Текст книги "Суперигрушек хватает на все лето"
Автор книги: Брайан Уилсон Олдисс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
В лагере компании «Генман Тимбер» день еще только начинался. Из пелены тумана медленно поднималось солнце. Из динамиков на всю округу разносились звуки рок-музыки. Бригадиры изрыгали брань. Мужчины или сурово молчали, приводя в движения свои машины, или перебрасывались шутками, чтобы как-то оттянуть наступление той минуты, когда им придется отправляться в лес.
Завелись толстобрюхие бензовозы. Генмановские бульдозеры с болезненной грацией животных покатили, распахивая грязь, вперед на своих гусеничных траках, направляясь к своим рабочим местам.
Весь лагерь представлял собой настоящее море жидкой грязи.
Скоро с хрустом повалятся на землю деревья, обнажая слои древней латеритовой почвы. Кто-то получит благодаря этому огромные прибыли – где-нибудь в Калькутте, Калифорнии, Японии, Гонолулу, Аделаиде, Англии, на Бермудских островах, в Бомбее, Зимбабве и так далее.
Все пришло в движение. А потом начался дождь, принесенный тучами откуда-то с юго-востока.
– Проклятие! – чертыхаются рабочие, но работу не прекращают. Каждый помнит о той личной выгоде, которая она ему приносит.
Обновленный Каспер спал. Ему снился кошмарный сон, не похожий ни на какой другой сон. Поскольку жизнь похожа на сон, то этот сон был похож на жизнь.
Он огнем жег ему мозг. Каспер проснулся до рассвета и направился в самую чащу леса. Дорога, по которой он шагал, вела вниз. Два дня и две ночи он ничего не ел. Он видел старинные дворцы, медленно погружающиеся в жидкую грязь подобно ярко освещенному океанскому лайнеру, который уходит на дно моря в арктических широтах. Он видел, как мир заполняют разные вещи, как на свет появляются гигантские ящерицы. Глаза янтарного оттенка, глаза лазурно-голубые, бронзовые груди украшали его путь. Каспер вернулся в Камереди и с удивлением обнаружил, что там все нещадно разграблено.
То, что раньше являло собой гармоничную во всех отношениях деревушку, где мирно жили и люди, и животные – теперь он знал, какая это редкость и ценность, – перестало существовать. Все куда-то исчезло. Мужчины, женщины, животные, куры, жилища, река – все это исчезло.
Казалось, будто Камереди вообще никогда не существовало.
Дожди перестали выпадать над Камереди. Дожди выпадали в более высоких широтах. Когда не стало деревьев, расположенные высоко в горах над деревней реки вышли из берегов. Потоки грязи устремились вниз, и ничто не могло устоять перед этой холодной лавой.
Жители Камереди оказались не готовы к такому повороту событий. В Сне Великого Закона не было ни слова о том, как вести себя в подобных обстоятельствах. Люди тонули в жидкой грязи, не в силах сопротивляться мощному напору неукротимой стихии.
И Каспер увидел самого себя, увидел, как шагает по оскверненной земле, глядя на тела, выраставшие из липкой жижи подобно бесформенным клубням. Он увидел, как падает в обморок.
В Монюмент-Вэлли полным ходом шло строительство гигантского стадиона. Заказы на еще не законченные места поступали постоянно. Вовсю строились аварийные дороги. В спешном порядке сооружались дорожные указатели, вывески, переносные туалеты. Вашингтон выразил обеспокоенность происходящим. Был замечен бурный рост всевозможных крупномасштабных афер. Лига Коренных Американских народов устраивает митинги протеста.
Широко известный итальянский художник обтягивает одну из столовых гор бледно-голубым пластиком.
Когда Каспер пробудился ото сна, все знание как будто оставило его. Он огляделся по сторонам. В комнате было темно. Отчетливо можно было разглядеть лишь Ли Тирено. Ли стоял возле чарпоя и как будто светился.
– Привет! – прошептал Каспер.
– Также и тебе! – ответил Ли. Они посмотрели друг на друга, как на летние пейзажи с бескрайними полями кукурузы.
– Послушай, а как же секс? – спросил Каспер.
– Это наша защита от разрушения.
Каспер откинулся на спину и задумался над происходящим. Как будто читая его мысли, Ли произнес:
– Нам известно, что ты был в горах. Я знаю, что тебе приснился кошмарный сон. Я пришел с четырьмя женщинами. Это они принесли тебя сюда. Ты в безопасности.
– В безопасности?! – вскрикнул Каспер. Неожиданно разум его прояснился. Он поднялся с лежака и направился к двери. Он был в доме мистера Банерджи, и дом этот остался цел, а дочери мистера Банерджи остались живы.
Над мирной деревней восходило солнце. Между домами сновали куры. Дети играли со щенком, мужчины сплевывали сок от пережеванного бетеля. Возле места дхо-би подобно статуям застыли в неподвижности женщины.
Никакой грязи. Никаких тел, погребенных под слоем жидкой лавины.
– Ли, я видел сон, реальный, как сама жизнь. Как жизнь во сне, так и мой сон был настоящей жизнью. Я должен рассказать о нем мистеру Банерджи. Это предупреждение. Люди должны забрать с собой всю живность и перебраться в безопасное место. Но поверят ли они мне?
Лишь через месяц они нашли новое место. Оно находилось в трех днях пути и было обращено на юг, если посмотреть вниз с возвышенной части плодородной долины. Женщины жаловались на то, что подъем очень крут. Но в новом месте было безопасно. Здесь была вода и тень. Здесь росли деревья. Мистер Банерджи и другие его соплеменники отправлялись в город и привозили оттуда цемент, который выменивали на скот. В новом месте они отстроили Камереди заново. Женщины жаловались на то, что новая река очень глубока. Козы поедали цемент и заболевали.
Как-то вечером, когда звезды светились подобно алмазной россыпи, а луна над Камереди округлилась настолько, что разродилась светом, древняя старуха с бриллиантом в носу начала вещать во всеуслышание строки Закона Великого Сна. Мало-помалу новое место превратилось в привычный Камереди. Мальчишки, которых вместе с собакой отправили на разведку туда, где раньше находилась деревня, вернулись с рассказом о том, что старое место уничтожено мощным грязевым потоком, как будто земля извергла его из глубин своих.
Все бросились обнимать Каспера. Ему приснился вещий сон. Жители деревни устроили праздник по поводу спасения от неминуемой гибели. Целые сутки в деревне пили спиртное и веселились. Каспер в это время лежал в объятиях обеих дочерей мистера Банерджи. Их руки и ноги переплелись с его руками и ногами, их тепло сливалось с его теплом, их соки – с его соками.
В свои йони юные леди поместили гладкие камешки, как это предписывалось законами. Каспер потом оставил эти камешки себе на память, в качестве сувениров, в качестве трофеев, в качестве священных свидетельств благословенных событий.
Ли Тирено исчез. Никто не знал, где он и что он. Он отсутствовал так долго, что Каспер понял, что может жить и без него. После того как новая луна вызрела, а затем пошла на убыль, Ли вернулся. У него сильно отросли волосы, а одно плечо было перевязано ленточкой. Глаза были подкрашены, губы обрели неестественно яркий оттенок. Он был одет в сари, под которым заметно округлилась грудь.
– Привет! – поздоровался Ли.
– И тебе также! – ответил Каспер, вытянув навстречу руки. – Жизнь в новой деревне Камереди идет теперь по-новому. Все изменилось. Я сам изменился. Стал полной бабочкой. А ты выглядишь еще краше, чем прежде.
– Со мной тоже произошли изменения. Теперь я – женщина. Вот такое открытие мне довелось сделать. Мне просто снилось, что я мужчина. Для меня это был неправильный сон, но мне наконец удалось пробудиться от него.
К своему великому удивлению, Каспер удивился вовсе не так, как мог бы. Он постепенно привыкает к сказочной жизни.
– И у тебя есть йони?
Ли приподнимает сари. У нее действительно имеется йони, спелая, как гуава.
– Она замечательная. И как же теперь дело обстоит с сексом?
– Это наша защита от разрушения. Это дар Шивы. Но он также может и разрушать. – Она улыбнулась. Голос у нее теперь был нежнее обычного. – Я уже говорила тебе. Будь терпеливым.
– А что стало с твоим лингамом? Отвалился?
– Уполз куда-то в лес. Там, в лесу, у меня впервые случились месячные. Было полнолуние. Там, где на землю упали капли моей крови, выросло дерево гуавы.
– Если я нашел это дерево и съел его плод…
Он попытался прикоснуться к ней, но она отступила назад.
– Каспер, забудь хотя бы ненадолго о своих личных делах. Если ты действительно изменился, то ты способен заглядывать дальше своих личных горизонтов в новые, более широкие и величественные.
Касперу стало стыдно. Он опустил глаза, устремив взгляд на землю, по которой ползали муравьи, как ползали еще до того, как боги проснулись и раскрасили голубой краской себе лица.
– Прости меня. Говори, что нужно делать. Будь моим садху.
Ли уселась прямо посреди муравьиного царства в позу лотоса.
– Вырубка леса в горах. Этим занимаются из корысти, а не из необходимости. Это нужно остановить. И не только вырубку, но и все то, что она означает в материальном мире. Презрение к величию и благородству природы.
Для Каспера эти слова прозвучали приказом. Но когда он пожаловался, Ли холодно сказала, что вырубка незначительна, а природа огромна.
– Мы должны вместе увидеть сон.
– Как же это сделать?
– Могучий сон, необходимый для того, чтобы изменить много больше, чем маленькая деревушка Камереди, больше, чем мы сами. Целительный, совместный сон. Ведь мы видели сон порознь, и все равно нам многое удалось. Все эти мужчины и женщины видят сны по отдельности, всегда по отдельности. Мы же увидим сон вместе.
– Прикасаясь друг к другу?
– Ты все-таки должен измениться. Изменение – непрерывный процесс. На пути к совершенству нет комнат отдыха.
От этих чудесных слов сердце Каспера было готов выскочить из груди от страха и надежды.
– То, что ты понимаешь… я боготворю тебя.
– Когда-нибудь я тоже буду боготворить тебя.
Для контроля над собравшимися толпами пришлось привлечь особые подразделения Национальной гвардии. Половина Юты и Аризоны была ограждена кордонами из колючей проволоки. Были созданы посты для противодействия экстремистской деятельности. Вашингтон до смерти устал от снотворцев. Танки, грузовики и бронетранспортеры патрулировали местность во всех направлениях. Были сооружены специальные подвесные дороги. По ним с ревом проносились на мотоциклах вооруженные полицейские, получившие приказ при первых признаках общественных беспорядков открывать огонь и поливать пулями беснующиеся внизу толпы. В воздухе над Монюмент-Вэлли, надсадно грохоча, барражировали тяжеловооружённые вертолеты.
Они контролировали растянувшееся во все стороны место, испещренное отметками внутреннего пейзажа маниакальной депрессии.
– Как будто снимают кино о войне, которое сделает ненужными новые фильмы о войне, – сказал кто-то.
Пользоваться личным автотранспортом запретили. Машинами были забиты исполинские автостоянки, отодвинутые далеко на север, до самого Блендинга, штат Юта, на востоке – до Шипрока, штат Нью-Мексико, и на юг – до Тьюба-Сити, штат Аризона. Индейцам хопи и навахо крупно повезло, народ валил валом. Как грибы после дождя выросли бесчисленные кафе, бары и рестораны. Вдоль разрешенных к пользованию автострад появилось множество всевозможных увеселительных заведений. На многих из них красовались разного рода гигантские изображения Ли Тирено в самом привлекательном ее обличье, особенно над будками с призывными надписями вроде «Измените гипнозом ваш пол – АБСОЛЮТНО БЕЗБОЛЕЗНЕННО!». Нигде не говорилось ни слова о Каспере Трестле.
Как же славный народ пихал друг друга локтями, торопясь на представление! В плотной человеческой массе было жарко, испаряющийся пот над толпами поднимался подобно облаку тумана, и дух болезней парил над поднятыми плечами. Для бактерий настали лучшие времена. Для бесчисленных горожан, не привыкших проходить пешком более квартала, четверть мили становились нешуточным испытанием, и они пачками валились без сознания на землю и быстро доставлялись в полевые медицинские пункты. Плата за отдых подскочила до 25 долларов за час. Кто-то на ходу пел, кто-то заходился в рыданиях – в зависимости от вкуса. В толпе шныряли карманники, толкая локтями всевозможных новоявленных евангелистов. Проповедники оглашали воздух то осанной, то проклятиями. Лишенным привилегий гражданам, понабивавшим волдырей на ступнях, было нетрудно поверить в то, что близок конец света или по крайней мере таковой возникает в поле зрения, восставая из моря необозримых людских бедствий, разновидности «Челюстей» из преисподней или что вселенная может превратиться в крошечную белую точку, подобную той, что возникает на экране телевизора хмурым утром где-нибудь в Бронксе, часа в два, когда вы его выключаете. Как знать, может быть, конец – не самое худшее. Видимо, думая именно об этом, довольно большое число взрослых людей тянулось бесконечной вереницей, как стадо коров, жуя на ходу закуски из фастфудов и запивая еду подслащенными напитками. Какая-то толстуха, стиснутая со всех сторон потными жаркими телами, страдала одновременно от давки и полного желудка. Ее крики, когда она катилась кувырком среди шагающих ног, утонули в аккордах музыки негритянских гетто, вырывающихся из огромного количества транзисторов. Все отверстия оказались закупоренными. Таков был закон. По крайней мере никто не курил. Покачивающиеся из стороны в сторону кепки в гуще толпы указывали на то, что есть в море человеческих голов и дети, и маленькие, и большие подростки – они пытаются протиснуться впереди остальных, кричат, истошно вопят, грызут на ходу попкорн. Сотни тысяч ног втаптывали в землю разного рода пестрые картонки и обертки из неразлагающихся полимерных материалов вместе с падающими телами, комками розовой жевательной резинки, бесформенными предметами одежды, выброшенными использованными тампонами, потерянными подметками. Это было событие, достойное освещения в СМИ, такое же кассовое мероприятие, что и «Всемирные серии».
Каспер привел весь этот гигантский план в движение. Теперь он отвечал не только за себя и Ли. Человеческая природа была неподвластна ему. Он стоял посредине арены шириной в целую милю, где Джон Уэйн когда-то сломя голову несся верхом на коне. Рядом с ним был мистер Банерджи, напуганный оглушительным взрывом всеобщего внимания.
– И скажите, получица это у нас? – спросил он Каспера. – Или будет насилие.
Но в шесть вечера, когда тени гигантских столовых гор удлинились и стали похожи на нависший над миром тупой зуб, раздался удар колокола, и воцарилось всеобщее молчание. Легкий ветерок, пришедший на смену жаре, остудил многочисленные разгоряченные человеческие подмышки. Бледно-голубой пластик, в который была укутана одна из гор, негромко зашуршал. Все остальное наконец затихло, и тишина настала такая, какой она была за тысячелетия до того, как появилось человечество.
В самом центре арены стояла огромного размера кровать. Ли замерла в ожидании у ее края. Она без всякого кокетства сняла одежду и повернулась кругом, чтобы все могли видеть, что она женщина. Затем забралась на кровать.
Каспер тоже разделся и тоже повернулся кругом, чтобы все видели, что он мужчина, и, забравшись на кровать, лег рядом с Ли и прикоснулся к ней.
Они обнялись и уснули.
Нежно заиграла музыка, исполняемая Бостонским оркестром популярной музыки. Это был вальс из «Спящей красавицы» Чайковского. По мнению организаторов мероприятия, именно эта композиция идеальным образом соответствовала моменту. Женщины из числа миллионной аудитории заплакали, дети впали в нетипичную для них серьезность и притихли. Собравшиеся во всем мире перед экранами телевизоров люди плакали и изрыгали содержимое желудков в пластмассовые тарелки.
Нашим героям снился древний сон, проистекавши и из древней коры головного мозга. Те существа, которые шагали по древним гобеленам полей, были одеты в жесткие и неудобные архаичные одежды. Этим персонажам была дарована спокойная власть над человеческим поведением. Спокойная архетипическая власть.
До секса была жизнь, устремленная, подобно струе родниковой воды, ввысь. С возникновением сексуального воспроизводства потомства возникло и сознание. До появления сознания главенствовали сны. Такие сны образовывали язык архетипов.
При возникновении технологической цивилизации эти древние персонажи были пренебрежительно отринуты. Герой, воин, матрона, дева, волшебник, мать, мудрец – их тропы наконец разошлись, чтобы посеять разногласия в человеческих жизнях. В беспорядке были прожиты миллиарды человеческих жизней: в войнах, разграблениях, мысленных муках, страхе… Но Ли Кас на языке сна поклялся этим силам повернуть время вспять и взамен попросил – кажется, – чтобы мужчины и женщины не переступали законов… чтобы жить в лучших снах…
Каспер выкарабкался из многослойного кокона сна. Он лежал, пребывая в полной неуверенности в самом себе, не зная, где находится. Произошло многое, это он знал: сдвиг в сознании. Темноволосая голова женщины по имени Ли лежала у него на груди. Открыв глаза, Каспер увидел над собой импрессионистских оттенков небо, в котором красно-коричневого оттенка полотнища заката с сумасшедшей скоростью плескались на ветру от ближней до самой дальней линии горизонта.
Движимый инстинктом, Каспер ощупал себя между ног. Его рука коснулась пушистого гнезда, в котором обнаружились губы. То, что они беззвучно сообщили ему, было для него необычным и новым. Он на мгновение задумался о том, что, быть может, пребывая еще во власти сна, мог просто ошибиться. Его рука осторожно и нежно заскользила вверх к груди… своей женской груди…
Когда Ли открыла глаза, цвет который заставлял вспомнить о свежем меде, и посмотрела на Каспера, взгляд их был где-то далеко. Ее губы медленно растянулись в улыбке.
– Также и тебе, – произнесла она, и ее палец скользнул в йони Каспера. – Что ты скажешь о защите от разрушения?
Публика в огромном количестве начала расходиться. Самолеты подобно орлам устремились к своим гнездам. В разные стороны покатили танки. Итальянский художник взялся сворачивать пленку с горы. Мистер Банерджи, вообразив, что слышит, как машины, занимающиеся распиливанием деревьев, умолкли в далеких лесах, сел на край своей кровати, чтобы закрыть рукой близорукие глаза и заплакать от радости – радости, которая остается жить даже в самом сердце печали.
Погруженные в свои мысли близорукие массы людей расходились во все стороны. Сон возымел действие. Никто не толкался. Что-то в их одинаковых позах, опущенных головах напоминало фигуры, изображенные на древних фризах. То здесь то там щека, глаз, лысина отражали имперские краски неба, случайные оттенки желтого, означающие счастье или боль, оттенки красного – означающие огонь или страсть, синего – ничтожность или раздумье. Не осталось ничего, кроме земли и неба, навсегда в несогласии, навсегда в единстве. Ввысь вздымались горы, являя собой бархатистые древние цитадели, возведенные без участия человеческих рук в память о далеком времени.
Хотя расходившиеся по своим делам бесчисленные массы людей хранили молчание, сомкнув губы, из их рядов все равно доносился какой-то невнятный монотонный шум.
Это была тихая, печальная музыка человечества. Умирание дня принесло с собой удивительно темные цвета и оттенки. Это был закат: рассвет новой эры.
Самый белый Марс
Сократовский Аналог о грядущих временах
Она: Мы хотим познакомить вас с историей развития Марса, рассказать о том, как мы развивались духовно. Это великая и удивительная история, история того, как человеческое общество понимает и воспроизводит себя. В тот момент, когда я говорю с вами с Марса, моя земная аватара рассказывает вам все это с нашей старой отеческой планеты. Давайте обратим умы к тем временам, когда еще не настали все эти грандиозные и всеобъемлющие изменения, к веку Отчуждения, когда человечество еще не успело ступить на поверхность соседних с Землей планет.
Он: Итак, вернемся в далекий двадцать первый век на бесплодную планету Марс. Первые люди, высадившиеся на ней, обнаружили пустой, скудный мир, на котором не оказалось никаких воображаемых существ вроде тех, коими люди в своих фантазиях населяли Землю: призраков, длинноногих зверей, вампиров, эльфов и фей – всех этих фантастических созданий, прочно внедрившихся в человеческую жизнь, этих порождений темных лесов, старых заброшенных домов, первобытного разума.
Она: Вы забыли богов и богинь, богов Древней Греции, давших названия многим созвездиям, Ваала, Исиду и богов древних римлян, мстительного всемогущего Бога Ветхого Завета, Аллаха – всех этих воображаемых сверхсуществ, которые гипотетически контролировали поведение человечества, прежде чем человечество научилось само контролировать свою жизнь.
Он: Вы правы, я забыл о них. Все они были скрипучими половицами в подвалах сознания, наследием давнего прошлого человечества. Земля была перенаселена как реальными, так и воображаемыми существами. Марс, к счастью, оказался полностью свободен и от тех, и от других. На Марсе можно было все начать заново, с чистого листа. Действительно, мужчины и женщины, прибывшие на Марс, сохраняли в своем воображении множество противоречивых мифов о Красной планете…
Она: Вы, по всей видимости, имеете в виду представления глубокого прошлого. Гипотезу Персиваля Лоуэлла о марсианских каналах и вымершей цивилизации. Я до сих пор испытываю ностальгию по этой великой теории о закате древней марсианской цивилизации – неверной реально, но правильной в воображаемом смысле. А еще «Барсум» Эдгара Раиса Берроуза…
Он: И все ужасы, которые человечество давным-давно придумало об обитателях Марса – вторгшиеся на Землю кровожадные марсиане Герберта Уэллса и совсем не похожие на них марсиане из «Малакандры» Клайва Льюиса.
Она: Жизнь, как вы понимаете, неизменно полна самых невероятных, я бы сказала, фантастических предрассудков. Все они – признаки несостоятельности нашем собственной жизни.
Он: Но первые люди, прибывшие на Марс, были людьми технологической эры и придерживались уже совсем других воззрений. Они, разумеется, надеялись обнаружить на Марсе хотя бы какую-нибудь разновидность жизни, скорее всего нечто вроде архебактерий. Они вынашивали в своем сознании идею преобразования Красной планеты и превращения ее в некое подобие второй Земли.
Она: После того как людям наконец удалось достичь другой планеты, они решили сделать ее похожей на свою родную Землю! Согласитесь, сегодня это намерение представляется несколько странным.
Он: Они еще не привыкли жить вдали от родной планеты. Преобразование звездных миров по образу и подобию Земли было мечтой любого инженера, делом совершенно новым и увлекательным. Восприятию людей было суждено измениться. Люди стояли на поверхности Марса, впервые осознав величие поставленной перед ними задачи и агрессивность ее сути. Каждая планета имеет свою собственную священную неприкосновенность.
Она: Даже в самые впечатляющие минуты нашей жизни внутри нас начинает вещать голос – это с нами общается наш разум. Перси Биши Шелли первым признал эту двойственность. В стихотворении о Монблане он любуется водопадом и говорит:
Ущелье дивное!
При взгляде на тебя
Впадаю я в подобье сна надолго,
Чтобы мечтам предаться.
Твоей красой заворожен я.
Покорный разум мой послушен миру,
И трепетно готов внимать его влиянью
И взаимопроникновению всей вселенной,
Что окружает нас.
Он: Да, эти слова отражают самую суть человеческого восприятия. Как утверждает феноменология, наш внутренний дискурс формирует внешнее восприятие. Я хочу напомнить вам, что великая марсианская экспедиция была не первой человеческой экспедицией, призванной обнаружить новые миры. У нее тоже возникли трудности с восприятием.
Она: Вы имеете в виду то, как Запад добился успехов в Северной Америке? Безжалостное истребление индейских племен, массовый отстрел буйволов… Разве это не было примитивной формой преобразования природы?
Он: Я имею в виду экспедицию капитана Джеймса Кука на корабле флота Ее величества «Индевор» в так называемые Южные моря. На паруснике водоизмещением всего триста шестьдесят шесть тонн Кук совершил кругосветное путешествие. Помимо прочих научных задач, экипажу «Индевора» надлежало провести наблюдение за прохождением Венеры по диску Солнца. В качестве наблюдателя по праву выбрали двадцатитрехлетнего Джозефа Бзнкса. Бэнкс отличался зоркостью истинного знатока своего дела. Просвещенное Королевское общество считало жизненно важным сделать точные рисунки, иллюстрировавшие письменные отчеты исследователей о сделанных ими открытиях. У художников Бзнкса возникли проблемы. Были сделаны диаграммы ландшафтов и зарисовки образцов флоры и фауны, однако в них невольно закралась художественная манера отдельных рисовальщиков. На создание правильных рисованных изображений коренных народов Океании оказали влияние предрассудки того времени. Александр Бюкен придерживался этнографической точки зрения и рисовал туземцев в манере, свободной от условностей неоклассицизма, тогда как Сидни Паркинсон строго придерживался диктата композиции. На знаменитом полотне работы Иоаганиа Зоффани «Смерть Кука» многие фигуры изображены в классических позах, несомненно, воссоздающих дух древнегреческой трагедии.
Таким образом, незнакомое было приспособлено под вкусы соотечественников и изменено, чтобы соответствовать их предвзятому мнению.
Она: Теперь я понимаю, что вы имеете в виду. За трудностью овладения неведомым кроется философская проблема, типичная для того далекого столетия. Были ли беды, сопутствовавшие человечеству, вызваны его пренебрежительным отказом от естественного права, или же дело в том, что человечество могло возвыситься над животными лишь дальнейшим своим совершенствованием и отдалением от природы? Что ценнее – изнеженный горожанин или благородный дикарь?
Он: Абсолютно верно. Открытие островов Общества говорило в пользу первого, а Новой Зеландии и Австралии – в пользу второго.
Австралия и Новая Зеландия, когда их пустынные берега впервые предстали взглядам европейцев, в значительной степени подпитали концепцию усовершенствования и прогресса. Когда капитан Артур Филипп в 1788 году основал первую штрафную колонию в Австралии, в местечке Порт-Джексон, он взялся осуществлять типичное для восемнадцатого века преобразование природы. Вырубались деревья, в более безопасные места уходили животные, а также местные жители, и Филипп заявил: «Постепенно расчищаются огромные пространства земли, проводятся границы и просматриваются по крайней мере перспективы будущей упорядоченности, которые делаются еще более поразительными при осмыслении былого хаоса». Да, прямая линия – отличительная черта цивилизации, капитализма.
Ошеломляющая вера в покорение природы – при некоем удалении от природы, чьей неотъемлемой частью мы являемся – носила главенствующий характер в течение по меньшей мере двух столетий.
Она: Возможно, эта дихотомия восприятия значительно упрочилась благодаря картезианскому дуализму, усматривавшему различие между разумом и телом, против которого предостерегал уже упоминавшийся Шелли. Этакое метафорическое обезглавливание…
Он: В этом я не уверен. Но как знать, может, вы и правы…
Она: Не следует забывать, что вера способна крепко овладеть умами людей, стоит ей проникнуть в самые широкие народные массы. При этом не важно, что она может быть абсолютно ошибочной. Даже в наши дни межпланетных путешествий половина людей по-прежнему свято верит в то, что Солнце вращается вокруг Земли, а не наоборот. Какие выводы вы извлечете из этого, кроме того, что невежество обладает большей гравитационной массой, чем мудрость?
Он: Или что мы обладаем более стадным разумом, нежели готовы признать?
Она: И все-таки вернемся к Марсу и тем, кто первым прилетел на него.
Он: Попытайтесь вспомнить, какой была ситуация в те дни. В двадцать первом веке с ростом экономического могущества стран, входящих в сообщество Пакрим, Международная демаркационная линия суточного времени была перемещена в центр Атлантического океана, и американская торговля оказалась отрезана от европейских соседей. Стоимость всех марсианских экспедиций согласовывалась консорциумом, созданным космическими агентствами США, странами Пакрим и Европейского Сообщества. Он именовался давно забытой аббревиатурой ЕВПАКАМ. Однако под свою полную юрисдикцию Марс взяла Организация Объединенных Наций, генеральным секретарем которой в ту пору был Джордж Блай. Стоило человеку ступить на марсианскую почву, как он был обязан подчиняться законам Марса, а не своей страны.
Она: Что ж, разумное условие. Данный урок извлекли из истории с Антарктидой, когда ледовый континент был признан континентом науки. Нам лишь изредка удавалось извлекать уроки из истории! Нам хотелось, чтобы Красная планета стала Белым Марсом – планетой науки.
Он: Это древний боевой клич!
Она: Древний боевой клич по-прежнему остается в силе. В середине двадцать первого столетия на Земле возникло движение под названием АЗЦНМ – Ассоциация Защиты Целостности Неиспорченного Марса. Сначала ее считали группой эксцентриков и «зеленых». АЗЦНМ хотела сохранить Марс таким, каким он был многие миллионы лет, чем-то вроде мемориала первой мечты первых людей. Их главное требование состояло во всеобщем признании того факта, что любая окружающая среда – священна и неприкосновенна. На Земле и без того было погублено немало природных зон, так зачем же подвергать подобной участи другую планету – целую планету.
Однако люди, высадившиеся на Марсе в составе первой экспедиции, должны были оправдать затраченные на ее подготовку расходы. Им предстояло заняться преобразованием Красной планеты. Для них требование неприкосновенности планеты было неприемлемо, ведь наши предки испытывали на себе давление тех довольно примитивных обществ, к которым они принадлежали.
Он: Ах да, преобразование планеты! Термин и понятие преобразования инопланетной природы ввел в обиход писатель-фантаст Джек Уильямсон. Каким прогрессивным оно поначалу представлялось! Это была очередная идея, легко укоренившаяся в плодородной почве человеческого разума.
Она: Верно. Ничего зловещего тут не усматривалось. Астронавты просто приняли идею как должное. Это было частью их мифологии и означало старомодный образ мышления. И они представляли себе, как улучшают планету и превращают ее в подобие Земли. Их завораживали компьютерные модели – картинки Марса в будущем, когда он станет похож на Котсуолдс в солнечный день.
Он: Однако в сознании сохранялись и предрассудки. Марс как свалка отходов, безжизненный мир, «подходящий для развития», словно сошедший с иллюстрации «ядерной зимы» – старого мифа о вине человечества за судьбу планеты, – или же Марс как небесное тело – ужасное, надменно-равнодушное. Это было подобно двум противоположным идеям, которых придерживался капитан Кук три столетия назад. И…
