Текст книги "Таксидермист"

Автор книги: Брайан Випруд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Это тот самый пиджак, который ты голышом отвоевал у Армии спасения?

– Ну.

– Так и думал. – Он взял блокнот и что-то в нем черкнул. – Что ты теперь собираешься делать, Гарт?

– Выходит, что я ничего не приобрету, но все потеряю, если буду совать нос в эти дела с Пискуном. Тут уже не куклы, тут убийство. Эти люди играют слишком грубо. Мы с Энджи пойдем в полицию, как любые нормальные люди на нашем месте, и пусть полиция во всем разберется.

– И если они спросят, где меня искать?

– Придется рассказать им все.

– Отлично. – Он вздохнул. – Вот, это мой сотовый. – Он подал мне желтую квадратную бумажку и показал на черный телефончик, какие пристегиваются к поясу. – Дай им этот номер, если хочешь, хотя надеюсь, ты позвонишь мне сам и скажешь, что передумал. И еще – сделай одолжение младшему брату? Маленькое одолженьице? Сначала обсуди свой план с юристом.

Глава 18

Так и вышло, что мы позвонили нашему адвокату Роджеру Элку. Когда мы встретились, он был одет практически также, как при нашей последней встрече: замшевые ковбойские сапоги, шнурок на шее, белая рубашка героя вестерна, вельветовая куртка. Его контора была на восьмом этаже узкого закопченного промышленного здания, на трех этажах которого все еще работала фабрика искусственных рождественских елок. Лифт был скорее в духе кухонного подъемника – неавтоматический, лифтеру в нем приходится вручную налегать на трос, чтобы привести в движение противовес. На восьмом этаже, однако, мы увидели аккуратно выкрашенный коридор с рядом дверей с матовыми стеклами, и нашли одну с надписью «Роджер Элк, адв.». Двухкомнатный офис был обшит темными панелями, там имелись потолочные вентиляторы и темная деревянная мебель. Все старое и потертое, но весьма аккуратное. Серьезные стены украшали диплом правоведа, выданный Северо-Западным университетом, различные почетные грамоты от администрации Чикаго и какое-то свидетельство от корпорации «Аврора».

Мы с Энджи и Отто сели на выставленные в ряд стулья с мягкими подушками и прямыми спинками – те, что всегда бывают оббиты красной кожей, с декоративными бронзовыми гвоздями. Роджер Элк спокойно сидел за столом на дубовом стуле с колесиками, пальцы сплетены на брюшке, лоб сосредоточенно наморщен. Согласно его инструкции, я пересказал ему всю историю от начала до конца, закончив словами:

– И вот мы здесь.

– Интересная история, и хорошо, что вы сначала пришли ко мне. – Было что-то отменно успокоительное в его манере: этакий старинный поверенный. – Поверьте… – Он выдал широкую мудрую улыбку. – …Вам не стоит обращаться в полицию.

Я растерялся:

– Но я не понял, как быть с…

– Если они к вам приедут, позвоните мне, и мы проведем разговор вместе.

– Но…

– А что вы собираетесь им сказать, Гарт? Что вы знаете? Если по факту, вы не знаете ничего. Вы много чего подозреваете. Но полицию совсем не интересует, что подозреваете вы. Вы не убедились воочию, что мертвая женщина на вашем крыльце была Марти Фолсом, но даже если бы вы убедились, никакой прямой связи с этими ретрофилами тут нет. Вы не видели у них «тетю-колу» и у вас нет никаких указаний на то, что эти ретрофилы как-то связаны с куклой. Вы даже не знаете, была ли кукла причиной убийства в ВВС. Анонимная угроза на вашем автоответчике вряд ли кого впечатлит.

– И что нам делать? – развела руками Энджи.

– Мой совет, Энджи, – держаться подальше и от ретрофилов, и от полиции. Окажетесь снова поблизости от сборища джайверов – и они могут напасть на вас. Пойдете в полицию с вашими подозрениями насчет белочки? Нелепо, к тому же если полиция обнаружит, что вы, сколь угодно косвенно, причастны к двум убийствам, у них могут возникнуть свои подозрения. Забудьте обо всей этой истории, перестаньте искать куклу, и возвращайтесь к своей нормальной жизни. Вам угрожали, но я не вижу, чем теперь могут быть недовольны те, кто за этим стоит, и не думаю, чтобы они причинили вам какой-нибудь физический вред.

– Вы думаете, этого достаточно, чтобы все закончилось? – Я рассмеялся: от такой перспективы голова слегка пошла кругом.

Роджер Элк сплел коричневые дубленые пальцы на блокноте и подался вперед:

– Думаю, да. И будем надеяться, что и полиция вас больше не побеспокоит. Далее. Я не хотел бы лезть в ваши семейные дела, но участие во всем этом вашего брата нисколько вам не помогает. Мне кажется, он поступает непредусмотрительно, ведя с этими довольно неприятными типами дела. Мой совет вам будет – избегать его, по крайней мере, пока он не бросит это дело.

– Именно. – Я с воодушевлением закивал и глянул на Энджи. – Он всегда доставлял неприятности.

Мы по очереди пожали Роджеру руку (Отто его обнял) и отбыли ободренными.

– Хорошо. Нет Ке-ге-бе? Э?

– Точно, Отто.

Я поглядел на Энджи, и мне показалось, что на какой-то миг она готова бросить эту загадку неразгаданной.

– Может, полиция и разберется во всем, – усмехнулась она. – То есть эти ретристы ведь обязательно еще раз покажут себя и попадутся, верно?

– Конечно. – Я пожал плечами. – А это было вроде как все равно приключение – как мы проникли в Церковь Джайва, а?

– А! Гарф, Ян-жи, надо пойти ланч, э? Пра-здра-вать, да?

– Неплохая мысль, Отто.

Я хлопнул его по плечу. И мы отправились в заведение на 22-й улице на пиво с горой луковых колечек в кляре.

Глава 19

Прошло два дня, и все было хорошо. Дела с киношниками в Бруклине закончились, но тут же после этого я продал бизонью голову (из спальни) и воловьи рога в новый бар, открывшийся на месте «Колючей проволоки». Прежнее заведение лишили лицензии за продажу горячительного несовершеннолетним, а новое вроде бы хотело сохранить ковбойскую тематику, и, пожалуй, гуртовать ту же публику, которая опять станет гадить на мое крыльцо. На новой вывеске было написано «Бычьи яйца».

Снова позвонил Стюарт Шарп – мне надо было все-таки съездить в Нью-Хоуп поглядеть на гигантского долгоносика. Я получил заказ от Научного музея округа Нассау подыскать змей для диорамы, и мне пришлось звонить своим людям на юго-западе. С американскими гремучниками и ямкоголовыми змеями все было на мази, но раздобыть молочную змею и кораллового аспида, хоть обычного, хоть арлекинового, оказалось не так просто. В музее хотели именно пару: молочную и аспида, потому что они очень похожи с виду, но только коралловый аспид ядовит. Одна из придурей естественного отбора, как бабочки монарх и вице-король – из таких получаются отличные наглядные пособия. Две змеи как правило одинаковой длины – под тридцать дюймов – и обе покрыты желтыми, красными и черными полосками в разных комбинациях. Но различить их нетрудно. Кому-то легче прибегнуть к мнемоническим приемам вроде «Желтый на красном – жалит насмерть». Или «Хвост в три краски – проходи без опаски». Я, однако, никогда не испытывал с этим трудностей, узнавая кораллового аспида в той змее, у которой черный нос. «Черный = смерть». (Кстати, у молочной змеи нос красный. «Пьянчуга ползет – меня смех берет».)

Лорна Эллисон, моя девушка по змеям из Феникса, назвала мне с полдюжины имен, и я принялся искать мертвых змей, которых мог бы набить. Пит Дурбан, мой знакомец из Национальной службы рыбного и охотничьего хозяйства, коллекционирует ядовитых тварей, и у него есть парочка коралловых аспидов, но я сильно сомневался, что он позволит мне превратить одного из своих драгоценных питомцев в чучело. Наконец, я стал обзванивать агентов Службы отлова бездомных животных округа Дэйд во Флориде и спрашивать, не сообщают ли им о бродячих коралловых аспидах. Ни шиша, только заколебавшие аллигаторы, потерявшийся гребнистый крокодил и пара-тройка питбулей. Сообщений о змеях не поступало с тех пор, как один удав задушил свою хозяйку, карнавальную танцовщицу на отдыхе по имени Шина – женщина-змея. На втором месте по количеству покусанных коралловыми аспидами стоит Техас, и я уже собирался звонить в Сан-Антонио, в приют для животных, когда зажужжал домофон на парадной двери.

Как вы могли понять, жизнь в нашем доме вернулась к норме, и я был этому рад. Я обуздал свои слабости и готов был напрочь и без сожалений забыть о генерале Бухере и его друзьях. Даже безнадежно ностальгирующего торговца вроде меня можно привести в чувство, запугав мертвой женщиной на крыльце и братом, изметеленным, как боксерская груша.

Домофон зажужжал снова. Было около десяти утра. Энджи была на «Ярмарке ремесел» – покупала кустарные детальки для своих серег и фильеры, что само по себе не могло затянуться надолго, если только они насмерть не заболтаются с продавщицей Кейт. Отто ушел за униформой – он устроился продавать хот-доги на вокзале Гранд-Сентрал.

– Жынщины, мильон жынщин, Гарф! Работа бежа, очень сильно спешка, быстро ходи, э? Жынщины быстро ноги: очень красив, э? – Я думаю, каталог «Секрета Виктории» вызвал бы у Отто оргазмическую кому.

День был солнечный, но прохладный и ветреный, как лучшие октябрьские дни. А худшие – дождливые, холодные осенние, когда май становится для тебя светом в конце зимнего тоннеля. У большинства американцев лежат тыквы на крыльце, на задних дворах горят кучи листьев, а на уме – День благодарения.

– Кто там? – завопил я в домофон.

– Откройте! Скорее! – протрещал динамик.

Ого, Свидетели Иеговы – такие напористые.

– Кто вы?

– Черт побери, открывайте, Карсон. Пожалуйста! – Голос был высокий и хриплый, но я не понял, мужской или женский.

– Не открою, пока не узнаю, кто вы.

– Вы меня не знаете, но у меня для вас посылка, срочно.

Такое чересчур даже для Свидетелей, а голос казался всерьез встревоженным. Я вышел в холл и отпер подъезд. За дверью стоял человек кроткого вида с густыми белыми волосами, узким подбородком, белыми бровями v выцветшими ресницами, бледной кожей, пухлыми губами и черными глазами. Не альбинос, но явно на противоположном Джорджу Гамильтону[82]82
  Джордж Гамильтон (р. 1939) – американский актер и кинорежиссер, брюнет, знаменит своим несходящим загаром.


[Закрыть] конце спектра. На нем был мешковатый бежевый пиджак, черная рубашка, галстук-шнурок и двухцветные ботинки. В одной руке он стискивал панаму, в другой держал плетеную корзину. Корзина была полна скомканной бумаги и смахивала на маленькую офисную мусорку.

– Чем могу служить?

Я подобрал свою почту с батареи в фойе, наблюдая, как он вытирает лоб платочком в горошек. Затем он ткнул мне в грудь корзину.

– Возьмите. Большой риск, но другого пути нет. – Говорил он довольно громко. – Нужно спрятать его пона-дежнее. Знаете парня по имени Палинич?

Я поднял глаза от корзины на незнакомца:

– Что там?

Белый зыркнул влево и вправо по улице, убеждаясь, что за ним нет слежки.

– Не говорите глупостей. Вы же этого хотели? Здесь есть черный ход?

– Эй! – Я вытянул руку, не давая ему войти. – Сначала вы мне кое-что объясните, потом я покажу вам черный ход. Успокойтесь и расскажите, что это все значит.

– Можно мне хотя бы войти и выпить стакан воды? Мне нужно обратно и побыстрее, пока меня не хватились.

Я подумал секунду и решил, что у белого вряд ли хватит мозгов или силы, чтобы особо мне навредить.

– Хорошо.

Войдя в нашу гостиную, белый моментально обалдел от стольких звериных глаз, направленных на него, – вполне обычная реакция. Я знал людей, которые не могли спать, если на них пялится столько чучел. Пока я наливал воду, белый уселся на табурету стойки.

– Вы их всех убили? – нервно пробормотал он.

– Я коллекционирую, сдаю в аренду, продаю… вот. – Я грохнул стакан на стол, и белый стал жадно пить, водя глазами по хищным птицам, свисающим с потолка. В стопке почты я приметил адресованный мне конверт, не похожий на счет, и вынул его рассмотреть поближе. Внутри прощупывалась карточка размером с кредитку. Может, моя новая банковская карточка, подумал я.

– Итак, мистер?…

– Слоун.

– Мистер Слоун, зачем вы принесли мне плетеную мусорную корзину?

– Пожалуйста, Карсон, не глупите, – выдохнул он между глотками.

И вот тогда я заметил среди мятых бумажек вроде бы глаз. Сунув конверт в карман, я поворошил бумаги – открылись два выпуклых глаза. Я вздрогнул и вытряхнул бумагу на стойку. Из корзины вывалился Пискун.

Да, я немного удивился, и, кажется, сказал что-то вроде «Ой!». Осторожно подхватил Пискуна на ладонь и поднял. Он был необычно легким, особенно голова. Я подергал маленькими черными палочками, чтобы он пошевелил передними лапами. Вблизи было видно, как много шерсти он потерял за эти годы – да и хвост, судя по всему, уже неродной. Вытаращенные глаза были сделаны из фиолетовых полубусин на пожелтевшей белой пластиковой основе. Красный каучуковый язык, вбок торчащий из пасти, высох и растрескался. Резцы были настоящими, но для белки великоватыми – видимо, на самом деле оленьи или лосиные. Веревочка на спине управляла нижней челюстью, и, когда я потянул за нее, Пискун открыл рот. Было видно, что черная резинка в глубине пасти разорвалась много лет назад. Белый мех на животе пожелтел, всю шкуру надо бы почистить. От него сильно пахло нафталином.

Невероятно. Пискун у меня в руках! Я хотел насладиться моментом, но, сказать по совести, настоящий Пискун оказался не таким уж счастьем, как могло бы мне казаться раньше. Как-то… грустно, что ли. Пискун без легенды?

И, конечно же, после убийства Марти и стычки Николаса мне было немного страшно, что меня опять впутают во всю эту ретристскую канитель. Всего несколько дней назад я охотился за Пискуном. Теперь он охотился за мной.

Мысли и чувства понеслись чехардой, но я первым делом задал главный вопрос:

– Что так важно в Пискуне Малахольном Орехе?

В ответ я получил сердитый взгляд:

– Не морочьте голову, Карсон. Ясно же – вы разыскивали белку с той же целью, что и Лумис.

Я наклонился поближе к лицу Слоуна:

– Я не из ваших, Слоун. Скажите мне: что такого в белке?

– Букерман. Ему нужен Пискун. Для Церкви. – Белый начал кипятиться. Я уловил это сразу.

– Ага, я понимаю, что на склоне лет Букерману компания его маленького друга Пискуна может быть утешительна. Но что нужно Церкви? Если это не просто кукла, скажите мне, что это!

Я налил ему еще стакан воды, он сделал долгий глоток и, приподняв брови, уперся в меня острым недобрым взглядом. Я где-то уже видел эти глаза Перри Мэйсона,[83]83
  Перри Мэйсон – адвокат и сыщик, герой одноименного телесериала (1957–1966) по мотивам произведений Эрла Стэнли Гарднера.


[Закрыть] слышал громкий пронзительный голос – и теперь, отступив на шаг, вспомнил, где. Наверное, в тот момент я издал один из моих интеллектуальных возгласов типа «Гы!».

– Вы – тетя-кола! – Он чуть прищурился, но промолчал. – Женщина в ВВС! Но вы не женщина. Вы тогда переоделись женщиной!

Он слегка повел глазами:

– Вас что-то не устраивает?

– Из-за этой белки вы убили Тайлера Лумиса! И я видел вас в Церкви Джайва в тот вечер, когда убили Марти Фолсом.

– Спокойно! – прохрипел Белый. – Лумис хотел забрать белку, чтобы остановить Букермана. Как и я, он собирался похитить Пискуна. Последнюю куклу. Я приехал первым, но тут явились вы, и затеяли всю эту парашу с пингвином. Лумис умер по вашей вине. Ну, и по своей, конечно. Если бы вы оба сидели и занимались своими, на хрен, делами…

– Зачем Лумису понадобился Пискун?

– Вы и вправду ничего не знаете об этом? Так это была ошибка…

Он встал и потянулся за Пискуном. Я отодвинул куклу подальше.

– И вообще, зачем вы принесли белку мне?

Лицо Белого помрачнело:

– Общий друг сказал, чтобы я принес ее сюда, и вы отдадите ее Николасу. Я думал, вы понимаете.

– Что за общий друг?

– Просто кое-кто оттуда, из Церкви.

Может, Николасов осведомитель?

– Зачем вам нужно, чтобы белка попала к Палиничу?

– Ясно, потому что он из натуропатов.

– Натуропатов? – Я прищелкнул пальцами. – Лумис, у него был камертон. Он был сонотерапевт, а это значит – натуропат, правильно? Ладно, вы убили его, чтобы белка не досталась натуропатам. Теперь вы сменили убеждения и хотите отдать им Пискуна? Почему?

Я не очень понимал, что за чертовщина творится. Натуропатия? Исцеление куклами? Бараньи отбивные от радикулита, «Бобошка и Сесил»[84]84
  «Бобошка и Сесил» (Beanie and Cecil) – персонажи детских телепрограмм (с 1949 г.), впоследствии – мультфильмов и комиксов, созданные американским кукловодом и мультипликатором Бобом Клампеттом, маленький мальчик с ангельской внешностью и морской змей, страдающий морской болезнью.


[Закрыть] от невралгии?

Взгляд Слоуна поплыл куда-то далеко:

– Я думал… Раньше мне казалось, что Скуппи на правильном пути. Но теперь я все понял. Я думал, вы тоже. Церковь никого не собирается освобождать. Наоборот, они хотят сделать нас рабами! – Его белые брови сдвинулись, по щекам тек пот. – Я забираю белку, Карсон.

По его тону я понял, что Слоун не предполагает дальнейшего обсуждения вопроса. Он стоял у края стойки, я – за ней. Не улизнуть, если только не прыгнуть через – это я бы сумел, но, пожалуй, не так быстро, чтобы успеть убежать.

– И кому вы теперь его отдадите?

– Кому? Скорее всего, реке. Палинича я найти не могу, а если вы ничего обо всем этом не знаете, ясно, что вам Палинич доверять не должен. Значит, и я не могу. Вы, чего доброго, позвоните в полицию. Потом Пискуна заберет Агентство национальной безопасности. Вернуться к Букерману я не могу. – Тут Слоун, как я и опасался, вынул гладкий черный пистолет.

Агентство национальной безопасности? Я так и представил, как спрашиваю Дадли, не знает ли он, зачем правительству понадобилась кукольная белка, и в ответ слышу только уклончивое бормотание человека, который лично участвовал в разработке Стратегической беличьей инициативы, на которую Роналд Рейган истратил миллиард долларов.

– Давайте сюда, Карсон. А то, если что, я вас – как Лумиса.

Малахольный Орех, навеки погребенный в иле Ист-ривер? Мальчишка, проснувшийся во мне, не отдал бы Пискуна ни за что на свете. И потому, когда я взрослый протянул куклу Слоуну, тому пришлось вырывать ее у меня из руки.

– Отпустите, – прохрипел он.

– Виноват! Рефлекс, – пробормотал я и отпустил белку.

Рефлекс был не так уж виноват, как могло бы показаться. Я держал Пискуна в руках, трогал его шкуру, видел потрескавшийся язык, – теперь, когда Пискун был у меня в руках, казалось, что я, пожалуй, и мог бы вернуть его себе.

Слоун попятился к дверям.

– Вам же лучше, Карсон. Ни к чему вам в это лезть.

– Это я и сам себе твержу. – Я беспомощно всплеснул руками.

Он протянул руку к дверной ручке в тот самый миг, когда дверь снаружи ударом плеча распахнул маленький человек в красно-белой полосатой куртке и вишневой феске. Дверь шибанула Слоуна по руке, он крутанулся, и Пискун взлетел в воздух. Слоун обернулся и ткнулся в необыкновенного человека-хот-дога: Отто.

С тех самых пор я перестал подумывать о покупке ротвейлера. Отто опешил, но вмиг заметил пистолет и среагировал – с криком «И-йя!» прянул головой Слоуну в шею.

Слоун рухнул, Отто навалился сверху, пистолет трепыхался в воздухе. Грохнул выстрел, облачко перьев поплыло по воздуху от простреленной совы.

Я видел, как Пискун отскочил от головы льва Фреда и упал на пол, вытаращенные кукольные глаза умоляли меня вмешаться и спасти от Воя и Боягуза. И еще я видел, что можно вырвать опасный пистолет из вытянутой руки Слоуна. Я колебался.

Слоун ударил Отто по затылку рукоятью пистолета. Вот тут бойцовый пес и нанес смертельный удар. Отто шарахнул Слоуна лбом в лоб, и Слоун обмяк, а я кинулся и наконец подобрал пистолет.

Отто медленно поднялся на ноги, потирая затылок и через силу улыбаясь.

– Ке-ге-бе «пизьдьетс на кхолодьетс», Гарф.

Глава 20

Отряхнув Пискуна от пыли, я поднял телефонную трубку, чтобы вызвать полицию, но тут у меня в голове эхом прозвучало предостережение Роджера Элка. И я позвонил ему. Его не было на месте, и я оставил срочное сообщение у телефонного оператора.

– Ну и что мне делать теперь? – вздохнул я, держа Слоунов пистолет за ствол.

Сам Слоун лежал на спине, наполовину в сознании, и моргал, пытаясь открыть глаза, а Отто вязал ему руки за спиной упаковочным скотчем.

– Не зна, Гарф. Полиция, наверняк, э?

– Ага, вот я звоню в полицию и говорю, что тут у нас парень, который убил Лумиса, тут его пистолет. – Я кивнул сам себе. – Правильно? Наверное, Лумиса убили из этого пистолета. Вот я держу пистолет, и на нем, конечно, теперь есть мои отпечатки, и полиция знает, что я там был. Они все еще могут подумать, что это я прикончил Лумиса. И Марти, которая умерла и не сможет опознать дядю-колу Слоуна. Теперь остается только мой рассказ, в котором Слоун, одетый деревенской бабенкой, борется с Лумисом и убивает его, чтобы забрать куколку, и очень может быть, убивает Марти или, по крайней мере, знает, кто это сделал.

– Но зачем Гарф убива Лумис?

Отто поднялся на ноги, довольный тем, что Слоун надежно упакован, и подобрал с полу свою феску. Спереди на ней было написано «Король сосисок». Я подал Отто пакет со льдом для затылка.

– Если же я не позвоню в полицию, то я препятствую правосудию, скрываю беглого преступника или кого-то…

– Я курица. – Отто проковылял к задней двери.

Зазвенел телефон. Это был Роджер Элк, и я рассказал ему о происшествии со Слоуном.

– Гарт, ничего не делайте до моего приезда. – Он повесил трубку, прежде чем я успел спросить, звонить ли мне копам.

Слоун стал извиваться и кашлять и с тихим стоном перекатился на живот.

Я пристально посмотрел в глаза Пискуна. Понятно, что в этой кукле было что-то большее, чем можно увидеть с первого взгляда. Может, что-то спрятано у него в голове? В остальных его частях просто не было места что-нибудь спрятать. Только шкура, и ничего необычного под ней не прощупывалось. Но на затылке под шерстью был грубый и, очевидно, сделанный второпях шов. Надо будет осторожно разрезать его, не разодрав шкуру еще больше. Я слегка стиснул беличью голову, пытаясь нащупать то, что может скрываться внутри, но под ватиновой прослойкой ощущалась только твердая однородная основа. От мысли разрезать голову Пискуна у меня самого голова слегка закружилась, но только так я мог бы узнать, в чем тут дело, потому что никто явно не собирался мне этого рассказывать. И наконец, это было бы, видимо, лучшее средство спасти Пискуна. Чем скорее его голова опустеет, расстанется с тем, что в ней может сейчас находиться, тем скорее за ним перестанут охотиться. И конечно, тем вернее я смогу заполучить его себе.

Но я никак не мог решиться и больше всего беспокоился о том, где бы спрятать Пискуна, пока я не отделаюсь от Слоуна. Бог знает, кто следующим может ввалиться в мою дверь.

У меня нет стенного сейфа, зато в гостиной есть пара половиц, под которыми находится полость. Слоун лежал за диваном, который загораживал ему вид, – если только не умудриться подсмотреть в узкую щель между диваном и полом. Так что я укутал Пискуна посудным полотенцем, откатил льва Фреда с ковра, поднял половицы столовым ножом и всунул куклу между балками. Подумав, я запихал туда же и пистолет. Получился какой-то особенно зловещий натюрморт: белочка и пистолет. И по тому, как складывались события, я мог бы сказать, что из этих двух Пискун опаснее. Установив половицы на место, я расстелил ковер и закатил на место Фреда, прижав им Пискуново укрытие.

Зажужжал звонок. Должно быть, Роджер Элк был недалеко, когда звонил мне. Я отпер кнопкой подъезд и через секунду дверь в квартиру распахнулась. Но это был не Роджер.

– Ну как делишки? – проворковал, входя, Бинг и ухмыльнулся своему приятелю-боулеру. Бинг был в желтой фуфайке и галстуке-бабочке, на голове – ухарски заломленная шляпа-канотье. Боулер был все в той же рубашке с «Везунчиком».

Чудесно. Опять пистолеты, но мой-то (Слоунов) лежал под полом. Будто я мог им воспользоваться.

– Где кукла, сынок? – Бинг засопел.

– Не здесь, – сказал я, выставив вперед руки.

– А где? – вылез боулер. Его гнусавый голос был похож на тот, который записал мой автоответчик. Я подумал секунду.

– Не здесь. Я отведу вас к нему, если буду уверен, что вы меня не убьете.

Бинг поправил канотье и переглянулся с боулером.

– Пошли, красавчик.

Боулер помог Слоуну подняться и выпихнул за дверь.

– После тебя, красавец.

Бинг повел на меня пистолетом.

– Мы прокатимся в твоем кабриолете. Только верх подними, не забудь.

Мой ротвейлер все торчал на заднем дворе – видимо, закурил вторую. Оставалось только надеяться, что он не вломится в комнату и не нарвется на выстрел. И благодарить бога за «Ярмарку ремесел» и трёп-сессию с Кейт, из-за которых Энджи здесь не было, когда все это приключилось. По крайней мере, Роджер Элк уже сюда едет и он в курсе. Не он, так копы, а то и Николас вот-вот придут на выручку. При условии, что эти ребята не собираются меня убить. Выкуп? Меня за Пискуна? Они, очевидно, знали Николаса, но известно ли им, что он мой брат? Видимо, нет, и я потому особо не рассчитывал, что они увидят какую-то возможность для рэкета. В конце концов я решил: они захватили меня, потому что сомневались, что я сказал правду, и собирались еще меня допрашивать. И пытать? Я содрогнулся, стараясь не думать о паяльниках и наборе домашнего мастера.

Вышли на улицу, я отпер двери «линкольна». Боулер закинул Слоуна на заднее сиденье и протолкнул поглубже, сам сел позади водительского места, чтобы держать меня на мушке. Бинг сел сбоку. Я завел мотор, и через несколько секунд мы катились в сторону Вестсайдского шоссе.

– Правь-ка на юг, – посоветовал мне Бинг. – Езжай по Вестсайдскомудо Бэттери, слышь?

Какое-то время я ничего не говорил – меня занимали возможности бегства, вроде вываливания из машины на скорости тридцать миль в час или проезда на красный свет на глазах копов, чтобы они меня остановили. Я не особо задумывался, что в первом случае я сам себя перееду задними колесами (и, видимо, разобью «линкольн»), а второй вариант – слишком ненадежный, и предполагает, что коп окажется на месте, именно когда он нужен. Уж лучше лотерея. Потом оставалась еще по-настоящему крайняя мера – срежиссировать лобовое столкновение с фонарным столбом. Я был пристегнут, а мои гости нет. В этом была та выгода, что Бинг улетел бы головой в стекло, но и тот недостаток, что боулер со своей пушкой оказался бы у меня на голове.

Двери скорее всего не откроются, зажатые сдвинувшимися назад крыльями, и я застряну, если только верх не отскочит. Вероятность ошибки слишком велика, а кроме того, разбивать «линкольн» очень уж не хотелось.

– И куда вы меня везете? – между тем решил спросить я.

Бинг набивал трубку «Капитаном Блэком», и пистолет лежал у него на коленях.

– Ты знай правь, малыш. Вопросы будем задавать мы. – Отвечать на мои они явно не собирались. – Вставай в левый ряд.

С Бэттери мы свернули в район Уолл-стрит, который в этот предполуденный час не слишком забит пешеходами, хотя к обеденному времени начинает кишеть публикой, занятой поисками корма. Но развозные грузовички устраивали на узких улицах заторы, что, в сочетании с досадным числом улиц с односторонним движением, которое, кажется, всегда не туда, куда надо тебе, стоило нам добрых пятидесяти минут на дорогу до Уильям-стрит и Хановер-сквер. Не то чтобы я был недоволен: чем дольше, тем лучше. Но за все это время мне не подвернулось ни одной порядочной возможности сбежать. И ни одного копа.

– Рули туда. – Бинг показал направо, и я свернул. – Здесь во двор.

Я ткнул «линкольн» носом в узкий проезд, заканчивающийся гаражными воротами в стене здания. Табличка у ворот гласила «БАНК ИРАНА». Бинг вылез, подошел к воротам, нажал кнопку и что-то сказал в решетку. Ворота открылись, и мы вкатились в низкую круглую комнату с бледно-зелеными стенами. Бинг вошел следом, и ворота с грохотом закрылись. Комната дернулась, раздался громкий рокот, лязг цепей и щелканье шестерней. Мы спускались на лифте.

– Банк Ирана? – спросил я через плечо.

– Мы не террористы, если ты это подумал, – фыркнул Боулер. – Иранцы тут больше не сидят, в этом здании. Это неликвидный актив.

Думаю, мы проехали этажа два, потом лифт, клацнув, опустился на землю, и стена справа от нас откатилась в сторону. Площадка стала поворачиваться в сторону проема, чтобы машина могла выехать. Когда площадка остановилась, Бинг, как техник на рулежке, провел меня на стоянку между нескольких старинных же машин, по большей части – еще старше моей. Среди них был и седан «крайслер», что стоял тогда у ВВС.

Хотя такие способы перемещения колесного транспорта могут показаться экзотикой, на нью-йоркских крытых стоянках – особенно в тесных кварталах – применяются самые разные механические устройства, которые, экономя место, переносят автомобили с улицы на другие уровни. Парковка – такой товар на Манхэттене, что люди покупают кооперативные стояночные места: лоскутки асфальта десять на шестнадцать футов. Лифты как этот, в Банке Ирана, максимально увеличивают застройщику число парковочных мест. А в банке у этого лифта была и дополнительная цель – защищенный выезд для бронированных машин.

Поставив «линкольн» рядом с круглобоким черным «студебеккером», я вышел из машины, и понял, что ноги у меня слегка ватные. Я боялся, но оттого не меньше ждал малейшей возможности смыться. Хотя в тот момент, как я понял, единственно возможной тактикой было легкое дуракаваляние.

– Это тут хранится мозг Ленина?

Бинг и боулер, вскинув брови, поглядели друг на друга, потом второй пробурчал:

– Я думал, Чепмен разбрызгал мозги Леннона по всей «Дакоте».[85]85
  Бывший участник группы «Битлз» Джон Леннон (1940–1980) погиб от руки Майкла Чепмена у жилого комплекса «Дакота».


[Закрыть]

Тут заговорил подавленный Слоун:

– Послушайте, парни, вы должны понять – Букерман псих. Знаете, что он затевает?

Бинг отвесил ему крепкую оплеуху и осклабился. На том и кончилось.

В подвальном коридоре тянулись под потолком трубы, испускавшие свист и шипение от близкого парового котла. Мы дошли до лестницы и поднялись на один пролет – в обшитый панелями холл с флюоресцентными лампами. Толкнув качающуюся дверь с надписью «СПОРТЗАЛ», мы попали в облицованную кафелем раздевалку, в дальнем конце которой была дверь с надписью «БАНИ». Они распахнулись, и нам навстречу вышел Вито.

Боулер упер ладонь мне в грудь.

– Обожди тут.

Он передал свой пистолет Вито и следом за Бингом и Слоуном вошел внутрь.

Я уставился на Вито, который навел пистолет мне в грудь. На нем была рубашка с «Везунчиком» и костями – вы угадали, точно такая же, как на боулере. Дежурная униформа. Он жевал резинку – так старательно, что на его до блеска выбритой голове выступал пот. Не успел я сказать никакой глупости, вроде «Какая встреча!» или «Отпусти меня по старой дружбе», Вито предостерегающе поднял руку и шагнул ко мне. У него покраснели веки – и похоже было, что ему приходится тяжко.

– Что случилось? – хрипло прошептал он. Я пожал плечами.

– А?

– Слоун привез тебе Пискуна. Что случилось?

– Ну, начнем с того, что он наставил на меня пистолет, и тут вошел Отто, и… в общем, мы позаботились о Слоуне, но тут… Не знаю, должен ли я тебе что-нибудь говорить.

– Гарт, ты должен мне сказать, где Пискун.

Почему-то именно в тот самый миг я особенно отчетливо почувствовал, как абсурдно все это выглядит. Я рассмеялся и поглядел на потолок. Я просто не знал, что ему ответить.

– Через тридцать пять лет всем вдруг стало интересно, где Пискун Малахольный Орех, будто самое важное на свете, где эта третьесортная кукла…

– Слушай, Гарт, я осведомитель Николаса. Ты должен сказать мне, где кукла, чтобы они до нее не добрались. Куда бы ты ее ни спрятал, от них ты ее не убережешь.