Текст книги "Преследование"
Автор книги: Бренда Джойс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Или это так лишь казалось?
Саймон сидел на чистокровном темно-гнедом гунтере, которого недавно купил через агента. Эта кобыла отличалась превосходными качествами на охоте и бесстрашно прыгала через изгороди и широкие каменные стены. Саймон слышал, что она брала высокие препятствия без малейших колебаний. Он уже предвкушал их первый выезд на охоту.
Сейчас, однако, Саймон держал узду свободно, позволяя лошади медленно прогуливаться по дорожке для верховой езды.
В парке сегодня было весьма многолюдно. На дорожке то и дело встречались другие джентльмены верхом, и в поле зрения попадало как минимум полдюжины открытых карет с аристократками, одетыми в роскошные наряды для дневных прогулок. Гуляли леди с зонтиками от солнца. Рядом резвились спаниели. Один джентльмен прогуливал мастифа. Все вокруг узнавали Гренвилла и приветствовали его. Он отвечал на любезности кратким поклоном или сдержанным «здравствуйте».
Саймон не хотел вести себя грубо, но его настроение едва ли можно было назвать радостным. Новый коллега Журдана так и не вышел на связь.
Гренвилл ушел из дому, изменив внешность, в пятом часу утра, чтобы встретиться с якобинцем. Но никто не ждал его у будки уличного сапожника на Дарби-Лейн.
Эта неудача могла означать только одно: его связной или попал в тюрьму, или был убит.
И любой из этих вариантов таил в себе угрозу для него самого. Если агенты Питта раскрыли людей Ляфлера, они могли в конечном счете разоблачить и его маскарад.
Но ситуация осложнилась еще больше. Амелия едва не застигла его, возвращавшегося домой.
Сердце Саймона екнуло. Нельзя допускать подобные ошибки снова. В следующий раз, когда он выйдет на улицу под маской своего французского кузена, обязательно нужно будет переодеться, прежде чем окажется в поле зрения обитателей собственного дома. В прошлый раз он еле успел избавиться от белого парика и синего сюртука в тот самый момент, как вошел в бальный зал. Саймон спрятал свой костюм за диванчиком. После того как Амелия вернулась к своим обязанностям по дому, он извлек парик и сюртук и сжег их.
Он так не хотел обманывать Амелию…
Но она ни за что не должна была узнать правду.
Саймон не мог рассказать ей о том, что его отправили во Францию шпионить для Питта и его соратников, а также и о том, что ему удалось успешно внедриться в круги, близкие к революционному правительству в Париже. Он не мог поведать Амелии о том, что совершил ужасную ошибку. Не мог признаться ей ни в том, что играет на обе стороны, ни в том, что даже не представляет, чем закончится эта опасная игра. Он никогда не сказал бы Амелии, что предает свою собственную страну – даже притом, что иного выхода у него не было: он делал это, чтобы защитить своих сыновей.
Амелия никогда бы не поняла, как он мог предложить свои таланты и услуги якобинцам. Она сочла бы его трусом – и совершенно справедливо.
Боже праведный, в конечном итоге она стала бы презирать его!
Сердце Гренвилла неистово заколотилось. Она по-прежнему восхищалась им. Но если она когда-либо узнает правду, обязательно потеряет свою веру в него.
Странно, но ему так нужна была ее вера!
Мало этого, если Амелия узнает правду, ее жизнь окажется в опасности. Саймон отчаянно надеялся, что не подверг ее риску, привезя с собой в Лондон. Ведь она была лишь экономкой. Никто никогда не догадался бы, что их связывало прошлое, что когда-то они чуть не стали любовниками, что они были друзьями… Никто не смог бы понять, что он нуждался в ее дружбе. Никто ни за что на свете не узнал бы, что она занимала особое, чрезвычайно важное место в его жизни.
Правда, он назвал ее Амелией этим утром в присутствии молодого слуги. И как его угораздило допустить эту ужасную оговорку!
Слуги вечно сплетничали о хозяевах. Поэтому ему стоило вести себя значительно осторожнее.
И тут Саймон вспомнил о простом завтраке, который подала Амелия, сервировав стол так, будто это был правительственный обед. Она приложила много усилий, а потом была так рада усадить его и мальчиков за стол!
В одиннадцать часов она настояла на том, чтобы подать им умело приготовленные яичницу, сосиски, ветчину и несметное количество гарниров. Когда она все успела? Саймону оставалось лишь теряться в догадках. Но когда он вопросительно взглянул на нее, задаваясь вопросом, не ослушалась ли она его и не сама ли приготовила еду. Амелия лишь мило улыбнулась и принялась все отрицать.
А потом Саймон сделал еще один промах. Он спросил Амелию, не желает ли она сесть с ними за стол. Он совершенно не подумал о том, как может выглядеть это приглашение со стороны – обычно аристократы не приглашали экономок отобедать с ними, – и Амелия поспешила отказаться.
Хотя это было бы так естественно для нее – присоединиться к ним за столом. Ее роль экономки – вот что представлялось ей совершенно противоестественным. Что ж, теперь Саймону предстояло и в своем собственном доме вести себя так же осторожно, как и вне его. Гренвиллу стоило рассматривать Амелию как часть опасной игры, в которую он впутался, – а все для того, чтобы не подвергать ее жизнь угрозе.
Сидя за столом, Саймон никак не мог заставить себя переключить внимание на сыновей или содержимое тарелки. Вместо этого он продолжал наблюдать за Амелией, суетившейся вокруг стола.
Саймон поймал себя на том, что, несмотря на тяжелое бремя разом навалившихся проблем, улыбается – и в это самое мгновение словно кто-то снял часть непосильного груза с его плеч. Его сыновья нуждались в Амелии. Значит, он сделал правильный выбор.
– Сегодня вы в хорошем расположении духа, как я посмотрю.
Саймон вздрогнул, услышав немного удивленный голос Себастьяна Уорлока. Поглощенный мыслями, Гренвилл и не заметил, как к нему приблизится куратор разведгруппы верхом на вороном мерине.
– Здравствуйте, Уорлок. Вы обманулись. Я никогда не бываю в хорошем расположении духа. Разве вы не слышали?
Уорлок насмешливо скривит рот. Глава шпионской сети был высоким молчаливым человеком, с явным пренебрежением относившимся к моде. Он был одет, по обыкновению, в черный бархатный сюртук, темные бриджи и сапоги для верховой езды. Темные волосы Уорлока были стянуты назад, на голове сидела двууголка. Себастьяна отличала мрачная красота, и проходившие мимо леди оглядывались на него, одаривая томными взглядами.
– Убежден, я видел, что вы улыбались. Только не подумайте, что я осуждаю вас. Свежий воздух должен бодрить – особенно после Парижа.
Это что, острота, попытка поддеть? – подумал Саймон. Так Уорлок намекал на его арест? У Саймона не было ни малейшего желания упоминать об этом; если руководитель шпионской сети не знал о его тюремном заключении, это было только к лучшему. Конечно, Уорлоку было бы весьма непросто обнаружить степень двуличия его агента. С другой стороны, куратор шпионской сети, казалось, знал абсолютно все.
– Я наслаждаюсь прогулкой на своей новой лошади и просто восхитительным весенним днем.
– Давайте привяжем лошадей, – бросил Уорлок, и это было не предложение. Он остановился и спешился.
Саймон последовал его примеру. Они провели лошадей по дорожке вперед, по направлению к дубовой роще, где и привязали их к ветвям.
– Я скучал по городу, – сказал Саймон, просто чтобы поддержать светский разговор.
– Могу представить, как вы скучали. Очень сожалею о вашей потере, Гренвилл.
Саймон безразлично пожал плечами:
– Она была слишком молода, чтобы умереть.
– Всегда кажется, что люди слишком молоды, чтобы умирать.
– Да, так и есть. – Саймон знал, что они оба думали о невинных жертвах войны и революции. К горлу подступила тошнота.
– Не думаю, что режим террора может существовать вечно.
Уорлок медленно пошел к пруду. Себастьян направился следом.
– Тиранов всегда ждет падение.
– Внутри комитета и внутри коммуны существуют разногласия, – заметил Саймон, имея в виду Комитет общественного спасения Робеспьера и парижское городское правительство. – Но никто не защищен от подозрений. Каждый боится стука в дверь посреди ночи.
Подумать только, как спокойно звучал его голос!
– Вы тоже боялись?
Саймон напрягся всем телом.
– Я был бы дураком, если бы не боялся разоблачения.
Уорлок остановился, так же как Саймон. Волосы на голове Гренвилла зашевелились, когда Уорлок тихо спросил:
– Что у вас есть для меня, Гренвилл?
«Он знает», – холодея от ужаса, подумал Саймон. Уорлок знает, что его агент находился в тюрьме. Начальник шпионской сети был человеком выдающегося ума. Если он еще не выяснил, как именно Саймон выбрался из заключения, а потом и из Франции, то скоро, несомненно, это поймет.
Саймон знал, что сейчас не время рисковать. Оставался небольшой шанс на то, что Уорлок ничего не знал о его тюремном заключении, но инстинкты подсказывали Гренвиллу, что это не тот случай. А поэтому ему стоит раскрыть часть правды…
– Я и не ожидал, что когда-либо вернусь домой, – осторожно произнес Саймон.
– И я не ожидал когда-либо снова вас увидеть, – пристально взглянул на него Уорлок.
– Выходит, вы знали, что меня взяли под стражу? – Саймон изо всех сил пытался забыть ту темную сырую тюремную камеру, что было нелегкой задачей, ведь она снилась ему каждую ночь.
– Это моя работа – знать о подобных вещах. Вы – один из моих людей. Двадцать четвертого декабря мне сказали, что вы попали в тюрьму четырьмя днями ранее. Я был в ужасе.
Ну разумеется, он тревожился.
– С того самого момента, как я вернулся во Францию, с конца ноября, я был уверен, что за мной следят, – кратко пояснил Саймон.
– Но им все равно удалось посадить вас в тюрьму.
– Да. Они схватили меня, когда я меньше всего этого ожидал.
– Как вы избежали гильотины? – спросил Уорлок таким ровным тоном, словно они обсуждали скачки.
– Я использовал родство Журдана и Сент-Джаста в своих интересах. Я заверил «бешеных», что я, Журдан, буду желанным гостем в доме своего кузена в Лондоне. Я сказал им, что Сент-Джаст примет меня в своем доме с распростертыми объятиями. В этом случае Журдан получит возможность вращаться в высших кругах лондонских тори, не вызывая подозрений. Я пообещал «бешеным», что обеспечу их бесценной информацией.
Саймон покрылся липким потом. Он только что сказал Уорлоку почти все – за исключением того, что он совершенно не представлял себе, на какой стороне в итоге окажется.
Уорлок сохранял спокойствие.
– Это было умно, Саймон, чертовски умно.
– Любой проявит выдающиеся умственные способности, когда вот-вот лишится головы.
– И вы обеспечите их бесценной информацией? – невозмутимо поинтересовался Уорлок.
– Разумеется, да! – резко бросил Саймон. – В противном случае они выследят меня, Уорлок, и убьют. И что еще хуже, они могут понять, кто я на самом деле, и отомстить моим сыновьям.
Уорлока совершенно не задела эта вспышка эмоций.
– Но вы, естественно, предоставите ему только ту информацию, которую я одобрю.
– Конечно, – солгал Саймон. – Я могу быть кем угодно, но я – патриот.
– Да, вы – патриот, – медленно, словно о чем-то размышляя, произнес Уорлок. – Вы уже создали видимость присутствия Журдана здесь, в Лондоне?
– Журдан снял комнату в «Лондон Армс», и я уверен, что хозяин гостиницы видел, как я несколько раз появлялся и уезжал.
– Замечательно, – улыбнулся Уорлок. – А как вы должны выйти на связь с людьми Журдана?
Саймону совсем не хотелось делиться подобной информацией с Уорлоком, поэтому он солгал.
– Я еще не получил инструкции на сей счет. Они знают, что я остановился в «Армс», и они умны и осторожны.
– В таком случае держите меня в курсе. А вы знаете, что нужны мне там, в Париже, причем как можно быстрее?
Саймону стало дурно.
– Я так и предполагал.
– Мы должны использовать распри внутри комитета, – не допускающим возражений тоном сказал Уорлок. – Как вам наверняка известно, там предпринимаются попытки организовать оппозицию Робеспьеру.
– Там у вас есть другие агенты.
– Да, есть, но никого – внутри комитета. Разве вас не представили им как Журдана?
Саймон замер на месте. Уорлок знал, что Ляфлер представил его Робеспьеру и его комитету. Интересно, что еще известно Уорлоку?
– Вам ведь не трудно будет лично переговорить с Робеспьером? Вы, Гренвилл, для меня просто бесценны.
Саймон облизнул пересохшие губы.
– Разумеется, я исполню свой долг, Уорлок. Но Элизабет только что умерла. Сейчас я нужен своим сыновьям.
– Я не имел в виду, что вам нужно непременно вернуться туда завтра же. Кроме того, перед отъездом во Францию вы должны подтвердить преданность Журдана «бешеным».
Теперь Саймон буквально обливался потом. Выходит, у него будет краткая передышка, если, конечно, можно назвать передышкой игру на обе враждующие стороны.
– Они будут ждать информацию в самое ближайшее время – перед вторжением союзников во Фландрию.
– И мы предоставим им интересные новости, этакий лакомый кусочек, чтобы осчастливить их.
Глаза Уорлока заблестели. А он очень доволен собой, подумал Саймон во внезапном приступе ярости. Теперь у него не осталось ни малейших сомнений: Уорлок безжалостно использует его, чтобы доиграть до конца все свои шпионские игры. А еще Гренвилл понял, что, если не будет действовать чрезвычайно осторожно, Уорлок рано или поздно осознает степень его «преданности».
– У меня – дети, – напрямик, резким тоном бросил Саймон. – Я должен подтвердить свою преданность, Уорлок, по своим собственным причинам. Я должен предоставить якобинцам что-то соответствующее действительности, но не в ущерб нашим военным действиям.
– Я знаю. И мы дадим им нечто ценное, но взамен получим кое-что и от них тоже. – На губах Уорлока застыла улыбка. – Теперь вы находитесь в весьма выгодном положении, Гренвилл. Вы оказались между двух огней. Таким образом, у вас есть возможность влиять на обе стороны. Это почти идеальная ситуация – я едва ли мог разработать столь блестящий сценарий, даже если бы хотел!
Саймон знал, что Уорлок нисколько не кривит душой: шеф шпионской сети был в восторге от того, что Гренвилл оказался в таком сложном положении.
– Я готов играть в ваши игры – до тех пор, пока мои сыновья остаются в безопасности.
– Я это понимаю, – отозвался Уорлок. – Позвольте мне обрисовать несколько вариантов для нас. Прежде чем мы вторгнемся во Фландрию, вы преподнесете нашим французским друзьям лакомый кусочек информации. И к моменту вашего возвращения во Францию Журдан будет героем революции.
Саймон не мог даже пошевельнуться. Сильное напряжение сковало тело, буквально парализовав его. Уорлок похлопал его по плечу и направился к своей лошади. Саймон застыл на месте, глядя ему вслед.
Уорлок был необычайно умен, но их интересы не совпадали. Саймон ставил во главу угла жизни своих детей. Для Уорлока приоритетом всегда была Великобритания. В итоге Саймону ничего не оставалось, как обманывать руководителя шпионской сети – ради своих детей.
Уорлок вскочил в седло. Потом дружески отсалютовал Саймону и легким галопом понесся прочь. Удрученный всеми этими играми, Саймон подошел к своей лошади и принялся развязывать узды.
Если Уорлок настоит на своем, подумал он, ему придется вернуться во Францию в течение следующих шести месяцев. Он хотел бы помочь падению Республики, но за это ему наверняка пришлось бы поплатиться жизнью. Его обязательно разоблачили бы. Внезапно Саймон понял это с такой же ясностью, как знал то, что солнце скоро сядет, а луна – взойдет.
Но если его сыновья будут в безопасности, будет ли остальное настолько важным? Сможет ли он защитить их? Ведь их безопасность – единственное, что по-настоящему имеет значение.
Но если он не вернется, у мальчиков будет Амелия, которая обязательно присмотрит за ними.
Даже в этом ужасном мире нашлось для него нечто вроде маленького утешения.
Глава 8
– Мисс Грейстоун? Приехала ваша матушка. Она в вестибюле с миссис Мердок. Как я понимаю, подготовка к ужину идет полным ходом?
Амелия хлопотала на кухне в компании Джейн, ее тети Мэгги и Гарольда. Рукава Амелии были закатаны, на ней был надет все тот же передник, который она носила весь день. В этот самый момент Амелия как раз заглядывала в духовку, чтобы проверить состояние четырех запекающихся цесарок. Но при звуке голоса Ллойда сердце Амелии неистово подпрыгнуло, и она обернулась.
Амелия поймала себя на том, что невольно расплывается в широкой улыбке. Люсиль дома! Как же она скучала по малышке…
И разумеется, Амелия всегда была счастлива видеть маму.
Она стала снимать передник.
– Ужин будет подан через час, Ллойд. Надеюсь, путешествие было приятным?
Слуга прошел в глубь кухни.
– Очень приятным, – ответил он, приветствуя тетю Джейн.
Амелия собиралась лишь проконтролировать приготовление ужина для Гренвилла и мальчиков, но, сказать по правде, готовить она любила так же, как всегда с большим удовольствием заботилась о своей семье – вот и сейчас заботы о семье Гренвилла доставляли ей истинное наслаждение. Амелия знала, что не должна вмешиваться, но не удержалась и сказала Мэгги:
– Если вы смешаете соль, перец и тимьян с панировочными сухарями, фасолевая кассероль станет особенно вкусной.
Взглянув на нее, Мэгги ответила:
– Прекрасная идея, мисс Грейстоун.
Обрадовавшись тому, что Мэгги не стала с ней спорить, Амелия добавила:
– И возможно, нам стоит вынуть цесарок из духовки и дать им некоторое время остыть.
Она не хотела передерживать птицу в духовке. Амелия уже успела объяснить Мэгги, как сделать соус из коньяка и малины, подаваемый к дичи дополнительно.
Мэгги улыбнулась Амелии и приказала Гарольду вынуть цесарок.
– Я скоро вернусь, – на ходу бросила Амелия, не в силах унять бешено колотящееся сердце. Этого момента она с нетерпением ждала весь день. Она так сильно скучала по Люсиль, словно та была ее собственной дочерью…
Миссис Грейстоун с Гарреттом и миссис Мердок стояли в вестибюле, мамины глаза изумленно округлились при виде окружающей роскоши. Миссис Мердок держала на руках Люсиль. Уильям и Джон спустились вниз, чтобы поприветствовать их. Джон сгорал от нетерпения поделиться новостями с синьором Барелли, рассказать ему о предпринятой днем прогулке по Пикадилли, в то время как Уильям внимательно смотрел на свою сестру.
– Она улыбается мне? – спросил мальчик.
У Амелии упало сердце. Гренвилл исчез куда-то после полудня, и она решила, что гораздо важнее взять мальчиков на прогулку, чем продолжать налаживать быт. Они долго глазели на витрины, купили кое-какие сладости в кондитерской и посидели на скамейке в парке, наблюдая за элегантными прохожими. Амелия от души наслаждалась каждым мгновением, проведенным в компании мальчиков.
Ей стоит быть осмотрительнее, подумала Амелия, иначе она всем сердцем полюбит мальчиков и эту маленькую девочку. В конце концов, они не были ее детьми, она была для них лишь другом и экономкой. Амелия понимала, что расплата еще предстоит. И все-таки им с Гренвиллом стоило уже сейчас сесть и кое-что обговорить. Они еще не обсудили учебу мальчиков и другие их занятия, не поговорили о Люсиль и ее будущем.
– Мама! – радостно вскричала Амелия, бросившись к ней через всю комнату и крепко обняла ее. – Наконец-то ты здесь! Как прошла поездка?
– О, все прошло очень славно, Амелия, но, подумать только: неужели мы действительно остановимся здесь? – воскликнула мать, с восхищением рассматривая огромную хрустальную люстру.
– Да, – подтвердила, улыбнувшись, Амелия и перевела взгляд на Гарретта: – Комната мамы находится на втором этаже этого крыла. Желтая с белым.
Амелия не обсуждала с Гренвиллом условия их проживания, так что выбрала для мамы самую маленькую гостевую спальню в конце коридора, расположенную в восточном крыле. К этой комнате примыкала другая маленькая спальня, которую Амелия заняла сама. Эти спальни едва ли могли сравниться по роскоши обстановки с комнатой, которую ей выделили в самом начале, однако они были гораздо комфортнее, чем спальни в их собственном доме.
– Не могу дождаться, когда же увижу свою комнату! – взволнованно воскликнула миссис Грейстоун.
Сегодня она пребывала в ясном сознании, подумала Амелия, поворачиваясь к миссис Мердок:
– Как поживаете? Как малышка?
Миссис Мердок передала ей ребенка.
– Она – прекрасная путешественница, мисс Грейстоун. Правда, время от времени она немного капризничала, но главным образом спала.
Амелия прижала Люсиль к груди. Теперь новорожденная бодрствовала и с явным интересом смотрела на Амелию большими голубыми глазами.
– О, как же я по ней скучала! – Амелия покачала крошку на руках и улыбнулась. – Я места себе не находила от беспокойства. И теперь так рада слышать, что поездка обошлась без происшествий!
– Она – маленький ангел, – с чувством произнесла миссис Грейстоун.
В этот момент к ним подошел Ллойд:
– Я хочу поблагодарить вас за организацию ужина, мисс Грейстоун.
– Не за что, рада была помочь. Если не возражаете, я бы хотела ежедневно присматривать за приготовлением еды для семьи, – предложила Амелия. Они оба знали, что в обязанности экономки не входил подобный контроль. Задача Амелии сводилась исключительно к управлению домашним хозяйством. – И все комнаты в этом доме проветрены и убраны. Думаю, вы будете довольны.
Ллойд, похоже, вздохнул с облегчением:
– Я доволен – и не возражаю, если вы будете ежедневно контролировать наше меню. Леди Гренвилл делала это лично. Пойду проведаю его светлость. Перед ужином он предпочитает посидеть с бокалом вина в своем кабинете.
Выходит, именно там и скрывался Гренвилл? Амелия не видела его с самого утра. Скоро следовало подавать ужин, обещавший быть просто восхитительным. Амелия решила, что будет ужинать с мамой отдельно, в их комнатах. А еще позволит слугам лечь спать только после того, как убедится, что на кухне безупречно чисто. Но пока Амелии хотелось провести какое-то время с Люсиль. Она надеялась, что сможет покормить ее. Амелии казалось, что стоит ей хоть на минутку присесть, как усталость тут же навалится на нее, но сейчас она была полна энергии.
Амелия посмотрела на девочку. Она уже искренне любила малышку. Да и как можно было не обожать это крошечное, оставшееся без матери дитя?
У Люсиль не было матери, и Амелия понятия не имела, кто приходился девочке отцом. Формально им считался Гренвилл. Под крышами многих аристократических домов обитали один-два незаконных отпрыска. В подобных ситуациях другой супруг, как правило, притворялся, что это его ребенок, тогда как весь мир знал правду. Интересно, намеревался ли Гренвилл растить Люсиль как свою собственную дочь? Или собирался связаться с ее отцом – если, конечно, знал, кто им был? Думал ли Гренвилл хотя бы раз о Люсиль и ее будущем?
Вероятно, он даже не знал, что у нее теперь есть имя.
Амелия гадала, отважится ли она зайти с Люсиль в кабинет, чтобы Гренвилл смог наконец-то увидеть ребенка. Амелия боялась, что Саймон рассердится, если она посмеет предпринять попытку примирить его с дочерью Элизабет. Но если Люсиль суждено остаться в этом доме, Гренвиллу придется познакомиться с ней и принять ее, по крайней мере в качестве ребенка своей покойной жены. У него, безусловно, есть некие обязанности по отношению к Люсиль.
Ведь не выгонит же он ее из своего дома, не так ли? Амелия отказывалась верить, что Гренвилл мог совершить нечто столь ужасное.
Она поцеловала Люсиль в лобик, а потом отдала ребенка миссис Мердок.
– Я собираюсь поговорить с его светлостью. Нам нужно обсудить множество вопросов, а за весь день у меня не нашлось ни одной свободной минутки.
Миссис Мердок улыбнулась:
– Создается ощущение, будто этот дом был открыт многие месяцы. Словно теперь здесь живет счастливая, любящая семья. Как странно!
Амелия вздрогнула от неожиданного признания.
Миссис Мердок сочла нужным пояснить:
– Когда мы покидали это место, мисс Грейстоун, оно не производило впечатления счастливого. Тут было темно и уныло. Все обитатели дома тревожились и грустили. Леди Гренвилл так часто плакала! Как и Джон.
И Амелия тут же представила, что леди Гренвилл была сама не своя, нося под сердцем ребенка от другого мужчины и осознавая: рано или поздно ей придется открыто объясниться с Гренвиллом. Естественно, подобная напряженность не могла не сказываться на всем доме.
– Это – начало новой жизни, – твердо сказала Амелия. – Смерть леди Гренвилл стала трагедией. Мы все опечалены ее кончиной. Но нам нужно двигаться вперед. Настал новый, светлый день.
Миссис Мердок снова расплылась в улыбке.
– Да, я начинаю думать именно так. Вы зайдете, чтобы покормить ее в семь?
Сердце подпрыгнуло у Амелии в груди.
– Я ни за что на свете не пропустила бы ее кормление!
– Я так и думала. – Миссис Мердок устремила на нее понимающий взгляд. – Удачи, дорогая, – добавила гувернантка так, словно Амелия собиралась столкнуться со львом в его собственном логове.
Амелия повернулась к мальчикам:
– Вы поднимитесь наверх с синьором Барелли? Перед ужином вам нужно привести себя в порядок. Ужин – в семь.
Учитель-итальянец пообещал ей, что проследит за тем, чтобы дети вымыли руки и надели сюртуки. Амелия улыбнулась, глядя, как он заботливо повел мальчиков наверх.
Потом она обратилась к матери и Гарретту:
– Я приду в ближайшее время, мама. Почему бы тебе не отдохнуть перед ужином? Мы поедим в твоей комнате. Ну что может быть лучше?
– О, я так счастлива, Амелия, словно последних десятилетий и не было! – И она стиснула дочь в крепких объятиях.
Амелия подумала о мамином недуге. Она всегда считала, что она утратила связь с реальностью, отреагировав так на уход отца из семьи. Амелия полагала, что она, возможно, просто не смогла справиться с болью настоящего, поэтому-то и погрузилась в прошлое.
– Я рада, – отозвалась Амелия, поглаживая ее по спине.
Она посмотрела вслед Гарретту, уводившему мать. Потом улыбка исчезла с ее лица. Амелия нервничала, но это казалось ей таким нелепым! Ведь Гренвилл был взрослым, понимающим человеком. Безусловно, к настоящему моменту его неприязненные чувства к Люсиль рассеялись, подумала Амелия. В конце концов, ребенок был лишь невинной жертвой этой печальной истории.
Тиковые двери кабинета были распахнуты настежь, как и прошлой ночью. И внезапно Амелия вспомнила разговор с Гренвиллом за бокалом вина. У нее не было ни малейшего права проводить время с графом наедине и в столь поздний час, невзирая на то, были они друзьями или нет.
И тут Амелия вдруг вспомнила, как Саймон коснулся ее щеки этим утром, когда им не удалось обнаружить якобы пробравшегося в дом незнакомца.
Она сразу почувствовала, как зарделись щеки.
– Вы ищете меня?
Амелия остановилась на пороге кабинета. И, помедлив, подняла глаза.
Гренвилл сидел за столом и, судя по всему, был занят чтением каких-то бумаг. Он устремил на Амелию пристальный взор – глубокий, будто пригвождающий к месту.
Ее сердце зашлось в безудержном волнении. О, она не могла не реагировать на присутствие Гренвилла и, возможно, никогда не научится относиться к нему равнодушно!
Граф был одет в прекрасный изумрудно-зеленый сюртук, расшитый золотом. Волосы были аккуратно убраны назад. Роскошные кружева обрамляли его шею и запястья. На пальцах сверкали кольца: на одной руке он носил изумруд, на другой – оникс. Гренвилл был красивым и мужественным мужчиной, от него так и исходили волны власти и силы.
Амелия вдруг почувствовала себя невзрачной серой мышью. Сейчас на ней было все то же поношенное платье, которое она надела утром. Это одеяние как нельзя кстати подходило для дня, проведенного в хлопотах по наведению порядка в доме, который до этого был заперт несколько месяцев. Скорее серое, чем синее, это платье было сшито из тяжелого хлопка. Длинные рукава почти протерлись на локтях, а на подоле юбки виднелась прореха. Амелия подумала, не растрепались ли ее волосы. Утром она собрала их в прическу, состоящую из множества переплетенных лентами завитков.
«Я, должно быть, выгляжу настоящей экономкой», – мелькнуло в ее голове.
– Амелия? – Гренвилл слегка улыбнулся и поднялся из-за стола. – Насколько я понимаю, у вас сегодня был весьма напряженный день.
Она вошла в кабинет, отметив, каким утомленным выглядел Гренвилл.
– Надеюсь, вы будете довольны. Мы проветрили все комнаты. Большинство из них убраны. А тетя Джейн приготовила восхитительный ужин. Если честно, меня так поразило ее умение, что, надеюсь, мы могли бы найти для нее место на кухне.
– Если вы желаете нанять ее, она уже нанята.
«Что это значит?» – спросила себя Амелия, дрожа всем телом.
– И вам не нужны рекомендации?
– Нет. Если вы считаете, что она надлежащим образом дополнит штат слуг, так тому и быть. Я доверяю вашему мнению, – подчеркнул Гренвилл.
– Я польщена.
– Это не лесть. Дом находится в идеальном состоянии, Амелия, а вы пробыли здесь всего один день.
Она была в восторге от похвалы Гренвилла – и теплоты, сиявшей в его глазах.
– Едва ли можно было сказать, что дом находился в ужасном состоянии или был заперт на долгие годы. Лишь в нескольких комнатах стоял затхлый дух, и кладовая была почти пуста – только и всего. О, кстати! Я хотела узнать, не будете ли вы возражать, если мы отремонтируем спальню мальчиков. Мебель подходит для Джона, но не для Уильяма. Думаю, он был бы рад, если бы комната была полностью переделана.
Гренвилл улыбнулся:
– Я не возражаю. Между прочим, я видел мальчиков, когда пришел домой, и они не переставая говорили о вас.
– Сегодня я брала их на прогулку.
– Я знаю. Они обожают вас, Амелия.
Она замялась, но все-таки решила признаться:
– Я уже успела полюбить их всей душой.
Их взгляды встретились. После долгой паузы Гренвилл наконец-то отвел глаза и сказал:
– Они рассказывали мне о контрабандистах из Сеннен-Коув.
Амелия засмеялась:
– Я рассказала им несколько небылиц о легендарных подвигах своих предков.
Расплываясь в улыбке, Гренвилл сообщил:
– Джон заявил, что хочет стать контрабандистом.
– О нет! – шутливо вскричала она.
– Убежден, он поймет все безумие своих намерений, когда вырастет.
– Джек так никогда и не осознал безумие своих намерений.
– Кстати, как поживает Джек?
Амелия замялась:
– Он ничуть не изменился, Саймон.
Гренвилл опустил глаза, уставившись на поверхность стола. Потом поднял взгляд.
– Так он продолжает заниматься контрабандой во время войны? В таком случае ему приходится удирать не от одного, а от двух флотов.
Амелия принялась нервно потирать руки. Ей так хотелось поделиться с Саймоном своими опасениями!
– Все обстоит еще хуже, – тихо произнесла она. – Джек прорывает нашу блокаду Франции.
С уст Гренвилла слетел резкий звук.
– Если его схватят, тут же отправят на виселицу! Джек беспечен, как всегда. И чего это он вздумал помогать французским республиканцам?
– Он думает лишь о прибыли, которую получает от контрабанды, – бросилась защищать брата Амелия. – А еще он помог нескольким французским семьям добраться до британских берегов.
