Текст книги "Бешеные уланы (СИ)"

Автор книги: Брайан Макклеллан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Три застекленных окна с решетками выходили на городские улицы. Стайк сидел на единственном топчане, поджав одну ногу под себя, и глядел в одно из этих окон. С момента его ареста прошло уже несколько часов, и в городе царило оживление, от которого хотелось сплюнуть.

Всех горожан выгнали из домов, и теперь они покорно стояли на жаре, а охранники губернатора и кирасиры Проста устроили парад на главной площади. Пыль из-под копыт лошадей покрыла всех и вся тонким слоем. Эскадронный оркестр – два барабанщика, три волынщика и пять трубачей – играл так нестройно, что Стайк морщился каждый раз, как они проходили мимо его окна.

И если горожане угрюмо жались по краям улицы, то колониальных уланов Стайка вынудили стоять навытяжку посреди площади, без коней и оружия. От этого кровь Стайка закипала сильнее всего. Он заставлял себя смотреть, как по лбам уланов катится пот, оставляя дорожки на покрытых пылью лицах, пока охранники губернатора снова и снова скачут мимо, пересмеиваясь между собой. Это было в высшей степени унизительно.

– Тебя удар хватит, если не перестанешь пялиться.

Стайк повернул голову. Прислонившись к дверному проему, Рези с жалостью смотрела на него, словно на побитого пса, отчего ярость только усилилась.

– Я должен смотреть. – Стайк отвернулся обратно к окну.

– Только мучаешь себя.

– В этом и смысл.

– Да ладно. – Рези пересекла комнату и прислонилась к его плечу. Бросив взгляд за окно, попыталась оттащить от него Стайка. – Ты никому не поможешь, мучаясь чувством вины.

– Я не мучаюсь чувством вины. – Стайк пожалел, что не убил Проста. – Я злюсь. Меня не должно быть в этой камере, а они не должны там стоять. Не везет так не везет.

– В чем именно? В том, что губернатор объявился через несколько минут после того, как ты сломал руки его брату?

– Да, именно в этом. Или в том, что кирасирам вообще приспичило проехать через этот город. Ты узнала, зачем здесь Сирод?

– Как ты и сказал, не везет, – ответила Рези. – В Джерриншире устраивали какие-то военные учения. Он возвращался оттуда, когда услышал, что его брат здесь, поэтому и изменил маршрут, чтобы с ним встретиться.

Военные учения. Стайку захотелось сплюнуть. Он подумал обо всех слухах, сочащихся с севера. Охватившие страну беспорядки по большей части обходили Фернхоллоу стороной. И вот теперь местный губернатор марширует взад-вперед со своей охраной, словно этот город – логово мятежников, которых нужно приструнить.

– Слушай, ты же заступился за людей. Это твоя работа.

– Надо было дать им избить Тель-Айсло, и кирасиры отправились бы восвояси, – пробормотал Стайк.

Рези скользнула на колени Стайку и устроилась поудобнее лицом к нему, загородив окно. Она пыталась отвлечь его, что вызывало у него одновременно раздражение и благодарность.

– Я не буду возражать, – сказала Рези. – Нужно было обойтись с Простом помягче, но ты этого не сделал. Случилось то, что случилось, и мы просто с этим разберемся.

Стайк выглянул за спину Рези, и она тут же укоризненно вздохнула.

– Я не знаю законов, – произнес он. – Что будет дальше?

– Давай прикинем. – Рези воздела глаза к потолку. – Полагаю, они не успокоятся до вечера, пока Сироду не надоест и он не отправится дальше. Если его удовлетворит это маленькое представление, свой гнев он сосредоточит на тебе. Если нет, может наложить штраф на мэра или на город. – Она щелкнула языком, явно раздраженная вторым вариантом. – Если отдуваться тебе, то, скорее всего, придется гнить здесь несколько месяцев, а потом тебя отправят на военный трибунал в Лэндфолл. Наказание будет зависеть от состава трибунала.

Стайк наконец перестал выглядывать в окно и, нахмурившись, сосредоточился на Рези. За свою карьеру он много раз нарушал дисциплину, но армии всегда требовались подобные ему, и он был достаточно большим и достаточно смелым бойцом, чтобы на его буйный нрав всегда закрывали глаза. Правда, никогда раньше ему не доводилось разозлить губернатора.

– И что это может быть за наказание? – спросил он.

– Казнят тебя вряд ли, – криво ухмыльнулась Рези, давая понять, что такой вариант не рассматривается. – Наверняка используют как пешку в политической игре. Если трибунал будет благосклонным, отделаешься легким испугом и тебя отпустят. Если же Сирод засунет в трибунал своих прихлебателей, тебя лишат звания и пенсии.

Стайк хмыкнул. Пожалуй, это самый вероятный исход. Конечно, мало приятного, но ему и раньше удавалось прожить без гроша в кармане. Он мысленно перебрал варианты, готовясь к разносам и унижениями, через которые придется пройти, прежде чем он выйдет на свободу. После стольких лет было непривычно думать о жизни вне службы.

– Я буду скучать по уланам, – сказал он.

– Ой, да прекрати. – Рези игриво чмокнула его в щеку. – Никогда в жизни не встречала более удачливого сукина сына. Скорее всего, в итоге получишь дерьмовое назначение где-нибудь на фронтире. Что будет совсем не плохо, учитывая, что ты сломал руки губернаторскому братцу.

Последнюю часть она произнесла со снисходительным удивлением, с которым большинство людей расспрашивают дебоширов про их пьяные выходки накануне.

– Кстати, а почему ты решил, что это будет хорошая идея?

– Ничего я не решал. – Стайк со вздохом отстранился, пытаясь справиться с яростью, которая никак не отпускала, и скользнул взглядом в вырез рубашки Рези. – Он сволочь и заслужил это.

Когда он наконец посмотрел ей в лицо, Рези улыбалась. Она держалась игриво и бодро, но глаза выдавали тревогу. Стайк гадал, какие страхи крутятся у нее в голове: за город, за его, Стайка, безопасность и карьеру, или она просто привыкает к мысли, что его, скорее всего, выпрут отсюда.

Он и сам был не в восторге. Ему нравился этот город, нравились эти люди. Ему очень нравилась Рези, хотя он понимал, что они не созданы для брака. До сей поры отъезд не входил в его список неотложных дел.

Они долго молчали, обдумывая возможное будущее. Под окном снова прогромыхал оркестр, и Рези отвела взгляд.

– Можно подумать, – пробормотала она, – что Сироду больше нечем заняться.

– Где он вообще?

– Заставил мэра устроить щедрое застолье для офицеров и, как я понимаю, ведет себя как последняя сволочь.

– Показывает себя во всей красе.

– Вроде того. – Рези помолчала. – Но ему и правда есть чем заняться.

– Например?

– Ты не читал утреннюю газету?

Стайк закатил глаза.

– Обычно я просматриваю утреннюю газету только после того, как сломаю руки кезанскому офицеру. Нет, не читал.

– Вы же вроде друзья с губернатором Редстоуна?

– С Линдет?

– Ага, с ней.

Стайк несколько мгновений переваривал вопрос, не совсем уверенный, хочет ли он услышать, что Рези скажет дальше.

– Это немного сложнее чем дружба, но полагаю, что да.

– Она разогнала кезанский гарнизон.

– Да ладно. – Стайк не смог скрыть изумления. Яйца у Линдет больше, чем у любого мужика, но даже для нее это слишком. – Это в ее власти?

– Она собрала собственное народное ополчение из колонистов и разогнала гарнизон, пригрозив штыками.

Стайк выглянул из окна на дом мэра, дивясь, почему Сирод до сих пор не на полпути к Лэндфоллу. Колониальный губернатор, совершивший открытую измену, вызовет переполох по всей стране. И о таком захолустье, как Фернхоллоу, губернатору Лэндфолла уж точно стоит беспокоиться в последнюю очередь.

– Новый день, все та же хрень, – сказала Рези.

– Наверное, – неуверенно отозвался Стайк.

Линдет сделала ход, и теперь он занервничал всерьез. Может статься, через пару недель вся эта история с Простом и Сиродом даже не будет иметь значения. Он поднял голову, разглядывая улицу, в груди вдруг поселилась тяжесть: люди снаружи – и фатрастанцы, и кезанцы – впустую растрачивают время. Ему отчаянно захотелось дойти до дома мэра и встряхнуть Сирода.

Рези взяла его лицо в ладони и настойчиво отвернула от окна. Потом поерзала бедрами, прижавшись плотнее.

– Ну-ка, – сказала она. – Хватит волноваться об этом дерьме. Если тебя собираются отослать, давай хотя бы насладимся оставшимся временем.

От этих слов сердце Стайка сжалось. Он улыбнулся Рези, а она, наклонившись ближе, зашептала прямо в ухо:

– Кушетка в моем кабинете весьма крепкая.

Стайк встал и, не отпуская Рези, пошел к открытой двери камеры. Девушка засмеялась и обхватила его ногами за талию. Он задержался на миг, чтобы взяться поудобнее, и зацепился взглядом за что-то за окном. Шеренги горожан глотали пыль, и в глубине толпы молодая девушка лет пятнадцати-шестнадцати, наклонившись, выковыривала что-то из земли. Замах – и из руки вылетел камень.

Камень угодил телохранителю губернатора прямо в висок. Голова безвольно мотнулась, и он медленно, тяжело сполз с седла и рухнул на землю.

И разверзлась бездна.

* * *

Беспокойная полудрема сморила Стайка на тюремном топчане, но даже во сне он вскидывался от любого шороха из темноты. Он взмок от вечерней жары и ярости, пальцы дергались от желания схватиться за нож, саблю, пику или просто за чье-то горло.

Около трех часов утра по тюремной лестнице наконец загрохотали сапоги. Стайк заставил себя проснуться и повернул голову к решетке. Свет фонаря заплясал на стенах, а затем осветил камеру целиком.

Видок у Рези был тот еще. Пыль на коже смешалась с потом, черные волосы торчали в разные стороны. На одежде засохла грязь. Вдоль всего предплечья, от большого пальца до самого локтя, тянулся болезненный на вид порез. Она поставила фонарь на полку рядом с камерой, толкнула решетку и, дотащившись до топчана, устало плюхнулась рядом со Стайком.

Стайк открыл было рот, но понял, что ему нечего сказать. Он обнял ее за плечи, все еще чувствуя, как пальцы дрожат от ярости, которую он так и не решился выпустить наружу.

«Не вздумай даже носа высунуть из этой камеры!» – последнее, что сказала ему Рези, прежде чем броситься в разгорающийся бунт. Беспорядки начались около часа дня с того самого камня, брошенного девушкой. Судя по тишине снаружи – и присутствию Рези – все наконец успокоилось. Вытянув шею, Стайк выглянул в одно из окон, но увидел только тьму.

– Прости меня, – наконец произнес он.

– Тот камень бросил ты? – огрызнулась она в ответ.

– Нет.

– Значит, не за что извиняться.

– Вся ситуация…

– Закрой рот, Бенджамин, или я запру тебя в этой камере и уморю голодом.

Рези запустила пальцы в волосы. Стайку хотелось притянуть ее к себе, как-то успокоить, но ее движения были такими резкими и неприветливыми, что он побоялся, как бы она не выполнила свое обещание, если он зайдет дальше утешительных жестов. Он затолкал поглубже свои собственные переживания: чувство вины за обострение конфликта, досаду от невозможности выйти и образумить людей и особенно холодную ярость на Сирода за то, что тот сделал только хуже.

Через некоторое время Рези положила голову на плечо Стайка.

– Каковы потери? – прошептал он.

– Семнадцать погибших. Четверо – кезанские солдаты. Двое уланов. Остальные горожане. Тридцать девять раненых. В основном горожане.

– Кто из уланов? – спросил Стайк.

– Хэп и Ганни.

Стайк нахмурился. Хэп был недалеким, ничем не выдающимся, однако старательным малым. Ганни – смешливой, всегда с шуткой наготове, лучше всех в роте стреляла из карабина на полном скаку. Обоих будет очень не хватать. Он подавил вздох и подождал, пока Рези продолжит.

– Сгорела ферма Чэттерлайн.

Значит, запах дыма ему не примерещился.

– Кезанцы?

– Нет. Дурацкая случайность во время неразберхи. В огне никто не пострадал, но она потеряла двух коров, сарай и большую часть дома.

Рези заставила Стайка сесть прямо, а сама улеглась на топчан, устроив голову у него на коленях.

– Кто-то бросил в охрану Сирода камень. Тот угодил одному бедняге прямо в висок и вышиб из него дух. Он свалился с лошади и сломал шею. То, что случилось потом, не поддается описанию. Солдаты запаниковали и атаковали горожан. Полетело еще больше камней. Слава Кресимиру, стрелять не решились, но многие пострадали в давке или от ударов сабель. А твои уланы молодцы, – добавила она. – Встали стеной между солдатами и горожанами, правда, слишком поздно.

– Что в итоге?

– Порядок восстановили только через несколько часов. Еще через пару часов удалось убедить Сирода покинуть город и увести солдат ради их же собственной безопасности. Они ушли незадолго до заката, и после этого я только тем и занималась, что оценивала ущерб и давала возможность выпустить пар.

Стайка впечатлило, что она никого не прибила в приступе ярости. Он прекрасно знал: будь он на ее месте, городскую площадь заполнили бы кезанские трупы, а сам он был бы мертв или на полпути к фронтиру.

– Значит, они ушли?

– Солдаты?

– Ага.

– Давно, – подтвердила Рези. – Я всю ночь пыталась успокоить горожан. Но губернатор сильно злился. Мне кажется, он воспринял все произошедшее как личное оскорбление. Мы вместе с мэром еле убедили его не сжигать город.

Стайк глянул на Рези, раздумывая, стоит ли говорить, что губернатор, скорее всего, вернется и приведет гораздо больше людей. В лучшем случае в Фернхоллоу разместят кезанский гарнизон – и дополнительные расходы на его содержание лягут на город. В худшем… Стайк не был уверен, насколько далеко может зайти губернатор в гневе. Сирод – бездушный, расчетливый сукин сын. Его волнует только собственная репутация. Подобное происшествие… что ж, рано или поздно вести неизбежно достигнут королевского двора.

Размер ущерба можно оценить, когда Стайк предстанет перед трибуналом. Он вспомнил новость о том, что Линдет разогнала гарнизон Редстоуна, и понадеялся, что сегодняшняя стычка забудется на фоне гораздо более серьезных проблем по всей стране.

Он решил, что сейчас не время обсуждать с Рези плохие новости. Еще будет возможность, пока он сидит в этой камере, ожидая приказа явиться в Лэндфолл.

– Я считаю, тебе надо уходить, – внезапно сказала Рези.

– Хм?

– Ломаешь дверь камеры. Растворяешься в ночи. Набиваешь седельные сумки, забираешь Дешнара и проваливаешь в бездну.

Эта мысль уже приходила в голову Стайку, но он удивился, что Рези рассудила так же. Она уважала закон гораздо сильнее него.

– Я не оставлю тебя одну отвечать за это.

– Я и не собираюсь, – фыркнула Рези. – Потому и говорю о побеге, а не о простой прогулке.

Стайк едва не рассмеялся. Он обдумывал вариант, прислонившись затылком к прохладной кирпичной стене и рассеянно перебирая пальцами потные волосы Рези. Можно уйти в Редстоун: вдруг Линдет пригодится улан. Его мысли свернули в эту сторону, когда он заподозрил что-то неладное. В камере стало светлее, чем от одного фонаря. На потолке затанцевали резкие оранжевые всполохи. Он оглянулся на окно и вскочил на ноги, нечаянно сбросив Рези на пол.

На другом конце площади пылал дом мэра. Пламя охватило весь фасад, и в его неверном свете виднелись мечущиеся фигуры. Стайк открыл было рот, чтобы сообщить об этом Рези, когда заметил, что расположенная в нескольких кварталах местная церковь тоже горит.

– Во имя бездны, что ты…

Рези, поднявшись, замолкла на полуслове. Они оба ошеломленно уставились на разгорающийся пожар.

– Что происходит? – прошептала она и кинулась к лестнице. Как раз в этот момент внизу раздался оглушительный грохот.

– Это была входная дверь – предупредил Стайк, пока Рези открывала камеру.

– Я знаю, – рыкнула она, одним прыжком скрывшись в своем кабинете и тут же вернувшись с огромным боз-ножом.

Снизу послышались крики и грозный топот сапог. Рези метнулась к лестнице, и Стайка невольно потянуло следом.

С лестничного пролета вдруг раздалось сдавленное бульканье. Стайк замер, вцепившись в решетку, глядя, как Рези словно врезалась в невидимую стену.

– Рези? – позвал он.

Она застыла, а затем вдруг взмыла по лестнице спиной вперед так быстро, что Стайк отступил на полшага. Ее тело с силой швырнуло обратно, и она распласталась на лестничной площадке – двое кезанцев насадили ее на штыки. Стайк глянул на неподвижное тело, потом на четверых солдат, поспешивших занять позицию. Они ощетинились мушкетами с примкнутыми штыками и нацелились на зарешеченную дверь камеры. Рези затоптали походя, даже не посмотрев.

Стайк узнал одного из солдат – сержанта Грейсли, кезанку, которая оскорбила его два дня назад. Ее рот растянулся в зловещей усмешке.

– Это он. – Она ткнула в него мушкетом.

Стайк глянул на Рези, потом на Грейсли. И обратно на Рези.

– Стреляйте по коленям, – приказала Грейсли. – Капитан хочет его сжечь.

Стайк уперся руками в потолок и выбросил ногу вперед, вложив в удар все силы до последней капли. Тяжелая железная дверь камеры, по-прежнему не запертая и приоткрытая, ударилась о раму, слетела с петель и врезалась в ряд мушкетов. У него зазвенело в ушах от двух панических выстрелов в замкнутом пространстве.

Стайк не знал, попали в него или нет, – плевать. Он выскочил из камеры. Один из четверых солдат скатился по лестнице, остальные свалились на пол кабинета Рези. Стайк наклонился к ближайшему, схватил ублюдка за горло и раздавил трахею. Сгреб мушкет второго, когда тот прицелился в него. Одним движением сдернул штык, перевернул его и вонзил солдату в глаз.

Грейсли прижало дверью, мушкет застрял. Она тщетно пыталась высвободить оружие и в панике глянула на подошедшего Стайка.

– Я не хотела, – взмолилась она. – Но приказы…

– Это сделал Прост? – спросил Стайк.

Зарево от пылающих зданий залило светом уже всю комнату, скоро весь город будет в огне.

– Да, – ответила Грейсли. – То есть нет. Прост командует, но приказ отдал Сирод.

– Почему? – Стайк прислушивался к возне на лестнице.

– Его унизили! Нельзя переходить дорогу семье губернатора!

– Где Прост?

– Сжигает дом мэра. Послушай, Стайк, я просто выполняла приказы. Ты бы сделал то же самое!

– Нет, не сделал бы. – Стайк наклонился и обеими руками приподнял железную дверь с Грейсли. – Может, я и чудовище, но у меня хотя бы есть принципы.

Грейсли попыталась выставить перед собой мушкет, но Стайк с силой опустил дверь, нижним краем проломив череп Грейсли, словно яйцо. Потом подхватил мушкет, подошел к лестнице и разрядил его в грудь так и не очухавшегося до конца солдата.

Отшвырнув мушкет, Стайк опустился на колени рядом с Рези. К его удивлению, глаза ее были открыты, губы подрагивали. Он перевел взгляд на ее живот: месиво из кишок и почерневшей крови. Даже избранный не спасет, не от таких ран.

– Я не могу пошевелиться, – прошептала она.

– Похоже, штык задел позвоночник, – мягко сказал Стайк.

– Я умираю?

Лоб Стайка избороздили морщины, подбородок задрожал. Перед глазами вдруг все поплыло.

– Умираешь, – подтвердил он и провел пальцем по щеке Рези.

– Сколько?

– Может, протянешь день, если хватит сил.

– В бездну все это, – прохрипела Рези. – Не заставляй меня.

Стайк подсунул руки под спину Рези, поднялся с ней на ноги и осторожно отнес на кушетку в углу кабинета. Взглянул ей в лицо: по щекам текут слезы, зубы крепко сжаты от боли. Он поразился, что она даже не вскрикнула.

– Я люблю тебя, Рези.

Он наклонился и поцеловал ее в лоб, потом в оба глаза, почувствовав на губах слезы. Потом закрыл ее лицо подушкой и придавил.

Стайк просидел так несколько минут, пока Рези не покинули последние признаки жизни. По лицу текли слезы, по губам – сопли. Он так стиснул зубы, что заболела челюсть. Крики снаружи наконец вывели его из оцепенения, и он заставил себя встать. Положил подушку под голову Рези, поправил ей волосы. Выйдя на лестничную площадку, поднял ее боз-нож и, оглянувшись в последний раз, двинулся к двери.

В неверном свете ему открылось зрелище, достойное глубин бездны. По всему городу темноту вспарывали охваченные пламенем здания. Между ними мелькали силуэты, какая-то женщина громко пыталась организовать пожарную бригаду, потом крик оборвался. Неподалеку плакал ребенок. Полная неразбериха.

Сосредоточившись на криках, Стайк зашагал к маленькому опрятному домику. В пыли стояла на коленях женщина в ночной рубашке и, баюкая тело мужа, звала на помощь. Ее звали Мия, вместе с мужем она держала скобяную лавку, догорающую в нескольких шагах. Фигуры в штатской одежде, но явно с кезанскими мушкетами в руках, не обращая внимания на ее мольбы, грабили дом и выбрасывали на улицу мебель.

Один из солдат вынес из дома захлебывающегося криком малыша, держа его за ногу. Мия вскочила и с воплем бросилась к солдату. Тот оттолкнул ее, вытянул руку с ребенком, словно готовился прирезать курицу, и потянулся за ножом на поясе.

Стайк припомнил репутацию Проста, а также репутацию его солдат и зашагал в сторону мародеров вдвое быстрее. Второй солдат – женщина – начала возражать, но солдат с ребенком лишь покачал головой.

– Приказ есть приказ.

Стайк вынырнул из тьмы так стремительно, что никто не успел среагировать. Схватил ребенка за вторую ногу, вонзил боз-нож Рези солдату под ребра. Развернулся к возражавшей кезанке и одним движением вспорол ей живот. Мия уставилась на него, разинув рот.

– Спрячься, – приказал он, отдав ей ребенка, и направился к дому.

Внутри Стайк обнаружил еще трех мародеров и оставил остывать их трупы там, где настиг. Перешел в другой дом, затем в следующий. Ярость в груди обжигала так сильно, что он почти ничего не чувствовал. Он резал механически, деловито, без угрызений совести и посторонних мыслей. Убивал каждого, кого не узнавал, и оставил за спиной десятки тел, стараясь не думать, что потратил слишком много времени, горюя по Рези.

Стайк потерял счет убитым солдатам. В какой-то момент он забрал с очередного трупа тяжелую кирасирскую саблю и превратился в смерть в ночи. Почти никто не давал отпор – все попавшиеся ему солдаты терялись, столкнувшись с сопротивлением, и до Стайка наконец дошло: с колониальным гарнизоном что-то случилось. Уланы давно бы заметили пожар и поспешили на помощь.

Неужели Блай и все остальные мертвы? Неужели эти ублюдки убили Дешнара?

Как можно быстрее он двинулся дальше, прокладывая себе дорогу вокруг городской площади к дому мэра. Отправил семью кузнеца прятаться в темноте, но не успел помешать убийству молодой сапожницы и ее мужа. Миновав дом, полностью охваченный пламенем, подкрался с черного хода к горящему дому мэра и обнаружил в саду небольшую группу.

Мэр Дорезен был дородным, рассудительным человеком. Его семейство жалось к своему горящему дому под прицелом полудюжины мушкетов. Пламя лизало одежду, Дорезен с женой старались укрыть пятерых детей от жара. По лицу мэра текли слезы, но он вызывающе смотрел на кезанцев.

Майор Прост стоял позади солдат, сцепив руки за спиной, и бесстрастно наблюдал, как пылает дом. Было видно, что избранный отлично справился с лечением: Прост периодически резко взмахивал рукой в сторону дома, словно дирижируя слышной только ему симфонией.

Стайк замер на границе света, оценивая противника: шесть солдат, два сержанта, капитан и сам Прост. Солдаты мрачно смотрели на Дорезена, стиснув зубы, – выполняли приказ, хоть он им неприятен. Стайк много раз видел такие взгляды, когда служил на фронтире.

– Вы трусливые свиньи, – плюнул Дорезен. – Там люди гибнут!

Прост сделал очередной жест в сторону огня.

– И ты присоединишься к ним, если не заткнешься.

Внутри дома что-то ухнуло, провалилась крыша, и пламя взревело так громко, что Стайк не расслышал окончание фразы. Через несколько секунд стало тише.

– Выживете только вы, – продолжил Прост, – и с этого дня всем будете рассказывать, что Фернхоллоу уничтожили пало.

– Это безумие! – вскричал Дорезен. – Никто не поверит!

– Никто и не должен верить. Нужно, чтобы они смотрели тебе в глаза, пока ты лжешь о судьбе своего города, и видели в них страх. Нужно, чтобы они знали, что происходит, когда унижают корону. – Прост сделал паузу. – Других свидетелей не будет, как и расследования. Никто не сможет опровергнуть твою версию. Газеты распространят новости, и в конце концов, независимо от того, верят или нет, люди начнут задумываться: а что, может, и правда пало сожгли Фернхоллоу? А потом, кто знает? Вдруг получится объединить кезанцев и фатрастанцев на борьбу с пало.

– Это ваш брат все придумал? – спросил Дорезен.

Прост взвился, обжигая Дорезена взглядом.

– Это моя идея!

– Нет, не ваша. Вы не настолько умны, чтобы углядеть политическую выгоду. Вы просто садист и пьяница.

Стайк обошел двор по границе света, пока не оказался за спинами Проста и его солдат. Осторожно присел на корточки, опершись на тяжелую кавалерийскую саблю, и впервые заметил рану на плече, пропитавшую кровью рубаху.

Прост приосанился и выпятил грудь.

– Хочешь сгореть, как и твои дружки? – прорычал он Дорезену. – Я начну с твоих детей, может, тогда до тебя дойдет.

Стайк прыгнул вперед, в мгновение ока преодолев расстояние до Проста. Сначала разобрался с сержантом – свирепо полоснул по горлу ножом и отшвырнул труп в сторону. Второй сержант умер еще до того, как труп первого коснулся земли. Капитан повернулся к Стайку, и на его лице успело отразиться удивление, а Стайк отбросил нож, взялся обеими руками за саблю и снес капитану верхушку черепа.

Вломив Просту эфесом сабли в лицо, Стайк шагнул к пехотинцам. Двое упали еще до того, как остальные поняли, что происходит, и благодаря внезапности Стайк быстро с ними управился. Не прошло и минуты, как он остановился, тяжело дыша. Грудь вздымалась, руки, лицо и мундир заливала кровь. Один из пехотинцев успел выстрелить – пуля вскользь задела плечо Стайка, другой сумел полоснуть штыком по ребрам.

– Бен, – выдохнул Дорезен, пока его жена уводила детей подальше от огня.

– Простите, мэр, я опоздал.

– Бен, я…

Стайк справился с собой и покачал головой.

– Не тратьте зря слова. На другом конце города этих ублюдков еще много. Похоже, Прост привел с собой большую часть эскадрона. Уходите, пока можно.

Дорезен глянул на Проста: тот начал стонать и корчиться, хватаясь за лицо. До этой ночи Стайк никогда не слышал, чтобы Дорезен хоть о ком-то отзывался дурно, но сейчас мэр наклонился и плюнул Просту в лицо, а затем вместе с семьей растворился в ночи, не проронив ни слова. Стайк опустился на колени рядом с Простом, пытавшимся прийти в себя, и не двигался, пока не послышался стук копыт. Он поднял саблю и приготовился к атаке кирасиров, однако из темноты вынырнули знакомые пики и ярко-желтые мундиры.

Блай уставился на Проста и тела.

– Стайк, ты как?

– Долго вы, – проворчал он в ответ.

– Полсотни этих сволочей пытались забаррикадировать двери и поджечь казармы. Последние двадцать минут мы резали ублюдков. Потом заметили огонь и прискакали во весь опор.

Прост ухитрился перекатиться на четвереньки и теперь пытался встать. Стайк схватил его за шиворот и поднял одной рукой.

– Вот так вы, твари, научились сражаться на фронтире? Поджигать дома и надеяться, что огонь сделает всю работу за вас?

– Да что ты знаешь о сражениях? – прохрипел Прост, суча ногами в воздухе.

Стайк развернул его лицом к себе. Прост ударил кулаком. Стайк перехватил удар и сломал запястье, а затем тряс Проста, пока тот не перестал вопить.

– Знаешь, а ты высокомерный сукин сын! Сколько человек ты с собой привел?

Прост упрямо молчал, и Стайк отвесил ему оплеуху.

– Сколько?

– Сто шестьдесят! – завизжал Прост.

Стайк посмотрел на Блая.

– По дороге сюда я убил человек тридцать-сорок.

– Кресимир, – охнул Блай.

– Остальные все еще жгут Фернхоллоу. Идите и прикончите их. Как бешеных собак. Вперед!

Блай рявкнул приказ, и уланы, рассредоточившись, галопом помчались через городскую площадь. Через несколько мгновений прогремел выстрел карабина. И еще один. Выстрелы слышались то тут, то там. К ним добавились звуки коротких схваток, когда до остальных кезанцев дошло, что у них появилась компания.

Стайк лениво подтащил Проста к огню, насколько позволял жар, а затем ткнул лицом прямо в пламя. Прост вопил и бился, пытаясь вырваться, пока Стайк не отступил на несколько шагов назад и не развернул его к себе.

– Нравится тебе, мудак трусливый? – поинтересовался Стайк.

Он швырнул Проста наземь и пнул в живот с такой силой, что того подбросило вверх. Затем схватил его за волосы, оторвав от земли.

Слезы текли по лицу Проста, мешаясь с кровью и теряясь в некогда ухоженной, а теперь опаленной бородке. Он баюкал сломанную руку.

– Я чудовище, Прост. Я знаю, кто я. Но я не убиваю детей и не сжигаю мирных жителей. А еще я не люблю мучить, но для тебя сделаю исключение. – Стайк наклонился вперед, так что их лица почти соприкоснулись. – Ты приехал в Фернхоллоу с двумя сотнями человек. Где остальные сорок?

Прост залопотал так бессвязно, что Стайк дважды заставил его повторить.

– В лагере, в шести милях к северу отсюда. Капитан Кардин и все, кто отказался пойти с нами. Вернемся в Лэндфолл – все отправятся под трибунал за неподчинение.

– Они отказались помогать тебе жечь женщин и детей, а ты отправишь их под трибунал?

– За неподчинение!

– Приказ отдал твой брат?

Прост распахнул глаза.

– Да. Да! Он отдал приказ. Сказал, что нужно защитить честь семьи. Что нас должны бояться, иначе ситуация выйдет из-под контроля.

– Он понятия не имеет, что на самом деле значит «выйдет из-под контроля».

Стайк пошарил в траве в поисках ножа Рези. Нашел его и обтер о мундир Проста. Опустился на колени рядом с кезанцем, задумчиво глянул на лезвие, изо всех сил стараясь сдержать ярость и горе, которые грозили захлестнуть с головой.

– И ты правда думаешь, что вернешься в Лэндфолл живым?

Прост шумно сглотнул и задрал подбородок.

– Ты не посмеешь.

– Не посмею? – Стайк скептически оглядел тела вокруг. – Я только что убил десятки кезанских солдат и, наверно, пять или шесть офицеров. Какой бездны мне переживать еще об одном?

Он вздохнул и закрыл глаза, затолкав горе поглубже. Надолго его не хватит, так что нужно покончить с делами. Он приставил нож Рези Просту между глаз.

– Итак, хочешь, чтобы я сделал это после твоей смерти? Или хочешь пожить несколько лишних минут?

– Сделал что?

Прост попытался отползти, но оперся на сломанную руку и вскрикнул.

– Я хочу жить, – запричитал он.

– Глуповатый ответ. Но я подарю тебе еще несколько минут, пока не закончу.

Стайк поднял нож и начал напевать гимн уланов.

* * *

Стайк похоронил Рези за городом, на холме: утром, пробившись сквозь ивы, туда падали первые лучи солнца. По всему городу еще тлели пожары. Он почти час простоял у могилы, потом пошел к наполовину сгоревшим казармам и забрал Дешнара из не тронутой огнем конюшни. Не спеша почистил его, подавляя в душе остатки любви к этому месту, а затем поскакал в центр Фернхоллоу.

Мертвенно-бледные горожане молча таращились на останки своих жилищ. Блай с мэром пытались организовать людей, чтобы похоронить мертвых и потушить последние пожары. Стайк направился к постоялому двору Тель-Айсло – по иронии судьбы, одному из немногих зданий, переживших погромы. В дверях стоял напуганный Тель-Айсло с мушкетоном в руках, несомненно, ожидая расправы. Его жена бегала туда-сюда, поднося раненым пиво и хлеб.