Текст книги "Герой Веков"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Часть вторая
Ткань и стекло

Сознание Разрушителя заточили в Источнике Вознесения, поэтому он лишился большей части своих сил. Той ночью, кроме Источника, мы обнаружили кое-что еще – Черный дым, заполнявший соседнюю пещеру.

Мы обсуждали его позже, но никто так и не смог объяснить, что именно нам довелось увидеть. И откуда же нам было знать?

Сила бога и тело бога – это, в общем-то, одно и то же. Разрушитель и Охранитель одушевляют силу и энергию в той же мере, в какой человек одушевляет плоть и кровь.

14

Призрак теперь жег олово постоянно.

Оно сгорало медленнее других металлов, потому добыть его в нужных для алломантии объемах было нетрудно.

Кельсер возвестил, что скаа не должны бояться тумана, но лишь немногие отваживались выходить из дома по ночам. И неудивительно: темный и вездесущий, игривый и загадочный, этот туман был куда гуще обычного. Он клубился, образуя многообразные узоры, реки и берега, и его волны напоминали живых существ.

Призрак же спокойно шел по тихой ночной улице, и звезды, словно миллионы маленьких солнц, светили для него сквозь туман. Молодой человек не сразу понял, почему туман вдруг ослабел и сделался прозрачным. Но потом догадался, что все дело в его собственном восприятии. Призрака не раз предупреждали, что постоянно жечь олово опасно, что можно стать зависимым от металла. И тем не менее молодой человек жег его без остановки уже целый год, и его чувства обострились до пределов, непостижимых для обычных алломантов.

Так было нужно ради блага жителей Урто.

Все началось после смерти Колченога. Призрака мучила совесть: ведь он покинул Лютадель и, по существу, бросил дядю умирать. Осознавать это было очень больно, и первые несколько недель молодой человек жег металл в качестве наказания – чтобы еще острее чувствовать боль.

Потом ощутил перемены и встревожился. Но все вокруг только и говорили, как старается Вин. Она мало спала, использовала пьютер, чтобы сохранять бодрость и внимательность. Призрак понятия не имел, как это работало, – он был не рожденным туманом, а всего лишь ищейкой и мог жечь только олово, – но решил, что если горение одного металла способно дать ему какое-то преимущество, надо это использовать. Потому что требовались любые преимущества, какие только можно было получить.

Звездный свет превратился для него в дневной. С рассветом Призраку приходилось завязывать глаза. Его кожа стала столь чувствительной, что каждый камешек на дороге, каждая трещина, каждая зазубрина на камне, словно ножи, вонзались в подошвы. Приходилось носить теплый плащ, потому что прохладный весенний воздух казался слишком холодным.

Однако Призрак считал, что мелкие неудобства были малой ценой, которую пришлось заплатить ради того, чтобы стать… тем, кем он стал. Двигаясь по улице, молодой человек слышал, как за стенами домов ворочаются в своих кроватях люди. Мог ощутить, как на расстоянии нескольких ярдов кто-то сделал шаг. Ночное же зрение стало поистине непревзойденным.

Призрак привык воспринимать себя самым незначительным в отряде Кельсера – просто мальчишкой, который бегал с поручениями или стоял на страже, пока остальные строили планы. Нет, он не обижался. Из-за уличного жаргона молодого человека никто толком не понимал, да и в шайку он попал не по решению Кельсера, а потому, что был племянником Колченога.

Двигаясь по залитой ярким светом улице, Призрак со вздохом сунул руки в карманы. Наверно, никто бы не поверил, но он чувствовал каждое волокно, из переплетения которых состояла ткань.

Происходящее становилось опасным: туман задерживался с наступлением дня, земля то и дело вздрагивала, как вздрагивает спящий человек, которому снится кошмарный сон. Однако Призрак больше всего беспокоился о том, что наступает время, когда от него снова не будет никакой пользы. Тогда, чуть больше года назад, молодой человек сбежал из города не только из страха, а еще и потому, что прекрасно осознавал, насколько беспомощен: он все равно ничего не смог бы сделать во время осады.

Ужасно снова оказаться в подобном положении. Поэтому, когда Эленд и Вин отправили его в Урто, чтобы собрать как можно больше сведений о Гражданине и его сподвижниках, Призрак решил сделать все, что было в его силах. Даже если это означало, что придется подвергнуть себя опасности.

Оказавшись на большом перекрестке, молодой человек огляделся по сторонам. Пересекающиеся улицы были видны ясно, как днем.

«Я не рожденный туманом и не император, но я тоже кое-что могу. Я стал другим. Кельсер бы мною гордился.

Возможно, хотя бы на этот раз я сумею помочь».

Вокруг было тихо. Призрак осторожно двинулся по улице, ведущей на север. Иногда представлялось странным, что он крадется при свете дня. Впрочем, это другие вряд ли смогли бы что-то разглядеть при свете звезд. Лишь алломантам олово позволяло видеть сквозь туман, а зрение Призрака теперь стало куда более острым, чем раньше. Так же как и слух.

Патруль он услышал задолго до того, как увидел. Как можно было не услышать бряцание оружия и топот шагов по мостовой? Молодой человек застыл, прижавшись спиной к земляной стене улицы, и стал ждать.

Патрульные несли факел. Для чувствительных глаз Призрака он был подобен пламенеющему, ослепительно-яркому маяку. Да и стражникам служил, скорее, помехой: свет отражался от тумана и заключал их в маленький мерцающий кокон, не давая возможности ничего разглядеть вокруг.

Призрак замер. Патрульные протопали мимо на расстоянии всего несколько футов и ничего не заметили. Было что-то… воодушевляющее в том, чтобы наблюдать, оставаясь одновременно полностью беззащитным и абсолютно невидимым. Зачем только новое правительство Урто вообще организовало эти патрули? Оказавшиеся у власти скаа почти ничего не знали о тумане.

Когда стражники, унося с собой полыхающий факел, исчезли за углом, Призрак осторожно двинулся дальше. Этой ночью Гражданин должен был встретиться со своими помощниками – если его планы, конечно, не изменились. Призрак намеревался подслушать их беседу.

Ни один город не мог сравниться размерами с Лютаделью, но Урто – родовое гнездо семейства Венчер – даже сейчас выглядел грандиознее остальных. Упадок начался еще до гибели Вседержителя. Раньше город пересекало множество каналов. Однако некоторое время назад они пересохли, превратившись в глубокие пыльные рвы, которые заполнялись грязью во время дождя. Местные жители так и не смогли внятно и логично объяснить, отчего вдруг опустели каналы: одни винили землетрясения, другие – засухи. Факты, однако, говорили сами за себя: за сто лет, минувших с той поры, как ушла вода из каналов, никто не нашел способа, позволившего снова наполнить их без лишних затрат. Опустевшие русла превратились в улицы.

Та, по которой шел сейчас Призрак, была достаточно широкой, чтобы когда-то по ней могли проходить даже крупные баржи. По обеим сторонам возвышались десятифутовые стены – над ними громоздились дома, выстроенные вдоль берегов канала. Наверх вели многочисленные лестницы – иногда каменные и с перилами. Впрочем, набережными мало кто пользовался: нижние улицы, как их называли горожане, давно стали делом привычным.

Ощутив запах дыма, Призрак поднял голову и увидел в ряду домов просвет. Похоже, недавно здесь сожгли до основания одно из зданий. Впрочем, обоняние Призрака, как и остальные чувства, возросло стократно, и он мог почувствовать запах, оставшийся со времени пожаров, случившихся сразу после смерти Страффа Венчера. И все-таки этот запах казался слишком сильным. Слишком свежим.

Призрак ускорил шаг. Урто умирал медленно, потихоньку разлагаясь, и в значительной степени это происходило из-за его правителя, Гражданина. Давным-давно, той ночью, когда умер Вседержитель и началось восстание Кельсера, Эленд произнес перед жителями Лютадели речь, в которой говорил об опасностях, связанных с бунтом. Предупредил, что если новая власть будет основана на ненависти и кровопролитии, она погубит саму себя из-за страха, зависти и хаоса.

Призрак находился в числе слушателей и хорошо помнил его слова. А вот теперь убедился, что Эленд говорил правду. Скаа в Урто свергли своих знатных правителей, и в каком-то смысле Призрак ими гордился. Чувствовал растущую симпатию к этому городу и его жителям, которые самозабвенно старались выполнять заветы Выжившего. Но их бунт не закончился изгнанием аристократов. Как и предсказывал Эленд, город превратился в обитель страха и смерти.

И проблема теперь заключалась не в том, чтобы выяснить, отчего так случилось, но в том, как можно это теперь остановить.

Пока что от Призрака ничего подобного не требовалось – предстояло всего лишь собирать сведения. Несколько недель он потратил на изучение города и уже достаточно хорошо ориентировался среди нижних улиц, на которых так легко было потерять след. Поначалу молодой человек старался не спускаться на дно, предпочитая маленькие переулки верхнего города. К несчастью, канавы охватывали весь город, и приходилось тратить слишком много времени, спускаясь и поднимаясь. В конце концов пришлось признать, что более подходящего способа для передвижения по Урто, чем бывшие каналы, не существует.

Если ты не рожденный туманом, конечно. Увы, но Призрак не мог прыгать с крыши на крышу при помощи алломантической силы. Его уделом были канавы. И он старался извлечь из этого все, что можно.

Выбрав одну из деревянных лестниц, Призрак стал быстро взбираться вверх. Даже сквозь перчатки пальцы ощущали каждую трещину на перекладинах. Лесенка уперлась в переулок, по сторонам которого возвышались дома, перпендикулярно ему шла улочка вдоль берега канала. Именно на ней и находилось здание, бывшее целью Призрака, однако он не торопился, ожидая известных лишь ему знаков. Вскоре в одном из близлежащих домов послышалось шуршание, а в другом – отчетливые шаги. За улицей явно наблюдали.

Правда, сами того не подозревая, часовые оставили без присмотра малоприметный вход в здание, в котором располагались их наблюдательные посты. Призрак прокрался к дому справа. Ноги его чувствовали каждый камешек мостовой, а уши могли расслышать, как учащается дыхание человека, заметившего что-то необычное. Обойдя дом и скрывшись от наблюдавших глаз, молодой человек вошел в другой переулок, заканчивавшийся тупиком, и приложил ладонь к стене.

Внутри ощущалась вибрация – в комнате кто-то был. Призрак двинулся дальше. Следующая отпугнула его шепчущимися голосами. Зато в третьей оказалось совершенно тихо: никаких вибраций, никаких шепотов. Не слышалось даже приглушенного сердцебиения: иной раз, если вокруг было достаточно тихо, Призрак мог различить и такое. Глубоко вздохнув, он бесшумно вскрыл окно и проскользнул внутрь.

Это была спальня – как и предполагалось, пустая. Закрыв ставни и слыша лишь биение собственного сердца, Призрак направился к дверям. Несмотря на почти полную темноту, в комнате он ориентировался без проблем. Ему казалось, что вокруг всего лишь сумерки.

За дверью находился уже знакомый коридор. Призрак легко прошмыгнул мимо двух помещений, где располагались наблюдавшие за улицей люди. Подобные вылазки щекотали нервы. Он находился в одной из казарм Гражданина – в нескольких шагах от большого отряда вооруженных солдат, которым явно стоило бы проявить больше усердия, охраняя собственное логово.

Прокравшись вверх по лестнице, Призрак очутился у двери в маленькую, редко используемую комнату на третьем этаже. Проверив, нет ли внутри вибраций, вошел. Здесь все было завалено скатками и пыльными стопками униформ. Ощущая пальцами ног каждую половицу, которая могла стукнуть, скрипнуть или еще как-то выдать его присутствие, Призрак пробрался к окну, присел на подоконник. Он не сомневался, что снаружи никто не сумеет его как следует разглядеть.

Дом Гражданина располагался в нескольких ярдах напротив. Квеллион порицал хвастовство, поэтому для себя выбрал жилище поскромнее. По всей видимости, когда-то здесь жил небогатый аристократ, который мог себе позволить совсем маленький дворик. Со своего наблюдательного поста Призрак мог легко его рассмотреть. Само же здание просто светилось – свет рвался из каждого окна, из каждой трещины, – словно переполненное какой-то удивительной силой. Казалось, оно вот-вот взорвется.

Впрочем, Призраку из-за полыхавшего в нем олова таким представлялось теперь любое здание, в котором горел свет.

Забравшись с ногами на подоконник, молодой человек прислонился к оконной раме. Стекла, как и ставни, отсутствовали, и лишь следы от гвоздей указывали, где именно они были закреплены раньше. Не важно, когда и почему сняли ставни, – их отсутствие означало, что ночью в эту комнату вряд ли кто-то войдет. Теперь она принадлежала туману, а Призраку пришлось бы здорово постараться, чтобы его разглядеть.

Некоторое время ничего не происходило: в доме и вокруг него царили ночная тишина и спокойствие. А потом появилась она.

Призрак встрепенулся, устремил взгляд на молодую женщину, которая вышла из дома в сад. Светло-коричневое платье скаа она умудрялась носить с вызывающим изяществом. Ее волосы были чуть-чуть темнее платья, и Призраку нечасто доводилось видеть людей с такими, как у нее, золотисто-каштановыми волосами. По крайней мере, немногим удавалось смывать с волос пепел и сажу.

Все в городе знали о Бельдре, сестре Гражданина, хотя мало кто ее видел. Говорили, будто она красива, – и это оказалось правдой. Однако никто ни разу не упомянул о том, какая она печальная. Из-за ярко горящего олова Призрак чувствовал себя так, словно стоял совсем рядом. Он видел, как в больших и грустных глазах девушки отражается свет, испускаемый домом напротив.

Во дворе находилась скамейка, возле которой рос небольшой куст. Других растений в саду не осталось: их, видимо, вырвали, а черно-коричневую землю вспахали. Как слышал Призрак, Гражданин объявил декоративные сады развлечением для знати. По его словам, подобные места возникли только благодаря поту, пролитому рабами-скаа, и являлись еще одним способом, посредством которого аристократы поднимались к вершинам роскоши, одновременно опуская своих слуг в бездну нескончаемого труда.

Когда жители Урто забелили фрески и расколотили витражи, они также уничтожили и все декоративные сады.

Бельдре сидела на скамье, сложив на коленях руки и глядя на жалкий кустик. Призрак попытался убедить себя, что старается чаще проникать сюда и слушать вечерние совещания Гражданина вовсе не из-за его сестры. И почти преуспел: ведь эти шпионские вылазки приносили отличные плоды, а наблюдение за Бельдре являлось просто дополнением. Да она и не особенно его интересовала. Они ведь даже не были знакомы.

Внезапно Призраку очень захотелось с ней поговорить.

Но момент был неподходящий. Изгнание Бельдре в сад означало, что возглавляемое ее братом совещание вот-вот начнется. Он всегда держал сестру при себе, но, видимо, не хотел делиться с ней государственными секретами. К несчастью для Гражданина, окно комнаты, в которой проходило совещание, открывалось прямо перед наблюдательным постом Призрака. Обычный человек – даже ищейка или рожденный туманом – не смог бы услышать то, о чем говорили внутри. Только вот Призрака уже никоим образом нельзя было отнести к обычным людям.

«Я больше не буду бесполезным», – прислушиваясь, решительно подумал он.

– Ну хорошо, Олид. Какие новости?

Призрак сразу узнал Квеллиона, Гражданина Урто.

– Эленд Венчер завоевал еще один город, – откликнулся голос, принадлежавший Олиду, министру иностранных дел.

– Какой? – уточнил Квеллион. – Где он расположен?

– На юге. Он очень небольшой: там едва ли пять тысяч жителей.

– Бессмыслица какая-то, – вмешался третий голос. – Причем сразу же покинул город и забрал с собой всех жителей.

– Еще он как-то заполучил новое войско колоссов, – прибавил Олид.

«Отлично», – подумал Призрак.

Четвертое хранилище теперь принадлежало им. Лютадели хватит продовольствия на некоторое время. Оставалось еще два тайника: здесь, в Урто, и последний, где бы он ни находился.

– Тирану не нужны мотивы, чтобы как-то обосновать свои поступки, – резюмировал Квеллион.

Он был молод, но не глуп. Иногда Гражданин говорил так, как другие люди, которых знал Призрак. Мудрые люди. Разница заключалась в том, что Квеллион все доводил до крайности.

Или, быть может, в том, как он выбирал время?

– Тиран завоевывает новые земли просто ради того, чтобы владеть ими, – продолжал Квеллион. – Венчеру мало того, что он уже имеет, и всегда будет мало. И он не остановится, пока не доберется до нас.

В комнате стало тихо.

– Стало известно, что он намеревается отправить в Урто посла, – сообщил третий голос. – Кого-то из отряда самого Выжившего.

Призрак навострил уши.

Квеллион фыркнул:

– Кто-то из лжецов идет сюда?

– Чтобы предложить нам сделку, если верить молве.

– И что? – спросил Квеллион. – Зачем ты упомянул об этом, Олид? Считаешь, мы должны заключить договор с тираном?

– Мы не можем с ним сражаться, Квеллион, – заметил министр.

– Выживший не мог сражаться с Вседержителем, – парировал Квеллион. – Но все равно сразился. Он умер, но одержал победу и наделил скаа храбростью, чтобы они восстали и свергли знать.

– А потом этот ублюдок Венчер стал главным, – опять вступил в разговор третий голос.

Снова тишина.

– Мы не можем сдаться Венчеру, – прервал ее Квеллион. – Я не передам этот город аристократу после того, что для нас сделал Выживший. Во всей Последней империи только Урто стал тем, чего хотел Кельсер, – государством, управляемым скаа. Только мы сожгли дома знати. Только мы очистили свой город от них и всего, что с ними связано. Только мы сделали, как он хотел. Выживший все видит.

Призрак невольно вздрогнул. Было странно слышать, как незнакомые ему люди говорят о Кельсере подобным тоном. Призрак находился рядом с Кельсером, учился у Кельсера. Да какое право они имели говорить так, будто знали человека, который стал их Выжившим?

Разговор перешел на более занудные темы. Обсуждались новые законы, которые запретили бы некоторые фасоны одежды, ранее использовавшиеся аристократами. Потом было решено выделить еще некоторую сумму денег комитету по установлению родства. Предстояло вычистить всех горожан, которые состояли в родстве со знатью. Призрак слушал и запоминал, чтобы потом передать своим, однако с трудом сдерживался, чтобы то и дело не поглядывать на молодую женщину в саду.

«Почему она так грустна?» – спрашивал он себя.

Часть молодого человека рвалась совершить дерзкий поступок, какой наверняка совершил бы Выживший: спрыгнуть вниз и спросить у этой одинокой гордой девушки, отчего она с печалью смотрит на какой-то куст. Призрак уже было поднялся, но вовремя одумался.

Он, быть может, особенный, и силы у него имеются, однако вовсе не рожденный туманом, о чем пришлось снова самому себе напомнить. Его жребий – подкрадываться в тишине.

Поэтому Призрак не двинулся с места. Хватит и того, что он мог смотреть на нее и каким-то образом понимать – несмотря на расстояние, несмотря на то что невидим, – что именно она сейчас чувствует.

* * *

Пепел.

Не думаю, что люди понимали, насколько им на самом деле повезло. На протяжении тысячи лет до падения империи они спихивали пепел в реки, выметали его из городов и забывали о нем. Они и не догадывались, что без созданных Рашеком микробов и растений, способных перерабатывать частицы пепла, земля вскоре оказалась бы погребена под ним.

Впрочем, в конечном счете так все и вышло.

15

Туман горел. Он полыхал, подсвеченный красным солнцем, и казался огнем, который поглотил ее.

Дневной туман был неестественным. Но даже ночью он больше не был близок Вин. Когда-то он укрывал и защищал. Теперь становился все более чуждым. Когда она применяла алломантию, туман как будто слегка отталкивался, словно дикий зверь, испуганный ярким светом.

Солнце взошло много часов назад, но лагерь выглядел пустынным. Эленд по-прежнему защищал свое войско, приказывая солдатам оставаться в палатках до тех пор, пока не рассеется туман. Хэм твердил, что подвергать их опасности не следует, но чутье Вин подсказывало, что Эленд исполнит свой план и выведет армию в туман. Им требовались неуязвимые солдаты.

«Почему? – думала Вин, глядя на подсвеченный солнцем туман. – Почему все изменилось? Что произошло?»

Туман танцевал вокруг нее, рисуя обычный причудливый узор из текущих потоков и вихрей. Вин показалось, что он двигался быстрей. Дрожал. Трепетал.

Солнце стало пригревать, и туман наконец-то сдался – исчез, испарился, как вода на сковороде. Тепло солнечного света волной накатило на Вин, и она повернулась, следя за уходящим туманом. И будто услышала чей-то затихающий предсмертный вопль.

«Это неестественно…»

Часовые оповестили всех, что воздух чист. Лагерь тотчас же охватила суета: люди выходили из палаток, с поспешностью принимались за утренние дела. Вин стояла посреди дороги на въезде в лагерь – справа от нее текли спокойные воды канала. Все казалось таким реальным теперь, когда больше не было тумана.

Она спрашивала Сэйзеда и Эленда, что они думают о тумане: считают ли его явлением природы или… чем-то еще. Оба, оправдав свою репутацию мыслителей, привели аргументы, которые подтверждали и первую, и вторую версии. Сэйзед, по крайней мере, пришел к окончательному выводу: он посчитал, что туман представляет собой природное явление.

«Даже то, как туман душит некоторых людей, а других не трогает, можно объяснить, леди Вин, – сказал он. – В конце концов, укусы насекомых убивают одних, а другим доставляют лишь незначительные неудобства».

Вин не интересовали теории и ученые споры. Бо́льшую часть жизни она думала, что туман – это просто такая погода. Рин и другие воры смеялись над историями, в которых он представал чем-то сверхъестественным. И только став алломантом, начала по-другому относиться к туману. Вин его чувствовала, и это чувство лишь усилилось после того, как она коснулась силы в Источнике Вознесения.

Туман исчезал слишком быстро. Сгорая на свету, словно… убегал от опасности. В нем было что-то от человека, который устал сражаться и наконец-то сдался, сбежал. Кроме того, туман не проникал в помещение. Защитить от него могла простая палатка. Он словно понимал, что являлся незваным гостем для людей.

Вин снова посмотрела на солнце – янтарно-алое за темной дымкой облаков. Как бы она хотела увидеть сейчас Тен-Суна, поговорить с ним о своих тревогах. Вин скучала по кандре сильней, чем могла бы предположить. Его незатейливая прямота была под стать ее собственной. И Вин по-прежнему не знала, что с ним произошло после возвращения к своему народу; она пыталась отыскать другого кандру, чтобы тот доставил послание Тен-Суну, но эти создания теперь встречались весьма нечасто.

Вздохнув, Вин неторопливо направилась обратно в лагерь.

Войско готовилось к отбытию с впечатляющей скоростью. Солдаты приводили в порядок оружие и доспехи, повара готовили припасы. Вин успела пройти совсем немного, а походные костры уже разгорелись, палатки начали разбирать. Вот-вот, и все будут готовы отправиться в путь.

Когда Вин проходила мимо, одни ее приветствовали, другие ограничивались почтительным кивком. Но были и такие, кто с неуверенностью отводил взгляд. Она их не винила. Вин и сама с трудом понимала, какое место занимает в войске. Будучи супругой Эленда, она официально являлась императрицей, хоть и не носила королевских одеяний. Многие считали ее религиозной фигурой, Наследницей Выжившего. Этот титул ей тоже не нравился.

Эленда и Хэма Вин обнаружила возле императорского шатра, который только начали разбирать. Несмотря на то что стояли они на открытом месте и вели себя совершенно непринужденно, Вин тотчас же заметила, что оба держались в стороне от рабочих, словно не хотели, чтобы их услышали. Еще на подходе она зажгла олово, чтобы узнать, о чем они говорили.

– Хэм, ты же знаешь, что я прав. Это не может так продолжаться. Чем дальше мы проникаем в Западный доминион, тем меньше дневного времени остается в нашем распоряжении.

Громила покачал головой:

– Ты что же, будешь стоять и смотреть, как умирают твои солдаты, Эл?

Лицо Эленда посуровело:

– Мы больше не можем каждое утро ждать, пока рассеется туман.

– Даже если так мы спасаем жизни людей?

– Как раз промедление и губит эти жизни, – возразил Эленд. – Каждый час, который мы проводим здесь, приближает туман к Центральному доминиону. Мы планируем осаду, Хэм, а для нее требуется время – и это означает, что до Фадрекса надо добраться как можно скорее.

В поисках поддержки громила посмотрел на подошедшую Вин – та покачала головой:

– Извини, Хэм, но Эленд прав. Мы не можем себе позволить, чтобы наша армия зависела от капризов тумана. Мы подставляемся: если кто-то атакует нас рано утром, нашим людям придется или защищаться, сражаясь одновременно и с туманом, или прятаться в палатках и ждать.

Хэм нахмурился, потом извинился и ушел помогать отряду солдат паковать вещи. Глядя вслед громиле, который топал прочь по свежевыпавшему пеплу, Вин приблизилась к Эленду:

– Кельсер в нем ошибся.

– В ком? – не понял Эленд. – В Хэме?

– Да. Когда все закончилось… когда умер Кельсер, мы нашли письмо. В нем он пояснял, что выбирал членов своей шайки таким образом, чтобы они заняли места в новом правительстве. Бриз должен был стать послом, Доксон – бюрократом, а Хэм – генералом. Первые двое и впрямь подходили на эти роли, но вот Хэм…

– Он все принимает слишком близко к сердцу. Он должен обязательно познакомиться с каждым человеком из своего отряда, иначе ему не по себе. А когда знакомишься с каждым, каждый становится дорог.

Вин машинально кивнула, наблюдая за тем, как Хэм смеется, помогая солдатам.

– Ты только посмотри, какими черствыми мы оба стали, – заметил Эленд. – Распоряжаемся жизнями тех, кто последовал за нами. Может, лучше быть привязчивыми, как Хэм. Может, я бы тогда не отправлял так легко людей на смерть.

Обеспокоенная горечью, прозвучавшей в его голосе, Вин перевела глаза на Эленда. Он улыбнулся, пытаясь все скрыть, потом отвел взгляд:

– Сделай что-нибудь со своим колоссом. Он бродит по лагерю и всюду сует нос. Люди пугаются.

Едва подумав об этом существе, Вин сразу почувствовала, где оно – на краю лагеря. Человек все время находился у нее под контролем, но, чтобы управлять им по-настоящему, надо было сосредоточиться. Все оставшееся время колосс выполнял лишь общие команды: не уходить далеко, никого не убивать.

– Я должен проверить, готовы ли баржи к отплытию, – спохватился Эленд.

И, убедившись, что Вин не проявила желания пойти с ним, быстро поцеловал ее и удалился.

Вин продолжила свой путь через лагерь. Большинство палаток уже были разобраны и сложены; солдаты быстро расправлялись с завтраком. Человека она обнаружила за пределами лагеря: заметаемый пеплом, он сидел без движения и наблюдал за действиями людей своими красными глазками; с правой стороны лица – от глаза до угла рта – свисал лоскут содранной кожи.

– Человек, – скрестив руки на груди, позвала Вин.

Тот поднялся – с одиннадцатифутового, покрытого буграми мышц синего тела посыпался пепел. Даже убив множество подобных ему тварей, даже зная, что полностью его контролирует, Вин на мгновение ощутила страх перед этим громадным чудищем с туго натянутой, покрытой кровоточащими дырами кожей.

– Зачем ты пришел в лагерь? – спросила она, отгоняя панику.

– Я человек, – проговорил он медленно и внятно.

– Ты колосс, – возразила Вин. – И ты это знаешь.

– Мне нужен дом. Такой же, как те.

– Это не дома, а палатки. Ты не можешь просто так приходить в лагерь. Тебе надо быть вместе с другими колоссами.

Человек повернулся к югу, где располагалось войско колоссов, отделенное от войска людей. Все твари оставались под контролем Эленда. Их было двадцать тысяч, учитывая те десять, что ждали императора вместе с основными силами армии. Было логичным оставить их Эленду, поскольку с точки зрения алломантии он по возможностям намного превосходил Вин.

– Почему? – Человек снова посмотрел на Вин.

– Почему ты должен быть вместе с себе подобными? – переспросила она. – Потому что ты пугаешь людей в лагере.

– Тогда пусть они нападут на меня.

– Вот потому-то ты и не человек, – усмехнулась Вин. – Мы не нападаем на людей просто потому, что они нас пугают.

– Нет. Вы приказываете, чтобы нападали мы.

Вин так и застыла, склонив голову набок. Человек, однако, просто отвернулся и уставился опять на лагерь людей. Его лицо с маленькими красными глазками было почти непроницаемым, но Вин вдруг показалось, что она чувствует его… тоску.

– Ты одна из нас, – вдруг сказал Человек.

– Я?

– Ты как мы. Не как они.

– Почему ты так говоришь?

Человек перевел на нее взгляд:

– Туман.

Почему-то Вин ощутила мгновенный озноб:

– Что ты имеешь в виду?

Колосс не ответил.

– Человек, – окликнула Вин, пытаясь зайти с другой стороны, – что ты думаешь о тумане?

– Он приходит по ночам.

– Да, но что ты о нем думаешь? Твой народ боится тумана? Туман убивает твоих братьев?

– Мечи убивают, – возразил Человек. – Дождь не убивает. Пепел не убивает. Туман не убивает.

«Логично, – подумала Вин. – Год назад я тоже так считала».

Она уже почти решилась прекратить расспросы, но…

– Я его ненавижу, – сказал вдруг Человек.

Вин замерла.

– Я ненавижу его, потому что он ненавидит меня. – Человек посмотрел на нее. – Ты это чувствуешь.

– Да, – неожиданно для себя подтвердила Вин. – Я чувствую.

Человек продолжал смотреть на нее в упор; по его синей щеке из раны возле глаза бежала, смешиваясь с хлопьями пепла, струйка крови. В конце концов он кивнул, словно отдавая должное честному ответу.

Вин задрожала.

«Туман неживой, – думала она. – Он не может ненавидеть. Мне все это кажется».

Но… несколько лет назад она воспользовалась силой тумана. Во время битвы с Вседержителем каким-то образом сумела подчинить туман своей воле. Казалось, что именно он помог применить алломантию, не имея металлов. Только так она и сумела победить Вседержителя.

Это случилось давно, и с тех пор Вин ни разу не удалось сделать то же самое. Пробовала снова и снова и после многократных неудач уже начала думать, что, наверное, ошиблась. Без сомнения, в последнее время туман стал недружелюбным. Она пыталась убедить себя в том, что это лишь естественный ход событий, но знала, что все не так. И как же быть с туманным духом – существом, которое пыталось убить Эленда, а потом спасло, указав способ превратить его в алломанта? Дух был настоящим, в этом Вин не сомневалась, хоть за последний год он ни разу перед ней не появился.

Туман клубился вокруг, словно не решаясь приближаться. Он не проникал в дома; он убивал. Все указывало на то, что Человек был прав. Туман – Бездна – был полон ненависти к ней. И, в конце концов Вин призналась самой себе в том, что так долго отвергала.