Текст книги "Граф Дракула, вампир (сборник)"

Автор книги: Брэм Стокер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

ДНЕВНИК МИНЫ ХАРКЕР

29 сентября.

После обеда я прошла с доктором Сьюардом в его кабинет. Он принес из моей комнаты фонограф, а я взяла свою пишущую машинку. Он усадил меня на удобный стул и поставил фонограф так, чтобы я могла достать его, не вставая с места, и показал, как eго остановить, если я захочу сделать паузу. Затем он взял стул, повернул его спинкой ко мне, так чтобы я чувствовала себя как можно свободнее, и углубился в чтение. Я взяла металлический вилкообразный наушник и стала слушать.

Когда ужасная повесть о смерти Люси и обо всем последующем была окончена, я лежала беспомощно в кресле. По счастью, я не склонна к обморокам. Увидев мое состояние, доктор Сьюард вскочил с испуганным криком, торопливо, достал из буфета бутылку и налил мне немного бренди, которое через минуту вернуло мне силы. В моей голове все смешалось, и, если бы не святой луч света, проникший в эту бездну ужасов при мысли, что моя милая, славная Люси наконец обрела покой, не думаю, чтобы я вынесла эту муку без истерики. Все это было до того дико, таинственно и странно, что, не знай я приключений Джонатана в Трансильвании, я не могла бы поверить в случившееся. Я решила попытаться рассеяться, занявшись чем-нибудь другим, поэтому сняла футляр с пишущей машинки и сказала доктору Сьюарду:

– Дайте мне теперь все это переписать. Мы должны быть готовы к приезду доктора Ван Хелсинга и Джонатана. В подобные случаях порядок – все; и я думаю, что, если мы подготовим весь материал и каждая статья будет помещена в хронологическом порядке, мы сделаем многое.

 Исполняя мое желание, он включил фонограф на малую скорость, и я стала писать, начиная с седьмого валика. Я сняла три копии с дневника и со всего остального. Было поздно, когда я закончила; доктор Сьюард в это время совершал обход; когда он освободился, он вернулся, сел рядом со мной и стал читать, так что я не чувствовала себя одинокой за работой.

 Как он добр и внимателен! Все-таки в мире много хороших людей, даже если в нем есть и чудовища. Прежде чем уйти к себе, я вспомнила, что Джонатан писал в дневнике о профессоре, о его смятении, когда он прочитал что-то в вечерней газете на станции в Эксетере. Увидев, что доктор Сьюард хранит старые газеты, я попросила у него подшивку «Вестминстер газетт» и «Пэлл-Мэлл газетт» и взяла их к себе в комнату. Я помню, как мои вырезки из «Дейлиграф» и «Уитби газетт» помогли нам многое понять в страшных событиях в Уитби, куда приезжал граф Дракула, поэтому я просмотрю вечерние газеты и, может быть, найду что-нибудь новое. Мне не хочется спать, и работа поможет мне успокоиться.

ДНЕВНИК ДОКТОРА СЬЮАРДА

  30 сентября.

 Мистер Харкер приехал в 9 часов. Он получил телеграмму от жены перед самым своим отъездом. Насколько можно судить по лицу человека, он необыкновенно умен и полон энергии, Если его дневник правдив (а исходя из собственного опыта, можно сказать, так оно и есть), это человек огромной выдержки. Его второе посещение склепа – пример необычайного мужества. Прочитав его отчет, я ожидал встретить дюжего молодца, а никак не тихого джентльмена, похожего на торговца, а именно такой сегодня сюда и явился.

  Позднее.

 После завтрака он с женой отправился к себе в комнату, и когда я некоторое время тому назад проходил мимо, то услышал стук пишущей машинки. Они, по-видимому, очень заняты этим делом. Миссис Харкер говорит, что они стараются расположить в хронологическом порядке каждый клочок того, что у них имеется. У Харкера в руках переписка между принимавшими ящики в Уитби и посыльными в Лондоне, которым они были поручены. Теперь он читает мой дневник, переписанный его женой. Мне интересно, что они из него извлекают. Вот он...

Странно, как мне никогда не приходило в голову, что соседний дом может быть убежищем графа! А между тем поведение пациента Ренфилда давало достаточно указаний на это. О, если бы мы догадались раньше, то могли бы спасти бедную Люси! Харкер обещает к обеду продемонстрировать целую связную повесть. Он думает, что тем временем мне следует повидать Ренфилда, так как он до сих пор служил известным указанием на приход и уход графа. Пока я с трудом это вижу, но, когда разберусь в числах, вероятно, соглашусь с этим Как; хорошо, что миссис Харкер перепечатала мой звуковой дневник. Мы никогда не сумели бы разобраться в датах.

Когда я вошел, Ренфилд спокойно сидел в своей комнате, сложив руки и кротко улыбаясь. В эту минуту он казался совершенно нормальным. Я сел и принялся беседовать с ним на самые разнообразные темы, и он отвечал вполне рассудительно. Затем он сам заговорил о возвращении домой – вопрос, который, насколько я полдню, еще не поднимался им за все время пребывания здесь. Он совершенно уверенно говорил о своем немедленном освобождении. Думаю, что, не поговори я с Харкером и не сверь по числам время его припадков, я был бы готов отпустить его после недолгих наблюдений. Но теперь я крайне подозрительно отношусь к нему. Все эти припадки были каким-то непонятным образом связаны с близостью графа. Он – плотоядный и во время своих диких рысканий у дверей часовни пустынного дома всегда говорил о «хозяине». Все это, похоже, подтверждает нашу мысль... Однако я недолго оставался у него; он до некоторой степени даже чересчур нормален в настоящее время, так что нельзя слишком упорно испытывать его вопросами. Он может задуматься, и тогда... Я не доверяю его спокойному настроению и приказал служителям, чтобы те получше присматривали за ним и имели наготове, на случай надобности, смирительную рубашку.

ДНЕВНИК ДЖОНАТАНА XAPКEPA

29 сентября, в поезде по дороге к Кондону.

Когда я получил любезное извещение мистера Биллинггона, что он даст мне все возможные справки, я решил, что лучше всего поехать в Уитби и на месте раздобыть необходимые сведения. Моей целью было теперь проследить жуткий груз графа до ею местонахождения в Лондоне. Позднее мы можем заняться самим графом. Мистер Биллингтон-младший, прелестный юноша, встретил меня на станции и привез в дом своего отца, где я и остался ночевать. Они по-йоркширски гостеприимны: обеспечивают гостя всем необходимым и дают полную свободу действий. Они знали, что я очень занят и визит мой краток. Мистер Биллинггон приготовил в своей конторе все бумаги относительно отправки ящиков. Меня передернуло, когда на глаза мне попалось одно из тех писем, что я видел на письменном столе графа еще до того, как узнал о его дьявольских планах. Все было им тщательно продумано, и его распоряжения выполнялись аккуратно и точно. Казалось, он подготовился к преодолению любых препятствий, которые случай мог воздвигнуть на пути его намерений. Он ничем не рисковал, и абсолютная точность, с которой выполнялись его приказы, была логическим следствием его предусмотрительности. Тут оказались: накладная на «Пятьдесят ящиков простой земли, предназначенной для опытов», копия с письма Картеру и Патерсону и их ответ; я снял копию со всех документов. Бот все сведения, которые мне мог предоставить мистер Биллинггон, так что я спустился к порту и повидался с береговой охраной, таможенными чиновниками порта. У всех нашлось что сказать мне по поводу странного прибытия корабля, которое уже начинает мало-помалу изглаживаться из людской памяти, но никто не мог добавить что-либо к несложному описанию «пятидесяти ящиков простой земли». Затем я повидался с начальником станции, который дал мне возможность побеседовать с рабочими, принявшими ящики. Их квитанции совершенно сходились со списком, им нечего было добавить, кроме того, что ящики были «огромные и ужасно тяжелые» и что перемещение их вызвало дикую жажду. Один из них добавил: особенно неприятным было то, что рядом не оказалось «джентльмена вроде вас, сэр», который оценил бы их труды и вознаградил выпивкой. Другой добавил, что жажда, вызванная работой, была столь сильна, что и сейчас, по прошествии времени, еще дает о себе знать. Уходя, я, естественно, постарался удовлетворить их жалобы.

30 сентября.

Начальник станции был настолько добр, что дал мне рекомендацию к своему товарищу, начальнику станции Кингз-Кросс, так что, приехав .туда утром, я мог расспросить его о прибытии ящиков. Он сейчас же познакомил меня с нужными служащими, и я увидел, что их квитанция сходилась с исходной накладной.

Оттуда я прошел в центральную контору Картера и Патерсона, где меня встретили чрезвычайно любезно. Патерсон просмотрел дело в своей конторской книге, приказав снять копии, и сейчас же протелефонировал в свою контору в Кингз-Кросс за дополнительными сведениями. К счастью, люди, перевозившие вещи, оказались там, и чиновник сейчас же прислал их ко мне, послав с одним из них накладную и все бумаги, имеющие отношение 1^отправке ящиков в Карфакс. Здесь я опять увидел полную согласованность с квитанцией; посыльные смогли дополнить краткость написанных слов некоторыми подробностями. Эти последние, как я вскоре увидел, относились почти исключительно к большому количеству пыли во время работы и, соответственно, к вызванной в действующих лицах жажде. После того как при посредстве государственного денежного знака я предоставил им возможность облегчить оную, один из рабочих заметил:

–Это был, сударь, самый ветхий дом, какой я когда-либо видел. Черт возьми! Да его не трогали лет сто. Там было столько пыли, что вы могли бы спокойно спать на ней, не повредив ваших костей. Ну а старая часовня – от нее пробегал мороз по коже! Господи, да я бы ни минуты не остался там, после того как стемнеет.

Побывав там сам, я вполне поверил ему; но если бы он знал тогда то, что знаю я, думаю, он потребовал бы гораздо большую плату за свою работу.

Одной вещью я теперь доволен: тем, что все ящики, прибывшие в Уитби из Варны на «Деметре», были в целости перенесены в старую часовню Карфакса. Их должно быть там пятьдесят, если только некоторые из них с тех пор не сменили место, как, к сожалению, следует из дневника доктора Сьюарда.

Я постараюсь найти возчика, который увез ящики из Карфакса, когда Ренфилд напал на них. Держась за эту нить, мы можем многое узнать.

Позднее.

Мина и я работали весь вечер и теперь привели все бумаги в полный порядок.

ДНЕВНИК МИНЫ ХАРКЕР

30 сентября.

Я так рада, что едва сдерживаю себя. Думаю, это реакция на преследовавший меня все время страх, что это ужасное дело, разбередившее старые раны, повредит Джонатану. Я провожала его в Уитби, изо всех сил стараясь выглядеть храброй, но меня мутило от дурных предчувствий. Мои усилия, однако, принесли пользу. Никогда еще не был он таким решительным, сильным, полным вулканической энергии, как сейчас. Как сказал дорогой профессор Ван Хелсинг, он тверд и только тверже становится в обстоятельствах, губительных для более слабых натур. Джонатан вернулся полный жизни, надежды и решимости; к вечеру мы привели все в порядок. Я чувствую, что нахожусь в ужасном возбуждении. Собственно говоря, следует пожалеть всякое существо, которое так неустанно преследуют, как графа. Ведь по сути, это именно существо, а не человек и даже не зверь. Достаточно прочесть отчет доктора Сьюарда о смерти бедной Люси и обо всем, что последовало, чтобы иссушить источники жалости в сердце.

Позднее.

Лорд Годалминг и мистер Моррис приехали раньше, чем мы их ожидали. Доктор Сьюард отсутствовал по делу и взял с собой Джонатана, так что мне пришлось их принять. Встреча была слишком мучительна, так как напоминала нам надежды бедной Люси, несколько месяцев тому назад. Конечно, они слышали от Люси обо мне, и, кажется, доктор Ван Хелсинг тоже поет мне дифирамбы, как выразился мистер Моррис. Бедные ребята, ни один из них не знал, что мне известно все о предложениях, которые они делали Люси. Они не знали хорошенько, что говорить или делать, потому что не знали, насколько я посвящена в то, что происходило; так что им пришлось придерживаться нейтральных тем. Как бы то ни было, я обдумала дело и пришла к заключению, что лучшее, что я могу сделать,– это ввести их всех в курс дела, обратив их внимание на хронологию событий. Я знала из дневника доктора Сьюарда, что они присутствовали при смерти Люси – ее настоящей смерти – и что мне нечего бояться выдать преждевременно какую-либо тайну. Так что я сказала им, как умела, что прочитала все бумаги и дневники и мы с мужем, перепечатав все на машинке, только что привели их в порядок. Я дала каждому из них по копии для чтения в библиотеке. Когда лорд Годалминг получил свою стопку листов и перечитал все – а стопка получилась весьма солидная,– он сказал:

– Вы переписали все это, миссис Харкер?

Я кивнула головой, и он продолжил:

– Я не совсем понимаю цель, но вы все такие хорошие люди и работали так усердно и энергично, что мне остается лишь с закрытыми глазами принять ваши выводы и постараться помочь вам. Я уже получил урок, и такой урок, который может сделать человека скромным до последнего часа его жизни. Кроме того, я знаю, что вы любили мою бедную Люси.

Он отвернулся и закрыл лицо руками. Я услышала слезы в его голосе. Мистер Моррис с врожденной деликатностью прикоснулся к его плечу, а затем спокойно вышел из комнаты. Я думаю, есть что-то такое в женской природе, что позволяет мужчинам раскрывать перед нами свои чувства и эмоции, не опасаясь, что это бросает тень на их мужественность. Когда мы остались одни с лордом Годалмингом, он бросился на диван и открыто отдался обуревавшим его чувствам, Я села рядом с ним и взяла его руку. Мне кажется, он не мог подумать обо мне плохо – он настоящий джентльмен. Я видела, что сердце его разрывается, и сказала ему:

– Я любила Люси и знаю, кем она была для вас и кем вы были для нее. Мы с ней были как сестры. Теперь, когда ее нет, позвольте же мне быть вам сестрой в вашем несчастье. Я знаю вашу печаль, хотя и не могу наверняка постичь всю глубину ее. Если сочувствие и сострадание помогут вам. в беде, позвольте мне помочь вам ради Люси.

Горе захлестнуло несчастного, Мне казалось, что все доселе тайно переживаемое страдание вырвалось наружу. Б порыве отчаяния он всплеснул руками. Он вскочил и сел опять, слезы текли по его лицу. Я почувствовала к нему бесконечную жалость и, ни о чем не думая, обняла его. Всхлипывая, он положил голову мне на плечо и плакал, сотрясаясь от переживаний, как; маленький изможденный ребенок.

В каждой женщине, вероятно, живет материнское чувство, которое позволяет духу возвыситься над мелочами. Я чувствовала голову этого большого горюющего человека на своем плече, гладила его волосы, будто это была голова моего собственного ребенка. Наверное, странно, но я о том не думала. Постепенно его рыдания прекратились, он встал с извинениями, не скрывая своих чувств. Он сказал, что за последние дни и ночи – томительные дни и бессонные ночи – ему не с кем было даже поговорить так, как говорят с людьми в беде, Не было рядом женщины, чье сочувствие придало бы ему силы, с которой он мог бы говорить свободно.

– Теперь я знаю, как я страдал,– сказал он, вытирая глаза.– Но я еще не могу постичь, чем было для меня ваше сострадание. Со временем я пойму это лучше, и поверьте, хоть я и сейчас полон благодарности, она будет еще больше, когда я лучше пойму, что произошло, Позвольте мне быть вам братом на всю жизнь – ради нашей дорогой Люси.

– Ради нашей дорогой Люси,– произнесла я, и мы пожали друг другу руки.

– И ради вас самой,– добавил он.– Ибо если, уважение и благодарность мужчины чего-то стоят, вы их действительно заслуживаете. Если вдруг в будущем вам понадобятся помощь и поддержка мужчины, поверьте, вам не придется долго ждать. Дай вам Бог, однако, чтобы никогда не настал в вашей жизни черный день. Но если что-то случится, обещайте дать мне знать немедленно.

Он был так серьезен, а его печаль столь искренней, что я сказала:

– Обещаю.

Проходя по коридору, я увидела мистера Морриса, смотревшего в окно. Он обернулся, услышав мои шаги.

– Как Артур? – спросил он. Потом, заметив мои покрасневшие глаза, продолжал: – А, вижу, вы его утешали! Бедный малый, ему это необходимо. Никто, кроме женщины, не может помочь мужчине, когда у него сердечное горе; а его некому было утешить.

Он переносил свое собственное горе так мужественно, что мое сердце истекало за него кровью. Я видела рукопись в его руках и знала, что, прочитав ее, он поймет, как много я знала, поэтому сказала ему

– Я бы хотела иметь возможность утешить всех, чьи сердца страдают. Разрешите мне быть и вашим другом и приходите ко мне за утешением, когда вам. будет нужно. Вы узнаете потом, почему я так говорю.

Он увидел, что я говорю серьезно, и, подойдя ко мне, взял мою руку и поднес ее к своим губам. Это показалось лше жалким утешением для такой мужественной и бескорыстной души; инстинкивно я наклонилась и поцеловала его. Слезы подступили к его глазам, но заговорил он совершенно спокойным голосом:

– Деточка, вы никогда не раскаетесь в этой искренней доброте!

Затем он прошел в кабинет к своему товарищу.

«Деточка» – это то самое слово, с которым он обращался к Люси,– ей он доказал свою дружбу!

 Глава XVIII

ДНЕВНИК ДОКТОРА СЬЮАРДА

30 сентября.

Я вернулся домой в пять часов и узнал, что Годалминг и Моррис не только приехали, но уже успели проштудировать копии различных дневников и писем, составленных и написанных Харкером и его женой. Харкер еще не вернулся из своей экспедиции. Миссис Харкер дала нам по чашке чаю, и я откровенно признаюсь, что первый раз с тех пор, как я живу в этом старом здании, оно напоминает то, что называют домом. Когда мы кончили чаепитие, миссис Харкер обратилась ко мне:

– Доктор Сьюард, могу ли я попросить вас об одолжении? Я хочу видеть вашего пациента мистера Ренфилда. Позвольте мне повидаться с ним. Написанное о нем в вашем дневнике меня страшно интересует!

Не было никакого основания для отказа, поэтому я взял ее с собой. Когда я вошел в комнату Ренфилда, то сказал ему, что его хочет видеть одна дама, на что он ответил только:

–  Зачем?

– Она обходит весь дом и хочет видеть всех его обитателей,– ответил я.

– Прекрасно,– сказал он,– пустите ее, но подождите минутку, пока я приведу все в порядок.

У него был своеобразный способ уборки: он попросту проглотил всех мух и пауков, заключенных в коробках, прежде чем я имел возможность остановить его. Было ясно, что он боялся или подозревал какое-то вмешательство. Окончив свое мерзкое занятие, он весело сказал:

– Пусть дама войдет,– и сел на край постели, опустив голову, но поглядывая исподлобья, так чтобы видеть ее, когда она войдет.

На минуту я подумал, что у него могло быть какое-нибудь преступное намерение: я вспомнил, как он был. спокоен прямо перед своим нападением на меня в моем кабинете, и я постарался встать так;, чтобы сразу схватить его, если бы он попытался броситься к ней. Она вошла в комнату с непринужденной грацией, подошла к нему с милой улыбкой и протянула руку.

– Добрый вечер, мистер Ренфилд,– сказала она.– Как видите, я знаю вас по рассказам доктора Сьюарда.

Он долго ничего не отвечал, но глаза его внимательно оглядели ее с ног до головы, а лицо было сосредоточенно нахмурено. Постепенно это выражение сменилось удивлением, перешедшим в сомнение; затем, к моему великому изумлению, он сказал:

– Ведь вы не та девушка, на которой доктор хотел жениться, не гак ли? Впрочем, вы не можете быть ею, потому что она умерла.

Миссис Харкер ответила с прелестной улыбкой:

– О нет! У меня есть муж, за которого я вышла прежде, чем мы встретились с доктором Сьюардом. Я – миссис Харкер.

– Что же вы здесь в таком случае делаете?

– Мы с мужем гостим у доктора Сьюарда.

– Ну так не оставайтесь тут больше.

– Почему же?

Я подумал, что такого рода разговор столь же малоприятен миссис Харкер, как и мне, поэтому сменил тему:

– Откуда вызнаете, что я собирался на ком-то жениться?

Его ответ раздался после паузы, во время которой он на секунду перевел глаза с миссис Харкер на меня и сейчас же стал снова смотреть исключительно на нее:

– Что за дурацкий вопрос!

– Я вовсе этого не нахожу, мистер Ренфилд,– поспешила мне на помощь миссис Харкер.

Он ответил, выказывая ей столько же почтительности и вежливости, сколько презрения мне:

– Вы, конечно, понимаете, миссис Харкер: когда человек так любим i/уважаем, как наш хозяин, все касающееся его интересует наш маленький круг. Доктор Сьюард любим не только своими домашними и друзьями, но также и своими пациентами, из коих некоторые почти лишены душевного равновесия и способны искажать причины и следствия. Так как я сам являюсь пациентом сумасшедшего дома, не могу не заметить, что ущербность рассуждений многих больных сводится к ошибкам non causa*[] и ignoratio elenchi*[].

Я просто глаза раскрыл, услышав это. Бог сидит мой собственный сумасшедший пациент, типичный случай в своем роде, и философствует с видом утонченного джентльмена! Мне интересно было узнать, не затронуло ли присутствие миссис Харкер какую-нибудь струну у него в памяти. Если эта новая фаза была самопроизвольной или вызвана ее бессознательным влиянием, у нее должен быть какой-нибудь редкий дар или сила.

Мы продолжали некоторое время наш разговор; видя, что он рассуждает вполне здраво, она осмелилась с моего молчаливого согласия навести его на любимую тему. Я опять был поражен, ибо он отнесся к вопросу спокойно и рассудительно и даже приводил в пример самого себя, когда это было уместно.

– Я принадлежу к людям со странными убеждениями. Неудивительно, что мои друзья были встревожены и настояли на том, чтобы поместить меня сюда на обследование. Мне приходило в голову, что все виды жизни взаимосвязаны, и, питаясь живыми существами, сколь бы низким ни был уровень их развития, можно, безусловно, продлить собственную жизнь. Временами я верил в это так сильно, что даже покушался на жизнь человека. Доктор может подтвердить, что однажды я пытался убить его, чтобы укрепить свои жизненные силы, впитав силу доктора при помощи крови, ибо, как сказано в Библии, «кровь есть жизнь». Не так ли, доктор?

Я молча кивнул. Я был так поражен, что не знал, как реагировать. Трудно было представить, что не далее как пять минут назад он глотал пауков и мух.

Посмотрев на часы, я увидел, что время ехать на вокзал встречать Ван Хелсинга, и сказал миссис Харкер, что надо уходить. Она тотчас же собралась, сказав любезно Ренфилду:

– До свидания. Надеюсь видеться с вами часто при более благоприятных для вас обстоятельствах.

На это, к моему, глубокому удивлению, он ответил:

– Прощайте, милая! Молю Бога, чтобы мне больше никогда, не пришлось увидеть ваше прекрасное лицо. Благослови и храни Он вас.

Отправляясь на вокзал навстречу Ван Хелсингу, я оставил всех дома. Бедный Артур выглядит веселее, чем я привык его видеть с тех пор, как Люси заболела, а Квинси куда больше похож на жизнерадостного человека, чего уже давно не бывало. Ван Хелсинг выскочил из вагона с юношеской живостью. Он сразу заметил меня и бросился ко мне со словами:

– Ну, Джон, как дела? Хороши? Так! Я был очень занят, ибо решил приехать сюда и остаться здесь сколько понадобится. Все мои дела устроены, и мне о многом надо рассказать вам. Мадам Мина у вас? Да? А ее муж? А Артур и мой друг Квинси, они тоже у вас? Прекрасно!

По дороге домой я рассказал ему о происшедшем и о том, что мой дневник до некоторой степени пригодился благодаря сообразительности миссис Харкер. Профессор прервал меня:

– Ах, эта удивительная мадам Мина! У нее мужской ум и женское сердце. Милосердный Бог предназначил ее для определенной цели, устроив такое чудесное сочетание. До сих пор судьба делала из этой женщины нашу помощницу, но после сегодняшней ночи она не должна больше принимать участие в этом ужасном деле. Нехорошо, что ей приходится так сильно рисковать жизнью. Мы, мужчины, намерены уничтожить чудовище, но это не женское дело. Даже если это ей и не повредит, все же ее сердце может не выдержать подобных ужасов, а после она может страдать наяву от нервных припадков, а во сне от кошмаров. К тому же она молодая женщина и недавно замужем; надо подумать и о других вещах, если не сейчас, то через некоторое время. Вы говорите, она все переписала? Тогда она должна присутствовать при нашем разговоре; но завтра пусть она простится со своей работой, а мы будем продолжать.

Я с радостью согласился с ним и затем рассказал о том, что мы обнаружен в его отсутствие: дом, который купил Дракула, находится рядом с моим. Он был поражен и, лше показалось, сильно встревожился.

– О, если бы мы это знали прежде,– сказал он,– тогда мы могли бы схватить его раньше и спасти нашу бедную Люси. Однако чего причитать, когда молоко убежало. Не будем думать о том и доведем дело до конца.

Затем он глубоко задумался; его молчание длилось до тех пор, пока мы не въехали в ворота моего дома. Прежде чем разойтись, чтобы переодеться к обеду, он сказал миссис Харкер:

– Я узнал, мадам Мина, от моего друга Джона, что вы с мужем привели в полный порядок бумаги, касающиеся того, что. произошло до настоящего момента.

– Не до настоящего момента, профессор,– возразила она,– а до сегодняшнего утра.

– Но почему же не до этой минуты? Мы уже видели, сколь много света могут пролить даже незначительные вещи. Мы все поведали свои тайны, однако никому из рассказавших не стало хуже.

Миссис Харкер покраснела и, вынув из кармана бумагу, сказала:

– Будьте добры прочитать и ответить, следует ли это включить. Это зафиксированные мной события сегодняшнего дня. Я тоже вижу необходимость заносить теперь все, даже пустяки, но здесь мало материала, за исключением имеющего сугубо личное значение. Надо ли это вписать?

Профессор серьезно прочитал написанное и отдал ей обратно со словами:

– Это можно и не включать, если хотите, но я очень прошу вас все же включить. Это только заставит вашего мужа еще сильнее полюбить вас, а всех нас, ваших друзей, еще больше чтить вас, а также больше уважать и любить.

Снова зардевшись, она взяла бумагу. Таким образом, все отчеты, имеющиеся в наших руках, полны и приведены в порядок. Профессор взял одну копию, чтобы ознакомиться с ней после обеда до общей беседы, которая назначена на 9 часов. Остальные уже все прочитали; так что, когда мы встретимся в кабинете, мы будем осведомлены относительно фактов и сможем обсудить план борьбы с ужасным и таинственным врагом.

ДНЕВНИК МИНЫ ХАРКЕР

30 сентября.

Сойдясь вечером после обеда в кабинете доктора Сьюарда, мы, сами того не сознавая, устроили что-то вроде совещания. Профессор Ван Хелсинг был председателем, как его о том попросил доктор Сьюард, едва лишь он вошел в комнату. Меня он посадил рядом с собой и просил быть секретарем.

– Надеюсь, я могу принять за основу, что мы все знакомы с фактами, изложенными в этих бумагах.

Мы ответили утвердительно, и он продолжал:

– В таком случае, полагаю, полезно будет сообщить вам кое-что о том, с какого, рода врагом нам приходится иметь дело. Потом я посвящу вас в историю жизни этого человека, которая была мною тщательно изучена. Затем мы сможем обсудить, как нам следует действовать, и принять соответствующие меры. На свете существуют вампиры, и некоторые из нас воочию убедились в их существовании. Даже если бы у нас не было собственного несчастного опыта, учения и свидетельства прежних времен достаточно доказательны для здравомыслящих людей. Сознаюсь, сначала я был скептиком. Увы, знай я тогда, что. знаю теперь, догадайся я раньше – одна, драгоценная для всех нас жизнь была бы спасена, на радость всем любившим ее. Но это, к. сожалению, необратимо; и мы должны работать, чтобы не дать погибнуть другим душам, пока еще есть возможность их спасти. Носферату не умирает, как пчела, после того как ужалит. Он только крепнет и, делаясь сильнее, приобретает способность творить еще больше зла Этот вампир, живущий среди нас, сам по себе обладает силой двадцати человек; он хитрее смерти, потому что его хитрость – плод веков; все люди, к которым он может приблизиться, в его власти; он – зверь, даже больше чем зверь, так как он дьявол во плоти; он может в доступных ему пределах появляться где и когда угодно и в свойственной ему форме управлять стихиями: бурей, туманом, громом. Он может повелевать низшими существами: крысами, совами, летучими мышами, молью, лисицами, волками. Он может увеличиваться и уменьшаться в размерах. Он может временами исчезать и неожиданно появляться. Каким же образом мы способны бороться с ним и как приступить к делу? Как мы обнаружим его местопребывание? И, найдя его, как сможем его уничтожить? Друзья мои, это очень трудно; перед нами стоит ужасная задача, и могут встретиться явления, которые, заставят нас страшно содрогнуться. Если мы хоть на минуту растеряемся, он наверняка победит, и тогда что станется с нами? Жизнь – пустяки, но быть побежденными в данном случае – не только вопрос жизни или смерти. Дело в том, что мы уподобимся ему и с момента его победы превратимся в таких же бездушных существ, как и он, без сердца и совести, питающихся телами и душами тех, кого мы больше всего любим. Перед нами навеки будут закрыты райские двери, ибо кто их вновь откроет для нас? Мы будем вести существование всеми отвергнутых; мы сделаемся темным пятном на фоне божественного сияющего солнца, стрелой, летящей в Того, кто умер за нас всех. Но сейчас мы должны выполнить священную обязанность, а разве в таком положении можно отступать? За себя я скажу – нет, но я стар,, и жизнь с ее солнечным светом, с ее сияющими днями, с пением птиц, музыкой и любовью осталась далеко позади. Вы лее все молоды. Некоторые из вас близко познали печаль, но вам предстоит еще немало прекрасных дней. Что же вы мне ответите?

Пока он говорил, Джонатан взял мою руку. Увидев, как его рука тянется к моей, я испугалась, что чувство ужасной опасности сломило его. Но его прикосновение вернуло мне уверенность – рука смелого человека говорит сама за себя. Не нужно даже любить человека, чтобы почувствовать эту силу.

Когда профессор закончил, муж посмотрел мне прямо в глаза, я ответила тем же. Нам не нужно было слов.

– Я отвечаю за Мину и за себя,– сказал он.

– Рассчитывайте на меня, профессор,– сказал коротко мистер Квинси Моррис.

– Я с вами,– сказал лорд Годалминг,– ради Люси, даже если другой причины и нет.

Доктор Сьюард просто кивнул головой. Профессор встал и, положив на стол золотое распятие, протянул руки. Мы все взяли друг друга за руки. Таким образом был заключен наш торжественный союз. Я чувствовала, что сердце мое холодеет, но мне и в голову не пришло отступить.

Мы сели вновь на свои места, и Ван Хелсинг продолжал;

– Итак, вы знаете, с чем нам предстоит бороться, но мы также не бессильны. На нашей стороне власть единения – власть, которой порода вампиров лишена; в наших руках научные источники; мы можем свободно мыслить и действовать, и все часы дня и ночи – совершенно одинаково – принадлежат нам. В общем, поскольку наши силы в нашей власти, мы можем свободно пустить их в ход. Мы преданы делу и стремимся к цели не из корысти. Это немало. Теперь давайте посмотрим, что может препятствовать выступившим против нас силам и отдельным их проявления^ Короче, рассмотрим, каковы границы возможностей вампиров вообще и данного вампира в частности. Все, на что мы можем опираться,– это верования и суеверия. На первый взгляд не так-то много, когда речь идет о большем, чем о жизни и смерти. Тем– не менее мы должны довольствоваться этим, во-первых, просто потому, что другими средствами мы не. располагаем, а во-вторых, потому, что верования и суеверие – это, в сущности, все. Разве для всех, кроме – увы! – нас, не на том основана вера в вампиров? Кто из нас, живущих в век науки и скепсиса, еще год назад допустил бы подобную возможность? Мы не поверили даже в то, что происходило на наших глазах. Итак, договоримся, что знание о вампире и его свойствах надежно сохранилось в суевериях. Ибо, позвольте вам заметить, вампир известен повсюду, где жили люди. Он появлялся в Древней Греции и Древнем Риме, в Германии, во Франции, в Индии... И даже в Китае, столь далеком от нас во всех отношениях,– даже там по сей день боятся вампира. Он следовал по пятам за исландцем-берсеркером, за дьяволами-гуннами, славянами, саксонцами, мадьярами. Пока, стало быть, мы располагаем всем, чтобы действовать; и, позвольте заметить, изрядное количество этих воззрений нашло подтверждение в нашем столь горестном опыте. Вампир продолжает жить. Просто от старости он не умрет; он будет процветать там, где сможет упиваться кровью живых. Более того, мы видели, что он способен возвращать себе молодость, что-его жизненные функции восстанавливаются и словно обновляются, когда он в изобилии обеспечен своей особой пищей. Но он может существовать лишь на этой диете, иная пища не по нему. Даже наш друг Джонатан, живший с ним бок о бок, ни разу не видел, чтобы он ел. Ни разу! Он не отбрасывает тени; его не отражают зеркала – опять же по наблюдениям Джонатана. Сила его руки равняется силе многих, свидетельствует Джонатан, которому он помогал спуститься из дилижанса и на чьих глазах удержал дверь против стаи волков. Он умеет превращаться в волка, как мы можем заключить на основании фактов