Текст книги "Двое с «Летучего голландца»"

Автор книги: Брайан Джейкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава 33

Смизерс легонько постучал в дверь спальни Мод Боу и ласково, насколько позволял его грубый властный голос, проговорил:

– Мисс Боу! Вы здесь? Не могли ли бы вы спуститься в гостиную на пару слов?

Мод приоткрыла дверь и увидела в щелку несколько озабоченное лицо своего не слишком гостеприимного хозяина.

– По-моему, мистер Смизерс, прежде всего, вы должны принести извинения за то, как вы обошлись со мной утром.

Извиняться Смизерс ненавидел, но выхода не было.

– Да, должен сознаться, я был резковат, скажем так. Простите, пожалуйста, я иногда не могу удержаться от грубостей. Привык иметь дело с мужчинами. Конечно, юная леди, простите, – мисс Боу, я не должен был повышать голос.

С минуту Мод глядела на него, наслаждаясь победой, а потом, милостиво кивнув, сказала:

– Сейчас спущусь, – и захлопнула дверь перед его носом.

Обадия Смизерс злобно втянул в себя воздух, сжал кулаки и решительно направился к комнате сына. Не говоря ни слова, он распахнул дверь, вошел в спальню и сбросил одеяло с Уилфа, который лежал, свернувшись, среди размазанных по постели остатков завтрака. Смизерс сморщился от отвращения, услышав хныканье и всхлипыванья сына.

– Я тут ни при чем! Он сам пошел в Дом призрения. Честно, я ни при чем!

Не обращая внимания на его причитания, Смизерс грозно навис над сыном.

– Хватит, сэр! Довольно врать! Утром я разговаривал с отцом Регины. Он застал ее, когда она влезала в окно после полуночи. Так что прекрати свое трусливое вранье! Я прекрасно знаю, что происходило вчера вечером у Дома призрения.

С лицом белее мела Уилф скрючился на кровати.

– Регина все врет! Это она убила Алекса, а не я, клянусь!

– Это еще что за чепуха? – загремел Смизерс. – Кто кого убил? Да я сегодня видел этого мальчишку, сына ветеринара. Целехонек и здоровехонек! Разъезжает в тележке с молочной фермы вместе со своими приятелями. Так что хоть про убийство не ври!

Уилф на время лишился дара речи. Открыв рот, он лихорадочно соображал… Значит, Алекс жив! И полицейские Уилфу не грозят! И ни суда, ни следствия, ни тюрьмы не будет!

Отец в бешенстве продолжал поносить сына:

– Ты позоришь меня, олух, позоришь! То тебя поколотит какой-то недомерок, то ты несешь какую-то чушь с убийствами! Но я и себя отчасти виню – в твои годы я таким не был, нет у тебя твердости в характере! Избалован вконец! Тряпка ты, мамочкин сынок! Но с этим покончено, слышишь, сэр! И никаких завтраков в постель! Нет, нет, дорогой мой! Отправишься в интернат! Там тебе покажут, где раки зимуют!

Из всей речи отца Уилф уловил только заключительные фразы. Его лицо исказилось от ужаса, и он соскочил с постели.

– В интернат?

Отец схватил его за руку и подтолкнул к ванной.

– Да, да, в интернат! Мне говорили, что в Шотландии есть один такой, как нужно. Сегодня же напишу директору. А теперь ступай, смой с себя все эти помои. А потом изволь убрать комнату и сложить чемодан. Я не потерплю, чтобы деревенское дурачье потешалось над добрым именем Смизерсов. И не ищи защиты у мамочки. Это мое последнее слово, сэр! Разговор окончен!

Смизерс громыхнул дверью, оставив сына совершенно ошарашенным, спустился вниз, вышел на задний двор и только тут позволил себе вдохнуть летний воздух и поправить накрахмаленный воротник. Мод Боу, тщательно причесанная – волосок к волоску, без намека на возбужденный румянец чопорно сидела в саду с очередным пособием по этикету. Увидев Смизерса, она решительно захлопнула книгу и сжала пальцы на обложке.

– Итак, вы хотели поговорить со мной, сэр? Слушаю. Смизерс заложил руки за спину, закружил вокруг ее стула и, в конце концов, остановился прямо перед ней.

– Насчет этих ваших… э… э… помощников, которых вы ждете из Лондона…

– Да? – не повела бровью Мод, спокойно глядя ему в глаза.

Он опустил взгляд и понизил голос.

– Пусть едут и делают, что найдут нужным. Но чтобы без осечек! Пусть появятся и исчезнут как можно быстрее. Ясно?

Мод не могла отказать себе в удовольствии поддеть Смизерса.

– «Джекман, Доннинг и Боу», известная лондонская фирма. У нас осечек не бывает. Не то что…

Кровь бросилась в лицо Смизерсу, и он с трудом совладал с собой. Круто повернувшись, он зашагал к дому, бросив на ходу:

– Предоставляю иметь дело с ними вам… дорогая!

Из живой изгороди вынырнула черная кошка и, мурлыча, стала тереться о дорогие, из телячьей кожи, ботинки Мод. Девушка замахнулась на нее книгой:

– Брысь отсюда!

Гораций пролез обратно через ту же дырку в изгороди. «Мяу, мяу! Раций идет домой к Уинни, там молочко и сардинки. Мур!»

Из-под сирени медленно вылез прятавшийся там в тени Лабрадор. «Пошли, глупый ты комок шерсти! Я наслушался достаточно. Сардинки! Надо же, какая гадость, – скользкие, липкие рыбешки! И как только ты их ешь?»

Миссис Уинн дремала после обеда в гостиной. Бен сидел перед домом на солнышке. Бесчисленное множество раз перечитывал он послание далекого предка миссис Уинн.

 
Могильный колокол звонит,
А плясунов ужимки страшны;
Таращась в ожиданьи брашна,
Фигура ворона сидит;
Ей ведом этот жребий злой
И светодержцы под землей.
 

Внезапно, несмотря на жаркий летний день, Бен ощутил ледянящее душу дыхание смерти: могильный звон колокола… ворон, сидящий в ожидании… Память, вопреки воле, воскрешала свирепые лица, меченные печатью зла, в ушах грохотали океанские волны. Как давно это было – Вандердеккен, Петрос, Скрегс, Джамиль… Он снова видел, как они бранятся, как издеваются над ним. Но среди команды «Летучего голландца» Бен различил и другие фигуры – еще более древние, напоминающие тени; их лица будто впитали в себя всю злобу мира. Бен зажмурил глаза, дрожа упал на траву, и ему показалось, что земля под ним качается, как корабельная палуба.

Что-то гладкое и шелковистое погладило его руку, и Бен сел, радуясь, что его снова окружает нормальная жизнь. Рядом с ним сидел Нед, краем глаза Бен заметил спешащего в дом Горация. Страшные видения исчезли. Юноша обнял черного пса за шею: «Ах ты, старый плут, раз ты со мной, значит, я в порядке. Просто я читал эти загадочные стихи с основания распятия, и на меня вдруг что-то нашло».

Лабрадор кивнул: «Вспомнил „Летучего голландца“?» Бен запустил пятерню в лохматые светлые волосы. «Да, опять этот кошмар – Вандердеккен со своей командой, и знаешь, еще я увидел какие-то незнакомые лица, страшные, злобные. Видно, это стихи на меня так подействовали».

Вокруг носа Неда закружила пчела, он отмахнулся лапой. «Ну, так и не читай их больше. Пусть другие над ними бьются. Они ведь все башковитые, особенно адвокат и библиотекарь, прямо всезнайки эти двое. А потом завтра у нас будут другие заботы. Ручаюсь, ты забыл об этих субчиках, которые должны явиться из Лондона?»

Бен хлопнул себя по лбу. «Действительно! В четверг же должны прибыть эти четверо, о которых говорила мисс, как ее там? Ты что-нибудь еще узнал о них, Нед?»

Черный Лабрадор подмигнул своему хозяину: «Я-то времени не терял! С большим толком провел целый час на заднем дворе Смизерсов. Ты бы только слышал! А какие у мистера Смизерса могучие легкие! Между прочим, не пора ли пить чай? И, кстати, о юном Уилфе можешь забыть».

«Что ты имеешь в виду?» – удивился Бен, входя вслед за Лабрадором в дом.

Нед отхлебнул воды из своей миски. «Расскажу потом, пошли, поставь чайник и нарежь кекс. А где же наша милая хозяйка?»

Бен накрыл стол чистой скатертью: «Она спит в гостиной. Давай за ней немного поухаживаем. Кто еще ей заварит свежий чай? Нед, скажи Горацию, чтобы он не болтался у меня под ногами».

Нед покачал головой: «С этим дураком ни о чем, кроме сардинок, говорить нельзя».

Глава 34

В четверг, в девять утра, солнце припекало, как в полдень, – такого жаркого лета никто не помнил. Джонатан Престон, заложив за ухо карандаш, сидел за рабочим столом. Он вчитывался в стихи и помаргивал глазами. Погладив бороду, старый корабельный плотник отхлебнул чай и откусил кусок сандвича. Услышав голоса молодых людей, входящих в Дом призрения через заднее окно, он, не оборачиваясь, крикнул:

– Привет, привет, друзья! Я поднялся с солнцем, в шесть утра! Самое время выйти на палубу!

Отломив от сандвича корочку с куском бекона, он угостил ею Лабрадора, который подскочил к столу раньше остальных.

– Мой завтрак небось тебе больше по вкусу, чем собственный!

Эми вспорхнула на краешек стола и сразу увидела стихи.

– Ну как, Джон? Удается разобрать, что к чему? Послание Святого Матфея?

– Нет, пока ничего не понимаю, – смущенно признался Джон. – А вы?

Оба молодых человека отрицательно покачали головами. Джон наблюдал, как Эми барабанит пятками по ножкам стола.

– Ну, а ты, юная красотка? Ты что-то знаешь, а нам не говоришь. Откуда тебе известно, что это послание Святого Матфея?

– Да, Эми, откуда? – с некоторой обидой спросил ее брат. – Мне ты ничего не говорила.

– Мне тоже! – напустив на себя грозный вид, заявил Бен.

Девушка выхватила из-за уха Джона карандаш и ткнула им в сторону юношей.

– Не сказала, потому что ты, дорогой братец, сладко спал, а тебе, Бен, я никак не могла сказать – где бы я тебя нашла ночью? Вот я и решила держать все в секрете, пока мы не соберемся вместе. А теперь смотрите.

Взяв у Джона листок со стихами, она подчеркнула первую букву в каждой строфе.

– Теперь, Джон, прочтите выделенные буквы.

– М-а-т-ф-е-й. Матфей, – зачитал Джон. – Ну и молодец, Эми! А я пялился на эти стихи всю ночь и ничего не заметил. Ты-то как это углядела?

– Это называется «акростих», – беспечно объяснила Эми. – Мы в школе последнее время часто так играли: нам задавали буквы, с которых должны были начинаться строчки стихотворения. Правда, чаще всего выходила абракадабра.

– Все равно, вы просто умница, мисс! – одобрительно кивнул Бен.

Эми спрыгнула со стола.

– Не такая уж и умница, Бен. Дальше я ничего не могу распутать. Не получается. А у тебя?

– Тоже не выходит, но сейчас мне надо думать о другом, потом скажу о чем. А вот мистер Брейтуэйт наверняка обо всем догадался.

Джон скормил Неду остатки своего сандвича.

– Я к нему уже заходил, но его не было в библиотеке. Сейчас он, наверно, там, пошли, проверим.

Выйдя из парадных дверей Дома призрения, они увидели, что возле конторы мистера Маккея стоит Делия с двуколкой. Эми подбежала к лошади и стала ее гладить.

– Что понадобилось Уиллу в конторе адвоката в такую рань?

Дверь конторы приоткрылась, и показалась голова Эйлин.

– Я как раз собиралась пойти проверить, встали ли вы, друзья мои! Заходите, все тут.

У стола сидели мистер Брейтуэйт, мистер Маккей и Уилл. Адвокат радостно приветствовал вошедших.

– Доброе утро, друзья. Миссис Драммонд только что намеревалась сходить за всеми вами. Я приехал сюда рано, чтобы посмотреть кой-какие землемерные чертежи, поискать, нет ли чего-нибудь, проливающего свет на нашу головоломку. Мистер Брейтуэйт и Драммонд мне помогали. Думаю, мы почти нашли разгадку, потому я и хотел созвать вас. Кстати, может быть, кому-нибудь из вас удалось найти ответ?

– Похоже, Эми догадалась, – положил свою копию стихов на стол Джон. – Она считает, что мы ищем теперь клад Святого Матфея, первого евангелиста. Но больше мы пока ничего не разобрали. Вот, вглядитесь в первые буквы!

Теребя свои курчавые волосы, мистер Брейтуэйт изучал выделенные буквы.

– Святой Матфей, а? Так, так, э… э… здорово! Молодец, Эми! Просто молодец!

Но Эми одолевало нетерпение.

– Мистер Маккей! Вы сказали, что близки к разгадке. Что вы обнаружили?

Щеголеватый маленький адвокат значительно кашлянул.

– Сначала мы занялись словом «колокол». Однако решили, «колокол» в данном случае просто упомянут фигурально. Наверно, этот «могильный колокол» должен означать, что с чем-то было покончено. Например, мы можем сказать, что если документы де Уинна с правами на земли Чапелвейла не будут найдены, деревня услышит похоронный звон. Понимаете? Правда, в стихах речь идет не о каком-то месте, а о людях: «А плясунов ужимки страшны».

– Подождите! – не удержавшись, выкрикнул Уилл. – Я вспомнил песню, которую любил напевать мой дед, когда я был совсем маленький: что-то насчет негодяя, кончившего тем, что он плясал на веревке, болтаясь на виселице! Простите, сэр, что перебил вас.

Мистер Маккей только улыбнулся, глядя поверх пенсне.

– Прекрасно, сэр! Мистер Брейтуэйт, не ознакомите ли вы нас с вашими выводами?

Библиотекарь запахнул свою мантию.

– Спасибо… мистер… э-э-э… сейчас. Мы тоже додумались до этой самой виселицы. Наше внимание привлекло слово «плясунов». Скорее всего, повешенный был не один, видно, негодяев на виселице было несколько…

Тут и Бен стал кое-что понимать.

– Ага, нам, значит, надо искать какое-то место казни? Что ты на это скажешь, Джон?

– Верно! – согласился старый моряк. – Место казни, виселицу, и как раз там всегда вились эти вороны, о которых здесь упоминается: «Таращась в ожиданьи брашна, фигура ворона сидит».

– Ну, а что насчет последней строки – «и светодержцы под землей»?

– Это мы выясним на месте, когда начнем раскопки, – звенящим от волнения голосом воскликнула Эйлин. – У вас с собой этот маленький листок с дырочками, Джон? А карту мы прихватили.

И они наложили листок на старую карту, сохранившуюся на ферме.

– Здесь значится тюрьма, – пробормотал Уилл. – Подходящее место для виселицы. Только я никогда не слышал, чтобы в Чапелвейле была тюрьма! А ты, Эйлин?

Его жена покачала головой.

Мистер Маккей вынул большую землемерную карту, и глядя то в нее, то в карту Уилла, сверил их.

– Думаю, старая тюрьма была здесь, – он сделал пометку карандашом на своей карте. – Там, где сейчас полицейский участок.

Бен и Алекс тут же устремились к дверям.

– Чего же мы ждем? – бросил Алекс.

Глава 35

Полицейский участок помещался в маленьком сером каменном доме, сдавленном с двух сторон зданиями, выстроенными в начале века. В одном доме жил полицейский сержант, которому часто приходилось выезжать в соседние деревни, в другом – констебль, следивший за порядком в Чапелвейле и ведущий книги учета.

Констебль Джадмен, высокий, полный мужчина среднего возраста, возился у себя в саду с розовыми кустами, он был рьяным садоводом. Увидев подъезжающую к его дому двуколку с молодыми людьми, он вытер руки тряпкой, облачился в форменный китель и застегнул его на все пуговицы, обтянув толстый живот и подперев воротником свою бычью шею. Сняв с подоконника шлем, он водрузил его на голову и с подобающим ситуации достоинством двинулся по дорожке навстречу приехавшим.

– С добрым утром, молодые люди! Чем могу служить? – кивнул он Алексу.

Двуколка подкатила к саду, и из нее вышел Маккей.

– Все в порядке, констебль! Эти молодые люди со мной.

Полицейский почтительно поднес палец к шлему. Он всегда побаивался Маккея, считая адвокатов и судей людьми высшей породы.

– Что случилось, мистер Маккей? Надеюсь, ничего плохого, сэр?

– Нет-нет, констебль, – поправил свой черный галстук адвокат. – Все в полном порядке. Хочу только кое-что спросить у вас.

Полицейский так втянул живот и выпятил грудь, что от форменной куртки чуть не отлетели пуговицы.

– Спрашивайте, сэр! Всегда к вашим услугам!

– Что сталось со старой тюрьмой, которая, по данным моих карт, находилась раньше где-то здесь?

Констебль Джадмен показал толстым пальцем на серое каменное здание.

– А с ней ничего не сталось – вот она, тюрьма. Ну, конечно, как мы все помним, в ней уже давно полицейский участок. Нам, слава богу, много лет тюрьма ни к чему.

– Но когда-то здесь была тюрьма и место казни, так я понимаю, – серьезно кивнул Маккей.

Констебль провел пальцем по усам, смахивающим на руль велосипеда.

– Сержант Паттерсон поминал про тюрьму, только она была здесь задолго до меня, да и до него тоже.

Адвокат огляделся, стараясь сохранить невозмутимый вид.

– Интересно, где же происходили казни? Констебль опять ткнул пальцем себе за спину.

– Сержант Паттерсон считает, что во дворе, позади участка. Он рассказывал, что там вешали убийц.

Из двуколки выглянула Эйлин, приподняла юбки, спустилась на землю и, улыбаясь, подошла к полицейскому.

– Какой же вы храбрый, констебль! Не боитесь жить так близко от места, где вешали убийц? Я бы ни за что не смогла!

От такой похвалы и без того красное лицо констебля стало пунцовым, а грудь выпятилась еще сильней.

– А чего тут бояться, мэм? Обыкновенный двор и в нем что-то вроде сада. Я каждый день смотрю на этот сад из окна своей спальни, а за растениями сам ухаживаю. Люблю поддерживать всюду порядок.

– Не сомневаюсь, констебль. А можно нам взглянуть на это местечко?

Вопрос Эйлин сбил констебля с толку.

– Вот уж не знаю, миссис Драммонд. Это собственность полицейского управления. Публике туда входить не положено. Сержант Паттерсон не похвалит меня, если увидит, что я допустил посторонних в полицейский участок.

После этого заявления наступила тягостная пауза, прерванная появлением самого сержанта, подкатившего к участку на велосипеде.

Рыжий, кудрявый, очень высокий и худой Паттерсон носил узкие бакенбарды и отличался веселым нравом. Ему было лет тридцать пять. В его речи чувствовался едва заметный след соседства с границей Шотландии. При виде небольшого сборища он дотронулся до своей форменной фуражки и улыбнулся.

– Доброе утро, денек, кажется, опять выдался жаркий.

И, обратившись к констеблю, сказал уже более серьезно.

– Я только что со станции. Туда прибыли три платформы с оборудованием и строительными материалами. Направлены лондонской фирмой Смизерсу. Уже приготовились их выгружать, везти на деревенскую площадь и там складывать. Но я приказал начальнику станции приостановить это дело. И Смизерс ваш тоже там был. Ну я натянул ему нос. Сказал, что до завтра он даже гвоздя не имеет права выгрузить. Ордер только с завтрашнего дня вступит в силу. Этот Смизерс взревел, как бешеный бык, ну а я зачитал ему постановление и предупредил, что, если он нарушит закон, я его арестую и запру под замок! Терпеть не могу этого нахала! Вы уж меня простите, мистер Маккей, но, по-моему, он кичливый болван.

– Я составил себе о Смизерсе точно такое же мнение, – кивнул адвокат.

Паттерсон прислонил велосипед к садовой стене.

– Спасибо большое, сэр! Констебль, отправляйтесь на станцию и охраняйте вагоны. Понятно? Да, и захватите объявление «Разгрузка запрещена». Прикрепите его к вагонам. Следите, чтобы всё оставалось на месте! Констебль без всякой нужды отсалютовал:

– Будет исполнено, сержант! Положитесь на меня! Разрешите воспользоваться вашим велосипедом?

– Просьбу удовлетворяю! Поезжайте, констебль! – казалось, Паттерсон прячет улыбку.

Величественно восседающий на велосипеде Джадмен скоро исчез из виду. Сержант усмехнулся.

– Поглядите-ка на него! Что с ним поделать, обожает ездить на моем старом велосипеде. Ну а вам, друзья, чем я могу помочь?

– Нам бы хотелось взглянуть на прежнее место казни, – ответила Эйлин. – Но констеблю наши планы не пришлись по душе.

Уилл выпятил грудь и живот, стараясь изобразить констебля.

– Нашествие на владения полиции, сержант! Не крестьянский ли бунт?

Сержант сделал серьезное лицо:

– Да, мне это не нравится! Лучше заходите-ка все ко мне, я поставлю чайник и обсудим дело. Подождите минутку.

Паттерсон вынул из кармана яблоко и скормил его Делии, ласково похлопывая морду лошади.

– А ты, голубушка, держись от этих повстанцев подальше.

Стены внутри полицейского участка, бесчисленное количество раз побеленные в верхней половине, насчитывали столько же толстых слоев битума внизу. Всю деревянную обшивку много лет подряд красили в темно-синий цвет, и вокруг закопченного железного очага краска потрескалась. На доске, висевшей у окна, красовался ряд объявлений, старых и новых. Паттерсон усадил мистера Брейтуэйта, адвоката, Уилла и Эйлин на высокие стулья у конторки и стал кипятить чайник, а Эми с братом и Джон с Беном разместились на длинной скамье.

Лабрадор, лежа под столом, грыз толстую баранью кость и внушал своему хозяину: «Хороший человек, этот сержант Паттерсон, верно?»

Бен, цедя чай из коричневой глиняной кружки, ответил: «Не знаю, в чем дело, но мне здесь не по себе. Что-то меня то в жар, то в холод бросает».

Лабрадор, с костью в зубах, вылез из-под стола. «Да, выглядишь ты неважнецки. Мрачноватое здесь местечко. Давай, выйдем отсюда на солнышко».

Эми, увидев, что они уходят, поспешила за ними.

– Бен, ты что-то побледнел. Тебе нехорошо?

Бен прислонился к садовой стене, глубоко вдохнул свежий воздух и медленно выдохнул.

– Спасибо. Уже лучше. Не могу объяснить почему, но мне там было не по себе.

Эми похлопала юношу по руке.

– Ну и незачем туда возвращаться, раз тебе это неприятно. Побудем здесь, а с сержантом договорятся остальные. Ты какой-то непонятный, Бен, не похож ни на кого из наших здешних и уж, конечно, не такой, как мы с братом. Ты не рассердишься, если я спрошу, где ты родился? И где побывал, пока не приехал сюда?

Пряча от девушки глаза, Бен посмотрел вдаль.

– Я бы рассказал тебе, Эми… но…

Эми сама не понимала почему, но ее охватила жалость к этому странному юноше.

– Прости меня, Бен…

Однако, когда он обернул к ней лицо, глаза его снова стали ясными, а на щеках заиграл румянец. Но главное, он улыбнулся, а Эми так нравилась его улыбка!

– Нечего извиняться. Ты же мой друг, а это самое важное.

Историю их поисков изложил сержанту старый корабельный плотник, и Паттерсон переводил взгляд с Алекса на Эйлин, с Уилла на мистера Брейтуэйта и мистера Маккея по мере того, как они добавляли подробности.

Потом он некоторое время всматривался в свой чай и, наконец, заговорил.

– Меня, как вы знаете, назначили в вашу деревню четыре года назад. Здесь у вас прекрасно. Я полюбил эти места. Но завтра здесь будет все по-другому. Ну, из полицейского участка нас не выселят, это королевские владения, сами понимаете. Только кому в здравом уме захочется оставаться здесь рядом с пыльными разработками и цементным заводом? Возьмем констебля. Он дождется пенсии и уедет. Что до меня, то я, наверно, буду просить, чтобы меня куда-нибудь перевели. Хотя уезжать мне будет грустно. Так что, друзья, рассчитывайте на меня. Хотите взглянуть на место, где когда-то казнили, прошу вас, идемте.

Старый корабельный плотник напоминал ребенка, выехавшего на прогулку с воскресной школой. Потирая татуированные руки, он выскочил из участка и окликнул Эми и Бена:

– Сюда, приятели! Команда «всем на борт»! Нам разрешили осмотреть задний двор, и больше того, сержант нас благословил на поиски.

Эми и Бен, казалось, обрадовались, но не слишком.

– Ступайте, дружище! Мы обойдем вокруг дома и присоединимся к вам.

Бугристое лицо старого моряка выразило тревогу. Он взлохматил светлые волосы Бена.

– С тобой все в порядке, сынок? Бен изобразил на лице улыбку.

– Лучше не бывает, старина.