неуверенным и боязливым созданием, одержимым мыслью, что новый для нее мир с достойными доверия товарищами и красивыми праздниками вот-вот рухнет. В каком-то смысле так и вышло, потому что от этого мира не осталось и следа. Она сама же и помогла его уничтожить.

Но те месяцы подарили спокойствие. Подобного спокойствия в жизни Вин не было и, возможно, уже не будет. Она любила Эленда и радовалась, что могла теперь звать его своим мужем, но от тех дней веяло сладостным неведением. Она танцевала, а Эленд читал, притворяясь, что ее не замечает. Она вникала в секреты алломантии, смеялась вместе с другими членами кельсеровской шайки в лавке Колченога. Их грандиозные замыслы по свержению империи не предполагали, что им придется ею управлять, и не имели ничего общего с грузом ответственности за ее будущее.

Короли теряли власть, рушились миры, а Вин как-то незаметно повзрослела. Когда-то ее страшили перемены. Потом она стала бояться, что потеряет Эленда. Теперь страхи сделались более туманными: Вин беспокоилась о том, что случится после ее смерти, о том, что произойдет с людьми и всей империей, если она не отыщет ответы на все вопросы.

Прервав созерцание крепости, больше похожей на замок, и оттолкнувшись от скобы на дымовой трубе, Вин улетела в ночную тьму. Лютадельские балы что-то изменили в ней – изменили так сильно, что последствия ощущались до сих пор. Какая-то часть души мгновенно потянулась к танцующим парам, к празднику. Немало времени Вин потратила, пытаясь понять, каким образом это уживается со всем остальным. Кем была Валетт Рену – девушка, которой она притворялась на балах: частичкой настоящей Вин или плодом воображения Кельсера, предназначенным для осуществления его плана?

Продвигаясь прыжками через город, рожденная туманом подмечала детали, касавшиеся расположения укреплений и казарм. Позже Хэм и Дему найдут возможность внедрить в Фадрекс настоящих военных разведчиков, но первоначальные сведения им потребуются от Вин. Она также обратила внимание на условия жизни в городе. Эленд надеялся, что если осада продлится долго, то среди горожан начнутся волнения, которые сделают капитуляцию лорда Йомена более вероятной.

Пока что никаких признаков массового голода или беспорядков Вин не обнаружила, хотя ночью было непросто как следует во всем разобраться. Улицы выглядели чистыми, достаточное количество особняков казалось обитаемым. Возможно, заслышав о приближении армии, аристократы первыми покинут эти места?

Хмурясь, Вин завершила путешествие по городу, остановившись посреди площади, которую указал в своем списке Сетт. Окружавшие ее особняки были отделены друг от друга большими ухоженными садами. У четвертого по счету особняка Вин остановилась, перемахнула через ворота и двинулась вверх по склону.

Она не знала, кого именно следует искать в первую очередь. Сетт уже два года не был в своем городе, однако предполагал, что этот информатор может оказаться наиболее полезным. Как и обещал Сетт, на балконе с задней стороны дома горел свет. Вин подозрительно вглядывалась, прячась в темноте, в холодном и недружелюбном тумане, который все же был для нее убежищем. Она не доверяла Сетту и опасалась, что тот по-прежнему злится на нее из-за нападения на его крепость в Лютадели год назад. Осторожно бросив монету, рожденная туманом взмыла вверх.

На балконе сидел пожилой человек, в точности соответствовавший описанию Сетта. Прозвище у этого информатора – опять же если верить Сетту – было Слоусвифт. Он читал при свете лампы. Все больше мрачнея, Вин опустилась на ограждение балкона рядом с лестницей, которая предназначалась для посетителей, не наделенных особыми талантами.

Продолжая читать, старик еще и спокойно покуривал трубку; ноги его были укутаны толстым шерстяным одеялом. Не уверенная в том, что он вообще ее заметил, Вин кашлянула.

– Да-да, – невозмутимо отозвался старик. – Одну секундочку.

Склонив голову набок, Вин разглядывала странного человека с кустистыми бровями и снежно-белыми волосами. Дорогой костюм дополняли шарф, сюртук и большущий меховой воротник. Хозяина словно вовсе и не тревожило, что на ограждении балкона сидит рожденная туманом. В конце концов он закрыл книгу и повернулся к ночной гостье:

– Вам нравятся истории, юная леди?

– Какие именно?

– Лучшие, разумеется. – Слоусвифт постукивал по обложке кончиком пальца. – Мифические истории, в которых найдется место для чудовищ. Их еще называют длинными сказками. Подобные истории рассказывают друг другу скаа, когда шепчутся у костров о туманных призраках, духах, броллинах и прочем.

– У меня нет времени на истории.

– Как и у большинства людей в наши дни. – От пепла Слоусвифта защищал навес, а туман его, похоже, нисколько не тревожил. – Неужели реальный мир так притягателен для людей, что они не могут от него отвлечься. Нынче он ведь стал не особо приятным местом.

Вин быстро воспламенила бронзу, но человек перед ней не жег никаких металлов. Что за игру он вел?

– Мне сказали, вы можете сообщить нужные сведения, – осторожно начала Вин.

– Это я, конечно, могу. – Старик посмотрел на нее с улыбкой. – Я обладаю сведениями, которые для меня равносильны сокровищам, но бо́льшая их часть, подозреваю, для вас будет бесполезна.

– Я могу послушать вашу историю, если такова плата.

Старик усмехнулся:

– Нет более верного способа убить историю, нежели превратить ее в разменную монету, юная леди. Как вас зовут и кому обязан удовольствию лицезреть вас в сей поздний час?

– Вин Венчер. Ваше имя мне назвал Сетт.

– А-а. Этот мерзавец все еще жив?

– Да.

– Что ж, полагаю, будет нелишним побеседовать с тем, кого послал мой старый друг по переписке. Спуститесь с ограждения, а то, когда я на вас смотрю, у меня кружится голова.

Вин так и сделала, не забывая, впрочем, об осторожности.

– Друг по переписке?

– Сетт – один из лучших поэтов, известных мне, дитя. – Взмахом руки Слоусвифт предложил ей занять свободное кресло. – Мы обменивались нашими трудами почти десять лет, а потом он ушел в политику. Ему тоже не нравились истории. Он любил, чтобы все было неприукрашенным и «настоящим», даже его собственные стихи. Думаю, такая точка зрения вам близка.

– Возможно. – Вин опустилась в кресло.

– Я нахожу это забавным, но вы никогда не поймете почему. – Старик продолжал улыбаться. – Итак, чего же вы от меня желаете?

– Расскажите про Йомена, короля-поручителя.

– Он хороший человек.

Вин нахмурилась.

– Ох! Похоже, вы ожидали совсем другого? Все ваши враги обязательно должны быть воплощениями зла?

– Нет. – Вин мысленно вернулась к дням, предшествовавшим падению Последней империи. – Я вышла замуж за человека, которого мои друзья могли бы назвать врагом.

– А-а. Ну что ж, Йомен – благородный человек и достойный король. Намного лучший король, чем Сетт, я бы сказал. Мой старый друг слишком усердствует, и это делает его грубым. Настоящий правитель должен обладать изяществом, которого у него нет.

– И что же сделало Йомена таким хорошим? – поинтересовалась Вин.

– Он удержал город от распада, – пояснил Слоусвифт, затягиваясь трубкой. Дым из нее смешался с туманом. – Кроме того, он дал аристократам и скаа то, в чем они нуждались.

– А именно?

– Стабильность, дитя мое. Мир погрузился в хаос, и ни скаа, ни аристократы не понимали, как следует жить. Наше общество разрушалось, люди начали голодать. Сетт почти не пытался остановить это: он безостановочно сражался, пытаясь удержать власть. И тогда появился Йомен. И люди увидели в нем того, кому стоило подчиниться. До Крушения власть принадлежала братству Вседержителя, и мы привыкли, что всем заправляют поручители. Йомен очень быстро навел порядок на плантациях и организовал поставки продовольствия в город, потом заново открыл фабрики и шахты Фадрекса. Словом, вернул жизнь в нормальное русло.

Вин молчала. Раньше ей показалось бы невероятным, что после тысячи лет притеснений люди могут добровольно вернуться в рабство. Но кое-что похожее случилось и в Лютадели. Горожане изгнали Эленда, который предоставил им свободу, и передали власть Пенроду, поскольку тот обещал им вернуть все, что было утрачено.

– Йомен – поручитель.

– Людям нравится знакомое, девочка моя.

– Они лишились свободы.

– Кто-то должен править, а кто-то подчиняться. Так устроен мир. Йомен дал народу то, о чем люди сожалели с самого Крушения: он распределил роли. Скаа могут трудиться, их могут избивать, они могут быть рабами, но они знают свое место. Аристократы тратят время на балы, но такова жизнь.

– Балы? – переспросила Вин. – Приближается конец света, а Йомен устраивает балы?

– Конечно. – Слоусвифт снова медленно и с удовольствием затянулся. – Правление Йомена основано на том, что у них было раньше. А балы даже в таком небольшом городе, как Фадрекс, представляли собой важную часть жизни. Кстати, один проходит прямо сейчас в крепости Ориэлль.

– Несмотря на то что сегодня прибыла армия, чтобы взять город в осаду?

– Вы только что сами сказали: приближается нечто, похожее на мировую катастрофу. По сравнению с этим армия выглядит пустяком. Между прочим, Йомен всегда появляется на каждом балу, который устраивают его подданные. Тем самым он успокаивает людей, вселяет в них уверенность. Вседержитель до такого не додумался. Поэтому сегодняшний день – день прибытия вражеской армии – весьма подходит для бала.

Вин откинулась на спинку кресла, не в силах подыскать нужные слова. Изысканные балы представляли собой чуть ли не последнее, что она рассчитывала обнаружить в городе.

– Отлично. А в чем заключается слабость Йомена? Есть ли в его прошлом то, что мы могли бы использовать? Есть ли у него какие-нибудь причуды, которые делают его уязвимым? Куда нам следует нанести удар?

Слоусвифт спокойно затянулся. Повеяло пеплом и туманом.

– Ну? – нетерпеливо спросила Вин.

Старик выдохнул облачко дыма:

– Я только что сказал, дитя мое, что мне нравится этот человек. С какой стати я должен делиться сведениями, которые можно использовать против него?

– Вы информатор, – напомнила Вин. – Вы этим занимаетесь – продаете сведения.

– Я рассказываю истории, – уточнил Слоусвифт. – Для каждых ушей – свои. Зачем мне говорить с теми, кто собирается напасть на мой город и свергнуть моего короля?

– Когда город будет нашим, вы получите достойную должность.

Слоусвифт тихонько фыркнул:

– Если вы думаете, что подобное может меня заинтересовать, то Сетт явно умолчал о важных особенностях моего характера.

– Мы вам хорошо заплатим.

– Я сведения продаю, девочка моя. Не ду́шу.

– Не очень-то много от вас пользы, – заметила Вин.

– А скажи, дитя, – с легкой улыбкой проговорил ее удивительный собеседник. – Разве все это должно меня волновать?

«Вне всяких сомнений, это самый странный информатор из всех, что мне встречались».

Слоусвифт снова затянулся. Похоже, он не ждал от нее ответа и считал, что разговор окончен.

«Он аристократ, – подумала Вин. – Ему по нраву старый мир. Там было удобно. Даже скаа боятся перемен».

Она поднялась из кресла:

– Я скажу тебе, старик, почему стоило бы волноваться. Потому что с неба падает пепел, и скоро он накроет весь твой милый городок. Туман убивает. Земля дрожит, а Пепельные горы становятся все яростнее. Приближаются страшные перемены. В конце концов даже Йомен не сможет их игнорировать. Ты ненавидишь перемены? Я тоже. Но ничего уже не будет как прежде, и это хорошо, потому что, когда в жизни ничего не меняется, ты все равно что покойник.