Текст книги "Из глубины"

Автор книги: Брайан Ламли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Глава 20
В заключение

Из записной книжки Титуса Кроу

Очень трудно понять, с чего же мне начать. После всех исследований я остался с такой коллекцией кусочков и обрывков, фактов, цифр и дат, случаев, событий и совпадений, что их взаимосвязь кажется почти невозможной. Я знаю, что написать обо всем случившемся беспристрастно не в моих силах, любовь к дяде продиктует мне версию, приукрашенную эмоциями. И все же я чувствую, что это единственный способ представить открывшуюся мне тайну. Я буду описывать одни лишь факты, дам хронологический список событий, которые, насколько мне известно, наверняка имели место. Таким образом, я надеюсь остаться беспристрастным, иначе кто-нибудь может счесть, что я унаследовал «безумие» моего дяди...

12 августа 1958 года профессор Юарт Кроу исчез на йоркширских торфяниках. В течение нескольких месяцев, предшествовавших исчезновению, его состояние (ранее он перенес довольно тяжелые травмы головы, попав в автомобильную аварию) было нестабильным, если не сказать больше. Но за месяц, непосредственно предшествовавший исчезновению, оно так улучшилось, что я утратил бдительность настолько, что одолжил ему машину, чтобы он мог съездить из Хардена в Бликстоун в Йоркшире. Целью его поездки было пополнение коллекции окаменелостей. Сначала казалось, что все идет хорошо, и он каждый день звонил мне по телефону. Но затем, после трех дней молчания, я связался со «Святым Георгием», бликстоунской гостиницей, в которой остановился мой дядя. Вот тогда-то и обнаружилось, что он исчез. В последний раз его видели 12 августа примерно в полдень, идущего пешком по торфяникам в направлении Дьявольского омута.

За пять дней поисковые партии прочесали все торфяники от Или до Дендхоупа и от Мэрска до Ли-Хилл. Я говорю «прочесали», но это, конечно же, огромное преувеличение, ибо прочесать торфяники не под силу даже десяти тысячам полицейских, не говоря уж о двух сотнях, которые этим занимались! На огромных торфяниках столько укромных уголков и расселин... В конце концов, в феврале 1959 года, Юарт Кроу был объявлен пропавшим без вести...

5 августа 1959 года, почти ровно через двенадцать месяцев после его исчезновения, когда я давно уже утратил последнюю надежду когда-нибудь снова увидеть моего дядю, появились новости, изумившие и обнадежившие меня. За три дня до этого, днем 2-го числа, был обнаружен голый человек. В состоянии крайнего возбуждения он бродил в окрестностях Сарби. Его глаза были закрыты, по-видимому, чтобы защититься от яркого дневного света.

Этот человек сначала был доставлен в маленькую местную больницу, откуда его, как только поняли, насколько опасно его состояние, сразу же перевели в отдельную палату в хорошо оборудованной клинике в Радкаре. Там, после неоднократных просьб представиться, он наконец смог назвать свое имя: Юарта Кроу!

Персонал клиники передал эту информацию в полицию, а они, в свою очередь, связались со мной. Так я впервые услышал о возвращении дяди, и, разумеется, отправился прямиком в Радкар, в надежде узнать его в найденном человеке. В том, что передо мной дядя, не оставалось никаких сомнений – длиннобородый, усатый, седоволосый и невероятно бледный человек, которого я обнаружил под белоснежными одеялами клиники, действительно когда-то был профессором.

Когда я приехал, он спал, но сиделка сказала, что сон для него полезен. В силу этого с момента своего прибытия он постоянно находился под воздействием успокоительных лекарств. И все-таки даже находясь в наркотическом сне, он метался и ворочался, постанывая и бессвязно бормоча о странных и непостижимых вещах.

Рядом с его кроватью в пепельнице лежала огромная жемчужина. Сиделка, увидев, что я не могу отвести от нее взгляда, рассказала мне:

– Эта драгоценность была у него в руке, когда его нашли. Он держал ее очень крепко, что-то бормоча об Одиссее и о... о Циклопе с двумя глазами! Нам пришлось попотеть, чтобы заставить его разжать пальцы.

– Можно мне ее взять? Потом я верну ее.

– Конечно. Врач сказал, что если она будет напоминать ему о том, что он пережил, то, возможно, будет лучше забрать ее насовсем!

– Это пещерная жемчужина, – объяснил я сиделке, задумчиво подбрасывая маленький шарик на ладони. – Чуть ли не самая большая, о которой я когда-либо слышал. Откуда она у моего дяди?

Разумеется, сиделка не могла ответить на этот вопрос.

Я не хочу писать о... действиях профессора после того, как он наконец проснулся. Достаточно сказать, что я немедленно обратился к лучшему психиатру, которого смог найти. Его порекомендовал мне один из лондонских друзей дяди, с которым его связывало общее увлечение археологией. Так и вышло, что я поручил заботу о своем дяде специалисту с Харли-стрит, доктору Юджину Т. Таппону.

Через неделю я вернулся домой, в Харден, и лишь тогда задумался о странных «природных» явлениях, сопутствовавших необъяснимому возвращению моего дяди. Разумеется, я уже проследил все его передвижения в Бликстоуне, предшествовавшие исчезновению. Почти год прошел с того момента, когда я разговаривал с полицейским той деревушки, который сообщил мне, что за день до исчезновения профессор выражал намерение съездить в Дильхэм, чтобы взглянуть на Дьявольский омут. Я был бы слепцом, если бы не подумал о том, что дядя пытался исследовать подземное русло этого потока.

И, по всей видимости, я не ошибся. Полиция, переговорив с жителями Бликстоуна и Дильхэма, пришла к тому же заключению. Мне также сообщили, что профессор был не первым человеком, исчезнувшим в Дьявольском омуте. Невероятно, но он смог выжить под землей и спустя почти год вновь выбраться на поверхность.

А как же насчет странных обстоятельств, окружавших его возвращение? Например, многие месяцы в Йоркшире не было сильных дождей, и все же в тот самый день, когда дядю нашли около Сарби, возле той же самой скалы, где обнаружили статуэтку из Радкарс кого музея, в трех местах вышли на поверхность подземные потоки. Вполне возможно, что профессора вынесло из-под земли силой тех внезапно и таинственно забивших потоков. Но что же вызвало деформацию подземных пород, которой можно было бы объяснить внезапное появление такого небывалого количества воды? Возможно, какой-то сейсмический импульс или подземное землетрясение освободило моего дядю из подземного плена?

18 августа я отправился в Сарби, чтобы собственными глазами взглянуть на новые выходы потока на поверхность. Вода разрушила большую часть каменистого склона одного из холмов, и там, где когда-то из-под земли бежал маленький ручеек, теперь зияли четыре грота, откуда извергались потоки холодной воды. Я поговорил с несколькими геологами и спелеологами, исследовавшими этот феномен, но обнаружил, что они столь же озадачены причиной этого неожиданного потопа.

Была там и другая группа наблюдателей. Они держались поближе друг к другу и переговаривались шепотом. Это оказались члены научного отдела Северо-восточного Топливного Совета. Я, разумеется, тогда не придал этому факту особого значения и лишь значительно позже уложил его в общую схему.

К счастью, бурный поток меньше чем в миле от скалы вливался в реку и затопил лишь один небольшой мост, по которому проходило шоссе. Новый мост уже проектировался, а пока группа военных инженеров построила временную переправу.

Хотя моя короткая поездка в Дильхэм не дала никакой полезной информации, стоило мне вернуться обратно в Харден, как в «Хатрльпул Мэйл» я прочитал о еще одной археологической «находке» в ручье близ Сарби. 20 августа очень сильная струя воды вынесла на поверхность восемнадцатидюймовый обломок странной скульптуры, высеченной из камня – части головы какой-то рептилии. Столь же важными оказались отлично сохранившиеся кости странных, скорее всего, доисторических животных, которые в большом количестве вынес на поверхность тот же поток. Но меня больше заинтересовала скульптура, и я прочитал, что обломки представляли собой левую часть лица, похожего на мордочку ящерицы, но с высоким лбом почти человеческих пропорций. Пустующая впадина в каменном лице указывала место, где когда-то располагалось что-то вроде глаза. Вспомнив, что говорила дядина сиделка относительно пещерной жемчужины, я прямиком направился в Рад-карский музей, где археологическая находка была выставлена рядом со статуэткой в витринах «Чудеса Древней Британии».

Я приехал еще до того, как обломок поместили иод стекло, и, улучив момент, когда никто на меня не смотрит, вставил пещерную жемчужину в зияющую впадину в огромном каменном лице. Жемчужина встала точно на место, бесспорно подтвердив (как я и опасался) тот факт, что мой дядя на самом деле провел целый год в подземном заточении!

Через три недели, 10 сентября, я получил от доктора Таппона письмо, в котором он признавал свою неспособность вылечить моего дядю, и через три дня после этого я привез профессора обратно в Харден. Его состояние улучшилось, я заметил это с самого начала, но он все еще оставался не в себе. Я понял, что не смогу справиться с ним сам. Поэтому, чтобы не рисковать, я нанял местного санитара, Гарри Вильямсона, который должен был присматривать за дядей по ночам, с шести вечера до десяти утра.

Несколько первых вечеров я все свое внимание целиком и полностью посвятил распечатке дядиного рассказа, записанного на магнитофон. Кассеты мне передал доктор Таппон. Многое из рассказанного дядей, вплоть до его пребывания в Бликстоуне, я уже знал, хотя не подозревал о новых приступах его болезни. Дальше его рассказ становился невероятным и слишком ужасным, чтобы быть правдой. Однако я нашел одно противоречие, касавшееся утверждения профессора о том, что он вернулся от Дьявольского омута в отель «Святого Георгия» в Бликстоуне. По всей видимости, он не делал этого. Бармен в «Святом Георгии» совершенно точно вспомнил, когда дядю видели там в последний раз. Кроме того, существовали и другие доказательства – например тот факт, что мою машину нашли в Дильхэме.

Как я уже говорил, совершенно несомненно, что мой дядя целый год провел под землей, и я полагал, что он, вероятно, нашел какие-то остатки давно погибшей цивилизации. В поддержку существования подземного города говорили статуэтки из Радкара и Бликстоуна, а также более убедительное доказательство в виде жемчужного глаза недавно вынесенного на поверхность обломка каменного лица. Наверное, профессор и вправду жил внизу, во мраке, питаясь лишь рыбой и грибами, но оставшаяся часть его повествования, если не считать ее то жуткими галлюцинациями или больными фантазиями – звучала совершенно неправдоподобно. Еще более удивительным было то, что в таком душевном состоянии он вообще смог пережить столь ужасное испытание...

Как и мой дядя ранее, я тоже счел подозрительным, что Иенсон, тогдашний инспектор полиции в Радкаре, не увидел зловещей связи между делом Круга и делом о подброшенном младенце. 16 сентября я снова поехал в Радкар, попросив Гарри Вильямсона подежурить на этот раз весь день, и задался целью обнаружить следы Иенсона или каких-либо его родных, которые могли остаться здесь после того, как он покинул страну. Однако, судя по всему, у Иенсона не было родственников: по-видимому, он был сиротой!

Я разыскал отставного полицейского, человека, который якобы неплохо знал Иенсона, и тогда, наконец, получил первые неприятные сведения.

Я позвонил отставному полицейскому – некоему мистеру Симпкинсу, и мы договорились встретиться в пивной «Белая Лошадь». Симпкинс оказался добродушным, пышущим здоровьем пожилым господином, чьи манеры и взгляд на жизнь полностью убедили меня в надежности фактов, которые он предоставил мне. Сначала мы поболтали за кружечкой пива о том о сем, а потом перешли к делу. Мистер Симпкинс был не из тех, кто обсуждает других без веской на то причины, поэтому мне пришлось изложить ему свое дело, прежде чем он согласился перейти к подробностям. Вот что я узнал.

В течение двух или трех лет, непосредственно предшествовавших «отъезду за границу», инспектор Иенсон – странный, совершенно лысый человек – все сильнее и сильнее страдал неизвестной науке формой ихтиоза, от которого он лечил себя сам, не позволяя провести никакого медицинского обследования. Заболевание не ограничивалось только его кожей, ибо в последние несколько недель перед тем, как он покинул Радкар, все его движения казались скованными и болезненными. По сути, в эти последние дни облик Иенсона был не вполне человеческим, что не могло соответствующим образом не сказаться на его работе в полицейском участке. Симпкинс не верил, что инспектор уехал за границу с женщиной. Он в свое время долго обдумывал все обстоятельства и пришел к выводу, что Иенсон, зная, что умирает, просто скрылся, не поднимая шума, в каком-то уединенном месте. Таково было мнение Симпкинса. А мое собственное?

Утром 19 числа я позвонил из Хардена в оукдинский санаторий, попросив к телефону директора этого заведения. Он не мог подойти. Тогда я поинтересовался, сможет ли мой собеседник ответить на мои вопросы? Услышав, что я интересуюсь, не находятся ли в санатории несколько пациентов, чей «облик столь чудовищен», что посторонним не разрешается их видеть, голос в трубке стал недружелюбным:

– Прошу прощения, сэр, но я не могу разговаривать с прессой. В газеты и так просочилось уже достаточно...

На этом связь прервалась. В то время я еще ничего не знал о странных происшествиях в этом санатории.

Следующий телефонный звонок в редакцию «Сандерленд Эхо», где служил репортером один мой хороший друг, дал мне следующую информацию. Я записал слова журналиста прямо по телефону, что объясняет некоторые расхождения между моими записями и текстом, который тогда появился в «Эхо»:

ДВА ОПАСНЫХ СУМАСШЕДШИХ

СБЕЖАЛИ ИЗ ЭЛЬМХОЛЬМА

Два сумасшедших из Эльмхолма, которые, как полагают, являются братьями-близнецами, сбежали вчера (вечером 17-го) после того, как их перевели туда из оукдинского санатория близ Глазго. Последние шесть месяцев сбежавшие проходили в Оукдине специальный курс психотерапии, осуществляемый немецким психиатром безупречной репутации, доктором Рубеном Кругером. Именно по совету доктора Кругера два пациента были переведены в слабо охраняемое крыло Эльмхольма. Однако с момента их побега власти так и не смогли связаться с врачом. Вот описание беглецов: лысые, от 70 до 72 дюймов ростом, примерно 130 фунтов весом. Оба страдают серьезными кожным и мышечным заболеваниями, по которым их очень легко распознать. Кожа на их лицах и телах толстая, грубая и чешуйчатая. На расстоянии их очень легко принять за пожилых людей, поскольку их движения наводят на мысль о серьезных ревматических расстройствах...

Статья была много больше, но суть сообщения – именно такова. Мне еще предстоит узнать, что мой друг из Сандерленда думает о том, как я закончил наш разговор. Мне придется выдумать какое-нибудь оправдание тому, что я положил трубку без единого слова благодарности. На самом деле я просто уронил трубку, прежде чем он закончил говорить.

Позднее, когда я смог продолжить мое расследование, то обнаружил, что история двух сбежавших... очень похожа на ужасную историю о сумасшествии, загадочном ихтиозе и непонятном происхождении мнимого безумца Роберта Круга. Я понял, что все больше и больше боюсь собственных открытий. В конце концов я начал дрожать от засевшего внутри меня ужаса. Случившееся выглядело слишком уж дико, слишком невероятно. И все же пункт за пунктом, улика за уликой, немыслимая головоломка начала соединяться в жуткую и пугающую картину.

21 сентября еще один кусочек головоломки встал на свое место. В утренней газете среди второстепенна новостей промелькнуло сообщение о расследовании, начатом министром по национальной экономике в отношении подозреваемого в «злоупотреблении властью» руководства СВТС. Еще не прочитав заметку, я вспомнил, что письмо Круга было составлено специально, чтобы предотвратить расширение буровых работ Северо-восточного Топливного Совета на йоркширских торфяниках. И еще... Я вспомнил толпу ученых, которую видел у места выхода на поверхность подземных потоков в Сарби!

По всей видимости, до сведения Министерства по национальной экономике дошло, что СВТС проводил несанкционированные эксперименты на торфяниках – эксперименты, включающие бурение глубоких шахт в земле и мощные подземные взрывы!

Согласно предварительному заявлению министра, эти «экспериментаторы» несли прямую ответственность за выход на поверхность подземных потоков в Сарби, затопление моста и уничтожение пятидесяти ярдов шоссе; далее он подчеркивал, что результаты могли бы стать и вовсе катастрофическими. Если бы вода пробила себе выход наружу в каком-нибудь другом месте, вполне могли бы оказаться затопленными целые деревни!

Разумеется, меня не слишком интересовали эти обвинения, но зато очень интересовали места, где проводились взрывы. Разве мой дядя в конце своего повествования не упоминал о чудовищном взрыве, вынесшем его на свободу? Я торопливо пробежал глазами конец заметки и узнал, что место проведения последнего и самого сильного из взрывов находилось в торфяниках лишь примерно в четырех милях от того места, где нашли дядю. Заряд взорвали на большой глубине при помощи дистанционного управления в 10 часов утра 2 августа, всего лишь за четыре или пять часов до того, как моего дядю нашли бродящим в окрестностях Сарби!

Чем больше я узнавал, тем яснее мне становилось, что у галлюцинаций профессора была, по меньшей мере, отправная точка в реальности. Однако я молился, чтобы этим все и ограничилось.

Вечером 23 сентября я оставил дядю на попечение Гарри Вильямсона и вышел на свежий воздух, чтобы прогуляться вдоль прибрежных скал. Шелест волн успокоил меня, и я отлично понимал, как сильно и отрицательно повлияли на меня события прошлого месяца. Правда заключалась в том, что мне необходимо было хорошенько кое-что переосмыслить, ибо я серьезно подумывал, несмотря на мнение, которое выработалось у меня к тому времени, не последовать ли мне совету доктора Таппона поместить дядю в частную лечебницу. Подобное действие, сколь бы жестоким оно ни казалось, дало бы мне время на проведение дальнейшего расследования. Но, как оказалось, мне не нужно было ломать голову относительно будущего профессора...

Мой дом стоит на самой окраине деревни, всего лишь в нескольких милях от шоссе А19, которое идет на юг, а потом на запад от йоркширских торфяников к Тирску, Йорку и Селби. Я упомянул этот факт затем, чтобы проиллюстрировать ту легкость, с которой любой путешествующий через Харден может добраться до торфяников. На автомобиле это путешествие занимает от полутора до двух часов в худшем случае, в особенности, если этот автомобиль такой же мощный, как у меня.

К тому времени, как я добрался до садовой ограды, я уже понял: что-то не так. Я вышел три часа назад, примерно в восемь часов вечера, ночь выдалась довольно темной; но сейчас я видел, что мой дом залит светом, а моей машины нет в гараже, двери которого распахнуты настежь. Потом я заметил, что входная дверь тоже приоткрыта. Я в нерешительности остановился. Тут дверь распахнулась, и оттуда, шатаясь, показался Гарри Вильямсон. Он держался за голову, а на его лице застыло выражение потрясения, смешанного с замешательством.

Задержавшись лишь для того, чтобы удостовериться, что Вильямсону не требуется срочная помощь, я поспешил в дом и быстро осмотрел все комнаты. Нужно ли говорить о том, что дяди нигде не оказалось?

Показания, которые той ночью чуть позже дал полиции Вильямсон, приведены ниже.

После того как Титус Кроу ушел, я снова проверил, спит ли профессор, и сварил себе кофе. К тому времени, как я закончил его пить, было, пожалуй, примерно около 20:30. Я убрался на кухне и вернулся в свое кресло у двери в комнату профессора. Я выкурил сигарету и потом еще немного почитал. Сразу после 21 часа я услышал, как профессор говорит во сне. Я знал, что он должен спать, потому что в 18:30 дал ему успокоительное. Свет в комнате профессора был погашен – ему так нравилось. Когда я заглянут туда, то увидел над его кроватью рой светлячков. Когда я включил свет, эти светлячки, должно быть, вылетели в окно, которое оказалось чуть приоткрыто. Как бы то ни было, я их больше не видел. Нет, вовсе не потому, что в комнате было светло... я хочу сказать, что я действительно их искал. Это же насекомые, понимаете? Потом я немного посидел рядом с кроватью профессора, слушая, что он говорит. Он бормотал что-то о песнях или о чем-то в этом роде и во сне зажимал уши руками. Да, точно, он все время говорил: «Песни опять звучат... Они идут за мной». Через несколько минут он начал твердить о «снах в снах» и других вещах, в которых я ничего не понял. Примерно в 21:30 он стал очень возбужденным, начал метаться и ворочаться на кровати. Потом сел и посмотрел на меня. Да, тогда он не спал. Он сказал: «Доктор Бокруг, я полагаю?» Он всегда называл меня Бокругом. А потом он расхохотался. Я попытался снова уложить его, и он послушался, но продолжил жаловаться на «песни» и зажимать уши ладонями. Я пошел принести ему еще одну таблетку а когда вернулся в его комнату, он снова сидел на кровати. Он сказал: «А, герр Обер! Что сегодня в меню? Шампиньонз унд фиш?» Я немного говорю по-немецки, и поэтому понял, что он говорил о грибах и рыбе. Не знаю, почему он говорил на немецком языке. Немного погодя, после того как я снова уложил его, он начал буйствовать, однако был слаб – вторая таблетка уже начала действовать. "Что реально? – спрашивал он меня.– Что реально? Вы реальны? Если так... тогда вы должны помочь мне! Они идут за мной! Я говорю вам... они идут за мной" Я спросил, о ком он говорит. Мне пришлось кричать, он ведь совсем глухой, и он ответил: «О них!» Да, именно так он и сказал: «О них». А чуть позже он продолжил: «И они ведут с собой Тхуун'а... ибо, разумеется, не к лицу одному из них быть замеченным рабски несущим мне подобного!» Да, я помню, он сказал именно так. Эти слова показались мне такими странными, что я обратил на них особое внимание. Еще через несколько минут его сморил сон, но он все еще был очень беспокоен и что-то бормотал себе под нос. Сразу после 21:45, к тому времени я вернулся в кресло у двери, постучали во входную дверь. Я открыл и обнаружил на крыльце очень странного человека. Под «странным» я имею в виду необычно выглядящего. Мне показалось, что у него не было бровей, и вообще, он – совершенно лыс. Незнакомец сказал, что он доктор и друг Титуса. Я хотел уже пригласить его войти и подождать возвращения Титуса Кроу, когда заметил какое-то движение в дальнем углу сада, у калитки. Было темно, и я помню, что подумал, до чего же много светлячков – сейчас их не так-то часто увидишь, а в это время года особенно. Я спросил этого Кругера... Да, он сказал, что его так зовут... не ждет ли его кто-нибудь, на что он махнул рукой в сторону калитки. Я услышал, как открылась калитка и эти два... эти два... да, я продолжаю, но не знаю, поверите ли вы мне! Клянусь богом, я не спал, и это был не сон, но... это были не люди! Нет, не люди. Они гили прямо, но очень напоминали... крокодилов! Но с человеческими лицами! У них были короткие хвосты и зеленая кожа. Я же говорил, что вы мне не поверите!.. Ну, хорошо... В руках каждого из этих созданий было что-то вроде свитка из кожи. Могу вам сказать, что я никогда ничего подобного не видел! Я пулей бросился обратно в дом и попытался закрыть дверь. Не знаю, что случилось потом. Думаю, этот Кругер схватил меня за руку, когда я пытался закрыться, но я не уверен. Я очутился лежащим на спине на ковре в коридоре. Я мог слышать и думать, да, но не мог пошевелить ни пальцем. Ну вот, видит Бог, вы не поверите тому, что случилось потом, но, я клянусь, все это правда! Этот Кругер и два... создания... вошли в дом и поднялись к комнате профессора. Потом они вышли оттуда, очень довольные собой, и прошли по всему дому, выключая свет. В темноте было видно, что весь дом кишит светлячками. Особенно много их вилось вокруг голов Кругера и... и остальных. Потом они вышли из дома. Я думал, что они, возможно, совсем ушли, но я ошибся. Меньше чем через пять минут они вернулись и привели с собой несколько... несколько других... существ! Да, я помню, я говорил, что они выключили свет, но эти чертовы светляки повсюду сопровождали их, так что я видел все происходящее! Другие существа, о которых я говорил? Ах, да... ну... то есть я не совсем уверен. Ну, они были как... как дети! То есть они были размером с ребенка. Я ясно их разглядел, но... ради всего святого! Вы просто не поверите мне! Ну ладно, ладно. Я расскажу вам. Их было четверо или пятеро. Маленькие, примерно четырех футов ростом, я бы сказал, и они... они оказались совершенно ни на что не похожи! Нет, я не знаю. Я не могу описать их... Не хочу!.. Эти меньшие существа вынесли профессора из его комнаты и из дома. Три больших твари, похожих на крокодилов немного задержались в доме, в основном в комнатах Титуса Кроу, а потом тоже ушли. Они что-то унесли с собой... Бумаги, я думаю. Через несколько минут я услышал, как от дома отъехал автомобиль. Это случилось часов в десять. Весь следующий час я пытался подняться на ноги, и мало-помалу силы вернулись. В конце концов мне все-таки удалось подняться. Я включил все лампы и как раз шел к двери, когда Титус Кроу вернулся домой...

Я слушал до тех пор, пока Вильямсон не закончил диктовать полиции свои показания, потом быстро проверил свою комнату. Все документы до последнего, которые я собрал по делу моего дяди, исчезли. Позже я узнал, что в ту же ночь были украдены магнитофонные записи доктора Таппона из его кабинета на Харли-стрит.

Потом дошла очередь и до меня. К тому времени у меня уже голова шла кругом от диких мыслей, крутящихся в мозгу. Я тупо, автоматически рассказал полиции все, что мне было известно о событиях этого вечера, а известно мне было очень немногое. И все это время мне пришлось постоянно держать себя в руках. И все же, когда под конец полицейские попросили меня описать мою машину, я зашелся в истерическом хохоте и сказал им, что о машине как раз беспокоиться не стоит: первое, что я сделаю с утра, это поеду в Дильхэм и сам заберу ее...