Текст книги "Лондонские оборотни"
Автор книги: Брайан Майкл Стэблфорд
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Миссис Муррелл это не только не успокоило, но, напротив, еще больше встревожило.
– Но тогда, это доказательство, что она кое-чтознает, – сказала она.
– Едва ли, – ответил Харкендер. – Если бы каждый, кто морил голодом и истязал других хлыстом, искал просвещения, мир давно был бы избавлен от тьмы невежества. Не сомневаюсь, что у церкви есть визионеры, но такие, как эта дама и ее подопечные, не обладают ни малейшей долей их способностей. Не верю, что есть какая-то угроза нашему замыслу со стороны сестер Св. Синклитики.
– Будем надеяться, что вы правы, – с сомнением произнесла миссис Муррелл.
В это время прибыл экипаж, и Габриэль увидел, как Харкендер помогает своей спутнице в него забраться. Затем Харкендер обернулся, чтобы обменяться несколькими словами с Люком Кэптхорном, который вел себя удивительно фамильярно. Габриэль оставался на месте, пока экипаж не отъехал, и Люк не зашагал в направлении Приюта. Лишь тогда мальчик счел безопасным для себя выйти из укрытия. Но в это время он услышал, как кто-то стучит в то самое окно, под которым только что стоял. Сердце его упало, когда, обернувшись, он увидел, что на него сурово смотрит сверху вниз Преподобная Матушка, так как он по небрежности встал в пятно света, льющегося из освещенной газом комнаты.
Габриэль вернулся в здание, дрожа страха, как пойманный на месте преступник, и с ужасом думал, что за этим последует. Он не сомневался, что его высекут, и его утренняя вера в могущество демона, который может защитить от боли и наказания, стремительно убывала.
Однако, к его изумлению, Преподобная Матушка обратилась к нему совсем в ином духе.
– Ты всегда был послушным мальчиком, Габриэль, – сказала она. – Мы учили тебя хорошо себя вести, и ты отлично усвоил урок. Надеюсь, что бы ни случилось с тобой впредь, ты всегда будешь тем человеком, которого мы из тебя сделали.
– Да, Преподобная Матушка, – сказал Габриэль с исключительной вежливостью. – Благодарю вас, Преподобная Матушка.
– Мир – это место испытаний и невзгод, – продолжила Преподобная Матушка с таким странным отрешенным видом, что он засомневался, заметила ли на вообще, что он совал нос не в свои дела. – Он изобилует бедствиями, и ты должен быть силен, чтобы их выносить. Я говорю не только о телесной силе, но и о духовной. Плоть не может не быть слаба, но душа может быть сильна, и должнабыть сильна, если требуется противиться искушению. Ты меня понял, Габриэль?
– Да, Преподобная Матушка, – сказал Габриэль, изо всех сил стараясь казаться честным и простодушным. – Благодарю вас.
Это не было настоящей ложью. Он думал, что правильно понял, что пыталась сказать ему Преподобная Матушка. Она, сестра Клэр, сестра Бернар и все, каждая по-своему, пытались добиться, чтобы воспитанники поняли: жизнь сурова, но страдания надо переносить со смирением. Мир полон боли, но нужно с готовностью терпеть боль и хранить Веру.
– Тебе предстоит немало искушений, когда ты нас покинешь, – пообещала ему Преподобная Матушка, – И ты увидишь много зла. Но тебя научили молиться, и, когда ты будешь обращаться к Господу, ты вооружишься против искушения и защитишься от зла. Даже если очутишься среди дурных людей, Господь всегда с тобой.
Габриэля так и подмывало спросить ее напрямик, не один ли из тех дурных людей, о которых она говорит, Джейкоб Харкендер. Но время, когда можно было задать вслух такой вопрос, быстро миновало, и он только сказал:
– Да, Преподобная Матушка, я запомню.
Наконец, ему позволили уйти, досыта накормив предостережениями касательно горестного состояния мира. Люк Кэптхорн уже давно вернулся в Приют, но Преподобная Матушка посчитала, что Габриэль вполне может обойтись без проводника, и самостоятельно пойдет, куда ему положено. И действительно, он достаточно наслушался ее наставлений и достаточно нашпионил для одного вечера, поэтому с удовольствием отправился прямиком в Приют. И к полной его неожиданности на самом темном участке тропы, на полпути между двумя зданиями, из-за деревьев молча выступила Моруэнна и встала перед ним.
Моруэнна ничуть не походила на сестер, и еще меньше на округлую миссис Кэптхорн или угловатую миссис Мурррел. Она выглядела намного моложе любой из них. У нее были длинные светлые волосы и белое платье, похожее на те, которые он видел на картинках с изображениями ангелов, оно было легким, и казалось сотканным из воздуха.
– Гаэбриэль, – обратилась она к нему негромко, – что тебе сказал мистер Харкендер? Он сказал, что заберет тебя?
– Возможно, – ответил мальчик с запинкой, слова застревали в горле. – Не знаю.
– Не бойся, – произнесла она. – Он не желает тебе добра, но мы не позволим тебя забрать. Пожалуйста, не бойся.
В ее словах не было ничего зловещего, но почувствовал, что в ее словах кроется тайный страх. Она беспокоилась за него, но старалась не напугать.
– Кто ты, Моруэнна? – Спросил он шепотом. – Ты призрак? – Он не верил в них, но, несмотря на это, все-таки спросил. Он не верил и в то, что она ангел. Не могли ангелы запросто гулять по земле, как бы не старались сестры убедить его в том, что такое возможно. Но он не знал, что она такое, и почему явилась, чтобы пообещать ему спасение.
– Я Моруэнна, – ответила она терпеливо. – Пожалуйста, не бойся. Я приду к тебе снова, прежде чем мистер Харкендер решит тебя забрать. Мы твои друзья, и мы защитим тебя от опасности. Будь готов, Габриэль, теперь мы придем за тобой очень скоро, обещаю тебе.
В ее словах было такое загадочное очарование, такое дивное волшебство, что он страстно захотел ей верить, и поверил. Но при этом он понимал, то многое, чего она ему не отрывает, еще более загадочно и необыкновенно. Он страстно желал пойти за ней прямо сейчас, потому что она была так красива и таинственна, но тоненький голосок сомнения внутри него, останавливал. Это был не демон, а его собственный внутренний голос. Возможно, шептал этот голос, она послана к нему как раз потому, что так красива, и что ей невозможно отказать.
– Я буду готов, – пообещал он, хотя в горле у него все еще оставался комок, из-за которого обещание прозвучало нетвердо.
И она исчезла так же внезапно, как появилась. Как будто повернулась кругом и пропала за потайной дверцей во тьме. Но, когда он поглядел в другом направлении, где на миг полная луна осветила клочок голой земли, он увидел что-то большое и очень светлое, скользящее прочь легко и естественно.
Это могла быть только бродячая собака, потому что даже Габриэль Гилл знал, что в Англии нет волков, кроме, может быть, Лондонских оборотней.
4
В ту ночь он крепко спал в своей жесткой холодной и влажной постели, и его посещали удивительно странные и очень яркие сновидения. Совсем недавно такие грезы стали для него делом обычным, и он считал, что таким способом его внутреннее око совершенствуется и упражняется в силе видения, постепенно становясь все зорче. Он быстро понял, что не все вещи, которые показывает его внутренний взор, реальны в точном понимании этого слова. Например, странные видения, вроде того, которое он сегодня разделил с сестрой Терезой, были болезненным порождением надежды, гордости, ужаса или тревоги. Но Габриэль был уверен, не все видения внутреннего ока были в таком роде. Чаще он, видел события и людей в их настоящем свете, и точно знал, что происходило прежде или происходит прямо сейчас, пока он наблюдает. Ему всегда надо было быть настороже: только во сне это коварное и удивительное шестое чувство показывало истинное значение мимолетных впечатлений, которые он получал, бодрствуя.
Нынче ночью главным действующим лицом его сновидений был Джейкоб Харкендер, что, в сущности, его ничуть не озадачило. Он уже остро осознавал связь, установившуюся между ним и его благодетелем в миг, когда ему открылось, что Харкендер тоже один из одержимых. В то время, как физическое тело Габриэля мирно покоилось на своей жесткой постели в Приюте, его душа, навеки связанная с демоном незримыми и нерасторжимыми узами, отправилась блуждать по лабиринтам ночи.
И вот его расставшийся с телом дух оказался в престранном помещении на верху дома, дома Харкендера, как он предположил, увенчанного огромным полусферическим куполом из многоцветного стекла. Был ли в действительности у этого дома такой купол, Габриэль не знал, но необычная загадочная комната была так реальна, что он не усомнился в ее существовании. Под куполом, строго под центром сферы, стояло загадочное сооружение из кованого железа, назначения которого Гэбриэл не знал и даже не мог предположить. По какой-то совершенно необъяснимой причине, оно навело его на мысли о паутине, и если так, то Джейкоб Харкендер, видимо, угодил в нее, поскольку был привязан к ее ободку крепкими витыми шнурами, охватывавшими запястья. Харкендер был полностью обнажен; глаза его были закрыты, он разговаривал сам с собой негромко и мерно, как будто повторял вслух некую давно заученную покаянную молитву.
За Харкендером наблюдали другие, и одной из них была миссис Муррелл. Габриэля оказалось легче соприкоснуться с мыслями миссис Муррелл, чем понять о каких материях рассуждает Харкендер. Он улавливал непростые чувства, и его изумило открытие, что в этой невероятной путанице ее душевных движений острее всего угадывался некий род презрения.
Пол под ногами Харкендера был выложен невероятно крохотными изразцовыми плитками, образовывавшими огромную и хитрую диаграмму, в ее центре находилось сооружение из концентрических кругов, из которых и поднималась странная железная паутина. Внешний круг был окаймлен кроваво-красным мозаичным ореолом, его края походили по форме на лепестки роз, в стороны протянулись четыре отростка, подобных древесным стволам, и каждый заканчивался причудливой кроной из великого множества листьев. Далее круги делились на секции, и в каждую было вписано слово или символ. Внутренние круги были украшены более сложным орнаментом, который Габриэль разобрать не смог.
Мальчика безмерно завораживал и влек этот прихотливый рисунок, но он не смог почерпнуть никаких сведений о значении всего этого из водоворота мыслей и желаний миссис Муррелл. Видимо, Харкендер когда-то разъяснял ей значения символов, но она не очень интересовалась этим и не была достаточно внимательна во время объяснения, даже не пытаясь на нем сосредоточиться. Как обучающаяся магии, она прекрасно знала, что не подает ни малейших надежд.
Узор на куполе над головой Харкендера заметно уступал по сложности узору на полу, но тоже был довольно хитер. Габриэль решил, что в ясный день, когда светит яркое солнце, и на голубом небе нет ни облачка, разноцветие, образующиеся витражным куполом, преображает рисунок пола в восхитительный и непрерывно меняющийся узор. Но теперь было темно, и свет луны не шел в сравнение с пламенем четырех ярких фонарей, которые Харкендер поместил по углам комнаты на четырех оконечностях креста. Свет создавал в комнате причудливые тени. Миссис Муррелл поставила свое кресло так, что оказалась в самой густой тени. Она не пряталась, но предпочитала неприметность, ей доставляло удовольствие наблюдать за другими, не привлекая внимания к себе. Габриэль слышал, как раздается в ее памяти горестное эхо слов, сказанных ей однажды Харкендером, о том, что ее внутреннее око совершенно слепо. Оно забито, объяснил он, потребностью в заурядном житейском комфорте бренного человеческого бытия, от которых она не в силах отказаться.
Габриэль узнал, подслушивая мысли этой женщины, что она никогда не была согласна с мнением Харкендеру, и никогда не считала, что удобно устроилась в этом бренном мире, хотя и не думала, что обитает в самой заурядной его части. В ее глазах, она была жительницей и поставщицей мира грез, созданных из людских страхов. Слепо в действительности ее внутреннее око или нет, она сказать не могла, но ее глаза с циническим любопытством наблюдали за странными представлениями, которые она устраивала для своих клиентов.
Это бы не первый случай, когда демон Габриэля дал ему возможность заглянуть в мир чужих мыслей и верований. Но миссис Муррелл была куда менее понятной особой, чем Люк Кэптхорн или сестра Клэр, он не мог объяснить себе, что, собственно, она такое, и почему так странно думает о себе. Если демон что-то и угадал, то ничего не подсказывал. А, возможно, и он ничего не понял, поскольку обладал некоего рода невинностью, не вполне соответствовавшей ужасающей мощи своего озарения.
Габриэля услышал так же отчетливо, как если бы она произнесла слова вслух, что миссис Муррелл с насмешкой мысленно обращается к себе: « Да может ли женщина вести жизнь, более полную волшебства и озарений, если она стала владычицей и повелительницей шлюх для богачей?»
В этой комнате присутствовала молодая девушка, и миссис Муррелл глядела на нее не без некоторого материнского чувства, хотя, никоим образом, не с любовью. И Габриэль, как если бы сам обладал глазами и чувствами миссис Муррелл, наблюдал за приближением девушки к нагому мужчине, скорчившемуся на полу. Она двигалась неуверенно, словно плохо понимала свою роль и не знала, что от нее требуется, но Габриэль видел, что миссис Муррелл дала ей достаточно ясные и четкие указания. Девушка была обнажена, если не считать приспособления, привязанного к бедрам, непомерно длинного, но не слишком раздутого грубого подобия возбужденного пениса. Он был сделан из дерева, но обтянут мягкой кожей и снабжен пяткой, которая подходила по размеру к влагалищу девушки. Производитель задумал свое изделие так, чтобы оно возбуждало пользовательницу, заменяя настоящие мужской член, но миссис Муррелл знала, что оно далеко не совершенно в этом отношении, но в тот миг несовершенство ничего не значило, так как целью было не удовольствие.
Все это Габриэлю было крайне трудно осмыслить. Весь доступный ему опыт полового влечения и наслаждения был почерпнут из вторых рук. Он знал, что такое половые сношения, и даже, что такое педерастия, так как в более ранних снах проникал в мысли Люка Кэптхорна. Были у него и какие-то смутные представления об этом даже еще до того, как стал одержимым демоном. Из рассказов и предупреждений о повадках Люка, которые ходили в Приюте среди детей постарше. Но премудрости, которую приобрел Габриэль через знакомство с Люком Кэптхорном, совершенно не хватало для постижения того, что совершалось здесь.
Габриэль и миссис Муррелл наблюдали, как девушка присела на корточки позади привязанного мужчины и неловко попыталась ввести игрушечный пенис в его задний проход. Миссис Муррелл следила за этим без малейшего интереса. Девушка не оглядывалась на нее, ища подсказки и поддержки, не просила никаких извинений за свою неловкость. Наконец, претерпев некоторые неудобства, она добилась желаемого. Мало-помалу ей удалось приблизительно воспроизвести нужный ритм движений, хотя, не без труда, это достаточно ясно было написано на ее лице, красном от смущения.
Миссис Муррелл снизошла до слабой улыбки и в то время, как представление продолжалось, тщательно изучала лицо девушки. И увидела постепенное появление на нем признаков, что та начинает получать удовлетворение от своих действий. Не из-за аппарата в ее влагалище, а от вполне рациональной мысли о том, что совершается некий вид унижения, и необычайные обстоятельства позволяют ей занять место того, кто унижает.
Как раз этого, как знала миссис Муррелл, искал Харкендер. Боль была лишь частью, и, возможно, не самой главной; ему требовалось более утонченное страдание, сочетающее в себе горечь и ощущение своего ничтожества, которых не мог даровать ему обычай. Он никогда не брал шлюх-мужчин, так как видел в извержении семени о нечто такое, что не соответствовало его эстетическим представлениям. Он искал не естественного завершения или прерывания, но чего-то потенциально бесконечного; более того, ему требовались какие-то уловки, которые перевернут обычный порядок вещей, разрушат все образцы, созданные природой, доведут извращенность до такого сложного совершенства, какое только позволит изобретательный ум.
В бурном водовороте мыслей и чувств миссис Муррелл Габриэль видел ее воспоминания о беседах, в ходе которых Харкендер пытался объяснить, в чем для него смысл его интимных ритуалов, но Габриэль не мог постичь их. Миссис Муррелл не принимала всерьез такие объяснения, она давно привыкла к словоблудию, которым пользовались мужчины, чтобы объяснить и оправдать свои половые отклонения, и считала все это ненужной ложью. В дни своего собственного обучения первой древнейшей профессии она быстро стала безразлична ко всему, что касалось полового акта, как бы он ни осуществлялся и кем.
Негромкий поток слов Харкендера прекратился. Теперь он раскачивался в ритме, которого удалось достичь девушке, и который она сохраняла с напряженным усердием и решительностью.
Миссис Мурерлл, полностью одетая и гордая своим безупречным изяществом и самообладанием, поднялась с кресла с тростью в руке и приблизилась к странной парочке. Подойдя, она принялась бить Харкендера по плечам и спине, не быстро, но и не слишком медленно. Она не делала попыток приладиться к ритму мнимого соития, но действовала основательно и по-своему щепетильно, внимательно и обдуманно определяя направление и силу каждого удара. Габриэль видел, что ей не доставляет большого удовольствия это занятие. Она даже не испытывала блаженного презрения к жертве, на которое была способна девушка. Гэбирэл понимал, что в свое время миссис Муррелл побила немало мужчин и сурово, с целью наказания секут слуг, и игриво, как обычно предпочитает английский утонченный порок. Видимо для Харкендера важно было не только наслаждение. Было очевидно, что ему требуется получить телесный ущерб, а не просто легкое возбуждение. Память об обильных жестоких побоях сохранилась на его коже от плеч до талии, покрытых зловещими шрамами.
Это Габриэль понял чуть лучше, он знал, как предается самобичеванию Тереза, и видел воспоминания о былых страданиях, записанные на ее спине. И ни с того ни с сего подумал, а может ли Харкендер летать. Возможно, он привязан за руки именно для того, чтобы не оторваться от земли, а не то воспарил бы под купол в царство многокрасочного сияния.
Теперь Харкендер молчал, хотя Габриэль понимал, как понимала и миссис Муррелл, что он еще не достиг того состояния души, которого искал. Он называл это экстазом, она – трансом. И подозревала, что у медиков нашлось бы для этого особое латинское словцо.
Внешние признаки продвижения Харкендера к его мистической цели были малочисленны и слабы. Но вот, настал миг, когда он слегка повернул голову, словно для того, чтобы уловить чей-то тихий шепот, а затем его глаза забегали из стороны в сторону под сомкнутыми веками, и наконец, лицо обрело выражение спокойствия.
Миссис Муррелл дала девушке знак удалиться, что та сделала с чрезвычайной благодарностью, содрогаясь от усталости. Несмотря на прохладу в помещении, она вспотела от такого непривычного напряжения. Миссис Муррелл подвела ее к креслу в тени. Дурно пахнущий предмет меж ее ног покачивался, упрямо вздымаясь в эрекции, и теперь девушка взглянула на него с явным отвращением. Миссис Муррелл помогла ей его снять.
Хотя мерные напевы Харкендера постепенно затихли, губы его перестали двигаться, а гортань расслабилась, миссис Муррелл была уверена, а вместе с ней и Габриэль, что песня беззвучно продолжается внутри него. Габриэль знал, что мага посещают некоего рода видения, и он достигает мистической связи с сущностями, в независимом бытии которых у него нет причин сомневаться. В этот миг мальчик страстно пожелал, чтобы сознание Харкендера, а не сводни, открылось его исследованию. Но у Харкендера был свой демон, не подпустивший Габриэля к раскрытию тайных связей своего партнера. По мнению миссис Мурррелл, проведшей с Харкендером не один год, его так называемая магия заключалась, главным образом, в способности к мелким фокусам с применением гипноза. Она верила, все, что происходит с этим стоящим на коленях человеком, совершается исключительно в его голове, и все, что он видит или слышит просто иллюзия, которую он невольно создает ради удовлетворения. Она не верила, в великое воинство сверхъестественных существ живущего над и за пределами материального мира людей, и уж всяко не верила в то, что Джейкоб Харкендер может вступать в их царство как подмастерье, претендующий на демоническую мощь.
Теперь Габриэль знал побольше нее. Он остерегся бы сомневаться в подлинности силы внутри Харкендера, а так же в подлинности невидимых созданий, с которыми тот вступал в общение. Габриэль уже знал, что незыблемость мира – это только видимость, и духи, как пауки, могут запросто находиться повсюду, невидимые и неосязаемые, но, тем не менее, сильные и могущественные. Необыкновенно, страшно могущественные.
Наблюдая за Харкендером, Габриэль увидел, что фарсовые услуги юной шлюхи были лишь произвольными составляющими системы, имеющей чисто личное значение. Миссис Мурррелл считала, что магический ритуал служил только прикрытием для полового сближения, физического наслаждения и удовлетворения, но она заблуждалась. Половой акт являлся лишь стимулятором, внешним фоном для глубинной истинной магии. И магия была подлинная, и Габриэль это прекрасно понимал.
Если желание Харкендера заключалось в том, чтобы стать товарищем и близким другом демонов и их родни, ничто в пределах достижимого не могло ему воспрепятствовать, насколько мог судить Габриэль.
« И поэтому он назначил себя моим опекуном?»– Спросил себя мальчик. – « Он стремится, чтобы мой демон сотрудничал с его демоном?»
И снова пожелал иметь возможность вовлечь видения Харкендера в свои, смотреть на мир через внутренний взор Харкендера, а не через глаза миссис Мурррелл. Она не могла быть помощником Габриэлу, потому что была поглощена попытками избавиться от идей Харкендера, и решительно считала их бессмысленными.
Миссис Мурррелл никогда не говорила Харкендеру, что она на самом деле о нем думает. В конце концов, она была сводней, ее обязанности заключались в том, чтобы угождать прихотям клиентов, которые безуспешно пытаются изгнать мысль по правилам, жизнь по правилам, и брак по правилам.
Миссис Мурррелл опять уселась в кресло. Девушка присела сбоку на пол, уронив голову на колени миссис Мурррелл. Сводня начала рассеянно перебирать каштановые волосы своей подопечной. А сама тем временем наблюдала за Харкендером, достигшим вершины своих переживаний, бессрочного мига единения, который должен завершиться возвращением к земной жизни и обыденному сознанию.
Это возвращение, как понял Габриэль, из мыслей миссис Мурррелл, порой происходило так же легко, как естественное пробуждение от сна без грез, но порой совершалось иначе. Сводня пристально наблюдала, желая увидеть, чем все обернется на этот раз. И не была разочарована.
Внезапно тело Харкендера напряглось, по нему прошла судорога, рот открылся, обнажая желтые зубы, пальцы, только что расслабленные скрючились, и лицо обрело пепельно-серый оттенок. Мгновение Габриэлу казалось, что его покровитель умер. Но вот пальца снова задвигались, глаза зажмурились, как от сильного напряжения, рот оскалился, по лицу побежал пот.
Казалось, Харкендер вступил в неравный бой: как будто пока он представал обнаженным перед всемирной душой, некий иной разум попытался овладеть им или пожрать его, и даже теперь пытался стать импутем некоего вещественного и духовного преображения. Маг противился, страстно, каждым атомом своего существа, и все же удержался на краю пропасти, на краю полного уничтожения.
«Безумие», —подумала миссис Муррелл. – «Законченное безумие».У нее не было ни малейших сомнений, что Харкендер страдает настоящим душевным расстройством, но считала, что он сам во всем виноват, и это не ее дело.
Габриэль, напротив, пришел в ужас. Харкендер и без того одержим, а теперь, наверняка, что-то еще пытается им овладеть. До сих пор Габриэлю и в голову не приходило, что демоны могут бороться меж собой за власть над теми из людей, которых уже заразили своим губительным знанием и губительным видением. Он подумал, а что бы он чувствовал, если бы его собственного демона вынудили бороться за право обитать в его душе. Глядя на Харкендера, он с ужасом представил, что могло случиться с ним, если бы бой оказался таким же жарким.
Пока Габриэль и миссис Муррелл наблюдали, завороженные, каждый по своим особым причинам, лицо Харкендера медленно прояснилось, а мускулы мало-помалу расслабились. Наконец, он проснулся, совершенно безмятежный, явно ничего не помнящий о той борьбе, в которую его вовлекли демоны, верящий, видимо, что он делал именно то, что запланировал, не больше и не меньше.
Но Габриэль знал, и это знание пугало его, что, магия Харкендера настоящая, следовательно, настоящей была и угроза его жизни. Этот человек, который хотел взять Габриэля к себе, чтобы использовать его силу, был так же уязвим, как и маленький мальчик. Насколько уязвим он сам, Габриэль мог только догадываться. Теперь он понял, все, что он увидел, было не прихотью и игрой: ему показано, ясно и последовательно, что демона, который его захватил, может однажды заменить другой, и трудно сказать, следует ли надеяться на такое развитие событий или бояться его.