Текст книги "Бешеные уланы (СИ)"

Автор книги: Брайан Макклеллан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Блай стоял на крыльце, пытаясь выглядеть авторитетно, и явно терпел неудачу. Его лицо осунулось, глаза покраснели, плечи поникли. Сказав Мие, все еще обнимавшей тело мужа, что его скоро придется похоронить, он поднял руку, приветствуя Стайка.

Спешившись, Стайк привязал Дешнара у постоялого двора. Блай подошел ближе.

– Люди еще не отошли от случившегося. Они никогда не испытывали ничего подобного.

– Ну еще бы, – резко отозвался Стайк. Потом заставил себя вспомнить, что Блай – друг, и смягчился. – В первый раз всегда нелегко. И во второй. К такому можно только притерпеться.

– Кое-кто дезертировал после того, как мы вырезали кезанцев ночью, – сказал Блай. – Перепугались. Не могу их за это винить. Будут последствия.

– Я тоже их не виню. Пусть бегут. Забудь о них.

– Я… – Блай запнулся и почесал затылок, скользя взглядом по сожженным останкам сонного городка. – Мы ведь были в своем праве, дав отпор? Если придут кезанцы, нас отправят под трибунал, но мы ведь просто защищались.

– Защищались, – согласился Стайк.

– Ну и как тогда…

– Я бы не заморачивался по поводу моральной стороны. Разве кезанцы когда-нибудь вели себя в Фатрасте как блюстители морали?

Подобная наивность не была свойственна Блаю, но Стайк решил не заострять на этом внимание. Прошедшая ночь многое изменила. Он прищурился, заметив движение на дороге. Через несколько мгновений уже можно было разглядеть большую колонну верховых. Он узнал желтые мундиры своих людей, но между ними мелькала зелено-коричневая форма и сверкающие кирасы кезанцев.

– Я послал несколько парней привести капитана Кардина, как ты и просил, – пояснил Блай.

Стайк дождался, пока отряд – около сотни, считая и уланов, и кирасиров Кардина – остановится посреди дороги. По осоловелым глазам и неразговорчивости уланов было видно, что им пришлось скакать всю ночь, чтобы доставить Кардина и его людей. Кирасиры затравленно озирались, сам Кардин пытался держаться достойно, хотя, казалось, вот-вот расплачется. В сгущающейся тишине горожане таращились на кирасиров, и Стайк шагнул вперед, пока они не сообразили броситься все скопом.

– Никто из вас не участвовал в том, что случилось ночью, – громко, чтобы слышали и горожане, и кезанцы, сказал Стайк. – Вы все ослушались своего командира, потому что это правильно. Майор Прост приказал отдать вас под трибунал. Верно?

Кирасиры мрачно закивали.

– Спешиться, – приказал Стайк.

Кирасиры переглянулись, некоторые потянулись к оружию.

– Вы слышали! – каркнул Кардин. – Спешиться!

И первым подал пример, встав по стойке «смирно» рядом с лошадью, словно на смотре. Остальные медленно подчинились. Стайк разглядел нерешительность в их глазах.

– Оружие и кирасы. – Стайк указал на землю у своих ног. – Складывайте.

Никто не пошевелился.

– Вы нас убьете? – испуганно спросил кто-то.

Стайк повторил. Кардин шагнул вперед, расстегнул нагрудник и бросил к ногам Стайка, за ним полетели карабин, мушкет и сабля. Образовалась очередь, и друг за другом все кирасиры последовали примеру командира. Когда они почти закончили, Стайк повернулся к Блаю.

– Пусть парни добудут дров из догорающих зданий. Соорудите мне на площади громадный костер.

Это не заняло много времени, и вскоре пламя уже лизало ветви больших дубов, а безоружные кирасиры стояли навытяжку в ряд. Остатки горожан – те, кто еще не сбежал, – сгрудились по краям площади. Почти тысяча пар глаз следила за происходящим, и, судя по бормотанию, люди сомневались, казнь это или что-то еще.

– Снимайте мундир, – сказал Стайк Кардину.

Молча повиновавшись, Кардин протянул мундир Стайку, но тот не шелохнулся.

Кардин взглянул на Стайка, затем на огонь. Провел пальцами по звездочкам на лацканах, с отвращением на лице шагнул к костру и бросил в него свой кавалерийский мундир. Остальные солдаты, смекнув, что это не казнь, начали раздеваться.

Отвернувшись, Стайк заметил мэра Дорезена. Тот взирал на происходящее, стоя у тлеющих остатков своего дома.

– Удивлен, что вы их пощадили.

– Они отказались нападать на нас, – пояснил Стайк. – Не подчинились этому свихнувшемуся куску дерьма. Они нам не враги.

Он бросил взгляд на руины дома Дорезена и подумал, не винит ли мэр его во всем произошедшем. Все началось и закончилось Простом, но Стайк был связующим звеном. Он в сотый раз пожалел, что не сдержался, и в сотый раз понял, что не смог бы остаться в стороне, когда Прост избивал Тель-Айсло до смерти.

– Забирайте всех и уходите. Как только Сирод узнает, что здесь произошло, он отправит целую бригаду, чтобы уничтожить свидетелей.

– Нам предложили убежище в Холденшире, – сказал Дорезен.

Холденшир – городок неподалеку. Расположен достаточно близко, чтобы оттуда заметили огни ночью.

– Боюсь, это плохая идея, – возразил Стайк.

– А что еще нам остается? – Дорезен невесело усмехнулся. Глаза у него были красные. – Куда податься? Даже если уйдем за сотню миль, это ничего не изменит. В конце концов Сирод нас найдет.

– Как только похороните мертвых, собирайте все ценное и отправляйтесь на северо-запад. Если покинете территорию Сирода, он вряд ли станет вас преследовать. Рассказывайте каждому встречному о том, что здесь произошло. Пусть, если он уничтожит выживших, это ничего ему не даст.

– На северо-запад?

– Губернатор Линдет выгнала кезанский гарнизон из Редстоуна. Полагаю, она войдет в положение. Передайте, что вас послал я.

Дорезен сомневался, но Стайк сказал все, что хотел. Он было развернулся, чтобы уйти, затем озвучил еще одну мысль.

– Эти кирасиры… не позволяйте нападать на них. Они невиновны. Пусть помогут похоронить мертвых, и отпустите их с миром.

С этими словами он оставил мэра и вернулся к Блаю, от которого узнал, что все кирасиры, включая Кардина, собираются малыми отрядами пробираться в Кез.

Блай наклонился к Стайку.

– Они отрекаются от присяги Кезу.

– Я слышу. – Стайк поднял брови.

Он не просил и не ожидал от них такого. Большинство из этих людей, вероятно, изменят имена и заново вступят в кезанскую армию в каком-нибудь захолустье в надежде, что все уляжется. Должно быть, вид сожженного города подействовал на них сильнее, чем он ожидал.

– Думаю, тебе следует увести парней в Редстоун, – посоветовал Стайк.

– Что? А ты не с нами?

– Нет, я с вами не пойду. В Редстоуне у вас все будет хорошо, скажешь губернатору, что вас прислал я.

– А ты куда?

Стайк отвязал Дешнара от столба. Похлопал по холщовому мешку, свисающему с луки седла. В нем что-то зловеще хлюпнуло.

– Вручу Сироду то, что осталось от его брата. А потом вырежу его позвоночник и суну ему под нос.

* * *

Стайк покинул Фернхоллоу в одиночестве и через два дня добрался до Лэндфолла. Столица раскинулась на побережье, на огромном плато, с которого на многие мили вокруг открывался вид на пойму и океан Пелос. Стайк заехал в предместья с юга, где плато возвышалось над ним почти на двести футов. Оно простиралось почти на две мили и было застроено частными и многоквартирными домами, правительственными зданиями и тому подобным.

В отличие от других городов Девятиземья Лэндфолл появился сравнительно недавно. Несколько сотен лет назад здесь были лишь маленький городок, форт и маяк. Только в последние лет восемьдесят население резко выросло, и город переполнился настолько, что предместья выплеснулись в пойму.

Последний раз Стайк посещал Лэндфолл зимой, и даже в предместьях чувствовалось, что в городе произошли перемены. По дороге он прислушивался к местным сплетням: возможно, порт скоро закроют; губернатор Сирод упомянул о военном положении. Все ходили, опустив глаза и ссутулившись, и перешептывались в переулках, а мальчишки-газетчики кричали о катастрофе, чтобы продать свои стопки газет.

Стайк решил избегать главных улиц, которые патрулировались кезанскими гренадерами, и, покружив по предместьям у подножия плато, поймал лодку для спуска по реке в ущелье. Он высадился в Гринфаэр-Депс – старой каменоломне, превратившейся в трущобы, и, ведя Дешнара в поводу, поднялся по серпантину прямо в центр города.

Недалеко от трущоб располагался бар, опасно нависший над ущельем. Желтая вывеска гласила: «Напитки и конюшня с видом на каньон». Большинство прохожих решили бы, что бар, судя по рискованному расположению и ветхому виду, знавал лучшие времена и, возможно, когда-то даже слыл модным местечком для рисковых пьянчуг. Стайку же было доподлинно известно, что бар построили в точно таком виде всего несколько лет назад. Он никогда не знавал лучших времен и никогда не узнает. Хозяйке все нравилось как есть.

Стайк оставил Дешнара на одного из мальчишек, которые здесь считались конюхами, и зашел внутрь. Сердце слегка екнуло, когда он ступил с твердой земли в заведение, почти полностью нависающее над краем ущелья. Под его весом пол сердито заскрипел.

Хозяйкой бара была крошечная желтозубая женщина неопределенного, но почтенного возраста с копной седых волос и дурным характером, таким же суровым, как ущелье. Ходили слухи, что тех, кто не может заплатить по счету, выбрасывают из люка под баром, и они с криками падают вниз. До того как стать хозяйкой бара, женщина была уланом, причем весьма хорошим.

– День добрый, Бенджамин, – сказала она, когда он присел.

– Как поживаешь, Саннинтиэль?

Стайк бросил монету на стойку и потянулся. Оглядел полупустой зал: несколько пар глаз косилось в его сторону.

Саннин склонила голову набок и плеснула ему что-то коричневое из зеленой бутылки.

– Я думала, ты мертв.

– С чего бы это? – Стайк поднял стакан и всмотрелся в мутную жидкость. – Что за дерьмо?

Саннин лучезарно улыбнулась.

– Сама делала.

– Пахнет ужасно. – Стайк сделал глоток и чуть не сплюнул в ее улыбающееся лицо. – И на вкус ужасно.

Однажды его обманом заставили выпить рюмку прогорклого китового жира. Сейчас на вкус было похоже, только еще хуже.

Ее улыбка стала шире.

– Я припасла для тебя целую бутылку.

– Не нужна мне твоя бутылка. Я хочу пива и новостей.

Саннин стукнула бутылкой о барную стойку и сунула ее ему под нос.

– Ты должен быть мертв, – повторила она.

– Ты это уже говорила. Почему?

Саннин кивнула на бутылку. Стайк неохотно бросил на стойку несколько монет. Она хмуро посмотрела на монеты и потрогала согнутым пальцем, словно пересчитывая.

– За это дерьмо больше не дам.

Саннин сгребла деньги.

– Ты должен быть мертв, потому что ночью губернатор Сирод проехал через Лэндфолл с новостями о том, что племя предателей-пало вырезало гарнизон Фернхоллоу и сожгло город дотла. – Она наклонилась вперед и, прищурившись, посмотрела Стайку в лицо. – Значит, либо это брехня, либо ты выжил. Либо тебя недавно перевели, и в таком случае я с сожалением сообщаю, что Фернхоллоу больше нет.

Она поставила локоть на стойку бара, словно говоря «теперь твоя очередь».

Стайк прикончил порцию коричневой жидкости, изо всех сил стараясь не заблевать чистый бар, и еще немного потомил Саннин в любопытстве.

– И как к этому отнеслись? – спросил он.

– Хм-ф. Эта новость отчасти растворилась среди других плохих новостей. Слыхал, что Редстоун открыто восстал?

– Я слышал, что Линдет разогнала кезанский гарнизон.

– Ну, сегодня это главная новость. Она решила не останавливаться и провозгласила независимость от кезанской короны. Разворошила самое настоящее осиное гнездо.

– Значит, никому нет дела до Фернхоллоу?

Стайк слегка расстроился. Может, это всего лишь тихий захолустный городок, но какое-то время это был его городок.

– О, людям есть дело, – ответила Саннин. – Ночью у меня тут пили до рассвета колониальные застрельщики, какое-то хулиганье. Собирались линчевать нескольких пало и ехать служить добровольцами на фронтир.

Стайк хмыкнул. От этой мысли затошнило. Уж колонисты должны соображать. Что за дурацкая история про «племя предателей-пало»? Любой пало так далеко на юге был, как говаривали фатрастанцы, «одомашненным». Местные пало привыкли жить в городе, не высовывались и старались зарабатывать на жизнь как все. Жестокие племена остались слишком далеко на севере, чтобы дотянуться до такого местечка, как Фернхоллоу.

– Так ты оттуда? – спросила Саннин. – Что произошло на самом деле?

Стайк вытащил и положил на стойку клочок ткани, который срезал с мундира мертвого кирасира в Фернхоллоу.

– Что это? – Улыбка Саннин слегка поблекла.

Стайк проигнорировал вопрос.

– Ты знаешь, кто такой Нонс же Прост?

– Ага, – неуверенно протянула Саннин. – Незаконнорожденный брат Сирода.

– По приказу Сирода рота кирасиров Проста сожгла Фернхоллоу и перебила пару сотен человек – мужчин, женщин, детей. Они попытались сжечь и казармы, но уланам удалось вырваться и спасти то, что осталось от города.

Улыбка Саннин полностью исчезла.

– Кресимир, – ахнула она. – За что?

– За оскорбление.

– За оскорбление? – эхом отозвалась она.

– Прост избил хозяина постоялого двора, когда тот попросил оплатить счет. Я сломал Просту руки. Потом… ситуация обострилась.

– Вот уж обострилась так обострилась. – Саннин замолчала, обдумывая последствия. – Значит, губернатор не знает, что атака его брата не увенчалась успехом?

– И что его брат и вся его рота – трупы на пепелище Фернхоллоу, – подтвердил Стайк.

Он решил не рассказывать про Кардина. Кардин теперь дезертир и заслужил фору.

– За твою голову назначат награду. – Саннин оглядела посетителей бара.

– Как только губернатор узнает, что произошло на самом деле, – кивнул Стайк. – Сдашь меня?

– Бездна, нет. Я хочу сохранить свою шкуру. Но не могу отвечать за это дурачье. – Она незаметно ткнула в сторону посетителей. – Тебе надо бежать, Бен. Убирайся отсюда, пока не поползли слухи. Могу одолжить немного денег и дать корма для Дешнара, но тебе надо убираться…

– Люди Проста убили Рези, – перебил Стайк.

Саннин пошевелила губами, но не издала ни звука и, тяжело сглотнув, отступила на полшага.

– Что будешь делать? – наконец прошептала она.

Стайк вытащил нож Рези, ковырнул им пробку на бутылке с мерзкой жидкостью, которую всучила ему Саннин, и опрокинул ее себе в рот. Осушил примерно половину за раз и вернул остатки Саннин. В желудке потеплело, от сердца отлегло.

– Собираюсь доставить послание. И мне нужна твоя помощь. – Он постучал пальцем по клочку ткани на стойке. – Это нашивки роты Проста. Хочу, чтобы ты повторяла историю, которую я только что рассказал. Пусть разойдется по городу. Хочу, чтобы к вечеру все в Лэндфолле знали, что натворил губернатор. Используй эти нашивки в качестве доказательства.

Сирода, похоже, не заботит революция в Редстоуне. А вот разгневанные горожане на пороге, несомненно, привлекут внимание.

– Хочешь, чтобы он начал на тебя охоту?

– Да. Хочу.

Не прошло и часа, как Стайк покинул Лэндфолл, сделав остановку лишь затем, чтобы купить водонепроницаемый матросский сундучок. В него он переложил содержимое вонючего, облепленного мухами мешка, который уже два дня болтался на передней луке седла. Привязав сундучок, Стайк поехал дальше, пока его не успели обогнать новости о том, что и Фернхоллоу, и сам он выжили после атаки Проста.

Напряженность, царящая в Лэндфолле, полностью захватила предместья и распространилась на городки вдоль берегов Хэдшо. Стайк ехал вверх по реке. Все, кого он встречал, словно сговорившись, с виноватым видом спрашивали о новостях, надеясь выяснить что-нибудь полезное, чтобы пережить новую революцию, набирающую силу в Редстоуне.

Поздно вечером в центре одного из таких городков Стайк заметил большую толпу и решил выяснить, что могло привлечь внимание шестидесяти-семидесяти человек. Он свернул с тракта и с опаской направил Дешнара к центру городка.

Чтобы понять, что происходит, много времени не потребовалось. Толпа вяло наблюдала, как горстка распаленных мужчин и женщин гомонит рядом с большим дубом. К дубу крепилась веревка, затянутая на шее молоденького пало. Длины веревки едва хватало, чтобы удерживаться на ящике.

Стайк подъехал к девчушке, которая наблюдала за происходящим с крыльца лавки.

– Что он натворил?

– Не знаю. – Девчушка не отрывала глаз от дуба. – Па говорит, ничего он не сделал, но городские старейшины заявили, что он сжег Фернхоллоу. Мол, больно подозрительный.

– И никто за него не заступился?

– Неа. Он просто сирота. Последние годы работал на хлопковых полях, но он задира, и па говорит, может, лучше пусть его повесят.

Стайк скривился. Разговоры закончились, и барристер выбила ящик из-под ног пало. Парень провалился на несколько дюймов вниз и тут же начал задыхаться.

Цокнув языком, Стайк развернул Дешнара к середине улицы и с криком «Н-но!» ударил коленями ему по бокам. Взвившись, Дешнар во весь опор понесся в толпу. Горожане бросились из-под копыт. Стайк добрался до дуба, дважды объехал его, оттеснив разъяренных предводителей, а потом встал в стременах и перерезал веревку.

Снова ударил Дешнара коленями по бокам, чтобы тот скакал вокруг дуба, все более широкими кругами, едва не сбивая с ног всех, кто пытался приблизиться к приходящему в себя пало. Когда до толпы наконец дошло, Стайк натянул поводья и остановился рядом с мальчишкой.

– Как тебя зовут?

Пало было не больше пятнадцати-шестнадцати – и правда мальчишка. Среднего роста, худой и жилистый, он явно всю жизнь трудился физически. Острые скулы придавали лицу зловещий вид, а из-за постоянного пребывания на солнце все лицо покрывали веснушки. На нем был хлопковый костюм, куртка порвана, лицо заливала кровь. Растирая шею, пало поднял глаза на Стайка.

– Хенрик, – прохрипел он. – Хенрик Шакал.

– Что это за имя такое для пало – Хенрик?

– Я сам его выбрал.

– Уноси ноги, Шакал, – посоветовал Стайк.

– Мы его повесим, когда захотим, – крикнул кто-то из толпы.

Стайк обернулся и увидел раскрасневшуюся женщину, одетую как барристер, – ту самую, что выбила ящик из-под Шакала. Стайк фыркнул.

– Что он натворил, трахнул твою дочку?

Сдавленно вскрикнув, женщина метнулась вперед. Пока она добиралась до Стайка, тот успел отцепить и нацелить пику. Женщина резко остановилась в паре дюймов от острия.

– Где городской констебль? – требовательно поинтересовался Стайк, обводя взглядом толпу.

Вопрос пришлось повторить еще дважды, прежде чем ему наконец ответили:

– Пару часов назад уехал в Лэндфолл.

Стайк фыркнул. Он не раз видывал такое: шериф или констебль «уезжают» прямо перед линчеванием, чтобы не пришлось ни пачкать руки, ни говорить толпе «нет».

– А гарнизон? – спросил он.

– Не хотят вмешиваться. Это местное дело, – крикнул еще кто-то.

Типичная ситуация.

– Он и правда что-то натворил, чтобы его вешать?

Воцарилась долгая тишина. Никто не хотел встречаться с ним взглядом. Стайк вспомнил о пьяных колонистах, собиравшихся найти и линчевать пало, о которых рассказала Саннин. Интересно, сколько пало погибло за последние двенадцать часов из-за паники, которую раздул губернатор. Сирод хотел переключить внимание на них, отвлечь людей вымышленным врагом. И это сработало.

– Так я и думал, – проворчал Стайк, поднимая пику. – Вам что, нечем заняться, кроме как срываться на пало? От этого будет только хуже.

Он мотнул головой в сторону Шакала.

– За мной.

Его не посмели тронуть, и Стайк, вернувшись на тракт, поехал дальше на север. Пало молча шагал рядом. Когда городок наконец остался далеко позади, Стайк остановил Дешнара и, опершись о луку седла, посмотрел на угрюмого молчаливого мальчишку.

Шакал вытаращился на него в ответ и спустя некоторое время произнес тихим, но решительным голосом:

– Я это сделал.

– Сделал что?

– Переспал с дочерью барристера. Но я ее не заставлял.

Стайк усмехнулся.

– Молодец. Только момент ты выбрал не самый удачный. Губернатор взбаламутил всех против пало. В ближайшие месяцы будет еще много такого дерьма.

– Я тогда не знал о Фернхоллоу. Я не дурак.

– Ну, раз не дурак, убирайся отсюда.

Шакал благодарно кивнул и, свернув с дороги, исчез в болотистой равнине. Интересно, мальчишка сваляет дурака и кружным путем вернется в город, чтобы прихватить вещички – а то и девицу, – или все-таки окажется умнее и со всех ног кинется к фронтиру? Так или иначе, это больше не проблема Стайка.

Сам Стайк проехал еще три мили на север, прежде чем пересек реку и свернул на запад. В пейзаже быстро прибавилось разнообразия: ивовые рощи вдоль ручьев, разделяющих хлопковые поля; гряды холмов; огромные поместья-плантации, принадлежащие выслужившимся кезанским аристократам и преуспевающим фатрастанским купцам.

Через три часа он очутился на узкой дороге под сенью больших ив. Вдали, за табачным полем виднелся особняк, выстроенный в том же стиле, что и любой другой в этой части света: двухэтажное кирпичное здание с крыльцом, колоннами, большой белой дверью и окнами с закрытыми ставнями, тянущимися по фасаду обоих этажей. Впрочем, этот особняк был больше других. К каждому крылу были пристроены флигели, и казалось, что он расползается, словно дворянская усадьба. Псарни с одной стороны дома превосходили по размеру казармы, в которых Стайк размещал три сотни уланов. В музее в дальнем конце долины располагалась печально известная коллекция произведений искусства, которой, по слухам, завидовала крессианская знать.

Короче говоря, губернатор Лэндфоллского региона Фатрасты устроился весьма неплохо.

Из-за особняка появилась группа всадников. Их было около двадцати, и все они носили алые перышки охранников губернатора. На подъездной дорожке один из них спешился и исчез внутри.

Это не грошовые кезанские кирасиры, у которых мало опыта и еще меньше храбрости. Это отборные воины, многие – бывшие гренадеры. Может, они и не чета, скажем, адроанским штуцерникам, но столкнуться с ними среди бела дня Стайку не хотелось.

Стайк развернулся в седле и оглянулся. К нему приближалась повозка. Он миновал ее несколько минут назад, а теперь дождался, пока она его догонит, и окликнул хилого на вид, дымящего трубкой мужичка-возницу:

– Ты едешь в резиденцию губернатора?

– Так и есть. Доставляю соленую рыбу с рынка Лэндфолла. – Старик прищурился на Стайка. – Ну ты и здоровяк.

Стайк выудил из кармана несколько монет и наклонился, чтобы отдать их старику.

– Сделай одолжение, доставь и кое-что от меня. Подарок для губернатора.

– А сам не можешь?

Стайк поморщился.

– Я раньше спал со старшей горничной. Она поклялась, что пристрелит меня, если еще раз увидит.

– Тогда ладно. Возьму твои деньги. Для губернатора, говоришь?

– Лично в руки. – Стайк отвязал матросский сундучок от седельных сумок. – Скажи ему, это от майора Проста.

* * *

Стайк очнулся ото сна, в котором на руинах Лэндфолла плясало пламя. Он лежал в сырой траве у ручья в одной из ивовых рощиц. Губернаторский особняк остался в нескольких милях к югу. Лоб Стайка покрылся потом, в левом предплечье больно кольнуло, как от укуса насекомого. Стайк хлопнул по предплечью и перевернулся.

Не успел он устроиться поудобнее, как рядом кто-то тихо закряхтел. Стайк мгновенно распахнул глаза, сна как ни бывало. Перекатившись на колени, он вытащил нож и прищурился в темноту.

В высокой траве боролись две темные фигуры. Блеснуло лезвие. Нырнув вперед, Стайк вырвал нож из чьей-то руки и со всего размаха навалился на обоих так, что противники оказались плашмя друг на друге, а сам Стайк пригвоздил верхнего коленом в грудь.

Когда глаза его привыкли к темноте, быстро выяснилось, что женщину с ножом практически задушил крепкий юноша, оказавшийся теперь в самом низу.

К удивлению Стайка, это был мальчишка-пало – Шакал.

– Объясни-ка. – Стайк прижал нож к горлу женщины.

Она не издала ни звука.

– Я следовал за тобой издали, – быстро сказал Шакал. – Эту женщину отправили из особняка губернатора вскоре после того, как ты проехал мимо. Она преследовала тебя и попыталась зарезать, так что теперь я ее убью.

Женщина сдавленно вскрикнула и забилась. Стайк вдавил лезвие в горло.

– Ну так что? Ты работаешь на губернатора?

– Не верь мальчишке, – прошипела женщина. – Я…

Она замолчала, и Стайк фыркнул.

– Не умеешь находить отговорки, так хотя бы всегда имей одну про запас, если провалишь задание. Отвечай быстро, если хочешь жить. Тебя послал губернатор?

– Да, да, он! – захрипев, выдавила женщина.

– Тогда почему ты не перерезала мне горло?

Она молчала, пока Стайк не усилил нажим.

– Меня послали тебя отравить. Губернатор хотел, чтобы ты остался цел и невредим, – выставить тебя напоказ. Потом мы бы перерезали тебе вены и сказали всем, что ты покончил с собой от стыда.

Стайк усмехнулся. Сам факт, что у провинциального губернатора есть в распоряжении наемный убийца, был невероятным, но почему-то не слишком удивительным. Он встал, вырвал женщину из хватки Шакала и резко толкнул через поляну. Если у нее есть яд, придется ее раздеть и осмотреть все вещи. Не самое приятное дело. Проще ее убить, но если оставить в живых, это будет мощное послание губернатору: я не боюсь твоих прихвостней. По опыту Стайк знал: ужас врага всегда стоит затраченных усилий.

– Раздевайся. – Он указал на землю между ними.

Она зыркнула на него. В темноте ее лицо казалось по-настоящему растерянным.

– Не буду.

На Стайка вдруг накатили усталость и раздражение. Может, стоит все-таки просто убить ее.

– Или так, или нож, – предложил Стайк. – Я не собираюсь тебя трогать, но ядом ты не воспользуешься.

Женщина застыла, будто обдумывая его слова, потом сняла куртку и положила на землю. Каждое движение было преувеличенно замедленным, и Стайк задумался, почему она все делает так долго.

– Быстрее, – приказал он.

Остановившись, она несколько секунд пристально смотрела на него.

– Почему ты не умираешь?

– Что?

Не успел Стайк поинтересоваться, что она имеет в виду, как женщина прыгнула вперед, сверкнув спрятанным оружием.

Он отрубил ей руку у запястья, потом вонзил нож в сердце. Женщина умерла, не успев вскрикнуть. Стайк выдернул нож из тела и вытер об ее куртку, уже как следует раздраженный.

– Надо было дать мне ее убить. – Шакал поднялся с травы.

– В любом случае все кончено. – Острием Стайк пошевелил куртку убийцы, пытаясь разглядеть, есть ли что-нибудь в карманах. Надо обыскать ее утром. – Почему ты пошел за мной?

– Мне показалось, это хорошая идея.

– Только поэтому?

– Я не мог вернуться домой. Я никого не знаю на севере. Ты ведь Бен Стайк? Говорят, ты погиб в Фернхоллоу.

– Да, это я.

– Ты не погиб. Похоже, удача с тобой, так что я решил пойти следом.

Стайк фыркнул. Уж не ему спорить с чутьем пало. У него и в мыслях не было, что Шакал замешан в покушении. Очевидно, что мальчишка спас ему жизнь, и за это Стайк благодарен. Впрочем, следует его отослать. Нечего щенку пало крутиться под ногами. Но с этим можно подождать до утра.

– Спрячь тело, – сказал Стайк. – Я лягу поспать в сотне ярдов ниже по течению.

– У тебя на руке царапина, – заметил Шакал.

У Стайка вдруг пересохло во рту. Он вспомнил укус насекомого и прикоснулся к предплечью: на пальцах осталось несколько капель крови.

– Ничего страшного.

* * *

Несмотря на утреннюю жару, Стайк сильно дрожал, обхватив себя руками. Он напялил запасной мундир и накинул на плечи запасные штаны. Пот струился по лбу и пропитывал одежду. Он лежал на мокром клочке травы с седлом вместо подушки и сверлил взглядом Шакала, хотя не мог как следует сфокусироваться. Кожа болела, любое прикосновение ощущалось как укол тысячи игл.

Шакал сидел на корточках в траве и наблюдал за ним.

– Огонь разжигать нельзя. Тебя ищут.

– Я в курсе, – отозвался Стайк, стуча зубами.

Он едва мог поднять голову, еле шевелил губами. Он не помнил, когда в последний раз чувствовал себя таким невероятно беспомощным. Интересно, если прямо сейчас на них наткнется отряд гренадеров, сможет ли он вообще встать?

– Ты можешь говорить, – заметил Шакал.

– Весьма наблюдательно.

– Это хорошо. – Шакал слегка смутился от сарказма в голосе Стайка. – Яд уже должен был убить тебя.

Стайк поправил второй мундир, чтобы плотнее прикрыть грудь. Каждое движение причиняло боль. Медленно оттянув рукав, он посмотрел на руку: едва заметная царапина от иглы уже затянулась и заживала.

– Ты знаешь, что это?

Несколько мгновений Шакал молча наблюдал за ним. Лицо у него было хмурое, и Стайк не мог решить, то ли это его естественное выражение, то ли следствие недавней попытки его повесить, то ли просто подростковая мрачность. Стайк уже начал думать, что Шакал не ответит, когда тот наконец произнес:

– Я думаю, это корень залежника.

– Откуда ты знаешь?

Название показалось Стайку смутно знакомым. Он знал, как выглядит залежник, и давным-давно один проводник пало рассказал, что листья этого растения есть можно, но к белым стеблям и корням прикасаться нельзя ни в коем случае.

– Я сказал, я так думаю, – ответил Шакал. – У тебя есть судороги? Понос?

– Понос ты бы почуял. Судорог нет.

– Тогда это может быть залежник.

– И?

Стайк потер руки, пытаясь их согреть. Ощущение было, словно трешься о жгучую крапиву.

– Залежник вызывает сильную лихорадку и слабость. И паралич. Я видел, как от него умирают. Просто…

– Что?

Шакал казался неуверенным.

– Он убивает за пару часов. Паралич должен был наступить через несколько минут после того, как тебя поцарапали.

– Значит, это не он, – проворчал Стайк.

Стайк не знал, в чем дело, но это походило на болезнь, которую он перенес в детстве, и воспоминания о том времени вернулись к нему вместе с болью.

Он вспомнил, как его охватила лихорадка и он почти два месяца провел в постели. Сознание то возвращалось, то ускользало, а бесконечная вереница докторов говорила отцу, что он умрет через несколько дней. Мать сидела у постели и тихонько напевала, а младшая сестра таскала ему конфеты и подсовывала под язык, чтобы не узнал отец. Ему казалось, он и теперь чувствует вкус и запах тех конфет – лимонный мед с ноткой имбиря, все более ощутимой по мере того, как конфета растворяется во рту. Как странно, что нечто столь приятное ассоциируется с такой ужасной болью.

Он вспомнил, как отец расхаживал по коридорам и громко спорил с матерью о том, что Стайка пора избавить от страданий. И вновь ощутил холодную яростную решимость не доставить отцу удовольствия от своей смерти. Он плохо помнил, как выздоровел. В один прекрасный день лихорадка отступила, и он снова смог ходить. С тех пор он даже ни разу не простужался.

Стайк плыл по воспоминаниям, лихорадка то усиливалась, то ослабевала. Течение времени ничего не значило, но в какой-то момент его затуманенный взгляд сосредоточился на Шакале.

– Ты работал в поле?

– Да.

– Откуда ты знаешь о ядах?

– Я… – Шакал замолчал, наклонив голову, чтобы посмотреть на Стайка. – Когда мне было десять лет, приют продал меня аптекарше в помощники.

– Тогда какой бездны ты собирал хлопок?

– Потому что хозяйка била меня палкой. Мне это не нравилось. Когда я ушел по какому-то поручению, с ней произошел несчастный случай.