Текст книги "Преследование"

Автор книги: Бренда Джойс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

И вдруг Амелия почувствовала, как Гренвилл, стоя сзади на коленях, сжимает ее плечи.

– Вы – не горничная, Амелия, вы – моя гостья, – прошептал он.

Амелия застыла, не в силах пошевелиться. Все мысли разом вылетели у нее из головы. Тело Саймона было крупным и мужественным, твердым и сильным, и Амелия, невольно прижимаясь к нему, почувствовала себя совсем крошечной. Ее сердце бунтовало теперь так неудержимо, что она не могла дышать.

– Амелия, – тихо произнес Саймон, и она почувствовала его губы у своей щеки.

– Отпустите меня! – вскричала Амелия, изо всех сил пытаясь подняться и освободиться.

– Мне казалось, что вам нравилось, когда я обнимал вас, – прошептал Гренвилл ей на ухо.

Он не отпускал ее, не позволял ей подняться.

Невероятно, но Амелия вдруг ощутила вспышку страстного желания. Она чувствовала настоятельную потребность быть с ним каждой клеточкой своего тела, каждой частичкой своего существа.

– Вы пьяны! – воскликнула она.

– Да, пьян. А я и забыл, какая вы миниатюрная и красивая и как восхитительно ощущать вас в своих объятиях!

Паника придала Амелии необычайную силу, и Амелии удалось вывернуться. Она вскочила на ноги, а Гренвилл медленно поднялся, и его высоченная фигура нависла над ней. Амелия обернулась к нему и с вызовом спросила:

– Что это вы себе думаете?

– Я думаю, что вы так красивы и мы здесь одни… – Эта ситуация явно забавляла Гренвилла. – Вы краснеете.

– Я для этого слишком стара!

Что он сделал? Неужели пытался обнять ее? И она чувствовала прикосновение его губ к своей щеке?

Так он поцеловал ее?

Амелия попятилась. Ее приход в его покои был ошибкой, и теперь она понимала это.

– Не вздумайте снова трогать меня! – предупредила Амелия.

Его темные глаза заблестели.

– Вы вошли сюда на свой страх и риск.

– И что это значит?

– Это значит, что вы не хуже меня знаете: мне нельзя доверять.

Амелия не нашлась что ответить. Гренвилл только что весьма недвусмысленно упомянул о своих ухаживаниях за ней – и своем предательстве. Она по-прежнему растерянно стояла, опершись спиной о буфет и пытаясь восстановить дыхание. Гренвилл замер напротив, сжав кулаки. Он во все глаза смотрел на нее, не улыбаясь, не двигаясь. Амелия совсем отчаялась, ведь теперь у нее была прекрасная возможность рассмотреть его и отметить, что на его теле нет ни капли жира. Сейчас он был стройнее, чем в двадцать один год. Наверное, его можно было назвать поджарым.

– Что вы так на меня смотрите? – резко бросит Гренвилл.

Амелия поспешила отвести взгляд – и тут же заметила осколки разбитого зеркала на полу, недалеко от его босых ног.

– Вы не одеты должным образом.

– Мои голые ноги, разумеется, не смущают вас… Амелия?

Она подняла глаза, встретившись с ним взглядом. Гренвилл криво улыбнулся, в его темных глазах мелькнула догадка.

– Помнится, вы видели гораздо больше, чем мои голые икры, – заметил он.

– А вот это совсем уже неуместное замечание! – в ужасе вскричала Амелия. Теперь она действительно вспомнила, как расстегивала на нем рубашку в порыве страсти и проводит ладонями по этим твердым мускулам.

– Я никогда не прикидывался джентльменом, – усмехнулся он, но все-таки потрудится запахнуть рубашку. Потом, не сводя с Амелии пристального взгляда, медленно застегнул пуговицы. – Так лучше?

Но Амелии лучше не стало, нисколечко. Она понимала, что должна остановить поток нахлынувших на нее воспоминаний.

– Здесь повсюду – битое стекло. А вы стоите на полу босыми ногами, – резко сказала она.

Внезапно придя в чувство, Гренвилл трезво заявил:

– Жалкий осколок стекла не может причинить мне боль.

И тут Амелия увидела многочисленные порезы на его ступнях. И снова поспешила отвести взгляд.

– Ваши ноги уже в крови, Гренвилл, – сообщила она ему, поспешив перевести эту странную беседу в менее опасное русло.

С его губ слетел ироничный смешок.

– И вы волнуетесь о паре крошечных царапин?

Да, Амелия волновалась, но совсем не об этих порезах!

– Вы ведь не хотите подхватить какую-нибудь заразу, – попыталась его вразумить она.

– Мужчины умирают каждый день, – твердо, яростно отрезал Гренвилл. – От штыков, пороха, пушек, лезвия гильотины… А вы волнуетесь о каких-то несчастных осколках стекла!

И он рассмеялся невеселым, пугающим смехом.

Амелия изумленно смотрела на него, обхватив себя руками за плечи. Он говорил о войне и революции, но почему? Война тем или иным образом затронула большинство англичан, и рядовой житель страны читал о ней в газетах почти каждый день. О войне рассказывали на каждом постоялом дворе и в каждой таверне, слухи распространялись стремительно – поговаривали об угрозе вторжения французов, распространении террора, возможном падении Республики. Но Гренвилл говорил так, словно сам лично участвовал в этих событиях.

– Вы были на войне? – спросила Амелия. – Вы находились во Франции?

Он вдруг отвернулся. Не глядя на нее, Гренвилл подошел к журнальному столику перед золотистым диваном и взял бокал виски. Потом, словно не слыша Амелию, долго изучал напиток. И наконец, сказал:

– Я не люблю пить один. Уже поздно? Если не ошибаюсь, вы балуетесь бокальчиком бренди перед сном. Я разбил графин с бренди, но внизу есть еще множество бутылок.

Подняв голову, Гренвилл пристально посмотрел на Амелию. Его взгляд был смелым, двусмысленным и очень, очень мрачным.

Ужасная неловкость сковала Амелию.

– Сейчас полдень, Гренвилл.

Она горячо молилась, чтобы он не стал снова с ней заигрывать.

Потягивая виски, Гренвилл рассматривал Амелию поверх края бокала.

– Можно просто Саймон. Все равно присоединяйтесь ко мне. Пить в одиночку – отвратительная привычка. По-настоящему гадкая.

Она не собиралась пить с ним, особенно теперь, когда он находился в таком состоянии.

– И часто вы пьете в одиночку?

– Все время. – Гренвилл отсалютовал ей бокалом.

Что же с ним случилось? – думала Амелия. Почему он не успокаивает своих детей? Почему избегал семейной жизни, как рассказывала миссис Мердок?

– Ах, я вижу, что вы жалеете меня! – Глаза Гренвилла заблестели, и Амелия поняла, что он опять иронизирует.

– У вас горе. Естественно, я сочувствую вам.

Улыбка слетела с его лица.

– Это не то, о чем вы думаете.

Гренвилл залпом выпил оставшийся виски и направился к буфету, чуть не наступая на осколки графина.

Амелия испуганно вскрикнула:

– Гренвилл, осторожнее!

– Мне плевать на эти проклятые осколки!

Она замерла, потому что Гренвилл вдруг сорвался на крик и в его тоне ясно слышался гнев. Это произошло так внезапно, словно яркая молния прорезала небо. Ошеломленная Амелия в изумлении взглянула на Гренвилла, который обеими руками ухватился за буфет.

Ее вдруг захотелось броситься к Саймону, сжать его плечо и спросить, что с ним не так. Но вместо этого Амелия лишь облизнула пересохшие губы и спросила:

– С вами все в порядке?

– Нет. – Он налил еще виски, двигаясь угловато, будто скованный яростью. Потом медленно повернулся к Амелии. – Почему вы здесь?

Она замялась:

– Вы не выходили из своих комнат несколько дней. Вы давно не видели своих детей.

– Верно, не видел, – насмешливо согласился он. – И вы – здесь, чтобы спасти меня от себя самого?

– Да.

– Ага, теперь мы честны друг с другом, – заметил Гренвилл, и его глаза потемнели.

– Когда вы стали таким мрачным – таким циничным – таким несчастным? – вырвалось у Амелии.

Он тут же встрепенулся. И Амелия увидела, как его захлестнула волна гнева. Налив себе еще виски и залпом осушив бокал, он с громким стуком поставил его на стол.

– А вам когда-нибудь приходило в голову, что оставаться здесь – наедине со мной – опасно?

Она задрожала:

– Да, приходило.

– Я не испытываю ни малейшего желания быть спасенным. Вам лучше уйти.

– Не думаю, что мне стоит оставлять вас в таком состоянии.

Гренвилл скрестил руки на широкой груди и медленно расплылся в улыбке:

– Я ошибался. Вы изменились. Та девочка, которую я знал когда-то, была ужасно уступчивой. Она казалась воском в моих руках. А теперь я вижу перед собой упрямую и назойливую женщину.

Его слова пронзили Амелию, как кинжалом.

– Вы страдаете, вот и кидаетесь на всех вокруг.

Он холодно засмеялся над ней:

– Думайте, что хотите.

Амелия понаблюдала, как Гренвилл наливает себе еще один бокал виски, с трудом удерживаясь от желания отнять у него выпивку.

– Я знаю, вы глубоко опечалены. Ваши дети тоже скорбят. Но горе не дает вам права вести себя как избалованный ребенок.

Он бросил на нее грозный взгляд:

– Да как вы смеете отчитывать меня!

– Кто-то должен хорошенько встряхнуть вас и привести в чувство! – в отчаянии вскричала Амелия.

Саймон твердой рукой поставил бокал на стол, на сей раз оставив виски нетронутым.

– Уж вы-то никогда не боялись меня. Даже когда вам было шестнадцать, когда вы были наивной и чистой, как младенец, у вас всегда хватало храбрости, которую мне не удается отыскать в большинстве женщин и большинстве мужчин.

Она была непреклонна:

– Я не собираюсь обсуждать прошлое.

– Но вы действительно внушали мне некоторый страх. Вы все еще склонны наводить ужас? – Его тон казался насмешливым, но взгляд оставался твердым и решительным.

– Гренвилл, в данный момент вы не смогли бы никого напугать.

– Нет, это действительно меня занимает! Я смотрю на вас и вижу ту доверчивую, милую девочку – но потом вдруг обнаруживаю себя стоящим перед языкастой злобной ведьмой!

Амелия вспыхнула:

– Можете оскорблять меня, если вам от этого становится легче! Но я на самом деле не желаю обсуждать прошлое.

– Почему? Оно – здесь, так и маячит между нами, и уже нельзя не замечать очевидного.

– То, что произошло, давно закончилось, и я забыла абсолютно все.

– Лгунья! – бросил Гренвилл, а когда Амелия испуганно вздрогнула, тихо добавил: – Ведь вы пришли сюда, в мои комнаты, когда вас никто не звал, пытаясь спасти меня… Если не знать вас так хорошо, как я, можно сделать весьма недвусмысленный вывод.

Амелия почувствовала, как запылало лицо. А он невозмутимо продолжал:

– Вы и правда хотите начать с того места, где мы когда-то остановились?

Она вскрикнула от негодования, едва удержавшись, чтобы не броситься к Гренвиллу и не влепить ему пощечину.

– Вы ведь знаете, я не настолько глупа, чтобы пойти на это! Как вы можете так со мной говорить, если прекрасно понимаете, что я пришла сюда, чтобы помочь?

– Да, я действительно знаю вас очень хорошо… Вы вечно во все вмешиваетесь из-за своей доброты. На днях это выглядело довольно мило. Сейчас, однако, я никак не могу решить, возражаю я против этого или нет.

– Но кто-то должен вмешаться, Гренвилл, ведь вы – отнюдь не холостяк, который волен ни в чем себе не отказывать. У вас есть семья, о которой нужно позаботиться. У вас есть обязанности по отношению к родным.

– Ах да, обязанности – ваша излюбленная тема! Кто лучше вас прочитает мне нотации? Вы все еще ухаживаете за матерью одна? Насколько я помню, Джулианна всегда была слишком занята своими книгами и собраниями, чтобы хоть чем-то вам помогать.

– Это – моя мать. Конечно, я ухаживаю за ней. А Джулианна теперь замужем за графом Бедфордским.

Гренвилл вздрогнул от неожиданности:

– Так маленькая Джулианна вышла замуж за Доминика Педжета?

– Да. И у них ребенок.

Он улыбнулся и покачал головой.

– Что ж, заботы о матери – благое дело, с этим не поспоришь, – но время летит быстро, Амелия, а вы все не замужем.

Она скрестила руки на груди, словно защищаясь.

– Меня все устраивает.

Амелия и не заметила, как они перешли к такой глубоко личной теме.

– Вы нужны своим детям. Именно поэтому я пришла. Это единственная причина, по которой я – здесь.

Но его улыбка была полна скепсиса.

– Думаю, вы здесь по нескольким причинам. – Он снова стал потягивать виски. – Полагаю, что вы – сострадательная женщина и в данный момент вы щедро изливаете свое сострадание на меня.

А он был не так пьян, подумала Амелия.

– Вы скорбите. Вы потеряли жену. Разумеется, я испытываю по отношению к вам сострадание, – согласилась девушка. – Вы не видели своих детей со дня похорон их матери. Пришло время образумиться, Гренвилл.

Его ресницы опустились, и Амелия почувствовала, что он напряженно о чем-то размышляет.

– Пошлите за ужином. Я перестану пить, если вы присоединитесь ко мне. – Гренвилл улыбнулся ей. – Я от души наслаждаюсь вашей компанией, Амелия.

Она не верила своим ушам.

– Сначала вы флиртуете, потом впадаете в ярость, а теперь просите, чтобы я поужинала с вами?

– Почему бы и нет?

Дрожа всем телом, Амелия наконец-то заставила себя подойти к Гренвиллу. Тот удивленно вскинул брови. Она вырвала стакан из его руки, пролив виски и на себя, и на него. Это, похоже, только развеселило Гренвилла, а ее разозлило еще больше. Вспыхнув, Амелия возмущенно воскликнула:

– Я не стану торговаться. Если вы хотите вести себя как развязный забулдыга, так тому и быть. Я понимаю, вы скорбите по Элизабет, но ваше горе не дает вам права на саморазрушение – во всяком случае, не теперь, когда ваши дети находятся в этом доме.

– Я не скорблю по Элизабет, – отрезал Гренвилл.

Амелии показалось, что она ослышалась.

– Прошу прощения?

Его лицо снова потемнело от ярости.

– Я почти не знал ее. Она была чужой. Мне жаль, что она умерла, потому что мои сыновья обожали ее. И она, разумеется, не заслужила смерти в двадцать семь лет. Но давайте отбросим притворство. Я не скорблю о ней.

Выходит, няня сказала правду? И это действительно был неблагополучный брак, пронеслось в голове Амелии.

Гренвилл пристально взглянул на нее:

– Вы, похоже, сильно удивлены.

Она не знала, что ответить. И, помолчав, сказала:

– Вероятно, вы не до конца честны с самим собой. Она была милой, утонченной, красивой…

Он грубо рассмеялся, перебивая ее:

– Я абсолютно честен, Амелия.

Она в недоумении помедлила с ответом. Амелия не знала, во что верить, что думать…

– Сейчас – тяжелое время, – наконец произнесла она. – Чем я могу помочь?

Гренвилл улыбнулся, и его темные глаза замерцали страстным огнем. Он вдруг смахнул несколько локонов с ее лица, и кончики его пальцев скользнули по ее подбородку и щеке. Стараясь не выдать охватившего ее пылкого желания, Амелия застыла на месте.

– Вы нужны мне, Амелия, – произнес Гренвилл. – Вы всегда были нужны мне.

Еще какое-то мгновение она не могла пошевелиться. Амелию охватило острое желание оказаться в его объятиях. Саймон нуждался в ней. Она верила его словам.

– И как бы то ни было, – сказал он, медленно потянувшись к Амелии, – мне кажется, что я тоже вам нужен.

Его пальцы легли на ее запястье.

Амелия поняла: если она не бросит вызов Гренвиллу, в следующий миг он притянет ее в свои объятия! Амелия напряженно вытянулась, но он не отступил. Да и отрицать то необузданное влечение, которое Амелия все еще чувствовала по отношению к нему, было нельзя.

Но это не имело никакого значения. Она ни за что больше не должна была позволять Гренвиллу всякие вольности! И все же паника, накрывавшая ее раньше, сейчас чуть ослабла.

– Разве вы здесь не для этого? Чтобы утешить меня? – Он склонился ниже, по-прежнему держа ее руку.

Амелия ощутила себя в вихре смешанных чувств – смущения, страха, паники, но еще и неистового, недоступного разуму страстного желания.

– Пожалуйста, отпустите меня, – прошептала Амелия, и на ее глаза навернулись слезы. Она не знала, заметил ли их Гренвилл.

Вздрогнув, он освободил ее.

Собравшись с духом, Амелия заявила:

– Я – здесь, чтобы помочь вам, чем могу, но не тем способом, который вы предлагаете.

Гренвилл покачал головой:

– Я так не думаю.

Он прошел мимо нее к дивану и с размаху рухнул на подушки.

Амелия поймала себя на том, что дрожит всем телом, взвинченная до предела, ощущая неловкость и вожделение. Она закрыла глаза, пытаясь найти в себе хоть каплю самообладания.

А потом глубоко вздохнула и открыла глаза. Саймон не двигался.

Он лежал на спине, закинув одну руку над головой, и Амелия поняла, что его охватило глубокое пьяное беспамятство.

Амелия в изумлении смотрела на него, потрясенная до глубины души. Так прошло довольно много времени. Наконец она нашла покрывало и накрыла им Саймона.

Глава 4

Амелия замялась, собираясь подняться по ступеням к парадному входу в Сент-Джаст-Холл.

Она приехала в имение на следующий день. Полдень давно миновал, и солнце пыталось пробиться сквозь пасмурные облака. На высоких черных деревьях, окружавших дом, появились маленькие почки. Даже газоны, казалось, немного позеленели. Весна была уже на подходе, но в этом поместье ее скорому приходу никто не радовался.

Всю прошедшую ночь Амелия так и не смогла сомкнуть глаз. Эта ужасная стычка с Гренвиллом снова и снова прокручивалась в ее голове. Образ Саймона неотступно преследовал ее – то насмешливый, то страдающий, то необычайно обольстительный.

Гренвилл был вне себя от горя и гнева, но их по-прежнему тянуло друг к другу. Амелия не знала, что и делать.

Накануне она оставила Саймона спящим в своих покоях и ушла, чтобы проведать детей. При виде Амелии мальчики пришли в восторг, но она сразу заметила, что дети пребывали в плохом настроении и их поведение не поддавалось контролю. Джон разбил фарфоровую лошадь, но не демонстрировал ни капли раскаяния. Уильям исписал каракулями один из своих учебников. Явно обрадовавшись приходу Амелии, мальчики улыбнулись, но она понимала, что дети горевали о потере матери и их проступки были лишь мольбой о помощи.

Амелия заглянула и к малышке. Миссис Мердок в доме не было, что принесло Амелии нечто вроде облегчения, и горничная разрешила ей подержать на руках и покормить малютку. Потом Амелия подумывала зайти к Гренвиллу, чтобы справиться о его состоянии. Но решила, что разумнее будет поскорее покинуть его дом.

С тех пор она сильно беспокоилась о Саймоне и его детях.

– Я напою кобылу, мисс, – сказал конюх, отвлекая ее от мыслей.

Она обернулась. Конюх взял за узду кобылу, запряженную в легкий экипаж, на котором обычно ездила Амелия. Она поблагодарила слугу и, собравшись с духом, стала подниматься по ступеням крыльца.

Неужели она боялась Гренвилла, размышляла Амелия. Сегодня она нервничала гораздо сильнее, чем накануне. Или ее пугала собственная реакция на присутствие Саймона?

В любом случае оставалось только молиться, чтобы сегодня он был в лучшей форме. Амелия от души надеялась, что ей лишь почудилось притяжение, возникшее между ними вчера.

Будь она помудрее, наверняка держалась бы подальше от этого дома, думала Амелия, нервно стуча в парадную дверь. Но накануне Гренвилл был так подавлен, буквально уничтожен… Закрыть глаза на его боль было просто невозможно.

Облаченный в ливрею швейцар впустил гостью в дом, и мгновение спустя в передней показался Ллойд. Амелия фальшиво улыбнулась ему, снимая накидку:

– Добрый день. Я надеялась повидать его светлость.

Они посмотрели друг на друга, обменявшись долгими понимающими взглядами. Все так же нарочито жизнерадостно Амелия спросила:

– Он спускался сегодня?

– Да, только что, – подтвердил Ллойд. – Но он непреклонен, мисс Грейстоун, он четко дал понять, что сегодня никого не принимает.

У Амелии тут же как будто камень с души упал. Гренвилл вышел из своих комнат! Она испытала огромное облегчение. Несомненно, теперь ей уже не надо добиваться встречи с ним. Она может просто вернуться домой – и это будет намного безопаснее, чем снова встречаться с Гренвиллом!

– Тогда мне лучше уйти. Но прежде расскажите мне, как дети?

Глаза Ллойда беспокойно замерцали.

– Лорд Уильям выглядит сегодня очень расстроенным, мисс Грейстоун. Утром он заперся в своих покоях, и синьору Барелли потребовалось несколько часов, чтобы убедить его выйти.

От недавнего облегчения не осталось и следа. Амелия могла ожидать чего-то подобного от Джона, но только не от его старшего брата.

– А где в это время был его светлость?

– Он должен был уже спуститься, мисс Грейстоун. Не думаю, что ему рассказали об этом неприятном случае.

Амелию тут же захлестнула тревога.

– Но он видел детей с того момента, как спустится вниз?

Ллойд покачал головой:

– Полагаю, он не видел детей со дня похорон, мисс Грейстоун.

Потрясенная до глубины души, Амелия уставилась на него. Потом, после долгого молчания, спроста:

– Как он?

Ллойд понизит голос:

– Мне не кажется, что сегодня он чувствует себя хорошо.

И тут Амелия поняла, что пока не может уйти.

– Где он?

Ллойд встревожился:

– Он обедает, мисс Грейстоун, но он выразится предельно ясно…

– Я сумею сладить с его светлостью, – на ходу бросила Амелия, поспешив в коридор. Ею двигала решимость. Гренвилл, вероятно, страдал от последствий вчерашней попойки, предположила она. И все же, как бы плохо он себя ни чувствовал, ему пора было взять на себя ответственность за семью и стать настоящим отцом собственным детям.

Насколько помнила Амелия, столовая представляла собой просторную комнату, отделанную панелями из темного дерева, с обшитым древесиной потолком, несколькими картинами на стенах и длинным дубовым столом с двумя дюжинами величественных стульев, обитых бордовым бархатом. Две двери из черного дерева преграждали вход в столовую. Обе были закрыты.

У дверей стоял слуга в ливрее, неподвижный и немигающий, будто статуя. Ни на мгновение не поколебавшись, Амелия распахнула двери и переступила порог.

Гренвилл сидел во главе длинного стола в другом конце комнаты, лицом к дверям. Стол был накрыт на одного, на превосходной льняной скатерти красовался хрусталь. В центре стояли высокие белые свечи. Когда Амелия вошла в столовую, Гренвилл завтракал – и выглядел при этом крайне озабоченным.

Он поднял взгляд и, пристально глядя на нее с противоположного конца огромной комнаты, отложил приборы.

Амелия помедлила, подрастеряв свою решимость, потом повернулась и закрыта за собой двери. Последующая беседа должна была происходить без свидетелей. Амелия молилась, чтобы ее смелая попытка припереть Гренвилла к стенке не оказалась серьезной ошибкой.

Обернувшись, Амелия задрожала от страха – и как ее снова угораздило дразнить льва в его логове? Определенно, именно так и выглядели ее намерения. Она мрачно двинулась вперед, напрягая зрение, чтобы рассмотреть выражение его лица.

Гренвилл не сводил с Амелии глаз, пока она приближалась. Лишь когда она подошла совсем близко, он положил салфетку из золотой парчи на стол и поднялся.

– А вы не можете не вмешиваться в мои дела, как я посмотрю, – без улыбки заметил Гренвилл.

Саймон выглядел плохо. Он побрился, но под его воспаленными глазами залегли тени. Несмотря на оливковый цвет лица, Гренвилл быт бледен. Его одежда казалась безупречной: темно-синий сюртук, рубашка с пышными кружевами у горла и на манжетах, желтовато-коричневые бриджи, белые чулки. Но волосы Саймона были небрежно стянуты назад в косу. Он выглядел так, словно провел долгую ночь в беспробудном пьянстве, что, по сути дела, было чистой правдой.

– Я по-прежнему беспокоюсь о ваших детях.

– Но ваше беспокойство не распространяется на меня?

Амелия решила пропустить насмешку мимо ушей.

– Сегодня вы чувствуете себя лучше?

– Я чувствую себя точно так, как выгляжу, – чертовски скверно.

Она сдержала улыбку и язвительно бросила:

– За все в этой жизни нужно платить.

– Хм, мне кажется, вам приятно видеть, как я страдаю.

– Неужели вы думали, что сумеете избежать последствий своей чудовищной попойки? – вскинула брови Амелия. – Но я не радуюсь тому, что вам плохо.

– На самом деле я совсем не уверен, – медленно произнес он, не сводя пристального взгляда с ее лица, – что вообще о чем-то думал.

Между ними повисло молчание. Нет, он не думал, он переживал – он был в ярости и просто убит горем. А еще он очень явно, недвусмысленно намекал на нечто непристойное. Амелия отвела глаза, наконец-то прервав соединивший их долгий взгляд.

Гренвилл показал на стул, за спинку которого она держалась. Амелия заметила этот жест краешком глаза и покачала головой, снова взглянув на Саймона:

– Я не собираюсь засиживаться.

– Ах да, ваша мама ждет.

Амелия напряженно замерла на месте. В его тоне просквозила насмешка? Зато теперь стало очевидно, что Гренвилл прекрасно помнил их вчерашнюю стычку.

Он вдруг резко бросил:

– Почему вы здесь… Амелия?

Ее сердце екнуло. Судя по голосу, Гренвилл не обрадовался ее визиту.

– Я уже объяснила вам: хочу убедиться, что с детьми все в порядке. И – да, мое беспокойство отчасти распространяется и на вас.

– Тронут.

Амелия внимательно посмотрела на Саймона, но если он и хотел поддразнить ее сейчас, понять это не представлялось возможным. Его лицо было суровым.

– А я как раз думал о вас, – сказал Гренвилл, старательно изучая край стола. Потом поднял потемневшие глаза. – Я думал о нашем разговоре прошлым вечером.

В атмосфере комнаты висела тяжелая, явно ощущаемая неловкость. Амелия напряженно ждала пояснений, не совсем понимая, куда он клонит.

Гренвилл взглянул ей в глаза.

– Я смутно помню, о чем мы говорили. Но, полагаю, должен принести вам свои извинения.

Амелия глубоко вдохнула. Оставалось надеяться, что помнил он не слишком много!

– Это было бы нелишним.

– Я что, был очень груб?

Амелия замялась, потому что он был более чем груб, – он вел себя совершенно бесстыдно, он несколько раз упомянул об их оставшемся в прошлом романе, а еще он был невероятно обольстителен.

– Не имеет значения, ваши извинения приняты, – отрезала она, явно не желая обсуждать эту тему.

Но Гренвилл был настроен иначе.

– Я пытался соблазнить вас.

Амелия застыла на месте, спрашивая себя, стоит ли отрицать это.

– Мне кажется, я помню, как сжимал вас в объятиях. Так я соблазнил вас? – спросил он небрежно, почти мимоходом.

Она нервно выдохнула. Так Гренвилл не помнил, как далеко все зашло?

– Нет, не соблазнили.

Он отвел глаза. У Амелии не было ни малейшего представления, о чем сейчас думал Гренвилл. Помолчав, он опять вскинул на нее свой пугающе прямой взгляд и очень тихо произнес:

– Но мы поцеловались.

Теперь Амелия чуть не потеряла дар речи. Она не могла сказать наверняка, коснулись ли его губы ее щеки, но Гренвилл явно имел в виду нечто другое. И она еле слышно прошептала:

– Нет, Саймон, мы не целовались.

Его глаза округлились.

Удивление Гренвилла привело Амелию в недоумение. Напряженная атмосфера сгустилась, между ними возникла такая неловкость, что стало трудно дышать. Или эта неловкость исходила исключительно от Амелии?

– Мне хотелось бы увидеть детей, – сказала она, рассчитывая быстро сменить тему.

– Вы уверены в этом? – спросил Гренвилл так, словно не расслышал ее слова.

Амелия в волнении прикусила губу.

– Да, уверена. – Она поняла, что пора поставить точку в этом неловком обсуждении. – Вчера вы основательно напились. Не думаю, что вы могли отвечать за большую часть своих действий. А еще вы говорили довольно странные вещи, которые я совсем не поняла.

– Что, например? – Он обошел свой стул и встал рядом с ней.

О, как же ей не хотелось застрять в этом маленьком промежутке между столом и стеной! Она надеялась, что Саймон не протянет руку и не коснется ее! Разумеется, Амелия могла просто повернуться и, пробежав вдоль стола, выскочить из комнаты. Но вместо этого она буквально вросла в пол.

– Что, например? – снова спросил Гренвилл, на сей раз более настойчиво. Он по-прежнему стоял рядом и легко мог коснуться ее, стоило лишь протянуть руку.

Амелия понимала: не стоит напоминать Гренвиллу о том, что вчера он хотел поговорить с ней о прошлом и несколько раз поднимал эту щекотливую тему.

– Из ваших слов я поняла, что вы были во Франции и каким-то образом участвовали в войне.

С его уст слетел пренебрежительный смешок.

– В самом деле? Я много лет не был за границей. Что я еще говорил?

– Мы говорили о леди Гренвилл.

В его взгляде мелькнула резкость.

– Ах да… Смутно припоминаю, как признавался вам, что не любил свою жену.

Амелия стиснула руки и грустно пояснила:

– Вы заявили, что не скорбите по ней, но я вам не поверила.

Он опять насмешливо хмыкнул:

– Ну конечно, вы слишком хорошо обо мне думаете.

– Что это значит?

– Вы всегда верили в меня. И поколебать эту веру было невозможно.

Он что, снова захотел поговорить о прошлом? Амелия не могла поверить в происходящее.

– Я верю, – осторожно произнесла она, – что вы любите своих детей и любили свою жену, хотя, возможно, и не самым обычным образом.

– Как я уже сказал, ваша вера в меня непоколебима. По всей видимости, вчера вечером я был с вами абсолютно честен. Я не оплакиваю леди Гренвилл. Я не желал ей дурного, но я не могу горевать о женщине, которую почти не знал.

– Да разве это вообще возможно? – задохнулась от изумления Амелия. – Вас связывали дети, и она была такой красивой, такой милой!

– В этом и заключалась ее обязанность – рожать мне сыновей, – чуть ли не со злобой бросил он. – Точно так же, как моей обязанностью было жениться на ней и помочь произвести на свет наследника.

Амелия почувствовала, как округлились ее глаза. Выходит, это был брак не по любви. Гренвилл говорил так, словно у него не было выбора. Неужели все эти ужасные сплетни – правда? Она не осмелилась спросить об этом, лишь тихо сказала:

– Мне так жаль… Вы оба заслуживали большего.

Гренвилл явно не верил в ее искренность.

– Вы сожалеете о том, что я не любил свою жену? Что она не любила меня? Что я не убит горем? И вы желали бы мне добра?

– Да… нет! – Амелия совсем запуталась. И, понимая, что залилась краской до корней волос, воскликнула: – Я не желала бы ничего плохого.

Она резко замолчала. Беседа принимала неудачный оборот, они стремительно приближались к опасной теме – сегодня было бы еще более неуместно и рискованно поднимать тему их прошлых отношений. И, надеясь отвлечь Саймона от этого обсуждения, Амелия быстро проговорила:

– Даже если вы не оплакиваете леди Гренвилл, для ваших страданий есть другая причина. Я и забыла, что в прошлый раз вы были в имении, когда умер ваш брат.

Его лицо превратилось в непроницаемую маску.

– Это было десять лет назад.

Амелия прямо дала понять: раз он, как оказалось, хорошо помнит их роман, то наверняка не забыл и эту трагедию.

– Мне очень жаль, что вам пришлось вернуться сюда при таких плачевных обстоятельствах.

– Пожалуй, я вам верю. Только вы продолжили бы заботиться и беспокоиться обо мне, даже сострадать мне. – Гренвилл покачал головой. – Мне интересно лишь одно: как это вообще возможно, что вы все еще верите в меня?

Ах, как неприятен был Амелии этот поворот! Но, очевидно, отвлечь Гренвилла от щекотливой темы было просто невозможно.

– Я не цинична, – вымучила она ответ.

Неужели она все еще верила в него? Гренвилл был человеком чести, человеком долга, человеком характера – даже притом, что в свое время он повел себя с ней так жестоко. Да, Амелия действительно верила в него, помоги ей Бог!

– Я убедился, Амелия, что в этой жизни циники обычно оказываются правы.